Публикуется по изданию: Лесли И.П. Смоленское Дворянское ополчение 1812 года. Смоленск, Губернская Типография. 1912 г.
Дворянству1 кроме пожертвования ратниками пришлось принять на себя еще заботу о снабжении армии продовольствием и фуражом. По приближении отступающих армий к пределам Смоленской губернии от Командующего армией получилось предписание, озаботиться о заготовлении потребного количества провианта, на что было дано срока всего четверо суток. Согласно требованию генерал-интенданта от 16 июля, губернии следовало поставить 30000 пудов сухарей, 13600 четвертей крупы, 65000 пудов муки, 180000 пудов овса и 322500 пудов сена. По получении Губернским Предводителем этого предписания, он немедленно сделал разверстку по уездам и разослал ее с курьерами уездным Предводителям для немедленного исполнения. По этой разверстке причиталось доставить с каждой ревизской души по пуду сухарей, по три меры овса, полтора пуда муки, по 15 фунтов круп и по пуду сена или по пяти пудов травы. Наблюдение за правильностью сбора и доставки было возложено на уездных Предводителей с разрешением, брать, что у кого возможно, и заменять одно другим, выдавая за взятое квитанции. Для пополнения запасов хлеб брался из запасных сельских магазинов, у торговцев же хлебом секвестровались все наличные запасы. Доставка провианта и фуража для 1 Западной армии возлагалась на Предводителей Дорогобужского, Ельнинского и Краснинского уездов, для 2 Западной армии на Духовщинского, Поречского и Смоленского. В течение четырех дней предписывалось всю муку перепечь в хлеб и обратить затем в сухари, и для этой работы, кроме жителей, употреблялись и ратники. Из этого можно заключить, какой колоссальный труд был возложен на Дворянство, особенно принимая во внимание спешность и отсутствие путей сообщения, неоконченную уборку полей и плохой урожай. Но, несмотря на все это, помещики энергично принялись за работу, собирая припасы днем и ночью, и уже 21 июля началась отправка транспортов под наблюдением дворянских заседателей, особо выбранных дворян и командированных из полков чиновников.
Кроме2 этих, так сказать, обязательных сборов поступали еще и частные пожертвования, но в незначительных размерах и разного характера: самым крупным было от Краснинского помещика Ивана Краевского, поставившего для армии 1000 ведер спирта и пятьдесят волов, и Рославльского помещика Александра Яковлевича Храповицкого, пожертвовавшего строевую лошадь и 50 четвертей овса.
Из3 прилагаемой ведомости видно, что в общем поставка продовольствия и фуража достигала очень солидной цифры, а принимая во внимание спешность заготовки и доставку всего потребного на лошадях и на значительное расстояние, размер пожертвований должен быть еще увеличен. Несмотря на то, что в первоначальном предписании Генерал-интенданта и указано, что за забранные припасы будут выдаваться квитанции с уплатою по справочным ценам, но в делах архива не имеется никаких намеков на возмещение помещикам денег. Во Всеподданнейшем отчете, в котором доносится о разорении Смоленской губернии, все эти сборы названы «пожертвованиями», из чего можно заключить, что дворянство отказалось от причитающегося вознаграждения и приняло всецело на себя это последствие войны, и эта жертва увеличила еще более материальный убыток от неприятельского нашествия. Хотя в ведомости и упомянуто, что часть хлеба взята из запасных магазинов и можно подумать, что это не касалось помещиков, не сравнивать магазины того времени с существующими в настоящее время нельзя. Пополнение их производилось действительно с крестьянских полей, но в случае неурожая или отсутствия запасов прокормление крепостных крестьян и обсеменение их полей лежало на обязанности помещиков, так что с реквизицией этих запасов содержание крестьян до следующего урожая ложилось всецело на личные средства владельцев и, следовательно, взятие хлеба из запасных магазинов представляло тоже пожертвование личное. В виду этого становится вполне понятным, почему со стороны Дворянства поступало так мало денежных пожертвований и, просматривая ведомость, таковые могут быть названы совершенно ничтожными. Деньги эти, вместе с собираемыми по раскладке на содержание ополчения, были в распоряжении тысячных начальников и употреблялись на выдачу жалованья и мелкие расходы, как то: посылку эстафет, прогоны чиновникам и т. п. Подробный отчет в израсходовали сумм представлен лишь Сычевским Тысячным начальником, от остальных же имеются лишь общие итоги. 4 Из сумм пожертвований выделяются 20,000 рублей поступивших от Юхновского помещика Павла Григорьевича Щепочкина, которые, не имея определенного назначения, находились в распоряжении Уездного Предводителя. В виду того, что после роспуска ополчения многие служившие в нем дворяне изъявили желание продолжать службу в действующих войсках, Губернский Предводитель вошел в переписку с Начальником ополчения о том, чтобы эти деньги были бы распределены в пособие дворянам, поступающим в ряды войск и некоторым беднейшим чиновникам.
Пожертвований5 не поступало вовсе по уездам Краснинскому, Поречскому и Вяземскому, в котором помещик Гавриил Семенович Горожанкин хотя и записал 500 рублей, но таковых в действительности не передал.
