История селений Ашитского джиена Заказанья: коллективная монография / под ред. А.И.Ногманова

 

Институт истории

им. Ш. Марджани АН РТ

История селений Ашитского джиена Заказанья

Казань - 2017

УДК 94(470.41)"18/19" ББК 63.3(2Рос.Тат)

И 90

Издание подготовлено в рамках
Государственной программы «Сохранение национальной
идентичности татарского народа (2014-2019 годы)»

Серия «История населенных пунктов Республики Татарстан»

Научный редактор

доктор исторических наук, академик АН РТ Р.Р. Салихов

Ответственный редактор

кандидат исторических наук А.И.Ногманов

Рецензенты:

кандидат исторических наук Р.Р.Исхаков
кандидат исторических наук А.Р.Мухамадеев

История селений Ашитского джиена Заказанья: коллективная монография / под ред. А.И.Ногманова. - Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, 2017. - 240 с. + 20 с. цв. вкл.

ISBN 978-5-94981-270-9

В коллективном труде сотрудников отдела историко-культурного насле­дия народов РТ Института истории им. Ш.Марджани АН РТ раскрываются неизвестные страницы истории и повседневной жизни группы татарских селе­ний Арского района Республики Татарстан, входивших в прошлом в так назы­ваемый Ашитский джиен. Исследование населенных пунктов, объединенных общим происхождением, семейными, экономическими и духовными связями, расширяет наши представления об истории освоения Заказанья, ранних фор­мах организации татарского общества и их местных проявлениях, помогает разобраться в истоках татарского предпринимательства и его влиянии на ду­ховную культуру народа.

ISBN 978-5-94981-270-9                 УДК 94(470.41)"18/19"

ББК 63.3(2Рос.Тат)

© Авторы, 2017

© Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2017

ПРЕДИСЛОВИЕ

В современных социокультурных и экономических условиях сохранение и развитие татарстанского села является важнейшим фактором дальнейшего процветания республики, укрепления на­циональной идентичности татарского народа и других народов Татарстана.

Село всегда было и остается хранителем национальных тради­ций, языка, духовной и материальной культуры народа. Однако вы­дающееся значение деревни заключается не только в охранительных функциях. Ее история преподносит нам удивительно актуальные уроки выживания, адаптации и, в конечном счете, социального и экономического успеха. В этой связи очень важно изучить те пози­тивные модели развития, которые нам предлагает прошлое татарской деревни, сумевшей в дореволюционный период, без всякой государ­ственной поддержки, проявить предпринимательскую хватку, соз­дать собственную систему воспитания и образования подрастающего поколения, оставаться самодостаточной и перспективной.

Поэтому в центре внимания настоящего исследования оказа­лись населенные пункты северной части Заказанья, входившие в Мамсинскую и Больше-Менгерскую волости Казанского уезда и в XIX - начале XX века показавшие высокие темпы экономического и культурного развития. Следует особо подчеркнуть, что данная проблематика до сего времени оставалась фактически неизученной. Комплексное исследование сел современного Арского и других му­ниципальных районов Татарстана, находящихся на территории За­казанья, не проводилось.

Между тем, именно этот регион представляет серьезный науч­ный интерес, так как именно здесь формировалась предприниматель­ская культура татарских сел, существовали сильные родовые кланы, авторитетные представители духовенства, оказывавшие определен­ное воздействие, в том числе и на губернский центр - Казань.

Рассматриваемые в данной работе деревни объединены в первую очередь общим происхождением, теснейшими родственными связя­ми. Селения Мамсинской и Больше-Менгерской волостей возникли относительно поздно, в ХУП-ХУШ столетиях. Их основатели в пер­вые десятилетия после падения Казанского ханства мигрировали из аулов Приказанья, а также деревень бывшего Алатского княжества, на северные окраины региона, в глухие леса, населенные преимуще­ственно марийцами. Народная память, легенды о происхождении этих сел сохранили типовые сюжеты, которые фиксировали приход в лесные края больших родственных групп татарского населения, ко­торые сразу же занялись вырубкой деревьев на больших площадях под пашню и выгон для скота. Этот процесс сопровождался тесным взаимодействием с марийским населением, которое в ряде случаев продолжало жить в одной общине с татарами-мусульманами.

В начале XVII века, благодаря переселенцам из сел Нижняя Бе- реска, Кошар и других аулов бывшего Алатского княжества, воз­никли деревни Старый Кинер и Мамся. Из этого же региона вышли основатели Старого Ашита. Их родословные восходят к знати древ­них аулов Заказанья: Старого и Большого Менгера, Кошара. В сере­дине XVII столетия ряд семей Старого Ашита перебрались на место современной деревни Ташкичу и дали жизнь этому знаменитому населенному пункту.

Несмотря на тяжелые периоды, связанные с миссионерскими кампаниями, тяжелым сельскохозяйственным освоением лесной местности, деревни Мамсинской и Больше-Менгерской волостей успешно развивались, показывали устойчивый демографический рост. Одним из мощных стимулирующих факторов стала корабель­ная повинность, способствовавшая мобильности крестьян, их ак­тивному занятию промыслами. В середине XVIII века возникла крупнейшая деревня региона - починок по речке Мамсе или Новый Кинер, быстро ставшая одним из крупнейших центров крестьянско­го предпринимательства в Заказанье. Вообще для сел этой округи была характерна энергичная и разноплановая коммерческая дея­тельность. Крестьяне торговали буквально всем: изделиями кустар­ных промыслов, продуктами, мануфактурой, одеждой. Ушлые тор­говцы-татары буквально заполонили Уржумский уезд Вятской гу­бернии, снабжая товарами марийские и русские деревни края. Ин­тересно, что они даже продавали деревянные кресты православным жителям уезда. В то же время мы видим тесные связи деревень Мамсинской и Больше-Менгерской волостей с Оренбуржьем, казах­ской степью и Бухарой.

В начале ХХ века богатые крестьяне начинают переключаться на европейские рынки, знакомиться с новыми технологиями и воз­можностями западной коммерческой и производственной культуры. Так, например, предприниматели из Старого Ашита, торговавшие мусульманской одеждой и головными уборами, направляли своих приказчиков для изучения рынка и производственных мощностей не только в Стамбул, но и в Вену, другие европейские страны. Наи­более успешные предприниматели из этих аулов быстро завоевыва­ли лидирующие позиции в губернии и становились богатейшими купцами Казани. Уроженцы деревни Мамся, миллионеры Галикее- вы, занимавшиеся мануфактурной коммерцией и мыловаренным производством, являлись авторитетными и влиятельными общест­венными деятелями татарского мира. Сафа Галикеев был ближай­шим сподвижником Шигабутдина Марджани, помогал ему в строи­тельстве приходского медресе. Сын торговца - Мухамедсадык Га­ликеев, купец 1-й гильдии, стал надежным соратником выдающего­ся религиозного деятеля и педагога Галимзяна Баруди.

Представитель древнего и богатого рода ашитских предприни­мателей Сибгатулла Хасанов в начале ХХ века выбился в лидеры делового мира Казани, а его сын Ахметгарай Хасани, не без матери­ального участия отца, начал издавать первый общенациональный литературно-художественный журнал «Ац» (Сознание).

Экономическая успешность создавала особые условия для раз­вития духовной культуры и образования. Во всех указанных селе­ниях существовали сильные мусульманские общины, возглавляе­мые высокообразованными хазратами. Например, в деревне Новый Кинер было четыре махалли с большими мектебами и медресе, вы­пускники которых впоследствии становились прославленными про­поведниками и педагогами. Так, Габдельгазиз бине Гайса аль- Кенери возглавял общину деревни Кушлавыч. Его сын Габид слу­жил имам-хатибом в селах Арбаш, Карелино, Урнашбаш. Другой сын - Фаяз являлся мударрисом знаменитого Кшкарского медресе.

Деревня Мамся также славилась своим учебным заведением и своими известными уроженцами, внесшими значительный вклад в религиозную жизнь народа. Достаточно упомянуть династию имама Ихсана бине Гумара бине Кадырмета бине Саида бине Ирмана бине Исанкола аль-Мамсави, представители которой были муллами в деревнях Бурбаш и Мазарбаш. Они успешно руководили крупными медресе и оставили после себя многочисленных учеников и после­дователей.

Однако наибольшую славу этому краю принесли мусульман­ские школы в деревнях Старый Ашит и Ташкичу, в которых труди­лись дед и отец Шигабутдина Марджани. Несмотря на то, что вы­дающийся мыслитель родился в деревне Ябынчы (по-русски - Епанчино; ныне Атнинский район РТ), становление его личности связано с регионом Мамсинской волости. Его дед по материнской линии Габденасир бине Сейфульмулюк в 1792-1834 годах исполнял обязанности духовного наставника в Старом Ашите и обучил мно­жество шакирдов. В 1821 году отец Ш.Марджани - Багаутдин хаз- рат перевелся из мечети Ябынчы в приход деревни Ташкичу, где также основал большое медресе. Именно с Ташкичу связаны пер­вые яркие жизненные впечатления Шигабутдина. Здесь он начал осваивать науки, приобрел друзей, не раз становился безоговороч­ным батыром сабантуев. И сегодня память об этом времени хранит прекрасная каменная мечеть, построенная в 1819 году фабриканта­ми из соседней деревни Нижняя Ура Хозясеитовыми.

Проследив прошлое татарских аулов на протяжении трехсот лет, можно сделать вывод о неисчерпаемом творческом и созида­тельном потенциале села. Речь идет о неукротимом поступательном развитии, несмотря на постоянные трудности и драматические кол­лизии истории. В XIX - начале ХХ века деревенское Заказанье можно было с полным правом назвать землей процветания и очагом национальной культуры. Пять деревень двух небольших волостей Казанского уезда дали татарскому миру выдающегося мыслителя Шигабутдина Марджани, литератора и публициста Гарая Хасани, талантливого писателя Махмуда Галяу, журналиста Закарию Сад- ретдинова и многих других деятелей светской и духовной культу­ры. И это - безусловный исторический феномен.

Р.Р. Салихов

доктор исторических наук, академик АН РТ

ГЛАВА I

Ранняя история селений Ашитского джиена

Заселение края

Р.Р.Салихов

Понятие «Заказанье» имеет два толкования: географическое и этнографическое. Первое означает довольно обширный район Сред­него Поволжья - территорию Татарстана к северу от Камы между Волгой и Вяткой. В географической литературе оно известно под на­званием «Западное Предкамье» (в отличие от «Восточного Предка- мья» - к востоку от Вятки). Однако «Заказанье» - это не только чисто географическое название: история, язык и традиционная этнография основного, татарского населения этого района, несмотря на наличие отдельных местных различий, рассматриваются как единое целое.

При всем этом имеется центр данной территории, который включает в себя земли в бассейнах Казанки и Ашита в пределах со­временных Арского, Атнинского и Высокогорского районов Респуб­лики Татарстан. По-другому его называют «Белой стороной» («Ак як»). Это и есть Заказанье в классическом понятии, воспетое в песнях и поэмах, центр бывшего Казанского ханства, район распространения классических форм этнографии и искусства казанских татар.

Северные районы Заказанья были издавна населены людьми. Свидетельством тому являются археологические находки вблизи дер. Старый Ашит Арского района. В 1956 году на правом берегу р. Ашит были обнаружены фрагменты лепной посуды с примесью дресвы и шамота в глиняном тесте, характерной для племен, насе­лявших Среднее Поволжье в 1-й половине 1 тысячелетия н.э. В 2006 году отрядом Института истории им. Ш.Марджани АН РТ на краю надпойменной террасы р. Ашит был найден фрагмент при- камско-приуральской керамики с толченой раковиной в тесте, отли­чающей материальную культуру прикамско-приуральских и по­волжских финнов VIII-IX веков.

Другое дело, что подобных свидетельств немного, поскольку население края было малочисленным, а основным его занятием яв­лялись охота и рыболовство. Объектом исследований для археоло­гов, как правило, являются земледельческие оседлые цивилизации, оставляющие после себя множество предметов материальной куль­туры. Северное Заказанье же долгое время оставалось зоной сплош­ных лесных пространств, разрезанных реками и оврагами, а потому не очень привлекательных для земледельцев. Как показывает исто­рический опыт, такие территории начинают включаться в хозяйст­венный оборот, когда этого требуют определенные политические или экономические обстоятельства.

По мнению известного историка Р.Г.Фахрутдинова, северные лесные районы по бассейнам Казанки и Ашита начали осваиваться булгарами в конце XII века. Именно в этот период Волжская Бул- гария находилась на пике политического и экономического могу­щества, и активно расширяла свои владения. Остатки первых бул- гарских селений в Заказанье обнаружены и обследованы возле со­временных деревень Бужа, Чурилино, Средняя Серда, Сосновка и Уньба Арского и Высокогорского районов. Примерно с конца XIII века булгары понемногу осваивают территории в бассейне реки Ашит. Свидетельство тому - несколько кладбищ с эпитафиями пер­вой половины XIV века. Массовое освоение Заказанья произошло еще позже, во второй половине XIV столетия. В это время приходят в упадок и прекращают существование ряд городских центров За- камья, доживали свой век Болгар, Биляр, Джукетау. Люди уходили на север, покидая обжитые места. Сосредоточием массового бул- гарского населения стало Заказанье с новым политическим, эконо­мическим и культурным центром - Казанью. Возникло Казанское княжество - предшественник будущего Казанского ханства.

Освоение булгарами Заказанья подтверждается археологиче­скими и эпиграфическими памятниками. Каменных надгробий вто­рой половины XIV века сохранилось немного, буквально единич­ные экземпляры: эпитафии 1357 и 1399 годов вблизи дер. Нырсы (Тюлячинский р-н), эпитафия 1382 года на кладбище дер. Ямашур- ма (Высокогорский р-н). Это явление объясняется определенной деградацией булгарской культуры, связанной с вышеотмеченными политическими и экономическими затруднениями. Уже во второй половине XV века, т.е. в начальный период Казанского ханства, традиция установления надгробий постепенно возобновлялась и полностью восстановилась в первой половине XVI века - в разви­тый период существования этого государства.

Заселение предками современных татар Заказанья подтвержда­ется и письменными источниками, а также произведениями народ­ного фольклора. Летопись «Давтар-и Чингиз-намэ», «Таварихи Бул- гария» Хисамутдина, многочисленные легенды и предания ярко свидетельствуют о построении Казани (Иски-Казани) выходцами из города Булгар во главе с булгарскими царевичами.

Многие княжеские фамилии булгар нашли новую родину в За- казанье. В «Таварихи Булгария» перечисляются имена князей и шейхов XIV века, выходцев из Булгара, доживавших свой век на землях в бассейнах Казанки и Шошмы: Иштиряк сын Байтиряка, Адель сын Абдуллы, Зульмухаммед сын Мухаремма, Тазетдин сын Хаджи-Армали, Хасан-Шаих сын Кадыра, Балтач сын Надира, Са- луч сын Абайдана, Исмагил сын Абзана. Именами некоторых этих князей и шейхов были названы отдельные деревни, существующие и в настоящее время: Хасаншаих, Балтаси, Салаусь, Смаиль.

Исследование родословных и исторических легенд показывает, что основателями деревень северного Заказанья, до 1920 года адми­нистративно входивших в Мамсинскую и Больше-Менгерскую во­лости Казанского уезда, являлись татары, переселившиеся сюда из разных районов Среднего Поволжья в период Золотой Орды и бо­лее поздние исторические отрезки. По сохранившимся преданиям часть местных жителей являлись потомками людей, пришедших с Горной стороны. Ученые отмечают в родовой структуре, языке и традиционной культуре местного населения заметные древнекип­чакские включения, свидетельствующие о важной роли ногайско­кипчакского компонента в этногенезе татар региона.

Определенную роль в формировании облика жителей края сыг­рал и финно-угорский компонент. В бассейне рек Ашит и Шошма сохранилось большое количество топонимов и мест религиозного культа марийского происхождения. В легендах, бытующих в наро­де, татары выступают в роли пришлого элемента, вытеснившего автохтонное финно-угорское население дальше на север и частично ассимилировавшего его. Так, со слов старожила дер. Новый Кинер Сафы Тухватуллина было записано предание о том, что дер. Старый Кинер основали два человека по имени Бигиш и Мокиш. Первый из них был черемеш (мариец), а второй ар (удмурт). В шеджере отдельных семей Заказанья также встречается информация о нали­чии у них «черемисских родов». Об этом, в частности, известному этнографу Н.И. Воробьеву рассказал мулла дер. Ташкичу Мукмин во время обследования в 1946-1948 годах селений Арского района ТАССР экспедицией ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова.

Материальным свидетельством обитания финно-угров в Зака- занье в бассейнах рек Ашит и Шошма, а также по правым притокам верхнего течения Казанки, являются «черемисские кладбища» («чирмеш зираты»). По мнению археолога Р.Г. Фахрутдинова, мно­гие «черемисские кладбища» являются старыми, заброшенными кладбищами татарских деревень, свидетельствуя о смешении в прошлом казанских татар с частью марийского населения. В 1980 году Марийский институт языка, литературы и истории (г. Йошкар- Ола) организовал специальную экспедицию в северные районы Та­тарстана для изучения «черемисских кладбищ». Были проведены археологические разведки в селениях Кубян, Дусюм, Кунгер, Ко­шар, Ташкичу, Ашитбаш и Семитбаш Арского района ТАССР, и в четырех пунктах были выявлены остатки погребений, не характер­ные для мусульман. Особенности погребального обряда (глубокие могильные ямы, остатки гробовища, крестиков) свидетельствуют о христианском влиянии. Кроме того, на Кунгерском кладбище и кладбище дер. Ташкичу были обнаружены элементы, напоминаю­щие языческий погребальный обряд: ориентация умерших на севе­ро-запад, вытянутое вдоль костяка положение рук, наличие костей животных. Тем самым археологические материалы подтверждают достоверность фольклорных источников, в частности легенд, пове­ствующих о проживании «черемис» в бассейнах рек Ашит и Шош- ма. Наличие же в захоронениях русских монет XVni-XIX веков свидетельствует, что процесс этнического взаимодействия татар и марийцев был долгим и не ограничивался рамками XVII столетия, когда была основана большая часть татарских селений региона.

Не исключено, что пришлое татарское население, принесшее с собой собственную родовую структуру, впитывало и отдельные элементы марийской родовой организации, по крайней мере, память об общности происхождения жителей отдельных деревень. О тес­ном общении татар и марийцей свидетельствует тот факт, что жите­ли Старого и Нового Ашита во время проведения больших празд­ников специально приглашали на них марийцев-язычников из со­седних деревень.

Научные изыскания последнего времени позволяют утверж­дать, что татарские селения на территории будущих Мамсинской и Больше-Менгерской волостей начали формироваться в конце XVI - XVII веках. Все они так или иначе были связаны общим происхож­дением и вели свое начало от аулов, существовавших еще в период Казанского ханства, от родов и династий, известных еще с золото­ордынской эпохи. Народные предания связывают их с древними деревнями, входившими в состав Алатского княжества, а также на­селенными пунктами, относившимися к владениям казанских ханов и высшей знати татарского государства: Нижняя Береска, Кошар, Старый и Большой Менгер. От двух последних происходила дер. Старый Ашит. Это один из самых древних населенных пунктов За- казанья. На местном кладбище сохранились надгробия середины XIV века, а также периода Казанского ханства. Однако говорить о преемственности средневекового села и современного населенного пункта пока нет достаточных оснований. Ш.Марджани указывал, что аул на протяжении своей истории 4 раза менял местоположе­ние. В последний раз это произошло, скорее всего, после взятия Ка­зани, когда довольно большая группа татарского населения обосно­валась на опустевших землях некоего татарского селения времен ханства, в результате чего появилось ясачное село с названием «Ашит пустоши Шатуловской (Шакуловской)».

Легендарным основателем деревни считается человек по имени Шахкул. Кем он был - беком, мурзой или духовным деятелем, при­надлежали ли жители Старого Ашита к его роду или относились к совершенно другому племенному объединению, пока точно устано­вить невозможно. Однако, по легенде, именно он основал Старый Ашит, поселившись, предположительно, в начале XVII века на «пус­тое» место у древнего татарского кладбища с памятниками золотоор­дынской эпохи «Иске йорт есте зираты» в 1 км к югу от современной деревни. Ш.Марджани писал, что рядом с ней протекала речка Ша- кул. Так что пустошь могла быть названа и по старинному гидро­ниму, связанному с личностью еще золотоордынской эпохи.

На наш взгляд, основное население аула своим происхож­дением, вероятно, было обязано крымской и касимовской татарской знати, проживавшей в деревнях Менгер и Починок Шигалеевский, в первую очередь, родовому клану «Хасан-Хусаина». Такое пред­положение высказывает, в частности, известный исследователь та­тарских шаджаре М.И.Ахметзянов, который предполагает опреде­ленное родство деревень Старый Менгер, Тазлар (ныне дер. Таш- Чишма Арского р-на) и Старый Ашит. Причем Ашит, скорее все­го, был основан в конце XVI - начале XVII века выходцами из Мен- гера. С этого времени вплоть до середины XVIII века деревня явля­лась ясачной. Основными занятиями ее жителей были земледелие и торговля. Уже в ранний период своей истории Старый Ашит отли­чался большим количеством жителей, что в середине XVII столетия вызвало миграцию ряда родов деревни на новое место и основание широко известного ныне аула Ташкичу. Ш.Марджани считал, что эта деревня возникла в 1717 году благодаря переселению многочис­ленной семьи некоего Туйхужи бине Туйка. Однако в переписной книге Алатской дороги 1679 года это село уже фигурирует. Кроме того, в ландратской книге 1716 года в деревне Худайкуловская пус­тошь (Ташкичу) значатся только сыновья Туйхужи в возрасте от 30 до 50 лет. Самого его уже нет в живых. Значит, населенный пункт появился значительно раньше XVIII века. Ташкичу, так же как и Старый Ашит, была ясачной деревней, но очень зажиточной и предприимчивой.

Есть все основания считать родственными данным селам де­ревни Старый и Новый Кинер, а также дер. Мамся. Во всяком слу­чае, легенды упорно связывают происхождение всех этих населен­ных пунктов. Известный этнограф Н.И. Воробьев во время полевых экспедиций записал следующую информацию: «Старожилы этого села говорят, что когда-то наши предки переехали в Старый Кинер из деревень Кубян, Береска, Берези, Азяк иле», т.е. из мест, вхо­дивших в зону влияния разгромленного в ходе Казанской войны 1552-1557 годов Алатского княжества, в непосредственной близо­сти от деревень Кошар и Старый Менгер.

Вопрос происхождения деревень Старый и Новый Кинер в ка­кой-то степени могло бы прояснить известное в литературе преда­ние, согласно которому их основателем являлся некий Исанкол, пришедший сюда с сыновьями со стороны дер. Кошар. Однако анализ ревизских сказок близлежащих служилых и ясачных дере­вень не дает достаточной уверенности в том, что именно Исанкол основал Старый Кинер. Следы его родословной, восходящие к сы­новьям Ирману и Бикею, напрямую относятся только к ясачной де­ревне Мамся.

Очевидно лишь то, что татарское население Старого Кинера в этот период активно подселялось к уже существовавшей финно­угорской, вероятно сильно тюркизированной деревне. По мате­риалам начала XVIII века, она состояла из двух частей: собственно селения Шинер-Кинер, где, по видимости, жили потомки коренных ясачных чувашей, и «Починка по речке Шинер», в котором обосно­вались татарские семьи, также платившие в тот период ясак. Их ро­дословные в большинстве своем прослеживаются в позднейшей ис­тории Старого и Нового Кинера.

Среди коренных жителей Шинер-Кинера, потомки которых уже не фигурируют в переписях второй половины XVIII века, были сы­новья неких Темеша, Болтая, Моктея и других крестьян, имена ко­торых близки марийским. В начале этого столетия исламизация, судя по имянаречению, была на начальном этапе своего развития. Практически все жители, за редким исключением, получали имена в соответствии с тюркской традицией. В Починке по речке Шинер имела место аналогичная ситуация. Здесь также наблюдалась сме­шанная картина, характеризовавшая совместную жизнь мусульман­ского и полуязыческого населения. Однако именно этот небольшой населенный пункт, в который постоянно вливались татары, обла­давшие, вероятно, определенными ресурсами, имел тенденцию к расширению и вскоре фактически слился с Шинер-Кинером. Из числа новых членов общины, не связанных происхождением ни с этой деревней, ни с починком, были семьи Кулаша Кутлина, Мус­лима Ермакова, Аита Муштариева, Асана Алакаева, Сеита Хайбул- лина и многих других. По нашим приблизительным подсчетам, пришлые татары в середине XVIII века составляли здесь 50% всех родов. Причем Кулаш Кутлин и его сын Ермак, например, являлись духовными лидерами аула. Последний был женат на внучке знаме­нитого хазрата Юнуса бин Иваная из дер. Ура (ныне с. Нижняя Ура Арского р-на), а потомки от этого брака еще долгое время занима­лись религиозным наставничеством21. Вполне возможно, что Кулаш Кутлин мог принадлежать к клану арских князей, проживавших в дер. Ура. Были в Старом Ашите и относительно состоятельные лю­ди, которые содержали двух жен, роднились с богатыми семьями князей и мурз из соседних аулов: Большой и Старый Менгер, Ура, Карадуван, Кшкар и др. Среди них Биктемир Назыров, Назир Елаев, Ертук Алкин и др.

Следует отметить следующее обстоятельство. Укоренившееся в литературе представление о том, что татарские деревни, именую­щиеся в документах второй половины XVIII века как служилые, были населены потомками татарской знати, а ясачные села - подат­ными людьми, являвшимися таковыми еще в период Казанского ханства, нуждается в существенных оговорках. Действительно, по Алатской дороге, например, в сравнительно небольшом количестве аулов проживали представители древних княжеских и мурзинских родов, чье высокое происхождение, в большинстве случаев за ло­яльность и военные заслуги, подтвердила и новая русская админи­страция края. Феодалы этих деревень имели собственных крепост­ных крестьян и официально числились в служилом сословии. Среди таких населенных пунктов можно назвать такие исторические селе­ния, как Ура, Старый и Большой Менгер, Кошар, Кшкар, Морза- баш, Каенсар, Айшияз и ряд других.

