Среди множества черт, присущих общинам горских евреев, одна делает их необычайно интересными в глазах исследователя: горские евреи — одна из немногих еврейских общин, живущих «у себя дома». Сто лет, прошедших от 1880 г. до 1980 г., были не только эпохой еврейских катастроф (и главной катастрофы — Холокоста), но и эпохой тотальной еврейской миграции. Ветер перемен, войн и революций почти полностью переместил, а точнее, разметал большинство субэтнических еврейских групп. Это справедливо не только для ашкеназов, но и для сефардов, и для евреев из стран арабского мира. Не важно, происходила ли эта миграция насильственно или добровольно, была ли она бегством, эмиграцией, репатриацией или просто переездом из местечка в столицу, но факт остается фактом: большинства еврейских общин нет там, где они существовали еще сто лет тому назад, а еврейская этнография является скорее «палеоэтнографией».
Именно на этом историческом фоне евреи Кавказа, продолжающие жить в том же регионе, где они сформировались как особая этническая общность, представляют собой удивительное исключение. Конечно, выезд евреев из Советского Союза и затем из постсоветских республик в значительной степени коснулся и горских евреев, тем не менее, именно применительно к ним больше, чем для любой другой еврейской группы, осмысленными оказываются не только исторические, но и этнографические исследования. Здесь еще возможно проводить изучение структуры общины и семьи, собирать и описывать обычаи, обряды, верования, фольклор и традиционное искусство.
Важнейшей особенностью культурно-этнографического комплекса, присущего горским еврееям, является сплав «еврейских» и «кавказских» черт. Они сосуществуют в гармоническом синтезе, и любая попытка посмотреть на эту часть еврейского народа без учета этого двуединства заведомо приведет к искажению всей картины в целом.
Иудаизм всегда играл системообразующую роль в жизни горских евреев, являясь их главным отличием от окружающих мусульманских и христианских народов. Горские евреи сумели сохранить свою религию несмотря на многовековую оторванность от главных центров еврейской жизни и все возраставшее давление мусульман. По свидетельству И. Анисимова:
Горцы-евреи отличаются крайним фанатизмом и доходят иногда под влиянием предубеждений до того, что бывают готовы из-за религии и обрядов, установленных ею, терпеть всевозможные страдания.‘
Религиозные ценности, понимаемые в первую очередь как нормы общинной жизни, всегда пользовались и в большой степени пользуются до сих пор огромным почтением в среде горских евреев. Ф. Шапиро отмечает:
Мы полагаем, что трудно найти еще одну народность, у которой религия так пропитала бы все поры жизни и быта, как у горских евреев.
Иудаизм и общинность до сего дня сохранили влияние на жизнь горских евреев. Как известно, в Советском Союзе всякая, а особенно еврейская, религиозная и национальная активность находилась в большой степени под запретом, тем не менее, горско-еврейские общины в гораздо меньшей степени оказались ассимилированны, чем основная масса ашкеназских евреев.
Кавказ, по сравнению с европейской Россией, — вообще более традиционалистский регион. Это справедливо для всего населения, в том числе и для евреев. Немалое значение для культурной и религиозной самоидентификации горских евреев имели сохранившийся традиционный уклад жизни, общинная и семейная структура, компактное проживание внутри еврейских кварталов и поселений. Очень существенным оказалось и то, что Закавказье и Дагестан не были оккупированными нацистами во время второй мировой войны, и еврейское население не подверглось массовому уничтожению.
Наконец, как ни парадоксально это звучит, в сохранении традиций большую роль сыграл в целом более низкий, чем у ашкеназов, уровень и престиж еврейского образования и образованности. Тяга к религиозному образованию в меньшей степени заместилась стремлением к секулярному образованию, как это произошло с массой советских евреев-ашкеназов.
Именно выработанная веками практика сохранения общинной жизни не столько с помощью ученых и учености, сколько с помощью повседневного ритуала (не ортодоксия, а ортопраксия), привели к тому, что ликвидация тонкого слоя религиозных лидеров не сопровождалась отказом от соблюдения ритуалов жизненного цикла (обрезание, бар-мицва, свадьба, похороны, поминки), тем более, что в условиях отчасти сохраняющейся родовой структуры все эти события представляют собой многолюдные празднества, поддерживаемые системой родственных и соседских взаимосвязей, и одновременно поддерживающие эту систему.
Горские евреи, оставаясь частью еврейского мира, сформировали свою собственную версию иудаизма, тесно связанную с особенностями кавказской жизни и верованиями окружающих народов.
Собственно говоря, когда речь заходит о любой общине диаспоры, мы видим, что ее религиозная жизнь есть продукт компромисса между «нормативным» и «народным» иудаизмом. В среде восточных общин, наряду с «нормативным», «ученым» иудаизмом, бывшим достоянием сравнительно узкой группы духовных лидеров, всегда был влиятелен «народный», «домашний» иудаизм, представлявший собой причудливую смесь иудейских обрядов, местных обычаев и верований окрестных народов. После того, как советская власть разрушила систему традиционного образования, репрессировала раввинов, закрыла синагоги, этот «народный» иудаизм, трансляция которого связана, прежде всего, с семьей, стал духовной основой жизни горских евреев.
Горские евреи, как и другие восточные еврейские общины, когда-то имели свой собственный молитвенный ритуал, нусах, который поддерживался рукописной традицией. Он, однако, не дошел до нас. Скудость собственной религиозной жизни привела к тому, что уже достаточно давно местный ритуал был вытеснен сефардским ритуалом, нусахом сфарад, за счет импорта итальянских печатных книг (Ливорно, Венеция): рукописные книги не могли конкурировать с более дешевыми привозными печатными изданиями. Когда именно произошло обращение евреев Кавказа к сефардскому ритуалу, мы в точности не знаем, но, очевидно, это событие падает на конец XVI — начало XVII вв. Известно, что в одной из горско-еврейских синагог г. Кубы хранились книги, напечатанные в Венеции именно в этот период.
Таким образом, в условном делении еврейского мира на «ашкеназов» и «сефардов» общины Кавказа, также как другие восточные общины, оказались в его «сефардской» части.
В дальнейшем, после вхождения Кавказа в состав Российской империи, восточные общины, оставаясь в рамках сефардского ритуала, начали широко пользоваться также ашкеназской религиозной литературой. Так, в горских синагогах мирно соседствуют молитвенники, изданные в Вильне и в Ливорно.
Для горских евреев характерно особо почтительное отношение к еврейской книге, еврейской букве. Все написанное или напечатанное, будь то Сефер-Тора, книги Танаха, сидур или махзор (а этим набором, как правило, исчерпывается набор религиозной литературы, которой располагает община), они называют одним словом «Тюро», то есть Тора. К Тюро относятся как к святыне, наделяя еврейский текст и саму Сефер-Тору магическими качествами. В этом смысле характерна легенда, которую приводит И. Черный:
В 5594 году от сотворения мира <то есть в 1834 г.>, когда мусульмане, жители деревни Арага, отправились с Мурсульханом воевать с жителями селений Кайтага, один мусульманин, именем Дамур, взял Пятикнижие Моисея, на пергаменте написанное, которое он похитил из синагоги кайтагских евреев, и принес в селение Арага. Этот мусульманин взял пергамент Пятикнижия, разрезал его на куски, сделал из них себе башмаки и много еще кусков роздал другим мусульманам, чтобы они также сделали из них себе башмаки и чехлы для кинжалов и пистолетов своих. Евреи говорили им: зачем вы делаете так, это святая книга, за что вы оскорбляете ее так? Бог накажет вас за такое преступление и взыщет с вас такую обиду.
Мусульмане же насмехались и для того, чтобы еще больше рассердить евреев, взяли куски рукописи и топтали их в грязи, хохотали, хулили и ругали Бога евреев.
Через день заболел весьма сильно мусульманин Дамур; он кричал изо всех сил каждую минуту: о, я горю, я горю!я сгорел, сердце мое горит! Несколько дней сряду он так кричал, пока душа из него не вышла, и он скончался.
Мусульмане, видя, что Дамур умер и так жестоко мучился, стали рассуждать и пришли к убеждению, что Бог его наказал за оскорбление святыни; они стали сильно бояться за себя, собрали все куски пергамента Пятикнижия и возвратили их евреям. Евреи же с радостью спрятали их в своей синагоге и восхвалили Бога своих предков.
Вплоть до начала XIX в. источником высших религиозных знаний и высшего авторитета в вопросах религии для горских евреев являлись общины Ирана, Ирака и Эрец Исраэль. Однако связь с этими общинами постепенно становилась все более эфемерной. К началу XIX в. религиозная жизнь горских евреев приходит в упадок в связи с общим кризисом горско-еврейских
общин. Уровень религиозной жизни горских евреев стал резко повышаться после вхождения Кавказа в состав России в результате возникновения у них устойчивых контактов с ашкеназами.
