Глухов Максим Степанович. К вопросу о предшественниках татар в низовьях Камы.

Летом 1980 года при возведении Дома культуры в селе Янсувары (Пестречинский район Татарстана) при выемке грунта под фундамент строители наткнулись на какие-то древние захоронения. Кладбище в центре большого старинного села?! Странно... У каких народов это бывало и есть?! Янсуварские долгожители начали припоминать рассказы своих давно усопших дедов, которые в свою очередь что-то слышали от своих предков, что их село как стояло на этом месте, так и стоит на нем "испокон веков" *1. "Странность" заключалась в том, что вскрытые могильники по обряду захоронения совершенно отличались от других, какие когда-либо встречались и были описаны в этих краях. 
     Это был не просто любопытный случай, но интереснейший для науки факт. И он мог бы, как это нередко у нас бывает, уйти в забытье. Но только не в Янсуварах. Почему именно здесь, станет понятно из контекста... Однако в данном случае среди участников события оказался еще и неугомонный энтузиаст, знаток и патриот своего родного края Рауф Файзрахманович Халитов. Выпускник исторического факультета Казанского университета, он по обстоятельствам возглавлял тогда передвижную механизированную колонну "Татколхозстроя", подрядившуюся построить в Янсуварах Дом культуры, и никак не мог оставаться равнодушным к историческим памятникам края. Халитов сумел все-таки приостановить работы, организовать здесь археологические раскопки, провести необходимые замеры и описать янсуварские находки. Мало того, ему удалось опубликовать результаты своих исследований в печати. 
     "...Останки погребенных,— писал Р. Ф. Халитов в многополосном еженедельнике "Приборостроитель" (№ 26, май, 1981), — были обернуты древесной корой, а вокруг оболочки по всему периметру ясно вырисовывался слой пепла толщиной примерно 1,5-2 сантиметра. Могильники обрамлены булыжной были аркой и засыпаны грунтом. Слой земли над каменной аркой не превышал 0,3-0,5 метра. Во время расчистки захоронений было обнаружено множество глиняных обожженных осколков-черепков. Обнаружение могильников стало для сельчан в прямом смысле сенсацией. Взбудораженная мысль искала ответа..." 
     Те события действительно оставили неизгладимый след в сердцах янсуварцев и жителей всей округи. Чтобы понять пережитое ими состояние, которое не оставляло их довольно долго, пожалуй, следует сказать вот о чем. 
     Есть такое трудно передаваемое словесно понятие, как "подсказка сердца". Оно, неописуемое, скорее относится к сфере чувств. Такое вполне осознаваемое, почти ощутимое состояние Человек обычно переживает всякий раз, когда сталкивается с чем-то очень близким, но непонятным. Он исподволь чувствует свою сопричастность к наблюдаемому, но вот с какой стороны эта сопричастность и какая связь между ними, не знает, никак не может объяснить. Янсуварское же событие примечательно тем, что "подсказку сердца" почувствовали одновременно многие — и стар, и млад. Они не раз и не два мысленно возвращались к тому "странному" кладбищу в центре своего села. Не находя сколько-нибудь вразумительных ответов на возникшие вопросы, они в конце концов решили снарядить депутацию в Казань. 
     Но кто, скажите мне, даже в самом уважаемом научном учреждении, вот так усадит вас рядком и разрешит все ваши проблемы, расставит все точки над "и". А тут к тому же вопрос касался кряшен — этнической группы, названия которой в списке народностей и наций страны до последнего времени не было. И вот опять-таки истину пришлось добывать на бытовом уровне. Благо, думающих одинаково с янсуварцами краеведов-любителей и историков-профессионалов — их соплеменников нашлось немало. 
   
     ...Редкий случай, но это, безусловно, так: янсуварцы не обделены и в чем-то даже избалованы вниманием истории и культурных сил к себе. Я уж не говорю о том, что часто упоминаемые в древних актах Янсувары оставили след в событиях времен взятия Казани Иваном Грозным и Пугачевского восстания, но через эти места заинтересованно проезжали и вносили записи в свои дневники члены Российской Академии Наук П.С. Паллас, И.И. Лепехин, П.И. Рычков, Н.И. Ильминский. Последний со своим подвижником В.Т. Тимофеевым, крестьянским сыном из села Никифорово (Чиябаш), сверял здесь лексикографию создаваемого ими учебника для татарских школ. В Янсуварах у своего тестя — священника Назария Герасимова бывали поэт Давид Григорьев и основоположник удмуртской письменной литературы Иван Михеев. Был щедр по отношению к Янсуварам и известный казанский меценат-купец первой гильдии П.В. Щетинкин, который на свои средства возвел здесь в 1882 году церковь во имя Покрова св. девы Марии, новое здание второклассного народного училища (с шестилетним сроком обучения). Еще до революции здесь появился Народный дом — прообраз современного Дома культуры, где демонстрировались первые отечественные "туманные картины" (кинофильмы). Видимо, вот откуда та "любовь к образованию и нравственному усовершенствованию" *2, которая была отмечена востоковедом С.В. Чичериной, побывавшей в Янсуварах в 1904 году. 
     Не скудела духовная жизнь в Янсуварах и в первые годы Советской власти. В Янсуварской школе II ступени (с 1931 года — средней) в разное время работали известные татарские педагоги-орденоносцы С.Н. Любов, Р.П. Даулей, Е.С. Иванова, Н.Е. Яранов, поэты Давид Григорьев, Анас Кари, Павел Апушев, Ринат Рахимов... 
     Отложилось в памяти поколений и в папках краеведов море различных сведений, которые предстояло обобщить и систематизировать. 
     Начнем с того, что "странные" захоронения, "вдруг" обнаруженные в центре села Янсувары в 1980 году, как оказалось, давно известны науке *3. В своде "Археологические памятники Татарской АССР" (1982) они зарегистрированы под № 414 и описаны так: "В середине села находится место старого кладбища с выступающим из земли остатком надгробия (38 Х 48 Х 28 см) без надписи. Очень возможно, что этот могильник синхронен Янцеварскому кладбищу II (см. № 415) и был местом захоронения рядового населения". В том же своде на с. 187 относительно Янцеварского кладбища II сказано: "К северо-западу от села находится место старого кладбища (25 Х 60), называемого местным населением "Мурзалар зираты"—"Кладбище мурз". Камней нет. Заметны впадины могильных ям. Судя по названию, его предположительно можно датировать XV-XVI вв." 
     Из опубликованного "Списка населенных мест Казанской губернии с кратким описанием их. Лаишевский уезд" И.А. Износкова (Казань, 1895) следует, что надгробные камни в селе Янсувары стояли еще и в конце XIX века, а может быть, и значительно позже, до "крутого поворота" 1930-х годов. О чем это говорит? Вплоть до недавнего времени янсуварцы надгробные камни в центре села считали "своими", священными, несмотря на православие, сохраняли в верованиях остатки древностей. 
     Но всесметающие на своем пути "сталинские ветры" привели к тому, что сегодня уже никто в Янсуварах не помнит о существовавших священных камнях и вообще ничего не знает из исторического прошлого. Еще недавно их отцы негодовали против вероломной смены и произвольной записи о национальной принадлежности в их паспортах *4. Но что значили протесты и негодования человека, даже целого народа перед амбициями сверхоптимистов, которые были уверены в том, что советским людям все по плечу: и изменение течений рек, и разведение садов на Марсе, и уже тем более — "ускорение" естественно протекающих этнических процессов. Так в одночасье от 190 народов, зарегистрированных в ходе переписи 1926 года, к 1939 году осталось всего 62, т.е. в три с лишним раза меньше. 
     Консолидация народов, этнических общностей на земле — это реальность. Но резкое уменьшение (а по желанию и увеличение) числа народов за короткий срок — всего лишь жонглирование цифрами, результат произвольного администрирования. Начиная с 1930-х годов произвол стал нормой жизни в нашей стране. Люди постепенно свыклись с ним, вообще перестали удивляться, возмущаться, негодовать всем и всему. А равнодушного хоть "горшком называй, только в печку не ставь". В таких условиях любой интеллигент, или просто человек с определенными знаниями брался на заметку, ставился "под колпак", а при "торжестве победы социализма" просто-напросто уничтожался. 
     В силу объективно сложившихся исторических обстоятельств, среди кряшен "пролетарско-бедняцкого элемента" было очень мало *5. "Крещенотатарские селения,— подчеркивала С.В. Чичерина в уже упомянутой нами книге,— отличаются зажиточностью, и жители таких селений пользуются уважением в волостях со смешанным населением, часто избираются в волостные старшины, церковные старосты и т.п. Они даже пользуются уважением со стороны магометан... Система Ильминского не только выдвинула отдельные единицы, но умственно и нравственно подняла самую массу народа, улучшив его быт. Число грамотных быстро растет... Кроме большого числа крещеных татар, окончивших курс в Центральной крещено-татарской школе и в Казанской учительской семинарии, многие теперь прошли и проходят духовные средние учебные заведения, а некоторые получают и высшее образование". 
     Дело, конечно же, не только в просветительской системе Н.И. Ильминского, которая последовательно внедрялась в кряшенской среде. Не следует забывать, что из татар крестились и закреплялись в православии в первую очередь те, кому было что терять, представители аристократических родов и имущих слоев. Так, в Янсуварах семейные шэжэрэ (родословные) почти все дома вели от какого-нибудь мурзы *6 и еще в недавнем прошлом каждый выходец из такого дома не без гордости называл себя "кара-мурзой" или же "чабаталы дворян" (дворянином в лаптях, черным помещиком). Верительных грамот на сей счет сохранилось немного, да и то лишь в архивах древних актов, но привилегиями и льготами все кряшены реально пользовались веками, а на память о своем "знатном" происхождении вплоть до наших дней сохраняли фамильные драгоценности, передаваемые из поколения в поколение по материнской линии. В основном это были серебряные украшения, и такого добра даже в самой бедной семье вес шел на килограммы. 
     Однако "зажиточность" этих крестьян базировалась на культуре земледелия, а поддерживалась традиционными промыслами. Умеющих шить шапки и полушубки, катать пимы, мастерить деревянную посуду, занимающихся мелкой торговлей, плотницким делом среди них всегда хватало. Эти навыки и умения особенно выручали в голодные годы, ну, если к тому же и урожай хороший выпадал, появлялась возможность отложить деньги на образование детей. 
     И надо еще сказать о том, что кряшены, как и другие татары, никогда не знали крепостного права, были людьми лично свободными. Официальная пропаганда и агитация сталинизма всегда шельмовала мало-мальски знающих людей, людей самостоятельных и помнящих о своем достоинстве. Вот они и оказались среди первопроходцев Беломорканала, Днепрогэса, Уралмаша, Магнитки, Кузбасса... В Магнитогорске и сегодня один из пионерных поселков среди местных жителей называется "кулацким", и в нем живут преимущественно выходцы из кряшенских деревень и сел. 
  