Из дела не видно, насколько аккуратно и в какое время поступали в распоряжение Тысячных начальников сборы на содержание ополчения; но, судя по тому, что далеко не все служащие расписывались в получении жалованья, и младшим чинам оно выдавалось не в полном размере, можно полагать, что при вполне естественном нарушении порядка взыскания денег (так как почти все помещики разъехались, и взыскивать было некому и не с кого) сборы поступали очень слабо. Ввиду этого часть чиновников была принята на содержание от казны, которая назначила от себя жалованье приблизительно в том же размере: сотенному начальнику 30 рублей в месяц, пятидесятному – 20 рублей и каждому ополченцу по рублю. Но и это жалованье приходилось получать несвоевременно и с большими задержками из Минского Комиссариатского Депо. Во всяком случае, в первую часть кампании о жалованьи не имеется никакого упоминания, и есть намеки, что получать таковое ополченцы могли лишь с января 1813 года, когда неприятель был уже изгнан из пределов России, но и то сначала Комиссариат отказался платить, отговариваясь отсутствием соответствующих сумм и неизвестностью размеров окладов. После продолжительной переписки между ведомствами было установлено, что ополченцы считаются на казенном жалованьи с ноября 1812 года, но, несмотря на это, еще в марте 1813 года жалованье не было выдано, и чиновники терпели во всем большую нужду. После ВЫСОЧАЙШЕГО Указа о роспуске ополчения снова начинается переписка о задержке жалованья, так как Минский Комиссариат считал, что днем прекращения содержания должно считаться 30 марта, т. е. день подписи ВЫСОЧАЙШЕГО Указа, а не действительный срок роспуска ополченцев, и, наконец, уже 8 мая 1813 года Военное Министерство дало знать Начальнику ополчения, что все служащие должны быть удовлетворены жалованьем по день роспуска.
Вопрос о продовольствии ополчения был один из самых трудных и забота о нем видна во все время военных действий, но, к сожалению, несмотря на все настояния Начальника ополчения, доставка провианта происходила очень слабо, и со стороны Правительства не видно особой заботливости о этом. Штаты на ополченцев не были утверждены, армия сама в военное время с трудом получала все необходимое и военному ведомству было не до заботы о каких-то 20,000 ополченцев. В начале, при сформировании, ополченцы пришли со своим провиантом, но его хватило ненадолго, так как взято было сухарей всего на десять дней, а прочего провианта на месяц; вскоре начались битвы под Красным и Смоленском, и вполне естественно, что при тогдашних взглядах на ополчение, ему было предписано довольствоваться от местных жителей. Если с одной стороны это и было тяжело, то с другой вполне целесообразно, ибо по мере приближения неприятеля, жители уходили, и запасы все равно достались бы неприятелю за невозможностью увезти, и крестьяне часто сами предлагали войскам брать нужное вместо того, чтобы сжигать и портить хлеб и фураж.6 Как только выяснилась необходимость очистить Смоленск, осажденный французами, ополчение выступило вместе со всей армией и за отсутствием подвод могло взять с собою провианта лишь до 19 августа. Дальнейшее снабжение таковым по распоряжению губернатора Аша было возложено на Сычевский уезд, как расположенный дальше от театра войны, но, по отсутствию у населения средств, с уезда предписано поставить только по 10 фунтов сухарей с ревизской души. По мнению губернатора, Дворянство, поставившее от себя ополчение, должно было само же заботиться и о пропитании его. (Как видно из донесения Бельского тысячного начальника, при ополчении находилось и продовольствовалось еще сорок два неимущих дворянина). В виду этого понятно, что не только армия, но и ополченцы пользовались весьма широко правом секвестрации, забирая у населения все необходимое частью на деньги, частью под квитанции, а иногда и бесплатно, по праву войны.
Такой неопределенный способ продолжался до того времени, пока французы не начали отступать из Москвы, и наш успех не начал уже выясняться; затем возвратившиеся жители поднимают вопрос о уплате им вознаграждения за взятые продукты и подают об этом ряд ходатайств.
С удалением неприятеля из пределов Смоленской губернии7 ополчение перестает участвовать в делах и употребляется для мирной службы, для чего располагается по уездам, из которых было сформировано, и продовольствие его не только пищею, но и одеждою и обувью, ложится всецело на уезд. Вопрос этот обсуждался в Дворянских Собраниях, которые нашли наилучшим способом разместить ополченцев по уцелевшим дворам, тем более что ополченцы могли оказать населению некоторую помощь и защиту от бродивших мародеров. (Постановление Гжатского Дворянского Собрания 29 декабря 1812 года). Провиант, лошади одежда, фураж полагалось брать под квитанции, но у разоренных жителей было так мало всего, каждый лишний рот был так на счету, что уже в ноябре поднимался вопрос о переводе ополчения на казенное содержание.8 Единственное место, откуда можно было получать провиант, был Бельский уезд, наименее пострадавший, и где сохранились большие казенные продовольственные склады, в которых кроме запаса муки хранилось свыше 25,000 пудов сухарей, откуда и направлялся провиант в Смоленск и Дорогобуж. Доставка осложнялась недостатком подвод и бродившими шайками мародеров, так что из южной части Бельского уезда транспорты в Смоленск шли через Дорогобуж, где для них давался конвой.