Описание религиозной жизни горских евреев наталкивается на большие трудности. Систематическое описание ритуалов горских евреев отсутствует. Отдельные наблюдения в старых публикациях фрагментарны и изобилуют неточностями. Не многое может дать и работа с информаторами: традиции забываются. Более того, современный информант, чувствуя себя носителем традиции, может ввести исследователя в заблуждение. Так, например, в Красной Слободе, во время беседы в синагоге, один уже не молодой житель Слободы утверждал, что горские евреи не носят и никогда не носили талит-ка-тан, такова, дескать, особенность их традиции. Между тем, он говорил так только потому, что сам он не знал, что такое талит-катан. Нелепое это недоразумение естественно разрешилось во время беседы с еще более пожилым информантом, который не только знал, что такое талит-катан, но и сам носил его в детстве.
Говоря о соблюдении горскими евреями галахи, следует отметить, что одни авторы.настаивают на том, что горские евреи соблюдали ее весьма строго, другие говорят о многочисленных нарушениях. Так, например, можно встретить упоминания о том, что раввины запрещали приходить в субботу в синагогу при оружии, и этот запрет свято исполнялся, в то же время целый ряд авторов пишет, что горский еврей никогда, в том числе в субботу, не снимал кинжала. В одних источниках написано, что община строго исполняла предписания раввина, в других — что горец не очень-то следовал раввинским запретам, например, играл в субботу на музыкальных инструментах и т. п.
Полагаю, что истина находится посередине: степень соблюдения закона всегда зависела от конкретной общины и конкретной эпохи. Безусловно, га-лаха у горских евреев всегда была густо «приправлена» местными обычаями и кавказским обычным правом, адатом. Также имели место и конфликты между раввинатом и большинством прихожан. Так, например, в Красной Слободе нам сообщили, что в прошлом у евреев как-то выделялось летнее время — «Чилле» («Сорокодневье», самые жаркие дни летом, выделяемые в календаре народов Кавказа). Продолжительность летнего Чилле в Слободе реально была 29—30 дней. Проведение «Чилле» запретили раввины.
Структура религиозной жизни в еврейских общинах Кавказа разительно отличалась от таковой у ашкеназов. Религиозное образование и образованность были уделом узкой группы специалистов, раввинов или, как их еще называли, хахамов. Скажем, в 1886 г. во всех горско-еврейских общинах было всего 63 раввина.
Хахам в качестве духовного лидера всегда пользовался огромным авторитетом у своих соплеменников, занимая одну из верхних ступенек на социальной лестнице горско-еврейской общины. Вот как, например, описывает И. Черный возвращение молодого горского еврея в родной аул, после того как он получил религиозное образование в России:
По приезде его из России в деревню, к своим односельцам, эти последние встречают его с радостью и почестями; каждый из деревни считает себя счастливым, если скажет ему ласковое слово; женщины желают, чтобы Бог осчастливил их такими же сыновьями, девушки рады иметь таких женихов.
Существенно, что круг духовной элиты у горских евреев был достаточно замкнутым: часто пост раввина переходил от отца к сыну. Знания, необходимые для выполнения раввинских обязанностей, он, как правило, получал от своего отца.
Хахам, как правило, сочетал функции раввина, шойхета, моэля, меламеда и хазана. Важнейшими для него были, безусловно, функции, связанные с практическим обслуживанием общины, прежде всего, с ритуально-правильным забоем скота, со шхитой. У горских евреев любой шойхет назывался (и, зачастую, называется до сих пор) раввином. И. Анисимов, не без раздражения, писал:
Раввины или очень плохо знают еврейские науки, или ничего в них не смыслят, заботясь только об искусстве резать скотину так, чтобы она не сделалась «трефной», и тем приобрести уважение и расположение своих односельцев. Если к этому прибавить богослужение, которое совершает тот же резник своим, приятным для слуха горских евреев, монотонным голосом, распевая каждую молитву на особые лады, то он царь в селе своем, и положение его вполне обеспечено: все довольны им и считают его за ученого. Подобные субъекты занимаются преподаванием в низших училищах, которые они также открывают на свой счет?
Центральную роль шойхета в жизни горско-еврейской общины, так же как и то, что он исполнял самые разные функции, отмечал еще И. Черный. Он пишет:
Преподавателями <в хедере> у них <горских евреев> резники, которые вместе с тем занимают и раввинские должности. Когда они свободны от резки скота, тогда только занимаются обучением детей.
Собственное духовное творчество горских евреев никогда не было особенно интенсивным. До нас дошло не много образцов оригинального религиозного творчества горских евреев.
В среде горских евреев в XVII-XVIII в. было написано несколько пиютов, кабалистических и галахических сочинений. До нас дошло имя пайтана Элиши б. Шмуэля а-Катан («Малого»), который жил в Джухуд-Катта. И. Черный опубликовал три пиюта, принадлежащих его перу. В XVIII в. р. Гершон Лала б. Моше Накди из Аба-Сава составил комментарий к «Мишне Тора» Маймонида. В начале XIX в. р. Матитьягу б. Шмуэль Мизрахи из Шемахи написал каббалистическое сочинение «Кол Мевасер». Во второй половине XIX в. целый ряд произведений был создан в традиционных жанрах (грамматические сочинения, респонсы) главным раввином Дербента р. Яковом Ицхаки.
Что касается образования, до вплоть до середины XIX в. горско-еврейские раввины отправлялись учиться в Иран или Ирак, а после вхождения Кавказа в состав России — в ашкеназские иешивы в черте оседлости. Ф. Шапиро замечает:
Все главные раввины горских евреев — слободской, дербентский, темирхан-шуринский, петровский проводили ряд лет в иешиботах в России.
Даже обучаясь в этих иешивах, далеко не все из них стремились получить раввинское образование и смиху, большинство удовлетворялось квалификацией шойхета. И. Черный пишет по этому поводу:
Если кто из молодых стремится достичь раввинского звания, то отправляется в Дербент, к тамошнему главному раввину, и там обучается или едет в Россию к русским евреям и у них изучает правила, установленные для звания резников. Больше этого им не нужно, ибо они стремятся быть только хорошими резниками, так как ремесло это достаточно для обеспечения их жизни. Другие познания их не интересуют, и лишь только такой молодой горский еврей получил или успел получить свидетельство, что он может быть хорошим резником, как спешит уже на свою родину.
<...> Его принимают везде с большим уважением, точно возвратился он к своим родным, окончив курс наук в каком-либо университете со степенью доктора, а в сущности, этот ученый горец, окончивши свое учение в каком-нибудь ешиботе или у одного из резников, ничего не знает, да и не может ничего знать, потому что, когда он приезжает к русским евреям, то он, во-первых, языка русских евреев не понимает : каким же образом он может успевать в учении своем, когда не понимает объяснений и толкований своего
учителя? А когда в несколько лет начнет он немного понимать разговор евреев, то все-таки вполне не может понять толкование закона; стараться же образовать самого себя по-европейски он не находит нужным, потому что ему желательно выучиться только своему ремеслу и получить свидетельство. Таким образом, возвращается он на родину без всякого образования, без всяких успехов в науках, и остается там таким же полудиким горцем, каким был прежде, хотя и играет роль ученого раввина и все односельцы им вполне довольны.
Кроме России, высшее религиозное образование горские евреи могли получить у раввинов крупных горско-еврейских общин. Наиболее авторитетной считалась школа дербентских раввинов.
Большая часть авторов XIX в. очень невысоко оценивает уровень подготовки горско-еврейских раввинов, как правило, делая исключения для дербентских раввинов из рода Ицхаки. Так, по свидетельству Хаима Гольдмана.
Разобравшись совсем немного в значении текстов, раввины могли называться мудрецами, учителями, канторами, моэлями, резниками. И все эти умения передавались от учителя к ученику, как правило, устно. И основные правила, касающиеся еврейской религии, передавались и дальше устно, и лишь совсем редко — письменно, и особенно это касалось вопросов выдачи разводного письма.
Гольдману вторит И. Черный:
Я познакомился со всеми горскими раввинами в местах их пребывания и нашел только в г. Дербенте их главного раввина, который вместе со своим отцом отлично знают учение Талмуда, все законы и установления еврейской религии, знакомы с новой еврейской литературой и даже знают грамоту русскую. В других же местах раввины или знают еврейский закон весьма неудовлетворительно, или же почти ничего в нем не смыслят.
Раввина на его посту утверждала община, точнее, ее наиболее влиятельные члены. Он получал от общины плату, и, кроме этого, имел отдельный доход за исполнения обязанностей меламеда и моэля, за проведение свадеб и т. д. Накануне праздников члены общины приносили раввину подарки — еду и одежду. По материальному положению раввины не относились к состоятельным людям: по рассказам жителей Еврейской Слободы, в страду некоторые раввины наряду с прочими евреями нанимались в батраки к окрестным крестьянам.
Ниже приводятся некоторые сведения за последние два столетия о наиболее известных раввинах в обшинах горских евреев.
В Ширване в середине XIX в. раввином в Мюджи был р. Рахамим б. Мордехай, а в Гафторане — р. Авраам. После смерти р. Рахамима на эту должность был назначен его брат р. Шмуэль б. Мордехай, а р. Авраам, состарившись, передал свои обязанности сыну р. Биньямину.