     ...Пора однако вернуться к "странным" могильникам в Янсуварах. Официально датированные XV-XVI веками, они тем не менее остаются в сущности не изученными специалистами. Судя по описаниям Р.Ф. Халитова, неожиданно "открытое" кладбище в центре села по обрядности захоронений весьма близко напоминает известные в археологии памятники Именьковского типа (V-VIII века н.э.). Слой пепла, который "ясно вырисовывался" под землей в глубине "не превышающей 0,3-0,5 метра" указывает на факт трупосожжения, которое бывало в далеком прошлом в наших краях только у именьковцев, видимо, индоевропейцев по происхождению. Тут что-то не так... 
     В самом деле, не могли же предки янсуварцев обосноваться, пусть на заброшенном, но явно выступающем из-под земли чужом кладбище! Народоведческие науки таких фактов не знают. Да и могли ли надгробия V-VIII вв. просуществовать как минимум тысяча лет, ведь они зафиксированы еще в конце XIX века? Загадка, над которой стоило поломать голову. 
     Определяя этническую принадлежность носителей именьковской культуры, археологи Н.Ф. Калинин и А.X. Халиков высказали мнение, что "потомков населения, оставивших памятники именьковского круга, может быть, следует видеть в татарах-кряшенах" (см.: Итоги археологических работ за 1945-1952 гг.— Труды КФАН СССР.- К., 1954, с.62). Позже к такому же выводу приходит и археолог П.Н. Старостин *7. 
     Я не знаю, из каких соображений исходили эти ученые, выдвигая такую довольно смелую гипотезу. Но с нею можно было бы вполне согласиться, если бы с именьковцами связывались не только кряшены, но и все казанские татары в целом. Здесь мы имеем дело с отголоском тех бытовавших в истории воззрений, когда некоторые исследователи были склонны рассматривать кряшен как особую по происхождению народность. Правда, они и в самом деле резко отличались от татар-мусульман не только своей духовной культурой и образом жизни, но и чисто внешне — были более европеоидны. Однако эти отличия следует отнести в счет их многовекового самобытного существования, которое не допускало в прошлом контактов с инородцами и тем более — с иноверцами *8. И наверное поэтому еще в XIX веке, имея в виду старокрещеных татар, один из исследователей их быта писал, что они "сложились в особый тип, который нельзя с точностью приурочить ни к одному из местных исторических типов" и далее указывал: "Существует однако предположение, что предки их населяли некогда земли к западу от Казани..." (см.: Юзефович Б.М. Христианство, магометанство и язычество в восточных губерниях России. - Русский вестник, 1883, март, с. 20, 23). 
     В советское время это предположение было подкреплено исследованиями Т.А. Трофимовой, которая в своей работе "Этногенез татар Поволжья в свете данных антропологии" (М., 1949) сделала заключение, что по антропологическим данным кряшен можно соотнести только с коренными жителями юго-западных районов Подмосковья. 
     И следует ли удивляться тому, что уже в наши дни люди, впервые оказавшиеся в татарских селениях, делают "поразительные открытия" для себя, как, например, московская писательница Майя Ганина в своей книге "Камазонки дома и на работе", изданной "Советской Россией", в 1973 году: "На лавочках судачат старухи, разглядывают с любопытством приезжих. Глаза у старух голубые, лица длинные, тонконосые — прямо Псковщина или Вологодчина... Вологодчина или Владимирщина". Она узнает нечто родное и близкое и в облике самой деревни (речь идет о деревне Калмаш Тукаевского района) с ее рублеными избами, высокими заборами и тесовыми воротами ("возле ворот, как положено, лавочки"), и в геранях, непременно красующихся в каждом окне. Не переживала ли и писательница "подсказку сердца"? 
     Между тем ничего невероятного в сказанном чуть выше нет. Памятники именьковской археологической культуры Нижнего Предкамья тесно примыкают по характеру к археологическим культурам Волго-Окского междуречья, а через них восходят к зарубинецкой культуре (I-V века н.э.). А это уже довольно далеко на западе от Казани, в белорусском Полесье и в предгорьях Карпат. 
     Какая связь и в чем отличие между названными археологическими культурами — эти вопросы достаточно полно освещены в специальной литературе, и по теме наберется целая библиотека книг множества авторов. Даже для самого беглого обзора прочитанного потребовалось бы очень много страниц. Поэтому расскажу-ка лучше о том, как я "перебросил мост" из низовий Камы до берегов главной реки Полесья — Припяти. 
     Надежной опорой для моста стало Подмосковье, а путевку туда "выписала" уже упомянутая Т.А. Трофимова. Именно здесь, в деревнях и селах Звенигородского и Дмитровского районов Московской области, у нас не раз замирало сердце при встречах с до боли знакомыми лицами старушек, которые, от роду проживая в царстве русской речи, так и не научились правильно произносить многие, даже самые обиходные слова: хлеб, фуфайка, кипяток... Из их уст как-то само собой выходило: клеп, тупайка, типиток... Я невольно сопоставлял говор коренных жителей этих мест с "русским языком" своих деревенских сородичей, для которых тоже: хлеб — это клип, фуфайка — пупайка, вагон — багун... 
     Языковедам известны такие фонологические явления, и они профессионально объясняют их, помогая часто историкам представить картину встречи народов в веках. Так, совместными усилиями ученых разных специальностей установлено, что в подмосковных местах, где я побывал и где еще живут люди с редкостными фамилиями (Турлов, Киршин, Прусов, Драндин, Стиприн, Шилтов и др.), никак необъяснимыми с позиций славянского языкознания, в давние времена, еще до возникновения Москвы, в соседстве и взаимодействии с угро-финским племенем меря и летописными кривичами *9 жили галинды (голядь) — потомки древних балтов *10. Подробности можно узнать из многочисленных статей разных авторов в продолжающемся издании "Балто-славянские исследования", выпускаемом Институтом славяноведения и балканистики АН, начиная с 1981 года. 
     С началом колонизации бассейнов Москвы-реки и Клязьмы славянами не все галинды, как и меря, и кривичи, покинули обжитые места. Со временем они окончательно обрусели, сохранив однако рудименты из своего прошлого. Нас же особенно заинтересовал тот факт, что галинды и сами не были автохтонными в этом крае и имели прямое отношение к носителям Зарубинецкой археологической культуры, которая, сформировавшись на стыке дохристианской и новой эры и оказав влияние на обширные районы юго-западной Прибалтики до Карпат, "чудесным образом", в V-VI веках "вдруг" заявила о себе отдельными островами довольно далеко на востоке — в Подмосковье, низовьях Камы и Приуралье, правда, уже в новом, но повторяющемся в деталях, качестве как протвинская и именьковская. То, что последняя исходит от зарубинецкой культуры, среди специалистов, занимающихся разрешением этого вопроса (П.Н. Старостин, Г.И. Матвеева, Г.М. Буров, А.X. Халиков и др.) сегодня уже имеется общее и вполне согласованное мнение. Сложнее обстоят дела с ответом на вопросы, по какой причине и каким образом это произошло? Ну что ж, сложности обостряют интерес, придают ищущим азарт, что ли... 
   
     Оказываясь в тупике, когда бывало уже опускались руки перед трудноразрешимыми проблемами, я вспоминали Ф.М. Достоевского — великого русского писателя, "гения планеты". Уже, будучи известнейшим и всеми признанным деятелем мировой культуры, в свои пятьдесят лет он надолго отодвинул все срочные дела, серьезнейшим образом занялся поиском своих корней. Самой загадочной для него была судьба рода Достоевских по мужской линии, ведь осиротел он рано, да и отец его еще в ранней молодости резко отмежевался от родни и уехал в Москву. 
     Дорога поисков Ф.М. Достоевского, который, как известно, всегда придавал большое значение иррациональному мышлению, предчувствиям, "подсказке сердца", был непревзойденным аналитиком человеческого состояния, а ныне признается и одним из основоположников экзистенциализма в философии, привела в белорусское Полесье, где по меньшей мере три столетия жили его предки. Все они, проживая в бассейне реки Припять, с незапамятных времен называли себя литовцами. 
     Удивительно, конечно, не то, что ему довольно легко и быстро удалось дойти до десятого колена и увидеть корни еще более глубокие. В конце концов, он принадлежал к кругу самых высокообразованных людей России, жил в Петербурге, имел к тому времени широкие связи с влиятельными лицами и доступ к архивам. Почти невероятным нам казалось то, что свои "открытия" Ф.М. Достоевский делал в самый разгар ожесточенной полемики между западниками и славянофилами, когда на заседаниях ученых обществ, вплоть до Императорской Академии Наук, в литературных салонах и просто в кружках друзей велись споры об исторических путях России, о смысле русской истории, об истоках славянства и его "превосходства над всеми другими народами и племенами, как отмеченном особой благодатью". Состоя в дружественных отношениях с небезызвестным К.П. Победоносцевым — создателем "русского права", графом А.С. Уваровым — столпом исторической науки того времени, Достоевский и сам, глубоко русский по духу, близкий к славянофилам по убеждениям, принявший девиз: "православие — самодержавие — народ", не ожидал, быть может, что дорога поисков приведет его к предкам — "инородцам". Но тема "предков", глубоко запрятанная в дебрях подсознания, видимо, всегда подспудно влияла и на все его литературное творчество. 
     Главная же причина нашего обращения к авторитету Достоевского заключалась вот в чем. Еще в самом начале литературного пути он, выпускник Петербургского военно-инженерного училища, в своей повести "Двойник" (1846) эвристически предвосхитил выводы современных ученых, занимающихся древней историей Москвы и "балтийского Подмосковья". Наблюдательные исследователи обратили свое внимание на кульминационный момент повести — бегство главного персонажа Голядкина из дома Берендеева "на дальней дуге Фонтанки", с юго-запада Петербурга на северо-восток, огибая центр. Описание пути Голядкина по периферийным окраинам города, удивительно точно совпадало с той линией окружной дороги, которой шли из своей прародины в новые края галинды они же — голядь *11. 
     Как установила наука сегодня, движение части носителей зарубинецкой археологической культуры из юго-западных районов исторической Пруссии шло через полесскую Турово-Пинскую землю в места обитания летописных кривичей и вятичей, далее — с низовьев Оки к истокам Москвы-реки, на северо-восток. Проницательные ученые также подсказали нам, что сами фамилии персонажей Достоевского — Голядкин и Берендеев — во все не случайны. Еще И.М. Снегирев писал, что Москва была основана на месте старого поселения Кучково, рядом с которыми располагались когда-то населенные пункты Голядь и Берендеево *12. Родившийся в Москве, Ф.М. Достоевский мог знать об этом, тем более что его "своенравным характером" отец, как указывают, дружил со Снегиревым и даже разыскивал знатоков края через газеты *13. Имеются также более поздние сведения о том, что в Дмитровском уезде были урочища "Голяцкие земли" и "Берендеев стан" (см.: Топоров В.Н. Указ. работа, с. 60). Но ведь "Двойник" написан в 1846 году, отец писателя умер в 1839-м, а книга И.М. Снегирева вышла только через двадцать шесть лет после этого! Феномен гениальности, что и говорить... 
     Нам оставалось только восхищаться и вдохновлять себя примером великих людей. Да и в каждой отдельной жизни даже самого простого человека, наверное, момент обращения к миру предков оставляет неизгладимый след в его душе. Говорят, именно это и есть время пробуждения в личности особой, всечеловеческой культуры — от веточки своего рода к ветви, кроне, стволу древа жизни всего человечества. Об этом сейчас много пишут и писали раньше, так что мы не чувствовали себя одинокими в своих краеведческих увлечениях. И это как-то выводило из затруднений в поисках. 
     Казалось бы, чего еще искать? Высказанное этнографом Б.М. Юзефовичем предположение (см. выше) давно подтверждено антропологом Т.А. Трофимовой, несколько позже, думается, тоже не без оснований, кряшен с носителями именьковской культуры связали археологи Н.Ф. Калинин и А.X. Халиков. Последний вернулся к именьковской теме через много лет и в одной из новейших работ "К вопросу об этносе именьковских племен" *14, уже вполне убедительно показывает, что именьковцы были балтами по происхождению. Большой материал для подкрепления этой гипотезы был собран и мной. 
     Да, для краеведческого очерка вроде бы материала было предостаточно, чтобы подвести некоторые итоги и на этом закруглиться. Однако все сказанное — это всего лишь первое приближение к "Янсуварской загадке". 
    