Из имеющихся данных можно заключить, что наиболее пострадавшим были уезды Гжатский и Смоленский с городом, в котором из всех домов осталось к 28 декабря всего 250, причем нужда во всем была так велика, что, например, на весь город имелись одни весы, которыми и пользовались с разрешения владельца все обитатели. Ополчение стояло на широких квартирах, и доставка провианта представляла большие затруднения, так как за ним приходилось командировать отдельные части, с трудом доставших подводы. Кроме провианта для ежедневного употребления требовалось иметь еще месячный запас такового на случай могущего быть выступления, а недостаток в нем ощущался постепенно, и в Сычевском уезде дошел до того, что свободные от службы ополченцы были временно распущены по домам в расчете, что в родных местах своему человеку скорее окажут помощь.
Смоленское9 уездное ополчение стояло по деревням Спас-Твердилицкой волости в 25 верстах от города, но так как разоренному населенно было очень трудно содержать его, то в феврале 1813 года, оно было переведено в Касплянскую волость Поречского уезда. Как и где были расквартированы остальные уездные ополчения, сведений не имеется.
Такое положение вещей продолжалось до февраля 1813 года, когда заботу о содержании ополчения взяло на себя правительство, объявив, 10 что оно будет выдаваться из Витебского Комиссариатского Депо, но и оттуда оно получалось с большими затруднениями и задержками, а между тем нужда все обострялась, и в марте со всего Юхновского уезда были собраны последние 931 пуд сухарей и 15 четвертей круп, и рассчитывать на дальнейшее снабжение было невозможно. В виду этого военный министр предписал Смоленскому губернатору войти в сношение с Калужским по вопросу о снабжении ополчения всем необходимым так как эта губерния и смежная с нею Орловская не пострадали в такой степени от военных действий. Только с открытием весны все задержки устранились и вопрос о продовольствии принял для населения более благоприятную форму: ополченцы получали казенный хлеб и пользовались от жителей только приварком, a затем губернатором сделано распоряжение, чтобы не только за приварок уплачивались деньги, но и все ополчение содержалось бы на казенный счет с уплатою владельцам за поставляемые ими обувь и одежду.
Отпуск провианта от казны был очень небольшой, и к тому же заведовавший этим комиссионер Александров относился к своим обязанностям далеко не рачительно, что можно заключить из жалоб, поступавших от нескольких начальников ополчений, и в особенности от Духовщинского, которому он на весь месяц «в насмешку» отпустил 91 пуд сухарей и 2? четверти круп. В остальных ополчениях дело обстояло тоже далеко не блестяще: из сохранившейся ведомости по Вяземскому уезду видно, что в течении апреля получено и израсходовано на 1,171 человека и 114 лошадей, сухарей 561? пуд, круп 171 пуд, овса 615 пудов и сена 1710 пудов.
Говоря вообще, с удалением неприятеля из Смоленской губернии прямое назначение ополчения, как военной силы, окончилось и, судя по ходу военных действий и победоносному движению наших войск, ему не предвиделось надобности в скором будущем исполнять снова активную роль в рядах армии. Хотя и было издано предписание, обучать ополченцев строю и военным упражнениям, кроме занятий стрельбою, но распоряжение это имело чисто бумажный характер, так как при расположении на широких обывательских квартирах, при полном отсутствии инструкторов, и «временности» самого ополчения, даже при желании, трудно было бы сделать что-нибудь в этом направлении. Поэтому ополчение употреблялось для целей гарнизонной и полицейской службы по городам губернии, а так же для уборки трупов, количество которых в некоторых уездах было громадное. Исполнение полицейской и гарнизонной службы в уездных городах, конечно, не представляло затруднений, но в самом Смоленске ополченцы, назначенные исполнять обязанности низших чинов полиции, оказались далеко не соответствующими своему назначению, так как долгое время не могли запомнить улиц и домов и совершенно терялись при незнакомой обстановке. Поэтому вместо смены их через каждые две недели, как было установлено сначала, в феврале было оставлено всего 300 человек для постоянной службы. Кроме того, с самого начала военных действий в пределах губернии и в течение зимы ополченцы употреблялись для конвоирования пленных, число которых было очень значительно и увеличивалось постоянно, так как кроме тех, которые забирались войсками, крестьяне захватывали много отсталых и мародеров по деревням. Отводом больших партий пленных заведовали пятисотенный начальник Дорогобужского ополчения Александр Станкевич и пятисотенный начальник Юхновского ополчения майор Родион Подушкин, но отношения их к своим обязанностям были различны. Партия, порученная Станкевичу, состояла из полковника графа Вальбурга, пяти обер-офицеров и 1,293 нижних чинов. Он вел ее зимой в Казань и Оренбург, куда и доставил вполне благополучно, несмотря на дальнее расстояние и жестокие холода, для защиты от которых у французов не было никакой теплой одежды, 11 так что в Нижнем Новгороде Станкевич из имевшихся у него денег выдал каждому пленному по восьми рублей на покупку полушубка. По возвращении своем обратно, он, 11 апреля, был представлен в Москве Растопчину и награжден орденом Станислава 3 ст. Совсем иначе действовал майор Подушкин. Из порученной ему партии в 4,000 человек он довел к месту назначения всего 2,000, а остальные погибли от жестокого с ними обращения. Об этом было доведено до сведения Кутузова, который был ярый противник всяких жестокостей с пленным врагом, и приказал немедленно разыскать и представить к нему Подушкина, но тот скрылся и дальнейших сведений о ходе этого дела не имеется.12