В Шеки главным раввинским центром являлась обшина Варташена. Первым ее раввином, имя которого сохранилось в памяти потомков, был р. Ме-нахем. До 1860-х гг. раввином Варташена был р. Бодек бен Элиэзер. Когда обшина расширилась за счет беженцев из Зулума и Куткашена, в ней стало больше синагог и одновременно увеличилось число раввинов. В 1860-х гг. в ней было уже пять раввинов.
На территории Кюринского ханства больше других памяти потомков удостоились раввины Арага. Во второй четверти XIX в. должность раввина здесь исполнял р. Хизгил б. Нисо, который до этого некоторое время был раввином общины аула Карчаг. Состарившись, он передал должность своему сыну р. Асафу. Р. Асаф, который добавлял к своей подписи имя «Мизрахи», удостоился большого почета в своей общине и был избран главным раввином и судьей евреев Кюры, в который входила также община Мамрача.
Раввин общины Мамрача р. Автальон б. Шалом умер в 1819 г. В течение следующего десятилетия в общине сменилось еще три раввина, каждый из которых исполнял свою должность очень короткое время. В памяти общины сохранилось имя раввина р. Худадат, который был раввином в течение двадцати пяти лет и передал свою должность по наследству сыну р. Йосефу, который находился в ней по крайней мере до середины 1870-х гг.
Из трех еврейских общин Табасарана раввина имели только две. Во второй четверти XIX в. в общине Карчага раввином был р. Хизгил б. Нисо, который после этого перешел в общину Арага, и его место до конца 1850-х гг. занял раввин р. Нахшон. В соседнем Джерахе во второй четверти XIX в. должность раввина исполняли один за другим р. Йонатан и р. Нисим из Мугатыря. После того, как р. Нисим вернулся в свой аул, чтобы принять там должность раввина, раввином Джераха стал р. Пинхас б. Хил ель, один из учеников дербентского раввина р. Ицхака б. Якова.
Р. Нисим из Мугатыря исполнял обязанности моэля и резника также для соседнего аула Рукель. Свою должность в Мугатыре он унаследовал от р. Ме-нуваха б. Хизгила, который, в свою очередь, явился наследником р. Рахавии б. Элиягу и р. Исраэля б. Разиэля. В соседнем с Мугатырем ауле Гемейди раввином был р. Овед бен Мукадши.
В аулах, расположенных между Дербентом и Кубой, раввинская традиция имела глубокие корни. В 1860-х гг. в общине Янги-Кента раввином был р. Хизгил, также один из учеников раввина р. Ицхака б. Якова из Дербента. В Маджалисе в тот же период было два раввина: р. Даниэль из Дербента и р. Ханука, который был продолжателем древней раввинской династии. Ее основателем был р. Ханука, за ним следовал его сын р. Хаим,
передавший должность своему сыну р. Меиру. Сыном р. Меира был р. Ха-нука, которого в 1840 г. Фиркович описал как «глубокого старца». Он тоже передал свою должность сыну р. Рафаэлю, а тот своему сыну, который и был тот самый р. Ханука.
На три еврейских общины, расположенных в аулах за рекой Сулак, до 1860-х гг. был всего один раввин. Это был р. Шимон б. Эфраим из аула Тарки: он жил в ауле Костек.
В шамхальстве Тарки в 1860-х гт. было четыре еврейских общины, но лишь в двух из них существовали раввины, которые выполняли функции шойхета. Главой раввинского суда для этих общин являлся главный раввин Тарков р. Саадья б. Эзра.
Следует сказать, что в большинстве аулов горских евреев, расположенных южнее Тарков, была сильна старая традиция общинной жизни с раввином во главе. Поскольку большинство аулов, в которых проживали горские евреи, были расположены близко друг от друга, то община, в которой не было раввина, пользовалась услугами раввина соседней общины.
В северном Дагестане положение было иное. В1860-х гг. из тридцати пяти общин раввинов имели только шестнадцать. Не лучше была ситуация и в новых городах, которые возникали рядом с русскими крепостями. Из четырех еврейских общин: Нальчик, Петровск, Темир-Хан-Шура и Грозный, раввины, насколько известно, имелись только в двух.
В Петровске в начале 1860-х гг. раввином был р. Биньямин б. Раби, в Те-мир-Хан-Шуре — р. Авраам б. Ханох, умерший в 1861 г. Его должность унаследовал р. Саадья б. Мелех Мизрахи, который разделил ее с р. Саадьей б. Эзра. В городе проживал также некто, кто был, по утверждению документа того времени, «очень простым человеком, который ничего на себя не брал, кроме обязанностей резника», но подписывался не иначе как «раввин, учитель и резник, глава общины».
В отличие от новых городских общин, в старых городах, таких как Дербент и Куба, раввинская традиция имела глубокие корни.
Поскольку Еврейская Слобода Кубы представляла собой объединение выходцев из разных общин, постольку можно говорить о том, что это была федерация нескольких общин, каждая из которых имела своих раввинов. Еще в 1810-х гг. водной только общине выходцев из Кульгата было четыре раввина. В 1860-х-гг. в Слободе было уже десять раввинов. Имена семерых из них известны: р. Биньямин и его брат р. Симха, р. Шломо б. Йонатан, р. Моше б. Габриэль, раввины квартала Кульгатр. Исраэльб. Хаим и р. Гершон б. Реувен и р. Нуриэль из общины Гиляки, который был, по утверждению Черного, «праведник, мудрец и знаток Писания». О р. Гершоне у Черного сказано, что он был «учителем, мудрецом и несколько лет учился в иешивах России, знал многие книги и всеми силами старался распространить Тору между своими братьями».
Из-за того, что в Кубе было много раввинов и синагог, ее община удостоилась названия «Кавказского Иерусалима». Правда, большое число раввиновподчас приводило к возникновению внутриобщинных споров. По словам Черного, «каждый ел только то, что зарезал резник его собственной общины». Не всегда хорошие отношения существовали и между самими раввинами.
Среди горско-еврейских раввинов особое место всегда занимали раввины Дербента. Аба-Сава, выходцы из которой составили ядро дербентской общины, была главным интеллектуальным центром горских евреев в XVIII в. Раввины Дербента преемственно сохранили этот статус. Они, и формально, и по существу, считались главными раввинами Восточного Кавказа. В Дербенте в начале XIX в. было, по сравнению с Кубой, не так уж много раввинов — всего трое. Но именно они были главными авторитетами во всем, что касалось закона и традиции.
Первым раввином, которого большая часть горских евреев склонна была признать своим главным авторитетом, был р. Исраэль, известный как Нуко-ли (то есть из аула Нукол) или Мизрахи. Он жил на рубеже XVIII—XIX в. Народная молва приписывала ему способности чудотворца и пророка. Легенды утверждают, что он пользовался неизменным почетом не только у единоверцев, но и у местных мусульманских владетелей. По преданию р. Исраэль погиб от рук наемных убийц. Его могила долго почиталась в народе чудотворной.
Первым главным раввином Дербента, сделавшим этот город духовной столицей горских евреев, был раввин р. Элиягу бен Мушаэль (1781—1848). Р. Элиягу основал в Дербенте главный раввинат горских евреев, который при его преемнике р. Ицхаке б. Якове был признан русскими властями. Последние закрепили за дербентскими раввинами должность казенных раввинов южного Дагестана и Азербайджана.
Предки р. Элиягу были раввинами еще в Персии. На Кавказ первым переселился дед р. Элиягу раввин р. Биньямин б. Аарон. Он и его сын р. Мушаэль были большими знатоками Торы. Один из сыновей р. Мушаэля, р. Элиягу, стал раввином, в то время как другой сын, Ханука,— преуспевающим торговцем.
Р. Элиягу, которого отец с детства обучал Торе, закончил свое образование в иешивах Багдада. Раввины из Палестины и из России, посещавшие Кавказ, с большой похвалой отзывались о его знаниях, а горские евреи уважали его безмерно. Еврейские купцы, ездившие по делам в Россию, всегда привозили ему книги. Таким образом в дом р. Элиягу потекли книги, образовавшие в конце концов крупнейшую на Кавказе еврейскую религиозную библиотеку.
Одной из важнейших заслуг р. Элиягу было развитие системы еврейского образования. Он воспитал плеяду учеников, многие из которых стали известными раввинами. В конце 1820-х гг. р. Элиягу отправил в Белую Церковь троих своих учеников, заложив основы новой традиции: с тех пор раввины крупнейших горско-еврйских общин завершали свое образование в ашкеназ-ских иешивах.
Одним из самых ярких учеников р. Элиягу был его племянник р. Авраам б. Ханука. Он и был назначен его наследником. Его деятельность была кратковременной, так как он умер молодым. Память о нем осталась в сочиненном им мотиве, который члены общины по традиции пели в ночь пасхального седера. Его сын, Хизгил б. Авраам Мишаилов, не унаследовал место отца, но он в течение двадцати лет, с 1885 г. по 1904 г., был главным раввином общины горских евреев в Темир-Хан-Шуре. И. Анисимов, знавший р. Хизгила лично, отзывается о нем как об образованном человеке:
Хазкель Абрамович Мушаилов, занявший место моего отца года четыре тому назад, воспитывался в России, у русских евреев, и знает порядочно русскую грамоту.