В то же время значительное количество служилых татарских сел, в середине XVIII века числившихся за Адмиралтейством, еще в начале столетия являлись ясачными. Среди них были такие аулы, как Старый Ашит, Старый Узюм, Починок Шигалеев, Старый Ки­нер, Большие Верези, Большая Серда, Кичкинешево и многие дру­гие. Известно, что основателями и жителями ряда таких сел явля­лись представители знатных династий, известных еще с периода Казанского ханства.

Например, в Старом Ашите проживали потомки рода тархана Хасан-Хусаина, в Починке Шигалеев - потомки близкого окруже­ния Шах-Али хана, в Старом Узюме - потомки духовного сословия ханского времени, в Больших Верезях - выходцы из высших слоев Алатского княжества и т.д. Таким образом, уплата ясака населением этих деревень не означала автоматического нахождения его в по­датном сословии средневекового татарского государства. Скорее всего, новый социальный статус, исключавший какие-либо приви­легии, жители данных населенных пунктов получили после вхож­дения в состав Русского государства. Причины этого явления могли быть разными, но главным фактором, вероятно, стал отказ части элиты бывшего ханства от сотрудничества с новыми властями, либо активное сопротивление в период казанских войн.

После издания Указа 1748 года, когда инородцы, перешедшие в православие, получили возможность освободиться от корабельных работ, нехватка рабочих рук стала компенсироваться татарскими ясачными крестьянами, которые в течение нескольких лет были пе­

реведены в служилое сословие, с возложением на них лашманской повинности. При этом ряд деревень продолжали платить ясак. Это относится, например, к таким селениям, как Тазлар, Мамся, Ташки- чу и другим, имевшим тесные родственные связи со служилыми аулами Старый Менгер, Кошар, Старый Ашит. На наш взгляд, в период массовой приписки деревень к корабельным работам, ясач­ными оставались те села, в которых была стабильная и достаточно высокая выплата ясака и не очень большое количество беглых кре­стьян. То есть учитывалась «специализация» того или иного аула: сугубо земледельческие оставались ясачными, а те, где работа на земле не давала требуемого результата и где население было склон­но к скотоводству, торговле, отхожим промыслам и миграции, при­числялись к Адмиралтейству.

К таким деревням относился и Старый Кинер, как мы уже от­мечали, состоявший в начале XVIII века из двух частей: собственно деревни Шинер-Кинер, существовавшей, вероятно, в период Казан­ского ханства и Починка на речке Шинер, возникшего во второй половине XVII столетия. Причем починок, имевший более позднее происхождение, населенный преимущественно татарскими кресть­янами, в отличие от «ясашных чювашей» Шинер-Кинера, в даль­нейшем составил «генетическую» основу села и, соответственно дер. Новый Кинер.

Размещение в Старом Кинере в течение сравнительно неболь­шого промежутка времени большого числа крестьян при ограни­ченности земельных угодий, вероятно, привело к серьезному соци­альному кризису, поиску новых территорий для хозяйственного ос­воения. Свободная земля была найдена в 5 км к северо-востоку от Старого Кинера на берегах речки Мамси - небольшом притоке реки Ашит. Именно сюда в период между 2-й и 3-й государственными ревизиями (1747-1762 гг.) в массовом порядке стали переселяться жители Старого Кинера, положив тем самым начало «Новопоселен­ному починку по речке Мамсе» или Новому Кинеру. В этот период из Старого Кинера на новое место переселилась треть всех семей деревни. Среди них преобладали молодые люди в возрасте от 20 до 40 лет, мечтавшие о жизни в достатке и собственном участке зем­ли23. Следует отметить, что миграция старокинерских татар в новый «починок» вскоре приобрела лавинообразный характер: туда пере­брались представители всех родов Старого Кинера, что привело к резкому росту численности населения новой деревни.

Очевидно, здесь мы имеем дело с решением всей «старокинер- ской общины», своеобразным «договором», необходимость которо­го была вызвана острейшим земельным вопросом, реальной опасно­стью как внутриобщинных, так и внутрисемейных конфликтов. Возможно, основатели Нового Кинера, его первые поселенцы вы­полняли волю авторитетных старейшин Старого Кинера, отправив­ших их на поиски другого места обитания. Во всяком случае, на это указывает легенда, косвенно связанная с возникновением селения.

Показательно и то, что возникновение «Новопоселенного по­чинка по речке Мамсе» совпало с переводом в служилое сословие населения дер. Старый Кинер. Не исключено, что массовое пересе­ление стало попыткой избежать тяжелейшей корабельной повинно­сти, исчезнуть на какое-то время из поля зрения властей.

Выход из состава населенного пункта одномоментно большого количества семей и последовавший за этим неминуемый разрыв традиционных связей, нарушение прежней кланово-родовой систе­мы, жизненная необходимость создания на пустом месте нового села заложили основы для быстрого и энергичного роста молодой формирующейся общины Нового Кинера.

Не имея ярко выраженного лидера в лице помещика, поддер­живаемого властями князя или мурзы, непререкаемого духовного авторитета, принадлежа к одному сословию, переселенцы стали создавать новую крестьянскую мусульманскую махаллю, свобод­ную от ненужных ограничений и сковывающих традиций. Пересе­ленцев объединяла одна цель - выжить на «целине», что было не­возможно без определенного равноправия, взаимовыручки, инициа­тивности, свободы действия. Эти качества и стали фактором разви­тия небольшого на первых порах «починка», вынужденного из-за общего земельного надела вступить в тяжелую конкуренцию с ро­довым гнездом, дер. Старый Кинер, где уже сложились определен­ная иерархия семей, влиятельная религиозная власть, свои каноны поведения.

Н.И. Воробьев записал интересные свидетельства старожилов: «Первыми основателями Б.Кинера считают Бакия, Ягфара, Муканая и Бикмухамеда. С тех пор прошло 6-7 поколений. Раньше здесь бы­ли сплошные леса. Первые поселенцы свои дворы построили друг от друга на большом расстоянии: говорят, что вечером боялись по­сещать своих сельчан от изобилующих в то время в этих краях мед­ведей и волков. Для построек и пашен землю очищали от лесов»24. Произошло фактическое переселение жителей Старого Кинера на новое место.

Вообще данный аул, как и многие другие селения Заказанья в этот период, являлся одним из транзитных центров активных мигра­ционных потоков, когда татарские крестьяне постоянно меняли ме­сто проживания, спасаясь от православных миссионеров, непомер­ных налогов и неурожаев. Судя по короткому историческому проме­жутку, в который из двух починков сформировалась одна деревня Шинер-Кинер, основное население которой затем перебралось в По­чинок по речке Мамся, мы имеем дело с крайне нестабильной соци­альной ситуацией, а также полукочевым образом жизни заказанских татар того времени. Поэтому в родовой дер. Шинер-Кинер остались лишь семьи, имевшие достаточно прочные общественные и эконо­мические позиции. Однако их кажущаяся успешность не стала усло­вием дальнейшего процветания селения, которое постепенно теряло темпы развития, значительно уступая с начала XIX столетия по росту населения и степени зажиточности Новому Кинеру.

Еще одно из интересующих нас селений северного Заказанья - дер. Мамся, судя по легендам, также имеет корни в землях Алатско- го княжества (ныне территория Атнинского и Высокогорского рай­онов РТ). Она возникла и развивалась из двух небольших дереву­шек - Починка Байчуринского и Починка на речке Окше, возникно­вение которых также можно отнести ко второй половине XVII века.

Основателем аула стал Исанкол-бабай со своими многочислен­ными сыновьями. То, что народная молва, вопреки документальным

свидетельствам, упорно связывает этого человека со Старым Кине­ром, может лишь означать наличие родственных уз, принадлеж­ность к одному родоплеменному клану первых жителей Кинера и Мамси. Потомки Исанкула жили в обоих починках, хотя в Починке Байчуринском еще в начале XVIII века проживал сын его первоос­нователя Ибрай Байчурин. Кстати, от Исанкула происходит род знаменитых купцов Галикеевых. Впоследствии оба починка сли­лись в один аул, который и получил название Мамся.

Таким образом, татарское заселение региона бывших Мамсин- ской и Больше-Менгерской волостей происходило в течение XVII- XVIII столетий. Основателями аулов стали представители древних родов, проживавших в период Казанского ханства в деревнях Ку- бян, Береска, Берези, Старый и Большой Менгер, Кошар. Миграция, по всей видимости, была обусловлена последствиями боевых дей­ствий на территории бывшего Алатского княжества, а также уси­лившимся миссионерским давлением.

Одним из убедительных подтверждений наличия общих исто­рических корней у деревень Старый Кинер, Новый Кинер, Ташкичу, Мамся и Старый Ашит является принадлежность к неофициально­му объединению, известному как «Ашыт джиены» - «джиен Ашит». Джиены как форма родовых сообществ сложились у тюрко­татар еще в древние времена. Они представляли собой обществен­но-территориальную единицу с определенными социально-истори­ческими и культурно-бытовыми функциями.

В Волжской Булгарии и Казанском ханстве несколько соседних селений объединялись в джиенные округа. Они именовались по на­званию головного села, в котором проводились все общественно зна­чимые мероприятия: сходы (собрания), советы старейшин, совмест­ные празднества. От 3 до 20 джиенных округов составляли более крупные объединения, известные в научной литературе под названи­ем «конфедерации джиенных округов». Их отличала территориаль­ная целостность, основанная на кровнородственных отношениях и тесных экономических связях. Большинство центров джиенных кон­федераций совпадали с центрами феодальных округов.

По мнению известного татарского языковеда Н.Б. Бургановой, формирование татарских джиенных округов Заказанья началось в период Золотой Орды, когда данная территория начала активно ко­лонизироваться тюрко-татарским населением. Родственные группы, занимая определенную территорию, как правило, в бассейне рек, селились в одной деревне. Постепенно, с ростом населения, эта группа распадалась на новые родовые союзы. Так, «в результате постоянного отпочкования родственных групп и расселения их в близком соседстве образовывалось характерное для казанских татар гнездовое размещение деревень... и это нашло свое отражение в системе размещения джиенов (по долинам рек) и в связах джиен­ных округов внутри одной конфедерации».

По мере изживания феодальной раздробленности, ускорившей­ся с падением Казанского ханства, а также быстрого развития то­варно-денежных отношений, социально-организаторская функция джиенов постепенно утрачивалась, однако культурно-бытовая роль не только сохранялась, но и возрастала. В условиях дореволюцион­ной российской действительности они выполняли своеобразную компенсаторную функцию, предоставляя татарскому населению отдушину от тягот повседневной жизни.

Реликты этой архаичной социальной организации сохранились у местных жителей в форме ежегодно проводившихся праздников Джиен. Существовали различные локальные варианты их проведе­ния, связанные с особенностями расселения татар, их взаимодейст­вия с другими этносами, влиянием христианизации и т.д. Классиче­ский сценарий джиенного праздника сложился именно в Заказанье, где значительно дольше сохранялись родственно-общинные отно­шения. Проводился он в весенне-летний период, с конца посевных работ до начала сенокоса. Деревни одного округа праздновали джи- ен в определенной очередности. В течение 3-5 дней устраивались семейные торжества с приемом гостей из соседних деревень, моло­дежные гулянья и вечерние игрища. Большая часть головных сел джиенных округов и конфедераций, куда ежегодно в определенные дни стекались народные массы для праздничного увеселения, пре­вращались также в центры ярмарочной торговли. К празднику при­урочивали свадебные церемонии и другие события, значимые для татарского населения.

Центром Ашитского джиена, известного как Ашит каршысы (крепость рода Ашит), Катык щыены, Ашит иле (Ашитская стра­на), являлось селение Старый Ашит. Тем самым выражался его «материнский» статус по отношению к деревням Старый Кинер, Новый Кинер, Ташкичу и Мамся. Наряду с ними в ашитскую джи- енную конфедерацию входили также деревни Старый Тазлар (Таш- Чишма), Сюрда и Пичментау.

Ежегодно в конце мая, числа 27-го, население окрестных дере­вень съезжалось в Старый Ашит, где на косогоре возле речки про­водился Ашит каршысы, сопровождавшийся играми, прогулками, песнями и плясками. Местом же постоянного общения жителей джиенного округа являлся базар в том же Старом Ашите, прово­дившийся по четвергам и привлекавший торговцев и покупателей со всей округи. Именно на базаре происходил обмен последними новостями, завязывались деловые и человеческие контакты, порой перераставшие в родственные отношения. Поддержанию родствен­ных, экономических и культурных связей между селениями Ашит­ского джиена не препятствовало то, что в административном плане Старый Ашит относился к Больше-Менгерской волости Казанского уезда, в то время как остальные селения - к Мамсинской волости.

Еще одним веским доказательством общности селений северно­го Заказанья является то, что их жители создавали семьи в основ­ном в рамках своего джиенного округа. Если по каким-то причинам часть родственников переселялась на новые земли, часто весьма удаленные от родины, связи между ними не терялись и всячески поддерживались. Доказательством тому являются браки, заключен­ные между жителями этих деревень.

Одним из источников, позволяющих определить круг внешних связей и контактов жителей конкретных селений, являются метри­ческие книги, в которых фиксировались все заключаемые брачные союзы с обязательным указанием места проживания брачующихся. Анализ метрических книг показывает, что основная масса браков заключалась между молодыми людьми одного региона, хотя имели место и специфические особенности. В некоторых деревнях пред­почитали выбирать невесту из числа односельчан, в других же же­нились на девушках из соседних деревень. Подобный выбор был не случайным и является показателем ментальности, открытости или закрытости конкретного сельского общества.

Изучение метрических книг определенной деревни позволяет установить круг селений, между которыми существовали брачные и родственные связи. Жители населенных пунктов Ашитского джие­на, помимо браков между собой, вступали в брачные союзы с жите­лями других деревень Мамсинской и Больше-Менгерской волостей, а также с жителями близлежащих деревень Кармышской и Арской волостей Казанского уезда. Прослеживаются также тесные контак­ты с деревнями Кунгер, Верхние Шаши, Катаймас, Служилая Ура, Кулларово Царевококшайского уезда, что объясняется территори­альной близостью этих селений, расположенных в пешей доступно­сти на правобережье р. Ашит. Также по метрическим книгам уста­новлена взаимосвязь деревень Ашитского джиена с татарскими се­лениями, ныне входящими в состав Республики Марий Эл (Парань- га, Алашайка (Мазарбаш) и др.). Известно, что несколько имамов, вышедших из названных деревень, служили в татарских аулах Мамсинской волости еще до того, как ввели институт указных мулл. Это тоже указывает на связи, сложившиеся в давние времена.

Подтверждением тесных контактов жителей Ашитского джиена с Марийским краем является документ «Вакыфнама», посредст­вом которого известный купец дер. Старый Ашит Тухватулла Гай- нуллович Хасанов оформил в виде вакуфа средства, предназначав­шиеся для постройки и содержания мечетей и мектебе. Среди дере­вень нынешнего Арского и Сабинского районов РТ (Старый Ашит, Нижняя Ура, Кзыл-Яр, Ашитбаш, Наласа, Хасаншаих, Нижний Утар) в документе упоминается татарская деревня Иске Авыл, ныне дер. Тоштоял Мари-Турекского района Республики Марий Эл.

С проникновением капиталистических отношений в деревню родственный фактор в географии брачных отношений стал постепен­но вытесняться экономическим фактором. В селениях, в которых бы­ли развиты ремесло, предпринимательство и торговля, жители пред­почитали родниться с представителями схожих по образу жизни на­селенных пунктов. Например, в дер. Новый Кинер часто заключались брачные контакты с уроженцами дер. Служилая Ура (по метриче­ским книгам «Байлар Орысы» - Богатая Ура), где население также занималось предпринимательством. Отражением новой экономиче­ской реальности можно считать появление в конце XIX - начале XX века в селениях Ашитского джиена (преимущественно в Новом Ки­нере) браков, обе стороны которых официально являлись жителями других деревень. Скорее всего, это были люди, работавшие в Новом Кинере по найму и осевшие здесь на долгое время.

В этот же период в метрических книгах Нового Кинера, Ташки- чу и Старого Ашита регистрируются браки местных девушек с ме­щанами городов Астрахань, Орск, Оренбург и Ташкент. Такое рас­ширение географии брачных контактов свидетельствует о посте­пенном ослаблении родовых отношений в селениях северного Зака- занья и о все большей степени открытости их населения для внеш­него мира.

Селения Ашитского джиена в русских
письменных источниках XVI-XVII столетий

А.И.Ногманов

Одной из ключевых проблем в изучении истории Заказанья яв­ляется история заселения края. К сожалению, имеющаяся источни- ковая база не дает возможности восстановить в деталях особенно­сти этого процесса. Подавляющая часть татарских письменных ис­точников эпохи Казанского ханства оказалась безвозвратно утраче­на. Археологические исследования региона носили в основном раз­ведочный характер. Изучение эпиграфических памятников на сего­дняшний день находится в стадии выявления и фиксации сохра­нившихся объектов. В данной ситуации особое значение приобре­тают русские письменные источники XVI-XVII столетий, позво­ляющие в какой-то степени восполнить имеющиеся лакуны. Среди них важное место занимают материалы писцовых описаний. Они не имеют себе равных при изучении географии края в прошлом, исто­рии населенных пунктов, их локализации и типов, при составлении родословий. Сведения, содержащиеся в них, могут быть использо­ваны и для выяснения вопросов этнодемографического и культур­но-исторического характера.

Самым ранним из известных описаний земель и населения За- казанья является Писцовое описание Казани и Казанского уезда 1565-1568 годов. Упоминание населенного пункта в данном источ­нике позволяет с большей долей вероятности отнести время его ос­нования к эпохе Казанского ханства. В первую очередь, это касает­ся татарских селений. Однако не стоит искать в писцовом описании упоминаний о населенных пунктах северной части Заказанья, вхо­дивших позднее в состав Мамсинской и Больше-Менгерской волос­тей. Помимо того, что многие селения еще просто не были основа­ны, они изначально не могли попасть в интересующий нас источ­ник. Дело в том, что каждой из землеустроительных акций в Рос­сии, а писцовые описания, безусловно, относились к их числу, были присущи свои особенности. Они проявлялись в выборе объекта и конкретной цели описания, в хронологических рамках его проведе­ния, составе привлеченных к его осуществлению лиц и т.д. Ни одна из уцелевших писцовых книг в Казанском крае не претендует на охват всей территории региона.

Как указывает Д.А. Мустафина, подготовившая к изданию пис­цовое описание 1565-1568 годов, оно охватило в Казанском уезде дворцовые, церковно-монастырские и русские частновладельческие земли. Земель, принадлежавших служилым и ясачным людям из числа нерусского населения, описание не коснулось. Таким обра­зом, селения, расположенные на территории Мамсинской и Больше- Менгерской волостей, не могли быть отражены в указанном источ­нике уже по той причине, что являлись территорией компактного расселения татар и марийцев. Кроме того, северная граница описа­ния проходила на уровне дороги Казань - Арск и лишь в отдельных случаях захватывала местности к северу от нее. Основной пласт се­лений, упомянутых в писцовом описании, локализуется в южной части современного Высокогорского района, а также в Лаишевском и Пестречинском районах РТ.

В сложившейся ситуации фактически первым документальным источником, охватившим земли Казанского уезда с нерусским слу­жилым и ясачным населением, является «Писцовая книга Казанско­го уезда письма и меры Ивана Болтина», составленная в 1602-1603 годах. Она включает в себя описания селений, лежавших по Но­гайской, Зюрейской, Арской, Галицкой и Алатской дорогам.

Примечательной чертой писцовой книги является скрупулезно и четко сделанное межевание и точный подсчет земельных владе­ний. Это дает основание считать книгу одним из основных источ­ников по истории социально-экономических отношений в Среднем Поволжье конца XVI - начала XVII веков. Не случайно Е.И. Чер­нышев писал: «В писцовой книге И. Болтина лучше, чем в каком- либо другом документе этого времени, освещается положение та­тарских ясачников».

Помимо прочих достоинств ценность данного издания заклю­чается в том, что, кроме результатов «полевого» обследования, она базируется на большом круге конкретных документальных источ­ников 1560-1590-х годов, не дошедших до наших дней . Тем са­мым, имеется возможность реконструировать некоторые детали зе­мельного переустройства на территории Заказанья, происходившего в первые десятилетия после падения Казанского ханства.

Писцовая книга дает нам немало конкретных примеров и отго­лосков выселения татарских феодалов со своих земель. Так, неред­ко, говоря о земле, составители книги вспоминают, что эти владе­ния в прошлом числились за тем или иным татарским крупным феодалом . О массовом процессе выселения нерусского населения и отторжения земель свидетельствует и большое количество «пус­тошей», которое мы встречаем в писцовой книге. Появившиеся в 1550-1570-е годы пустоши еще сохранялись в начале XVII столетия или только-только были вновь введены в хозяйственный оборот. Писцовая книга часто отмечает наличие пустошей или только не­давно возникших на них деревень.

Вытесненные со своих земель татары, прежде всего представи­тели феодальной верхушки, были вынуждены подыскивать себе новые места жительства. Одним из основных направлений их ми­граций стали земли в бассейне реки Ашит, в северной части Заказа­нья. Здесь образовывались новые выставки, заимки, починки, на­звания которых часто повторяют наименования деревень выселе­ния. Переселения шли и в уже существующие деревни.

В административном отношении эти населенные пункты были причислены к Алатской дороге Казанского уезда. Из селений, вхо­дивших позднее в Больше-Менгерскую волость, в писцовой книге 1602-1603 годов упоминается дер. Кошар, являвшаяся владением князя Багиша Яушева. Ему же принадлежала половина дер. Ста­рый Менгер, другой частью которой владел служилый татарин Исей Утеев. Наряду с этими двумя селениями в источнике упоминается дер. Большой Менгер, населенная служилыми татарами и «ясашною чювашею» . Примечательно, что небольшой участок спорной зем­ли в этой деревне (15 четвертей в трех полях ), на который пре­тендовали и те и другие, был отписан «на государя до государеву указу» . Т о есть царская администрация контролировала ситуацию в данной части Заказанья и была в курсе происходивших здесь со­бытий, включая земельные споры.

Однако пределы административного контроля, надо полагать, находились в прямой зависимости от границ оседлости населения. Деревня Кошар являлась самым северным из селений Алатской до­роги, упомянутых в писцовой книге 1602-1603 годов. Населенные пункты будущей Мамсинской волости в ней вообще не фигуриру­ют. Это может быть следствием специфики самого источника, ко­торый описывал конкретную территорию, и северные регионы За- казанья туда просто не попали. Однако более вероятным объясне­нием является то, что земли севернее дер. Кошар еще не были ос­воены. Писцовое описание 1602-1603 годов, как и любое другое описание, преследовало сугубо практические цели - разграничение земельных владений и учет населения для определения потенци­альных налогоплательщиков. Если бы к северу от дер. Кошар суще­ствовали другие деревни, этот факт, несомненно, стал бы известен И.Болтину, и эти селения, вместе с населявшими их людьми, также подверглись бы описанию.

Анализ имеющихся документальных источников показывает, что начало XVII столетия стало своеобразным рубежом в освоении северных районов Заказанья. И есть все основания считать, что именно писцовое описание 1602-1603 годов дало толчок к заселе­нию земель в бассейне р. Ашит, поскольку четко обозначило грани­цы уже заселенной территории и районы, пригодные для массовых земельных раздач.

То, что эти раздачи уже вскоре последовали, и охватили, в том числе, территорию будущей Мамсинской волости, свидетельству­ют документы, связанные с дер. Пичментау Арского района РТ. Это одно из наиболее ранних по времени основания селений Мам­синской волости, возникшее не позднее начала XVII столетия. В дореволюционных источниках оно, как правило, фигурирует под названием Старая Сердобряжка, однако в ходу были и другие на­именования. Например, в дозорных книгах Юрия Змеева, датиро­ванных 1614 годом, селение фигурирует как «починок на пустоши за Ашитом по обе стороны Сердю-вражка». Понятие «починок» в то время означало недавно возникший населенный пункт. О моло­дости селения говорит и тот факт, что на момент переписи в нем было всего «два двора ясашных». В то же время определение «по­чинок на пустоши» означает, что населенный пункт возник на месте другого селения, по каким-то причинам покинутого жите­лями (запустевшего). В преданиях, бытующих в данной части Ар­ского района, неизменно упоминаются марийцы как первые жите­ли этих мест. В связи с чем, можно предположить, что марийское поселение на месте дер. Пичментау могло запустеть в результате третьей черемисской войны 1581-1585 годов, вызвавшей значи­тельные миграции марийского населения, или даже раньше.

Жителями «починка на пустоши за Ашитом» были «ясашные чюваши». Следует отметить, что в реалиях XVI-XVII вв. понятие «чюваши» указывало не на этническую, а на социальную принад­лежность. Так называлось тяглое население Казанского края, пла­тившее ясак государству за право пользования землей. В Заказанье под «чювашами» подразумевались ясачные татары, а на правобере­жье Волги, в так называемой Горной стороне, ими могли быть как татары, так и этнические чуваши. Своеобразным социальным про­тивовесом «ясашным чювашам» являлись «служилые татары», ко­торые ясака не платили и наделялись землей взамен воинской (реже дипломатической) службы. Между этими двумя категориями посто­янно возникали земельные споры, инициаторами которых в боль­шинстве случаев являлись служилые татары.

Один из таких конфликтов, тянувшихся многие годы, имел ме­сто в дер. Пичментау и был связан со служилыми татарами Саба- каевыми. На разных стадиях земельных споров в них втягивались жители окрестных селений. Благодаря этому, в частности, в доку­ментальных источниках впервые упоминаются дер. Старый Кинер и еще целый ряд селений Заказанья. Родоначальником рода Сабакае- вых, который обосновался в дер. Пичментау, был служилый тата­рин Сабакай Ногаев. В 1616 году ему были пожалованы поместные наделы в деревнях Узюм, Чюваш, Пустошь Азияс, Пустошь Хозя- шевская, прежним владельцем которых был служилый татарин Че- мейко Ишеев. Сам Ишеев получил их в 1612 г., однако в 1616 г. был обвинен в «измене», т.е. и выслан в Москву. Возможно, под «изме­ной» подразумевалось участие в восстании 1615-1616 гг. под пред­водительством Е.Шугурова. Поместья Ишеева были конфискованы и переданы С.Ногаеву, скорее всего, за отличие в подавлении упо­мянутого восстания.