Подробное описание военных действий ополчения не входит в программу настоящего очерка, тем более что в сохранившихся делах нет никаких указаний, что и вполне понятно. Но все же из переписки Губернского Предводителя с Начальником ополчения, а также из некоторых формулярных списков чиновников, можно составить краткие сведения о действиях некоторых ополчений, которые для удобства приводятся здесь по уездам:
Бельское ополчение. По сформировании своем было направлено прямо к Дорогобужу и не принимало участия в защите Смоленска. В Дорогобуже13 с 10–12 августа занимало караул, конвоировало содержавшихся в тюрьме арестантов и увозило из присутственных мест дела и бумаги. Присоединенное к армии, участвовало в сражении при Бородине, где под неприятельским огнем строило батареи и стойко отражало неприятельские атаки, вооруженное, главным образом, пиками, тесаками и топорами. В сражении при Малом Ярославце точно так же строило батареи и выносило из огня раненых. В этом сражении взяты в плен пятидесятенные начальники Бельского ополчения Иван Калакуцкий и Андрей Селицкий. В ноябре 1812 г. ополчение возвратилось в свой уезд, где было расквартировано по ближайшим селениям и держало караулы у хлебных магазинов, где в то время для нужд армии находилось 127,000 четвертей хлеба; но главным образом оно сопровождало транспорты с хлебом в армию. Из числа ратников 145 человек были откомандированы в состав Тверского ополчения, а 80 человек назначены для обслуживания большого госпиталя, устроенного в г. Белом.
Духовщинское ополчение. По своем сформировании было направлено в Дорогобуж, где получило на весь состав 350 ружей с небольшим количеством патронов, причем из всего количества ружей годными оказались всего пятьдесят штук. Но так как ополченцы не умели обращаться с огнестрельным оружием, то оно было отобрано, и им оставлены пики. Ополчение участвовало в Бородинском сражении, где строило батареи и вместе с войсками защищало их, и выносило из боя раненых. В апреле 1813 года 74 ратника отправлены в Смоленск для несения полицейской службы.
Дорогобужское ополчение. Прибыло в Смоленск и принимало участие в защите его. По отступлении армии к Москве не принимало участия в делах, а употреблялось для сопровождения транспортов и конвоирования пленных.
Юхновское ополчение. Участвовало в сражении при Малом Ярославце. В октябре оно прикомандировывается к пионерным полкам для устройства путей сообщения и батарей. С 12 декабря 1812 года расквартировывается в своем уезде для несения внутренней службы, небольшая же часть оставалась при армии и следовала с нею до Смоленска, преследуя мародеров, и в феврале возвращена домой.
Краснинское ополчение. Об участии его в делах не имеется сведений и видно лишь, что, возвращенное и расквартированное с января 1813 года в уезде, оно с марта занимается уборкой трупов в городе и уезде.
Смоленское ополчение,14 как местное, осталось при армии и принимало участие в защите города, по оставлении которого вышло с войсками. Принимало участие в сражении при Бородине, главным образом на батареях. По отступлении французов из Москвы преследовало их до Смоленска, причем всегда употреблялось для разведок. По возвращении было расквартировано в Спасской волости и несло полицейскую службу в городе, исполняя обязанности десятских и ночных сторожей. Кроме того, 143 ополченца были командированы на усилие Тверского ополчения.15
Вяземское ополчение по сформировании было направлено к Смоленску, куда и пришло в конце июля так, что принимало участие в защите города и, выступив вместе с армией, пришло с нею в Москву, а затем вместе с нею же преследовало французов при их отступлении, находясь все время в отряде Багратиона. Принимало участие в сражении при Малом Ярославце. По возвращении обратно в Вязьму ратники держали караулы, охраняя население от мародеров и исполняя обязанности низшей полиции. Часть ополченцев 23 ноября была откомандирована для несения службы по разным госпиталям, другая же часть для конвоирования пленных – во Владимир и Вологду. Это последнее назначение почему-то было сделано настолько спешно, что ни ратники, ни чиновники не успели захватить с собой теплой одежды и достаточного количества провианта.
Гжатское ополчение. Участвовало в сражениях при Тарутине, Бородине и Мало-Ярославце, где строило батареи и отражало неприятельские атаки и выносило из огня раненых.
Ельнинское ополчение. В делах не участвовало, а употреблялось для сопровождения пленных.16 В августе конвоировало их от Дорогобужа до ближайших городов, а по очищении французами Москвы – в Вологду, Казань и Оренбург.
Сычевское ополчение по сформировании было направлено в Смоленск, куда и прибыло в конце июля и принимало участие в защите города. Присоединенное к армии, участвовало в боях при Бородине и Мало-Ярославце. По возвращении в декабре в Сычевку было расквартировано по уезду и особых обязанностей не несло.
