(реконструкция событий по документам из «Дела о национализации монастырских хозяйств», хранящегося в Национальном архиве Республики Татарстан)
Игорь Евгеньевич Алексеев, кандидат исторических наук (г. Казань)
До революционных событий 1917 г. в Казанской губернии действовали две кряшенские (крещено-татарские) монашеские обители, которые, как отмечал в 1911 г. архиепископ Казанский и Свияжский Иаков (Пятницкий), были «основаны и устроены с большими жертвами и трудами» по инициативе и благодаря личным усилиям известного миссионера, продолжателя дела Н.И.Ильминского, епископа Андрея (Ухтомского). Ими являлись: мужской Трехсвятительский скит при Казанском Спасо-Преображенском миссионерском монастыре (в Лаишевском уезде), основанный в 1905 г. и преобразованный в 1911 г., согласно указу Святейшего Синода, в отдельный Трехсвятительский крещено-татарский монастырь, и женская Покровская просветительная крещено-татарская община (в Мамадышском уезде), основанная в марте 1908 г. и официально учрежденная указом Святейшего Синода в феврале 1911 г. В 1917 г. они, вместе с еще восемью монашескими обителями, относились к третьему округу монастырей Казанской епархии.
Вслед за февральской революцией начались грабежи и разорения монастырских имуществ, узаконенные после прихода к власти большевиков в форме «национализации». В своем «Докладе о состоянии 3-го благочиния монастырей Казанской епархии. 1917 г.» от 28 мая 1918 г. (№ 172) Казанскому Епархиальному Совету (КЕС) благочинный монастырей третьего округа архимандрит Андроник (Богословский) отмечал, в частности, что «1917 г. был для обитателей всего благочиния весьма печальным». «Все обители, – уточнял он, – подверглись разорению со стороны революции. Обители собирались и улотшались благотворителями многими годами, а разрушение их последовало в несколько месяцев. Чтобы исправить их в прежнем виде нужны большие средства, которых не имеется. Во всех обителях усилена молитва с упованием на помощь небесную».
Не минула сия печальная участь и кряшенские (крещено-татарские) монашеские обители, об этом в Национальном архиве Республики Татарстан сохранились отрывочные документальные свидетельства. Наибольший интерес из них представляют материалы, содержащиеся в «Деле о национализации монастырских хозяйств» из фонда Казанской Духовной Консистории5 (фонд 4, опись 150, дело 115), которые дают возможность в значительной мере восстановить картину происходивших событий. Ряд документов уже были ранее процитирован А.В.Журавским в его статье «Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 – 1919 годах», которая была опубликована в № 1(12) за 2001 г. научного журнала «Исторический Вестник», издававшегося Воронежско-Липецкой епархией РПЦ6. Всего в деле сохранилось четыре документа о разорении Покровской просветительной крещено-татарской женской общины Мамадышского уезда и пять документов о разорении Трехсвятительского крещено-татарского монастыря Лаишевского уезда.
К документам, касающимся разорения первой из них, относятся:
- Рапорт в КЕС от 6 мая 1918 г. (исх. № 24) за подписью заведующей Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной монахини Софии (Разумовской) и казначеи общины – рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой;
- Обращение к временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г. (исх. № 18) за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской), с резолюцией епископа Анатолия (Грисюка) в адрес архимандрита Иоасафа (Удалова) и решением КЕС от 12 (25) октября 1919 г.;
- Обращение к архимандриту Иоасафу (Удалову) от 22 августа (3 сентября) 1919 г. (исх. № 19) за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) и казначеи общины – рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой;
- Копия обращения КЕС в Казанский губернский жилищно-земельный Совет от 17 (30) октября 1919 г. (исх. № 8095) (без подписи).