Раввином Дербента стал один из учеников р. Элиягу раввин р. Ицхак бен Яков (1795—1877), основатель раввинской династии Ицхаки, которого еще в 1845 г. р. Элиягу назначил даяном.
Р. Ицхак был одним из тех, кто по настоянию р. Элиягу поехал учиться в Белую Церковь. В 1835 г. он вернулся в свою общину.
В 1868 г. с согласия общины р. Ицхак бен Яков ушел с поста раввина, назначив вместо себя своего сына р. Якова. Сам же он все свое время посвятил изучению Торы. И. Черный пишет:
Это благообразный старик, по его лицу видно, что он умен и прямодушен. Он не входит ни в какие дела общины, поскольку решил посвятить остаток своих дней Торе и молитве. Иногда он проводит несколько часов в бейт-мидраше, обучая учеников.
Р. Яков б. Ицхак Ицхаки (1846—1817) (в народе его любовно называли р. Яанкил) сначала учился у своего отца, затем продолжил образование в Белой Церкви. Став главным раввином Дербента в 1868 г., он занимал этот пост в течение 39 лет, до своего отъезда в Палестину в 1907 г. И. Анисимов, знавший р. Якова лично, так характеризует его:
Яков Ицхакович Дербентский, считающийся горскими евреями за благочестивейшего, получил образование под руководством своего отца и сделался вскоре после его смерти пастырем своего народа.
Р. Яков Ицхаки был не только выдающимся религиозным лидером, пользовавшимся огромным уважением сограждан, но и всесторонне образованным человеком, незаурядным ученым. Его перу принадлежит целый ряд респонсов, а также труды по ивритской поэзии и поэтике, по истории горских евреев, по граматике и лексике татского языка. Р. Яков был не лишен поэтического дара, о чем свидетельствуют его стихи на иврите. Способным ив-ритским поэтом был и его сын р. Меир. Статьи р. Якова Ицхаки печатались на страницах ряда ивритских газет в России. Его корреспондентами были, с одной стороны, известные раввины в России и Иерусалиме, а с другой — не менее известные ученые-востоковеды, такие, например, как Абрам Гаркави.
Раввин р. Яков б. Ицхак Ицхаки продолжил дело своего отца и подготовил целый ряд шойхетов и нескольких раввинов для служения в горско-еврейских общинах. До 1860-х гг. лишь немногие раввины в горских общинах были настоящими знатокам Торы, однако в последующий период, благодаря усилиям раввинов Ицхаки, таковыми стали раввины не только в Дербенте, но даже в аулах.
В 1876 г. р. Яков Ицхаки отправился в Святую Землю. В Иерусалиме он был с почестями принят раввином Шмуэлем Салантом и другими известными раввинами. Во время своего второго путешествия в Эрец-Исраэль в 1887 г. он хотел остаться там навсегда, но ему пришлось вернуться в Дербент. В 1907 г. он все же уехал в Святую Землю, где и умер в 1917 г.
Его преемником ненадолго стал р. Элиягу Анохи. Его сменил р. Яшая Рабинович, который оставался на этом посту вплоть до 1918 г.
Следует отметить, что официальный статус раввина для горских евреев был определен властями только в 1860-х гг. В 1835 г. в России был создан институт казенных раввинов. В 1861 г. власти утверждают назначение р. Ицхака б. Якова главным дербентским раввином. В 1868 г. они назначают его сына р. Якова казенным раввином. Можно предположить, что в то же десятилетие произошло назначение казенных раввинов в других еврейских общинах Кавказа. Существенно, что на Кавказе с самого начала произошло совмещение постов казенного и духовного раввина, что не имело места в России. И. Анисимов так определяет совмещение главными кавказскими раввинами функций казенного и духовного раввина:
Таких <то есть хорошо образованных> раввинов считается на всем Кавказе только пять-шесть, и двое из них называются главными раввинами. Они поставлены правительством, и в ведении одного находится Южный Дагестан, Бакинская губерния и Закавказье, а другого — Северный Дагестан и Терская область. Кроме обязанностей, возложенных на рабби правительством и состоящих в переписи народонаселения и в выдаче метрических свидетельств, они исполняют роль духовных судей, то есть решают семейные тяжбы, выдают разводы, говорят проповеди на больших праздниках в синагоге.
Территория проживания горских евреев была поделена на два округа: северный (Кабарда, Кубань, Чечня, северный Дагестан) и южный (южный Дагестан и Азербайджан). С течением времени власти начали назначать окружных раввинов. В 1880-х гг. в южном округе таковым стал р. Яков б. Ицхак. В северном округе главным раввином был назначен раввин Темир-Хан-Шуры р. Хизгил б. Авраам Мишаилов.
Расширение связей горских раввинов с российским еврейством нашло выражение, в частности, в подписке на ивритскую печать из России. Такие издания как «Ха-Магид», «Ха-Мелиц» и «Ха-Кармель» стали доходить до горских евреев. В 1886 г. современник писал:
Я видел своими глазами, как в субботы и праздники, когда останавливается работа, многие собираются в доме старца Шмуэля Ханукова, и он читает им «Ха-Мелиц» и переводит его на разговорный язык, и все внимательно слушают и благословляют издателя.
В начале XX в. большинство горско-еврейских раввинов было настроено гораздо более либерально по отношению к новым веяньям — ивритским газетам, еврейскому светскому образованию, сионизму, - чем многие раввины-ашкеназы. Недаром так много деятелей просвещения горских евреев вышло из раввинских семей.
Положение раввинов кардинально изменилось после революции. На Кавказе в начале 1920-х гг. не было такого сильного преследования раввинов, как на территории России, но экономические трудности косвенно влияли на падение их статуса. У евреев отобрали земли, торговля заглохла, члены разрушенных общин стали беженцами и не могли больше содержать раввинов.
Вначале советская власть на Кавказе опасалась закрывать религиозные школы. В 1920-х гг. продолжали открыто действовать хедеры. В одном только Нальчике было три хедера. Большинство меламедов являлись также раввинами в своих общинах. Шойхеты все еще имели возможность легально осуществлять кошерный забой скота, моэли — делать обрезание.
В конце 1920-х — начале 1930-х гг. раввины стали подвергаться нападкам со стороны властей. Газеты обвиняли раввинов в разжигании националистических настроений и подстрекательстве к сопротивлению властям, им приписывали использование своего статуса для получения нетрудовых доходов. В советских газетах тех лет мы находим утверждения о том, что «в синагогах проводится антисоветская и вредительская деятельность, прикрытая религиозными лозунгами, евреев призывают не ходить на уроки ликбеза».
В советской прессе подчеркивалось, что статус религии в среде горских евреев пошатнулся, а в тех деревнях, где образованы колхозы, евреи работают по субботам и праздникам. Один из горских евреев-коммунистов с гордостью заявлял в печати, что «отныне больше не существует хедеров, где детей воспитывают в религиозном духе».
Тем не менее, религиозные общины продолжали функционировать. Были раввины, которые продолжали, несмотря ни на что, резать по правилам скот и птицу, делать обрезание и давать подпольно уроки Торы. Даже советская пресса вынуждена была признать, что религиозные обычаи все еще сильно распространены в среде горских евреев, и практически всем новорожденным делается обрезание. В официальной прессе появлялись жалобы на то, что комсомольцы ставят хупу, поскольку иначе родители невесты не дают согласия на брак, а также на то, что некоторые колхозники отказываются работать в дни еврейских праздников.
В середине 1930-х гг. несколько раввинов, которые получили смиху еще до революции, продолжали, несмотря на гонения, исполнять свои обязанности. В Нальчике в тот период был раввином р. Нехемья, в Дербенте — р. Меир б. Яков Ицхаки. Р. Меир родился в Дербенте в 1867 г. Торе его обучал отец. В 1902 г. р. Меир получил смиху от отца.
В конце 1930-х гг. многие раввины были арестованы и репрессированы.
До середины 1950-х гг. р. Элиягу Дадашев исполнял обязанности даяна в Дербенте. В Нальчике в 1950—1960-х гг. раввином был р. Нахмиил б. Хизгил Амиров. Раввин р. Нахмиил Амиров умер в 1968 г., и еврейская община Нальчика некоторое время оставалась без духовного руководства. В начале 1960-х гг. раввином Буйнакска был р. Моше Агарунов.
В 1964 г. в Дербент из Львова приехал р. Исраэль Бронфман, который был шойхетом и знатоком Торы. Евреи города приняли его с большой радостью и назначили раввином. Он находился на этой должности до 1970 г., и многие до сих пор вспоминают его имя с уважением и почтением.
Когда р. Бронфман покинул Дербент, крупнейшая община горских евреев осталась без раввина, признанного ее членами. Поэтому она послала пятидесятилетнего р. Рамбама б. р. Шауля учиться в московскую иешиву. Он провел там год и вернулся домой, чтобы вступить на должность раввина.
После перестройки положение в синагогах изменилось к лучшему, прежде всего благодаря шалиахам из Израиля.