Рославльское ополчение принимало участие в защите Смоленска и по отступлении армии было присоединено к отряду генерал-лейтенанта Ивашева, в составе которого находилось с 29 августа по 16 ноября, принимая участие в боях при Бородине и под Вязьмою. Часть ополчения была откомандирована 14 августа из Дорогобужа для конвоирования пленных. 15 ноября 1812 года возвратилось в Рославль, где занимало караулы и исполняло обязанности полиции, часть же для этой службы была отправлена в Красный и его уезд. Городничим в Красном был назначен Пятисотенный начальник Прозоркевич, а исправником сотенный начальник Мильковский.
ВЫСОЧАЙШИМ УКАЗОМ 30 марта 1813 года повелено было распустить ополчение. По получении его 22 апреля Губернский Предводитель Дворянства С. И. Лесли немедленно снесся с Командующим ополчением генералом Вистицким о порядке роспуска ополчения в возможно скорейшее время. Согласно сему Указу ополчения должны были придти в свои города и поступить в ведение городничих до того времени, пока из вотчин не прибудут владельцы или не пришлют доверенных лиц для приемки людей. Городничие принимали от Тысячных начальников как ополченцев, так равно и оружие, и, в случае неприбытия приемщиков, препровождали ополченцев на место через Нижний Земский Суд. Несмотря на усиленную переписку, распустить ополчение немедленно не представлялось возможным, так как оно было не все в пределах Смоленской губернии, а часть его находилась в командировках в Витебской, Могилевской и Тверской губерниях. (В Тверской губернии несло службу при лазаретах и госпиталях и было выслано оттуда на родину лишь 15 мая). Некоторые же части еще не возвратились из Казанской и Оренбургской губерний, куда были отправлены с пленными. Скорейший роспуск ополчения был тем более необходим, что как только был опубликован Указ о роспуске, то Комиссариат прекратил отпуск провианта и денежного довольствия.
Более подробное описание действий ополчения не входит в состав настоящей статьи, так как относится уже скорее к области военной истории. Все исполнили свой долг перед отечеством по мере сил и возможности, но и среди их являлись личности, подвиги, и действия которых ярко выделялись на общем фоне и тем более заслуживают внимания, что сами лица эти не придавали своим действиям никакого особенного значения и смотрели на них просто, как на естественное исполнение гражданских обязанностей всякого верного сына отечества.
На первом плане следует поставить подвиги Энгельгардта и Шубина, поплатившихся жизнью за свою верноподданность и отказ изменить ЦАРЮ и Отечеству, но кроме их следует назвать еще дворян, воспоминания о действиях которых сохранились в повременных записях.
Четыре брата Лесли и помещик Оленин 1, образовали из своих дворовых людей собственный отряд, принимавший участие во многих сражениях с французами, а по изгнании неприятеля продолжали дальнейшую службу в рядах войск.
Среди партизанов выделялись:
Рославльский помещик князь Иван Григорьевич Тенишев и Рославльский исправник Семичев, образовавшие каждый по значительному партизанскому отряду из местных крестьян: благодаря знанию местности и воодушевленные ненавистью к врагу, крестьяне наводили трепет на французов и не позволяли им выйти из пределов губернии, не допуская партиям проникнуть в смежные Калужскую и Орловскую губернии, где они могли бы найти себе продовольствие. Рославльские партизаны преследовали не одних только мародеров, но вступали в стычки и с регулярными частями, и в одной из таковых, когда французские войска пытались пройти к Брянску, где был арсенал, Семичев был убит. За свою выдающуюся деятельность Тенишев получил ВЫСОЧАЙШЕЕ внимание и орден Владимира 4 ст.17 Рославльский купец Иван Фролов Голиков со своими двумя сыновьями образовал также партизанский отряд из купцов и мещан города Рославля и, действуя самостоятельно, взял в плен более трехсот человек.
Юхновский Предводитель Дворянства Семен Яковлевич Храповицкий составил партизанский отряд численностью около 2000 человек, как из своих крестьян, так и принадлежавших другим владельцам, и своими речами и примером увлек еще других, остававшихся на местах дворян, которые и присоединились к этому отряду. Часть партизанов образовала разъезды, деятельно следившие за действиями неприятеля, с другою же частью Храповицкий стал на реке Угре, около своего имения Городище, и остановил французов, направлявшихся к Калуге. Когда 18 же в Юхновский уезд прибыл известный партизан Давыдов, большой приятель Храповицкого, то они оба соединились и действовали совместно, чем много способствовали к очищению уезда.
В Сычевском уезде партизанскими отрядами начальствовали: Предводитель Дворянства Николай Матвеевич Нахимов, исправник Евстафий Богушевский, городничий Павел Корженевский, дворянин Леонов, штабс-капитан Николай Тимашев, подпоручик Авксентий Подлуцкий; в особенности же отличился отставной майор Емельянов, сформировавший отряд, которому придал военную организацию, строй и обучил действовать оружием, отбитым у неприятеля. Поддерживая в своем отряде строгую дисциплину и порядок и обладая военным талантом, он появлялся в разных местах совершенно неожиданно, нападал на отряды, превосходившие его во много раз численностью, и был убит в одном жарком деле около села Тесова, где легло 130 французов и взято в плен 160 человек. За свои действия Нахимов, Богушевский и Корженевский получили ордена Владимира 4 степени, а Тимашев и Подлуцкий награждены производством в следующие чины.