     С "языком земли" спорить трудно, он не любит случайных совпадений. О широком распространении географических сведений в древние и средневековые времена не могло быть и речи. Стало быть, совпадение в "языке земли" могли случаться только при миграциях народов. Переселяясь на новые места, еще не обжитые людьми, племена и народы давали речкам, озерам и урочищам свои уже привычные для них названия. Правда, не-когда, до появления балтов в низовьях Камы, здесь кочевали, во всяком случае, могли сюда заходить, угро-тюрки, например, до середины IV века н.э. Но в V веке обширные лесостепные пространства Закамья до появления именьковцев были почти свободными, и они были первыми в крае землепашцами. 
     Что было бы проще, чем напрямую связать янсуварцев и их многочисленных соплеменников с именьковцами. Ведь и границы расселения последних, особенно северные и северо-восточные, проходят по ныне существующим кряшенским селениям Ташкирмень, на берегу притока Камы — Меше *15, и Кряш-Уса — на речке с тем же названием. Да и сами Янсувары расположены в пойме Меши, вдоль речушки Нырсинка. И уже давно доказано, что все гидронимы, топонимы, вообще все географические названия с корнями "кер", "кирм", "нер", "нар", "ныр", "уса", "упа", "лама", "лема" и т.д. и т.п. на территории Татарии совпадают с множеством зарегистрированных названий рек, озер, селений и урочищ в "балтийском Подмосковье", Прибалтике и в некоторых областях к юго-западу от нее *16. 
     Все это так. Но ведь "странные" янсуварские захоронения датированы, пусть, и без углубленных исследований, XV-XVI веками. Да и от зарегистрированных в печати фактов существования надгробных камней, к тому же с надписями арабской вязью, никуда не уйти, как нельзя не считаться с описанной Р.Ф. Халитовым обрядностью трупосожжения, схожей с именьковской. Что делать? Может быть, попытаться определить этническую принадлежность самих янсуварцев? 
     Уже название поселения — Янсувар (Новый Сувар) указывает на то, что был, видимо, и Старый Сувар, или просто Сувар. На современных картах такого географического названия нет. Но есть — Нырсувар (должно быть: Водный или Речной Сувар), Тенеш-Нырсувар и Иксувар (Другой Сувар). И все они рядом, в пойме Меши, и во всех четырех этих селениях живут только кряшены. Был еще и город Сувар, где в раннее средневековье чеканились монеты *17. Так может?.. 
     Все может быть, тем более в фамильных суреке (девичьих головных уборах), украшенных обычно бисером и монетами, суварские дирхемы — не редкость. Одна такая серебряная монета, датированная началом Х века и принадлежавшая янсуварскому семейству Спатловых, передана на хранение мне. На ней два отверстия — свидетельство того, что монета была особо чтимой реликвией, пришивалась к суреке в два приема, чтобы, боже упаси, не потерялась... 
     Суварцы, как известно, отнесены наукой к тюркским племенам и были в близком родстве с булгарами и вместе с ними к XIII веку будто бы сформировались в одну народность (на какой территории, пока остается неясным). Так, во всяком случае, считает А.X. Халиков *18. Но была ли эта этническая общность достаточно крепкой? Чтобы ответить на этот вопрос утвердительно, нужно по меньшей мере знать, каково было общее для всех представителей народности самоназвание. Но вряд ли, скажем, — в приазовской Булгарии, которая в начале Х века только что входила в мир ислама, было единое самосознание народа. Арабские путешественники, в разное время побывавшие там (преимущественно — понаслышке), отмечали: "внутренние болгары — христиане" (Эль-Балхи; при этом не ясно, какую часть болгар он называл "внутренними"), "между внутренними болгарами есть христиане и мусульмане" (Ибн-Хаукаль), "они сперва были евреями и потом сделались мусульманами" (Макадеси); а Демешки — космограф XIV века свидетельствовал: "Когда их (хаджей из Булгара-на-Волге - М.Г.) спросили, что они за народ, ответили: "Мы народ, родившийся между тюрками и славянами" (цит: Хвольсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Али-Ахмеда бен Омара ибн Даста.- С-Пб., 1869, с. 89). Впрочем, последнее сообщение относится к жителям ордынского города. 
     Но ведь основатели городов Сувар, Биляр, Болгары, Кирменчук, Ошель и других, чтобы определить себя в окружающем мире, хоть как-то себя называли! Какое-то свое наименование им давали и соседи. 
     
     Рассмотрим в начале этноним "булгар". Версию М.З. Закиева о том, что булгар и сувар как синонимы суть тождественны и появились, согласно его "тюркской модели" в результате конструктивного соединения булг+ар и сув+ар, где корень ар - человек, мужчина, а определения булг и сув - вода, мы оставляем в покое *19. Но можно ли отнести этот этноним к древнейшим, когда внешние названия и самоназвания племен возникали в связи с развитием самосознания и началом обособления их по принципу "своих" и "чужих"? Вряд ли... Этнонимы болгар - булгар известны лишь с VII в. Позже этнонимы формировались, исходя из общих признаков образа жизни людей. Но какие общие черты многообразия занятий могло вобрать в себя слово "булгар"? 
     Иногда можно встретиться с попытками отождествить ряд: Биляр – булар – булгар, придавая этому ряду определенный смысл. Например, на основе звукового сходства сравнивают слова "булган" и "булгар" (деятельный, способный) и настаивают на том, что отсюда и идет название народа. Но такие упражнения относятся всего лишь к области так называемой ложной этимологии. Этнонимы не являются характеристикой народа. Народы не делятся на "храбрых" и "трусливых", "деятельных" и "ленивых" и т.д. 
     Чаще всего этнонимы отражают особенности местности, где живут те или иные этнические группы, но булгары впервые упоминались как кочевые племена, а за кочевниками название местности не закрепляется. 
     Не исключено, конечно, что многие, может быть, и подавляющее большинство осевшего в низовьях Камы населения Булгарского улуса Золотой Орды, называли себя "булгарлы", "аль Булгари", имея в виду свое прежнее местожительство (Приазовье). Так могли называть их и соседи. Однако это становится возможным с появлением собственных городов, т.е. в период развитых торговых отношений. Например, мы знаем "москалей", "москвитинов" из земель московских, а также "казанлы", "казанцев" и "булгарлы" (беженцев из Болгара-на-Волге) времен Казанского ханства. Но в этих словах нет признаков, отражающих занятия этих "булгарлы", "казанцев" или "москвитинов", основу существования и условия проживания этих людей или указаний на общность их этнического происхождения. И в этом смысле слова, указывающие на обстоятельства места и времени, нельзя относить к этнонимам. 
     Может быть, поискать нити, связывающие нас с глубокой стариной среди других племен и народов, пограничных с нами земель? Среди буртас, например. Корни их в истории хорошо просматриваются, как, впрочем, и булгар, но сказанное о последних не относится к буртасам. Почему? Потому что места их обитания вполне определенны — дремучие леса Волго-Окского междуречья. Описаны занятия этих людей. Причем характер занятий тесно связан с место обитанием, а сам этноним по структуре и принципам образования в точности соответствует принятой учеными классификации. "Буртасы (они же — бортасы, бортяки.- М.Г.)... бортничали на князя великого Владимира". "В руках буртасов — сателлитов Хазарского каганата — находились (до Х века.- М.Г.) торговые пути по Оке и Средней Волге" (цит.: Сахаров Н.А. "Мы от рода русского..." - Лениздат,1986, с. 11, 161). 
     Итак, буртасы бортничали... Этим традиционным промыслом наряду с пашенным земледелием занималось тогда, пожалуй, большинство населения и Волго-Камья, где в прежние времена не отдельными куртинами, а дремучими урманами из края в край тянулись широколиственные леса и дубравы. Вот где было раздолье диким пчелам! 
     То, что "буртас" — это этноним, а в определенное время — и самоназвание довольно многочисленных групп населения Волжско-Камского края, сомнений быть не может. Речь идет именно о самоназвании, поскольку ни ближайшие соседи — тюрки, появившиеся здесь не ранее VIII века, и местные угро-финские племена, а тем более дальние — славяне, не могли дать им такое название со стороны. "Борт (бурт) + ас" — это явно балтийское слово (ср. литовское "бартис", во мн. числе —"бартяс"). 
     Лесное бортничество, несомненно, знакомо многим народам. Но, в силу целого ряда обстоятельств, природно-климатических условий, оно особенно было развито с древнейших времен и сохранилось, чуть ли не до начала нашего века на балтийских и прилегающих к ним славянских землях. По О. Шрадеру, восток Европы — "обетованная земля пчеловодства", и в балтийских землях "еще по сей день можно изучать историю развития пчеловодства" (Цит.: Эккер Р.К названию бортников в балтийских и славянских языках.- "Балто-славянские исследования", 1980.- М., 1981, с. 107). 
     В современном татарском языке пчеловод — умартачы. Последнее в некоторых восточно-закамских говорах произносится как "муртачы", "муртач", "муртас". Переход "б" в "м" и обратно в различных наречиях встречается довольно часто. Отсюда: муртас — буртас — муртачы и т.д. 
     В наши дни за приоритет в пчеловодстве, особенно в древнейшем его виде — бортничестве, могли бы постоять и башкиры. Но думается, они согласятся с тем, что в Приаралье, откуда они якобы пришли на Южный Урал и в закамскую лесостепь только в VIII веке *20, заниматься бортничеством было трудновато. По всей видимости, бортничество они переняли от именьковцев-балтов, с которыми они, несомненно, контактировали непосредственно и довольно долго. 
     Внимательный читатель, должно быть, заметил, что мы потихоньку подбираемся к идее: этническим самоназванием носителей именьковской археологической культуры было, возможно, "буртасы". Эта гипотеза выдвигается нами самостоятельно. Для подкрепления идеи можно было бы углубиться в тему полесских "бортяков" и "борьцей", и поныне живущих еще на тех же землях, испытавших в свое время воздействие зарубинецкой археологической культуры. Но в соответствующем месте мы вернемся к буртасам в связи с рассказом о роли мишарей в формировании казанско-татарской народности *21. 
    
