Я принадлежу по прямой восходящей линии (но не по мужской) к роду Верховских, который известен с 1609 года. Из поколения в поколение у нас передаётся книга Н. П. Верховского «Родословная рода Савелия Верховского», изданная в 1897 году в Варшаве в типографии Губернского правления. Интересно, что в 2000 году в Москве была издана книга В. Г. Мерковского «Костромские дворяне Верховские», которая значительно дополнила и довела до сегодняшнего дня родословную этого рода. Существует ещё книга В. И. Терентьева «Четыре века костромского рода Савелия Верховского», но я её не нашёл в Ленинской библиотеке. Об этом роде как-то рассказывала на заседании Общества потомков участников войны 1812 года Людмила Александровна Верховская1, которая сама принадлежит этому роду (правда, другой его ветви, не костромской, а смоленской). Тесно связан с этим родом и Карл Иванович Толь, участник войны 1812 года, мой прямой предок (его дочь Ольга Карловна была замужем за Михаилом Ивановичем Верховским). Сам же я имею к Верховским вот какое отношение: моя прямая прабабка Софья Христофоровна Андреева, урождённая Пономарёва, мать моего деда по отцу Константина Владимировича Андреева, была дочерью Софьи Михайловны Крéпиш, урождённой Верховской, в первом замужестве Пономарёвой. Таким образом, и Михаил Иванович (отец Софьи Михайловны), и Ольга Карловна (её мать), а следовательно, и Карл Иванович – мои прямые предки.
Род дворян Верховских пользовался правами и преимуществами, дворянам свойственными, согласно грамотам на пожалованные поместья в 1635 и 1646 годах и вновь утверждён в древнем дворянстве указом Правительствующего Сената 23 мая 1888 года за № 2045. Костромским дворянским депутатским собранием внесён в шестую часть дворянской родословной книги Костромской губернии.
К сожалению, о Карле Ивановиче Толе, моём прямом предке, участнике войны 1812 года, мне известно очень немного2. Не известен даже его год рождения. Карл Иванович Толь служил в Санкт-Петербургском гренадерском полку и других полках; с 1790 по 1818 годы находился всё время в походах, в том числе под командой Суворова, принимал деятельное участие во всех сражениях в Италии и Швейцарии, в том числе на Сен-Готарде, участвовал в войне 1812 года. Награждён многими орденами, в том числе орденом св. Иоанна Иерусалимского3. С 1818 года служил в Костроме начальником бригады, затем начальником внутренней стражи до 1833 года. Вышел в отставку в чине генерал-майора. Его воинский чин в 1812 году мне неизвестен. В отставке он проживал в Костроме, где и умер в 1852 году, пережив жену на два года.
С женой его связана романтическая история. Марья Ивановна Толь, урождённая Верещак (Верещака), из польского дома, вышла замуж без согласия родителей, похищена в Варшаве Карлом Ивановичем и обвенчана в 1801 году в селе Зятах Кобринского повета. Похоронена в Костроме. У них было 12 детей, из коих в живых остались Адаксандра Карловна, вышедшая замуж за штабс-капитана Егора Ивановича Губина в 1818 году, и Ольга Карловна, а остальные умерли очень маленькими, не выдерживая походной жизни.
Что касается Михаила Ивановича, то он также активно проявил себя в воинской службе: участвовал во второй войне с Францией 1805−1807 гг., в генеральном сражении у Прейсиш-Эйлау в 1807 г., в русско-турецкой войне 1808−1809 гг., в осаде Браилова в 1809 г. и др., однако в 1810 г. он был уволен в отставку в чине майора, так что в войне 1812 года он участия не принимал4.