История горско-еврейских синагог
Синагоги представляют собой важнейший элемент общинной жизни горских евреев. Самые ранние упоминания о синагогах горских евреев относятся к началу XVIII в., но до нас дошли здания, построенные в гораздо более позднее время. Далеко не во всех горско-еврейских общинах были специальные синагогальные здания: в маленьких сельских общинах прихожане просто арендовали для богослужения жилой дом. Тем не менее, в 1886 г. на Кавказе насчитывалось 48 горско-еврейских синагог, из них 27 — в аулах и 21 — в городах.
Во второй половине XIX в., после того, как закончилась Кавказская война и благосостояние горских евреев возросло, начинается активное строительство новых синагог. Например, в Петровске в этот период было всего несколько десятков евреев: солдаты-евреи местного гарнизона и несколько семей русских и горских евреев. Тем не менее, уже в начале 1860-х гг. был объявлен специальный сбор пожертвований для строительства синагоги. Строительство было завершено в 1862 г. По описанию одного из свидетелей, в день открытия синагоги состоялось торжественное шествие и праздничная церемония:
Праздничное шествие вышло из дома раввина, горского еврея р. Биньямина бар Раби. Во главе его шли все еврейские солдаты. За ними шествовал полковой оркестр в полном составе, а следом шел раввин. Несколько солдат несли свитки Торы под балдахином, а вокруг маршировали факельщики.
В этой синагоге, которая была единственной в городе вплоть до 1900-х гг., молились вместе русские и горские евреи. Затем горско-еврейская община в Петровске увеличилась и построила отдельную синагогу. В 1920 г. в городе было уже три синагоги.
Новая большая синагога, существующая и действующая и по сей день, была построена в Темир-Хан-Шуре в 1865 г. К концу прошлого века в городе было уже четыре синагоги, но по неизвестным причинам две из них закрылись в начале XX в.
В Нальчике в конце XIX в. было две синагоги (в 1860-х гг.—только одна), в Кизляре — одна. Центральная синагога в Грозном имела два этажа, и, по свидетельству современника, ее купол возвышался среди бедных домов еврейской Слободки.
Быстрый рост числа синагог особенно был заметен в Дербенте. На плане 1842 г. обозначена только одна синагога, расположенная рядом с южной городской стеной. В середине 1880-х гг. в Дербенте было четыре, в начале 1890-х гг. — пять синагог. Когда одна из них, построенная Агой Дадашевым в 1869 г., полностью сгорела в 1896 г., она вскоре была отстроена заново сыном Аги Дадашева Менаше. В начале XX в. в Дербенте было уже шесть синагог. Но и их не хватало, чтобы вместить всех членов общины, поэтому в 1905 г. была построена седьмая синагога на участке, специально выделенным для этого городскими властями.
Накануне первой мировой войны в регионе проживания горских евреев находилось всего около шестидесяти синагог и молитвенных домов. Часть из них, особенно в деревнях, была разрушена во время гражданской войны.
В первые годы советской власти экономическое положение в некоторых районах улучшилось, и появилась возможность восстановления синагог. Понятно, что не все они вернулись в то состояние, в котором находились накануне войны, но все же после ремонта в них можно было молиться. Скажем, в середине 1920-х гг. в Кубе по-прежнему было одиннадцать синагог.
Уже через несколько лет советская власть перешла к ожесточенной войне с религией. В начале 1930-х гг. синагоги начали закрывать по разным надуманным причинам, а то и без всяких причин. Так, в Грозном при закрытии синагоги власти заявили, что в ней слишком мало молящихся. В помещениях закрывшихся синагог открывали фабрики, культурные советские учреждения (клубы, школы) или же превращали их в склады. Некоторые, например, синагога в Маджалисе, были снесены. Оголтелая антирелигиозная кампания длилась три-четыре года, на протяжении которых было закрыто большинство крупных синагог.
Однако немало членов общин продолжали молиться в частных домах или в помещениях, которые были специально арендованы для этих целей. Имела место и открытая борьба за возвращение синагог. В конце октября 1938 г. большая группа горских евреев обратилась в горсовет Дербента с просьбой вернуть общине помещение большой синагоги. Под этим письмом подписались около семидесяти человек, среди них колхозники, члены ремесленных кооперативов и даже советские служащие. Власти, опасаясь резкой реакции еврейской общины, согласились удовлетворить эту просьбу, и синагогу вернули евреям, которые организовались в религиозную общину в соответствии с советским законом и подписали договор об аренде помещения.
Когда началась война с Германией, антирелигиозная активность властей снизилась, и синагоги вновь стали открываться. Во второй половине 1940-х гг. синагоги существовали в Нальчике, Буйнакске, Кубе, Баку, Махачкале и Дербенте. Часто власти не возвращали синагогальное здание, тогда община строила синагогу заново или, как это было в Баку, переоборудовала какое-нибудь помещение. В деревнях, где еще сохранились еврейские общины, по праздникам молились в частных домах.
Новая антирелигиозная кампания, сопровождавшаяся закрытием культовых зданий, в том числе и синагог, началась при Хрущеве. В Буйнакске была закрыта единственная синагога. Впоследствии общине удалось вернуть себе здание. В отличие от Буйнакска, евреям Грозного не удалось вернуть свою синагогу, отобранную у них в 1963 г.
В Дербенте в начале 1960-х гг. была также предпринята попытка отобрать у еврейской общины синагогу, но старики, по свидетельству очевидца, «просто легли на землю и сказали: или убейте нас, или оставьте нам синагогу». Власти отступили. Также не была закрыта единственная действующая синагога Красной Слободы.
Такая же репрессивная политика продолжалась и в дальнейшем. В Махачкале синагога располагалась в прекрасном здании. В конце 1970-х гг., несмотря на протест общины, власти отобрали у нее это здание, предоставив евреям для молитвы маленький дом.
К началу перестройки существовало шесть действующих горско-еврейских синагог: в Баку, Кубе, Дербенте, Буйнакске, Махачкале и Нальчике. В 1994 г. к ним добавилась синагога в Огузе (Варташене).
Эти несколько сохранившихся синагог существуют в основном благодаря пожертвованиям большинства членов общины. Молятся в них в субботу и в будни, как правило — старшее поколение. Но в праздники, и особенно в Йом Кипур, синагоги посещают многие, включая и молодежь. Многие приходят, чтобы произнести «кадиш». Кроме того, во дворе синагоги производится кошерный забой птицы. Синагога остается центром общинной жизни: двор синагоги является естественным местом встречи для евреев.
Архитектура горско-еврейских синагог
Особенностью горских общин является хорошая сохранность у них всего материального комплекса культуры. Поскольку бытовая культура евреев Кавказа мало отличается от культуры окружающих народов, то наибольший интерес представляют культовые здания и предметы, обладающие значительным своеобразием. Конечно, огромное количество синагог было закрыто советской властью, например, в еврейском предместье Кубы, Красной Слободе, из 11 синагог осталась только одна действующая. Тем не менее, сами синагогальные здания зачастую хорошо сохранились. Скажем, в той же Красной Слободе было одиннадцать синагог, из них сохранились семь зданий.
Синагоги и синагогальная утварь общин Восточного Кавказа принадлежат к типу, характерному для всех восточных общин. Все существующие горско-еврейские синагоги построены в конце XIX — начале XX вв. из камня или кирпича. На фасаде синагоги, как правило, размещена закладная доска с надписью на иврите, сообщающая о том, когда здание было построено и какой общине оно принадлежит. Многие синагоги возведены на месте более старых построек, о чем иногда сообщает закладная доска старого здания, вмурованная в фасад новой постройки.
В архитектурно-планировочном отношении синагоги горских евреев во многом следуют архитектуре мечетей того региона, в котором проживает данная община. Недаром у горских евреев синагога называется «нимаз», то есть, по-существу, мусульманским термином. Горско-еврейская синагога — зальное бесстолпное строение. Иногда в потолке находится световой купол.
В плане синагоги имеют либо вытянутую форму, причем ось, соединяющая вход с гейхалом,— короткая (Варташен, Дербент), либо форму, близкую к квадрату (Красная Слобода).
В горских синагогах женская галерея отсутствует. В тех редких случаях, когда женщины приходят в синагогу, они располагаются в прихожей. На западной стене находится утопленная в стене ниша (или ниши) для свитков
Торы, которая называется гейхал, в центре молитвенного зала — кафедра для чтения Торы, тэва. Дербентская синагога украшена пейзажными росписями, остальные имеют достаточно скромные интерьеры, если не считать ковров, устилающих полы. Когда-то прихожане сидели на полу, на коврах, теперь в синагогах стоят скамьи.
То, что интерьер горской синагоги не претерпел больших изменений, по крайней мере, с прошлого века доказывает описание, сделанное И. Анисимовым:
Синагога или молитвенный дом бывает построен почти везде по одному типу и представляет собою большую комнату, освещенную большими окнами, проделанными в трех стенах, кроме западной. Пол устилается коврами, на которые садятся, поджав под себя ноги, горские евреи кругом около стен и несколькими рядами по средине. В западной стене находится шкаф с золотыми в иных городах галунами наверху и львами по бокам — кивот завета. В нем помещаются свитки из пергамента, на которых написаны заповеди Моисея и серебряные короны с колокольчиками, которые надеваются на верхние рукоятки свитков во время поднесения их к молящимся для прикладывания. Сбоку кивота стоит кафедра, в рост человека, составляющая престол, где рабби совершает богослужение. Над престолом и по бокам его находятся изображения некоторых святых мест в золоченых рамах. Посреди синагоги находится другая большая кафедра, на которой, обращаясь к западу, рабби читает три раза в неделю — по субботам, понедельникам и четвергам — заповеди и говорит проповеди.