Бельский помещик, отставной полковник Дибич, сформировал несколько партизанских отрядов, к которым было присоединено несколько сотен казаков. Не ограничиваясь пределами своего уезда, он заходил в соседние Вяземский и Дорогобужский, где действовал совершенно самостоятельно, не входя в связь с другими партизанскими партиями. Главная его квартира была при селе Белый Берег Казулинской волости, близь границ Вяземского и Дорогобужского уездов, так что по первому известию о приближении неприятельского отряда он быстро направлялся со своими отрядами в любой уезд. Под его начальством были майор Дмитрий Борейшо, подпоручик Лабут, подпоручик Григорий Майданович и прапорщик Петр Борщевский. В глубине же уезда, около г. Белого, партизанами руководили исправник Петр Васильевич Богуславский, городничий Михаил Андреевич Адамович, а главным образом Предводитель Дворянства Лев Иванович Каленов. Деятельность его нашла себе оценку не только среди избравшего его дворянства, но и в местном купечестве, доказательством чего служить поднесенные ему адреса и свидетельство Губернского Предводителя Дворянства. Интересные эти документы приводятся целиком:19
Милостивый Государь Лев Иванович,
Вы, Милостивый Государь, быв избраны, по выбору Бельского Дворянского сословия по отставке Вашей от военной службы, сначала уездным судьей, a затем Дворянским Предводителем и вслед затем и паки на нынешнее трехлетие дворянским же Предводителем, все сии три выбора, хотя достаточно показывают особенное к деяниям Вашим по должностям Вами отправляемым внимание, но в нынешнее время, когда по смутным обстоятельствам соседственные уезды Смоленской губернии подвергались падению в руки неприятеля, вы, милостивый государь, к спасению целости Бельского уезда и заблаговременно пригласили Бельское благородное дворянство, которое, вняв душевным внушениям Вашим, быв всегда готовым на защиту отечества к пользе оного опробованные, тогда же единодушно согласилось восстановить под руководством Вашим особенное внутреннее ополчение. Таковое приготовление, быв гласным, и что уже некоторые ратники сего ополчения отряды употреблены были в разъезды, тем отразили покушение неприятельских набегов на Бельский уезд. Напоследок, когда господин полковник Дибич, прибывши в город Белую с воинским отрядом, по некотором времени объявил в городе о приближении неприятеля и выпроводил свои обозы по Ржевской дороге, вынуждая жителей скоротечно оставить город, то Вы, милостивый государь, оставаясь в городе, ускорили по средством дворян своим разведыванием, что мнимой опасности нет, удержали уезд в полном спокойствии, чем вместе селения и семейства остались не потерпевшими бедственной расстройки, да и подданные наши остаются при своих должностях. Все сии личные и душевные о благообщественном деянии заставляют нас изъявить Вам усерднейшую благодарность. Примите оную с благосклонностью и знаком совершенного к Вам доверия, Милостивый Государь. Ноября 17, 1812 г. (Следуют подписи).
ЕГО ВЫСОКОБЛАГОРОДИЮ Господину Бельского дворянского общества предводителю Льву Ивановичу Каленову.
От Бельского купеческого и мещанского общества.
Позвольте, Милостивый Государь, принести Вам наичувствительнейшую нашу благодарность за ваши оказанные благосклонности ко всему городу. Вы, Милостивый Государь, не выезжая из города, ободряли жителей к безопасности и тем самым возвращали нас в домы наши, старанием Вашим успокоили город от господина Дибича со всеми вашими не разрушился порядок. Мы, зная некорыстолюбивую душу Вашу не смели принести Вам иной благодарности, кроме совершенной нашей признательности. Примите, Милостивый Государь, от сословия нашего благодарность, коя помещена в сердцах наших, которою пребудем навсегда Вам, милостивый государь, покорные слуги. 12 сентября 1812 года. (Следуют подписи).