Верховские издавна владели усадьбою Никитино, что в Кологривском уезде Костромской губернии, на реке Унже5. Интересно было бы побывать в этих местах, я в Костроме и в Костромской губернии никогда не был. Вряд ли, конечно, деревянный дом сохранился в огне войн и революций, но всякое бывает…6 Там Верховские жили не одно столетие, однако к началу 20 века они так расплодились (там жили ещё разные дальние родственники, приживалки и т. п.), что дом продали и купили другие усадьбы (разные части семейства в разных местах). Наша часть семейства, Антонина Фёдоровна Петрова, урождённая Крепиш, со своим мужем и с потомством умершей уже тогда её родной сестры (моей прабабки) Софьи Христофоровны Андреевой, урождённой Пономарёвой, купили у Фёдора Ивановича Прове участок в полтора гектара, часть его усадьбы Горки, в районе станции Болшево. Денег, вырученных от продажи Никитина, хватило не только на покупку земли, но и на постройку двухэтажного дома в том же 1910 году7 и надворных построек (сторожка, каретный сарай с собственным выездом, сеновал с навесом) и скота. Дом был типичной дачной архитектуры 1860−1880 гг. (о нём даже писали в журнале «Архитектура и строительство Москвы») с башней, двумя флюгерами и огромной открытой террасой, заворачивавшей за угол дома. Была также пристройка 1915 года с верхней остеклённой террасой. К сожалению, пожар 1987 года многое уничтожил, но всё же основной сруб сохранился (ведь он был построен из костромской корабельной сосны!), и многое удалось восстановить, хотя, конечно, дом сейчас уже выглядит совсем не так, как в моём детстве. При доме была крокетная площадка, на которой мы играли в детстве, и замечательная липовая аллея, сохранившаяся до сих пор. Другая аллея, вязовая, была посажена в 1915 году моим родственником Виктором Александровичем Петровым, мужем упомянутой Антонины Фёдоровны, уже вне нашей усадьбы, на общественной территории. Теперь через неё проходит автобусная трасса. Эта вязовая аллея является настоящей жемчужиной Подмосковья и сохранилась до сих пор, несмотря на два страшных жарких лета – 1972 и 2010 года.
Упомянутая Софья Христофоровна, равно как и все её сёстры и мать, воспитывалась в Екатерининском институте благородных девиц. Теперь это Культурный центр Вооружённых сил (бывший ЦДСА) на Суворовской площади (бывшей площади Коммуны, ещё раньше Екатерининской), где иногда дают балы, в которых и я изредка участвую8. Например, там проходят некоторые балы Дворянского собрания. При выпуске в 1858 году С. Х. была награждена Новым заветом, который до сих пор у нас хранится.
Во время войны нас раскулачили, уменьшили нашу территорию безо всякой компенсации. Часть земли просто захватили какие-то люди, пользуясь тем, что все мужчины были на фронте. Теперь на нашей земле живут совершенно чужие люди, а территория уменьшилась чуть ли не вдвое.
Нас было семеро детей – родных и двоюродных братьев и сестёр – которые каждое лето после войны проводили в Горках. Самая большая разница в возрасте была пять лет (я родился в 1945 году). Мы проводили дни в играх на всё ещё огромной территории. Я очень благодарен судьбе, что воспитывался в атмосфере старинной дворянской усадьбы. Семья (14 человек) собиралась за большим обеденным овальным столом в большой столовой. Иногда обед переносился на террасу, где тоже был большой стол. Бабушка Антонина Игнатьевна Андреева (она была из польского рода Поплавских) поддерживала ощущение дворянской старины. Стены были увешаны фамильными портретами и фотографиями интерьеров церквей. Повсюду были голландские изразцовые печи, старинные часы. Мебель была старинная, часть её собственноручно изготовил мой прадед Владимир Михайлович Андреев9. А украшением столовой была пианола (механическое пианино), привезённое моим дедом, капитаном дальнего плавания, из заморских стран. Специальные педали приводили в движение вращающийся валик, на который была намотана перфорированная лента с записью мелодии, которая управляла клавишами без участия человека (не считая нажатия на педали). Валиков в специальных коробках было великое множество, они были надписаны фамилиями композиторов (по-немецки, а русские фамилии по-русски). Едва ещё умея читать, я уже знал фамилии многих композиторов. Ещё одним дворянским занятием было раскладывание пасьянса вечерами за обеденным столом при свете свечей и керосиновых ламп (электричество тогда почему-то часто отключалось). Пасьянс называется «окаянный» из-за того, что он редко сходится, я и сейчас его иногда раскладываю. В современном сборнике пасьянсов (там 300 или 400 пасьянсов) его почему-то нет…
В доме было множество книг, в основном дореволюционных, так что я чуть ли не раньше научился читать по старой орфографии, нежели по новой. Я и сейчас легко читаю, а изредка даже и пишу по старой орфографии, правильно употребляя ять и прочие буквы. Была также традиция домашнего чтения, и многие произведения я впервые услышал из уст родителей и старшей сестры. Ещё был замечательный стереоскоп, в который были помещены 104 стереоскопические фотографии с различными фотографиями, в том числе членов семьи и гостей, из которых частыми были наш родственник А. П. Чехов10, а также Максим Горький. Ещё были старинные альбомы со множеством фотографий и открыток. Были дореволюционные журналы «Русский архив» и «Вестник Европы», многотомные сочинения Маколея по истории Англии, десятитомная «Детская энциклопедия», которую я очень любил, и многое другое… Были старые церковные календари за 1881 и некоторые последующие годы, в том числе за 1917. Из них я узнал, что 25 декабря старого стиля праздновали не только Рождество Христово, но также «память избавления от нашествия галлов и с ними двадесяти язык».
