ИСТОРИЯ ЖЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ «ВЗЫСКАНИЕ ПОГИБШИХ» в г. Акмолинске (Астана/Нур-Султан) К житию свмч. Павла Гайдая. Имена ссыльных монахинь игумения Мартиниана, монахини Гавриила, Михаила, Рафаила из Борисоглебского монастыря, монахиня Магдалина, Евдокия из Шамордино, схимонахиня Вера из Твери, монахиня Евдокия, Евфалия из Одессы
http://www.sobor.kz/node/7156
Основание монастыря
В 30-е годы прошедшего столетия священомученик Павел Гайдай, находившийся в ссылке в захолустном Акмолинске, предсказывал своим духовным чадам: «Какой большой город здесь будет! И трамваи ходить будут, и монастырь еще будет». Те сомневались: «Батюшка, да какой там монастырь?! Всё закрывают, ломают, кто его будет строить?». «А кто ломает тот и построит», - ответил батюшка. Это свидетельство покойной монахини Евдокии (Левицкой) подтверждает и её сестра, Параскева З., добавляя: «Прошло много лет. Как-то моя дочь пришла с работы и говорит: «Мама сегодня пустили первый троллейбус». Я очень плакала: «Прости, мой миленький батюшка, ведь я тогда не поверила». В то время на весь Акмолинск было 3 грузовых машины, ездили на лошадях да на верблюдах. А батюшка провидел далеко вперед. Когда в начале семидесятых годов архимандрит Кирилл организовал монашескую общину, а потом зарегистрировали монастырь в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших», я тогда сказала: «Какой у нас был великий Батюшка!»
Среди репрессированных монахинь, находившихся в Акмолинске в 30-е годы и позднее, старые прихожане называли игумению Мартиниану, монахинь Гавриилу, Михаилу, Рафаилу из Борисоглебского монастыря, монахинь Магдалину, Евдокию из Шамордино, Схимонахиню Веру из Твери, монахинь Евдокию, Евфалию из Одессы. Вокруг этих матушек постепенно формировалась община склонных к монашеской жизни сестер, которые в середине 70-х годов были собраны архимандритом Кириллом (Бородиным) в «Кирилло-Мефодиевскую монашескую общину».
Монахиня Николая, келейница отца Кирилла, рассказывала: как-то, собирая на стол для батюшки и для его гостя, приезжего, близкого по духу священника, она слышала, как отец Кирилл открыл ему, что ещё во время учебы в семинарии ему явилась Царица Небесная, возвещая волю Божью о создании этой обители. Когда он был направлен в Целиноград, Матерь Божия встретила его таким знамением: войдя в храм, он увидел, как «Почаевская» икона Богородицы не упала, а как бы сошла, спустилась со стены на пол. Он подошел и встал перед нею на колени. Этим знамением началось особенное молитвенное почитание этого образа Царицы Небесной. Рассказывала нам об этом настоятельница обители «Взыскание погибших» монахиня Рафаила (Василенко), а также покойная монахиня Евдокия (Левицкая), бывшая свидетельницей этого случая.
Как-то после всенощного бдения прп. Сергию Радонежскому отец Кирилл был очень огорчен малым количеством молящихся, он даже хотел попросить Правящего Архиерея перевести его в другое место: слишком уж скромно показалось после торжества, которое устраивают в Лавре своему преподобному Основателю. Но этой ночью он был утешен явлением Божией Матери, которая открыла ему, что именно в этом городе он должен основать иноческую обитель.
На фотографиях 50 – начала 70-х годов внешний вид храма, внутренний интерьер, иконостас – всё достаточно скромно. Тесовая обшивка стен, разобранная, как бы срезанная колокольня (ещё в 20-е или 30-е годы власти, всячески препятствуя проведению ремонта, довели её до аварийного состояния, и колокольня была лишена двух верхних ярусов и шатра), ветхие постройки на неблагоустроенной территории. Давние прихожане вспоминают, как через разбитое окно в барабане центрального купола проникала вода, образуя лужи на полу (некоторые, впрочем, говорят, что причиной тому были худая крыша и щели на потолке). Все годы своего настоятельства (1970 – 1980) отец Кирилл производил ремонт помещений и строительные работы на территории Константино-Еленинской церкви. Храм был оштукатурен, исправлена крыша, на куполах установлены позолоченные кресты, стены внутри расписаны и устроен новый деревянный иконостас с элементами позолоты (привезен из Москвы). Обновлены иконы и сами кивоты икон.
Хозяйственный и хорошо знающий особенности церковной архитектуры и все виды строительных работ, отец Кирилл привел в порядок и благолепно украсил свой храм. В фундаменте церкви был устроен храм св. равноапостольного князя Владимира (небесный покровитель о. Кирилла по крещению), а на колокольне, которая была поднята на полтора яруса, - храм святых равноапостольных Мефодия и Кирилла. Новые позолоченные киоты сделаны также в храме св. кн. Владимира, храм свв. равноап. Кирилла и Мефодия был украшен резным иконостасом, лепниной с элементами позолоты и настенной росписью.
На этом месте небольшой крестильни, существовавшей еще с начала 50-х годов, в 1980 построили небольшой храм святого блгв. кн. Александра Невского.
К нему прилегали покои, где жил о. Кирилл и останавливался по приезде в Целиноград правящий архиерей.
Были устроены различные помещения для жилья. На месте старенького дома, где первоначально была келья о. Кирилла, построили двухэтажные корпус. Первый этаж из шпал, второй этаж засыпной, шлак и опилки. На первом этаже были кельи для священников, 3 комнаты, на втором этаже - швейная, позже там были кельи для монахинь.
Также были построены трапезная, ризная, просфорная, прачечная, гостиница. История последней такова: купили дом на ул. Габдуллина, перевели туда скотный двор. Там тоже были кельи и жили монахини, человек восемь. Постройки, где был скотный, отремонтировали, поштукатурили, покрасили, сделали двухъярусные полати, и получилась гостиница. Приезжало много паломников, они спали на полу в нижнем храме равноап. кн. Владимира и в этой гостинице. Гостиничной была монахиня Михаила, у нее там же была маленькая келья. Монахини жили также в частных домах по ул. Акмолинская, ул. Интернациональная, ул. Габдуллина.