В 1627 г. Ногаев увеличил свои владения за счет земель, пожа­лованных ему в «Починке Сюрда», - еще одном старинном назва­нии дер. Пичментау. Общий размер земельных владений в селении составил 210 четвертей (по 70 четвертей в трех полях). В 1634 году, вероятно, уже после смерти Сабакая Ногаева, поместья были пере­даны его пятерым сыновьям: Кебяку, Кубяку, Уразмамету, Келма- мету и Абдулу Сабакаевым. Земли для «прокормления» им явно не хватало, поэтому братья попытались увеличить свои владения за счет вытеснения из селения «ясашных чюваш». По свидетельству источников, на рубеже 1630-1640-х гг. они «выслали ис тое деревни «ясашную чювашу» Агишка Кудайбахтыева да Полатка Няпикова да Ятычка», захватив принадлежавшие тем пашенные ясачные зем­ли и сенные покосы. Аналогичным образом они пытались выжить из Починка Сюрда «ясашного чюваша» Чемея Чепаева, который в 1642 году пожаловался в Казань на их противоправные действия.

Для разбирательства дела в Сюрду послали из Казани служилого человека Богдана Глухова, который должен был выяснить у жителей окрестных деревень: кому действительно принадлежала земля в дан­ном селении, на каком основании Сабакаевы притесняли Чемея Че- паева, а до него других чувашей, а также насколько давно они вла­деют пашенной ясачной землей. Опросив в общей сложности 91 че­ловека, Глухов выяснил, что земля в Починке Сюрда издавна была ясачная. Владели ею «ясашные чюваши» еще в Смутное время, в эпоху правления в Казани дьяка Никанора Шульгина, поэтому захват их земель Сабакаевыми был осуществлен незаконно. Незаконным было и то, что «чювашенина Чемейка Чепаева служилой татарин Ке- бечко Сабакаев з братьями ис Починка Сюрди вон высылают, жити ему, Чемейку, в том починке с собой вместе не велят».

Рассмотрев факты, собранные Б. Глуховым, казанские воеводы М.М. Темкин-Ростовский и С.Л. Хрущев приказали «чювашенину Чремышку Чепаеву ясашною своею землею и сенными покосы в починке по речке Сюрде владеть против дозорных книг Юрия Змеева 122-го (1614) году по прежнему». Земельные же владения братьев Сабакаевых предписывалось привести к тем размерам, ка­кие были определены в 1627 году при пожаловании их отца, т.е. 210 четвертей в 3 полях. Излишки, возникшие в результате насильст­венного изъятия земельных угодий у «ясашных чювашей», предпи­сывалось «отписать на государя». В том же 1642 г. передел земли был осуществлен, и братьям Сабакаевым пришлось довольство­ваться отцовским наделом, в распоряжении которым у них вскоре возникли внутрисемейные распри. 22 апреля 1643 г. Ко(у)бяк и Уразмамет Сабакаевы «били челом государю», прося отмежевать их старшему брату Кебеку часть от общего владения. Объясняли они это тем, что Кебек Сабакаев, будучи «не верстан», не ездит в служ­бу, но полностью распоряжается отцовским поместьем, запрещая братьям пахать пашню. В случае удовлетворения прошения млад­ших братьев на долю Кебека из 70 четвертей совместного надела пришлось бы всего 14 четвертей.

Для разбора челобитной в «Починок Сюрду-вражка» направили казанца Ефима Скрыпицына. Когда в сопровождении свидетелей он прибыл в деревню, выяснилось, что Сабакаевы уже договори­лись между собой и заявили, что со своим «большим братом Кебеч- ком в том земляном деле мирны». Е.Скрыпицыну не оставалось ни­чего другого как в присутствии свидетелей измерить в селении по­местную и ясачную землю, отмежевав их друг от друга. При этом обнаружились излишки в 80 четвертей земли сверх наделов, числя­щихся за Сабакаевыми и Ч.Чепаевым, которые были отписаны на «государя», т.е. в казну.

В описываемой ситуации для нас особенно важно то обстоятель­ство, что в связи с размежеванием земель в Починке Сюрда впервые в документальных источниках появляется упоминание об ясачной деревне Кинер (ныне дер. Старый Кинер Арского р-на), земли кото­рой граничили с наделом «ясашного чювашина» Чемея Чепаева. Бо­лее того, до нас дошли имена жителей деревни, присутствовавших в качестве свидетелей при процедуре размежевания земель. Это были ясачные чуваши Чимбулатка Айгильдин, Кугушка Агышев, Акбу- латко Аманлыков, Янмаметко Кусюков, Акбулатко Бигилдин, Той- гильдейко Агышев, Тохтарко Баишев, Янбайхтейко Амынлыков, Ишейко Тансарин и Ишейко Яметев. Результаты размежевания зе­мельных наделов Е.Скрыпицын 5 мая 1643 года зафиксировал в осо­бых «отдельных книгах», оригинал которых хранится в Москве, в Российском государственном архиве древних актов.

Из этого источника и были заимствованы все вышеприведен­ные факты из ранней истории деревень Пичментау и Старый Кинер. Они позволяют сделать предварительные выводы о времени осно­вания этих селений, хотя и весьма условные. Так, можно со всей определенностью утверждать, что ясачная деревня Кинер (Старый Кинер), упоминаемая в отдельных книгах Е. Скрыпицына, возникла значительно раньше 1642-1643 годов. На это указывает тот факт, что в источнике она фигурирует как деревня, а не как Починок Ки­нер, что указывало бы на ее недавнее образование. На момент ме­жевания селение уже было довольно большим. Каждый из 10 жите­лей деревни, выступавших в роли свидетелей при размежевании владений братьев Сабакаевых, вероятно, представлял отдельный

двор. Соответственно, дворов или ясаков (налогооблагаемых еди­ниц) в деревне тоже было не менее 10.

Что касается дер. Пичментау, в отдельных книгах Е. Скрыпи- цына говорится, что она существовала уже в Смутное время при дьяке Никаноре Шульгине, который был фактическим правителем Казани в 1611-1613 годах. Дозорные книги Юрия Змеева 1614 года лишь документально подтвердили факт существования селения. Таким образом, есть все основания полагать, что дер. Пичментау образовалась в период между писцовым описанием 1602-1603 го­дов и 1611 годом.

Спустя десять лет после событий 1643 года деревни Пичментау и Старый Кинер встречаются в Писцовой книге Алатской дороги 1653 года С.Волынского. О дер. Пичментау в ней говорится сле­дующее: «Деревня, что был починок Сюрдю Врашки, Псмен тож на речке Сюрдю за служилыми татарами в поместье за Кебечком да Кубячком да за Уразмаметком, да за Кельмаметком Сабакаевыми, да за племянники их родными за Абдулковыми детьми Сабакаева ж - за Иштеречком да Ишейком». Этот небольшой отрывок содер­жит в себе немало ценной информации. Из него можно сделать вы­вод, что дер. Пичментау по-прежнему оставалась в общем семейном владении Сабакаевых. Более того, число владельцев увеличилось, так как вместо умершего Абдула Сабакаева в их число вошли его сыновья Иштеряк и Ишей. Изменился и статус поселения: вместо починка оно стало именоваться деревней. Выражение же «Псмен тож» свидетельствует о том, что в обиход уже вошло название Пичментау, слегка искаженное русскими писцами. Из той же пере­писной книги 1653 года узнаем, что земли в размере 51 десятины, отписанные в 1643 году в казну у братьев Сабакаевых, по-прежнему оставались пустыми и граничили с одной стороны с пашенными полевыми землями ясачной деревни Кинер.

Отличительной чертой земельных споров в России было то, что они могли длиться десятилетиями. О новом витке многолетней тяжбы между служилыми татарами Сабакаевыми и их соседями, «ясашными чювашами», сообщает книга «розыска» Василия Козло­ва «О земле спорной, у служилых татар, Кобяка Сабакова с братья­ми, и ясачных чуваш Чемека Чепаева с товарищами, по Алатской дороге в деревне Сюрдю-Врашке», хранящаяся в РГАДА. Из ис­точника, датированного 1672 годом, следует, что ясачным татарам дер. Кинер во главе с Чемеком Чепаевым (к тому времени он уже числился не в дер. Сюрду-Вражек, а в Кинере) удалось каким-то образом захватить часть поместья Сабакаевых. Возможно, это слу­чилось во время нахождения братьев на военной службе.

Ясачные татары даже смогли узаконить захват земель, выдав их за вновь очищенные от леса участки. Отвод производил князь Борис Болховской, не заметивший подлога. Однако в 1672 году по жалобе Кобяка Собакаева в дер. Сюрду-Вражек выехал казанец Василий Коз­лов. Он нашел очевидцев событий 1643 и 1653 годов, которые под­твердили, что вначале Ефим Скрыпицын, а затем Семен Волынский, отмежевали поместный надел братьев Сабакаевых в размере 210 чет­вертей в трех полях, от земель ясачных чувашей дер. Кинер. Участки были измерены заново, и земля, принадлежавшая Сабакаевым, воз­вращена владельцам. Таким образом, можно говорить о повторении ситуации 1643 года, только на этот раз в роли захватчиков земельных угодий выступили ясачные чуваши. Примечательно также, что спустя три десятилетия были живы основные действующие лица этой исто­рии: Кобяк Собаков (Сабакаев) и Чемек (Чемей) Чепаев.

К сожалению, другие документальные источники, столь де­тально рисующие социально-экономическую жизнь селений Мам- синской и Больше-Менгерской волостей в XVII столетии, пока не обнаружены. Материалы же писцовых описаний обширных терри­торий, в частности, уже упоминавшаяся писцовая книга С.Волын- ского, не могут в полной мере заменить документы, посвященные конкретным селениям.

Писцовые описания дают некую стандартизированную картину реальной жизни, поскольку, следуя изначально заданным парамет­рам, описывают лишь те стороны жизни населения, в фиксации ко­торых было заинтересовано государство. Вместе с тем, только они дают наглядное представление о глобальных изменениях, происхо­дивших в тех или иных регионах в разные отрезки времени. Срав­нение писцовых описаний конкретных территорий, разделенных между собой несколькими десятилетиями, дает ценную информа­цию для анализа и умозаключений.

Описание селений Алатской дороги производилось С.Волын- ским в 1653 году. С описанием, произведенным И. Болтиным, их разделяет ровно полстолетия. За это время в северной части Заказа- нья, на территории будущих Мамсинской и Больше-Менгерской волостей, произошли большие изменения. Эти земли переживали стадию активного хозяйственно-экономического освоения. Появи­лись новые селения, которые располагались не только на берегах рек, что было типично для прежних лет, но и на водоразделах. С другой стороны, шел процесс оживления пустошей и укрупнения уже существующих поселений.

Помимо известных по писцовой книге И. Болтина деревень Кошар, Старый Менгер и Новый Менгер на территории будущей Больше-Менгерской волости упоминаются: «деревня ново стала по речке Мокше», которая идентифицируется с современной деревней Мокша Арского района. Здесь же фигурируют «ясачная деревня Мендюш» (ныне дер. Мендюш) и «сельцо, что была пустошь Киш- кар» (дер. Кшкар), принадлежавшее служилым татарам Янбаевым.

На территории будущей Мамсинской волости, упомянуты уже известные нам дер. Сюрдю-Врашка (Пичментау) и Кинер (Старый Кинер), другие населенные пункты не зафиксированы. В то же вре­мя в непосредственной близости от Пичментау, ниже по течению р. Ашит и на ее притоках появились деревни, не упоминавшиеся в писцовой книге 1602-1603 годов. К северо-западу возникла «дерев­ня Уры на речке Уры», позднее носившая название Служилая Ура (ныне дер. Нижняя Ура Арского р-на РТ), помещиками которой яв­лялись представители рода князей Хозесеитовых, а также служилые татары Мурзагильдей Маметев, Ямей Байсеитов, Кайбулат Кудея- ров. Юго-западнее Пичментау образовались ясачные деревни Узюм и «Куллар Кискенешево тож» (ныне деревни Старый Узюм и Таш- Чишма Атнинского р-на РТ).

Может возникнуть вопрос - почему в писцовом описании С. Волынского, проходившем в 1653 году, не упомянуты селения к востоку и северо-востоку от Кинера, который выступает крайней северо-восточной точкой описания? Вероятнее всего, это связано с объектом описания. Задачей С. Волынского было дать объективную картину состояния служилого землевладения, как русского, так и татарского. В связи с этим в писцовой книге 1653 года учитывались лишь селения служилых татар. В северо-восточной части Заказанья граница распространения татарского служилого землевладения в начале 1650-х годов проходила по линии дер. Ура - дер. Сюрда- Вражек. Восточнее и севернее этих населенных пунктов селений служилых татар на тот момент еще не было.

Подобная направленность источника обусловила выборочный характер информации об ясачных селениях. В писцовой книге С. Волынского упоминаются лишь те деревни «ясашных чюваш», в которых имелись участки земли, принадлежавшие служилым тата­рам. Также переписчики были вынуждены учитывать ясачные селе­ния, чьи жители имели земельные споры со служилыми татарами, как это было в случае дер. Кинер. Таким образом, на территории будущей Мамсинской волости уже могли существовать селения ясачных татар (в т.ч. Старый Ашит, Мамся и Ташкичу), но они по определению не попадали в описание 1653 года.

Логика развития событий показывает, что писцовое описание С. Волынского, проходившее в Казанском уезде в 1647-1656 годах, как и описание И. Болтина 1602-1603 годов, стало одним из важных факторов последующего хозяйственно-экономического освоения края. Изменения, происходившие во второй половине XVII столе­тия, получили отражение в писцовых книгах 1680-х годов. К сожа­лению, землемерные работы в трех из пяти даруг Казанского уезда не были проведены в полном объеме. В частности, на территории Алатской дороги писцы, работавшие в 1685 году под руководством стольника В.С. Большого Сытина и подъячего Н. Шепелева, описа­ли лишь 21 селение в окрестностях Казани. Для сравнения, в начале 1650-х годов писец С. Волынский с командой побывали в 153 жи­лых и пустых селениях. Таким образом, восстановить реальную картину процесса заселения территории Мамсинской и Больше- Менгерской волостей во второй половине XVII столетия чрезвы­чайно сложно, и проведение подобного исследования остается зада­чей на будущее.

Эпиграфические памятники селений

Мамсинской и Больше - Менгерской волостей

А.М.Гайнутдинов

Немым свидетелем древней истории Заказанья являются эпигра­фические памятники разных эпох, рассеянные по территории края. В условиях, когда основная масса средневековых татарских письмен­ных источников оказалась утрачена, тексты эпитафий, сохранивших­ся на каменных надгробиях, приобретают особую ценность. Не слу­чайно исследователи в разное время проявляли интерес к этим па­мятникам. Упоминания о камнях, выявленных на территории Заказа­нья, можно обнаружить в трудах А. Рахима, Г.Юсупова, Ф. Хаким - зянова, М. Ахметзянова. Предметом их внимания в основном явля­лись памятники периода Золотой Орды и эпохи Казанского ханства. Вместе с тем значительное число арабографичных надгробий XIX - начала XX столетия до сих пор оставались вне поля зрения исследо­вателей. Между тем, именно в этот период Заказанье переживало экономический и духовный подъем, дало татарскому народу целую плеяду блестящих предпринимателей и религиозных деятелей.

Большие усилия в преодолении сложившейся ситуации пред­принимает Институт истории им. Ш.Марджани Академии наук Рес­публики Татарстан. Его сотрудниками были проведены полевые экспедиции на территории Арского района, в ходе которых фрон­тально обследовались кладбища населенных пунктов Старый Ашит, Старый Кинер, Новый Кинер, Мамся и Ташкичу, ранее входивших в состав Больше-Менгерской и Мамсинской волостей Казанского уезда Казанской губернии. В процессе работы было выявлено большое количество эпиграфических памятников, содержащих цен­ные сведения по истории указанных селений. В настоящем очерке рассматриваются арабографичные памятники, установленные до 1939 года, т.е. до перевода татарского языка на кириллицу, когда еще сохранялись традиции, связанные с установкой мусульманских надгробий и их оформлением.

В таблице, представленной ниже, дана разбивка памятников по разным историческим периодам. Эти данные весьма показательны, так как наличие каменных надгробий говорит о материальном благо­состоянии, духовном развитии, религиозности и грамотности жите­лей конкретного селения. Памятники из камня ставили в основном представители духовенства и высших слоев общества, так как их из­готовление обходилось очень дорого. Один камень по цене равнялся стоимости лошади, а за более изящные и красивые памятники прихо­дилось отдавать стоимость нескольких лошадей. Поэтому простые крестьяне в лучшем случае могли рассчитывать на установку после смерти необработанного природного камня без надписи.

   

 

Данные, приведенные в таблице 1, позволяют, даже без анализа содержания надписей на памятниках, сделать некоторые предвари­тельные выводы:

1. Среди пяти рассматриваемых селений наибольшее число эпиграфических памятников сохранилось в Новом Кинере (152) и Старом Ашите (114). Значительная разница с другими деревнями обусловлена объективными факторами. Так, Новый Кинер до рево­люции являлся волостным центром, где концентрировались мест­ные органы управления. Соответственно, в Старом Ашите распола­гался крупный базар, куда по четвергам до 1930-х годов съезжались жители окрестных селений. Таким образом, оба селения являлись местом притяжения, в том числе для проживания состоятельных людей, которые могли позволить себе установку каменных надгро­бий для членов семей.
2. Наиболее ранние эпиграфические памятники (XIV-XVII вв.) сохранились в Старом Ашите. Тем самым подтверждается инфор­мация других источников, указывающих на особый статус населен­ного пункта. Старый Ашит являлся «Материнским селением» для других деревень Ашитского джиена и в целом одним из наиболее древних татарских поселений Заказанья.
3. Тотальное отсутствие каменных надгробий XVIII столетия на кладбищах Старого Ашита, Старого Кинера, Нового Кинера, Мамси и Ташкичу со всей определенностью указывает на тяжелое матери­альное положение татарского населения региона, в котором оно ока­залось вследствие реформ Петра I и политики христианизации, про­водимой императрицей Елизаветой Петровной в 1740-1750-х годах.

5. Установка каменных надгробий получила широкое распро­странение лишь во второй половине XIX столетия. В этом усматри­вается прямая связь с буржуазными реформами 1860-х годов, кото­рые стимулировали предпринимательскую активность татар, спо­собствовали образованию среди них зажиточной прослойки, повы­шению общей грамотности татарского населения.

4. Наиболее активно надмогильные памятники устанавливались в 1900-1910-х годах. Начиная с 1920-х годов число надгробий, вы­полненных в мусульманских традициях, начинает снижаться вслед­ствие обеднения населения в результате Первой мировой войны,

Гражданской войны, голода 1921-1922 годов, а также распростране­ния коммунистической идеологии. В 1930-е годы их счет уже идет на единицы. Дополнительные подсчеты показывают, что из 48 памятни­ков 1921-1939 годов лишь 6 были установлены с 1930 по 1939 год.

Прежде чем перейти к детальному описанию кладбищ Старого Ашита, Старого Кинера, Нового Кинера, Мамси и Ташкичу, необ­ходимо указать на ряд общих моментов, характерных для всех упо­мянутых селений. Во-первых, обращает на себя внимание местопо­ложение кладбищ, которые в прошлом, как правило, располагались к югу и юго-востоку от деревень. В Старом Ашите, Старом Кинере и Мамсе ситуация не изменилась и в наши дни. Что касается клад­бищ в Ташкичу и Новом Кинере, они со временем из-за постепен­ного расширения границ населенных пунктов оказались внутри сельских поселений. Кроме того, в XIX столетии в дер. Новый Ки­нер образовалось несколько махаллей, каждая из которых обзаве­лась отдельным кладбищем. Тем не менее, самое древнее кладбище деревни располагалось на ее юго-восточной или южной окраине.

Материал для изготовления надгробных камней жители выше­указанных селений брали из карьеров сел Параньга и Новый Торъял (ныне Республика Марий Эл). До сих пор местные старожилы пом­нят, что в старину надмогильные плиты называли «Бэрэцге ташла- ры» («Камни Параньги»). Камни, добытые в тех краях, отличались пластичностью, эластичностью и достаточно легко поддавались об­работке. Памятники, изготовленные из них, отличаются небольши­ми размерами, небольшой толщиной и полукруглым верхом. Такие надмогильные плиты встречаются практически на всех кладбищах севера Татарстана, и чем дальше к югу, тем реже они попадаются. Помимо параньгинских камней на кладбищах Заказанья можно встретить памятники, привезенные из Средней Азии и Оренбург­ского края, где проживали искусные мастера-резчики. Однако они представлены, как правило, единичными экземплярами, поскольку потянуть их стоимость мог лишь ограниченный круг лиц.

Сам процесс изготовления каменных надгробий был непростым и требовал много сил, терпения и трудолюбия. Поэтому для обра­ботки отбирали недавно добытые и еще влажные камни. Если в процессе изготовления камень затвердевал, его помещали в воду, и он снова становился пригодным для резьбы. Технология обработки была стандартной. Камень сначала пилили пилой, придавая ему форму, затем с помощью пера, трафаретов и специальных инстру­ментов начинали писать и украшать орнаментами.

В процессе изучения эпиграфических памятников были уста­новлены имена некоторых мастеров-резчиков, чьи изделия находят­ся на сельских кладбищах Заказанья - Фидай (дер. Старый Ашыт), мулла Вафа (дер. Старый Кинер), Зариф (дер. Мамся). В основном, именно у них заказывало памятники местное население. Росписи этих мастеров или именные знаки обычно помещались в конце тек­ста или на оборотной стороне камней. К сожалению, многие резчи­ки не оставляли своих автографов, поэтому их имена остаются не­известными.

Еще один значимый факт, установленный при исследовании сельских кладбищ, - наличие в них захоронений выходцев из дру­гих деревень. Например, в дер. Старый Ашит были обнаружены мо­гилы уроженцев дер. Пичментау (Арский р-н), дер. Нижняя Береске (Атнинский р-н), дер. Каракуль (Высокогорский р-н), с. Параньга (Параньгинский р-н Республики Марий Эл). На кладбище дер. Таш- кичу выявлены захоронения бывших жителей деревень Старый Ашит, Ишнарат и Кысна Арского района, дер. Большие Яки Зеле­нодольского района. В дер. Новый Кинер есть могилы выходцев из дер. Куллар (ныне с. Кзыл-Яр Арского р-на) и уже упоминавшегося села Параньга. Встретилась вообще уникальная ситуация, когда младенец родился в дер. Янгулово (ныне Балтасинский р-н РТ), умер в дер. Ципья этого же района, но был похоронен почему-то в дер. Старый Ашит.

Подобные факты свидетельствуют, что у пяти рассматриваемых населенных пунктов были родственные связи, бытовые и деловые от­ношения не только с соседними, но и отдаленными селениями, в том числе с татарскими деревнями, расположенными на территории Рес­публики Марий Эл. Вероятно, совокупность различных жизненных обстоятельств, а также объективных факторов, привлекала в Старый Ашит, Старый Кинер, Новый Кинер, Мамся и Ташкичу выходцев из других селений, которые оставались здесь на постоянное жительство.

Старый Ашит. Деревня Старый Ашит считается самым древ­ним селением на реке Ашит, от которой и происходит его назва­ние. Ф. Гарипова, исследуя этимологию слова Ашит (по-татарски «Ашыт»), пришла к выводу, что оно тюркского происхождения и связано с племенем «ашина» («волк»). Известно несколько назва­ний селения, бытовавших в разное время: Иске Ашыт, Олы Ашыт, Пустошь Шатуловка, Пустошь Ашыт иле, Базарлы Ашыт. До об­разования в 1920 году ТАССР дер. Старый Ашит входила в Больше- Менгерскую волость Казанского уезда Казанской губернии, однако исторически и экономически была тесно связана с селениями Мам- синской волости того же уезда.

По свидетельству Ш. Марджани, деревня несколько раз меня­ла свое местоположение: сначала находилась на реке Шахкул, за­тем на реке Кучма, пока не обосновалась на том месте, где сейчас расположена. Историю этих переселений народные предания связывают с основателем деревни по имени Шахкул-баба. По­селившись на одном месте, спустя некоторое время он нашел род­ник «КYчмэ чишмэсе» и решил переселиться поближе к нему. Позднее Шахкул-баба нашел родник «Салават чишмэсе» и вновь поменял место жительства. Это предание записал в июле 1973 г. известный археограф М.И. Ахметзянов со слов старожилов дер. Пичментау. Откуда был родом Шахкул-баба неизвестно. Счита­ется, что некоторые семьи переселились в Старый Ашит из Горной стороны современного Татарстана. В настоящее время в деревне еще встречаются их потомки.

В пользу того, что дер. Старый Ашит неоднократно меняла свое местоположение, говорит наличие в селении старого и нового кладбищ. Сотрудниками отдела историко-культурного наследия народов РТ Института истории им. Ш.Марджани АН РТ было про­ведено фронтальное обследование этих кладбищ на предмет выяв­ления исторических захоронений, а также сбора эпиграфических материалов, содержащих информацию по ранней истории татарских селений Заказанья.

Старое кладбище находится к западу от деревни на лугу. Оно уже давно не действует, заброшено и не огорожено. Там пасется скот, что считается недопустимым по народным поверьям. На сего­дняшний день на кладбище сохранились 4 эпиграфических памят­ника. Один из них относится к периоду Казанского ханства и уста­новлен на могиле неизвестной женщины, умершей в 940 г. по хидж­ре (1533-1534 гг.). К сожалению, сохранилась лишь средняя часть надмогильного камня размерами 130х43х19 см. Остальные фраг­менты утрачены.

Второй эпиграфический памятник, датируемый XVI-XVII вв., также представлен лишь одним большим фрагментом размерами 124х48х19 см. Надписи на нем сильно повреждены, из-за чего не­возможно атрибутировать и узнать точную дату смерти человека, которому установлен камень.