К документам, касающимся разорения Трехсвятительского крещено-татарского монастыря, относятся:
- Рапорт в Казанскую Духовную Консисторию (КДК) от 1 марта 1918 г. (исх. № 78) за подписью настоятеля Трехсвятительского крещено-татарского монастыря игумена Серафима (Семенова) с постановлением о его передаче «во 2-ое делопроизводство 2-го отделения» от 17 апреля 1918 г. (без подписи);
- Рапорт в КЕС игумена Серафима (Семенова) от 10 июня 1918 г. (№ 24) с приложением коротких справок и трех списков монастырского имущества (с денежной оценкой убытков), разграбленного при погромах 1, 2 ноября 1917 г. и 16 февраля 1918 г., а также – справка «Об отнятии монастырских построек» в мае 1918 г.;
- Рапорт в КЕС от 18 февраля 1919 г. (исх. № 3) за подписью временно исполняющего обязанности настоятеля Трехсвятительского крещено-татарского монастыря казначея Макария, с резолюцией от 12 (25) марта 1919 г. (исх. № 1988) (без подписи) и приложением к нему материала под названием «Список. Братские вещи, которые увезены»;
- Рапорт благочинному монастырей третьего округа Казанской епархии архимандриту Андронику (Богословскому) игумена Серафима (Семенова) от 21 марта 1919 г. (исх. № 5).;
- Сопроводительное письмо в КЕС к приходо-расходной книге, клировым ведомостям за 1918 г. Трехсвятительского крещено-татарского монастыря и рапорту от 21 марта 1919 г. (исх. № 5) настоятеля монастыря игумена Серафима (Семенова) за подписью благочинного монастырей третьего округа Казанской епархии архимандрита Андроника (Богословского) от 23 марта 1919 г. (исх. № 20).
Из приведенных в означенных документах свидетельств вырисовывается весьма печальная картина разграбления и уничтожения монастырских хозяйств. Ниже приводится реконструированные на их основании события в хронологическом последовательности.
I. Разорение Покровской просветительной крещено-татарской женской общины Мамадышского уезда Казанской губернии.
Как явствует из вышеупомянутого доклада архимандрита Андроника (Богословского), в общине имелся один деревянный храм, «снабженный достаточно церковными и богослужебными принадлежностями», четыре деревянных одноэтажных дома, одна гостиница и одна деревянная одноэтажная школа. Ее территория была обнесена деревянной стеной. На период, о котором шла речь в докладе, в общине значилось пятьдесят два человека: настоятельница, две рясофорных послушницы, сорок четыре послушницы и пять «на воспитании». За общиной числилось сто десятин земли, а ее капитал составлял 17527 рублей 96 копеек наличными и 17450 рублей процентными бумагами. При этом, как отмечалось в обращении заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) к епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку) от 22 августа (3 сентября) 1919 г., «до 1918 года Покровская община имела 52 десятины пахотной земли, которая обрабатывалась своим трудом».
Враждебно-захватнические действия в отношении общины начали предприниматься еще до октябрьского большевистского переворота. В июне 1917 г. «татарами соседней деревни Каин-Илга» у общины был захвачен «весь покос (числившийся по книгам, в количестве 10 десятин)», «тому же обществу по их настойчивому требованию» с согласия общины было отдано «7 десятин исполу под ржаное поле».
5 ноября 1917 г. «начались угрозы, что общину разгромят, вследствие чего 6 ноября ученицы двухклассной школы разъехались по домам и занятия прекратились». Ввиду этого иконы и церковная утварь были «увезены в церковь села Ныртов, другое же монастырское имущество – в соседнюю русскую деревню Богдановку». По свидетельствам монахини Софии (Разумовской) и послушницы Екатерины Боровицкой, они «все время находились в опасности, ожидая погрома, и так продолжалось до 14 ноября», после чего «стало значительно спокойнее и все монастырское, как св[ятые] иконы, так и имущество, были привезено обратно».