Кроме этого были построены склад для хранения пищевых продуктов, столярная мастерская, часовня для освящения и годового хранения святой крещенской воды, каменная ограда. Церковная территория была заасфальтирована, насажено много деревьев и цветов на клумбах.
Настоятельница Свято-Покровского Верхотурского монастыря Игуменья София рассказывает, какие препятствия приходилось преодолевать в Божьем деле: «…Избушонка такая маленькая была, деревянный домик, где жил батюшка. «Ну, – говорит, - мать, давай, будем строить корпус». Всё снесли уже рабочие, подогнали машины, экскаваторы, котлован сделали. Мы с ним размеряли. Двухэтажный построили вот этот корпус-то, два парадных крыльца. А там сзади была пристроена времянка такая, где была канцелярия. Когда строили, то все вещи там, в канцелярии хранились. Потом, когда выстроили двухэтажный корпус, мы с канцелярией туда перебрались. Канцелярия там, и я там жила. А потом уже два домика стали строить (эти «сторожки», построенные впоследствии, помещались одна с восточной стороны, и две у входа во двор церкви. В них у западных ворот по правой стороне была бухгалтерия, по левой - канцелярия, а с восточной стороны в сторожке жили две монахини - Матушка Анастасия и Матушка Елена, мать с дочерью).
Батюшка говорит:
- Мы монастырские стены поставим.
- Да Вы что, батюшка?
- Да, да.
Заказал где-то блоки и начал. А деревья были, кустарники, заросли. Всё это убрали. Почистили, он отмерил и начали. Ворота поставили, Почаевской Божией Матери написали икону и повесили на ворота. Приехал о. Александр С., - он уже на покое сейчас, в Макинке, - и помогал строить. Пришел уполномоченный по делам религии Т.: «Это что у вас такое? Здесь у вас здание, здесь здание, здесь здание!»
- Вот это – канцелярия. Приходят же - требы записываем. А это – бухгалтерия.
- Убирайте всё!
А уже стропила поставили крышу крыть. Повернулся со злостью, убежал Т.
Отец Александр С. подходит к нам. «Что с Вами, батюшка?». «Да вот, набрался терпения… убирать надо всё». «Да Вы что, батюшка, уже все готово!..». Написали письмо, просили, чтобы оставить всё, только переделать. Понесла я к Т. А потом он приходит: «Ладно, такие окна здесь не будут. Раз у вас склад, сделайте их ромбиком. И на улицу чтобы не были».
В строительных работах участвовали и прихожане, и приезжие из других городов, и сами батюшки, служившие в те годы в храме, и сестры монашеской общины.
Кроме того сестры общины несли послушания во всех сферах большого монастырского хозяйства, которое для обеспечения себя и многочисленных паломников имело много скота, птицы, огороды и дачи. К началу 80-х годов в общине трудилось больше пятидесяти сестер, среди которых было 2 схимницы (Пиама и София), более двадцати монахинь, послушницы, трудницы. Особо чтимой святыней обители стала Почаевская икона Божией Матери.
Почаевская икона Божией Матери
Икона была привезена ещё 50-х или начале 60-х годов из Почаева настоятелем Константино-Еленинского храма, протоиереем Николаем Иваненко. Отец Николай очень любил её и часто молился перед нею с прихожанами храма. Таким образом, отец Кирилл продолжил почитание этой святой иконы, начатое одним из его предместников. Схимонахиня Мария, приехавшая из Печор и до самой смерти трудившаяся в обители, вышила на нее бисером ризу, и икона в большом белом с позолотой кивоте была установлена в храме слева от алтаря.
Перед иконой в 5 часов утра хор монашествующих пел молебен. С этого каждый день начиналось утреннее правило и жизнь обители. Пели тропари: Божьей Матери, равноап. Константину и Елене, кн. Владимиру, равноап. Кириллу и Мефодию, кн. Александру Невскому и Георгию Победоносцу (в покоях отца Кирилла был домовой храм в честь св. вмч. Георгия). Священник читал Евангелие и Синодик, молился за всех труждающихся в обители. Среди сестер монастыря, прихожан и паломников икона пользовалась большой любовью.
Монахиня Агния, ныне насельница Свято-Покровского Верхотурского монастыря, рассказывала, что, входя в храм северными дверями, некоторые чувствовали на себе Её живой взгляд и тепло, исходящее от иконы. О. Кирилл проводил отчитки, и болящих только с большим трудом можно было подвести к иконе – бесы не выносили её благодатной силы. Каждое воскресенье нараспев 
пелся акафист Божией Матери. Пело три хора: хор монашествующих, большой хор и хор любителей. На память иконы 23 июля 5 августа было большое торжество. Служились три литургии: ночная - в 12 часов ночи, ранняя - в 7 часов утра и поздняя в 9 часов утра. После литургии совершался крестный ход вокруг храма.
Как-то в день празднования иконы несколько паломников, выйдя из храма, увидели на небе образ Почаевской Пресвятой Богородицы. Паломники съезжались со всего союза. Люди спали даже на полу в нижнем храме, потому что не хватало места в монастырской гостинице.
Икона Почаевской Божией Матери украшена золотыми нательными крестиками. Это знак того, что люди, молившиеся перед иконой Богородицы и просившие у Нее помощи, действительно получали просимое. В знак своей благодарности они эти крестики отдавали в дар Царице Небесной.