     Мы говорили, что одно из племен, живших в кругу этой культуры, называлось галиндами, но это — по Птоломею, по его "Новой истории", написанной в середине 1 тыс. н.э. Их наследников, точнее — какую-то часть галиндов, на новом месте в "балтийском Подмосковье" русские летописи называли уже голядью. Их соплеменники, вернее сказать — близкие к ним по культуре родоплеменные группы, оказавшись в Волго-Камье, возможно, называли себя буртасами. 
     Не исключено, что все они — и припятские, и протвинские, и камские были "галичами" или "керичами" (эти понятия близки друг другу и восходят к понятиям "глина", "земля", "камень", "кремень, "гора"). Думается, не случайно потомки галиндов — пруссы "зимовали в граде кривичей". Жили без обиды "хозяевам" (см. Иванов Валентин. Русь изначальная.- М., 1982, с.179). Вполне вероятно, что "керичи" превратились к тому времени в "кривичей" (по русским летописям), но еще долго, почти до конца Х века, оставались самостоятельным летто-литовским племенем, придерживаясь своей обрядности, даже в XI веке и позже беспокоя Русь волнениями своих волхвов. Так или иначе, керичи — кривичи — галичи оставили в западных областях нашей страны глубокий след — богатейший словарь "языка земли". 
     А вообще-то люди даже одного племени могли называть себя по разному для отличия от соплеменников, "мазов" (своих). Интересно отметить, что в пределах распространения зарубинецкой культуры, позже выделилось племенное объединение мазов (мазовшей, мазуров), слившихся еще позднее с ляхами, с полонами (поляками). Часто в письменной и изустной передаче чужие, непривычные слуху греческих, арабских хронографов и славянских летописцев, подлинные самоназвания племен искажались до неузнаваемости. 
     Из сказанного, допустимо предположить, что этноним "буртасы" для новопоселенцев в низовьях Камы был вторичным, приобретенным в результате их хозяйственной деятельности на землях к юго-западу от Прибалтики. Наряду с ним "сквозное сознание" именьковцев могло удерживать в памяти поколений еще более древние самоназвания, указывающие на ландшафт их былой прародины или даже начало их обособления как племенной группы. Такими этнонимами для какой-то частицы индоевропейцев могли быть "керичи" (кереи, керчины, кереши и т.п.) и мазы (мазыки, мансаки, мачины и др.). В данном случае приведены не выдуманные произвольно этнонимы, а только те, которые реально и довольно часто встречаются в специальной литературе по этногенезу народов. 
     Между тем, не уходим ли мы в сторону от основной темы? Нет, стараемся бить в одну и ту же точку. Янсуварский "орешек" оказался довольно твердым. Но ничего: трещины в "орешке" уже кажется, появились. 
    
     Не мы первыми связали современных кряшен с именьковцами. Наше дело — только подкрепить эту версию. Было бы чрезвычайно важно, например, ответить, во-первых, на вопрос о том, как, какими путями балтийские племена оказались в Волго-Камье? 
     Второе: что заставило их покинуть уже обжитые места? И еще: почему и эта часть носителей зарубинецкой культуры не обосновалась в междуречье Москвы-реки и Протвы, а двинулась дальше на восток? Ответов на эти вопросы в специальной литературе нам найти не удалось. Что ж, попробуем поразмышлять вслух... 
     Человеческая природа устроена так, что она предопределяет многое в поведении людей. Люди ни с того ни с чего не покидают своих обжитых мест даже сейчас, в век информации и развитой сети коммуникации. А в те далекие времена ни наводнения, ни пожары, ни эпидемии, ни голодные годы не могли истребить привязанность человека к своей родине. Если даже он вел кочевой образ жизни, в его передвижках с места на место был определенный смысл, соблюдался порядок, диктуемый временами года. Скажете: а войны, угоны в рабство? 
     В древности и в средние века войны были привычным делом. Но и тогда люди крепко держались за свою землю. Или погибали за нее, или, оставаясь на родине, покорялись пришельцам, или же отступали. Отступали, чтобы снова вернуться к своим очагам. Да и не было в Восточной Европе сколько-нибудь заметных войн в V-VI веках нашей эры, и рабства здесь тогда не знали. 
     Выяснение подлинных причин миграции племен и народов — наиболее сложная проблема в исторической науке. Так, появление гуннов в Европе в последней четверти IV века н.э. до сих пор даже в сводных академических трудах объясняется "внезапностью" (см.: История древнего мира, в 3-х томах. Том III. Упадок древних обществ. - М., 1989, с. 252). А ведь гунны положили начало "великому переселению народов", "гуннская" тема занимает умы историков и культурологов по меньшей мере 1500 лет! Невероятно, но факт (см. об этом во всех многотомных энциклопедиях): само "великое переселение народов" преподносится нам как сугубо западноевропейское явление, хотя очевидно, что оно началось гораздо раньше в Азии, прошло через весь юго-восток Европы, вихрем промчалось по ее западу, повернуло на северо-восток, а далее — на восток. 
     Нет, не успокоилась земля после смерти предводителя гуннов — Атиллы. Его многочисленные сыновья принялись за дележ наследства, а тем временем народы и племена в разное время покоренные гуннами, заявили, говоря современным языком, о своем "праве на самоопределение". Ни о чем не договорившись, разошлись по сторонам и сыновья Атиллы. А его младший сын — Ирнак "ушел обратно в волжские степи" (Большая энциклопедия. Под ред. С.Н. Южакова. Том 7. 1901, с. 740). Как, каким путем, с какой группой племен — неизвестно. Знаем, да и то приблизительно, когда это случилось: во второй половине V века. 
     Существует однако довольно стойкое мнение, что большинство гуннов, покинув Паннонию, направилось к берегам Черного моря. Куда же после этого девались гунны? Определенного ответа искать бесполезно, ибо не было такой этнической общности. Как установила наука, под этим названием в определенный период истории ходил огромный конгломерат племен различного происхождения. Но, как считает ныне подавляющее число специалистов в этой области, большинство из них были угро-тюрками. 
     Все эти рассуждения о переселении народов, о гуннах, казалось бы, уводят нас в сторону от цели нашего очерка. Но они необходимы, т.к. не следует забывать, что племена зарубинецкой культуры непосредственно контактировали с гуннами, обосновавшимися в Паннонии. Карпаты (Угорские горы) были для них общими. И те и другие знали ситуацию не понаслышке. 
     И вот, когда настала смутная пора, Ирнак, младший из сыновей Атиллы, не пошел по стопам старших, а на запад дорога была заказана. И мы так полагаем: чтобы "отдышаться", как-то собраться с силами, он направил свои взоры в сторону оседлых и "тихих" соседей — зарубинцев. 
     Его появление нарушило спокойствие "на обетованной земле пчеловодов". Какая-то часть разрозненных племен не решилась постоять за себя, хотя, вероятно, и насилия со стороны пришельцев не было. И все же появление не званых гостей ничего хорошего не сулило. Она, эта часть зарубинецких племен, видимо, снялась с места и первой двинулась на северо-восток и остановилась на приглянувшихся ей еще не заселенных берегах Протвы. Были наверняка и такие, кто отчаянно сопротивлялся пришельцам, но разве мог устоять кто-либо перед гуннами, вся жизнь которых была основана на войнах? И все же, надо полагать, в данных обстоятельствах и они, гунны, не были столь жестокими, как прежде. Они сохраняли жизнь, и даже не прочь были подружиться с теми, кто умел постоять за себя... 

     ...Что бы там ни было, увлекая за собою испытанных в лихолетье новых союзников, гунны, должно быть, по наитию, двинулись вдоль небольших речушек к речкам, а далее — к большой реке. Они направились на родину своих отцов — в Волго-Камье. Продвижение на восток вышедших из наезженной жизненной колеи племен, а вернее сказать — остатков потрепанных невзгодами различных родоплеменных групп, я не назвал бы целенаправленным походом. И, пожалуй, никто из участников массовой миграции не ожидал впереди каких-то "златых гор". 
     Люди вышли из привычного круга забот, растерялись, но ведь надо было хоть как-то существовать. Именно к подобным ситуациям, наверное, можно отнести высказывание Л. Н. Гумилева: "Такие неэффектные передвижения выпадали из поля зрения историков и географов, обращавших внимание на события мирового масштаба" *22. 
     Нет ничего более неверного, чем обывательское и весьма распространенное мнение, что судьбы народов предопределялись деяниями вождей, предводителями великих государств и армий. Свою судьбу каждый отдельно взятый человек, род, племенное объединение, группа племен складывали себе сами. Никакой вождь, а тем более тиран, не мог насадить и взрастить единомыслие в людях. 
     Скорее всего, это массовое передвижение людей не представляло собой единого порыва активных и слаженных действий. Видимо, какие-то роды и племена, отдельные семьи отставали от основной массы. Может быть, кто-то возвращался назад или же обосновывался на приглянувшемся месте. И сколько времени продолжался этот не запланированный и не согласованный заранее поход? И дошел ли сам Ирнак до места, где по преданиям кочевали его деды,— мы не знаем. Однако только можно сказать: выбор направления движения Ирнаку был подсказан исторической памятью. 
     Нам кажется: вот при таких стихийных переселениях народов, когда сама устоявшаяся жизнь дает трещину, когда традиционные нити рвутся, а былые верования уже не помогают вернуть устойчивость быта, и возникают интереснейшие варианты образования этнических общностей. В данном случае очевидно, что миграция родоплеменных групп, должно быть очень поредевших, оказавшихся на грани материального и духовного обнища-ния, была довольно растянута по времени. Во всяком случае, остановки на всем пути следования от северо-восточных предгорий Карпат через Верхнее Приднепровье и Волго-Окское междуречье до низовий Камы были достаточно продолжительными для того, чтобы оставить в географических названиях восточной Европы угро-тюркский и балтийский следы. Это и полноводные реки Угра и Нарма, которые вывели упомянутые племена к Оке. Это и озеро Неро, и речки Нерль, Лух... После них оставались многочисленные захоронения с сожжением усопших, с характерными для балтов женскими украшениями и воинской атрибутикой *23, погребения коней — что было в обычаях гуннов. 
     Но что особенно важно: факт пребывания угро-тюрков и балтов в междуречье Оки и Волги, на исторической Ростово-Суздальской земле зафиксирован в письменных источниках VI—Х веков н. э. Так, готский историк Иордан среди племен, обитавших в указанном выше регионе, называет "гольтескифов", "васинброков", "керес-меренсов", "рогов" и др. (см.: Иордан. О происхождении и деяниях готов.- М., 1960. с.89). Академик Б. А. Рыбаков, расшифровывая эти сложные этнонимы, исходит из того, что "двойное обозначение очень часто встречается у авторов эпохи переселения народов, когда складывалось много племенных союзов", и определяет первый из них — "гольтескифов" как галиндов (голядь). Дополнение "скифы", указывает он, "можно объяснить стремлением автора отделить единственный индоевропейский народ перечня от последующих финно-угров" (см. Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси.- М., 1987, с.32-33). По Рыбакову, "васинброки" — весь и пермяки, "керес-меренсы" — меря высокого правобережья Волги, "роги" — угры. Мы же, из этого ряда этнонимов взяв на заметку "керес-меренсов" Иордана, пойдем дальше, имея также ввиду, что земли, ими занимаемые, арабские средневековые географы называли "Арсой" *24. 
     Итак: в условиях неустроенного быта, когда авторитет старейшин родов и предводителей племен катастрофически падал, замкнутые миры отдельных племен становились все более открытыми. Несомненно, для освежения крови, укрепления родоплеменных связей дети беглецов, переженившись между собой, закладывали основы для возникновения новых этнических общностей. При этом в сознание людей, породнившихся волею обстоятельств, вносились некоторые изменения в верования, а в повседневность — сдвиги в обрядах, нормах поведения. Это, безусловно так, потому что любая этническая общность в итоге складывалась из различных субстратов. 
     Тем не менее, нельзя упрощать социально-этнические процессы, происходившие в те далекие времена. Мы полагаем: в низовья Камы в конце V - начале VI веков пришли еще далеко не спаянные между собой родоплеменные группы. Были среди них и зарубинцы — балты с заметно обедненной к тому времени культурой, и угро-тюрки, и приокская буртасы-мещера, и керес-меренсы, некоторое время соседствовавшие с галиндами — голядью. Все они пришли сюда с запада. 
     Но для угро-тюрков, например, а возможно — и для кересов, Средняя Волга и Приуралье были уже некогда знакомой территорией. Вполне возможно, последние были как раз теми "кересами" (керчинами), которые в составе гуннских племен вступали в последней четверти IV века в Европу. На свободных просторах закамской лесостепи всем хватало места, каждому находились занятия, соответственно традиционным навыкам и умениям.