Помимо указанных памятников на кладбище когда-то находи­лись еще 2 древние надмогильные плиты. В 1907 г. богач из дер. Старый Ашит Гатаулла Хасанов (1862 - 1927) установил на месте разрушившихся к тому времени надгробий новые камни, о чем упоминается в эпитафиях на них. В настоящее время эти памятники также находятся в полуразрушенном состоянии. По рассказам ме­стных жителей, под каким-то из камней был похоронен человек по имени Кадер или Каим. На одной из надмогильных плит, установ­ленных Г. Хасановым, можно прочитать слова «Хэлил гыялы», что в переводе на русский язык означает «жена Халила». Размеры этих двух эпиграфических памятников: 107х33х12 см и 113х36х12 см.

В середине ХХ в. видный эпиграфист Г. Юсупов выявил на древнем кладбище Старого Ашита два памятника, относящихся к эпохе Золотой Орды. К сожалению, до нашего времени они не дош­ли. Возможно, этими памятниками являются два каменных фраг­мента, обнаруженные сотрудниками отдела историко-культурного наследия народов РТ Института истории им. Ш.Марджани АН РТ во время эпиграфических экспедиций в Арском районе. Размеры фрагментов: 75х54х18 см и 113х36х12 см, они не содержат каких- либо надписей. По мнению Г. Юсупова, один из двух камней был установлен на могиле Туктара сына Джалура, который умер в 758 г. по хиджре (1357 г.). Примечательно, что языковед Ф. Хакимзянов прочитал имя на камне совсем по-другому: Рамазан сын Хальму- ша. Таким образом, остается загадкой, кто там похоронен: Туктар сын Джалура или Рамазан сын Хальмуша.

Второй памятник золотоордынского периода, установленный на могиле Салиха сына Тутая, относился к VIII в. по хиджре (Х1У в.). Помимо этих надмогильных плит, в 1947 г. Г. Юсуповым были обнаружены еще два памятника той же эпохи, которые уже тогда оказались нечитаемы. Один из них находился на том же клад­бище под землей, второй примерно в 0,5 км к югу от древнего клад­бища, называемого «Ялгыз каен зираты» («Кладбище с одинокой березой»). По местным преданиям, этот камень был установлен ха­ном на могиле своей дочери.

Таким образом, эпиграфические памятники, сохранившиеся в окрестностях Старого Ашита, свидетельствуют о бесспорной древ­ности селения. Время его основания можно с уверенностью отнести к периоду Казанского ханства, не исключая того, что это могло слу­читься еще раньше, в эпоху Золотой Орды.

На другом, более позднем кладбище дер. Старый Ашит сохра­нились 108 эпиграфических памятников, 35 из которых относятся к XIX в., остальные к началу ХХ в. Самым ранним памятником сле­довало бы считать надмогильный камень, установленный на могиле Хайруллы сына Захидуллы, умершего в 1835 г. Однако этот камень был изготовлен намного позже, в конце XIX - начале ХХ вв. По­этому наиболее древними из сохранившихся надгробий являются памятники, установленные на захоронениях Мухаммадсадыйка сы­на Мухаммадъюсуфа и Мухаммадвали сына Мухаммадъюсуфа, умерших в 1869 г.

Среди памятников, сохранившихся на деревенском зирате, можно выделить надмогильные камни муллы Габдулгали сына муллы Габдулбасыйра, умершего в 1915 г., и его сына Габдел- бэдига, умершего в 1910 г. Габдулгали хазрат был троюродным братом выдающегося ученого-просветителя Ш.Марджани. Родо­словная муллы Габдулгали выглядит следующим образом: Габдул- гали бин Габдулбасыйр бин Габдуннасыйр бин Сайфульмулюк бин Музаффар бин Муртаза бин Гали бин Юсуф. Он родился в 1840 г., сначала был имам-хатыбом первой мечети дер. Старый Ашыт, а с 1882 г. служил во второй мечети этого же села.

К сожалению, не сохранилась надмогильная плита родного деда Ш. Марджани - муллы Габдуннасыйра бин Сайфульмулюка . Он был родом из дер. Чукалы Симбирского уезда, долгое время (с 1792 г.) работал имамом-мударрисом в дер. Старый Ашит. Ш. Марджани так описывает своего деда: «Он был известен силь­ной богобоязненностью, аскетизмом, знанием исламского права.

Его вероубеждение было правильным, имел чистое сердце. Старал­ся, чтобы его поведение и все дела соответствовали шариату и Сун­не пророка. Одежда его была скромной, как и его жизнь. Никого не боялся, всегда говорил правду, в своем поклонении Богу придержи­вался разных мазхабов (мусульманских правовых школ)». Габден- насыйр хазрат умер в 1833 г. в возрасте 75 лет. Его родословная, приводимая со слов самого Ш. Марджани, выглядит следующим образом: Габденнасыйр бин Сайфельмулюк бин Музаффар бин Муртаза бин Гали бин Юсуф.

Бабушка Марджани Бибимахбуба (ее мать из рода мурз дер. Старый Менгер - Зубайда бинте Гашур бин Мухаммад бин Ясни бин Утай) умерла в 1258 (1843) г. и тоже была похоронена в Старом Ашите. Здесь же похоронен дядя мелла Габдерракиб (умер в 1282 (1865) г.) сын Габденнасыйра . Таким образом семья Ш.Марджани в нескольких поколениях была связана с дер. Старый Ашит.

Особняком от других захоронений дер. Старый Ашит стоит мо­гила жителя деревни по имени Макалай бин Суфи. Она находится на берегу Ашита, чуть выше моста через реку. По местным преда­ниям, Макалай обладал невероятной физической силой, однако в результате конфликта с баями дер. Кшкар был убит в 1756 году по

74

их приказу .

Старый Кинер. Согласно народным преданиям, дер. Старый Кинер основал человек по имени Исанкул, который пришел сюда вместе с девятью сыновьями из дер. Кошар (по другим преданиям, из дер. Береске). Однако документальные материалы не подтвер­ждают основание Старого Кинера Исанкулом. Его родословная полностью относится только к истории деревни Мамся.

На деревенском кладбище сохранились 34 эпиграфических па­мятника, 6 из которых относятся к XIX в., остальные к началу ХХ столетия. Самым древним из них является памяник, установленный на могиле Мухаммадрахима Бикчантаева, умершего в 1885 г. Захо­ронений известных людей на кладбище не выявлено.

Мамся. На кладбище дер. Мамся сохранились 36 эпиграфиче­ских памятников, 6 из которых относятся к XIX в., остальные к на­чалу ХХ столетия. Самым древним памятником можно было бы считать надмогильный камень Шахиахмаду сыну Салимджана, умершему в 1804 г., однако данный камень был изготовлен намного позже - в конце XIX - начале ХХ вв. Поэтому самым древним эпи­графическим памятником на деревенском кладбище является ка­мень, установленный на могиле Бикмухаммада сына Бикбауа, скон­чавшегося в 1873 г.

Среди прочих захоронений обращает на себя внимание памят­ник на могиле муллы Шарафутдина Фахрутдинова (1837-1919). Он был родом из дер. Малый Ашняк (ныне Рыбно-Слободский р-н РТ) и утвержден имамом дер. Мамся 28 ноября 1869 г.

Ташкичу. В официальных документах дореволюционного пе­риода и метрических книгах обычно употреблялось другое название деревни - Кудайкулова Пустошь (по-татарски Ходайкол). В Ташкичу было два кладбища. Согласно Ш.Марджани, старое кладбище распо­лагалось у р. Ашит по направлению к дер. Старый Ашит. Нам из­вестны имена некоторых людей, как правило, священнослужителей, похороненных на этом кладбище: Габдельбаки муадзин (отец меллы Яхьи), Давлетша бин Иштиряк бин Туйхуджа, Иштиряк бин Туйхуд- жа, Муса бин Гали бин Абубакр, Муса бин Биккул (ум. в 1795 г.).

Новое кладбище расположено непосредственно на окраине де­ревни. Со слов Ш.Марджани, первым человеком, которого там похо­ронили, был шакирд-инвалид, вторым - внучка меллы Габдель- хакима, умершая в детстве, третьим - сам мелла Габдельхаким бин Габбас, который родился в дер. Балтаси и служил некоторое время в дер. Ташкичу имамом. Марджани упоминает и других людей, упоко­ившихся на этом кладбище: это его отец (мелла Бахаутдин бин Суб- хан) и мать (Бибихубайба дочь Габденнасыйра), мелла Габдессалям бин Габдрахман, Бибихадича дочь хаджи Мухаммада бин Хусаина (ум. в 1814) г.), Насыйбулла бин Фатхулла бин Яхья бин Габдельбаки (ум. В 1869) г.), Фатхулла бин Яхья бин Габдельбаки, Яхья бин Габ­дельбаки, Фаез бин Гадель бин Абубакр (ум. в 1824 г.). Могилы не­которых названных людей, к сожалению, уже утрачены.

В результате исследования кладбища дер. Ташкичу, проведен­ного сотрудниками Института истории АН РТ, удалось выявить 32 арабографичных памятника, установленных до 1939 г. Из них 16 относятся к XIX в., остальные к 1-й трети ХХ столетия.

Самым древним из сохранившихся надгробий является памят­ник, установленный на могиле Сагиды Рафиковой, умершей в 1245 г. по хиджре (1829-1830 гг.). Наибольший интерес представ­ляют захоронения родственников Ш.Марджани, выросшего в Таш­кичу. Как уже отмечалось, на местном кладбище похоронены его родители: Бахаутдин сын Субхана (полное имя Бахаутдин бин Суб- хан бин Габдулкарим бин Габдуттауваб бин Габдулгани бин Габ- дулкутдус бин Ядаш бин Ядкар бин Гумар) и Хубайба дочь Габ- деннасыйра (Хубайба бинт Габдуннасыйр бин Сайфульлмулюк бин Музаффар бин Муртаза бин Гали бин Юсуф). Отец Марджани ро­дился в 1786-1787 гг. в дер. Большие Яки (ныне Зеленодольский р- н РТ) и умер в 1856 г., мать родилась в 1795 г., а умерла в 1823 г. в возрасте 28 лет во время родов. Им установлен общий камень раз­мерами 104х40х17 см.

На кладбище также сохранился памятник, установленный Галя- утдину Багаутдинову, умершему в 1908 г. Он является не только родным братом Ш. Марджани, но и отцом известного писателя, драматурга, журналиста, публициста, переводчика Махмута Галяу.

Среди других эпиграфических памятников стоит выделить надмогильный камень Бибиасмы - дочери муллы Ягкуба, умершей в 1896 г. Она являлась женой родного брата Ш. Марджани - Сад- рутдин хазрата, который долгое время служил в дер. Ташкичу имам-хатыбом. Родословная этой женщины выглядит следующим образом: Бибиасма бинт Яъкуб бин Яхъя бин Джагфар. Сам Сад- рутдин родился в дер. Ташкичу в 1826 г., умер здесь же в 1876 г.. Могила хазрата, к сожалению, утрачена, однако на кладбище со­хранился памятник на могиле его сына Габдулмуэмин хазрата (1868-1956), который тоже служил в Ташкичу имамом, получив назначение на эту должность в 1890 г.

Новый Кинер. В Новом Кинере имеются три кладбища. На первом и самом древнем, которое жители называют «Атау зираты» («Кладбище Атау»), к настоящему времени сохранились 85 эпигра­фических памятников. 38 из них относятся к XIX в., остальные к началу ХХ столетия. Самым древним памятником является надгро­бие на могиле Сайфуллы сына Файзуллы Булгари, умершего в 1822 г. Имеется также несколько надмогильных камней, датируе­мых 1850-ми гг.

Как и в других селениях, довольно большую часть захоронений с каменными надгробиями составляют могилы религиозных деяте­лей. Среди них удалось идентифицировать памятник ишану Габ- дуррашиду сыну Сагида сыну Ярмака, умершему в 1856 г. Он был

известен тем, что лечил людей с помощью мусульманских загово­ров и молитв. Сын Габдуррашида по имени Бахаутдин (ум. в 1903 г.) являлся купцом второй гильдии, его памятник также дошел до наших дней.

Среди других духовных деятелей, похороненных на кладбище, можно упомянуть династию имамов второй соборной мечети, слу­живших здесь в XIX столетии. На кладбище обнаружены памятники Мухаммадкамалу Ильясову, умершему в 1861 г. и его сыну Джала- лутдину (ум. в 1904 г.), вступившему в эту должность сразу после смерти отца. Отец Мухаммад-хазрата Ильяс также был муллой. Здесь же, на кладбище, находится захоронение Ахмадгалляма сына муллы Мухаммадъюнуса, который в 1880 г. был утвержден муадзи- ном второй мечети Нового Кинера.

На втором кладбище селения, которое находится возле ре­монтно-тракторной станции, сохранились 35 эпиграфических па­мятников. 7 из них относятся к XIX в., остальные к началу ХХ сто­летия. Самой ранней по времени установки является надмогильная плита Габдуннафигу Габдуссаттарову, умершему в 1866 г. Также относительно древним памятником является надгробный камень на могиле Габдулфаттаха Габдулхаликова, скончавшегося в 1874 г.

На третьем кладбище, известном как «Ямаш зираты» («Клад­бище Ямаша»), к настоящему времени сохранились 34 эпиграфиче­ских памятника. 12 из них относятся к концу XIX в., остальные к началу ХХ столетия. Самым древним памятником считается надмо­гильная плита, установленная на могиле Мухаммаджана Биккулова, умершего в 1887 г. На памятнике написано следующее: «Бу eчYнче мэхэллэ мазарына ЭYвэл куйылган радуле рэхмэти Мехэммэдж;ан Биккол углыньщ каберидур» («Это - могила первого человека, по­хороненного на кладбище третьей махалли - милостивого Мухам- мад^ана сына Биккула»). Эта надпись дает понять, что третье клад­бище основано в 1887 г., как и третья махалля.

ГЛАВА 11

Социально-экономическое развитие татарских
деревень Заказанья в XIX - начале ХХ вв.

Социальный состав
и демографическое развитие

Х.З.Багаутдинова

Для изучения формирования поселенческой структуры, соци­ального и демографического развития татарского населения Заказа­нья в конце XVIII - первой половине XIX веков особое значение имеют документы ревизий, проводившихся в Российской империи с 1719 года до конца 1850-х годов. Ревизские сказки показывают сложный социальный состав жителей селений Новый Кинер, Ста­рый Кинер, Ташкичу, Мамся и Старый Ашит. Несмотря на то, что к концу XVIII - началу XIX столетий в результате политики унифи­кации татарского служилого сословия прежние социальные марке­ры сельского населения региона приобрели условный характер, они продолжали фиксироваться в официальных статистических и фис­кально-учетных документах. Так, в материалах 5-8-й государствен­ных ревизий зафиксировано наличие в интересующих нас татарских деревнях представителей таких социальных групп, как лашманы, служилые и ясачные татары. При этом в разных селениях их соот­ношение было различным.

По данным 5-й ревизии (1795 г.), в Старом Ашите в 100 дво­рах проживало 600 служилых татар, в Старом Кинере в 21 дворах насчитывалось 142 служилых татарина. В Новом Кинере в 101 дворе числилось 660 служилых татар и в 1 дворе - 6 ясачных та­тар. В деревнях Мамся и Ташкичу, напротив, в основном прожи­вали ясачные татары: в первой - в 70 дворах 452 души мужского и женского пола, во второй - в 80 дворах 525 душ мужского и жен­

ского пола. Примечательно, что основателями этих деревень были служилые татары, выходцы из Старого Ашита и других татарских селений Заказанья. В частности, согласно Ш. Марджани, дер. Таш- кичу была основана около 1717 г. жителем дер. Старый Ашит Туй- хужой бин Туйкя.

В материалах 5-й государственной ревизии среди местных слу­жилых татар встречаются также лашманы. Представители этой ка­тегории населения с 1718 года выполняли повинность по рубке и вывозке к речным пристаням корабельного леса (дуб, мачтовая со­сна, ильм и др.). Этот лес в дальнейшем отправлялся на верфи Ка­зани, Астрахани и Санкт-Петербурга, где из него строились корабли для российского военно-морского флота. Основную часть лашманов составляли бывшие татарские мурзы и служилые татары, доля ясач­ных татар, как и представителей других нерусских народов (чува­шей и мордвы), была незначительной. Данная повинность была тяжким бременем для татарского населения, требовала большого труда и отнимала много времени, что негативно сказывалось на его хозяйственной деятельности.

В 1795 году в изучаемых деревнях, наряду с татарами, были уч­тены представители других этноконфессиональных групп: в дер. Ташкичу - 1 некрещеный чувашин, в дер. Старый Кинер - 6 не­крещеных марийцев. Марийцы-язычники проживали в Старом Ки­нере до начала 1810-х годов. Последние представители этой народ­ности - Шагильда Лочик и его сын Шибай - умерли, соответствен­но, в 1817 и 1818 годах. В 1834 году в селении числились также 4 новокрещеных татарина.

Анализ материалов последующих ревизий подтверждает тен­денцию к «отмиранию» прежней социальной стратификации та­тарского общества и его унификации. Завершающей точкой в этом процессе стала реформа государственной деревни, проведенная на рубеже 1830-1840-х годов министром государственных имуществ П.Д. Киселевым. С этого времени все жители изучаемых деревень были отнесены к категории государственных крестьян. Впрочем, такая социальная однородность просуществовала сравнительно недолго.

В результате буржуазных реформ 1860-х годов, развития тор­говли и предпринимательской деятельности, в среде татарского на­селения Мамсинской и Больше-Менгерской волостей формируются новые социальные страты - купцы и мещане. Так, в середине 1880-х годов в дер. Новый Кинер проживало 5 купцов, 12 мещан, а также 7 человек, отнесенных к военному сословию. Представители двух последних социальных групп появились здесь вследствие преобра­зования селения в волостной центр. В деревне разместились воло­стные учреждения со своим штатом служащих и военных команд. В это же время в дер. Старый Ашит, наряду с государственными кре­стьянами, числились 5 мещан, работавших на местном базаре.

Статистические материалы XIX - начала ХХ веков демонстри­руют рост народонаселения рассматриваемых деревень. По данным 7-й ревизии (1816 г.), в дер. Старый Ашит проживало 639 чел. в 125 дворах, в Ташкичу - 594 чел. в 105 дворах, в Старом Кинере - 197 чел. в 35 дворах, в Новом Кинере - 927 чел. в 161 дворе, в Мамсе - 647 чел. в 125 дворах.

Положительная динамика численности сохранялась вплоть до 1917 года. В 1834 году в Старом Ашите числилось 807 чел. на 120 дворов, в 1858 году - 1140 чел. на 118 дворов, в 1875 году - 1225 чел. на 197 дворов, в 1878 году - 1277 чел. на 198 дворов, в 1885 году - 1321 чел. на 192 двора, в 1897 году - 1138 чел., в 1906 г. - 1438 чел. на 278 дворов. Некоторое уменьшение численности жи­телей дер. Старый Ашит отмечается после установления советской власти, что можно объяснить убылью населения в годы Первой ми­ровой и Гражданской войны. В 1920 году в этом населенном пункте в 247 дворах проживало 1363 чел.

Схожая картина наблюдалась и в других деревнях:

Переписи населения	Ташкичу	Старый Кинер	Новый Кинер	Мамся
	(чел./дв.)	(чел./дв.)	(чел./дв.)	(чел./дв.)
1834*1	731/120	262/41	1072/146	770/109
1858*2	960/134	359/49	1555/212	916/121
1878*3	956/108	468/55	1758/180	987/113
1885*4	920/127	528/65	1927/250	1031/149
1897*5	815	477	1998	1110
1906*6	842/188	654/112	2395/402	1252/220

 

 

*1 ГА РТ. Ф.3. Оп.2. Д.26. Л. 134-165, 265-276; Д.28. Л.84-87, 206­256, 317-321, 406-420.

*2 Список населенных мест по сведениям 1859 г. Обработан А. Арте­мьевым. Санкт-Петербург, 1866. С. 15, 16.

*3 Список населенных мест Казанской губернии. Вып.1. Составил член и секретарь Казанского губернского статистического комитета Н.Н. Ве- чеслав. Казань, 1879. С.186-187, 190-191.

*4 Список населенных мест Казанского уезда с кратким описанием. Составил И.А. Износков. XIV. Мамсинская волость. Казань, 1885. С. 1, 3-4, 6-8.

*5 Список селений Казанской губернии. Составлен К.П. Берстель. Ка­зань, 1908. С.17, 18.

*6 Список селений Казанской губернии. Вып.1. Казань: Лито-типо- графия И.Н. Харитонова, 1910. С.6, 16, 18, 31.

Всероссийская перепись населения 1920 года зафиксировала разноплановую динамику: если в деревнях Новый Кинер, Ташкичу и Мамся сохранился положительный прирост населения (2550 чел., 998 чел. и 1309 чел.), то в дер. Старый Кинер отмечается сни­жение численности жителей (545 чел.) (см. рис. 1).

Таким образом, на протяжении всего исследуемого периода эти деревни динамично развивались, численность их жителей (за ред­ким исключением) стабильно росла. Благодаря быстрому росту на­родонаселения деревни Старый Ашит, Новый Кинер и Ташкичу становятся одними из наиболее крупных татарских населенных пунктов Заказанья. Помимо естественного прироста населения уве­личению численности жителей указанных населенных пунктов спо­собствовали миграционные процессы. Например, в материалах 8-й государственной ревизии (1834 г.) имеется информация о причис­лении к сельским общинам дер. Старый Ашит оренбургского купца Гали Шахмуратова, дер. Новый Кинер - казанского мещанина Габ- дулвали Салихова и жителя Ишимского уезда Тобольской губернии Миргали Мукминова, дер. Мамся - крестьянина дер. Тюнтер Мал- мыжского уезда Вятской губернии Тазутдина Хайбуллина .

Старый

 

~ ~ ~ Мамся

• Новый Кинер

= = = Старый Кинер

Старый Кинер" width="80" height="3" />

Рис. 1. Динамика численности жителей (1795-1920 гг.)

Ашит

 

Ташкичу

Диаграмма составлена по следующим источникам: РГАДА. Ф.1355. Оп.1. Д.402. Л.367 об., 374, 375 об.-376; ГА РТ. Ф.324. Оп.740. Д.37. Л.52об., 53, 140-141; ГА РТ. Ф.3. Оп.2. Д.26. Л.134-165, 265-276; Д.28. Л.36-72, 84-87, 206-256, 317-321, 406-420; Список населенных мест по сведениям 1859 г. Об­работан А. Артемьевым. Санкт-Петербург, 1866. С. 15, 16; Список населенных мест Казанской губернии. Вып.1. Составил член и секретарь Казанского гу­бернского статистического комитета Н.Н. Вечеслав. Казань, 1879. С.114-115, 186-187, 190-191; Список селений Казанской губернии. Составлен К.П. Берс- тель. Казань, 1908. С.17, 18; Список селений Казанской губернии. Вып.1. Казань: Лито-типография И.Н. Харитонова, 1910. С.6, 16, 18, 31; ГА РТ. Ф.Р-1296. Оп.2. Д.227. Л.29, 30.

Новопоселенцев привлекало наличие большой торговой пло­щадки (Старый Ашит) и институтов волостного управления (Новый Кинер). Быстрый рост народонаселения дер. Мамся, наряду с дру­гими причинами, можно объяснить «поглощением» ею соседнего
татарского селения - Починка по речке Окше. В рассматриваемой местности случаи слияния нескольких татарских деревень были до­вольно типичны. По данным земской статистики, в Казанской гу­бернии в 1880-е годы было зафиксировано 12 случаев объединения деревень. Из них 5 случаев имели место в Мамсинской волости (дер. Мамся и Починок по речке Окше, дер. Новая Ясашная Сердобряжка и Починок Бигашевский, дер. Старая Сердобряжка и По­чинок Собакаев, дер. Шурабаш и дер. Бигашевская пустошь, дер. Ташлинур и Починок Кременский).

В селениях Мамсинской и Больше-Менгерской волостей наблю­дался и обратный процесс - миграция местных жителей в другие ре­гионы империи, в первую очередь на Южный Урал и в Сибирь. Как видно из вышеприведенных статистических данных, Первая Всерос­сийская перепись населения 1897 г. показала некоторую убыль (дер. Ташкичу, Старый Ашит) или незначительный рост (дер. Старый и Новый Кинер, Мамся) жителей этих населенных пунктов. Причины такой демографической ситуации исследователи обычно объясняют социально-политическим фоном, сопровождавшим проведение пере­писи, а именно негласным бойкотом со стороны татар, вызванным необдуманными действиями местной администрации. Это привело к появлению слухов о якобы готовящейся в рамках переписи массовой насильственной христианизации и русификации татар. Однако есть веские основания считать, что другой причиной убыли населения была его миграция, обусловленная нарастанием «земельного голода» и высокой социальной мобильностью татар.

Данные выводы подтверждаются и документальными источни­ками. Например, в 1873 году три семейства общей численностью 15 человек выселились из Нового Кинера в дер. Метлашино Ишимско- го округа Тобольской губернии. По сведениям И.А. Износкова, в середине 1880-х годов из жителей дер. Мамся 4 чел. фактически не жили в месте приписки, а 39 чел. уходили на продолжительные за­работки. В дер. Новый Кинер 145 чел. проживали в других местах, 67 чел. уходили на продолжительные заработки. В Старом Кинере это соотношение выражалось цифрами 108 и 14, в Старом Ашите - 79 и 45, в Ташкичу - 62 и 5 2 . По рассказам старожилов Нового Кинера, до революции в их селении было много торгового люда, который посещал родную деревню лишь по большим праздникам, таким как Сабантуй и Джиен. Доходило до того, что однодеревенцы при встрече не узнавали друг друга .