Монашеские традиции
Отец Кирилл старался в монастыре поддерживать лучшие традиции русского иночества. Отчасти, этому способствовали наставления и пример жизни монахинь, которые, впитав в себя уклад духовной жизни ещё дореволюционных российских монастырей, пронесли этот сокровенный опыт через многие испытания в эпоху гонений и передали его, как бесценное сокровище, будущим насельницам нового монастыря в Целинограде. Также это стало возможным благодаря старческому руководству, которым пользовался отец Кирилл, подолгу находясь вблизи таких великих светильников Церкви, как исповедники преподобный карагандинский старец Севастиан и Митрополит Алма-атинский и Казахстанский Иосиф. После смерти преподобного Севастиана ездил отец Кирилл в Караганду советоваться о деле созидания духовной жизни монастыря к блаженной старице схимонахине Анастасии. Также постоянно бывал в Алма-Ате у митрополита Иосифа. Владыка также любил бывать в Целинограде и очень ценил отца Кирилла, называл его «царская голова» и в шутку – «архиерейчик», отмечая этим его недюжинные способности и поощряя к трудам.
В некоторых затруднительных ситуациях Владыка даже советовался с отцом Кириллом. Об одном из таких случаев рассказывает прт. Вл., ставленник отца Кирилла: «Приехали к владыке Иосифу некоторые батюшки и принесли пожертвование. По тем временам - 10 000 р. Это колоссальные деньги были! И вот какие-то их ожидания Владыка не оправдал, и они моментально доложили республиканскому уполномоченному, не понимая, что вследствие разбирательства могут и сами пострадать. Митрополита Иосифа вызывают к уполномоченному, и он догадывается, по какому поводу. Он звонит в Целиноград: «Отец Кирилл! Вот так и так!..» Тот говорит: «Владыко святый, Вы не переживайте. Срочно возьмите эту сумму и понесите в Фонд мира… и пусть у вас будет квиточек».
Вызывают Владыку на ковер.
А по тем временам, к республиканскому уполномоченному, невзирая на ранг, вызвать – это было всё! Старец, конечно, приехал, выслушал определенное внушение:
- Вот так, вот так, были?
- Да, были.
- А Вы знаете, что это наказуемо?
- А вот - в Фонд мира…
Была величайшая пауза, а потом сказали: «Это только отец Кирилл мог такое сделать». Тем был вопрос и разрешен. И головы неразумные уцелели и Владыка был спасен».
Духовное общение с праведниками, заимствование их опыта приносило свои плоды: в монастыре были матушки высокой духовной жизни. Игуменья София рассказывает о схимонахине Пиаме: «Я вот запомнила пострижение в схиму монахини Порфирии. Паломников было тогда много, приезжие из других городов. И вот батюшка говорит мне: «Приготовь облачение». Я приготовила облачение, мантию, всё остальное. А он обратился так к паломникам: «Сейчас мы будем постригать в схиму, а вы понаблюдайте, на небе должно быть какое-нибудь знамение. Когда постригают в схиму, то обязательно что-то Господь являет». А мы не придали значения: готовимся, нам некогда.
И вот, открыты царские врата, она распростертая лежит на амвоне. Я помогала, подавала облачение. Совершилось таинство пострига, батюшка мне говорит: «Сейчас отведите ее в храм Кирилла и Мефодия». Мы отвели. Батюшка устал, конечно. Я беру оставшееся облачение и иду вниз, во Владимирский храм. С левой стороны там была ризная. Это было уже в 12 часов ночи, паломники все на полу в этом храме, спят. Я так пробираюсь, чтобы их не тревожить. А тут некоторые подняли голову. Анна со станции «Смирново» под Петропавловском мне говорит: «Матушка, а мы что видели на небе! Далеко-далеко звездочка мерцает, мерцает, и всё ниже, ниже, ниже, и над куполом она играла, играла, играла …»
Я уже всё положила в ризную и вернулась, чтобы рассказать об этом отцу Кириллу, а он говорит: «А вот в это время, когда постригают в схиму, открывается небо. От Престола Господня, от этого места в алтаре. В это время можно молиться и просить у Господа, что хочешь». То есть та постриженица, она просит у Господа».
В схиме она получила имя Пиама. Она была девица, помогала родственникам воспитывать детей, а, выполнив это своё послушание в миру, ушла в монастырь. Понедельничала, на ночь она не ложилась, сидя спала. С ног у нее текло от ран. Перед смертью соблюдать свой понедельник ей стало тяжело, и она попросила одну из сестер общины: «Мать Корнилия, скажи отцу Кириллу, чтобы он мне разрешил водички только попить. Мне так тяжело». Сестра ответила: «Хорошо, матушка. Как прилечу самолетом, сразу позвоню». Вернувшись в Ригу, где тогда обитала, и куда к тому времени перебрался отец Кирилл, она за делами вспомнила об этом лишь на второй день: «Отец Кирилл, мать Пиама, вот…». «Ничего, выдержит». А на второй или третий сообщили, что она умерла. Отец Кирилл всегда говорил ей: «Без 5 минут Вы на небе».
После пострига она 40 дней простояла в Кирило-Мефодиевском храме, весь пост. Стояла, молилась, лишь иногда присаживалась отдохнуть и опять на молитву. Пищу ей приносили в храм. Вот после этого ноги у нее стали отекать, опухли. Это стояние и напряженная молитва были необходимы ей, чтобы умилостивить Господа в той тяжелой бесовской брани, которую она вызвала на себя, приняв великий ангельский образ. Подвиг христианина – борьба со страстями. Подвиг истинного монаха – брань с демонами.
Сильно болели ноги, но она еще трудилась. М. София говорила: «Мы с ней мантию шили Епископу Серафиму. Ему преподнесли подарок, отрез, и он сказал: «Вы мне сразу мантию сшейте». У неё келейка такая маленькая была. Она там кроила всё, потом в швейную мы поднялись, там стол длинный, и там мы собирали складочки. Она еще трудилась. Она была портниха и всё время шила… А какая скромная была, тихая… Самой-то ей трудно было справляться, а мы… «Матушка, мы забыли, тебе водички не принесли!» «Ничего, я уже обошлась…» И никакого упрека.