       Первые территориальные сдвиги в расселении местных племен в Волжско-Уральском регионе произошли, как мы считаем, в связи с появлением здесь в середине II века центральноазиатских хуннов. Это были выходцы из Юго-Западной Сибири и Восточного Туркестана, т.е. западной части некогда могущественной Хуннской империи, развалившейся под ударами китайских завоевателей. На каком языке они говорили — об этом достоверных све-дений нет. По косвенным данным можно предположить, что их основную массу составляли протюркские племена, "язык которых был предком современного чувашского. Это, конечно, не исключает многоязычия гуннских племен *25, куда входили и предки... ираноязычных племен" (см. История древнего мира в 3-х томах. Том III, с. 252). 
     Арийское происхождение некоторых гуннских племен установлено давно и ныне никем не оспаривается. Например, известно, что одним из влиятельных центров западной части Гуннской империи были долины рек Черчен-дарья, Керья-дарья (река Керечин), цепь оазисов раскинутых у отрогов Керийского хребта, входящих в систему гор Куень-Лунь. А страна эта называлась с незапамятных времен Керией, и жили в ней керчины и мачины. 
     Керчины на стыке дохристианской и новой эры — это те же мачины, но преимущественно жившие на склонах гор. И те и другие — автохтонные (коренные) жители Керии, но являются выходцами из северных районов Индии *26. 
     Не трудно увидеть: в этих этнонимах древнейшими элементами являются "кер"(санскр.) — гора и "ма" (первоначально — "мас") — свой, а общее в них — "чин" (кит.) — человек, приобретенное в результате контактов с китайцами. Но европеоидные горцы, горные люди (керы, кереи, керчины), и близкие к ним "свои" родоплеменные группы (масы, мазы, мачины) не потеряли своего лица и в тесном монголоидном окружении. Даже в конце XIX века, после сложнейших перипетий судьбы, оставшиеся на своей древнейшей родине осколки кереев и мазов, к тому времени уже давным давно отюреченные, выделялись из общей массы окружавших их племен и народов своим внешним обликом. 
     Вот как описывал горных мачинцев (керчинов) в упомянутой нами работе Н.М. Пржевальский: "По наружному типу эти более чистокровные мачинцы представляют монгольскую расу в смеси с арийской, но с преобладанием, как кажется, последней над первою... Цвет глаз и волос преобладает черный, однако нередко, местами даже часто, встречаются у мужчин (у женщин не знаю) голубые и серые глаза и каштановые, рыжеватые, изредка даже совершенно русые волосы... Все мачинцы держат себя довольно опрятно, часто моются и вообще воды не боятся, как монголы" (с. 420-422). Ныне эти оставшиеся на своих исконных землях этнические группы входят в состав уйгурского народа и известны в литературе как сары-уйгуры (светлые уйгуры). 
     Можно было бы углубить и расширить арийскую ретроспективу керчинов, обогатить эту тему многогранным древнетюркским орнаментом, но, думается, уже достаточно оснований, чтобы сказать: в среде западных гуннов керчины и мачины были и в момент их появления в закамской лесостепи. Видимо, их было также довольно много в составе гуннских отрядов IV-V веков в период Великого переселения народов (для Восточной Европы — второго по счету). Во всяком случае, они смогли оставить о себе память в географических названиях Центральной Европы. Например, только на территории исторической Паннонии имеется три реки под названием Кереш. Вероятнее всего, именно кереши и мазы составляли ядро сторонников Ирнака, когда он под давлением обстоятельств решил вернуться из Паннонии на родину своих дедов, к волжско-камским берегам, увлекши сюда часть зарубинецких племен — балтов. 
     
     В VII-VIII веках произошли очень существенные изменения в этническом составе населения Волжско-Уральского региона, вызванные приходом сюда кипчакско-огузских племен. Это мы назвали бы третьим переселением народов в Восточной Европе. В результате здесь оказались и выходцы из Средней Азии, в частности, — из Приаралья, видимо, предки современных каракалпаков, прародиной которых опять-таки была Керия, долины Восточного Туркестана. Их слияние с родственными группами гунно-кересов усилил тюркский компонент населения Волго-Камья. 
     Исследуя эпиграфику и топонимику края, Г. В. Юсупов обратил внимание на антропоним аль-Кердари (см. его статью в сб. "Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. - К., 1971). "Кердари", по мнению автора, имеет этническое происхождение. В то же время, указывает Г. В. Юсупов, Кердари — название хорезмского города. Аральское море прежде так же называлось Кердарийским, а вокруг него жило тюркское племя керды. 
     Слово "керды" встречается в рукописи "Нахжд аль-фэрадис" (XIV в). Литературоведы склонны связывать его с биографией автора этой рукописи, т. е. он мог быть выходцем из хорезмского, города Керды, что вполне допустимо. Г. В. Юсупов же пишет: "Скорее всего, мы здесь имеем этническое название булгар, отраженное в топонимике. Из подобного рода населенных пунктов Татарии можно назвать Киртели в Тетюшском районе, Гардали — в Челнинском... То и другое очень близки по созвучию с каракалпакским вариантом этнонима — кердерли. Думаю, что оба этнонима из одного корня"(см. Юсупов Г.В. Указ. работа, с. 225). 
     Довольно смелое предположение! И, тем не менее, солидаризуясь с Г.В. Юсуповым, мне хотелось бы привести в пользу этой догадки дополнительные аргументы. Основателями указанных им населенных пунктов *27, как установлено, были ногаи, которые по их собственным преданиям, появились здесь во времена хана Узбека, т. е. в первой половине XIV в. и были выходцами из Средней Азии. 
     Жители Гардалей относят себя к кряшенам. У всех кряшен, как известно, в дни поминовений предков, пеклись обрядовые лепешки — "герде", а в большие праздники женщины покрывали на головы "дарай" — старинные шелковые платки среднеазиатской выработки, передаваемые из поколения в поколение. Местные татары-мусульмане ни "гердэ" ни "дарай" не знали. А между тем слово "дарай", например, известно в том же значении ногайцам, кумыкам, каракалпакам (см.: Исследования по истории диалектологии татарского языка.- К., 1979. с. 120). 
     Интересно отметить, что "дарай" обязательно употреблялся у кряшен во время обряда "кэбен кою" (венчания невесты), который так же татарам-мусульманам не знаком, но бытует среди ногайцев и кумыков под названием "кебин къыйыв". Во время свадьбы же у кряшен практикуется "кайтарма" (застолье со стороны невесты). "Хайтарма" известна также степным крымским татарам — ногайцам по происхождению. Под таким именем — "Хайтарма" — гастролирует по стране современный ансамбль песни и танца крымских татар. 
     Таким образом, толкование слова "керды" в этнонимическом значении имеет под собой достаточное основание. Однако связывать его с этническим названием булгар, как это пытается сделать Г.В. Юсупов, будет большой натяжкой, хотя бы уже потому, что булгары не относились к кипчакско-огузским племенам. А отношение "керды" к былой прародине тюрков — Керии, к названию жителей долин Черчен-дарья, Керчен-дарья, к т.н. кердарийцам более чем очевидно. Этноним керды в форме кереев, гереев, керечинов дошел до наших дней и ис-пользуется как родоплеменные названия у многих тюркских народов... 
     И вот очередное переселение. Толчком к нему послужило начало крещения Руси. На дорогах, ведущих от Киева на северо-восток, появились новые беженцы. И это не могло не отразиться на передвижениях населения Средней Волги и низовий Камы. Башкирские племена, среди которых были кереи и кара-кереи, вполне возможно сформировавшиеся в результате тесных контактов с гунно-кересами *28, откочевали на восток, ближе к Уралу. 
     Большая часть гунно-савир и болгаро-хазар в связи с появлением в Закамье выходцев из Средней Азии оказалась на горной стороне Волги *29, тронулись с насиженных мест и осели в Прикамье, в пойме Меши, и некоторые родоплеменные группы керес-буртасов (гунно-балтов) *30. Примерно тогда же, а точнее в 970-х годах *31, ушли (полагаю все же — не все) отсюда в Паннонию и остатки венгров. 
     Почти что обезлюженные обширные закамские земли не могли оставаться долго свободными. Земля — что надо! И сюда постепенно начали проникать вольнолюбивые землепашцы. Откуда? 
     
