За минувшие два-три года сильно возросла интенсивность «тематического» использования документов «по личному составу». Именно в этих категориях документов содержатся сведения, которые считаются «персональными данными» или личной (семейной) тайной. Однако правила доступа к таким документам не сформулированы исчерпывающим образом. Пробелы в нормативной базе восполнялись на основе исторического сознания. Иначе трудно объяснить появление предположения, согласно которому, однажды возникнув, персональные данные и личная (семейная) тайна навсегда (или надолго) становятся неприкосновенным и самодостаточным объектом. Он якобы подлежит безусловной защите от использования, не санкционированного их создателем или его правопреемниками. Это запрет историческое сознание распространило на любые документы из любого личного дела.
Ситуация осложняется тем, что законодатель дает лишь общее определение персональной информации: это «сведения о фактах, событиях и обстоятельствах частной жизни гражданина», с одним уточнением - те, которые позволяют «идентифицировать его личность» (согласно Указа Президента РФ № 188 от 6 марта 1997 года). В РФ личность идентифицируется по паспорту, для чего в него вносятся определенные сведения. Их перечень исчерпывающий (См.: Положение "О паспорте гражданина РФ". - СЗ РФ. - 1997. - № 11. - Ст.12): фамилия, имя, отчество, пол, дата рождения и место рождения, которые, на данном этапе, и можно считать персональными данными. Приходилось читать, что Госдума РФ готовит закон «О персональных данных», который, вероятно, выведет их определение на новый уровень.
Для практики очень важно, что законодатель не отождествляет персональные данные и личную (семейную) тайну, хотя и указывает на личную и семейную тайну как на охраняемую сущность (ст. 150 ГК РФ).
Однако с определением личной (семейной) тайны дело обстоит еще сложнее, чем с персональными данными. В нашем законодательстве нет определения ни такой тайны, ни самого понятие семьи. Нам известно лишь определение, данное в Законе г. Москвы от 12 мая 1999 г. № 23-52: «Семьи, состоящие из родителей и зарегистрированных с ними по месту жительства совершеннолетних детей, иных граждан, объединенных признаками родства или свойства, имеющих свои источники дохода, отдельный бюджет и ведущих самостоятельное хозяйство, считаются разными семьями» (ст. 43).
Сами законодатели насчитали «32 вида тайн (содержащихся в 84 законах), которые никак между собой не соотносятся, понятия которых четко не установлены законом, и, соответственно, не определены режимы обеспечения этих тайн».
Поэтому на практике архивисты вынуждены эмпирически определять, что относится к личной (семейной) тайне, а что нет. Например, в ее состав включаются сведения из «документов о выделении жилья, садовых участков», наконец, даже «адреса и телефоны частных лиц» (Проблемы научной ценности, использования и сохранности историко-биографических документов и генеалогических документов в составе архивного фонда России. Москва. 2001. С. 50.). Такое нельзя признать обоснованным даже в отсутствие четких указаний законодателя. Например, можно сравнить это с п. 4 ст. 131 ГК РФ, согласно которому «любое лицо» имеет право получать сведения о госрегистрации прав на недвижимость и сделок с ней. А утверждение, что к личной тайне относятся вообще все «сведения о лицах, раскрытие которых может причинить ущерб или подвергнуть опасности их самих и их ближних», и вовсе противоречит общераспространенному житейскому смыслу слова «тайна». В. Даль рассматривает слово «тайна» как «все сокрытое, неизвестное, неведомое, нечто скрытно хранимое, что скрывают от кого-либо с намерением, таят». С.Ожегов определял тайну как «нечто скрываемое от других, известное не всем, секрет». Раскрытие тайны может и не нанести никакого ущерба, и наоборот, ущерб может произойти и от использования открытой информации или от отказа в доступе к ней.
Законодатель явным образом защищает от раскрытия лишь персональные данные и семейную (личную) тайну ныне живущих лиц.
Это следует уже из общих принципов, на которых основана система гражданского права: «Способность иметь гражданские права....» (в т.ч. право на недоступность персональной информации и защиту частной жизни) «возникает в момент рождения (гражданина - АВ) и прекращается его смертью» (ст. 17 ГК РФ).
В документированной информации (документах) о ныне умерших лицах может содержаться (а может и не содержаться) персональная информация или сведения, составляющие личную и семейную тайну ныне живущих граждан, т.е. охраняемый объект права.
Что же касается умерших лиц, то только «в случаях и в порядке, предусмотренных законом», нематериальные блага, в т.ч. личная и семейная тайна, «принадлежавшие умершему... могут ... защищаться другими лицами, в том числе и наследниками правообладателя» (ст. 150 ГК РФ). Персональные данные в этом смысле никак не упомянуты. В этой связи отметим, что совершенствуя нормы наследственного права, законодатель специально подчеркнул в ст. 1112 вновь принятой части третьей ГК РФ: «Не входят в состав наследства личные неимущественные права и другие нематериальные блага».