Впоследствии некоторые из монахинь, духовных чад отца Кирилла, стали настоятельницами, примерно, десяти возобновленных в 90-е годы ХХ века российских монастырей.
Жизнь во Христе
Духовную атмосферу той эпохи хорошо передают воспоминании Н. В. Мазуриной, регента Константино-Еленинского собора.
«Отец Кирилл был переведен в город Целиноград в 1970 году и прослужил здесь 10 лет. В 1980 году батюшку перевели в город Чимкент.
Сразу после его назначения в 1970 г. в храме обновилась жизнь, как-то все задвигалось, сошло с мертвой точки и оживилось. Помню, он часто заходил в храм во время будничных служб и стоял возле свечного ящика, все смотрел, думал, что-то прикидывал. Человек он был в высшей степени активный, умный, многие говорили, что даже прозорливый, но я лично на себе это не испытала. Единственное что могу сказать, что он был очень обаятелен душевно, вызывал некоторых страх и уважение, но рядом с ним хотелось находиться, говорить и спрашивать. Он как ясное солнышко был, где появлялся - сразу все оживало, двигалось, начинало работать. Было видно, что он искренне любил храм, желал его видеть во всем благолепии, часто собирал деньги на ремонт и реконструкцию, причем ходил с тарелкой по храму сам, не стесняясь, не избегая общения с людьми, и ему клали на тарелку иной раз значительные суммы. Народ, видя воочию применение своих пожертвованных денег, нес еще больше, и таким образом храм расцветал год за годом.
Вначале внешний вид храма был какой-то суровый - деревянная обшивка синего цвета. Отец Кирилл распорядился оштукатурить и побелить его, поменяли крышу, и она была покрашена в зеленый цвет, а кирпичики вокруг крыши были покрашены в желтый цвет. Храм стал светлым, сияющим. Только самый верхний купол не покрасили, он так и стоял белым. Остальные купола были синими со звездочками. Колокольня и старый дом священника были разобраны и вместо этого построен большой двухэтажный дом с подвальным помещением. В нем находились покои отца Кирилла, в подвале - трапезная, склады, а во второй половине - кельи монахинь (одна из них принадлежала нашей бабушке, монахине Николае, которая была келейницей у батюшки). Колокольню предполагалось разместить над храмом, но потом, видимо, что-то не получилось и ее разместили в центре двора в шатровой часовне, собранной из фигурных решеток. Весь образ храма обновился, была благоустроена территория, поставлены многочисленные скамейки, беседка, был разбит большой цветник с розами. Вся территория была заасфальтирована и выровнена, а на месте, где сейчас стоит двухэтажный монастырский корпус, был хоздвор, там держали скотину, с продажи которой монастырь частично обеспечивал свои нужды.
В город начали стекаться в большом количестве паломники из разных городов. Всех отец Кирилл встречал радушно, всем всегда находилось место и послушание, обо всех всегда была забота. Отец Кирилл знал всех своих прихожан, хотя их было гораздо большее количество, чем сейчас, знал судьбу каждого, всегда при встрече интересовался и не просто машинально, а именно заинтересованно, с неподдельной искренностью. Поэтому народ его чувствовал как родного отца, любил его, даже боготворил, никто не был равнодушен к нему, потому что никто не был незамечен им. Конечно, были и недовольные. Когда не хватает веры слову священника, послушание превращается в непосильное иго, а отсечение своей воли и своих хотений в пытку. Отсюда и клевета, и нелепые выдумки, и обиды, и злопамятство немощных.
Были люди, которые говорили о нем много дурного. Он, порой, и сам вел себя так, что в окружающих вызывал отрицательную реакцию на свои поступки и осуждение. Может быть, это было, своего рода, юродство, стремление скрыть себя. Некоторые случаи, известные нам, наводят на мысль, что отец Кирилл был всё-таки непростой батюшка. Бабушка, монахиня Николая, рассказывала, что довольно часто отец Кирилл не выходил из своего дома весь день, на лице были видны следы побоев, вид изможденный. Однажды, зайдя по необходимости в его комнату, она увидела, как отец Кирилл почти бегал по комнате, а по его телу сама собой ходила тяжелая табуретка. Батюшка объяснял близким, что бесы мстят ему после отчиток или особенно усердной молитвы, избивают, устраивают разные козни. Попускает ли Бог такое обычным людям? А вот что воспоминает о нем моя мама, Мазурина Валентина Михайловна:
«Как-то шла я к вечерне в Церковь и только дошла до церковных ворот - услышала голос отца Кирилла, довольно громко говорившего - так чтобы я услышала (а перед ним стояла женщина, которой отец Кирилл говорит): «Вот идет матушка Валентина, совершенно здоровая женщина, у нее ничего не болит. Да, да, не болит - и все тут». А я думаю: «Это у меня-то не болит, да я без лекарства даже по магазинам или на базар не хожу». Однако, пока шла до них, прислушивалась к себе: а ведь верно, сейчас все в порядке (ни голова не болит, ни сердце). Когда подошла к ним, отец Кирилл спрашивает: «Ну, скажи, как ты себя чувствуешь?» Я говорю: «Да, батюшка, все нормально». Благословил и я пошла в храм. И с тех пор уже не страдала сердечными приступами, из-за которых мне пришлось переехать в Целиноград, оставив мужа в другом городе, где мне было не по климату. Там даже местные врачи советовали мне поменять место жительства на более низменное (там была гористая местность).
Однажды, по окончании Всенощной я пошла приложиться к иконе, что находилась на аналое посредине храма. А у амвона стояла толпа бабушек, ожидающих отца Кирилла, когда он выйдет из алтаря. Приложившись к иконе, я видела, как вышел отец Кирилл, как всегда в полном монашеском облачении, и заметила его благословляющую руку в широком рукаве рясы. Тогда я была еще молода и мучилась от различных хульных помыслов. Много боролась с ними и плакала, но ничего не помогало и не изменялось. Так случилось и тогда. И потому я, подняв голову от иконы, мысленно произнесла себе: «Вот ударил бы меня отец Кирилл по голове, чтоб все неприятные мысли вылетели». И тут же увидела приближающегося ко мне батюшку, который подбежав ко мне, изрядно ударил меня рукой по голове со словами: «Чтоб все худые мысли - вон!» В недоумении я осталась стоять посреди храма. После этого хульные помыслы меня оставили.