12 февраля 1918 г. обществом деревни Каин-Илга по распоряжению Земельного комитета Ныртинской волостной управы из общины было вывезено двести пудов яровых семян овса, полбы и гречи. 19 февраля была произведена опись «хлеба в зерне», лошадей, рогатого скота и сельскохозяйственного инвентаря. 2 марта 1918 г. представители того же Земельного комитета «по требованию татарских деревень запечатали все хлеба, объявив, что норма оставляется только на троих: священнослужителя, заведующую общиною и казначею, а остальные должны разойтись по домам». 5 марта экспроприаторы начали свозить хлеб, оставив общине «до 100 пудов зерна и несколько пудов муки, запечатав остальное». В ответ община направила ходатайство Мамадышскому Совету крестьянских депутатов, от которого последовал приказ Земельному комитету Ныртинской волостной управы «оставить норму» на всех живущих в общине лиц. Однако, как отмечалось в рапорте КЕС от 6 мая 1918 г. (исх. № 24) за подписью монахини Софии (Разумовской) и рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой, «комитет, по требованию татарских деревень, менял постоянно свое постановление: то оставляет норму, то велит расходиться».
В результате таких мер хлеб урожая 1917 г. в общине кончился, и ее обитательницы перешли на покупной, который приходилось доставать с большим трудом, это при том, что «едоков было с сентября по ноябрь ежемесячно 115 человек». Отсутствие продовольствия привело к тому, что ученицы, которые находились на обучении в общине, разъехались по домам, а хлеб был закуплен по числу едоков. Помимо трехсот пудов хлеба был свезен и последний овес в количестве сорока четырех пудов. Одновременно у общины отняли почти всю землю, оставив ее только под постройками, садом и небольшим огородом, что подтверждал в упомянутом выше докладе архимандрит Андроник (Богословский): «Все земельные угодья реквизированы за исключением огородов».
По сути дела, местные органы советской власти в союзе с обществом татарской деревни Каин-Илга в прямом смысле брали крещено-татарскую общину измором. Несмотря на все усиленные просьбы, обращенные к Мамадышскому Совету крестьянских депутатов, общине не был оставлен даже «выгон для скота в поле», поэтому его стали пасти в ближайшей русской деревне. В то же время монастырь не имел возможности продать часть лишенного кормов и выгона скота, так как разрешение давалось «только в том случае, что деньги от продажи целиком переходят в местный волостной Совет», как и «деньги за взятую рожь и семена».
«И до сего времени, – сообщалось в рапорте от 6 мая 1918 г., – община находится в крайне стесненном положении, и угрозы со стороны соседних татар не прекращаются. Кроме того, постоянно происходят покражи: сломы замков, дверей, сведена корова и унесены рамы из двух домов, похищено 4 котла из монастырской бани и 2 из нежилых домов. Теми же татарами загоняется скот в сад, пчельник и огороды, […] растаскивается забор, вырываются яблони из сада и постоянно причиняются обиды». Несколько раз община возбуждала ходатайство «о наделении землею по трудовой норме», но всякий раз получала отказ или долгосрочные отписки. Так, на прошение, поданное в Мамадышский Земельный отдел в середине августа 1919 г., был получен следующий ответ: «Отвод земли общине может быть произведен в порядке очереди землеустройства волости, в каковой община будет приписана […]».
Таким образом, к этому времени «община осталась без земли и хлеба». 3 сентября (22 августа) 1919 г. общиной было направлено два обращения: первое (исх. № 18) - за подписью заведующей общиной монахини Софии (Разумовской) – временно управляющему Казанской епархией РПЦ епископу Чистопольскому Анатолию (Грисюку), второе (исх. № 19) – за подписью ее и казначеи общины рясофорной послушницы Екатерины Боровицкой – к архимандриту Иоасафу (Удалову). При этом в последнем из них содержалась просьба начать ходатайство перед Губернским Жилищно-Земельным Советом «о наделении общины землею по трудовой норме на число проживающих сестер до 30 человек». Откликаясь на первое послание, епископ Анатолий направил соответствующую резолюцию архимандриту Иоасафу, в результате чего 30 (17) октября 1919 г. в Казанский губернский жилищно-земельный Совет было направлено обращение КЕС (исх. № 8095) следующего содержания: «Покровская крещено-татарская просветительная община Мамадышского уезда донесла Казанскому Епархиальному Совету, что у нее 1 Ѕ года тому назад была отобрана пахотная земля в количестве 52 десятин в пользу крестьян соседней деревни Каин-Илга и что с того времени до настоящего община не наделена была землей, взамен отобранной, несмотря на неоднократные о том просьбы с ее стороны к Мамадышскому Земельному Отделу. Сообщая о сем, Казанский Епархиальный Совет на основании [пункта] 8 Циркуляра по вопросу об отделении церкви от государства просит Губернский Жилищно-Земельный Совет сделать с своей стороны распоряжение Мамадышскому Земельному отделу наделить на общих основаниях трудовую покровскую общину землей, насельницы которой, принадлежа почти исключительно к крестьянскому сословию и обрабатывая землю своими собственными трудами, имеют полное право по существующим земельным законам на земельный надел. О последующем распоряжении Губернского Жилищно-Земельного Совета Епар[хиальный] Совет просит уведомить». О результатах этого обращения в документах дела не сообщается.