     С середины XIX века многих русских историков волновали вопросы: куда девалась меря и где искать их потомков? Так в 1854 году под руководством графа А.С. Уварова в центральных губерниях России были предприняты грандиозные раскопки древних курганов. В этих раскопках участвовал также известный археолог и нумизмат П.С. Савельев. Было исследовано почти две тысячи захоронений, среди которых примерно в одинаковой степени встречались два их способа — сжигание и погребение умерших. Все найденное в курганах было строго документировано и долго скрупулезно изучалось. "Результатом — отмечает в своих записках советский археолог А.Л. Никитин (см. его книгу "Костры на берегах". - М., 1986, с. 59) — была великолепная выставка найденных предметов, которую лично осмотрел император, первая монография о древней истории центра русской земли — "Меряне и их быт по курганным раскопкам". 
     Эта монография вышла в Москве в 1872 году. Одновременно с нею в Казани появилась книга Д.А. Корсакова "Меря и Ростовское княжество", а несколько раньше в июльской книжке "Журнала Министерства Народного Просвещения" за 1868 год была напечатана большая статья Г. Европеуса "О народах средней и северной России до славян". Проанализировав, содержание этих работ и сводя, их фактологию к общему знаменателю, профессор Казанского университета П.Д. Шестаков с привлечением новых данных пишет книгу-отзыв "Родственна ли меря с вогулами?" (К., 1873). 
     Если предыдущие авторы высказывали мнение, что меряне полностью обрусели, или же видели их потомков в мордве и черемисах (марийцах), то Шестаков вполне убедительно относит мерян к угорским племенам. "Мерю, полагаем мы, — пишет он, — никто не вытеснял из ее жилищ. Она ушла сама, увлеченная своими соплеменниками-мадьярами. Русские колонисты имели дело только с остатками мери. Из этих остатков часть оставалась на прежней мерянской земле, большая же часть удалилась в средние и нижние части Волги, уступив наплыву русских колонистов" (Указ. раб., с.37). В.О. Ключевский конкретизирует этот факт указанием на то, "что часть языческого, очевидно, мерянского населения Ростовской земли, убегая "от русского крещения", выселилась в пределы Болгарского царства" *32. 
     Ссылаясь на В.Н. Татищева, на его многотомную "Историю Российскую с самых древнейших времен" (1739-1745 гг.), П.Д. Шестаков пишет, что Ростовско-Суздальская земля в XII веке была очень слабо заселенной, и "когда Юрий Долгорукий привлекал колонистов в Ростовско-Суздальскую землю, к нему приходило множество венгров. Приходили они, конечно, потому, что Ростовско-Суздальская земля, служившая долго отечеством отцов их, была еще дорога для них" (Указ.работа, с.30). 
     Что бы там ни было, бесспорным остается факт: через эти земли еще в V-VI в. проходили с запада на восток гуннские племена (угро-тюрки, кересы) и балты. Вероятно, какая-то часть из них осела здесь и стала известной под именем мери, креушин и легендарных берендеев *33. Постепенно они ассимилировались славянами, но их этническая самобытность сохранялась очень долго, вплоть до конца XIX века. А, скажем, лет 200-300 тому назад в западных и центральных областях России существовали целые острова компактно расположенных поселений, жители которых имели не только свой особый язык, но определенное этническое самосознание. Некоторые сведения об их языке и быте, по С. В. Максимову *34, содержится в рукописи "Описание Кричевского графства, или бывшего староства графа Г.А. Потемкина, в ста верстах от Дубровны между Слонимскою и Могилевскою губерниями" (XVIII в.), поступившей вместе с другими бумагами и старинными книгами в библиотеку Казанского университета при его создании. Нам не удалось подержать эту рукопись в руках, но Максимов широко цитирует ее в своей работе о владимиро-суздальских офенях. "Я думаю,— писал автор рукописи,— что не противно будет, если я упомяну здесь и о том наречии, которым все кричевские мещане, портные, сапожники и других мастерств люди, а особливо живущие около польской границы... между собою изъясняются. Сие наречие подобно многим российским, а особливо суздальскому..."(цит.: Максимов С.В. Собр. соч., т.4, с.211-212). 
     Суздальское наречие, которое в народе называли еще "тарабарщиной", "архаровским" (вспомним, что Ростово-Суздальская земля — "Арса" у арабских географов), "аргунским" (нет ли общего с гуннским), "еломанским" или "алеманским" (т.е. германским), "елтанским" (ср. венгерское слово "елтан" — остряк и название кряшенского села Елтан в Чистопольском районе Татарстана) и т.д. Иногда язык офеней называли "офинским", подразумевая под ним нечто "околофинское". Между тем слово "офен" имеет вполне осмысленное значение: offen (нем.), ореn (англ.) на русский язык переводится как "открытый". Так, например, назывался в средневековье и венгерский город Пешт, расположенный на низком, открытом берегу Дуная. 
     Офеней — людей открытых, не связанных с земледелием профессий (пимокатчиков, шерстобитов, плотников, иконописцев, портных, печников, знахарей и т.д.) на Руси было много. Своим навыкам и умениям они находили применение практически во всех регионах страны. Но вот что интересно: все они были выходцами из Ростово-Суздальской земли, потомки летописной мери. Наверняка это были остатки того некогда многочисленного народа, большинство которого, как писал П.Д. Шестаков, "ушло со своими соплеменниками, мадьярами, через Карпаты в Паннонию", а значительная часть — на Среднюю Волгу. К тому же известно, что этническое лицо офени начали терять только после реформ Петра I, с 1700-х годов, когда они "разбрелись уже по всему лицу русской земли и даже переходили австрийскую границу, всюду называя себя особым народом — мазыками. С их стороны следовали уверения, что они потомки этого исчезнувшего вслед за другими народа и жившего будто бы в IX веке" (Максимов С.В. Собр. соч., т.4, с. 200-201). 
     И, тем не менее, ни В.И. Даль, ни С.В. Максимов, ни выдающийся языковед и историк, академик А.А. Шахматов не усмотрели в "суздальском наречии" явных признаков природного языка офеней-мазыков, языка народа, жившего до прихода русских на Ростовско-Суздальской земле. 
     Многие известные слова из "суздальского наречия" могли проникнуть в язык офеней-мазыков тогда, когда их предки — угры, некоторое время, проживая в причерноморских степях, были посредниками в торговле между Хазарией, Булгарией, проторусскими княжествами и Византией, а скорее всего, были занесены в их среду гунно-кересами и балтами еще в V-VI вв. Об это говорит не только тот известный факт, что в составе угро-тюрков было племя "кер", но и многочисленные свидетельства "языка земли", которые отражены в географических названиях и самоназваниях жителей ряда селений этого региона: Керженец, Кериши, Кержемок, Кержеман, криушин, кержак и т.п. 
     Мы пишем об этом, прежде всего потому, что во время передвижки народов в связи с крещением Руси, на берегах Камы оказывались представители многих этносов — больших и малых, в том числе и славяне. Вот некоторые сведения об этих беженцах: "...Ростовская чернь забежавши та от крещения рускаго в болгарских жилищах" — История о Казанском царстве (цит.: Древняя русская литература. Хрестоматия.- М., 1980, с.234). "...Ушлецы языка словенского, земли Ростовския, ушедшие бо от св. крещения во идолопоклонение и тамо кочевое житие татарское, веры безсермянские изволиша" — Космография XVII века *35. 
     Но значительная часть угро-тюрков — мазыков и кересов и, естественно, большинство славян оставались на месте. И сейчас приходится только удивляться тому, как в наше-то время можно спокойно соглашаться с тем, что целые поселения, среди них и довольно крупные, были отнесены к разряду "кантюжных", где якобы жили одни "праздношатавшиеся" люди, проводившие дни "в распутстве, лени и пьянстве", а в голове их только одна мысль: "как удобнее обкрадывать и мошенничать можно" (Максимов С.В. Собр. соч., т.4, с.199). 
     Так, журналист Юрий Лошиц в статье, посвященной жизни и творчеству С.В. Максимова ("Вокруг света", 1981, № 10, с.44-47), сообщив читателям о том, что Максимову удалось за несколько дней выведать более тысячи слов "тайного" языка у "подозрительных офеней" и определить их значение, делает вывод: "Конечно, замысел офенского изыскания от начала до конца экзотический". Но разве былая самобытность жителей Палеха, Холуя и Мстеры, всемирно известных ныне центров народных художественных промыслов — именно здесь в свое время собирал образцы "офенской речи" С.В. Максимов, — это всего лишь "экзотика"? Какая необходимость, скажите мне, была в "искусственном языке" для повседневного общения людей в быту, в семье, без боязни, что их могут услышать чужие, "дабы посторонние их не разумели"? 
     Думается, специалисты-языковеды еще дадут настоящее определение и должную оценку офенскому языку (Начало положено исследованием О. Б. Ткаченко "Мерянский язык".- Киев, 1985). Мы же полагаем, что известные офенские слова и зафиксированные образцы речи — это остатки мерянского или древневенгерского языка, деформированного и видоизмененного в течение многих веков под воздействием окружающего мира. У носителей этого языка выра-боталась особая материальная и духовная культура, которая ушла далеко в сторону от той, которая была оставлена на Ростовско-Суздальской земле в V-VI веках гунно-кересами и балтами и унесена дальше в низовья Камы *36. 
     

Самобытная культура офеней (я убежден, что ее можно четко определить) — преемница богатой культуры проторусских городов — к концу XIX века уже пришла в упадок. Пресс новых социально экономических отношений выжимал из нее последние силы. А на заре ее становления, в IХ-Х веках, когда "чернь" — основатели первых городов в Восточной Европе — еще не была презираемой массой, но олицетворяла собой независимость и экономическую самостоятельность, она была открытой для широких связей и имела большую перспективу. 0б этом и говорил в своем обстоятельном исследовании "Меряне и их быт по курганным раскопкам" А.С. Уваров, который убедительно показал, что материальная культура мери была очень близка к культуре соответствующего периода на Средней Волге. 
     Нелишне напомнить, что "чернью" в домонгольской Руси назывались жители городских посадов — ремесленники и торговцы, а также свободные крестьяне, занимавшиеся наряду с земледелием подсобными промыслами. Углубленный лингвистический анализ слова "чернь", убежден, привел бы к открытию его этнического смысла. Но это дело специалистов. Здесь же укажем, что этимологическая реконструкция многих географических названий, где имеется корень "чер": Чертаново, Чермянка, Чечера, Чечора, Черусти и т. д. — все в Большом Подмосковье, ведет к балтизмам с корнем на "кер" (Топоров В.Н. Указ. работа, с.37-41). Да и вообще, практически все слова иноземного происхождения, начинающиеся на "к" в славянской огласовке тяготели к звуку "ч" (ср. фамилии: Керменский — Черменский; этнонимы: керкес — черкес (горец) и т.д.). 
     Из исторической грамматики мы знаем, что древнерусский язык сочетал "к" с твердым "ы", а зубное "ц" или небное "ч" с мягкими "и" или "е". В Киевской Руси говорили: Кыев, а не Киев; немечьскый, а не немецкий; козаче, а не козаки и т. д. В одной рукописи XII в. можно прочесть: "Лучино евангелие" (Евагелие от Луки) — (см.: Ключевский В.О. Соч.,- М., 1956, т.I, с.296). Сказанное, конечно, не исключает, что слово "черкес", например, было напрямую заимствовано от тюркского "черкас" (черукас), поскольку оно не противоречило природе древнерусского наречия. 
     Этимология же слова "чернь" далека от смысла, придаваемого ему сегодня. Темной и безликой массой она никогда не была. Вот на этой "черни" держались и Ярославль, и Ростов, и Вологда и Углич (при возникновении — Угрич), и Суздаль, и Владимир, и Переславль-Залесский... К моменту утверждения здесь христианства население городов сильно поредело, так что Юрию Долгорукому и его преемникам пришлось принимать решительные меры к заселению края, в основном за счет переселенцев с юга и северо-запада. 
     Переселение мери на восток под натиском новгородской колонизации началось еще в IX веке. Там лежали булгаро-буртасские земли, знакомые мерянам по торговым сношениям с их жителями. Их сближению, надо полагать, способствовала и, их былая генетическая общность, особенно керес-меренсов, с одной стороны, и керес-буртасов, — с другой. Первые потоки беженцев — "ушлецов" вплоть до начала XI века, надо полагать, не были столь сильными. Возможно, меря трогалась с места единичными селениями, отдельными семьями и даже поодиночке. С усилением процесса христианизации бывшей мерянской земли эти потоки все более увеличивались. Дорога уже была проторенной... 
     К концу XII века отдельные мерянские роды, точнее этнические группы уже имели, по меньшей мере, 300-летний опыт проживания в булгаро-суваро-буртасской среде и были довольно многочисленны. Собственно, это уже были не меряне, а давно слившиеся с близкими по культуре первопоселенцами края — угро-тюрками (кересами) и буртасами (балтами). Последние с приходом сюда гунно-савир и болгаро-хазар уже начали, было терять своё этническое лицо, но с помощью мерян, получили импульс к выживанию. 
     О концентрации всех беженцев, "новых" и "старых", в одном месте не могло быть речи. Свободных земель в Закамье оставалось все меньше, а Прикамье же почти сплошь было покрыто лесом. Тем не менее, надо было не только выращивать хлеб и пасти скот, но и удерживать свои рубежи от набегов кочевников. Поэтому для мирных землепашцев место находилось. 
    