Накануне праздника Казанской иконы Матери Божией я поехала в Гортоп, чтобы записаться на очередь для покупки угля. Бухгалтер в Гортопе мне сказала, что запись будет с утра завтра. Это было в Советское время, когда практически невозможно было ничего купить, не выстояв очередь или запись человек в сто. А так как с утра я придти бы не смогла, т.к. пошла бы на Литургию, то попросила бухгалтера записать меня сегодня. Она сказала что, не имеет права записать сегодня, а вот завтра с утра, как только я позвоню, она запишет и такая и будет моя очередь, и записала мою фамилию. Утром по окончании Литургии во дворе храма я встретилась с отцом Кириллом. Увидев меня, батюшка сказал стоящему рядом с ним мужчине: «Кто меня считает за Апостола, кто за прозорливого, кто еще за кого-то, а вот матушка Валентина - нет, у нее свое мнение. А сегодня она должна срочно звонить по телефону в одно место и не дозвониться, с какого бы телефона она ни позвонила! А ей обязательно нужно дозвониться. Пусть идет начинает с моего телефона». И послал послушника отвести меня к его телефону. Весь день и вечером я пыталась дозвониться в Гортоп - все время было «занято». И только на другой день, поехав туда, я узнала, что произошло. Из-за того, что было много народа в очереди на запись, бухгалтер отключила телефон, чтобы звонки не мешали работать, а меня она всё же записала».
Голос у отца Кирилла был высокий, теноровый и очень пронзительный, его всегда было слышно, где бы он ни разговаривал, и туда моментально стекались люди. Он всегда был окружен людьми, ему буквально не давали прохода после службы, и он не жалея времени раздавал благословения. Может, поэтому и был задуман подземный ход из пономарки собора к покоям, который до конца не был доделан и так и не был применен. Отец Кирилл, как и всякий руководитель, был достаточно строг и суров, были и наказания, и выговоры, и повышенный тон. Особенно отличительно в его воспитательных мерах было применение поклонов, не назначение только келейного правила, а поклоны клали во время Литургии, или перед солеей, или на солее (например, провинившийся пономарь). Это внушало страх окружающим, но никто никогда не обижался на настоятеля, не посчитал его наказание незаслуженным, ведь на родного отца не обижаются. В этом был успех всей его деятельности: он никогда не смотрел на людей как на материал, как на средство в достижении своих пусть даже великих целей, но всегда имел искреннюю заботу о каждом и всех наделял не только подарками и благодарностями, но и любовью и заботой.
Особое попечение его было о хоре, которым руководила тогда матушка Параскева. Матушка с детства воспитывалась при монастыре, затем пела в Алма-Ате в хоре кафедрального собора, была женой священника, и поэтому много знала и понимала в Уставе. Что-то в деятельности о. Кирилла, видимо, ей иногда не нравилось, чему-то она открыто сопротивлялась, и поэтому у них бывали недоразумения, которые заканчивались временным отстранением матушки, а хором вместо неё руководила молодая певица Татьяна Ганина. Однако это не мешало их взаимному уважению, они всегда примирялись, матушка никогда до самой смерти не уходила с хора, а отец Кирилл всегда восхищался ее пением именно в монастырском духе и умением руководить достаточно большим хоровым коллективом, где пели еще старые, дореволюционные певцы, люди, не имеющие музыкального образования. Однако хор пел и простые, и сложные произведения, зарплата у них была чисто символическая, но пение было прекрасное. Моя мама и сестры пели в этом хоре, а я стояла на ступеньках и всегда с интересом следила за матушкой и пением, а потом дома играла «в церковь и хор», у меня тоже была маленькая матушка Параскева и были хористы в виде кружечек и тарелочек. Такое потрясающее впечатление имел тот хор на детскую душу. Когда, уже будучи взрослыми, мы с послушницей Верой Постельняк в 1987 году летали к Отцу Кириллу в Ригу, первыми его словами, обращенными ко мне, была просьба выслать ему партитуры, которые пела матушка, потому что он больше нигде не встречал такого пения.
Отец Кирилл во время пребывания в Целинограде первый сделал попытку расширить хор, приглашая профессиональных певцов и музыкантов, поднял зарплату певчим. Конечно, народ повалил валом, не смотря на запреты советской власти. Кроме того, приглашались и молодые прихожане для обучения пению. Так попала в хор я и Андрей Полищук. Малый хор прихожан (левый клирос) тоже увеличивался. Им стала руководить монахиня Рафаила (Василенко). И еще был устроен монашеский хор, которым руководила послушница Вера Постельняк, и ей помогала монахиня Зоя (Волкова). Кроме того, у нас была еще псаломщица, раба Божия Варвара.
Трудностей с певцами, псаломщиками и регентами не было никогда, народ желал петь и тянулся к Богу. Эту тягу к храму и церковному пению я, лично, получила с детства. Думаю, что благодаря отношению отца Кирилла к богослужению и хору, и всему тому, что я видела тогда, у меня сейчас хватает сил нести свой регентский крест. Служба у нас служилась полная, по монастырскому Уставу, вплоть до 1999 года. За этим отец Кирилл следил строго, и батюшки, служившие после него и знавшие его, держались той же традиции. Очень строго он относился к разговорам в храме. Когда с приходом неверующих певцов в хор они по незнанию начинали шептаться или говорить на хоре, отец мог во время Богослужения повернуться к хору и громко прикрикнуть, чтобы все замолчали. Всегда все слушались, никто не обижался. На хорах была тишина.