СВИДЕТЕЛЬСТВО.20
Данное 21от Губернского Предводителя Дворянства Смоленской губернии г. надворному советнику и кавалеру Льву Ивановичу Каленову в том, что он после увольнения его из военной службы, в 1800 году последовавшего, продолжал таковую по выбору дворян Бельского уезда, 1802 года судьею тамошнего уездного суда, в 1806 году избран был в земское ополчение и находился казначеем. В 1808 году выбран чение и находился казначеем. В 1808 году выбран Предводителем Бельского дворянства и в сей должности, как чиновник, доказавший свою справедливость и попечение о дворянах Бельского уезда, находился сряду три трехлетия, т. е. по 1817 год. Между тем, с 13 мая по 2 июля 1816 года, за отсутствием предшественника моего Федора Ивановича Лыкошина исправлял должность губернского Предводителя дворянства. 1817 года ноября 12 дня за двенадцатилетие по выборам дворянства служение ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ пожалован орденом Св. Владимира 4 степени. Быв очевидным свидетелем неутомимой деятельности его, г. Каленова, во время продолжения всей службы по выборам от дворянства ревностного прилежания в должности и точного исполнения по оной – сим удостоверяю, присовокупляя при том к доказательству отличного его служения, г. Каленова, и старания в казенной и общественной польз. Следующее обстоятельство также мне известно и в 1813 году бывшему Смоленскому гражданскому губернатору барону Ашу мною сообщенное: а от него на уважение и для предстательства ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ о награждении его, г. Каленова, к г. Главнокомандующему в Санктпетербурге представленное, в 1812 году, когда совершенная опасность неприятельского вторжения угражала Смоленской губернии, г. Каленов, как истинный ревнитель пользе отечества, устремился на составление военного ополчения с уезда ему вверенного и в самое короткое время собрав не только следовавшее по разчислению число воинов, вооруженных и снабженных всем нужным, но и более ста человек лишних, отправил в указанное место. Вслед за тем он г. Каленов лучшим и успешнейшим образом исполнил возложенное на него поручение по тогдашнему времени весьма трудное в отношении доставления для армии провианта и удовлетворения многоразличных военных требований. По занятии неприятелем г. Вязьмы тут – когда вывезены были из города Белого казначейство и дела, то жители, при сем доказательстве предосторожностей, под угнетением страха и отчаяния, удалились из домов своих без всякой цели, то он г. Каленов всегда принимавший живейшее участие в их положении и здесь не оставил своим убеждением о безопасности – сею мерою не только остановил оробевших, но возвращая даже удалившихся, вооружил 600 конных, которым ополчением, состоявшим под его начальством, защищал он, Каленов, Бельский уезд от неприятельских партий, преследовал их нередко в других местах и наносил значительный урон, прекращая возникшие между обывателями беспорядки и доставлял всевозможные выгоды собственным примером и внушением воспламенил всех обывателей Бельского уезда к вооружению против врага. К усугубленным вышеозначенного он, г. Каленов, ознаменовал себя отличным человеколюбием, дав в своем доме убежище стекавшимся в город раненым воинам, сам перевязывал им раны и врачевал их. Когда же сих страдавших составилось до ста человек, он вытребовал из Тверской губернии города Ржева штаб лекаря, который пользовал их собственными г. Каленова лекарствами и на его иждевении. А по изгнании неприятеля командирован был в Духовщинский уезд и его город для восстановления прежнего порядка и начальства, что исполнил с желаемым успехом. Января 31 дня 1823 года. У подлинного так: Губернии дворянства Предводитель и кавалер Сергей Лесли.
Кроме участия в партизанских действиях еще несколько дворян Бельского уезда снова поступили из отставки на действительную службу, а именно: Свиты Его Величества полковник Дмитрий Степанович Вистицкий, гвардии полковник Александр Николаевич Потемкин, Иван Михайлович Соколов и Николай Брагин. Потемкин, тяжело раненный под Бородиным, был взят в плен и там умер от изнеможения и ран. Из других уездов в ряды армии записались, по изгнании французов, дворяне: Петр Павлович Каверин, Павел Петрович Андреев, Дмитрий Лесли и Алексей Лесли.
Среди22 громких военных подвигов, лиц, жертвовавших своим имуществом и жизнью за отечество, надлежит отметить чрезвычайно важный для государства поступок вице-губернатора Аркадия Алымова. Как известно, почти до самого вступления Наполеона в Витебскую губернию, в Смоленске не верили в возможность дальнейшего его наступления, почему со стороны губернатора Аша не принималось никаких мер к заблаговременному увозу присутственных мест, архивов и дел. Поэтому весть о приближении врага застала все начальство врасплох, и не оказалось нужного количества подвод и обозов для увоза всего. События, между тем, надвигались чрезвычайно быстро, все головы и умы были заняты обороною Смоленска, и только один Алымов вспомнил о существовании в городе казначейства, собрав с трудом около ста человек приказных из разных присутственных мест, отобрав почти силою надлежащее количество подвод, он за восемь часов до вступления неприятеля в город успел вывезти из казначейства три миллиона рублей деньгами и на один миллион гербовой бумаги и с несколькими служителями доставил все благополучно в Кострому. Из дел не видно, получил ли Алымов награду за гражданскую доблесть свою, но, судя потому, что впоследствии он ходатайствовал о пособии, упоминая о своем поступке и ссылаясь, что за время его отсутствия с казенными деньгами лишился всего имущества, можно предполагать, что действия его не были оценены по достоинству.