В Дербенте и Варташене синагоги ничем не выделяются из уличной застройки, зато в Красной Слободе здания синагог служат архитектурными доминантами поселка, и их силуэты, украшенные луковичными куполами, хорошо прочитываются с другого берега Кудиял-чая.
Все синагоги Красной Слободы построены в 1890-х гг. из кирпича, наиболее крупные украшены луковичными куполом. Самая большая синагога, синагога Кусари, то есть квартала Кусар, имеет даже шесть декоративных куполов и выложенный по фасаду кирпичный рельеф в виде тюльпанов в массивных вазах. Своим внешним обликом, в особенности куполами, слободские синагоги напоминают мечети, построенные в Кубе в тот же период. Интересной особенностью синагог Красной Слободы является то, что мы знаем имя их архитектора. Он был уроженцем Слободы и его звали Гилель б. Хаим. В Слободе сохранились также построенные им жилые дома. На фасаде каждой синагоги огромными, выложенными из кирпича, еврейскими буквами выведено имя и отчество строителя. Этот своеобразный автограф является чуть ли не единственным украшением достаточно скромных синагогальных фасадов.
В единственной действующей синагоге Слободы (синагога Гиляки, то есть раньше она принадлежала общине выходцев из Гиляни) есть пристройка, в которой раньше молилась небольшая ашкеназская (скорей всего, герская) община. В настоящее время синагога Гиляки отреставрирована, рядом построено новое здание миквы. Заканчивается реставрация синагоги Кусары, в которой планируется разместить общинный культурный центр.
В Варташене было две каменные синагоги, их здания существуют до сих пор. Большая синагога — огромное двухсветное здание своеобразной архитектуры, его ширина намного больше длины, по всему фасаду проходит галерея. Его открыли вновь на средства местной еврейской общины в 1994 г., отреставрировав по проекту варташенского еврея — главного архитектора поселка.
В Дербенте сохранились здания четырех синагог, в настоящее время действует только одна.
Ритуальная утварь
Синагоги горских евреев имеют своеобразную ритуальную утварь. Горские евреи, также как ашкеназы, и в отличие от других персоязычных еврейских общин или, например, грузинских евреев, закрывают Тору матерчатым чехлом и читают ее, положив на стол, стоящий на тэве. Это единственная еврейская община, где на свиток Торы надевают два мягких чехла: нижний из белого холста, а сверху нарядный — из бархата. Правда, Бежанов, говоря об обрядах евреев Варташена, дважды упоминает о том, что Тора находится в твердом деревянном футляре, например:
Вечером выносят Тору в вызолоченном деревянном цилиндре (ящике).
Остается неясным, то ли наличие деревянного футляра — особенность только варташенской общины, то ли традиция за прошедшие сто лет изменилась. Проверить это сложно, так как в Варташене синагоги были закрыты советской властью, и утварь из них не сохранилась.
В ритуальную утварь горских евреев входят римоним и указки для чтения свитка Торы. Указки и римоним принадлежат к персидскому типу, хотя и имеют целый ряд местных особенностей. Они, как правило, изготовлены из серебра низкого качества, без клейма пробирной палаты.
Указку или кульмос иногда называют местным термином «миль» (от глагола «указывать» по-татски). Местная особенность использования кульмоса: при чтении Торы по тексту водят двумя указками, соединенными цепочкой, которые при этом образуют нечто вроде раскрытого циркуля-измерителя. Указки держат в одной руке, выхватывая из строки нужный отрезок.
Кульмос представляет собой плоское стилизованное изображение руки с вытянутым указующим перстом. Кульмосы декорированы сердоликами, кораллами, цветным стеклом. В декоре широко применяются кавказские орнаменты, популярная на Кавказе чернь. По уверению старожилов — это работа местных ремесленников-неевреев. Судя по технике изготовления, указки выполнены в кубинско-закательском регионе (северная часть Азербайджана, близкая к Дагестану). Серебро низкопробное, без клейм, техники: зернь, штамповка, гравировка. Художественный уровень невысок, что, возможно, объясняется низким качеством серебра.
Особенности оформления предмета зависят от общины, в которой им пользовались. Так, в единственной действующей синагоге Красной Слободы собрана большая коллекция (около 70 штук) кульмосов из всех слободских синагог. По своей форме и декору они делятся на столько же типов, сколько в Слободе есть кварталов и сколько, соответственно, было в ней синагог.
Горские евреи не используют кетер-тору в качестве украшения свитка Торы. Его украшением служат римоним. Серебряные римоним обычно бывают украшены подвесками, орнаментом (чернь по серебру) и надписями на иврите. Местные римоним, как правило, персидского типа (сфера, украшенная навершием). В синагогах хранятся римоним различных типов, например, в горской синагоге Баку — пара типичных грузинских римоним, изготовленная в Тбилиси; в синагоге Красной Слободы — пара римоним кубачинской работы. Римоним используются не только для украшения свитков Торы, но и для украшения тэвы. Термин римон не очень употребителен у горских евреев. Сами римоним выполняют скорее функцию кетер-торы, на что, как правило, указывает и надпись на римоне: «Вот корона Торы». Характерно, что Анисимов, говоря в своей статье о римоним, называет их коронами.
Кабалистические надписи на римоним и кульмосах показывают, что в них видели также своего рода амулеты. Вся синагогальная утварь имеет характер вкладных вещей в поминовение умерших родственников, о чем всегда сообщает соответствующая надпись.
В целом религиозная жизнь горско-еврейской общины не так уж сильно отличалась от жизни любой другой еврейской общины. Это подтверждает описание субботнего богослужения в горской синагоге, выполненное И. Анисимовым:
Посреди синагоги находится большая кафедра, на которой, обращаясь к западу, рабби читает три раза в неделю — по субботам, понедельникам и четвергам — заповеди и говорит проповеди. Пред чтением каждой главы заповеди, рабби приглашает одного из молящихся и благословляет его, за что тот по состоянию жертвует деньги или свечи в пользу синагоги. По большим праздникам эти благословения продаются с аукциона (от одного до трех-четырехрублей), и деньги опять идут в пользу синагоги. Эти сборы составляют капитал, который исключительно идет на ремонт синагоги, на общественные купальни и воспитание сирот. Богослужение совершается следующим образом: у престола стоит рабби и читает известные молитвы на древнееврейском языке, а за ним по молитвенникам читают тихо и грамотные. Остальные же, не понимающие по древнееврейски и называющие себя «ам-коориц» (что означает по древне-еврейски «инородец или неграмотный») слушают сидя или стоя при различных моментах богослужения, и произносят «Борухо-борух-шему» — «да будет благословлено Его имя», и после каждой молитвы, произнесенной рабби, слова: «благословен Ты, Предвечный Боже наш». В тех же местах молитв, при которых должно стоять и, читая про себя, делать несколько поклонов, они также стоят и следят в упор за каждым движением рабби. Сделает он поклон,—они тоже, скажет он «аминь» — они также, не давая себе отчета, за что поклон и после чего «аминь». Многие, даже большинство евреев, вовсе не знают даже о существовании главных молитв евреев.
Наибольшие отличия существуют между различными еврейскими общинами именно в праздничных ритуалах. Перечисляя основные праздники еврейского календаря, отметим, что не только их празднованье имеет у горских евреев свои особенности, но главные праздники зачастую имеют свои, отличные от общеупотребительных во всем остальном еврейском мире, названия, например, Песах называется Нисону, Пурим — Гомону, Шавуот — Асаль-та, Гошана Раба — Араво.
К сожалению, в литературе отсутствует систематическое описание праздничных ритуалов горских евреев. Единственное исключение составляет статья Бежанова, которая сообщает целый ряд подробностей о праздничных ритуалах евреев Варташена. Очевидно, что наряду с общими чертами, присущими всем горско-еврейским общинам, в каждой должны были существовать свои особенности ритуальной практики, но об этих особенностях нет никакой систематической информации.