II. Разорение Трехсвятительского крещено-татарского монастыря.
Как следует из того же доклада архимандрита Андроника (Богословского), в общине имелся один деревянный храм, снабженный всеми церковными и богослужебными принадлежностями, пять деревянных одноэтажных корпусов и один двухэтажный деревянный корпус с деревянными пристройками. Оградой монастырь обнесен не был. Кроме того, в селе Рыбная Слобода монастырю принадлежал дом с деревянными постройками. На период, о котором шла речь в докладе, в общине числилось тринадцать человек: настоятель, два иеромонаха, два иеродиакона, один монах, три рясофорных послушника и четыре «проживающих по паспорту». По сравнению с Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной разорение Трехсвятительского монастыря началось с некоторым «запозданием». 1 ноября 1917 г. на принадлежавший монастырю хутор, находившийся в восьми верстах от него, нагрянули крестьяне сразу из трех обществ: деревень Шатки, Верхние Меретяки и села Крещеные Казыли Казыльской волости Лаишевского уезда. «Экспроприаторы» разграбили все движимое монастырское имущество, подожгли «соломенные строения», а «ценные постройки разложили и увезли по домам». 4 ноября 1917 г. митрополиту Иакову (Пятницкому) был представлен «Список страховой оценки» разграбленного и уничтоженного имущества (за № 57). За один день монастырь лишился молотильного и двух запасных хлебных сараев, деревянного корпуса и шести строений и бани, был подожжен дом для рабочих. Крестьяне разобрали по бревнам даже непокрытую деревянную церковь, что было делом не только преступным, но и кощунственным. Брали все, что попадалось под руку: муку, картофель, квашенную капусту, сено, дрова, сковороды, чайники, самоварные трубы, варежки, носки, стулья, подушки, шали, заслонки… Не побрезговали даже пятнадцатью парами лаптей, тридцатью шестью парами веников и десятью парами метел. Общий ущерб от погрома был оценен монастырем в 22991 рубль (при этом самой большой потерей была недостроенная церковь, оцененная вместе со всем израсходованным материалом в 15675 рублей).
2 ноября 1917 г., пытаясь предотвратить вторую волну грабежей, игумен Серафим (Семенов) обратился к старосте деревни Малое Некрасово А.И.Карпову, «чтобы он содействовал при монастыре от погрома». Однако произошло обратное: «[…] он на место защиты начал сам таскать из монастыря монастырские движимые имущества; смотря на него, все крестьяне, мужики и бабы, начали таскать каждый себе». В результате непрекращающихся грабежей новой волны монастырь лишился имущества на сумму 14396 рублей. Среди разграбленного – чайные ложки, сахарницы, матрацы, одеяла, садовые ножницы, белила, шпалеры, стекла, снопы соломы и многое другое. Были «обчищены» кельи иеродиаконов Германа и Макария, иеромонахов Анания и Феодосия, послушника Кирилла Семенова и других обитателей монастыря. Самой большой потерей на этот раз стали четыре лошади и три коровы (общей стоимостью 11 тысяч рублей), которых 10 ноября 1917 г. «увели татары дер[евни] Ст[арый] Арыш». Кроме того, как констатировал в своем докладе архимандрит Андроник (Богословский), «все земельные угодья монастыря реквиз[ир]ованы за исключением огородов».