Пик переселенческой кампании пришелся на 1890-е годы, когда в Среднем Поволжье несколько неурожайных лет подряд вызвали массовый голод среди сельского населения. Источники фиксируют довольно широкий географический охват миграции из селений Мамсинской и Больше-Менгерской волостей. Особой популярно­стью у переселенцев пользовалась Оренбургская губерния, где с XVIII века существовала многочисленная диаспора выходцев из Заказанья. Так, из дер. Старый Ашит со своими семьями туда пере­селились: в 1893 году - Сафиулла Гизетуллин, Мухаметсадык Гали- ев и Ахметзян Мухаметзянов, в 1894 году - Халиулла Хайбуллин, Шарып Абдулвалиев, Шарафутдин Бакеев, Ахметгалей Валеев, в 1895 году - Хайрулла Гизетуллин, в 1896 году - Иван Ермолаев Левин (Сафаргалей Гумеров); из дер. Ташкичу в 1892 году - Му­хаметсадык Сулейманов и Сагирзян Мухаметшарипов, в 1893 году - Гайнетдин Гизетуллин и Файзрахман Ганиев (Абдулганиев), в 1895 году - Хисамутдин Мухтаров и Галимзян Шамсутдинов; из Нового Кинера в 1892 году - Усман Сулейманов Ермаков, в 1893 году - Байрамгалей Курбангалиев, в 1895 году - Абдулкадыр Аб- дулхаиров, Алексей Никандров (Мухаметгалей Сафаргалеев), Ша- рафутдин Шамсутдинов и Юсуп Зябиров; из дер. Мамся в 1891 году

• Мухаметзян Шагиахметов, в 1893 году - Нугуман Ибрагимов, в

1894. году - Самигулла Ибатуллин, Аухадей Хисамутдинов, Ахмет- сафа Ибрагимов, Гильман Исмагилов, Ахметсафа Ибрагимов, в
1895. году - Насыбулла Ибатуллин, Сафиулла Негаметуллин и Му- хаметзариф Мухаметгалеев; из Старого Кинера в 1896 году - Гима- дутдин Назмутдинов.

Отмечены также факты переселения в Уфимскую губернию. В 1894 году туда перебрался Хамит Абдряшитов из Нового Кинера. Наиболее дальним местом миграции оказалась Омская губерния. В этот край в 1891 году перебрался из Старого Кинера Якуб Юсу­пов с семейством и братьями Ибрагимом и Шангараем, в 1894 году

• Мухаметша Мухаметкамалов из дер. Новый Кинер.

Следует отметить, что на переселение чаще всего решались бедные татарские крестьяне, не видевшие для себя перспективы на родине. Например, за крестьянином дер. Ташкичу Файзрахманом Ганиевым, выбравшим для места жительства Оренбургскую губер­нию, числилась недоимка 25 руб. 13 коп. Недоимки его односельча­нина Галимзяна Шамсутдинова составляли 19 руб. 43 коп., у Шара- футдина Шамсутдинова из Нового Кинера - 48 руб. 41 коп., Нугу- ман Ибрагимов и Насыбулла Ибатуллин из дер. Мамся задолжали 22 руб. 40 коп и 13 руб. 22 коп. соответственно.

Помимо вышеописанных процессов, анализ статистических ис­точников показывает усложнение этноконфессионального состава населения рассматриваемых деревень во второй половине XIX - на­чале ХХ веков. Вступление в эпоху капитализма, переход от нату­рального хозяйства к товарно-денежным отношениям, рост трудовой мобильности привели к разрушению замкнутости татарской сельской общины и повышению социокультурной коммуникации с представи­телями других народов Среднего Поволжья. Особенно ярко эти тен­денции проявились в татарских деревнях, являвшихся крупными тор­говыми и промышленными центрами. Так, в 1909 г. в Старом Ашите проживало 25 русских. Большинство из них работали в сфере тор­говли или обеспечивали инфраструктуру ашитского базара - держали торговые лавки, работали в кузницах и других кустарных предпри­ятиях, а также в харчевнях и на постоялых дворах.

Социальная организация
и общественный быт

Х.З.Багаутдинова

Историко-культурная область Заказанья издревле являлась ре­гионом экстенсивного аграрного освоения и земледельческого про­изводства. Основой жизнедеятельности и хозяйственного уклада местного татарского населения были хлебопашество и скотоводст­во. К началу XIX столетия густые хвойно-лиственные леса, некогда покрывавшие сплошным массивом эту территорию, уступили место пашням и лугам. Впрочем, как в это, так и в последующее время, здесь сохранялись большие лесные угодья.

Развитию сельского хозяйства способствовали весьма благо­приятные природно-географические условия края - умеренный кли­мат, в основном равнинный рельеф, большое количество водных источников. Рельеф региона характеризовался преобладанием рав­нинных участков с небольшими холмами и увалами, рассеченными сетью рек и оврагов. Крупнейшей речной артерией была р. Ашит, имевшая большое количество притоков, формирующихся из мест­ных ключей и ручьев. Наиболее распространенным видом почв яв­лялись подзолы с небольшими участками чернозема.

Аграрный характер общества оказал существенное влияние на ход социального и культурного развития местных жителей, обусло­вил формирование особого менталитета, системы ценностей, пове­денческих стереотипов в окружающем пространстве многонацио­нальной средневолжской деревни.

Поземельная община, являвшаяся основным элементом соци­альной организации сельского татарского населения, сформирова­лась на основе джиенной родовой структуры его далеких предков. Как уже отмечалось, деревни Старый Ашит, Старый и Новый Ки­нер, Ташкичу и Мамся изначально входили в единый джиенный округ Ашит каршысы (крепость рода Ашит). Кроме них, в ашит- скую джиенную конфедерацию входили также селения Таш-Чишма (Старый Тазлар), Сюрда (Ясашная Сердобряжка) и Пичментау (Старая Сердобряжка). Однако по мере разложения родовых отно­шений, роста народонаселения, под влиянием миграционных про­цессов и других социально-экономических факторов, в деревне вместо сложной патриархально-родовой организации общины у ме­стного населения оформились простые соседско-территориальные сельские союзы, организовывавшиеся по принципу - «одна дерев­ня» - «одно сельское общество».

Исключение составляли деревни Новый и Старый Кинер, жите­ли которых, несмотря на фактическое разделение деревень в XVII веке, сохранили одну общую поземельную общину. Жизнь в боль­шой (сложной) поземельной общине создавала существенные труд­ности сельским труженикам, так как порождала проблему череспо­лосицы. В случае Нового и Старого Кинера эта проблема была очень острой, учитывая многочисленность жителей и существен­ный недостаток в плодородных земельных наделах. В «Материалах сравнительной оценки земельных угодий уездов Казанской губер­нии» по этому поводу написано: «В татарских селениях Мамсе (Но­вый Кинер. - Х.Б.) и Шинер-Кинер (Старый Кинер. - Х.Б.), состав­ляющих одну общину, земля поделена так, что крестьянам из де­ревни Мамси приходится ездить на свои поля через овраги и через деревню Шинер-Кинер по очень неудобной дороге. Кроме того, мамсинским крестьянам досталась самая плохая земля». Данная ситуация создавала трения и даже вражду между хлебопашцами соседних деревень. Новокинерцы стремились обособиться и обра­зовать отдельную общину. Против этого категорически выступали их соседи, справедливо полагавшие, что после раздела на два само­стоятельных общества придется размежевывать общий земельный фонд и в итоге неминуемо ухудшится качество их наделов. Отсут­ствие консенсуса препятствовало окончательному «разрыву» и об­разованию двух самостоятельных общин. По факту это произошло лишь после революционных событий 1917 года.

К XIX столетию поземельные союзы являлись вполне сложив­шимися общественными институтами, основной ячейкой местного самоуправления на уровне отдельной деревни и волости. Они обла­дали широким кругом прав и полномочий, через которые рядовые общинники могли решать свои насущные проблемы. Низшим звеном в этой структуре были семьи, образовавшие отдельные дворы. Вплоть до пореформенного времени у жителей татарских селений Заказанья преобладали большие крестьянские патриархальные се­мейные союзы. По данным 10-й государственной ревизии, в дер. Старый Ашит семья в среднем состояла из 10 чел., в дер. Новый Кинер - 7 чел., в дер. Старый Кинер - 8 чел., в дер. Мамся - 8 чел., в дер. Ташкичу - 7 чел. Большая семья состояла из более мелких семей во главе с неотделившимися взрослыми сыновьями домохозяина.

Сохранение больших семей можно объяснить приверженно­стью татар патриархальным устоям жизни и хозяйственно-экономи­ческими преимуществами, которые предоставлял такой способ со­циальной организации. Большому семейному коллективу, члены которого, кроме того, имели определенную трудовую и социальную специализацию, было значительно легче справляться с тяжелым и многогранным трудом хлебопашца, обеспечить всех членов семьи достойными условиями жизни. Не случайно большие семьи счита­лись более состоятельными и в хозяйственном отношении «мощ­ными» (т.е. обладавшими достаточными средствами производства для аграрной деятельности), нежели малочисленные. В то же вре-

мя большая семья обладала существенным недостатком - жить в ней «рядовому» члену было значительно тяжелее, нежели членам малой семьи. Наряду со сложными условиями сосуществования большого количества людей под одной крышей, что вызывало пе­риодические конфликты на бытовой почве, младшие члены семьи испытывали на себе постоянное давление и деспотическую власть домохозяина, должны были мириться с ограничением своей свобо­ды. Домохозяин обладал беспрекословной властью, мог бесконт­рольно наказывать своих детей и внуков.

Положение начинает меняться в эпоху Великих реформ. «Дух» капитализма, проникнув в крестьянскую семью, привел к тому, что «в новых условиях в основной своей массе молодое поколение сельских обывателей, едва обзаведшись семьей, спешило освобо­диться от довлевшей над ними власти отцов, деревню захлестнула волна самовольных семейных разделов». Разделы, спровоциро­ванные эмансипацией «сыновей» и падением влияния «отцов», при­водили к увеличению количества малых семей. В 1906 году, спустя пят десятилетий после проведения 10-й ревизии, средняя числен­ность семьи составляла: в Старом Ашите - 5, в Мамсе - 6, в Новом Кинере - 6, в Старом Кинере - 6, в Ташкичу - 4 человека.

У этого явления были как положительные, так и отрицательные стороны. К первым можно отнести повышение хозяйственной ини­циативы и мобильности большого числа молодых семейств, полу­чавших возможность освободиться от опеки «стариков» и вести хо­зяйство по своему усмотрению. Среди негативных последствий разделов следует выделить дробление земельных наделов и увели­чение числа «маломощных» хозяйств, которые из-за отсутствия средств производства не имели возможности полноценно обрабаты­вать свои земельные участки.

Основным распорядительным органом, решавшим возникавшие внутри общины вопросы, был сельский сход - щыен, участие в ко­тором принимали главы семейств или иные члены семьи, которым делегировались эти полномочия. В 1884 году, по сведениям волост­ных правлений, в поземельных общинах деревень Новый и Старый Кинер в сельских сходах принимали участие в среднем по 260 и 70 домохозяев, в дер. Ташкичу - 140 домохозяев, в дер. Мамся - 172 домохозяина, в дер. Старый Ашит - 181 домохозяин. В Мамсинской и Больше-Менгерской волостях на сельских сходах чаще всего обсуждались вопросы об открытии мечетей, избрании мулл и т.д.

На уровне отдельной общины сходом руководил представитель сельской администрации - староста, на уровне волости - волостной старшина. Сельский староста являлся наиболее влиятельным чле­ном общины и обладал широким кругом полномочий. Согласно «Положению о крестьянах» от 19 февраля 1861 года, он созывал и распускал сход, следил за соблюдением на нем порядка и предлагал для рассмотрения дела, приводил в исполнение приговоры и распо­ряжения волостного управления, наблюдал за целостью меж и ме­жевых знаков, исправным состоянием дорог, мостов, гатей и пере­возов, отбыванием повинностей и оплатой податей, принуждал к исполнению условий договоров, следил за порядком в обществен­ных заведениях, а также за своевременной подачей статистических данных (ревизских сказок) в органы государственной власти, заве­довал мирскими средствами и хозяйством, оказывал помощь поли­ции и органам исполнительной власти. Контроль над сельским самоуправлением со стороны государства осуществлялся Уездным по крестьянским делам присутствием, с 1874 года - мировыми по­средниками, с 1889 года - земскими начальниками.

Волость, как среднее звено сельского управления, выступавшее посредником между государством и сельской общиной, появилось в Среднем Поволжье в конце XVIII века. В 1797 году казенным ведом­ством (орган, заведовавший управлением государственными кресть­янами) были разработаны специальные уставы, регламентировавшие общественное устройство в крестьянских селениях, и учреждены во­лости. С этого времени верховная власть стала использовать сель­скую общину как административно-податную единицу, практически не вмешиваясь в ее внутреннюю жизнь. Селения, рассматриваемые в настоящей работе, вошли в состав Мамсинской волости (деревни Новый и Старый Кинер, Мамся, Ташкичу) с центром в дер. Новый Кинер. Деревня Старый Ашит в административном отношении была отнесена к Ново-Менгерской волости, центр которой находился в дер. Большой Менгер Казанского уезда Казанской губернии.

«Положение о крестьянах» 1861 года четко определило систему волостного управления. С этого времени она состояла из волостно­го правления, решавшего административные вопросы в волости в рамках своей компетенции, волостного схода - органа сельского самоуправления и волостного крестьянского суда, в компетенцию которого входило решение спорных вопросов между крестьянами и общинами внутри волости и некоторых административных право­нарушений.

Администрация волостного правления состояла из старшины, всех сельских старост, сборщиков податей, помощников старшины, заседателей и писаря. Обязательным в волостном правлении было присутствие только старшины и писаря. Писарь назначался миро­вым посредником, впоследствии - земским начальником, и играл в волостном правлении значимую роль.

Поскольку делопроизводство должно было вестись на русском языке, волостными писарями обычно становились русские, что иног­да приводило к недопониманию и конфликтам. Особенно показате­лен случай с писарем Мамсинской волости И.С.Завалишиным, кото­рый прямо заявлял крестьянам, что их скоро будут крестить в право­славную веру. В результате во время волнений 1878 года гнев толпы обернулся против него, и он подвергся избиениям.

Волостное правление имело характер контрольно-совещатель­ного органа, решавшего широкий круг административных вопросов. В его деятельности сочетались элементы административного управ­ления и сословного самоуправления. Волостной старшина избирался волостным сходом на три года из числа местных крестьян. С 1861 года он утверждался в должности и подчинялся мировому посредни­ку, с 1874 года - уездному по крестьянским делам присутствию, с 1889 по 1917 год - земскому начальнику. Волостной старшина отве­чал за сохранение «общего порядка и спокойствия» в волости. Он был обязан доводить до населения законы и распоряжения прави­тельства, наблюдать за исполнением паспортных правил и судебных приговоров, принимать меры к поимке преступников. В круг адми­нистративных пономочий входили созыв и роспуск волостных схо­дов, приведение в исполнение их приговоров, наблюдение за исправ­ным содержанием дорог и отбыванием крестьянами повинностей, распоряжение волостными средствами. Волостной суд состоял из 4­12 судей, выбираемых ежегодно сельскими сходами. Этот сословный крестьянский суд рассматривал споры и тяжбы между крестьянами (если сумма иска не превышала 100 рублей, с 1889 года - до 300 руб­лей), а также мелкие уголовные правонарушения .

В Казанском уезде, особенно в Заказанье, где большинство во­лостей были татарскими, в органах самоуправления также преобла­дали татары . До нас дошли некоторые имена должностных лиц кре­стьянского самоуправления, имевших явно татарское происхожде­ние. В 1893 году сельским старостой дер. Шинер-Кинер (Старый Ки­нер) был Мухаметзакир Абдулнасыров, а старшиной Мамсинской волости - некий Бикмухаметов. В 1880 году старостой этой же де­ревни состоял Абдрахман Насыров. Во время беспорядков 1878 года Мамсинского волостного старшину Галеева крестьяне самовольно сменили на жителя деревни Файзуллиной Сулеймана Габитова.

Финансовое содержание институтов волостного и сельского управления осуществлялось из мирских сборов. В фонде Казанской губернской казенной палаты Государственного архива РТ сохрани­лись материалы, дающие общее представление об объемах финан­сирования низшего звена системы местного управления. Так, в 1905 году на содержание сельских администраций было израсходовано: на нужды сельских старост в Новом Кинере - 50 руб., в Старом Ки­нере - 25 руб., Мамсе - 20 руб., Ташкичу - 20 руб., Старом Ашите - 51 руб. 10 коп.; на сборщиков податей, соответственно - 40 руб., 21 руб., 35 руб. 30 коп., 30 руб., 55 руб.; на канцелярские и почто­вые расходы - 2 руб. 75 коп., 75 коп., 1 руб. 90 коп., 1 руб. 50 коп., 2 руб. 80 коп. Кроме того, в Старом Ашите собиралось 20 руб. на найм квартиры для приезжавших чиновников, 90 руб. - на призыв новобранцев, 54 руб. и 8 руб. - на плату сторожам пожарного сарая

43

и полей .

Сельская община являлась консервативным, мало подвержен­ным изменениям общественным институтом. Большинство ее ре­шений подкреплялось традициями, вобравшими в себя многовеко­вой социально-хозяйственный и культурный опыт народа. Привер­женность старине была защитной реакцией, направленной на пре­дотвращение любых резких изменений, которые могли разрушить сложившийся порядок вещей, что, в свою очередь, было сопряжено с опасностью социальных потрясений и материальными потерями для сельского труженика. В этой связи большим влиянием в татар­ской поземельной общине пользовались старейшины (картлар), выступавшие как хранители традиций.

В своих решениях каждая община руководствовалась народным правосознанием (обычное право), нормами исламского права (ша­риат) и действующим российским законодательством. Главной чер­той правоприменительной практики были прагматичные расчеты, направленные на предоставление каждому члену «мира» возможно­сти прокормить себя и свою семью.

Общинное мироустройство предполагало коллективный харак­тер деятельности и принятия решений. Одним из важных проявле- ний коллективного общинного сознания был институт круговой по­руки. Вплоть до конца XIX века община в целом и каждый домохо­зяин в отдельности отвечали перед государством за оплату подуш­ной подати и других повинностей всех членов мира. Коллективная ответственность не позволяла окончательно разориться и лишиться средств существования наиболее бедной прослойке деревни. С дру­гой стороны, она стимулировала сельских жителей к взаимопомо­щи, усиленному труду, так как от их деятельности напрямую зави­село не только их личное благополучие, но и благосостояние всей деревни, родственников и соседей. К числу наиболее значимых во­просов, входивших в компетенцию общины, относились распреде­ление земельных наделов, передел пашен и сенокосов, пользование лесами, выгонами, разрешение земельных споров, связанных с на-

44

рушением межевых границ, захватом чужих участков .

Любые вопросы, возникавшие в общине, обсуждались всем ми­ром, а решения сельского схода считались правомочными при по­ложительном голосовании большинства. Для наиболее значимых вопросов, таких как периодический передел земли, был необходим определенный кворум. В последней трети XIX столетия он равнялся двум третям от числа всех состоящих в общине домохозяев. К веде­нию схода относились выбор сельских должностных лиц и назначе­ние представителей от деревни на волостной сход, удаление вред­ных для общества людей, временное удаление (до 3 лет) со схода и прием новых членов, назначение опекунов и попечителей для сирот и недееспособных членов общины, дела, касающиеся мирских во­просов (переделы земли, тягло, повинности, совещания и ходатай­ства об общественных нуждах, контроль за деятельностью должно­стных лиц, дела по отбыванию рекрутской повинности) . Решение схода оформлялось в виде приговоров, которые могли быть устны­ми, если речь шла о внутренних вопросах самоуправления, и пись­менными, - когда дело касалось органов государственной власти, а также коренного передела земли.

Несмотря на высокий уровень демократизма, в общине ярко проявлялась социальная неоднородность сельского общества. На протяжении всего рассматриваемого периода решающие позиции в ней сохраняла наиболее богатая прослойка деревни - кара байлар (буквально с тат. - «черные богатеи», т.е. люди поднявшиеся из ни­зов), куштаннар (коштаны). Такие заправилы, пользуясь своим ав­торитетом, оказывали существенное влияние на сельское само­управление как на уровне отдельной общины, так и волости. Они могли смещать с должностей неугодных представителей сельской администрации, навязывать сельским обывателям решения, исходя из своих личных интересов.

В ходе длительного периода развития землепользования и фор­мирования общинного уклада жизни у татар-хлебопашцев сформиро­вались своеобразные представления о характере коллективного зем­ледельческого труда. Основу полевого хозяйства местного населения составляли наделы, формировавшиеся из общего фонда общинных земель. Местные татары использовали паровую зерновую систему земледелия с трехпольным севооборотом - пар, озимое и яровое.

Земля в рассматриваемых сельских общинах до 1880-х годов распределялась по ревизским душам или по тяглу. Пашня делилась на десятины, сотки и загоны. Соприкасавшиеся десятины разграни­чивались небольшими головниками (дорожками), достаточными для того, чтобы по ним можно было проехать с возом и сохой. На­дельные участки, в свою очередь, отделялись друг от друга рубежа­ми и межами.

Вплоть до второй половины XIX века у местного населения не было четкого хронологического периода передела общественных земель. Он мог варьироваться от нескольких до 25 лет. С 1880-х го­дов все больше крестьян переходят к новой уравнительной системе распределения земли по наличным душам мужского пола. Указом от 8 июня 1893 года срок между коренными земельными передела­ми был официально определен в 12 лет.

Главной целью передела являлось справедливое распределение земли между общинниками, а его периодичность увязывалась с по­стоянным увеличением числа лиц мужского пола, достигших со­вершеннолетия и претендовавших на свою долю общинных земель. Перед переделом собирался сход, на который приглашались исклю­чительно домохозяева или лица, заменяющие их. Последние, впро­чем, обладали только совещательным голосом. При наличии квору­ма и желании большинства переделить землю составлялся приго­вор, утверждавшийся сельским старостой. Земля делилась по жре­бию. Все поля делились на большие участки, достающиеся отдель­ным группам крестьян (имана) в 8-10 человек. Большие участки вновь по жребию распределялись между ними. К началу ХХ века при переделе стало учитываться качество земли.

Некоторые коррективы в традицию общинного землепользова­ния внесли социально-экономические изменения, произошедшие в стране во второй половине XIX - начале ХХ веков. Быстрое про­никновение капиталистических отношений в татарскую деревню привело к сильному социальному расслоению. Наряду с богатыми крестьянами и «середняками», в рассматриваемых деревнях сфор­мировались группы бедноты, фактически не имевшие средств про­изводства, а часто и надельной земли. По данным волостных прав­лений, на 1 октября 1906 года в Старом Ашите насчитывалось 36 безземельных семей, в Новом Кинере - 15, в Старом Кинере - 7, в Ташкичу - 2, в Мамсе - 10. Кроме того, в Новом Кинере 23 домохо­зяйства сдавали свои наделы в аренду, используя полученные день­ги на оплату государственных повинностей и налогов. В Старом Кинере таких домохозяйств было 11, в Ташкичу - 24.

Другим явлением, связанным с трансформацией социально­экономической ситуации в татарской деревне в пореформенный пе­риод, стало появление «единоличников», самостоятельно прини­мавших решение в области своей хозяйственной деятельности, в том числе и в сфере землепользования. В случае рассматриваемых деревень этот процесс был тесно связан с широким распростране­нием среди местных жителей торговой деятельности и отхожих промыслов. Наиболее деятельные и предприимчивые крестьяне (кара байлар), разбогатев на торговле и промыслах, имели возмож­ность инвестировать средства в покупку земли, которая, как прави­ло, сдавалась в аренду или обрабатывалась наемным трудом.

В 1906 году земские органы зафиксировали в Старом Ашите два единоличных хозяйства, владевших 62 дес. удобной для хлебо­пашества земли. Причем эти владения сформировались не за счет общинных земель крестьян дер. Старый Ашит, а посредством по­купки земельных участков на свободном рынке (наделы находились в Уржумском уезде Вятской губернии). В это же время в Старом и Новом Кинере числилось 19 единоличных домохозяйств, владев­ших 399 дес. земли, в Мамсе 2 единоличных домохозяйства владели 155,8 дес. удобной земли. Как и в случае со Старым Ашитом, на­делы находились в Уржумском уезде Вятской губернии.

Резкий рост численности единоличников происходит в резуль­тате столыпинской аграрной реформы (1906-1911 гг.). Ее проведе­ние было направлено на создание в деревне предприимчивого и не­зависимого частного собственника, постепенное упразднение сель­ской общины как коллективного собственника земли, ликвидацию земельной чересполосицы. В ходе реформы в 1907-1909 гг. всего по Казанской губернии из общины вышли 17821 домохозяин. К этому времени за ними числилось 96682,1 дес. пашни и 23544,2 дес. про­чих угодий. Формирование частного землевладения привело к по­явлению в татарской деревне нового типа сельского обывателя - хозяина и собственника земли, не зависящего более от «мира». Единоличник мог без оглядки на общину развивать свое хозяйство в соответствии с изменяющимся спросом и экономическими реалия­ми времени, внедрять новые агротехнические методы, не опасаясь лишиться своего участка при следующем переделе, улучшать каче­ство земли. Тем не менее, новая модель системы земельной собст­венности не получила широкого распространения. В рассматривае­мых татарских селениях вплоть до революции 1917 года подавляю­щее большинство жителей продолжали сохранять общинный харак­тер хозяйствования.

Земледелие и хозяйственная культура

Х.З.Багаутдинова

Четкое распределение и размежевание земельных участков сельских общин произошло в результате Генерального межевания, проводившегося в Среднем Поволжье в конце XVIII - начале XIX века. В ходе межевания исследуемые татарские деревни вошли в состав нескольких «государственных дач».

Старый Ашит. Деревня Старый Ашит образовывала отдель­ную государственную дачу вместе с дер. Старый Тазлар и починком По речке Мокша. Общий земельный фонд общины составил 1881,3 дес. удобной и неудобной земли. Из них 48,7 дес. были отведены под усадьбы и огороды, 1665,7 дес. - под пашню, 165,1 дес. - под сенокосы, 1,8 дес. - под выгон скота. Аренда одной десятины па­хотной земли дер. Старый Ашит в озимом поле в середине XIX века оценивалась в среднем в 1 руб. 50 коп., в яровом - в 1 руб. 10 коп., сенокосных лугов - в 3 руб. 15 коп. Наделы крестьян находились в 3 верстах от деревни на ровном возвышенном месте. Озимое поле засевали в основном рожью, яровое - овсом, полбой и гречихой.

