Довольно интересным источником, в котором могут быть выявлены различные сведения как личного, так и биографического и генеалогического характера, являются личные дела и учётно-личные (личные) карточки бывших учащихся высших учебных заведений, хранящиеся в архивах этих учебных заведений и составляющие основной массив их документации. В особенности это касается личных дел бывших студентов предвоенного времени (1930-х гг.), в которых зачастую можно найти не только копии дипломов, но и свидетельства о рождении, а также личные фотографии. Само собой разумеется, в таких делах найдутся и опросные листы (анкеты) абитуриентов, обязательные в это время для заполнения при поступлении в ВУЗ как, впрочем, и в более поздние советские времена.
Эти анкеты, всегда заполнявшиеся от руки, в совокупности с другими материалами из дела позволят исследователю детально и в мельчайших подробностях проследить жизненный путь будущего студента (студентки) до его (её) зачисления в списки поступивших в ВУЗ, что особенно важно при составлении биографий лиц, например, включаемых в родословные (при составлении поколенных росписей). Кроме того, в этих анкетах в обязательном порядке отражались сведения о социальном происхождении абитуриента и численном составе его семьи с указанием её трудоспособных членов, размерах подсобного хозяйства (разумеется, если студент был родом из крестьянской семьи) и имущественном положении семьи.
Например, в одном случае по результатам изучения опросного листа удалось выяснить, что студент-крестьянин из середняков не мог поступить в сельскохозяйственный институт в связи с тем, что его семья вела собственное хозяйство и по этой причине не вступала в местную сельхозартель, на базе которой в 1934 г. возник колхоз с обобществленным сельхозинвентарем. По этой же причине упомянутый студент вынужден был подавать документы в приёмную комиссию Плодоовощного института им. И.В. Мичурина (ныне Мичуринский государственный аграрный университет) в г. Мичуринск (Козлов) Тамбовской области шесть раз к ряду, пока, наконец, его просьба не была удовлетворена. Для сравнения, его ровесники из того же села, семьи которых уже являлись членами упомянутой сельхозартели, поступили в тот же институт с первого раза. Кстати, впоследствии этот студент стал руководящим работником сельскохозяйственной отрасли, весьма заслуженным и уважаемым человеком, кавалером орденов «Красная звезда» (за участие в Великой Отечественной войне) и «Знак Почёта», был удостоен множества медалей. А тогда, в середине 1930-х гг., будучи уже учащимся, он был вынужден написать заявление на имя руководства института о предоставлении ему безвозмездной материальной помощи в связи с бедственным положении его семьи (к тому времени в этой семье было ещё шестеро детей), сельхозинвентарь и практически весь наличный скот которой был изъят в «добровольно-принудительном» порядке в связи с её вступлением в колхоз по месту своего жительства. Заявление это, разумеется, также попало впоследствии в его личное дело.
Не меньший, а то и больший интерес для исследователя представляют автобиографии, существенно дополняющие или раскрывающие те или иные сведения из студенческих опросных листов (анкет). В ряде случаев изученные нами личные дела студентов 1930-х гг. также содержали различные характеристики, выполненные контрольные работы с очень сложными алгебраическими задачами и вычислениями, зачетные книжки и выписки из зачётной ведомости. Весь этот комплекс документов, в частности, содержался в личном деле студента, погибшего летом 1942 г. в кровопролитных боях на подступах к Сталинграду.
А в личном деле одной из студенток вышеупомянутого Мичуринского плодоовощного института была найдена выписка из приказа по этому институту, датированного 22 декабря 1937 г. и устанавливавшего размер студенческой стипендии – 200 рублей в месяц. Причём из данного приказа следовало, что стипендия эта явилась следствием не личного заявления студентки, а комсорга «тов. Кирпичникова», датированное 13 декабря того же года. При этом в её анкете, заполненной при поступлении в институт в 1933 г. и также подшитой в личное дело, указан ежемесячный оклад на должности библиотекаря в одном из райцентров Воронежской области – 60 рублей. Напомним, что существовавшая в это время карточная система на хлеб была отменена с 1 января 1935 г., что обусловило новые розничные цены на пшеничный и ржаной хлеб и значительное повышение цен на муку. Пшеничный хлеб, в частности, стоил в это время 1 рубль за килограмм, т. е. в два раза выше против его прежней «нормальной» цены и на треть меньше прежней коммерческой.
Довольно интересные материалы содержатся в личных делах московских студентов (необязательно москвичей) послевоенного времени, особенно тех из них, кто учился на начальных курсах того или иного института в довоенное время, затем со студенческой скамьи добровольцем ушел в армию и, закалившись в горниле Великой Отечественной войны, вернулся обратно в институт. Здесь и справки, выдававшиеся администрацией института командованию воинских частей по месту службы бывших (и будущих) студентов для увольнения таковых с воинской службы (демобилизации) на основании очередного Указа Президиума Верховного Совета СССР и предварявшие их заявления самих студентов, подписывавших их «с красноармейским приветом», и другие не менее важные и колоритные документы. В одном таком деле была найдена записка декана одного из факультетов, на основании которой был, очевидно, впоследствии составлен приказ о том, чтобы «поставить на вид» студенту-фронтовику из деревни то, что последний не посещает занятий по немецкому языку. В том же деле, кстати, была найдена выписка из приказа, освобождавшего этого студента, учащегося четвёртого курса, от занятий по военной подготовке. Причем особо оговаривалось, что за время своего обучения на первых трёх курсах в довоенное время этот студент военную подготовку не проходил.
Студенческие дела дают представление о размерах стипендии послевоенного времени. Так, размер ежемесячной стипендии студента четвёртого курса Московского горного института им. И.В. Сталина (ныне Московский государственный горный университет) в голодном 1946 г. составлял 340-370 рублей или от 34 до 37 рублей в пересчёте на пореформенные советские рубли 1961 года. Средняя зарплата молодого рабочего составляла в это время 200 рублей в месяц, а питание в заводской столовой при всеобщем дефиците продовольствия обходилось такому рабочему в 8-9 рублей ежедневно. Для сравнения – в 1947 г. в европейской части РСФСР, сельское население которого было снято с продовольственного пайка, корову можно было приобрести за 7500 рублей.
В том же деле был найден ещё один очень интересный документ – личная карточка поступающего (студента) с личными данными, краткими сведениями о социальном происхождении и т.д. Далее следуют автобиографии разного времени написания, аттестат о среднем образовании, заполненный бланк заявления о допуске к «приемным испытаниям» для поступления в институт в 1937 г. и т. д.
Из всего вышесказанного следует, что личные дела студентов и учётно-личные (учётные карточки) 1930-1940-х гг. следует рассматривать как один из важнейших источников генеалогической и биографической информации и учитывать их содержание, в частности, при составлении различных историко-биографических очерков, родословных и поколенных росписей. А при условии дополнительного анализа содержания этих дел и сопоставлении их с рядом других источников, они могут стать ещё и источником ценных сведений по истории нашей страны, экономическом положении советской державы в довоенное время и первые послевоенные годы. Отметим также, что сохранились значительные массивы личных дел студентов высших и средних учебных заведений дореволюционной поры – Московского университета, Строгановского училища и многих других, в которых также хранятся важные в генеалогическом отношении сведения.