Всякая еврейская община из структуры еврейского года выбирает те или иные праздники, которым она уделяет наибольшее внимание. Частотакой выбор не вполне совпадает с формальной иерархией праздников. Для горских евреев такими важнейшими праздниками, безусловно, являются Песах, Йом-Кипур, Пурим и, в последние годы, Тиша бе-Ав. Все праздники носят ярко выраженный общинный, коллективный характер. Вот как Анисимов описывает праздник в традиционной горско-еврейской общине:
Главные праздники — Пасха и праздник Мардохея и Эсфири <то есть Пурим >. К этим праздникам готовятся евреи два, три месяца. Особенно много хлопот причиняют праздники женщинам, которые сперва, сидя днем и ночью, не заботясь о себе, шьют всем домашним и себе новые платья, а затем принимаются за смазку и чистку комнат и дворов. Недели за три до праздника, куда не идешь, везде видишь женщин и девушек, которые то мажут полы, стены глиной, то белят их, то чистят посуду: словом, всюду кипит работа! Только что настал праздник, как уже все,— начиная с мужчин и мальчиков, которые спешат в синагогу, и кончая женщинами и девушками, которые приготовляют стол до прихода мужчин,— нарядились или в новые, или в чистые платья. Препровождение праздников состоит исключительно в молитве и еде. С наступлением праздника для каждого члена семьи наступает особенная жизнь, особенное препровождение времени, в котором никто из них не должен мешать другим, но однакож с соблюдением возложенной на каждого из них обязанности. Утром мужчины идут в синагогу, а женщины остаются дома, чтоб убрать комнаты и приготовить обед, состоящий из нескольких (от 5 до 6— 7) блюд. Мужчины, старше 15 лет, по выходе из синагоги прямо отправляются или к своим старшим родственникам поздравить с праздником, причем им подается рюмка водки или стакан вина с маленькой закуской, или к носящим траур, чтобы утешить их и высказать пожелание, чтобы они более не видали таких несчастий. Приходя в гости, они садятся по старшинству и занимаются разговорами, а молодые, не женатые, стоят у дверей и слушают. Через каждые полчаса одна группа выходит от хозяев, а друга приходит.
Остановимся на тех особенностях, которые отличают праздничные ритуалы горских евреев, пропуская, по возможности, то, что происходит в тот или иной праздник у горских евреев так же, как в любой другой общине.
Песах
У горских евреев Песах называется Нисону по имени месяца Нисан. Приготовления к Песаху естественно связаны с кошерованием посуды, выпечкой мацы и уборкой жилиша. Вот как, по Бежанову, это происходило в Варташене:
Восемь дней едят пресный хлеб. Он приготовляется так: пшеницу покупают на гумне, которого не мочил дождь, и хранят ее в совершенно новом глиняном кувшине. За тридцать дней до Пасхи каждое зерно выбирают особо, чтобы оно не имело дырочек и других повреждений и чтобы оно не было подмочено водой. Мельницу, где должны молоть эту пшеницу, тщательно очищают, ремонтируют, ни одной пылинки старой муки не оставляют; все щели в мельнице замазывают; жернова очищаются измельченными в порошок кусками глиняной посуды. После очистки приходит раввин, осматривает, хорошо ли все сделано, и разрешает молоть. Пшеницу на мельницу и муку обратно нужно нести так, чтобы солнце не согрело ее, а то может произойти окисление. На другой день пекут пресный хлеб. За несколько дней лудят медные посуды, обновляют глиняную посуду. Луженую посуду до употребления «очищают» следующим образом: большой луженый котел наполняют водой до самого края, замазывают края котла глиной в один вершок толщиной и ставят в огонь; когда вода прокипит как следует, ее выливают, котел снова наполняют и кипятят; когда вода закипит, тогда ополаскивают в ней все маленькие луженые чашки, блюда, котлы, а затем моют их в холодной воде, и после этого посуда считается очищенной, годной для Пасхи. Для печения пресного хлеба собираются 15—20 человек мужчин (женщины не могут печь); тесто месят, смачивая вчерашней водой. Тесто месят маленькими порциями; на один раз берут 2,75 фунта (в большем количестве может прокиснуть). Когда месят тесто, то каждый из мужчин выполняет одну какую-нибудь работу: один наливает воду по мерке, другой взвешивает муку, третий месит тесто, четвертый режет тесто и делает лаваши, шестой делает на лаваше рисунки, седьмой печет и т.д. Во время этой работы все должны говорить: мы, мы это делаем для мацы. Вода прибавляется один раз и при том чистая, прозрачная и холодная; если воды окажется не в меру, больше или меньше, то тесто не годится; поэтому тот, кто наливает воду в тесто, должен быть знатоком своего дела. Палку, которой катают тесто, почти ежеминутно чистят стеклом, чтобы тесто к ней не пристало; эта палка до окончания работы должна быть в руках и находиться в движении. Пресный хлеб пекут в новой печке (тон-дыре), где нельзя печь обыкновенный хлеб. В печи хлебы не должны соприкасаться друг с другом, не должны подыматься; если вынутый из печи хлеб оказывается недопеченным, то вторично ставить в печь его нельзя, он не годен.
Пресный хлеб начинают есть только накануне Пасхи после благословения; ножи для этих хлебов должны быть новые. Стеклянную посуду тоже обновляют к Пасхе. Квартиру оштукатуривают; двери моют и очищают от грязи; все ковры, тюфяки, на которых сидят и спят, платье, белье должны быть хорошо вымыты на речке.
Пасхальный седер проводят так же, как и в других общинах, хотя и с определенными особенностями. Во время первого седера Агаду читают на древнееврейском языке, во время второго — в переводе на татско-еврейский. Вино к Песаху каждый домохозяин стремится приготовить сам.
По возвращении из синагоги начинается еда: достают горькие травы; очищают разные фрукты, смешивают их вместе, толкут, — получаемая густая масса напоминает то, что в Египте евреи приготовляли грязь для кирпичей; благословляют вино; затем в одну большую посуду кладут пресный хлеб, траву, мясо, яйца и другие съедобные предметы; читают историю пребывания евреев в Египте и, когда доходят до того места, где сказано, что они ели пищу с горькой травой, перестают читать, берут горькую траву, обмакивают в массу и едят. Затем едят траву с колючкой в знак того, что их мучили в Египте.
Что касается упомянутой у Бежанова колючки, то это один из многих примеров проникновения кавказских верований в горско-еврейский ритуал. Я неоднократно видел висящий над входом в дом горских евреев оберег, состоящий из подковы, дырявого камня, так называемого «куриного бога» и красивой синей колючки особого вида. В спасительную силу этой колючки верят вообще все народы Восточного Кавказа, используя ее в качестве амулета. Именно эту колючку горские евреи вкушают во время пасхального седера вместе с горькой зеленью.
После еды пресного хлеба читают десять наказаний, которые Бог посылал на египтян; при этом берут сломанную глиняную посуду с золой, кладут в золу скорлупу яйца и десять раз вливают туда вино. В этот вечер собирается несколько семейств вместе и проводят время далеко за полночь.
Праздник Пасхи продолжается восемь дней. В эти дни не едят сухой рыбы и сладостей; многие даже не едят пресного хлеба у другого еврея, думая, что может быть, тот не по обряду приготовил.
По традиции на исходе Песаха, то есть вечером восьмого дня, залезали на крышу и бросали в печную трубу пучок свежей травы в знак того, что Песах является также праздником весны.
Шавуот
У горских евреев Шавуот называется Асальта, то есть «Сладкое», так как в этот праздник принято есть сладости. Вот как описывает этот праздник Бежанов:
Вечером собираются в синагогу раввины и грамотные люди и читают до утра из Пятикнижия и Пророчеств; тут они пьют вино и чай, утром купаются в бассейне, который находится во дворе синагоги <имеется в виду миква>; затем начинают снова отправлять богослужение, во время которого читают 613 правил: 365 противозаконных поступков, 248 законных требований, которые должны быть исполняемы. На второй день повторяется то же самое.
Шавуот не относится к числу наиболее популярных праздников. В настоящее время его смысл не вполне понятен большинству горских евреев. В этот день принято навещать семьи, в которых в прошедшем году кто-ни-будь умер.
Тиша бе-Ав
9-е Ава горские евреи называют «Сорони», то есть «День траура», или «Майромовои» (это название разъяснено ниже). 9-е Ава у горских евреев, как и во многих других общинах, служит днем поминовения родственников, прежде всего родителей.
Мне довелось побывать в этот день на еврейском кладбище Красной Слободы. Туда пришел не только весь поселок, прилетели и приехали многие уроженцы Слободы из других городов, из России, из Израиля, из США. Многотысячные толпы запрудили кладбище. Около могил с поразительным искусством и выразительностью причитали профессиональные плачеи. Искусство горско-еврейских плакальщиц поразило еще И. Черного:
Помню, например, что по приезде моем в селение Янгикент, лежащее недалеко от селения Маджалис в Кайтаго-Табасаранском округе, я услыхал издали пение женщин; с тамошним раввином я отправился по тому направлению, откуда оно слышалось, и спросил раввина, что это за пение? Он мне ответил, что это не пение, а плач женщин. И действительно, когда мы подошли поближе, то увидели, что почти все женщины деревни сидят в живописной группе и плачут с такой странной мелодией, что издали казалось, будто они пели; их глаза уже опухли от рыдания,
и все они были избиты страшным образом. Я спросил их, давно ли умер тот, которого они оплакивают? Представьте мое удивление, когда я услышал, что уже 25 лет прошло после смерти оплакиваемого!
Вернемся, однако, к Тиша бе-Ав в Красной Слободе. На мой вопрос, что же задень сегодня, большинство отвечало: день, когда мы поминаем родителей. В то же время идея траура по разрушенному Храму была вовсе неизвестна большинству собравшихся. Причину траура объясняли тем, что это день памяти небесной Майром (Мирьям) и ее семи сыновей (отсюда «Майром-овои»). Б. Б. Маноах в своей книге о горских евреях подтверждает, что это объяснение является повсеместно распространенным.