     Одним из позднейших путей проникновения мерян в низовья Камы стала, пожалуй, древняя Галицкая дорога. Открытый взору водный путь был уже не безопасным. Наиболее надежным местом спасения от нажима с юга и северо-запада для мерян оставались заволжские леса, соединяющиеся с прикамскими урманами. Через эти леса и шла дорога на Арскую землю и далее — в Сибирь. Начиналась она от Солигалича и Галича шла из самых глубин легендарного "царства берендеев" — последнего оплота мерян. Поэтому и сам Галич, например, в отличие от одноименного города в исторической Галиции вплоть до 1930-х годов назывался официально Галичем-Мерянским. 
     Полагают, что на Арской земле, которую меряне начали заселять примерно с конца XI века, прежде жили предки удмуртов, что навряд ли соответствует истине. Основанием для такого предположения служит всего лишь то, что современные татары, живущие в этих краях, называют удмуртов арами, от которых будто бы пошли все местные топонимы и гидронимы на "ар". Но сами удмурты такое имя, как "ар", как впрочем, и "отяк", "вотяк", данное им со стороны, никогда не принимали, а с незапамятных времен считали себя "мортами" — людьми. Однако родовые подразделения "ар", "арый", есть в составе башкир. Известны роды "ары", "аринов" у якутов, алтайцев, енисейских тюрок. Аратай, ардай — этнические названия киргизов (см.: Г.В. Юсупов, Указ.работа, с.225). 
     П.М. Сорокин в статье "Арские князья в Карино" подчеркивал, что термин "арский" в летописях употреблен не в смысле этническом, а в географическом и унаследован его носителями от прежнего названия их страны (Календарь и памятная книга Вятской губернии на 1895 год. - Вятка, 1894). Ну, как тут не вспомнить "Арсу", "Артанию", как называли Ростовско-Суздальскую землю арабские географы! Да и жители каринского куста деревень, которые были подвластны арским князьям, во всех сохранившихся документах определены как "аряне", "аренини каренские", "араны", "арские татарова", а в одном из последних документов, датированном 1615 годом, названы "бесермянами". Мы уже знаем, что этот этноним восходит к социальному термину, означающему откупщиков, сборщиков ясака, положение которых во времена Золотой Орды было довольно престижным. Не является ли это тем случаем, когда исконное самоназвание народа было вытеснено по конъюнктурным соображениям социальным термином? Ведь бисермены-нократы, как отмечалось, в известной период истории занимали господствующее положение в крае. 
     Но вот что интересно: Р.Г. Мухамедова в своей работе "Чепецкие татары" (Новое в этнографических исследованиях татарского народа. - К., 1978, с.11), ссылаясь на своего информатора из д. Шуда Балтасинского района ТАССР Хафиза Юсупова, которому в 1972 году было 86 лет, пишет, что в прежние времена этих каринских арян, называли керичами. Чрезвычайно важное свидетельство! Ведь до сих пор этногенез так называемых чепецких ("нукратских") татар остается не совсем ясным. 
     В связи с этим небезынтересно вспомнить, что называли себя керичами и жители татарской деревни Кериле (Страна, или родина керов). По способу образования этот топоним относится к такому ряду названий татарских аулов, как Чураиле, Чувашли, Казиле (Страна, или родина, чуры, чувашей, племени "каз") и т.д., в которых есть прямое указание на этническое происхождение его жителей. Но в этом же ряду и топоним Тауиле (Страна гор). Не является ли все это отголоском "вечного зова" былой прародины керов, кереев — Керии, где вечно бурлит и бьется о каменные берега Керья-дарья? 
     Достоверно пока только одно: каринские аряне, они же — бесермяне, являются выходцами из мест, расположенных вокруг современного Арска. Очевидно, они — прямые потомки основателей не только Арска, но и Казани, наследники культуры праказаков-нократов, о которых еще будет сказано особо. На это есть прямые указания и в преданиях, записанных в селе Карино. Одно из них так и начинается: "Кайчандыр монда нукрат-бабам килеп утырган..." ("Когда-то в этих местах поселился мой дед-нократ...") Здесь слово "нократ" указывает на этническую принадлежность предков каринских татар (см.: Материалы по татарской диалектологии. Вып. 4. - К., 1978. с.83). 
     Ныне былое самоназвание этой этнической группы под воздействием мусульманской религии и новейших социально-политических процессов утрачено. Но оставшиеся свободными от ислама еще и сейчас продолжают относить себя к бесермянам (керичам). Бесермяне еще в 1920-е годы были склонны считать себя кряшенами, и главное,— за исключением языковых различий, весь быт бесермян, обрядовая сторона их жизни почти целиком совпадали с кряшенскими. 
     Однако самым убедительным и практически неоспоримым аргументом в пользу массового переселения мерян-кересов из Ростово-Суздальских земель в низовья Камы является почти буквальное совпадение многих топонимов. 
     Вот только некоторые из них: Азиково — Каран-Азиково; Астаниха — Астан-Илга; Анбахта, Вожбахта — Бахта, Бахта-Враг; Бурдино — Бурды; Барань — Кряш-Баран; Головино — Семен-Головино (Яныли); Козяково — Козяково-Челны; Кашира — Каширово; Кивезь — Кибечь; Карабаново — Карабаян; Кулаево — Кулаево; Ляки — Ляки, Мардыш — Мартыш; Мерединово, Мередово — Меретяки; (5 назв.) Петрецы — Пестрецы; Рагузино — Рагозино; Середа — Серда (6 назв.) и т.д. Первыми в этом ряду названы селения на бывшей Ростовско-Суздальской земле, вторыми – деревни и села на территории современного Татарстана. Здесь перечислена, естественно, лишь мизерная часть таких совпадений, в действительности же — их сотни. А большинство из названного во второй части — это ныне существующие кряшенские селения. Таких "случайностей" история не знает...

         Итак, как и все народы мира, кряшены, входящие ныне в качестве субэтноса в состав татарской нации, имеют многокомпонентное происхождение. Принадлежность их к индоевропейскому миру, имея в виду определенные периоды в их исторической судьбе, несомненна, как бесспорен и сложившийся в них мощный тюркский (ногайский) субстрат. Вопрос только в том, как удалось им пронести через века свое природное самоназвание? При ответе на этот вопрос можно оперировать общечеловеческими понятиями. Первоначальное ядро кереев (горцев), они же — керчины (горные люди), не прекращало своего физического существования. Это ядро, независимо от воздействия всевозможных внешних факторов, при всех условиях направляло движение "сквозного сознания"... Но это, так сказать, из области философской интерпретации истории. 
     В реальном же историческом процессе, как мы знаем, сохранению народами своего лица способствует многое: и мифология, и не прекращающееся в живых людях устное творчество, и навыки в изыскании средств к существованию, видоизменяющиеся, но передаваемые по эстафете из поколения в поколение, и ревниво сохраняемые обряды и обычаи. Но в случае, относящемся к кряшенам, дело осложнялось такими факторами, как, например, отсутствие на протяжении веков сколько-нибудь определенного этнического статуса, компактного расселения, а с другой стороны,— открытость воздействиям различных культур. Казалось бы, время и непрерывно изменяющаяся среда должны были перемолоть все, отшлифовать любые выступы и шероховатости в их своеобразии. И они, среда и время, действительно сделали свое дело: сегодня кряшены в сущности ничего не знают из своей истории, без всякого осмысления воспринимают даже собственное самоназвание. Но они не потеряли друг друга. 
     Как это ни парадоксально, сохранению самобытности содействовали та же самая "открытость" народа окружающей среде. Этому же способствовало традиционное занятие бортничеством, которое вплоть до XVII века было для кряшен основой существования *37. Опять-таки, этот доминирующий вид хозяйственной деятельности сам определял открытый образ жизни и противостоял компактности расселения кряшен. 
     В самом деле, мед — он хотя и сладкий, но им сыт не будешь, его надо где-то, говоря современным языком, реализовать. К соседу, своему соплеменнику, занимающемуся тем же промыслом, с медом не пойдешь и ничего тебе нужного не получишь. К тому же, для успешного медосбора нужна достаточная территория, свои заповедные места, поэтому-то поселения бортников, состоявшие чаще из 7-10 дворов, располагались довольно далеко друг от друга, на расстоянии 20 и более "чакрым" (расстояние слышимости человеческого голоса на открытом пространстве). 
     Со временем, когда камские леса стали редеть, выживанию кряшен способствовали приобретенные в постоянных разъездах навыки к кустарно-ремесленному труду, отходничество. Отсюда — "самостоятельных мужиков", разных там ходебщиков, кустарей-одиночек, как сейчас сказали бы,— людей, "умеющих жить", среди них всегда было много. Если на бывшей Ростовско - Суздальской земле таких людей называли офенями, то в Казанском крае они ходили под общим именем — "зимогоры", коробейники. 
     Но тяга, любовь к пчеловодству была предопределена генами этих людей, что ли. Ныне, казалось бы, даже в самых неудобных для разведения пчел местах кряшены пытаются обзавестись ульями, иногда приспосабливая их под кочевую, походную жизнь. Я знаю людей, которые меняют расположение своих пасек по несколько раз в сезон. Вывозят ульи в пригородные леса, заказники, ближе к садовым участкам, на луга и поля. Во многих колхозах и совхозах по настоянию и рекомендациям этих любителей пчеловодства широко занимаются производством гречихи. И небезынтересно отметить в связи с этим, что Татарстан, далеко не самый подходящий район для посевов гречихи, из года в год собирает неплохие урожаи этой ценной крупяной культуры, занимая первое место среди областей и республик России. 
     Реликтом природного зова к древнейшим занятиям своих предков можно рассматривать чуть ли не "отшельнический" образ жизни некоторых кряшен и сегодня, которые на всю жизнь выбирают себе профессии, связанные с лесом (кстати, из кряшен единственный среди работников леса Татарии Герой Социалистического Труда Иван Захарович Иванов), охотничьим хозяйством, рыболовством, пчеловодством. Есть среди них и настоящие "робинзоны", десятками лет безвыходно живущие в лесу, как говориться, свои "кряшенские Лыковы". Об одном таком человеке Федоре Фомиче Князеве, около полувека в одиночестве занимающимся исключительно пчеловодством и бортничеством, писалось в газете "Татарстан хэберлэре" (1992, 15 мая), о другом — леснике, бывшем горожанине Григории Болгарове — в свое время говорилось в моей книге "Восхождение" (Казань, 1982)... 
     Свою самобытность эти люди сохраняли и в силу своего социального положения, часто меняющегося, но всегда определенного. Как пионеры освоения края они для своих поселений выбирали с самого начала наиболее удобные и выгодные места. И даже, быть может, ощутимо стесненные приходом сюда новопоселенцев, кересы-буртасы чувствовали поддержку своей матери-земли, которой они поклонялись. Наверняка, даже в угнетении они чувствовали свое моральное превосходство над власть имущими и никогда не теряли своего человеческого достоинства. 
     Для устройства личной жизни, чтобы не затеряться в мире, который все более становился беспокойным, кересы должны были иметь свой круг. Потомки гуннов, балтов и ногайцев, они хорошо помнили, что в седую древность у их отцов и дедов был обычай собираться вокруг костров для обсуждения неотложных дел, а молодежь во время этих сходок присматривала себе будущих спутников жизни. Это было своеобразной формой общинного устройства их быта, известной в науке как вервь (круговая порука). В Волжско-Камском крае этот доисламский обычай сохранялся в виде джиинов (сходки, по общественным функциям весьма напоминающие вервь). 
     Благодаря новопоселенцам из Ростовско-Суздальской земли, а позже — приходу ногаев, эти джиины закрепились на века, и их устраивали во всех кряшенских селениях по всем правилам обрядности вплоть до конца 1930-х годов. Несколько раньше они признавались и во многих мусульманских деревнях, но только в среде казанских татар. Документы указывают, что в основном это были населенные пункты, жители которых прежде считались кряшенами. 
     Иногда я думаю (а многолетние наблюдения за жизнью современных кряшен и беседы с их "аксакалами" только укрепляют возникшую однажды мысль), что сохранению самобытного лица этому народу способствует некоторая обделенность судьбой, отсутствие государственного "покровительства" над их духовной жизнью. Сегодняшняя официальная татарская культура не затронула их сердец, а традиционная уже угасает. Горько становится на душе, когда посмотришь этому факту в лицо. Обида и печаль застилают глаза. Кряшенскую разновидность "Прощания с Матерой" переживают мои чувства в эти минуты. Так и рвется в такие моменты из груди песня: 
     ...Безнен иллэр кайларда? - дип, 
     Кыр казыннан сорадым, шул. 
     Кыр казлары кангылдашкач, 
     Бер утырып жыладым... 
     Не стану переводить ее на русский язык. Чувства в переводчиках не нуждаются. Известный писатель Диас Валеев, читавший эти строки еще в начале 1990-х годов, десятилетие спустя, в статье "Чужие среди своих...", отмечал: "Гораздо острее, чем раньше, стал я воспринимать нужды и боль татар-кряшен, также депортированных куда-то на обочину национальной жизни" ("Восточный экспресс", 2002, № 4, 1-7 февраля).

