В. п. да будет известно, что в сие время вышел ученый и лукавый особа по имени Мулла Кази Махмад с значительным войском; до приближения его к нашей крепости мы не имели об нем сведения. Сказанный обманщик через лукавство свое успел обольстить гейсуйских (?) жителей и многих прочих и даже деревень нам подведомственных, уверяя их в полной мере в том, что он будет возобновлять магометанскую веру и законы; почему и они приняли на алкоран твердую присягу, и что победа останется на стороне мусульман. Хотя мы, узнав о его обмане, старались по сему предмету отвратить оный, но не успели в том. Из молодцов же наших десять или двадцать человек находились в пехоте. Не быв мы о сем деле известны, воображали, что оный мулла действительно может возобновлять закон магометанский, как он говорил; ибо о действительности его обмана и хитрости до того времени, как он приближался к нам мы не знали; между же тем он обманул многих жителей, кроме наших городов и окрестных деревень. Отправясь он в первую нашу деревню, начал стеснять жителей, говоря им, что он отправляется ко мне для требования от меня насчет веры магометовой, вспомоществования, и что он просит их быть готовыми так же к отправлению вместе с ним и к принятию его примеров, уверяя их в том, требовал от них подражать ему во всем. Жители полагая, что слова его будут для них полезны, присягали, чтобы из них никто не осмелился отказаться от магометовой веры и законов, а оказал бы во всяком случае пособие. Потом он, приехав в другую деревню нашу, начал показывать действие свое, по коим носы у людей опустились вниз и арестовать старших, не давая хлеба; равным же образом сказанный мулла показывал так же действие свое и подносителю сего письма чиновнику моему Аджи Гази Махмеду Юзбашию, во время нахождения его при нем, о чем если угодно будет в. п. спросить его, то он донесет вам о сем обстоятельстве во всей подробности. Напоследок он, Кази Махмад мулла, с войском своим пришед против меня, дрался со мною по полудни до трех часов; но мы, разбив их, убили многих из них ратников и отняли у них много знамен и оружий, от чего они принуждены были воротиться назад в свое отечество.
В. п.! Е. с. главнокомандующему гр. Паскевичу-Эриванскому угодно было приказать мне, дабы я помирился с Сурхай ханом, и что он с давнего времени служит е. и. в.; не могу здесь сказать, что их моих подвластных несколько человек были мною отправлены, и потом он, Сурхай хан, говорил гигейсуйским (?) жителям, кои отняли у них оружие, отзываясь тем, что сие ими сделано по словам Сурхай хана; разве так бывает покорность и усердная служба? Почему покорнейше прошу в. п. довести до сведения е. с. г. главнокомандующего об оставлении насчет примирения моего с Сурхай ханом подобного приказания потому, что если бы учинить нам сие, то должен я терпеть от него разные укоризны, Сурхай хан дает свою печать усердным и не усердным людям, и какая же будет польза от такого лица, который не может различить усердного и неусердного; следовательно, если будет приказано от начальства употреблять одну печать или пожалованную мне настоящую свою печать, то все, конечно, весь дагестанский народ поспешит прибегнуть и поступить в подданство в. и. и, служа чистосердечно, повиноваться российским законам. Если намерение вышеупомянутого мулла Кази Махмада получило б желаемый успех в победе, то подданство наше уничтожилось бы, и он овладел бы целым Дагестаном, а потом с многочисленным войском взял бы Дербент, Сунжу и Андреевск; но мы при помощи божей преградили ему сильное его намерение; на каковой конец для объяснения сего случившегося происшествия отправляя подносителя сего письма, доверенного моего чиновника Аджи Кази Махмед Юзбашия, я покорнейше прошу в. пр. обратить на него ваше благосклонное внимание.
ЦГИА, Гр. ССР ф. 1105, оп. 1, д. 510, лл. 1—3. Подлинник.