В феврале 1918 г., после небольшой передышки, разгром монастыря продолжился с новой силой. Причем из крестьянского «интернационала» наиболее стойкими и твердыми в своем намерении довести дело до «победного конца» оказались татары, что неоднократно подчеркивается в сохранившихся документах. В связи с этим следует предположить, что противостояние между местными жителями и монастырем (как и в случае с Покровской просветительной крещено-татарской женской общиной) имело еще и межконфессиональный оттенок.
По свидетельству игумена Серафима (Семенова), 15 февраля 1918 г. в монастырь приехали четыре человека из деревни Малое Некрасово и «начали класть на лошадь движимое имущество, принадлежавшее монастырю и монахам». Будучи замеченными, они попытались скрыться с места преступления: троим «экспроприаторам» удалось это сделать, а четвертого задержали вместе с лошадью. Сбежавшие из монастыря крестьяне «съездили в татарскую деревню Старые Арыши и попросили знакомых татар ехать с ними в монастырь», из которого уже послали за милиционерами. «На призыв русских, – сообщал настоятель, – татары согласились явиться в монастырь и приехали во главе сельских старост: деревни Малого Некрасова и дер[евни] Старых Арыш; среди них были солдаты с винтовками и ручными бомбами»9. Нагрянув 16 февраля 1918 г. в монастырь, налетчики потребовали освобождения задержанного подельника, что и было исполнено, но, не удовлетворившись этим, они снова начали погром: «таскали из келий братий, а, главным образом, настоятеля».
«Присутствовавшие три милиционера, – писал игумен Серафим (Семенов), – не могли противодействовать грабящим. Последние наносили побои монахам, грозили даже убийством, если они не удалятся из монастыря. Подобные наезды стали совершат[ь]ся почти ежедневно; причем, высказывались угрозы, что всех их перебьют, а постройки с храмом включительно будут сожжены». Всего было награблено имущества на сумму шесть тысяч рублей. Помимо наличных денег и процентных бумаг, одежды, белья, столового прибора, пилы, котла и колес от телеги, погромщики зачем-то прихватили с собой монастырскую печать и штемпель. 20 февраля 1918 г., «по донесению о случившемся», прибыл начальник участковой милиции с двадцатью милиционерами «для отобрания разграбленного имущества», но он так и не смог сделать этого «вследствие сильного сопротивления со стороны грабивших татар деревни Старых Арыш».
Вслед за крестьянами разорять монастырь принялись органы советской власти. В мае 1918 г. Бетьковский волостной Совет отнял у монастыря сельскохозяйственный инвентарь (четырехконную молотилку, три веялки, две жатвенные машины, четыре плуга, пять телег, двое весов, шесть железных борон), а также пожарную машину. Кроме этого, тем же Советом были реквизированы двадцать две постройки, о чем было донесено митрополиту Иакову (Пятницкому) 29 мая 1918 г. в представленном «Списке страховой оценки» (22).
7 декабря (24 ноября) 1918 г. в монастырь с отрядом приехал председатель Анатышского волостного Совета Бикеев, который «всю братию, начиная с Настоятеля Монастыря Игумена Серафима, до младших, всего одиннадцать человек» , арестовал и увез в город Лаишев. Там обитателей монастыря заключили в тюрьму, где они просидели четыре недели. Остальных же, младших послушников возрастом моложе тридцати лет, отпустили по домам. 6 января 1919 г. (24 декабря 1918 г.) десять человек, кроме настоятеля игумена Серафима (Семенова), выпустили из тюрьмы. В период его отсутствия обязанности настоятеля монастыря временно исполнял казначей Макарий.