По преданию, когда за отказ от чужой веры палачи казнили семь сыновей Майром, она бросилась в пропасть, обрела крылья и улетела на небо. Очевидно, речь идет о талмудической легенде, в которой рассказывается, что во время гонений Веспасиана (то есть тогда, когда был разрушен второй Храм), римляне казнили за стойкость в вере семь сыновей Мирьям, которая после этого умерла.
В то же время Бежанов, сообщая о Тиша бе-Ав у евреев Варташена, говорит, что это.«траур в память разрушения Иерусалима». Таким образом, на примере 9-го Ава мы видим, как за сто лет «нормативные» представления были вытеснены «народными».
Далее Бежанов сообщает об этом дне:
В этот вечер читают «Плач Иеремии», сами тоже плачут и бьют себя в грудь; многие сидят в пепле и голову осыпают пеплом. В этот день и ночь ходят босыми ногами, босыми же ногами ходят на кладбище, где раввины совершают панихиду и говорят проповедь, собирают деньги для бедных; отсюда опять идут в синагогу, читают книги Иова и Иеремии.
Из этого описания мы видим, что из сложного ритуала осталось только посещение кладбища, которое и заменило собой все остальные части ритуала.
Рош а-Шана
Бежанов так описывает обряды Новолетия у горских евреев:
За день перед этим режут цыплят, баранов, вечером варят баранью голову, тыкву, рыбу; затем приготовляют финики, мед, морковь, яблоко для кушанья после вечерни; благословляют вино; после богослужения благословляют все фрукты и пищу.
После ужина читают особо положенные молитвы и половину Псалтыри, днем читают два раза всю Псалтырь, а ночью — книгу Мишна, где изложен суд Божий <?>. Праздник продолжается два дня: в эти дни нельзя спать, ибо Бог судит и смотрит добрые дела и грехи людей. Вечером идут на речку и читают очистительную молитву, берут края платья и отряхивают, прося Бога очистить их грехи; перед праздником и после праздника по одному дню постятся.
Отсутствие упоминания о трублении в шофар не должно вводить в заблуждение: шофар естественно используется. Просто Бежанов, как сторонний наблюдатель, сообщая массу интересных, но второстепенных подробностей, часто упускает главные моменты ритуала.
Йом Кипур
Йом Кипур, или как его называют горские евреи, «Кюпюр», по-видимому, самый почитаемый горскими евреями праздник. Даже при советской власти в этот день в синагогу приходило больше всего народу. Так же, как в других общинах, горские евреи исполняют обряд «капорет».
Особенность местного ритуала: перед Трапезой, предшествующей посту, в доме зажигают свечи по количеству домочадцев и, кроме того, свечи в память покойных членов семьи, прежде всего родителей.
Точно так же поступают в Ноуруз соседи горских евреев — таты-мусульмане. В этом, также как и в некоторых других ритуалах, связанных с огнем, можно видеть общий культурный пласт, связанный с зороастрийским прошлым ираноязычных жителей Кавказа.
Согласно Бежанову:
В этот день все, кроме больных и малых детей, постятся. Накануне, после заката солнца, едят пищу и идут в синагогу. Богослужение продолжается шесть часов. Для этого праздника приготовляют одну большую свечу, весом 1 пуд 20 фунтов и 50 свечей в четверть фунта, и все эти свечи зажигаются в синагоге; так как женщины не имеют права ходить в синагогу, то в этот вечер они собираются вокруг синагоги и смотрят через окно, как выносят Тору в красивом ящике. Многие набожные остаются в синагоге до утра. Вечером следующего дня в синагоге играют на дудочке и дают знать, что «Кюпюр» кончился. При выходе из синагоги все целуют руку раввина, молодые — руку старых, прося прощения за все сделанное. В этот вечер благословляют вино.
Под сигналом «дудочки» естественно имеется в виду трубление в шофар, означающее окончание поста. Бежанов, не слишком разбираясь в еврейских обычаях, допускает в этом, как и в целом ряде других случаев, ошибку.
По воспоминаниям старожилов Красной Слободы, в синагоге на биме висело специальное белое облачение, которой раввин надевал в Йом-Кипур.
Суккот
На Суккот строят сукку во дворе синагоги, но раньше сукки делали во всех дворах. В качестве сукки горские евреи либо использовали стоящую во дворе дома беседку («чордог»), либо строили специальную сукку, покрывая ее стены коврами, а сверху навешивая ветки, также как это принято у персидских и бухарских евреев. В сукке делали кидуш, но не находились в ней весь день. Бежанов пишет:
В ночь <после> Кюпюра благословляется вино; каждый еврей берет с собой благословленное вино; приходит в свой двор и палкой намечает во дворе место для шалаша. После праздника Кюпюра все евреи приносят много жертв.
Не вполне ясно, что Бежанов имеет в виду под жертвами: скорей всего, так он воспринимает приготовление к празднику. Далее Бежанов продолжает:
Замечу: вообще накануне всякого праздника много режут баранов, и до наступления праздника строят шалаш. Вечером Суккота все идут на богослужение, которое продолжается полтора часа; затем приходят оттуда и заходят в устроенный во дворе шалаш и читают молитву; затем здесь же ужинают, после ужина читают молитвы в течение 3 часов. Семь суток они живут в шалаше.
Особым почетом пользуется у горских евреев последний день праздника Суккот, Гошана Раба, который они называют «Араво», то есть «ива», по одному из компонентов лулава. Ветки ивы в этот день приносили в синагогу, а потом забирали домой и оставляли их храниться на год, до следующего Араво.
В ночь Араво молодежь, особенно девушки, устраивают веселые ночные посиделки и гадания. Вот что пишет о ритуале Араво Анисимов:
В ночь под седьмой день праздника «Кущей», называемую «Араво» и проводимую горскими евреями в синагогах и молитвенных домах за чтением псалмов Давида, девушки собираются и, сделав меж собой складчину, проводят время до утра с пляской и песнями. При этом они несколько раз садятся ужинать, смеются и предаются разным девичьим играм и гаданиям о суженых. Для довершения веселья к ним являются юноши и начинают состязаться с ними в искусстве находить ответы на песни, заключающие в себе вопросы. По мнению горских евреев, в эту ночь решается судьба человека и определяется свыше, быть ли ему бедным или богатым, жить или умереть до будущего года и какою смертью.
Но особенность этого праздника состоит в том, что, по мнению горских евреев, воды реки к двенадцати часам ночи перестают на одно мгновение течь и потом начинают шуметь и пениться. Кто чего ни попросит в этот момент у Бога, все сбывается,
Своеобразные подробности об этом празднике нам сообщили в Маджалисе: по рассказам местных жителей, в этом ночном веселье принимали участие не только девушки, но и юноши, которые обеспечивали девичий праздник угощением, причем по традиции все съестное должно было быть украдено. Кража как символ молодечества — типично кавказская черта.
Симхат Тора
Бежанов так описывает этот праздник в Варташене:
В это день утром и вечером выносят Тору в вызолоченном деревянном цилиндре (ящике). Впереди Торы идут раввины и почетные лица, составляя круг и держа в руках восковые свечи; семь раз обходят кругом, поют, пьют вино, радуются, а прихожане благоговейно слушают и повторяют «аминь».
В то же время Б. Б. Маноах утверждает, что «гакафот», о котором пишет Бежанов, в горско-еврейских синагогах не проводят. Быть может, это отражает разницу обычаев общины Варташена и других общин.
Ханука
Ханука не принадлежит к числу особо почитаемых праздников, большинство наших информантов даже не могли вспомнить о ее существовании. Не упомянут этот праздник и у Бежанова. Характерно, что у горских евреев, как и некоторых других восточных общин, нет в обиходе специальной ханукии. Те, кто отмечает этот праздник, просто зажигает восемь свечей или масляных лампад.
Пурим
Пурим, который горские евреи называют «Гомону», принадлежит к числу самых популярных до сегодняшнего дня праздников. В этот день семьи посылают в подарок сласти, например, халву, завернутую в лаваш. В семействах, где кто-нибудь недавно умер, собирают миньян и читают кадиш. Пурим (как и в других общинах) — веселый праздник. Бежанов пишет:
Первый день постятся, проводят день совершенно без еды. Это пост «Есфири». Вечером в синагоге громко читают и поют из Книги Есфири. Дети утром и вечером Пурима делают ножом фигуру Амана; затем камнем и молотом бьют по этой фигуре до тех пор, пока все изображение не сгладится с доски. Кроме того, бьют по земле чем попало, топочут, желая как бы раздавить голову Амана, и еще играют на особом музыкальном инструменте. После обеда вся молодежь садится на лошадей, едут к знакомым, просят вина и затем едут в поле на скачку: тут они джигитуют, радуются, что Амана повесили и Мардохей избавился от гибели. (Христиане и мусульмане, не понимая, говорят: евреи гонят Христа, евреи гонят Магомета!)
Кроме того, на Пурим (в Красной Слободе) стреляли из ружей «в Амана» (кавказский вариант, заменяющий шум трещоток).