     Примечание: 
     ↑1. Существование Янсувар (Янцовар, Янцевар) на данной территории, по меньшей мере, 500 лет зафиксировано документально. См.: Чернышев Е. И. Селения Казанского ханства (по писцовым книгам).- Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья.- К., 1971, с.272-292 и др. 
     ↑2. Чичерина С.В. О приволжских инородцах.- СПб., 1906, с.32. Автор книги — сестра известного советского наркома иностранных дел Г.В. Чичерина, который также неоднократно бывал в нашем крае. 
     ↑3. См., например: Ильминский Н. И. Татарские надписи времен Казанского ханства в Лаишевском уезде.- "Записки археологического общества", М., 1851, с.10. 
     ↑4. Впрочем, графа о национальной принадлежности в паспортах появилась только в годы советской власти. Время показало, что вносить такие записи не следовало вовсе. 
     ↑5. См.: Материалы по истории Татарии. Вып. 1,- К., 1948, с.284. 
     ↑6. Мурзы, как ни говори, все-таки жили обособленно от простолюдинов и селились компактно. В Янсуварах, например, был вполне определенный в своих границах околоток — "Мурзалар очы". 
     ↑7. См.: Этнокультурные общности предбулгарского времени в Нижнем Прикамье.— Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья.- К., 1971, с.46. 
     ↑8. Известно, что мусульмане в этом отношении были, более интернациональны. Например, чуваши, марийцы или мордва, принявшие ислам, могли стать сразу же родственниками любого мусульманина. Ислам вообще запрещал своим приверженцам "копаться" в своем происхождении, что и стало основой возникшего в XIX веке панисламизма. Возможно, этим объясняется и то, что семейные шеджере (родословные) в новомусульманских селениях, "отпавших" от православия сравнительно недавно, встречаются весьма редко. 
     ↑9. Академик Б. А. Рыбаков относит последних к летто-литовским племенам.- См. его работу: "Язычество древней Руси".- М., 1987. 
     ↑10. Поразительная внешняя схожесть жителей указанных районов Подмосковья и некоторых элементов их говора с кряшенскими, как показали наши дальнейшие исследования, могут быть объяснены и тем, что эти места с XV века заселялись "служилыми татарами", которые со временем обрусели. 
     ↑11. См.: Топоров В. Н. Древняя Москва в Балтийской перспективе. "Балто-славянские исследования", 1981.- М., 1982, с.58-60. 
     ↑12. См. его работу: "Москва. Подробное историческое и археологическое описание города". Изд. А. Мартынова,1865, с.102. 
     ↑13. См.: Лабынцев Ю. А. В глубинном Полесье.- М., 1989, с.136. 
     ↑14. Сб. "Памятники первобытной эпохи в Волго-Камье".- К., 1988, с.119-126. 
     ↑15. Меша (тат. - Миш?) — река, правый приток Камы в ее нижнем течении. Бассейн этой сравнительно небольшой, но до последнего времени достаточно полноводной, чистой и рыбной реки, видимо, было местом первоначального "оседания" предков казанских татар - ногаев в нижнем Прикамье. В древне-тюркском языке слово миш? — это лес, лесистое место, что вполне соответствует реальности того времени, когда ногаи впервые появились на ее берегах (1-я пол. ХIV в.). Вполне возможно, что название реки в несколько деформированном виде повторяет название тех мест, откуда, по авторской версии, прибыли эти ногаи (из мишэ джиры, т.е. Мещеры), где они обитали некоторое время (в Тогайском, Наровчатовском, Темниковском улусах Золотой Орды). На это указывает не только во многом удивительно совпадающая топонимика — "язык земли" Мещеры и нижнего Прикамья (что бывает только при миграциях населения), но и достаточно веские исторические свидетельства.-Лит.: Гарипова Ф. Г. Татарстан гидронимнары.– К., 1990; Орлов А. М. Мещера, мещеряки, мишари.- К., 1992 (см.: М. Глухов - КРЛ, с.327) 
     ↑16. Все они с привлечением широкого круга материалов и источников подвергнуты лингвистическому анализу и признаны "древними балтизмами". 
     ↑17. О средневековом Суваре, культуре его населения написано множество трудов, интересующихся подробностями мы отсылаем к специальным работам. 
     ↑18. См. его работу: "Татарский народ и его предки".- К., 1989. 
     ↑19. Интересующихся мы отсылаем к работе: М. З. Зaкиев. Т?рки-татар этногенезы.-К., 1998.- На тат.яз. 
     ↑20. См.: Кузеев Р. Г. Происхождение башкирского народа.- М., 1974, с.23. 
     ↑21. Казанские татары — этническая основа современной татарской нации. Но этногенез в научном отношении до сих пор находится на стадии дискуссий и споров. По одной из версий, К. т. — суть выходцы из Казыевского улусуа Золотой Орды (низовий Волги и Северного Кавказа). Часть из них была переселена в низовья Камы в конце ХIV в. Тохтамышем после разгрома Мамая. С образованием Казанского ханства (1445) здесь обосновались казаки Улуг Мухаммеда — все в основном выходцы из той же "черкасской земли", т.е. низовий Волги и Северного Кавказа. Ордынский компонент местного населения усилился также за счет притока беженцев с разваливающихся тат. улусов Золотой Орды — Булгарского, Тогайского, Наровчатского (Миш?рского) и др. Местом их первонач. поселения были устье и берега р. Меши, оз. Кабан. См. также: Поволжские татары.- Лит.: Народы России. Энциклопедия.- М., 1994; Воробьев Н. И. Казанские татары.- К.,1953; Фахрутдинов Р. Г. История тат. народа и Татарстана.- К., 1995 (см.: М.Г.- КРЛ, с.220). 
     ↑22. Гумилев Л. Н. Открытие хазар.- М., 1966, с.54. Специалисты знают об особом, выдающемся месте Л. Н. Гумелева в этнологии. Сын гениев в поэзии — Николая Гумилева и Анны Ахматовой, он и в науку превознес широту и высоту полета гуманистической мысли, чего так не хватает сегодня многим историкам. 
     ↑23. Кирпичников Н.А. и др. Ростовская земля — "Арса" арабских географов.- Сб. "Славяне и скандинавы".- М., 1986, с.206-207. См. также "Арча ?ире" (Арская земля) и т. п. топонимы на территории современной Татарстана. 
     ↑24. См.: Финно-угры и балты в эпоху средневековья.- М., 1987, с.69. 
     ↑25. Гунны — европейский вариант этнонима "хунны". Но полное отождествление их не допустимо. После переселения части хуннов в Волго-Уральское междуречье, как указывает Л. Н. Гумилев, "на адаптацию потребовалось около 200 лет, после чего гунны... действительно превратились в грозную силу, но это произошло уже на местной основе".- См. его работу "Хунны в Китае".- М., 1974, с.5. 
     ↑26. См.: Пржевальский Н. М. От Кяхты на истоки Желтой реки. Исследование северной окраины Тибета. В 2-х томах. Том II. - С-Пб., 1888, с.420; Грум-Гржимайло Г. Е. Описание путешествия в Западный Китай. В 3-х томах. Том П. - С-Пб., 1899, с.280. 
     ↑27. Гардалей (точнее — Гэрдэлей) до последнего времени существовало у нас два — Старые и Новые. В связи со строительством КамАЗа Старые Гэрдэли оказались под фундаментом Литейного завода. 
     ↑28. В одном из башкирских шежере указано, что у истоков крупнейшего рода юрматы стоял некто по имени Керче, у которого было четыре сына: Татар, Мишар, Нугай и Иштяк. Достоверность шежере как исторического источника сомнительна. Но в данном случае известен его автор — башкирский писатель и историк конца XVIII- начала XIX вв. Тазетдин Ялчыгулов (См.: Башкирские шежере.- Уфа, 1960, с.174). 
     ↑29. Еще до недавних пор среди чувашей бытовала поговорка: "У чувашей книгу корова съела". Не восходит ли ее появление к тем временам, когда предки чувашей (гунно-савиры и болгаро-хазары), которые были скотоводами, сделали предпочтение "корове" (основе существования) нежели "книге" (новой религии — исламу, занесенного в Закамье выходцами из средней Азии)? 
     ↑30. Вероятно, первыми их поселениями здесь были Буртасы и как установлено,— древнейшие из ныне существующих населенных пунктов, рядом с которыми обнаружены целые комплексы памятников именьковской культуры. 
     ↑31. Д. А. Хвольсон считает, что основателями Пешта (970 г.) были выходцы из Биляра.— См. его указан. работу, с. 108. Там же на с. 110 со ссылкой на арабского географа ибн Саида (XIII в.) он указывает: "на южном берегу Дуная, лежит их столица Керат". Убежден, что углубленное исследование общих точек соприкосновения кересов с венграми привело бы ко многим "удивительным" открытиям. Ведь не случайно же венгерский монах Юлиан и его предшественники в XIII и XIV вв. искали своих соплеменников в низовьях Камы. Юлиан нашел "их близ большой реки Этиль... Язык у них совершенно венгерский, и они его понимали и он их" (См.: Анненский С. А. Известия венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и Восточной Европе.— Исторический архив. Том III.- М.-Л., 1940, с. 81). 
     ↑32. Ключевский В.О. Соч., - М., 1956, т. I, с. 295. Ключевский, как и некоторые другие историки его времени, ошибочно полагал, что "Болгарское царство" располагалось в низовьях Камы. 
     ↑33. Вспомним "Русь изначальную" Валентина Иванова: "И ростовичи с бердичами, делящие между собой владение землями". 
     ↑34. Максимов Сергей Васильевич (1831-1901) — известный русский писатель-этнограф, автор знаменитых "Крылатых слов". Наиболее полное собрание сочинений в 20-и томах издано в 1908-1913 гг. 
     ↑35. Цит.: Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество.- Казань, 1872, с.31. Сам Корсаков свидетельствует, что "в Ростове до сих пор существует предание, что часть жителей Ростовской области при распространении там христианства выселилась в поволжские, страны". 
     ↑36. Предположение о преемственности связей этих культур мной впервые было высказано в книге "Исход и возвращение" (Казань, 1983). И вот оно подкрепляется обстоятельным исследованием археолога, который пишет: "При обратном движении они (тюрко-угорские племена.- М.Г.) с районов лесного Приднепровья сдвинули на восток юго-восточные группы балтоязычных (постзарубинецких) племен, которые внедрившись около рубежа IV-V вв. в лесостепное Среднее Поволжье, археологически затем стали известны под именем племен именьковской культуры" (См.: Халиков А.X. Татарский народ и его предки.- К., 1989, с.60). Остается только уточнить, что это произошло примерно на одно столетие позже, а выживанию именьковцев в дальнейшем способствовали все новые потоки беженцев из Волго-Окского междуречья. 
     ↑37. Покровский И. Бортничество как один из видов натурального хозяйства и промысла близ Казани в XVI-XVII вв.-ИОАИЭ, т. XVII, 1901. с. 67-73. 

Материал предоставлен Вениамином Максимовичем Глуховым, сыном Глухова М.С.