С 7 декабря 1918 г. по 6 января 1918 г. церковные службы в монастыре не проводились. Представители советской власти отобрали ключи от церковных, монастырских и братских помещений, поставив от себя караульщиков-солдат, а также увезли часть оставшегося не разграбленным имущества. Чтобы попасть в них, монахи пять раз ездили за ключами, но так их и не получили. По указанию «товарища Бикеева» из монастыря были увезены: серебряный напрестольный крест, серебряный священный потир («вероятно с дискосом, звездицами и лжицом»), не оказалось на местах нескольких кусков церковных ковров, новой поперечной пилы, двух тулупов и одного азяма. Причем азям и один тулуп потом все же вернули, а другого (который провожавший монахов помощник Бикеева «взял при начальнике тюрьмы товарище Герасимове») обитатели монастыря так и не дождались. Одновременно при обыске монастыря представители советской власти «изъяли» бутылки с церковным вином, постным маслом, лампы, самовары и прочее, а также увели двух лошадей с упряжками. Они забирали все, что попадалось на глаза: от наперсного креста, подсвечников и книг до ниток, стелек, карболового масла и спичек Были основательно разграблены помещения, где проживали иеромонахи Ананий, Феодосий и иеродиакон Макарий. «Еще по какому-то случаю», как свидетельствовал временно исполнявший обязанности настоятеля монастыря казначей Макарий, кто-то из «товарищей» выстрелил из винтовки «чрез окно вниз с левой стороны» в икону Пресвятой Богородицы «Живоносный Источник», находившуюся в монастырской часовне. Кроме того, пулей оказался пробит и находившийся возле церкви фонарь.
«Марта 10 дня 1919 г., – сообщал отпущенный позднее игумен Серафим (Семенов), – по приезде моем из тюрьмы, Военный Комиссар Архипов и Председатель Анатышского Совета Бикеев приехали и увезли всю Библиотеку, стоимостью по прежним ценам на 3500 руб[лей], еще церковные Платки и Пелены для украшения Аналои». Разгром монастыря завершился 18 марта того же 1919 г., когда в него нагрянул «какой-то Комиссариат по земельным делам». Очередные представители власти «освободили» все помещения монастыря, оставив насельникам только одно, а также объявили им, что при обители будет действовать «Советская Экономия» и скоро сюда «приедут и приселятся» коммунисты. Дабы не допустить столь печального для монастыря исхода, игумен Серафим (Семенов) обратился 21 марта 1919 г. к благочинному монастырей третьего округа Казанской епархии архимандриту Андронику (Богословскому) с просьбой доложить о произошедшем епархиальному начальству.
В деле сохранилась резолюция без подписи, датированная 24 (11) марта 1919 г. (день рассмотрения документов) и 25 (12) марта 1919 г. (день исполнения резолюции), в которой говорится следующее: «Просить Губернский Военный Комиссариат сделать: распоряжение о возвращении Монастырю церковных ключей и церковных вещей, которые, согласно пункту 2 циркуляра по отделению Церкви от Государства отобранию не подлежат, а также возвратить и братское имущество, так как братия – крещеные татары принадлежат к беднейшему классу населения». О результатах данного обращения, как и в случае с Покровской женской общиной, также не имеется никакой информации в документах дела.
Примечания
- Известия по Казанской епархии. – 1911. – №№ 36-37 (22 сентября – 1 октября). – С. 1031.
- Во имя трех небесных покровителей казанских – святителей Гурия, Варсонофия и Германа.
- Так в оригинале. – И.А.
- Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 157 об.
- Весной 1918 г. Казанская Духовной Консистории была переименована в КЕС. Данное решение было принято на ее заседании 3 апреля (21 марта) 1918 г.
- Журавский А.В. Насильственная секуляризация монастырских хозяйств в национальных республиках Поволжья в 1917 - 1919 годах // Исторический Вестник. – 2001. – № 1(12). – http://www.vob.ru/public/bishop/istor_vest/2001/1_12/12_7.htm
- НА РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 114.
- НА РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 117.
- НА РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 127.
- Там же. Л. 127 об.
- В рапорте исполняющего обязанности настоятеля монастыря казначея Макария в КЕС от 18 февраля 1919 г. (исх. № 3) он фигурирует как «Анатышский волостной военный Комиссариат товарищ Бикеев».
- НА РТ. Ф. 4. Оп. 150. Д. 115. Л. 137.
- Там же. Л. 134.
Источник: http://kds.eparhia.ru/www/script/ps17_24_96009837963.html