Труды по внутреннему благоукрашению храма не прекращались во все время пребывания отца Кирилла в Целинограде. Сначала хоры были, как и в других храмах, возле алтаря. Затем, отец Кирилл переносит их к стенам боковых приделов, а верхний хор помещает на вновь устроенном балконе. Таким образом, храм зрительно расширился. Потом начинается украшение иконостаса, роспись храма, смена подсвечников и другого старого инвентаря. Для росписи приглашались художники из Москвы и Ленинграда. Роспись в храме несколько раз менялась, пока не приняла теперешний вид, но это было уже перед отъездом отца, а так, может быть, и еще не раз поменялась бы.
При храме была организована негласно воскресная школа, где преподавали священники и сам о. Кирилл, а ходила на уроки вся молодежь нашего храма. Мне довелось учиться в этой школе. Надо сказать, что преподавание велось на достаточном уровне, и было строгим. В конце года мы сдавали экзамены, а занимались в покоях отца Кирилла, чтобы никто не мог догадаться.
Отец Кирилл умел хорошо поработать в будни и хорошо отдохнуть в праздничные дни. Служба в праздники была особенной, более длинной и торжественной. Очень часто в храме звучало слово священника, проповеди говорили и сам отец Кирилл, и другие священники. Проповедь настоятеля в дни его служения, в воскресенья и праздники, всегда была такой содержательной и, как говорится, по теме, что в храме стояла «гробовая» тишина и никто никогда не уставал от службы. После службы на престольный праздник и на «Почаевскую» во дворе храма и в других помещения устраивались праздничные обеды. Эта традиция сохранялась еще долго после отъезда отца Кирилла, вплоть до разделения епархий в 1994г. Это было прекрасное время Торжества Православия в нашем городе».
Мощи праведного священника
Покойная монахиня Евдокия (Левицкая) рассказывала, что в шестидесятые годы, уже работая в Церкви, видела необычный сон: за алтарем Константино-Еленинской церкви, несколько к северу, стоит гроб, в нем священник в светлых ризах. Она подошла и вблизи во сне внимательно всё рассмотрела. Проснувшись, пошла к настоятелю храма и рассказала о своем сне, попросив разрешения проверить его истинность самым простым способом – покопать в этом месте землю. Настоятель не благословил, но мать Евдокия не преминула повторить свою попытку и при другом настоятеле церкви, отце Кирилле. Отец Кирилл разрешил, и, немного покопав в этом месте, м. Евдокия со своими помощницами на небольшой глубине обрела кирпичную кладку гробницы. Отец Кирилл по этому поводу был у митрополита Иосифа, прося благословения открыть мощи, но Владыка не благословил: «Не те сейчас времена».
Прошло время. Отец Кирилл задумал провести подземный ход от алтаря Константино-Еленинской церкви к «покоям». При земельных работах гроб открылся и был виден, причем, гроб был как новый, доски чистые, хотя там весной грунтовые воды поднимаются высоко, земля очень влажная.
Матушка София рассказывает: «По вечерам батюшка ходил по территории церкви. Часов в 11. Правило кончится, мы все по кельям. Кто-то читает неусыпаемую псалтирь. У меня время было с 11 до 12 часов, у м. Рафаилы - с 10 до 11. У нас были там собаки. «Малыши». У нас гараж был для мотоцикла. Мотоцикла уже давно не было, одни «Малыши». Ночью всегда собаки бегали по территории. М. Рафаила до 11 дочитает и уже выпускают собак. Я с 11 до 12 читала.
А батюшка выходил. Ходит с черточками, молится. Как-то приходит и говорит мне: «Я вчера ходил вокруг храма и молился, думал. Здесь, когда строили подземный ход, с левой стороны от алтаря обнаружили гроб. Здесь, наверное, похоронен батюшка. А кто он? Не потревожили ли мы его покой своей стройкой? И каждый вечер я ходил и всегда молился, просил Господа открыть мне его имя. И вот прохожу я с алтарной части. Смотрю, священник в облачении, с крестом. «Я, - говорит, - протоиерей Василий. Не бойся, ты мне не помешаешь».
Еще до приезда в Целиноград архимандрита Кирилла, при другом настоятеле монахиня Евдокия работала церковницей, приходила в храм очень рано. Один раз входит она в ворота и видит: на ступеньках у главного входа стоит священник высокого роста, среднего возраста, в подряснике и с крестом. Рядом с ним стоит монахиня Алла (она работала сторожем в церкви) и кричит: « Пират! Пират!»- так звали собаку. Матушка Евдокия идет и сама себе говорит, что, наверное, к нам батюшка, откуда-то приехал, а мать Алла так непристойно себя ведет, при батюшке зовет собаку, хоть бы батюшку постеснялась. Подходит она - а батюшка исчез. Спрашивает мать Аллу, где батюшка, а она говорит, что никого не было. М. Евдокия говорила, что может быть это тот священник, который похоронен возле церкви. Она пыталась что-нибудь узнать об этом необычном священнике и от одного из старых прихожан храма услышала, что, действительно, когда-то, может быть еще до революции, в храме служил почитаемый прихожанами священник праведной жизни.
Прежде место могилы по весне засаживали белыми цветами. Теперь последний покой праведника осеняет небольшой деревянный крест. Симметрично ему по отношению к алтарю собора в 70-е годы отцом Кириллом был установлен каменный белый крест и надгробие с именами священников, служивших в храме с момента его основания. Приводим здесь этот список:
Архимандрит Максим.
Иеромонахи Илиан, Евстафий.
Протоиереи Игнатий, Симеон, Михаил, Алексий, Максим, Петр, Николай, Леонид, Парфений, Виктор, Ваптос, Николай, Евгений, Николай.
Иереи Евфимий, Сергий, Иоанн, Сергий, Иаков, Феодор, Иоанн, Иаков.
Диаконы: Феодор, Николай.
Исповедничество
За всё время существования монастыря до его регистрации в 1990 году сестрам пришлось пережить много скорбей и несправедливостей. С ними поступали как с бесправными или заключенными: часто приходили разные комиссии, проверяли документы, осматривали кельи.