Законодатель нигде не говорит о том, что нематериальные блага умерших лиц являются безусловно охраняемым правом, аналогичным праву неприкосновенности живущих граждан. Ст. 150 ГК РФ, кроме того, указывает, что их защита МОЖЕТ осуществляться третьими лицами.
Законодатель нигде не возлагает бремя такой защиты даже на наследников, тем более не существует такой обязанности у третьих лиц или государственных учреждений, в т.ч. у архивов. Соответственно, никакое третье лицо не может требовать от других юридических лиц заниматься такой защитой (например, ограничить доступ к соответствующим документам), тем более в ущерб законным интересам третьих лиц.
Наконец, законодатель на данный момент не определил, в каких случаях и каким именно образом наследники (или другие лица) могут защищать нематериальные блага (в т.ч. семейную тайну) умершего наследодателя (или третьего лица). Поэтому ныне о подобной защите даже на основании ст. 150 ГК РФ говорить не приходится.
Обременение себя (в т.ч. государственным учреждением) такой защитой, например, путем ущемления законных прав других лиц, является самоуправным превышением полномочий, тем более для персонала учреждений, чьи функции исчерпывающе определены на соответствующем уровне.
Ожидая, в силу сказанного в ст. 150 ГК РФ, установления случаев и порядка такой защиты, следует иметь в виду, что на ее осуществление в любом случае будет накладываться одно обоснованное ограничение, установленное в ст.17 ч.3 Конституции РФ: "Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц".
К таким правам относится право, провозглашенное в ст. 29 Конституции РФ: "Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить, распространять информацию любым законным способом". Данное положение в полной мере соответствует нормам международного права. Так, например, в ст.19 Всеобщей декларации прав человека записано: "Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает... свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ".
В этой связи заслуживает самого пристального внимания и анализа попытка ввести процесс использования документов по личному составу в законные рамки, которую предприняли белорусские архивисты. Это Инструкция о режиме доступа к документам, содержащим информацию, относящуюся к тайне личной жизни граждан, утвержденная Белкомархивом 3 июля 1996 г., приказ № 21 (опубликовано в белорусском Бюллетене нормативно-правовой информации, № 11 за 1996 г.)
Инструкция определяет, что «в государственных архивах к документированной информации ограниченного доступа относятся документы, содержащие сведения о личной жизни граждан». Подразумевается, что речь идет о тайне личной жизни ныне живущих, «при реализации их конституционного права на тайну личной жизни». Умершим лиц такое право не принадлежит.
Тайну личной жизни руководство белорусских архивистов распространяет на «сведения, использование которых без согласия заинтересованных лиц может нанести ущерб моральным и имущественным интересам граждан», но не останавливается на этом общем и неудобном для практики определении, и далее дает и конкретный перечень таких сведений:
«о здоровье, семейных и интимных отношениях; об обстоятельствах рождения, усыновления, развода; о личных привычках и наклонностях; личная переписка и корреспонденция, дневниковые, телефонные, телеграфные, видео-, аудио- и другие виды сохранения информации; об имущественном положении, источниках доходов; о деятельности, содержащей коммерческую тайну; об интеллектуальной собственности...; сведения, разглашение которых создает угрозу личной безопасности граждан, безопасности членов его семьи и имущества; об участии граждан в действиях судебно-следственных органов в качестве обвиняемых, подсудимых, свидетелей и т.п., а также об обвинении в злоупотреблениях властью или служебным положением...; о рассматривавшихся персонально... делах морально-этического характера; сведения из учетно-фильтрационных материалов КГБ (МГБ, МВД) на граждан, репатриированных из Германии... в 1945–1946 гг.».
В Инструкции дается четкий перечень наиболее вероятных «объектов» (т.е. архивных дел), где могут быть «сведения, относящиеся к тайне личной жизни граждан» и мест их хранения. Это только архивы бывшей КПБ, а в них - «персональные партийные дела, проходившие в ЦК КПБ, в местных партийных органах, апелляции, реабилитационные дела коммунистов, подвергшихся необоснованным репрессиям; протоколы заседаний руководящих и контрольных органов КПБ...; личные (кадровые) дела работников, входивших в номенклатуру партийных органов; документы структур аппарата ЦК КПБ, учреждений и организаций КПБ, ведавших кадрами; документы с грифом «Особая папка», воспоминания; документы, отложившиеся в Белорусском штабе партизанского движения (1941–1945) и других структурах... с обвинениями в предательстве... и т.п.; документы оккупационных органов..., содержащие сведения по личному составу (списки полицейских, граждан, добровольно уехавших в Германию, и т.п.)». Во всех архивах к числу таких документов «относятся документы по личному составу, находящиеся (только! - АВ) в фондах правоохранительных, судебных органов, медицинских учреждений».