Это уже имеет прямое отношение к 1812 году. Вернёмся же к нему.
Мой родственник генерал-майор Виктор Александрович Петров, о котором речь уже была выше, был в составе организационного комитета выставки 1812 года в Москве, председателем которого был А. А. Бахрушин. Выставка эта была организована (вероятно, в 1912 году) в нескольких залах (не знаю, где именно). В числе выставленных вещей были: портфель, походная кровать и походная кухня Наполеона, сани, на которых Наполеон уехал из России, самовар и часы Кутузова, кровать императора Александра I и многое другое. У меня есть подшивка газеты «Искры» за 1912 и 1913 годы, где есть фотографии с этой выставки. В других номерах газеты есть фотографии празднования столетия 1812 года в Москве и в Петербурге. У нас были некоторые реликвии, связанные с 1812 годом (сгоревшие в пожаре): воинская каска не знаю какого рода войск, а также керосиновая лампа, на внутреннем стекле которой было выгравировано «Сто лет 1812 года».
Упомяну ещё о некоторых моих родственниках. Кроме упомянутого А. П. Чехова, я в родстве с другим писателем – самым известным поэтом русского зарубежья, Борисом Юлиановичем Поплавским11. Его отец, Юлиан Игнатьевич Поплавский, который был любимым учеником П. И. Чайковского, − родной брат моей бабки, Антонины Игнатьевны Андреевой, урождённой Поплавской, так что Борис Поплавский – двоюродный брат моего отца. Другой родственник – довольно известный певец Дмитрий Александрович Агренёв-Славянский, основатель русского народного хора и первый профессиональный исполнитель известной песни И. П. Ларионова «Калинка»12. Фёдор Дунаевский, киноактёр («Курьер» и др.) – сын моей сестры. Известный математик Андрей Николаевич Колмогоров – двоюродный брат писателя Ивана Катаева, первого мужа моей матери.
Родители мои – дворяне, родились ещё до революции13. Отец, Кирилл Константинович (1906−1968), был журналистом и писателем. Мать, Екатерина Григорьевна Андреева (1903−1984), урождённая Óрганова, литературный псевдоним Е. Строгова, также была журналисткой и писательницей. Она происходит из дворянского рода Óргановых. Оба родителя – участники Великой Отечественной войны, они продолжили славные традиции предков. Мать пошла добровольцем на фронт, служила в боевых частях на Ленинградском фронте в звании рядовой. Попав в блокаду, была позднее вывезена по Дороге жизни, но вскоре угодила на Курскую дугу. Отец был контужен под Курском.
Сам я работаю в Московском институте электроники и математики (МИЭМ) в должности доцента. Кандидат физико-математических наук, имею учёное звание доцента.
Кирилл Кириллович Андреев, член Общества потомков участников войны 1812 года с мая 2010 года.
Добавление. Мой дед по отцу Константин Владимирович Андреев был капитаном дальнего плавания (капитаном первого ранга), начальником мореходного училища в Бердянске и в Ростове-на-Дону. Он бывал во многих странах, а однажды совершил чуть ли не кругосветное путешествие. Я уже писал, что из одного из путешествий он привёз пианолу (механическое пианино). В преподавании дед использовал учебный парусник, который назывался «Великая княжна Мария Николаевна». Потом, в советское время, он также использовался как учебное судно, но был переименован в «Товарищ». Это был очень известный парусник. Думаю, что он несколько раз ремонтировался, а потом, вероятно, был построен новый под тем же названием – точно не знаю.
У моих родственников (у моей кузины Ольги Александровны Полонской-Буслаевой) хранится довольно большая модель этого судна, модель того времени. Не так давно она пришла в ветхость, но была тщательно отреставрирована.