Несмотря на всю полноту крепостного права, на неограниченность власти помещиков, крестьяне не могли особенно жаловаться на жестокость помещиков и несправедливое к ним отношение. Прокламации, рассылаемые в изобилии французами, с объявлением всех крестьян свободными, отсутствие начальства, нашествие неприятеля, выезд многих помещиков из своих имений и вообще полное нарушение привычного строя жизни, – все это могло создать богатую почву для сведения личных счетов, причем условия были более благоприятные, чем столетие спустя, во время смуты 1904–1905 года. Между тем оказалось, что крестьяне далеко не питали такого антагонизма к своим помещикам, имевших право над их личностью и собственностью, как современные потомки их к теперешним владельцам, связанных с ними лишь экономическими условиями. Общая ненависть к врагу, вступившему на родную землю, общее разорение имущества, в одинаковой степени отразившееся как на крестьянах, так равно и на помещиках, лишь больше соединило их, и если и были случаи насильственных действий и неповиновения, то только единичные и в очень малом количестве, которые не отразились на общем фоне и для массы крестьянского населения прошли совершенно незамеченными, заслоненные другими, более крупными и животрепещущими событиями. Возмущения против помещичьей власти произошли во всей губернии лишь среди крестьян помещика Ивана Ивановича Барышникова, владевшего в Дорогобужском, Бельском и Ельнинском уездах около 5,000 душ. Причины этих волнений не выяснены, и можно считать, что они происходили именно под влиянием разных слухов, так как, по отзывам крестьян и местных жителей, Барышников считался очень снисходительным помещиком, не обременявшим крестьян непосильными работами, оброками или жестоким обращением, и крепостные его жили сравнительно зажиточно. Во всяком случае, должно быть, французские прокламации, возвещавшие всем крестьянам свободу, получили в вотчинах Барышникова широкое распространение, и возмущение стало распространяться очень быстро. Уже в ноябре, когда всем стало известно, что французы уходят из Москвы, преследуемые нашими войсками, пришлось для усмирения крестьян послать значительные отряды ополченцев, так как они, считая себя свободными, начали разрушать и грабить имущество помещика. Сперва на усмирение деревень Филимоново и Яковлево (Вяземского уезда) был послан отряд в сто человек, но крестьяне встретили его, вооруженные косами и топорами, и, рассеяв, гнали несколько верст. Опасаясь, что к ним могут присоединиться крестьяне других селений, Губернатор послал в имения Погорелое, Алексино, Федоровщину и Березки (Дорогобужского уезда) 2000 ополченцев, в село Неелово (Бельского уезда) 1000 ополченцев и в деревни Юшково и Мохнечево (Вяземского уезда) 500 человек. Сколько времени продолжалась экзекуция и какими средствами население приводилось в повиновение – неизвестно, но из дел видно, что расположенные по деревням отряды продовольствовались на счет крестьян. Но кроме этого массового и крупного по своим размерам возмущения крестьян, прошедшего без опасности для жизни владельца, было еще нисколько случаев, окончившихся более печально. В нескольких верстах от вышеупомянутого села Погорелое жил помещик Андрей Иванович Лыкошин, которому принадлежало имение Крюково и Казулино, и село Кислово Дорогобужского уезда. Когда в Кислове взбунтовались крестьяне, то для приведения их к повиновению туда отправился сын владельца, Павел Андреевич, со знакомым помещиком Дорогобужского уезда Бердяевым. Крестьяне встретили их при въезде в село на плотине и, несмотря на сопротивление и выстрелы защищавшихся, убили обоих, а трупы кинули с плотины в озеро. По сохранившимся семейным преданиям убийство П. А. Лыкошина не имело связи с движением крестьян, а являлось следствием его любви к женскому полу, и инициатором его были два крестьянина: жених и брат одной крестьянки. Виновные были разысканы командою полковника Дибича, привезены в Белый и, в виду близости неприятеля, расстреляны без суда. В Ельнинском уезде крестьяне свели свои счеты с помещиком Никифором Китовичем и хотя не лишили его жизни, но зато жестоко истязали. В Юхновском уезде помещик поручик Даниил Иванович во время приближения неприятеля к границам уезда был убит крепостным Ефимом Никифоровым. Виновный не дождался судебного приговора и умер в тюрьме. В остальных уездах, кроме Поречского, ни массовых, ни единичных случаев не было. Что же касается Поречского уезда, то там, положим, непосредственного нападения крестьян не было, но они привели французов в дома помещиков Василия Длотовского и Петра Тимоховича, причем оба были убиты. Точно23 так же своими крепостными был выдан неприятелю и Павел Иванович Энгельгардт. К сожалению, в делах нет никаких указаний, чем была вызвана выдача этих лиц: желанием ли получить какое-либо вознаграждение от неприятеля или же сведением личных счетов, с скрытою надеждою приписать свои действия французам. Судя по тому, что в первых двух случаях привод французов был сделан двумя крестьянами, а в последних четырьмя, можно предполагать, что здесь были личные счеты.
Примечания
1. Дело XX. Стр. 101–109, 117–128.
2. Дело XXI. Стр. 129, 131.
3. Дело XX. Стр. 836, 912. Дело XXI. Стр. 144.
4. Дело XXV. Стр. 657.
5. Дело XXV. Стр. 773.
6. Дело XXVI. Стр. 1027.
7. Дело XXVI, XXV. Стр. 973, 976.
8. Дело XXVI. Стр. 136.
9. Дело XXVI. Стр. 979.
10. Дело XXVI. Стр. 845.
11. Дело XXV. Стр. 778, 783, 790.
12. Дело XXV. Стр. 731, 946, 960.
13. Дело XXVI, XXV. Стр. 881, 1038, 1103, 884.
14. Дело XXV. Стр. 884.
15. Дело XXV. Стр. 1167.
16. Дело XXV. Стр. 1167.
17. Дело XX. Стр. 92.
18. Дело II. Стр. 9–11.
19. Дело II. Стр. 12, 14, 15.
20. Дело II. Стр. 12.
21. Нельзя еще раз не обратить внимание на то, что в документах пунктуация и орфография оставлены без изменения. – Интернет-Ред.
22. Дело X. Стр. 20, 21.
23. Дело IV. Стр. 76, 85, 195.