Не менее ценно четкое указание на то, что доступ даже к находящимся в подобных «делах и документах сведениям автобиографического и биографического характера (анкетам, автобиографиям, биографическим справкам, мандатам, удостоверениям, командировочным предписаниям, деловым характеристикам, отношениям и письмам, церковным и метрическим записям и т.п.), если они не содержат сведений, составляющих государственную тайну, не может быть ограничен». В число документов, которые содержат сведения о тайне личной жизни, не включаются «сведения о погибших в годы Отечественной войны 1941–1945 гг., насильно угнанных немцами в Германию и ущербе, причиненном гражданам в период войны».
Далее Инструкция определяет должностных лиц, которым указанные выше дела должны выдаваться в полном объеме. Это сотрудники прокуратуры, милиции, госбезопасности, а также отделов соцзащиты и лица, указанные в законе «Об адвокатуре»(попутно отметим, что аналогичный закон (от 20.11.90 г.) действует и в РФ, и ст. 15 данного закона предоставляет и в РФ адвокату все права на сбор сведений, необходимых для правовой помощи гражданам).
В полном объеме (!) предоставляются такие дела и «сотрудникам архивов и научных учреждений (по запросу руководителя) для служебных целей (исполнение запросов социально-правового характера, тематических запросов (однако не разрешается излагать сведения, составляющие личную тайну, в ответах на такие запросы - АВ), подготовка публикаций и аналитических материалов, выполнение плановых научных тем)».
Надо сказать, и это подтверждает содержание последних археографических конференций, что де-факто авторы некоторых научных работ пользуются таким правом и в наших архивах.
Для защиты от возможного произвола прав иных категорий потенциальных пользователей дел (документов), «инфицированных» личной тайной, в Белоруссии устанавливается особый порядок. «При необходимости для решения вопроса приглашаются специалисты». В случае установления наличия в деле или документе сведений о тайне ..., если представляется возможным, такие документы изымаются. При невозможности их изъятия из дела за счет пользователя изготавливается копия интересующих его материалов, не составляющих тайну. В других случаях пользователь должен обратиться к заинтересованному лицу (лицам) с просьбой дать согласие на доступ к документам, содержащим тайну...» Определены круг таких лиц и что делать, если такие лица отсутствуют. Сходные принципы доступа установил для своего архива (в т.ч. личным делам перемещенных лиц) и Верховный комиссар по беженцам ООН. Детально с ними можно ознакомиться в Интернете (http://www.unhcr.ch). Персональную информацию, хранящуюся в этом архиве, можно раскрыть с разрешения ее создателя, для статистических, медицинских (или иных обезличенных) исследований, если ее создатель умер или можно обоснованно предположить его смерть. С самим личным делом беженца можно ознакомиться, если он точно умер, и если имеющая в нем информация не затрагивает частной жизни третьих лиц. Показательно, что и к этим делам имеют доступ поисковики Международного Красного Креста. Отдельные правила установлены для доступа к документам, содержащим финансовую, медицинскую и некоторую иную информацию.
Все это принципиально отличается от ситуации, неправомерно сложившейся в ряде российских архивов, когда ограничения накладываются целиком, на доступ к любому личному делу (См. также: Генеалогический вестник. Вып. 4. СПб. 2001. С. 21-22, 24-26), или вопрос о допуске каждый раз решается в индивидуальном порядке и регулируется этическими нормами (Проблемы научной ценности, использования и сохранности историко-биографических документов и генеалогических документов в составе архивного фонда России. Москва. 2001. С. 171).
В РФ, на основании действующего законодательства, ограничения на доступ к документам (делам) по личному составу о ныне живущих лицах могут касаться лишь имеющейся в них персональной информации и личной и семейной тайны, а к делам об умерших лицах - лишь документов, составляющих семейную тайну ныне живущих лиц. Тем более неправомерно закрывать доступ к НСА даже для фондов, относящихся к «группе риска» в смысле наличия персональных данных или семейной (личной тайны). Очень важно, чтобы и ведомственные архивы руководствовались тем, что их документы являются частью государственного архивного фонда и применяли принципы их использования, установление которых научная и архивная общественность обоснованно ожидает от Росархива (См., например: Изменяющаяся Россия и российские архивы на рубеже веков. М. 2002. С. 192. Проблемы научной ценности... С. 31-32). В этой связи представляется, что при определении сроков по полному или частичному снятию ограничений следовало бы, как это в свое время и было установлено, считать не 75-ть лет с момента поступления дела в архив, а срок, исчисляемый как 75 лет минус возраст «документообразователя» на момент возникновения документа.