Начало посевного сезона зависело от конкретных климатиче­ских и природных условий. Вспашку под яровое поле начинали весной, после того как полностью высыхала земля, что соответство­вало середине апреля. В первую очередь засевали холодостойкими культурами, которые могли перенести весенние заморозки (овес и полба). Под яровые хлеба обычно ограничивались одной, реже дву­мя вспашками, с последующим боронованием в два-три следа. Как правило, сначала сеяли «под борону», т.е. вспахивали землю, засе­вали ее, а потом боронили пашню. После окончания ярового сева начинали обрабатывать паровое поле под посев озимых: в первый раз пар вспахивали в конце мая - начале июля, после чего борони­ли. Окончательную запашку делали непосредственно перед посевом озимых. Сев ржи проводили в начале августа.

По данным 10-й государственной ревизии (1858 г.), средний душевой надел староашитцев составлял 3,18 дес. земли, что было недостаточно для нормального обеспечения крестьянской семьи. Хроническое малоземелье создавало богатую пищу для ссор и тяжб. Несмотря на периодические переделы, крестьяне часто были недо­вольны качеством и количеством своих наделов и сенокосных уча­стков. Порой такие конфликты возникали между соседними общи­нами и крестьянскими хозяйствами. Такие случаи нашли отражение на страницах архивных документов. В 1823 году жители Старого Ашита подали коллективную жалобу в Казанский земский суд на служилого татарина дер. Кинер-Пинер (ныне дер. Кунгер Атнин- ского р-на РТ) Хамита Ибрагимова. Суть дела заключалась в том, что Х. Ибрагимов, по мнению староашитцев, без разрешения пере­строил водяную мельницу, которую арендовал у них на 10 лет. В результате возведения новой дамбы и плотины у крестьян были за­топлены сенокосные луга в объеме 200 копен, располагавшиеся в пойме р. Ашит. В ходе разбирательства дела оказалось, что при со­ставлении арендного контракта были допущены существенные на­рушения закона. В результате контракт был аннулирован, а мельни­ца возвращена в ведение местной общины.

Благодаря развитию агрономии и истощению земельных наде­лов староашитцы в XIX веке внедряют практику унавоживания уса­дебных и пахотных земель. Этому способствовало наличие в дерев­не большого количества бесплатных, «безхозных» органических удобрений, являвшихся результатом функционирования местного базара и постоялых дворов. В 1860-х годах унавоженные участки пашни располагались в западной оконечности деревни и простира­лись на V версты до оврагов Тиран Илга (Тирэн елга) и Ташли Илга (Ташлы елга). В то же время удобряемые участки составляли срав­нительно малую долю в общем объеме наделов - всего 480,1 дес. Их расширению препятствовала общинная психология, лишавшая наиболее предприимчивых и деятельных хлебопашцев мотивации к «подкармливанию» земли органическими удобрениями. Они пони­мали, что после очередного передела вполне могли лишиться дан­ных участков. Как писал один из чиновников Министерства внут­ренних дел, «переделы на слишком короткие сроки препятствуют удобрению (у татар. -Х.Б.). Крестьянин неохотно унавоживает зем­лю, которая в первый же год после удобрения может быть у него отнята и передана в пользу другого двора». Кроме того, для роста плодородия почв путем унавоживания требовались серьезные тру­довые и логистические издержки.

Таким образом, основу общинных земель местных жителей со­ставляли неудобряемые пашни, лежавшие к востоку от оврага Ша- тул-Илга (Шатул елга) до межи с владениями крестьян дер. Старый Тазлар; к югу и к юго-востоку - от удобряемой земли до границ вла­дений жителей деревень Новый Кишит и Старый Тазлар. По каче­ству неудобряемые пашни делились на земли 2-го разряда (преобла­дание светло-серого суглинка) в количестве 1000,3 дес. и земли 3­го разряда (преобладание глинозема) в количестве 185,3 дес.

Весьма развито было у староашитцев усадебное хозяйство. Этому в немалой степени способствовало наличие в деревне базара. В «Хозяйственном описании деревень Мамсинской волости», дати­рованном началом 1860-х годов, отмечалось, что «усадьбы пред­ставляют выгоды для крестьян тем, что в этой деревне установлен еженедельный базар, на котором они могут сбывать свои сельские произведения, а некоторые хозяева по причине же базара занима­ются мелочною торговлею и другими промыслами». На усадебных участках, занимавших площадь до 600 саженей, выращивались овощи и отчасти фрукты. В пореформенный период в деревне по­лучает популярность разведение картофеля.

Под сенокосы отводились участки в пойме р. Ашит и близле­жащие овраги. Для заготовки сена использовался пырей с примесью мятлика и дятлины (клевер луговой), а также другие лиственные травы. Жители Старого Ашита, как, впрочем, и жители других ис­следуемых поселений, за исключением дер. Ташкичу, перераспре­деляли сенокосы ежегодно. Луга делили по душам мужского пола, когда каждый домохозяин косил и заготавливал сено отдельно на своих участках, или на более значительные «делянки», распреде­лявшиеся по числу «жеребьев», в состав которых входило 10-50 душ мужского пола. Каждый такой «жеребий» косил сообща свою делянку, а заготовленные копны делились по числу душ. Под вы­гон скота использовались заливные луга вдоль р. Ашит.

В начале 1860-х годов староашитцы имели в своих хозяйствах 138 лошадей, 28 жеребят, 125 коров, 34 телят, 235 овец и коз. 53 двора считались безлошадными. По кадастровой оценке середины 1880-х годов, в среднем на одно хозяйство деревни приходилось 0,9 лошадей. Скот являлся одним из важнейших факторов благосос­тояния крестьянского хозяйства. Кроме производимой им мясной и молочной продукции, он давал навоз, который был жизненно важен для удобрения земли. И так небольшое количество скота часто со­кращалось в неурожайные годы, когда его приходилось забивать, от эпидемий и пр. Имеются сведения, что во время волнений татар в Мамсинской волости, имевших место в 1878 году, солдаты, при­шедшие с губернатором Н.Я. Скарятиным, забивали крестьянский скот на прокорм. Пострадавшие крестьяне в течение ряда лет пыта­лись добиться компенсации за понесенные убытки.

Настоящим бедствием для крестьянских хозяйств являлись эпи­демии скота. Например, в 1886 году в Старом Ашите вспыхнула эпи­демия сибирской язвы, пришедшая вместе с кожами, которые скупа­ли жители поселения. Крестьяне скрывали начало эпидемии, чтобы продолжать торговлю, в результате из 700 лошадей, имеющихся в деревне, осталось только 200, и болезнь стала переходить на людей. Для борьбы с ее распространением в Казанский уезд назначили 7 конных ветеринарных стражников, из них 2 в Казань и по одному в деревни Большой Менгер, Большая Атня, Балтаси, Старый Ашит и Старый Тазлар. Они следили за состоянием скотомогильников. В Старом Ашите и Большой Атне, куда пригоняли скот на базары, на­блюдали, чтобы животных не продавали без расписок сельских ста­рост, удостоверяющих, из какой местности приведен скот. Отмеча­лось, что особенно добросовестно относится к своему делу стражник в Старом Ашите. Но, несмотря на это, на базарах все равно продава­лось много скота с подложными расписками старост. За такое пре­ступление были отданы под суд три скотопромышленника дер. Ста­рая Сердобряжка (ныне дер. Пичментау Арского р-на).

За пользование землей местные крестьяне платили высокие сборы и налоги. В 1880-х годах они выплачивали в пользу казны 1409 руб. 8 коп. подушной подати, 1854 руб. 62 коп. оброчной по­дати, 138 руб. 52 коп. государственного земельного налога. Кроме того, на них налагались общественные сборы: земский (496 руб. 76 коп.), мирской (201 руб. 98 коп.). Таким образом, общая годовая налоговая нагрузка на поземельную общину составляла 4101 руб. 46 коп., на 1 душу м.п. - 6 руб. 10 коп.

Старый Кинер и Новый Кинер. По плану Генерального меже­вания, поземельная община деревень Старый и Новый Кинер образо­вывала общую государственную дачу с соседними деревнями По речке Ломбе, Старая Сердобряжка, Шишор, Ясачная Сердобряжка и починками Собакаевский и Бигашевский. Во владении местных жи­телей находилось 2299,8 дес. удобной и неудобной земли. Из них 70,9 дес. находились под усадьбами и огородами, 1886,6 дес. - под пашней, 281,5 дес. были отведены под сенокосы, 60,8 дес. - под вы­гон скота. Аренда одной десятины пахотной земли Кинерской общи­ны стоила в год: 1 руб. 29 коп. в озимом и 90 коп. в яровом поле. Аренда сенокосных лугов обходилась в среднем в 3 руб. 1 коп.

В конце 1850-х годов средний душевой надел местных жителей составлял 2,37 дес., что было существенно меньше, чем в соседних татарских селениях.

Сильный «земельный голод» и низкое качество почв заставляли крестьян относиться рачительно к своему основному богатству - земле, способствовали внедрению более эффективных форм хозяйст­вования. Этими же причинами можно объяснить весьма высокие по­казатели удобрения пашни. Татары-хлебопашцы понимали высокую ценность унавоживания земли - ведь в условиях малоплодородных почв лесостепной зоны использование удобрений в среднем на % по­вышало урожайность. По данным «Оценочных документов Казан­ского уезда», в начале 1860-х годов. 1543,21 дес. Пашни, принадле­жавшей кинерской общине, считались удобряемыми, что составляло 82% от общего количества земли, отводившейся под пашню. При этом по качеству 629,7 дес. относились к первому (темно-серый суг­линок с толщиной плодородного слоя до 5 вершков), 600,2 дес. - ко второму (темно-серый суглинок с толщиной плодородного слоя до 4 вершков), 313,3 дес. - к третьему разряду (темно-серый суглинок с толщиной плодородного слоя до 3 вершков). Неудобряемые земли (343,4 дес.) располагались на отдаленных участках к северо-востоку от дер. Новый Кинер на расчищенных участках леса.

Усадебные участки распределялись под дома и хозяйственные постройки, гуменики и огороды. Огородничество у кинерцев не пользовалось особой популярностью и не получило широкого рас­пространения. На приусадебных участках сажали репу, капусту, лук и картофель. Выращенные продукты питания использовались толь­ко для собственных нужд.

Сенокосы делились на ежегодные и двухтретные. Они нахо­дились по берегам рек Ашит, Шошма и Безымянная, вдоль оврагов и на лесных опушках. Сенаж изготовляли из многолетних листвен­ных трав: метлика и пырея, а также осоки. Под выгон скота отводи­лись участки на заливных полях и оврагах. Общая доля сенокосов в земельном фонде деревень Новый и Старый Кинер, как, впрочем, и в других рассматриваемых деревнях, была весьма незначительной. В связи с хронической нехваткой пашенных земель под них исполь­зовались практически все удобные для хлебопашества земли. Если нормальное соотношение пашни к сенокосу в дореволюционный период составляло 1:1, то в случае кинерской поземельной общины данное соотношение было примерно 100:2. В связи с этим местные жители не имели возможности заготовлять достаточное количество сена, что сказывалось на поголовье мелкого и крупного скота. В начале 1860-х годов крестьяне имели в своих хозяйствах 302 лоша­ди, 89 жеребят, 428 коров, 137 телят, 1388 овец и коз. 46 дворов считались безлошадными.

В 1880-х годах кинерская поземельная община выплачивала в пользу казны: 2228 руб. 76 коп. подушной подати, 2225 руб. 83 коп. оброчной подати, 247 руб. 54 коп. государственного земель­ного налога, 670 руб. 85 коп. лесного налога. Кроме того, на нее налагались общественные сборы: земский (721 руб. 39 коп.), мир­ской (398 руб. 64 коп.). Таким образом, общая налоговая нагрузка на поземельную общину составляла 6533 руб. 1 коп. в год, на 1 душу м.п. - 5 руб. 29 коп.

Ташкичу. По плану Генерального межевания дер. Ташкичу вместе с починками Байчуринский (Мамся), на Окше, Березняк, а также деревнями Баклауш (Пшенгер), По речке Урмяк, Шушмабаш, Ишнарат и Угузиловка составляли одну общую дачу. Во владениях ташкичинцев находилось 1817,8 дес. земель. Из них 34,7 дес. со­ставляли усадебные земли, 1280,6 дес. - пашни, 477,3 дес. - сено­косные луга, еще 25,2 дес. отводились под выгон домашнего скота. Средний душевой надел крестьян в конце 1850-х годов составлял 4,12 дес. удобной и неудобной земли .

Пашня разделялась на удобряемую и неудобряемую, причем первая в процентном отношении явно уступала второй. Общий фонд удобряемых земель составлял 326,8 дес. (27%), неудобряемых - 953,8 дес. (73%). Земли первой группы располагались к югу от деревни, по обе стороны оврага Ташкичинский на расстоянии до 1 версты, и к северу на расстояние 1 версты по обе стороны дороги, идущей в дер. Урмяк. Неудобряемые земли лежали к «югу от удоб­ряемых земель по обе стороны Ташкичинского оврага, по границе владения деревни Ашит к служилых татар деревне на Янгушевских сенных покосах, к северу от удобряемых земель до Лашманского оврага и расчищенные поляны в лесах, ... начиная от Атаманского оврага до леса». Средняя стоимость арендной платы 1 дес. земли озимого поля составляла 1 руб. 29 коп., ярового поля - 90 коп., се­нокосных лугов - от 2 руб. 45 коп. до 56 коп. в зависимости от ка-

70

чества произрастающих трав .

Сенокосы и выгоны располагались вдоль берега р. Ашит и близлежащих оврагов. Преобладали метличные травы с примесью цветочных. Жители дер. Ташкичу практически не перераспределяли сенокосы: за каждым домохозяйством закреплялся свой участок луга. В начале 1860-х годов ташкичинцы имели в своих хозяйст­вах 139 лошадей, 25 жеребят, 183 коров, 47 телят, 628 овец и коз. 12 дворов считались безлошадными.

В 1880-х годах ташкичинская община выплачивала в пользу казны: 1008 руб. 60 коп. подушной подати, 1135 руб. 19 коп. оброч­ной подати, 167 руб. 16 коп. государственного земельного налога, 219 руб. 62 коп. лесного налога. Кроме того, на нее налагались об­щественные сборы: земский (502 руб. 9 коп.) и мирской (180 руб. 40 коп.). Таким образом, общая налоговая нагрузка на поземельную общину составляла 3213 руб. 6 коп. в год, на одну душу мужского пола в среднем приходилось 6 руб. 68 коп. налогов.

Мамся. Община дер. Мамся располагала 1996,9 дес. земли. Из них 42,8 дес. находились под усадьбами и огородами, 1552 дес. - под пашней, 389,9 дес. - под сенокосными лугами, 12,2 дес. - под выгоном. Средняя стоимость арендной платы 1 дес. земли озимого поля составляла 1 р. 12 коп., ярового поля - 78 коп., сенокосных лугов - от 2 р. 45 коп. до 63 коп. в зависимости от качества произ­растающих трав.

На одну душу мужского пола в середине XIX столетия прихо­дилось 4,39 дес. земли. Удобряемые земли (547,3 дес.) лежали к за­паду от селения, по обе стороны дорог в деревни Старый Ашит и Шинер-Кинер (Старый Кинер); к северу по левую сторону речки Окша; на востоке - по обе стороны от безымянного оврага и к югу до безымянного ручья около мельницы. Неудобряемые земли (1004,7 дес.) располагались по границе с владениями государствен­ных крестьян дер. Шинер-Кинер, на северо-востоке - от удобряе­мых земель до леса и владений жителей дер. Ташкичу.

Под сенокосы и выгоны обычно отводились заливные луга по берегам рек Ашит и Окша. В начале 1860-х годов мамсинцы имели в своих хозяйствах 160 лошадей, 40 жеребят, 175 коров, 48 телят, 686 овец и коз. 26 дворов считались безлошадными.

В 1880-х годах мамсинская община выплачивала в пользу каз­ны 1084 руб. 60 коп. подушной подати, 1281 руб. 20 коп. оброчной подати, 169 руб. 72 коп. государственного земельного налога, 326 руб. 58 коп. лесного налога. Кроме того, на нее налагались общест­венные сборы: земский (501 руб. 66 коп.) и мирской (193 руб. 16 коп.). Таким образом, общая налоговая нагрузка на поземельную общину составляла 3557 руб. 18 коп. в год, на одну душу мужского пола в среднем приходилось 6 руб. 71 коп. налогов.

После проведения аграрной реформы 1866 года и перераспре­деления сельскохозяйственных земель татарские хлебопашцы Среднего Поволжья получили значительно меньше наделов, чем прежде. Их средний размер составлял от 3,9 до 5,5 дес. на душу. В связи с тем, что наделы жителей исследуемых татарских деревень были и так весьма малы, данные реформы практически не привели к сокращению земельных фондов их общин. Напротив, за счет рас­пашки неудобных для земледелия лесистых участков им удалось несколько увеличить количество обрабатываемой земли. В начале ХХ века, по данным владенных записей, крестьяне дер. Старый Ашит располагали 1995,2 дес. земли, в том числе 1918,7 дес. удоб­ной; за жителями деревень Старый и Новый Кинер числилось

5. дес., из них 4046,8 дес. удобной; жители дер. Ташкичу имели

6. дес., в том числе 2530,2 дес. удобной; крестьяне дер. Мамся владели 2721,9 дес. земли, из них 2675,9 дес. удобной. В то же вре­мя, в связи с постепенным ростом народонаселения, количество на­дельной земли неуклонно сокращалось. К 1906 году средний душе­вой надел поземельной общины дер. Старый Ашит составлял

8. дес., деревень Старый и Новый Кинер - 2,6 дес., дер. Ташкичу -

8. дес., дер. Мамся - 4 дес. удобной земли.

По средней кадастровой оценке начала 1880-х годов, с одной десятины пашни местные жители получали до 30 четвертей хлеба,

77

что соответствовало второй категории плодородия почв .

Основным земледельческим орудием труда татар-хлебопашцев этого региона была обыкновенная соха с двумя сошниками. Приме­нялась «русская» соха с прямой палицей, отваливавшая землю на обе стороны, реже - «вятская» с кривой палицей. Использовалась также «косуля» (среднерусская соха с одним лемехом) . При рас­пашке новых участков земли с глубоким слоем дерна применялся также тяжелый сабан. В качестве тягловой силы использовались лошади. В зависимости от состояния почв и материального обеспе­чения крестьян запрягали от одной до двух лошадей. В конце XIX - начале ХХ века начинают активно внедряться заводские и изготов­ленные кустарно металлические плуги. Основным орудием бороно­вания оставалась классическая деревянная рамная борона.

Для жатвы хлеба вплоть до конца XIX столетия в основном ис­пользовались серпы. Безусловным преимуществом данного орудия труда являлись минимальные потери зерна при уборке, что имело немаловажное значение в условиях низких урожаев в зонах риско­ванного земледелия. При этом использование серпа было весьма трудоемким и малопроизводительным способом жатвы. В конце XIX века большую популярность при уборке озимых приобретают косы-литовки, ускорявшие процесс в 2-3 раза и значительно облег­чавшие труд хлебопашца. Для уборки хлеба в основном использо­вались грабли и вилы, для обмолота - цепы.

Для помола зерна применялись мельницы. Наличие крупных речных артерий благоприятствовало развитию в регионе сети рота­ционных водяных мельниц. Изредка встречались и ветряные мель­ницы. По данным И.А. Износкова, в пользовании сельской общины дер. Старый Ашит находились две мукомольные мельницы, дер.

Мамся - одна водяная мельница, дер. Новый Кинер - по одной во­дяной и ветряной мельнице, дер. Ташкичу - две водяные мельни­цы . Эти мукомольные предприятия ежегодно производили до 2200-3000 пудов муки и крупы, использовавшихся преимуществен­но для нужд местного населения . Мельницы находились в собст­венности или аренде у местных жителей, или же у пришлых про­мышленников. Например, в 1870-е годы одна из мельниц в дер. Ташкичу арендовалась «заштатным причетником» Павлом Красновидовым за 54 руб. в год, другая - арской купеческой женой Бибигазизяной Абряшитовой за 53 руб. 13 коп. Мельница, арендуе­мая Валием Насыровым и Гайнуллой Хасановым в дер. Старый Ашит, обходилась им в 81 руб. Мухаметгалей Фаткуллин за аренду водяной мельницы в дер. Мамся ежегодно выплачивал сельской общине 50 руб. По мере развития прогресса технические новшест­ва входили и в эту сферу жизни селян. В 1910-е годы житель Ново­го Кинера Галим Нафикович Нафиков приобрел «нефтяную муко­мольную мельницу», которая работала на двухтактном двигателе шведской компании «Экваль» мощностью «в 20 силах молотовых». Мельница производила до 20000 пудов крупы и 1000 пудов «лопа­точной муки», ее обслуживали 2 работника. Общий торговый обо­рот мельницы за 1916 год составил 2200 руб.

Мука и крупа для повседневных нужд изтовлялись крестьянами с помощью деревянных ручных мельниц и крупорушек-ступ. Полу­ченное зерно и муку хранили в срубных одно- и двухкамерных кле­тях. Внутри клетей сооружали сусеки из половинок бревен, жердей теса или самана. Сусеки делились на камеры для отдельных видов зерна и муки .

 

Торговля и промыслы

Х.З.Багаутдинова

Несмотря на маленькие душевые наделы земли, низкую урожай­ность и высокую налоговую нагрузку, местные жители считались «достаточными» крестьянами, а сами деревни слыли довольно бога­тыми. Среди сельских обывателей было много зажиточных, по мер­кам дореволюционной татарской деревни, и даже состоятельных се­мейств. Этому способствовали высокая социальная мобильность и предприимчивость местных татар. Большинство из них, наряду с хлебопашеством и скотоводством, занималось неземледельческими занятиями, в первую очередь мелкой торговлей. Развитию торговли среди татар этой местности способствовало наличие вблизи крупного Уржумского тракта, связывавшего Казанскую и Вятскую губернии.

Для местных жителей торговля традиционно являлась весьма важной и значимой, а для некоторых домохозяйств и основной сфе­рой деятельности, приносившей им значительно больший доход, нежели хлебопашество. Важную роль в этом играла социальная психология татарского населения региона. Несмотря на то, что к XIX столетию процесс деклассирования бывшего татарского слу­жилого сословия здесь фактически завершился, у их потомков со­хранились историческая память о принадлежности к военно­феодальной элите татарского общества - «белой кости» (ак свяк) и тесные связи с представителями бывшего татарского служилого класса в других регионах. Это позволяло им, несмотря на принад­лежность к «крестьянскому миру» средневолжской деревни, не за­мыкаться исключительно на аграрной сфере производства.

Старый Ашит. По сведениям И.А. Износкова, в середине 1880-х годов мелкой отхожей торговлей в дер. Старый Ашит занимались 12 чел., извлекавших из этого дела ежегодно до 650 руб. В Государ­ственном архиве РТ сохранился список жителей Старого Ашита, за­нимавшихся мелкой торговлей в 1904 году. Документ дает общее представление о торговой и промышленной специализации местных крестьян. Согласно ему, житель деревни Тухватулла Гайнуллович Хасанов держал торговые лавки и 2 складских помещения на Старо- ашитском и Арском базарах, торговал мануфактурными товарами и имел приказчика Габдуллазяна Тохфатулловича Хасанова (оборот 2000 руб.). Крестьянка Фатыйха Ибрагимова держала торговую лавку по продаже чая с годовым оборотом в 80 руб. Торговые лавки имели также Гизатулла Файзуллин (200 руб.), Хайрулла Хабибуллин (100 руб.), Ахметгарей Ахметгалиев (150 руб.), Мухаметюсуп Якупов (120 руб.). Ахметзян Гизатуллович Хасанов и его сын Хакимзян Ахметзянов держали торговые лавки на крупнейших базарах Казан­ской губернии. В базарные дни торговали в своих домах белым и ржаным хлебом, печеньем, а также горячей водой для чая Мухамет- галей Абдулхалеков, Мухаметзян Сулейманов, Мухаметъамин Гаде- ев и Шагимардан Мухаметгалиев.

Некоторые из крестьян, обогатившись на мелочной торговле, становились крупными купцами и промышленниками. В частности, в начале ХХ века Абдрахман Басыров открыл в Казани в доме на­следников купца Юнусова торговые лавки по продаже «хлебно­бакалейных товаров». Оборот торговых предприятий А. Басырова за 1905 год составил 25000 руб. В доме Юнусова держал торговую лавку по продаже чая и Абдулвалей Абдулбасыров (ежегодный оборот 12000 руб.). На ул. Большой в Казани в своем доме держал лавку по продаже продуктов питания Муса Исхаков (ежегодный оборот 700 руб.).

Наличие большого количества торговых людей и просто бога­тых жителей оказало влияние на архитектуру Старого Ашита. На­ряду с характерными для татарской деревни деревянными домами и хозяйственными постройками, возведенными без определенного плана, здесь имелось много больших, добротных домов и торговых заведений. Были и кирпичные строения. В частности, до сих пор сохранились каменные здания торговых магазинов Гайнуллы бая (1823-1894) и его сына Гатауллы бая (1862-1927).

Представители сельской татарской буржуазии, разбогатевшие в сфере торговли, вели активную меценатскую деятельность, финан­сировали проекты в области развития школьного и религиозного просвещения своих соплеменников. Например, торговец Мухам- маджан Кулаков (ум. 1 июня 1909 г.), который был родом из дер. Старый Ашит, но жил в г. Уральске, построил там каменное медре­се и большие мечети в селениях Калмыковка и Новая Казанка. В 1911 году местный купец Тухфатулла Хасанов пожертвовал 25 руб­лей жителям Семиреченской области (Средняя Азия), пострадав­шим от землетрясения. В 1914 году несколько жителей Старого Ашита открыли артельную лавку и 1/3 дохода от нее решили отда­вать школе для девочек в дер. Кшкар.