Им постоянно угрожали закрытием, пытались запретить ходить в монашеской одежде, часто устраивали унизительные допросы, пытаясь придраться к малейшей ошибке в правилах гражданской жизни, предписанных атеистической властью.
В 1980 году власти, недовольные активной деятельностью настоятеля Константино-Еленинского храма, потребовали от правящего архиерея перевести архимандрита Кирилла в другой город. Перевод состоялся, и в течение, примерно, одного года до отъезда из Казахстанской епархии отец Кирилл прослужил в г. Чимкент. Из Казахстана архимандрит Кирилл переехал в Ригу. Митрополит Иосиф в шутку называл отца Кирилла «Пимен многоболезненный», так как кроме сердечных приступов и сахарного диабета он имел множество и других недугов. Поэтому, побыв недолгое время настоятелем одного из храмов в Риге, после перенесения инфаркта отец Кирилл уже не мог продолжать служения в храме и последние годы проживал на покое, на дому принимая духовных чад и совершая богослужения в своей домовой церкви.
После перевода отца Кирилла в храме водворилась апатия и тоска. Народ чувствовал себя обездоленным и осиротевшим. Писали во всевозможные инстанции, правящему архиерею, но все было бесполезно. Однажды отцу Кириллу разрешили приехать в наш город и послужить одну службу. Народ был в восторге, храм был забит. Отец Кирилл по окончании службы говорил проповедь и в конце ласково и мягко попросил людей, больше не писать никуда и не просить за него, т.к. все уже решено. Народ прямо в храме начал возмущаться и кричать: «Будем просить, будем писать!» Отец Кирилл опять попытался увещевать народ и говорил, что ему от этого только хуже, но народ оставался непреклонным, кричал, шумел - это было жутковатое зрелище. Батюшка в возмущении начал что-то говорить с амвона, но его уже не было слышно, и, в конце концов, он в волнении ушел в алтарь. Народ едва успокоили.
После этого отец Кирилл довольно долго не приезжал в наш город. Только при протоиерее Александре Волкове и по его приглашению он вновь посетил Целиноград. Приезжал и после, стараясь по возможности руководить жизнью созданной им обители через верных ему людей. И матушки ездили к нему, советуясь с ним о своих духовных нуждах и делах обители: это было особенно важно, когда тучи над монастырем стали сгущаться и дело дошло до открытого гонения.
«Архимандрита Кирилла перевели в г. Чимкент, - рассказывает монахиня Зоя (Волкова), - в конце 1980 года. В 1981 г. церковную «двадцатку» вызвали в Исполком и сказали, что все постройки незаконны, крестильная, сторожки, забор (забор был раньше деревянный до 1976г., а после был уже шлакозаливной), - все подлежит сносу. Когда мы возразили, что на забор разрешение было подписано уполномоченным по делам религии Т., а когда крестильная строилась, сам архитектор Т-ин помогал, что-то там размерял рулеткой, - поднялся такой шум: «Вы у государства воровали!» Мы говорим: «Нет, строили на пожертвования приезжих паломников, прихожан, пенсионеров». Кричат: «А мы разберем». Потом вызвали председателя церковного совета. А она пригласила меня с собой к начальнику милиции.
Там тоже было сказано, что все прописаны незаконно, обманом. Нужно всех выписать, обманули. Домовая книга у нас была с собой, там было отмечено проверкой, что нарушений нет по прописке, назвали даты проверки, звания и фамилии тех, кто проверял. Но начальник милиции настаивал на том, что прописаны незаконно, обманули (у него два высших образования, а малограмотные обманули), и чтобы в течение недели всех выписали. Там была женщина. Когда выходили, мы у нее спросили, есть ли такой закон в Советской Конституции, чтобы пожилого человека выписать и выбросить на улицу, так как начальник милиции кричал, стучал по столу и говорил, что мы нарушили закон Конституции. Она шепнула потихоньку, что такого закона нет, больше не приходите.
В то время старшей монахиней была матушка Серафима, настоятель, иеромонах Сергий (Василенко), благословил ее ехать в Москву, к митрополиту Алексию (покойный Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II). Благословение это было от отца Кирилла. Но по болезни матушка Серафима ехать не могла. Поехала я с монахиней Марией, она знала Москву. Пришли, записались у секретаря на прием до обеда, на 10 или 11 часов. Принял он, коротко рассказали, откуда мы и по какому вопросу, он отправил нас в Дом Советов, в отдел по делам религии. Там мы встретились с уполномоченным по делам религии (по Казахстану) Одинцовым». Одинцов повторял тот же набор обвинений - всё построено незаконно, прописаны незаконно, у государства воровали деньги. Матушки возражали, показывая выписки из документов, все необходимые справки и резюме многочисленных проверок. «Я сам всё проверю!» «Проверяйте».
После обеда состоялся разговор с митрополитом Алексием. Владыка больше часа расспрашивал о монастыре, прослушал все сделанные из документов выписки, подсказал, как действовать, пообещал помочь и сказал, прощаясь: «Документы берегите – это ваше оружие. Времена такие – как бы они «случайно» у вас не пропали».
В это время в Целинограде продолжалось «наступление» на монастырь. 17 августа в 1981 году в 10 часов утра церковь оцепила милиция, пытаясь прорваться внутрь без предъявления каких-либо санкций на арест, обыск или иные «мероприятия». Матушки стояли на коленях перед иконой Царицы Небесной, укрепленной на внутренней стороне Святых Врат монастыря и молились. Что могли ещё сделать беззащитные женщины, большинство из которых были немощные и престарелые? «Осада» длилась до 2 часов дня, потом они уехали. А 24 августа того же года в 12 часов дня подогнали бульдозер, трактора и стали ломать стены. Это был традиционный советский атеистический разбой посреди бела дня в присутствии всей милиции города, 30 человек дружинников и местных властей. Тут же у входа стояли «черный ворон» и машина «скорой помощи».