Одним из распространенных механизмов поддержки татарских культурно-просветительских институтов со стороны торговой буржуа­зии являлись вакуфы. Желая помочь развитию просвещения и сделать «богоугодное дело», баи передавали часть своего недвижимого иму­щества в пользу медресе, мечети и пр. Получаемый от нее доход дол­жен был тратиться на содержание мугаллимов (учителей), шакирдов (учеников), имамов (мулл), строительство и обновление зданий.

Такая практика существовала и среди богатых жителей Старого Ашита. В фонде Оренбургского магометанского духовного собра­ния Национального архива Республики Башкортостан сохранилось вакуфнаме (документ на передачу имущества в вакуфный фонд) Тухватуллы Гайнулловича Хасанова (1847-1926). В нем говорится о передаче в 1917 году Тухватулла баем 116 дес. земли, находив­шейся в Уржумском уезде Вятской губернии, «в честь Аллаха» в вакуфное владение. Средства, получаемые с этого вакуфа, должны были пойти на строительство и содержание мечетей и школ в де­ревнях Старый Ашит (Иске Ашыт), Служилая Ура (Байлар Орысы), Старый Куллар (Иске Коллар), Иске Юрт (Иске Авыл), Ашитбаш (Ашытбаш), Наласа, Нижний Утар (Ty6qh Утар), Хасаншаех (Хэсэншэех) Казанской и Вятской губерний.

Важное место в жизни многих жителей Старого Ашита занимал местный базар. По данным Ш.Марджани, он открылся еще в 1805 году. Обслуживанием торгов, содержанием постоялых дворов и торговых лавок были заняты многие староашитцы. В середине 1870-х годов в деревне работали 15 торговых и одно питейное заве­дение, 7 харчевен . Наряду с продуктами питания и товарами на­родного потребления на базаре продавали строевой лес, дрова, мох, мочало, глиняную и деревянную посуду, земледельческие орудия и другие кустарные изделия .

По данным 1867 года, за торговый день здесь в среднем сбыва­лось: ичигов и татарских калош - 24 штуки, дров - до 15 саженей, бревен - 25 штук, птицы - 10 тушек, шкур - 20 штук, ржи - 25 пу­дов, овса - 30 пудов, муки ржаной - 30 пудов, муки пшеничной - 15 пудов, крупы - 6 пудов, соли - 5 пудов, солоду - 5 пудов, коров - 5 голов, поташа - 15 штук, холста - 10 кусков, семян льна - 3 пуда, семян конопли - 3 пуда, постного масла - 2 пуда, рыбы сухой - 5 пудов, посуды разной - 170 штук, свечей сальных - 3 пуда. Всего в базарный день привозилось товаров местного изготовления на сум­му 700 руб., их них полностью продавалось товаров на 250 руб. Кроме того, на староашитском базаре торговали фабричными и привозными изделиями. Ежедневные объемы продаж составляли: ситца - 80 штук, шалей - 30 штук, сукна - 10 штук, трико - 20 штук, шелковых и шерстяных материй - 20 штук, сахару - 2 пуда, чаю - /г пуда. Общая сумма завозимых товаров колебалась в районе 1000 руб., полностью продавались в течение торгового дня товары на сумму 200 руб. Всего в указанный период на базаре торговало до 30 человек, из них 20 были местными жителями. Средняя арендная плата за один торговый день составляла 5 руб. 47 коп.

Староашитский базар был крупнейшей торговой площадкой За- казанья. По рассказу информатора, уроженки дер. Старый Ашит Шарафиевой Мадины Салахетдиновны (1920 г.р.), на базар, прово­дившийся каждый четверг, даже в 1920-е годы собиралось большое количество народа со всего Среднего Поволжья. Они, в то время маленькие дети, после базара ходили по торговым рядам и собирали мелкие монеты, потерянные посетителями.

Наряду с положительными сторонами развитой базарной торгов­ли в деревне, необходимо отметить и ее отрицательные проявления для жизни староашитцев. Наплыв большого количества разномастно­го праздного народа в базарные дни приводил к росту преступности, возникновению конфликтов и беспорядков. Негативное влияние на нравственное состояние местного населения, особенно молодежи, оказывало наличие в деревне питейных заведений. Один из кабаков Староашитского базара принадлежал крестьянину Мамадышского уезда Казанской губернии Михаилу Осиповичу Бигинову. Ежегодно в нем продавалось до 480 ведер крепкого алкоголя на сумму 1440 руб. Второе питейное заведение содержал мещанин г.Арска Алексей Алексеевич Барышев, продававший до 480 ведер на сумму 1440 руб. По оценке старшего поколения дер. Старый Ашит, винная торговля «приносит исключительно только одни неприятности, по­тому что наше молодое поколение, благодаря дешевизне водки, стало пьянствовать, по ночам учинять безобразия, в базарные дни постоян­но на улице происходят ссоры, драки, кражи, по поводу которых нам приходится усиливать надзор - по наблюдению за порядком, а также является и небезопасным в пожарном отношении .. ,».

В 1903 году по инициативе старосты Абдулхалика Абдуллаты- пова, других авторитетных жителей деревни, а также мусульман­ского духовенства, был составлен приговор с настоятельной прось­бой к губернской администрации о закрытии питейных заведений. Под обращением подписались главы 172 семейств Старого Аши- та. Этот приговор был поддержан земским начальником 5-го ок­руга Казанского уезда . Управляющий акцизными сборами Казан­ской губернии со своей стороны также не нашел оснований, пре­пятствующих закрытию винной торговли в деревне. Благодаря на­стойчивости староашитцев, винная лавка была закрыта в начале 1904 года. По этому поводу крестьяне в письме от 9 июня 1904 года выражали благодарность казанскому губернатору П.А. Полторац­кому: «по закрытии винной лавки в нашей деревне стало спокойно, за что очень благодарим Его превосходительство гос. Казанского губернатора и просим в нашей деревне, если кто из однообществен­ников допустит в своем доме открыть кабак - не разрешать, раньше в нашей деревне была винная лавка, тогда было неспокойно, а сей­час, как закрыли, стало очень спокойно» .

Тем не менее, в рыночные дни торговля спиртным продолжа­лась, оказывая негативное влияние на духовные ценности, мораль и религиозность сельчан. Перед соблазнами не могли устоять даже мусульманские священнослужители. Например, в 1915 году газета «Кояш» предала огласке следующий факт: муллы, приехавшие на базар в Старый Ашит, собирались в бане у одного местного жителя и употребляли спиртные напитки.

Помимо торговых заведений в дер. Старый Ашит имелись и не­большие промышленные заведения. В частности, здесь было орга­низовано красильное и набивное предприятие, на котором работали 3 чел. (покраска и набивка различных тканей). В разное время оно принадлежало крестьянину с. Чепчуги Казанского уезда Вавилову и Дмитрию Тимофеевичу Макарову. Общий годовой доход заведения составлял 400 руб. На нем обрабатывалось и красилось ежегодно до 500 кусков холста и 70 пудов пряжи. Имелось салотопенное предприятие (обработка сала, изготовление сальных свечей и мы­ла), а также кузница. Кузница принадлежала крестьянину г. Козь- модемьянска Ефиму Леонтьеву. Ежегодно им производились раз­личные металлические изделия общим весом до 50 пудов на сумму 310 руб.

Кузнечный промысел был развит в деревне и в более ранний период: в середине 1880-х годов в Старом Ашите было 2 кузнеца, зарабатывавших ежегодно до 130 руб. В это же время 8 жителей занимались обработкой лыка и коры, изготовлением из них посуды и обуви, еще 5 человек занимались выделкой рогож. В деревне имелся мастер по изготовлению посуды и других изделий из меди и латуни (доход 120 руб.), два серебряных дел мастера (по 90 руб.), 10 мясников (225 руб.), портной (30 руб.), сапожник (25 руб.), шор­ник (45 руб.), плотник (30 руб.). В начале ХХ столетия широкую известность в округе получили каменщики и печники Старого Ашита - Фахрутдин Шамсутдинов, Мухаметамин Мухаметгалиев,

Шарафутдин Шакиров, Галяутдин Фахрутдинов. К их услугам прибегали как местные жители, так и крестьяне из соседних дере­вень. Наиболее бедные жители деревни после окончания аграрного сезона собирались в артели и нанимались разнорабочими и бурла­ками на торговые суда. Широкое распространение среди местных жителей получило занятие извозом.

Ташкичу. Предприимчивостью и склонностью к торговой дея­тельности отличались и жители дер. Ташкичу. По неполным дан­ным, продажей различных товаров в начале ХХ столетия занима­лись Мухаметзакир Хусаинов (ежегодный торговый оборот 110 руб.), Гумер Шагимарданов (180 руб.), Мухаметзакир Хусаинов (500 руб.), Гумер Ишмухаметов (400 руб.), Каюм Габидуллин (300 руб.), Габдулбарей Каюмов (нет сведений), Гумер Ишмуратов (400 руб.), Шакирзян Ахметзянов (250 руб.), Мухаметзян Хусаинов (800 руб.), Габдулкаюм Габидуллин (850 руб.).

В самой деревне функционировали 3 лавки. Шакирзян Ахмет­зянов занимался продажей чая, сахара, бакалейных товаров; Гумер Шагимарданов, специализировался на продаже табака; Мухаметза- кир Хусаинов, кроме лавки в Ташкичу, торговал на базарах в селе­ниях Старый Ашит, Большой Менгер и Апазово.

Выходцы из дер. Ташкичу имели торговые заведения в Казани. В начале ХХ столетия Загидулла Галиуллович Валеев держал мага­зин галантерейных товаров в доме Цимбалова (ул. Мостовая) с го­довым оборотом в 5000 руб. Хуснизамал Абдулнасыровна Сали­хова имела лавку на Базарной площади, где продавала ситцы, ку­мач, бумазею и платки на сумму до 1000 руб. Хайрулла Галиул- лович Валеев арендовал бакалейную лавку в доме Малдоварова (ул. Малая Симбирская), оборот которой составлял 1000 руб. Ги- лязутдин Гайнуллин держал магазин в доме купцов Юнусовых. Г о- довой оборот заведения, специализировавшегося на продаже «ази­атской обуви», составлял 1500 руб.

Торговые интересы ташкичинцев не ограничивались пределами Казанской губернии, они ездили на ярмарки в Семипалатинск, Тро­ицк и Оренбург. Причем приезжали они не на пустое место, а к своим односельчанам, проживавшим там на постоянной основе. В частности, Ш.Марджани пишет о жителях дер. Ташкичу по имени Хаджи Мухаммаджан бин Исмагил бин Мухтар бин Иштиряк, Ха­сан бин Ибрахим бин Исмагиле, Садыйке бин Исмагил, переселив­шихся в Семипалатинск, а также о Габдельлатыйфе бин Габдель- вали бин Габдеррашид бин Габдельгазиз бин Габдерашид, обосно­вавшемся в Троицке. Можно предположить, что эти переселения произошли не позднее середины XIX века или даже раньше.

Кроме прочих товаров, продавались изделия собственного про­изводства. В частности, большим спросом пользовалась продукция местных сапожников, специализировавшихся на изготовлении «азиатской» обуви (ичиги). Эта дорогая кожаная обувь делалась на заказ, сбывалась на крупных базарах, а также в Казани в торговой лавке Г. Гайнуллина. Как писал современник, специалист кожевен­ного дела М.А. Рылов, «выкраиваются ичиги из кож козловых и ба­раньих и шьются с узорами и без узоров, цветные и черные. Узоры строчатся “в рябиновку” (рябь) цветною бумагою, шелком и золо­том. Ичиги составляются из трех частей: 1) «крюк», т.е. передники и голенища, вытянутые вместе, 2) «задник» и 3) «подошва». Так называемые - «двуклюшные» ичиги составляются из фигурного «клюша» (переда) голенища, задника и подошвы. Все остальные сорта ичег вырабатываются с пришивным передом, таковы так на­зываемые «вензелевые» и «дворянские» полусапожки. Последние отличаются тем, что они шьются с каблуком, на манер европейского полусапожка» .

Основным кустарным промыслом ташкичинцев являлось изго­товление рогож. В середине 1880-х годов этим ремеслом в деревне занимались 34 человека (общий доход 3960 руб.). Развитию рогож- но-кулеткацкого промысла среди местных жителей способствовало обилие в округе липовых насаждений в казенных и частных лесах. С другой стороны, несложность приспособлений для тканья и про­стота самой работы, не требующей особого умения, давала возмож­ность использовать труд не только взрослых мужчин, но также женщин и детей обоего пола . Важную роль играл и высокий спрос на данный товар. Развитие широкой торговли, особенно зер­новым хлебом, требовало большого количества легкого и дешевого упаковочного материала, в качестве которого выступали кули и ро­гожи, изготавливавшиеся из мочала местной выделки. Крупным производителем рогож, наладившим в начале ХХ века их массовое производство, был Шакирзян Ахметзянов. На него работали 9 до­мохозяйств, изготовлявших 5 тыс. рогож в год.

В небольшом количестве в Ташкичу были представлены и дру­гие промыслы, ориентированные в основном на удовлетворение спроса местного населения. По сведениям земских статистиков, в 1885 году в деревне имелись 2 плотника с доходом в 30 руб., один кузнец с доходом 50 руб., работавший в собственной кузнице. Еще 6 зарабатывали извозом, приносившим до 30 руб. в год каждому.

Старый и Новый Кинер. Торговые традиции имели глубокие исторические корни в деревнях Старый и Новый Кинер. В XIX - начале ХХ века здесь сложились целые купеческие династии, такие как Ермаковы, Абдрашитовы, Гайнуллины, Садыковы, Измайловы. В основном местные жители занимались мелкой торговлей на еже­недельных базарах, проходивших в Заказанье. Так, в начале ХХ ве­ка Негаметзян Фахрутдинович Утяганов держал торговые лавки на Арском, Апазовском и Балтасинском базарах, Мухаметзян Хасанов и Гатаулла Нугуманов - на Апазовском базаре (торговый оборот 110 и 100 руб.), Мифтахутдин Багаутдинович Абдрашитов (1500 руб.), Муллагалей Байрамгалеев (100 руб.), Загидулла Вильданов (60 руб.), Мухаметзян Хасанов (400 руб.), Шарипзян Сабирзянов (1500 руб.), Байрамгалей Габдулхаликов (200 руб.), Незамутдин Зайнегабдинов Ермаков (2000 руб.), Мухаметша Садыков (1500 руб.), Абдулвахит Баязитов (300 руб.), Бибизюгра Искакова (100 руб.), Минсылу Сайфутдинова (200 руб.) Абдуллязан Сулейманов (200 руб.) - на базарах Казанского уезда и в родной деревне.

Многие жители уезжали торговать на Южный Урал и в Казах­скую степь. Например, Хафиз-бай, Гарей-бай, Шамсетдин-бай дер­жали торговые ряды в г.Петропавловск (по тат. Кызылжар). Здесь же обосновались и проживали представители династии новокинер- ских купцов Ермаковых . В г.Троицк торговал Миндаль Сайфуллин

Довольно много жителей деревень Старый Кинер и Новый Ки­нер занимались торговлей в Вятской губернии. В конце XIX века Хабибулла Вильданов и Себегатулла Галеев заведовали торговой лавкой купца Абдуллатыпа Хакимова на базаре дер. Тюнтер Мал- мыжского уезда. Мухаметгариф Мухаметсадыков имел там три «ба­зарных балагана с мануфактурным товаром». Торговать ему помогали брат Ахметзян Мухаметсадыков и крестьянин дер. Пижмары Казанского уезда Ахметзян Сатрутдинов.

Новокинерцы активно торговали и в Казани. В начале 1900-х го­дов Кутдус Измаилов держал здесь лавку по продаже «щепных това­ров» с торговым оборотом в 3000 руб., и палатку на Сенной площади с оборотом в 1500 руб. Один из самых богатых жителей дер. Новый Ки­нер Мифтахутдин Ермаков был собственником бакалейной лавки по ул. Плетеневской, оборот которой оценивался в 12000 руб.

Торговцы и промышленники Старого и Нового Кинера имели определенную специализацию. В частности, Сайфулла-бай зани­мался производством и продажей хлеба. По рассказам старожилов, после революции большевики конфисковали у него 15-20 амбаров зерна. В Новом Кинере Низамутдину Зайнелгабдиновичу Ерма­кову (1854-1915) принадлежали 2 каменных магазина, один из ко­торых сохранился до наших дней. Следует отметить, что Н.З. Ер­маков наряду с торговой деятельностью активно занимался благо­творительностью, тратя значительную часть своего состояния на содержание местных татарских школ. Этот аспект его деятельности нашел отражение в эпитафии на его надмогильном памятнике, со­хранившемся на кладбище дер. Новый Кинер.

По сведениям И.А. Износкова, в середине 1880-х годов старо- и новокинерцы занимались изготовлением печей (2 чел., доход - 24 руб.), головных уборов (4 чел., 120 руб.), обуви (1 чел., 12 руб.), пилкой леса (4 чел., 54 руб.), извозом (3 чел., 15 руб.). В Новом Ки­нере работали 2 кузницы. В начале ХХ века недалеко от Нового Кинера, у Шошмабашской мельницы, Серазетдин Низамутдинович

Ермаков открыл «солодовенный завод», на котором производился (проращивался и сушился) солод. Ежегодный оборот предприятия составлял 1800 руб.

Из дер. Новый Кинер происходил знаменитый род плотников Гайсиных. Один из представителей этой семьи, Габдерафик Гайсин (1843-1928), построил за свою жизнь 36 деревянных мечетей. Сре­ди других известных представителей этого рода можно упомянуть Габделгазиза, Хуснетдина и Каюма (1882-1914) Гайсиных. Были в деревне и хорошие столяры, изготавливавшие для сельского насе­ления добротную и недорогую мебель.

Дер. Старый Кинер славилась своими шерстобитами (обработка шерсти овец). Местные мастера с осени, после окончания жатвы, разъезжались по близлежащим деревням, где собирали и обрабаты­вали шерсть. Зимой из этого материала валяли кошмы. Сам процесс битья производился следующим образом: разрыхленная руками шерсть с помощью простого лучка со струнной тетивой взбивалась ударом пальца или битка, что заставляло струну вибрировать над расчесанной шерстью. Вследствие этого более грубые части отбра­сывались в сторону, пыль и мелочь проваливались через решето, на котором производилось взбивание, а подшерсток разрыхлялся.

Мамся. Из дер. Мамсявышло несколько видных татарских ку­печеских семей, таких как Валитовы (Сафаргали, Мухамметгали и Сибгатулла Валитовы), Бикмухаметовы (Вафа, Мухаммат Вафин, Залялютдин Вафич Бикмухаметов, Бибихадича Ибрагимовна Бик- мухаметова). Наибольшую известность в татарском обществе по­лучил уроженец Мамси, крупный казанский купец, промышленник и меценат Мухаметсафа Галикеев (1822-1890). Он имел в Казани свой мыловаренный завод на ул. Большая Симбирская, а также вел широкую торговлю предметами народного потребления в разных городах Среднего Поволжья. В 1879 по 1884 год М. Галикеев яв­лялся членом учетного комитета Казанского городского общест­венного банка. Ему принадлежал доходный дом на ул. Московской в Казани, в котором располагались аптеки Г.В. Майзельса и Я.А. Кравера, а также бакалейный магазин. После смерти Галикеева стоимость дома была оценена в 20 тыс. руб. Это наследство родст­венники Мухаметсафы-бая передали в вакуф Первой соборной ме­чети г. Казани, что было вполне логичным решением. Еще при сво­ей жизни М. Галикеев активно помогал ее имаму, Ш. Марджани. Во многом благодаря его финансовой поддержке было построено зда­ние для медресе «Марджания».

Старший сын М. Галикеева Мухаммадсадык (1847-1919), про­должил дела отца. Он был учеником Ш.Марджани, обучался в его медресе. Мухаммадсадык Галикеев специализировался на торговле мануфактурными товарами, владел магазином в Гостином дворе (годовой торговый оборот превышал 1 млн. руб.), складами и мага­зинами по продаже шерсти и шкур на Сенной площади и Екатери­нинской улице Казани. Современники называли его «мануфактур­ным королем». В 1897-1917 годах являлся гласным Казанской го­родской думы, членом учетного комитета Казанского городского общественного банка, членом учетно-ссудного комитета Казанского отделения Государственного банка России (1903-1917). За много­летнюю службу в последнем был награжден золотой медалью на Аннинской ленте. М.Галикеев занимался широкой благотворитель­ной деятельностью, был почетным членом «Общества пособия бед­ным мусульманам г.Казани», попечителем 8-го русско-татарского училища Казани, пожертвовал средства на строительство 10 мече­тей (в т.ч. Розовой в Казани), нового здания медресе «Мухаммадия» (1883-1901) и на его содержание. Был сторонником джидидизма, активно выступал за реформирование народного образования, под­держивал идеи Г.Баруди.

Второй сын Мухаметсафы Галикеева Габдрахман (1854-1926), унаследовал мыловаренные предприятия отца. Им было расширено производство на заводе, благодаря чему он стал крупнейшим про­изводителем мыла в Казанской губернии. Модернизация производ­ства позволила наладить выпуск различных сортов ароматического мыла (выпускал около 10 разновидностей мыла), пользовавшегося широкой популярностью в народе. В конце XIX столетия Г. Галике- ев стал купцом 1-й гильдии, владел домами на Большой Мещанской и Сенной улицах Казани.

Предприниматели из Мамси более мелкого уровня в основном ориентировались на рынки Заказанья. В начале ХХ века Мухамет- галей и Сибгатулла Сафаргалеевы торговали на Старо-Ашитском, Больше-Менгерском и Больше-Атнинском базарах (торговый обо­рот по 1000 руб.). На крупных базарах Казанского уезда, а также в родной деревне, вели торговлю Мухаметвафа и Залялютдин Бикму­хаметовы (1000 руб.), Халиулла Сафиуллин (80 руб.), Сибгатулла Валитов (1000 руб.), Мухаметгалей Валитов (1560 руб.), Бибихады- ча Ибрагимова Бикмухаметова (1300 руб.), Мухаметзян Хусаинов (1000 руб.), Габдрахман Ахметзянов.

Как и у жителей дер. Ташкичу, широкое распространение среди мамсинцев получило плетение рогож. В 1885 году этим кустарным промыслом в Мамсе занималось 160 чел., что приносило им общий доход 4563 руб. в год. Организация производства рогожей носила характер общесемейного дела: в нем принимали участие как стар­шее поколение, так и младшие члены семьи, подростки обоего пола. Зимой работа велась в домах или сараях, в теплое время года - во дворах под особым навесом. Плетение рогож производилось на особых станках, наподобие ткацких. Они представляли собой «го­ризонтально натянутую раму, укрепленную между четырьмя стой­ками; по длине рамы натягивается из отборных полос мочала осно­ва, пропущенная через бердо». Бердо состояло из ряда толстых зубьев в четырехугольной раме с отверстиями в середине каждого зуба. Уток, с помощью особой деревянной иглы, пропускался по­перек основы и прибивался трепалом. Для сшивания рогож в кульки употреблялась особая длинная игла.

К началу ХХ столетия этот промысел приобрел промышленные масштабы. По свидетельству Галяутдина Бикмухаметова, местный торговец и промышленник Мухаметгалей Сафаргалеев, наладивший производство и продажу рогож, имел оборот до 80 тыс. руб. в год. В его подчинении находились до 50 приказчиков и множество ра­ботников. Сам Г.Бикмухаметов в 10 домохозяйствах производил до 12000 шт. рогож. Полученный товар сбывался на местных база­рах по 2 руб. 50 коп. за 100 рогож весом в 5 пудов. Надо отме­тить, что между М. Сафаргалеевым и Г. Бикмухаметовым сущест­вовала острая конкуренция, переросшая в открытый конфликт. В 1906 году Г. Бикмухаметов подал на своего торгового конкурента донос, обвинив его в незаконной промышленной и торговой дея­тельности. Однако в ходе расследования дела полицией эти обвине­ния не подтвердились, и М. Сафаргалеева признали невиновным в инкриминируемых ему преступлениях.

В дер. Мамся были развиты и другие ремесла. Например, в се­редине Х1Х века мулла Мухаммадсадыйк занимался кузнечным де­лом и этим зарабатывал себе на жизнь. Его сыновья Мухутдин и Шихабутдин занимались кузнечным ремеслом уже в Казани.

Были в Мамсе также искусные мастера-плотники и сапожники. Среди отхожих промыслов популярностью пользовалась пилка ле­са. Организовываясь в артели, местные жители приобретали не­большие лесные делянки, вырубая их «на корню». Полученные бревна продавались или шли на изготовление различных видов пи­ломатериалов: кряжи, тес, доски и пр.

Завершая рассказ о хозяйственной жизни татарских селений Мамсинской и Больше-Менгерской волостей в дореволюционный период, следует констатировать, что в силу предприимчивости, трудолюбия и открытости к новациям их население не замыкалось на аграрной сфере. Активное занятие торговлей и промыслами по­зволяло татарским крестьянам адаптироваться к быстро менявшим­ся социально-экономическим условиям дореволюционной России, модернизировать свое хозяйство и другие сферы жизни.

ГЛАВА III

Духовная жизнь селений Ашитского джиена
в XIX - начале ХХ вв.

Э.К.Салахова

Заказанье - Казан арты занимает особое место в духовной жиз­ни татарского народа. С падением в 1552 году Казани татары пре­вратились в сельскую нацию. Уцелевшие представители городской элиты осели преимущественно на землях к северу и северо-востоку от бывшей столицы Казанского ханства. Благодаря этому простран­ство между реками Казанка и Ашит стало местом сосредоточения образованности и культуры татарского народа. В Заказанье жили и творили видные ученые, писатели, работали знаменитые медресе, слава которых была не меньшей, чем у медресе Казани, У фы и дру­гих мест. Сюда приезжали учиться шакирды из разных уголков Российской империи. По окончании учебных заведений они направ­лялись совершенствовать знания в Каир и Бухару, признанные цен­тры исламской богословской науки. Пройдя там полный курс наук, татарские юноши возвращались в родные края, сами начинали пре­подавать основы ислама, становились видными наставниками.