В этот день были разрушены или повреждены: дом около западных ворот, где жили 2 монахини; половина каменной ограды; несколько келий; медпункт; гостиница; хозяйственный склад; столярная мастерская; гараж; уничтожен приусадебный участок. Что-то удалось восстановить, что-то за ненадобностью лежит в развалинах и до сих пор: после перевода о. Кирилла в 1980 году в Чимкент поток паломников постепенно уменьшался, уменьшалось и количество насельниц монастыря, потерявших в его лице опытного духовного руководителя и заботливого отца.
Вскоре после этих событий, действительно, приехала комиссия из Москвы во главе с Одинцовым. Попросив бухгалтера приготовить все документы, комиссия прошла в храм. «Ого…- невольно удивился Одинцов, рассматривая свежую ещё настенную роспись, резные позолоченные кивоты и иконостас, - Мы деньги ищем, а они – вот где». Просмотрев документы без особых придирок и замечаний, комиссия уехала в Москву и всё как-то поутихло.
Регистрация монастыря
После «перестройки», когда стали открывать монастыри и строить храмы, матушки неоднократно обращались к властям с прошением о регистрации монастыря и, хотя и не без труда и обычных чиновничьих проволочек, в 1990 году монастырь был зарегистрирован официально. Он был назван в честь чтимой иконы Пресвятой Богородицы «Взыскание погибших», и поныне украшающей храм святой обители.
Уставные богослужения регулярно проводились после регистрации монастыря в Александро-Невском храме, пока главным храмом монастыря при игуменье Дамиане (Латышевой) в 1995 году вновь не стал Константино-Еленинский собор. В соборе же читалось и правило для монашествующих, а в храме Александра Невского богослужения проводились только по воскресениям и большим праздникам. Впрочем, до 1999 года даже в те годы (1991 – 1995 г.г.), когда в обоих храмах шли службы отдельно для монашествующих и мирян, в соборе богослужение совершалось также строго по уставу. С 1999 года уставные богослужения суточного круга и литургия совершаются в храме Александра Невского, а Константино-Еленинский собор, в связи с перенесением архиерейской кафедры из Алматы в Астану, стал кафедральным и, до открытия храмов прп. Серафима Саровского и свт. Николая, единственным приходским храмом новой столицы суверенного Казахстана. Ныне кафедральным является Свято-Успенский собор, который по окончании строительства в январе 2010 года был освящен Святейшим Патриархом Кириллом.
Вначале, в 1990 году, было решено построить монастырь в селе Малотимофеевка. Была выделена земля, составлен проект. Завезли материал: кирпич, песок, блоки. Вырыли котлован под церковь, и правящий архиепископ Евсевий приезжал на место для освящения закладки храма. Заложили также фундамент под жилой дом. Пробурили скважину для воды, огородили участок временно колючей проволокой. Первым летом посадили там картофель.
Но вскоре решение изменили и стали строить жилой корпус на территории Константино-Еленинского храма. Проект сделал городской архитектор Кочетов.
Сначала рассчитали поднять здание на два блока над землей, но оказалось, что здание закроет собою церковь. Решили опуститься на два блока вниз. Вызвали археологов, сделали анализ почвы, они сказали, что воды грунтовые далеко и вода подниматься не будет. Но когда начали рыть котлован, появилась вода. Чтобы экскаватор спустился в котлован, завозили керамзит, а с другой стороны ставили насос и откачивали воду. Насыпной грунт выбирали до самой глины. Клали плиты и бетонировали, создавая монолит, в два или три ряда.
При закладке фундамента Епархия перечислила 300000 тенге, а потом дальше стройку вели на свои средства. В монастыре, в храме Александра Невского был свечной ящик, монахини получали товар из Епархии, принимали требы. Многие работы проводились безвозмездно и много помогали в строительстве монастырю казаки. Сестры ходили с кружками по магазинам, по базарам. Паломники привозили посильные пожертвования. Приходили переводы, посылки. Помогали предприятия, организации. Писали письма с просьбой о помощи. Трехэтажный жилой корпус помогал строить весь город.
Не только предприятия и администрация города, но и частные граждане, среди которых были не только православные, но и иноверцы, и мусульмане, вносили пожертвования на богоугодное дело. Были и чудесные случаи, когда во сне некоторым, жившим в другом городе, являлись покойные родственники, прося передать деньги на строительство монастыря в Целинограде, называя незнакомые им имена тех, кому эти деньги нужно было вручить.
Матушку Серафиму отстранили, так как она заболела и была малограмотной. Старшей монахиней назначили матушку Магдалину, но она уехала, и тогда строительство было поручено монахине Зое (Волковой), ставшей, таким образом, старшей над монастырем. Тогда-то она и вспомнила, как ещё в 1978 году на том самом месте, где сейчас ей предстояло строить монастырский корпус, во время уборки мусора отец Кирилл благословил её маленькой иконкой св. Ангела-хранителя, сказав: «Здесь будет стоять двухэтажный дом для монашествующих». Случай совсем стерся из памяти, встреча, казалось, была случайной и ничего не означала (отец Кирилл многим и часто раздавал небольшие иконки открытки), непонятные слова тут же забылись, а через 13 лет всё это обернулось прямым благословением на святое дело. Корпус, правда, трехэтажный, но первый этаж – полуподвальный, цокольный. А может быть, имелось в виду то обстоятельство, что третий этаж монастырем так и не использовался по причине малочисленности насельниц, которых к моменту регистрации монастыря было уже чуть больше 20.
В течение 3 лет, с июля 1991 г. по октябрь 1994 г., корпус был построен, в него перешли все сестры обители. Зимой 1995 года настоятельницей монастыря была назначена постриженица Толгского монастыря, монахиня (впоследствии игуменья) Дамиана (Латышева). В 1999 году её сменила монахиня Рафаила (Василенко), которая и в настоящее время руководит духовной жизнью обители в сане игуменьи (с 9 апреля 2011 г.).