В каждой татарской деревне работали учебные заведения - мек- тебы и медресе, в которых приходские имамы и их жены - абыс- тайлар обучали детей азам религии и грамоты. В 1890-х годах в Ка­занском уезде Казанской губернии функционировали 139 медресе. В них получали знания 3475 мальчиков и 2502 девочки под руково­дством 140 мугаллимов и 137 мулл. 78 медресе имели собственные здания, 61 работало в наемных домах. Среди учебных заведений За- казанья, пользовавшихся известностью, можно назвать медресе в се­лениях Дубьязы, Мульма, Ямашурма, Большие Верези, Верхние Ве- рези, Казылино, Кармыш-Казанбаш, Байчуринский Ключ, Большая Атня, Кошар, Большой Менгер, Старый Кишит, Новый Кишит, Ста­рый Ашит, Мендель, Средний Алат, Балтаси, Верхняя Корса, Куле- Кими, Чембулат, Кшклово, Сенегур, Служилая Ура, Кшкар.

Известность этих медресе определялась, прежде всего, автори­тетом наставника, который являлся стержнем системы религиозно­го образования. Шакирды целенаправленно приезжали учиться к таким учителям. Однако даже в этом ряду несколько учебных заве­дений занимали особое место. Их репутация как образовательных центров складывалась многими десятилетиями, а популярность вы­ходила далеко за пределы Казанского уезда.

Ташкичу. В Мамсинской волости таким центром являлось мед­ресе дер. Ташкичу (Кудайгулова пустошь). История этого учебного заведения неразделима с историей местной мечети, которой нельзя не коснуться. О времени основания мечети ничего неизвестно, так как в письменных источниках подобная информация обычно не от­кладывалась. Можно предположить, что, как и в других татарских селениях, мечеть в Ташкичу появилась практически одновременно с образованием населенного пункта, т.е. не позднее 1680-х годов. Уже к началу 1740-х годов местные жители не помнили, когда было построено культовое сооружение. В «Экстракте», посланном в 1744 году в Сенат из Казанской губернской канцелярии, сказано: «В де­ревне Ташкичю была одна мечет при сороки дворах, которая сломана. Растоянием оная имелась от мечети, что в деревне Ашите, в пяти, от села Алат в пятидесят пяти верстах. Новокре­щен во оной деревне не имеется. А по скаске той деревни жителей показано: в котором де году она мечет построена - не помнят».

Несмотря на отсутствие даже приблизительной датировки построй­ки мечети, этот небольшой отрывок дает ценные сведения о време­ни разрушения первой мечети - 1742-1744 годы, и количестве дво­ров в селении - 40. Наконец, он сообщает о следующем немаловаж­ном факте - никто из жителей дер. Ташкичу не поддался на уговоры православных миссионеров, и все они сохранили приверженность исламу. Отсутствие новокрещеных в селении давало местным му­сульманам право на восстановление мечети, которого были лишены жители тех татарских селений, в которых совместно с привержен­цами ислама проживали крещеные татары.

Достоверная информация о времени восстановления мечети в Ташкичу отсутствует, так как метрические книги в деревне начали вестись лишь с 1829 года. Однако есть все основания считать, что случилось это уже в правление императрицы Екатерины II, прово­дившей либеральную религиозную политику. Согласно данным Ш. Марджани, новая мечеть была деревянной и построена на сред­ства местного жителя Давыда ибн Ишми ибн Туйхузя. Со временем из-за быстрого роста населения мечеть перестала вмещать всех ве­рующих, в связи с этим было принято решение о возведении в де­ревне большой каменной мечети. Старую деревянную мечеть сын Давыда Ишмиева Габид перенес из Ташкичу в дер. Большая Атня, где она стала выполнять функцию второй мечети. Сам Габид Давы­дов был человеком искренне верующим, душевным и прямолиней­ным. Старался соблюдать все предписания шариата, не пропускал ни одного богослужения, для совершения намаза пять раз в день приходил в мечеть. Старался учиться и познавать все новое, любил общаться с религиозными деятелями. Скончался он в конце 1829 года и был похоронен в дер. Ташкичу. Ш. Марджани отзывается о Г. Давыдове с большим уважением, называя его святым человеком.

Свои услуги по строительству новой большой мечети в дер. Ташкичу предложил местный житель Ибрагим бин Ахмар бин Иш- тиряк. Однако, по неизвестным причинам, большинство односель­чан выступили против него и доверили это богоугодное дело знаме­нитому купцу Сулейману Назирову Хозясеитову, уроженцу дер. Нижняя Ура. Место, отведенное для постройки мечети, оказалось зажато соседними домовладениями, хозяева которых боялись поте­рять свои участки земли. В связи с этим возникли трудности с рас­положением здания, которое по канонам ислама должно ориентиро­ваться на Мекку. Тем не менее, архитектор и строители справились с этой нелегкой задачей. По оценке Ш. Марджани, направление на мусульманскую святыню было точно выдержано.

В 1817 году в мечети был прочитан первый намаз, но работы по ее обустройству продолжались и в последующие годы. В 1834 году сыном Сулеймана Хозясеитова Усманом были сделаны вентиляци­онные окна и двери, после чего мечеть была полностью готова. Строитель мечети Сулейман Хозясеитов скончался вскоре после этого, в 1837 году, и был похоронен в родной деревне. Его сын Ус­ман Сулейманович умер в 1848 году, во время хаджа в Медину. Их дело продолжил житель дер. Ташкичу Фахретдин Губайдуллин: в 1850 году на его средства в мечети был сделан ремонт и обновлен потолок. После смерти в 1852 году Ф. Губайдуллина финансовую помощь в содержании мечети оказывал другой житель деревни - хаджи Валид Мусагидов (умер в 1859 году).

Осенью 1875 года, когда в результате сильной бури у мечети оказалась сорвана часть минарета, деньги на его замену выделил казанский купец Ахмед Фазылов. Обновленный минарет получился немного выше, чем был, вдобавок на него установили полумесяц. На замену минарета Фазылов выделил 52 рубля, на покрытие купо­ла - еще 35 рублей. Во время ремонта в первоначальный проект здания были внесены изменения. Если раньше вход в минарет рас­полагался в глубине мечети, то теперь его перенесли к входу в саму мечеть. В 1879 году мечеть вновь подверглась обновлению. На средства Садыка Губайдулловича Хозясеитова перед мечетью по­ставили фонари, а само здание огородили решетками.

Необходимо отметить, что род фабрикантов Хозясеитовых, проживавших в дер. Служилая Ура Царевококшайского уезда (ныне с. Нижняя Ура Арского р-на РТ), играл особую роль в жизни мест­ной махалли. Как отмечает Р.Р.Салихов: «Вероятно, во многом бла­годаря поддержке купцов д. Служилая Ура, род Марджани на про­тяжении почти 100 лет успешно вел активную проповедническую и педагогическую деятельность в д.Ташкичу» .

Мечеть является самым ранним строением дер. Ташкичу, со­хранившимся до наших дней. С архитектурной точки зрения по ти­пу это двухзальная мечеть с минаретом в центре крыши. Здание прямоугольной формы, включает в себя два этажа: на первом рас­полагаются хозяйственные помещения, на втором - анфиладные молельные залы. В вестибюле размещена лестница на второй этаж. Молельные залы разделены толстой стеной, внутри которой распо­лагалась узкая лестница, уходящая на чердак и минарет.

Фасады мечети решены в стиле строгого классицизма. На про­дольных фасадах выделен центральный ризалит в три окна, завер­шенный треугольным фронтоном с полуциркульным проемом в тимпане. Минарет мечети был утрачен в 1930-е годы, но в 1990-е годы восстановлен по проекту архитектора Р.В. Билялова.

Мечеть в дер. Ташкичу по традиционному объемно-планиро­вочному решению и стилистическому оформлению фасадов анало­гична казанским мечетям «Иске-Таш» и № 11 («Большая Камен­ная»), является памятником татарской культовой архитектуры в

9

стиле строгого классицизма .

В 1915 году жители Ташкичу подали ходатайство о возведении в деревне еще одной соборной мечети. В просьбе им было отказано на том основании, что «... в деревне Ташкичу каменная мечеть вполне прочная и вместительная и что приговор прихожан от 15 мая 1915 года составлен с нарушением установленных правил». Революци­онные потрясения 1917 года и последовавшие за ними события окон­чательно разрушили надежды ташкичинцев на строительство второй мечети. Таким образом, на протяжении всей истории дер. Ташкичу здесь функционировало лишь одно культовое сооружение. Соответ­ственно, медресе, прославившее селение во всем мусульманском ми­ре, имело отношение именно к этой исторической мечети.

В целях объективности следует заметить, что славу учебному заведению создают не стены, а его преподаватели и выпускники. Среди наставников, трудившихся в разное время в медресе Ташки- чу, особое место занимает ахун Абдуссалям бин Оруви. Абдусса- лям-хазрат обучал шакирдов не только религиозной грамоте. Он старался развивать у них самостоятельное мышление, делал упор на анализ фактов и событий. Это было в новинку для того времени и воспринималось прохладно большинством его коллег. У Абдусса- ляма бин Оруви учился Абдулла Галеев, который в 1755-1756 годах под именем Батырша возглавил восстание башкир и татар Приура- лья. Народное движение было направлено против колониального гнета царского правительства, и нет сомнений в том, что свободо­мыслие А. Галеева во многом было привито его наставником.

В начале XIX века имамом в мечети дер. Ташкичу стал уроже­нец дер. Кшкар Шамсутдин бин Абдуррашид бин Усман бин Аб- дулкадыр. Он рано потерял родителей и воспитывался в семье ме­стного купца Баязита Ибрагимова, который не жалел сил и средств на обучение мальчика. Получив законченное образование в Бухаре, Шамсутдин вернулся на родину. К его приезду Б. Ибрагимов вы­строил большое медресе, в котором Абдурашидов стал мугаллимом, совмещая эти обязанности с должностью приходского муллы. За­тем с целью совершения хаджа он отправился в Каир, где общался с местным правителем Ибрагим-пашой. В Египте в течение семи лет преподавал персидский язык в знаменитом университете «Аль- Азхар», там же умер в 1832 году, так и не осуществив свою мечту о хадже. Шамсутдин-хазрат был простым по природе, общительным, веселым и в какой-то степени расточительным человеком. По све­дениям современников, он был весьма учен и одарен, многое пере­нял у наставников, в числе которых были Абдуссалям бин Абдур- рахман аль-Курсави, Гатаулла бин Хади аль-Бухари и другие зна­менитые религиозные деятели. После его смерти остались сиротами две дочери на родине и сын Али в Египте. Позднее его взял на свое попечение состоятельный человек из дер. Ташкичу Абу Язид бин Ибрагим бин Абак бин Туйхуджа. Говорят, что к возвращению Али он даже построил для него медресе.

Особое место в духовной истории Заказанья XVIII столетия за­нимает мулла Абдуссалям бин Уразмухаммед (Урай) бин Кулму- хаммед бин Кулчура бин Кулаб. Его род происходил из знамени­той деревни Менгер Казанского уезда, а сам Абдуссалям был уче­ником видного наставника Абдуссалям бин Хасан аль-Кариле. Не­которое время он служил имамом в дер. Ташкичу и обучал детей в местном медресе. Кроме того, он сам писал учебники по разным областям знания. На книге по морфологии Абдуссалям-хазрат оста­вил следующую надпись: «этот экземпляр закончен в пятницу, в месяц джумадиель-ауваль, в медресе меллы Абдуссаляма. Владелец Абдуссалям бин Уразмухаммед бин Кулмухаммед. 1733 год».

При нем в медресе обычным делом стала переписка книг шакир- дами. Поскольку других путей тиражирования мусульманской лите­ратуры не было, эта деятельность имела важное значение. Не слу­чайно Ш. Марджани в «Мустафадел акбар» посвятил ей следующие строки: «в деревне Ташкичу, в медресе Абдуссаляма бин Урай некто Башир бин Абдуррахман бин Уразмухаммед закончил переписывать «Шархе гамавил» («Сборник толкований»), а человек по имени Иль- ми бин Утяш закончил книгу «Абдуллы бин Махмуд» аль-Маусыли по фикху «Мухтар китабы». На этой почве случались даже неблаго­видные поступки. Так, один из шакирдов Абдуссалям-хазрата хотел взять себе для переписки книгу «Жамигыр-румуз», которая принад­лежала другому ученику хазрата. Хотя наставник разрешил взять книгу во временное пользование, хозяин не хотел ее отдавать. В ре­зультате первый шакирд был вынужден выкрасть книгу. В народе сохранилось предание, что ее тайком переписывал в лесу близ Таш- кичу мелла Мухаммедамин бин Загид аль-Бухари. Ш.Марджани ука­зывает, что переписанная им книга хранилась у меллы дер. Старый Узюм Хабибуллы бин Фазыл бин Нигматуллы бин Башира, там же было указано имя переписчика. Судя по источникам, в 1742 году Абдуссалям бин Уразмухаммед (Урай) жил еще в дер. Ташкичу. За­тем, вероятно, из-за начавшейся христианизации нерусского населе­ния, он переселился в Оренбургскую губернию, в Сеитовскую (Кар- галинскую) слободу, где служил имамом и ахуном.

Переписка книг в медресе Ташкичу постепенно превратилась в традицию, появились даже переписчики, профессионально зани­мавшиеся этим делом. В их числе можно назвать жителя Ташкичу и, вероятно, выпускника медресе Мухамедрахима бин Рафика аль- Казани. В историю татарской культуры и литературы он вошел как составитель и переводчик «Маджмуг аль-хикайат» («Мэ^мугыль- хикэйэт» - «Сборник хикайатов») сборника сказок и прозаических рассказов фантастического и любовно-романтического характера персидских авторов. Сохранившийся рукописный список (издан в 1995 году усилиями татарских литературоведов в виде отдельной книги), завершенный М. Рафиком в 1775 году в г.Тобольске, состо­ит из двух разделов, в первом из которых представлено 24, во вто­ром 9 произведений. Этот сборник является одним из ярких татар­ских литературных памятников XVIII века. Составитель не только собрал и перевел произведения персидского народного фольклора, но и творчески переосмыслил и адаптировал их в соответствии с культурными реалиями татарского общества.

Мелла Абдуссалям бин Абдурахман Абдулгазиз бин Рафик аль-Курсави был выходцем из дер. Курса Почмак (ныне дер. Смак- Корса Арского р-на РТ) Казанского уезда. Окончил медресе в дер. Береске, учился у Бикчантая бин Ибрагим аль-Берескави, затем в медресе дер. Каргалы у Абдуррахман бин Мухамедшериф аль- Кирмени. Долгое время в дер. Ташкичу исполнял обязанности имам-хатыба и мугаллима. Прожил долгую жизнь и скончался в 1820 году (по данным Р. Фахретдина, в 1821 году). Похоронен на новом кладбище дер. Ташкичу. Абдуссалям-хазрат был весьма ува­жаемым имамом, но остался в памяти современников благодаря личной трагедии: один из его сыновей по имени Джамалетдин, оту­чившись в Бухаре, потратил бесцельно свои средства и погиб где-то в районе Ирбита. Народ поговаривал, что он отрекся от ислама и принял православную религию. Даже встречая на Ирбитской яр­марке односельчан, он не интересовался родителями, которые были в преклонном возрасте. Лишь один раз Джамалетдин спросил, и то лишь для формальности, у жителя Ташкичу Абдуннасыр бин Дав- летши, который остановился в его доме, - «живы ли старик со ста­рушкой, как их дела?». Кроме этого сына у Абдуссалям-хазрата были еще сыновья: Фахрутдин, Насрутдин и Сиразутдин.

По сведениям, сохранившимся в рукописных книгах шакирдов, в 1764 году в дер. Ташкичу работал Ибрагим ибн Абдулла аль- Нукрати, известный в народе как «Урбар Ибрагим хазрат». У него учился дед Ш. Марджани - мелла Субхан бин Абдулкарим бин аль- Марджани. Род Ибрагим-хазрата берет начало от дер. Барышево Горной стороны (ныне Апастовский р-н РТ). Его отец служил има­мом в дер. Нукрат Вятской губернии. Ибрагим-хазрат был образо­ванным и начитанным человеком, но в то же время отличался вспыльчивым характером. В памяти современников он запомнился также человеком, не придающим внимания некоторым вещам, и, даже можно сказать, своим безразличным поведением. Последние годы жизни Ибрагим-хазрат провел в дер. Арбор Вятской губернии, там же и был похоронен.

Ш.Марджани упоминает еще одного уважаемого духовного деятеля начала XIX столетия, связанного с дер. Ташкичу, - муллу Абдулхаким бин Аббаса. Сам он был родом из дер. Балтаси Казан­ского уезда. Долгое время служил имамом в дер. Старый Ашит, уй­дя с этой должности, проживал с семьей в Ташкичу. Абдулхаким- хазрат покоится на новом кладбище деревни, где стали хоронить с 1810 года, там же похоронена его дочь.

Не только имамы, но и некоторые муэдзины дер. Ташкичу ос­тались в памяти народа и запомнились неординарными деяниями. Ш. Марджани в «Мустафадел ахбар» упоминает о муэдзине по имени Мустай, который любил охотиться на медведей и убил их немалое количество. До своей смерти в 1832 году он исполнял обя­занности муэдзина в родной деревне, где проживали также его брат Мифтахутдин и сын Хисаметдин бин Мухтар бин Мустай, а уже внук перебрался на жительство в г. Троицк.

В том же труде Ш. Марджани упоминает другого муэдзина по имени Абдулбакый, запомнившегося односельчанам крепким тело­сложением и строгим видом. С его именем в Ташкичу связано на­звание родника, который местные жители называли «Родником Ба- кия». Откуда был родом муэдзин, в деревне не помнили, однако в XIX веке там жило много его родственников, которые называли свой род «Бакый джинены». Вероятно, это было своеобразной да­нью уважения к муэдзину, как самому почтенному представителю этого рода. Могила Абдулбакыя находилась на старом кладбище Ташкичу и почиталась односельчанами. Считалось, что ее посеще­ние придавало людям душевное спокойствие.

Особая страница в истории дер. Ташкичу, мечети и медресе связана с родом Ш.Марджани. В 1821 году на должность имам- хатыба здесь определяют Багаутдина бин Субхан бин Абдулка- рим аль-Марджани (1787-1856) — отца будущего знаменитого ученого. По уточненным данным, он был уроженцем дер. Большие Яки (ныне Зеленодольский р-н РТ). Получил фундаментальное религиозное образование. Вначале обучался в медресе дер. Кубян (Атнинский р-н РТ) у меллы Гимадетдина бин Галиакбера бин Гай- си, затем в дер. Береске (ныне Нижняя Береске Атнинского р-на) у меллы Бикчантая бин Ибрагима и его сына Абдурахима, в медресе Абдуннасыра бин Сайфулмулюка в дер. Старый Ашит и в дер. Ташкичу у знаменитого Шамсутдина бин Абдурашида. Полученные знания Багаутдин бин Субхан совершенствовал в Бухаре у признан­ных в мусульманском мире ученых, таких как мелла Гаяз бин Загир, мелла Гайса бин Рахматулла аль-Хоканди, мелла Салих бин Надир аль-Худжанди, Мирказян аль-Бухари. Подающего надежды шакир- да заметил эмир Бухары Хайдар бин Магсум, определивший его на учебу в медресе «Турсуния». Здесь ему выделили отдельную ком­нату, создали другие условия, не доступные каждому шакирду. По окончании учебы Багаутдину было предложено остаться в Бухаре на хороших условиях, но любовь к родине оказалась сильнее, чем блестящие перспективы на чужбине. Однако даже после возвраще­ния в Россию Багаутдин-хазрат не был забыт бухарцами: эмир Хай­дар посылал ему одежду в качестве подарка. По приезде из Бухары он обзавелся семьей, в 1816 году по настоянию Абдулкарим-бая был отправлен имам-хатыбом и мугаллимом в дер. Епанчино (ныне Атнинский р-н РТ), а 1821 году занял аналогичную должность в дер. Ташкичу.

Более 40 лет жизни Багаутдин-хазрат посвятил преподаватель­ской деятельности, передавая свои обширные знания ученикам. Под его руководством медресе Ташкичу приобрело большую популяр­ность у мусульман Волго-Уральского региона. Он являлся учителем и наставником многих видных религиозных деятелей и мугаллимов того времени. Среди них были мелла Фахретдин бин Абу Язид аль- Антави, его брат мелла Хуснутдин, мелла Тазетдин бин Абдулзялил эд-Дубьязи, мелла Сагит бин Ахтам аль-Буави, мелла Хусаин бин Хуснутдин аль-Буави, Абдулмансур бин Абдулгаффар аль-Гусмани, мелла Ахмед бин Абдулзалил, мелла Ахмед бин Зульхизя, Фаварис бин Абдулзялил ат-Тимерджани, мелла Курбан бин Альмухамед, Хайретдин бин Хамза, Тазетдин бин Назир, мелла Ахмед бин Аб- дуллатыф аль-Букмеши, мелла Абдулбасыр, мелла Муса бин Исхак, Абдулзялил бин аль-Латыши, Ризван бин Умер бин Абдурашид, Зайнелбашир бин Мухамедамин аль-Кишет, мелла Назметдин бин Ильмухамед бин Туймамат аль-Акзигити, Ибрагим Урмад и другие. Ученики Багаутдин-хазрата работали в разных уголках Российской империи, обучая детей грамоте. Многие из них сами стали настав­никами молодого поколения, которое в дальнейшем определяло бу­дущее татарского народа.

Одного из учеников Багаутдин-хазрата упоминает в «Мустафа- дел ахбар» Ш. Марджани. Речь идет о мелле Тазетдине бин Абдул- зялил эд-Дубьязи, который служил имамом в дер. Казиле (ныне дер. Казылино Арского р-на). Он был коран-хафизом и выучился этому умению у меллы дер. Адаево Тагира бин Субхана. Послушать чтение Тазетдин-хазратом Священной книги мусульман собирались люди со всей округи, а Тагир бин Субхан считал его лучшим среди своих четырех учеников, ставших коран-хафизами. Сам Ш. Мард- жани брал у Тазетдина бин Абдулзялил эд-Дубьязи уроки, почитал его талант и относился к нему с большим уважением. Однажды он официально пригласил Тазетдин-хазрата в Казань для публичного чтения Корана. К сожалению, как потом признался Марджани, Та- зетдин бин Абдулзялил эд-Дубьязи был к тому времени уже в весь­ма преклонном возрасте, поэтому утратил прежнее мастерство и не оправдал ожиданий.

В памяти народа остался следующий эпизод, связанный с Багаутдин бин Субханом. В засушливый 1843 год, когда все живое по­гибало от жары, крестьяне деревень Ташкичу, Старый Ашит, Сюрда, Старый и Новый Кинер, Пичментау, Кысна и Ашитбаш устрои­ли на возвышенности действо, во время которого молили Всевыш­него о дожде. Багаутдин-хазрат возглавил этот массовый молебен.

Багаутдин бин Субхан прожил долгую жизнь, скончался в 1856 году в 72-летнем возрасте. Он похоронен на новом кладбище дер. Ташкичу, а на его надгробном камне приведена фраза на персид­ском языке, которая в переводе звучит так: «Багаутдин, смотрящий на все с одобрением и восторженностью». На этом же кладбище похоронены его жены Бибихабиба и Бибихубайба - родные сестры, с которыми он последовательно состоял в браке.

После Багаутдин-хазрата остались сыновья, достойные про­должатели его дела, которыми гордится не только татарский народ, но и исламский мир. Шигабутдин (род. в 1818 г.) стал выдающимся ученым и богословом. Садретдин (род. в 1826 г.) выдержал экзамен в Оренбургском магометанском духовном управлении и в 1858 году был определен имам-хатыбом и мугаллимом в дер. Ташкичу. Сын другого сына Галяветдина и внук Багаутдин-хазрата Махмуд стал знаменитым писателем и прославился своим романом «Мухаджи- ры». Роман посвящен татарам-мусульманам Поволжья и Приура- лья, бежавшим в Турцию от насильственного крещения и нацио­нальной политики самодержавия. Считается, что прототипами геро­ев этого литературного произведения стали несколько семей из дер. Ташкичу.

Садретдин Багаутдинов учился в медресе своего отца, с детства рос в обстановке мусульманской учености, общался с видными рели­гиозными деятелями того времени. Его женой стала Бибиасма, дочь имама дер. Кшкар Яхъи ад-Дубиязи. В этом браке родились 12 детей, из них шестеро умерли в детстве. Один из его сыновей - Закария обучался в Казани в медресе Ш. Марджани, обладал хорошими спо­собностями и мог стать достойным продолжателем дела своих пред­ков, однако в возрасте 16 лет скоропостижно скончался от болезни. Известно, что у Закарии была публикация в газете «Кояш» о своем отце, в которой он подробно изложил его биографию.

При Садретдине Багаутдинове медресе в дер. Ташкичу сохра­нило свою репутацию одного из самых авторитетных мусульман­ских учебных заведений Заказанья. По сведениям 1872 года, здесь обучались 41 мальчик и 47 девочек. К концу XIX столетия в силу разных причин численность шакирдов уменьшилась. Одним из фак­торов могли стать события, происходившие в стране, в частности проведение в России в 1897 году Всеобщей переписи населения. Известно, что данное мероприятие было с недоверием встречено татарами, которые в любых попытках учета населения усматривали попытку христианизации. Недоверие к власти в какой-то мере рас­пространялось и на мусульманских духовных лиц, являвшихся про­водниками политики государства. В итоге, в 1897 году в медресе Ташкичу числилось всего 18 мальчиков и 20 девочек. В начале XX столетия на фоне развития капиталистических отношений тяга к знаниям и обучению ремеслам у населения возрасла. Это отрази­лось и на численности учащихся: в 1904 году в медресе дер. Ташки­чу обучалось уже 35 мальчиков и 40 девочек.

Имаму С. Багаутдинову приходилось заниматься и хозяйствен­ными делами, чтобы поддерживать мечеть в хорошем состоянии. В 1875 году он обратился к властям с прошением разрешить замену штукатурки стен как внутренней, так и внешней стороны здания.

Кроме того, требовались замена крыши, так как она проржавела и пропускала дождевую воду, ремонт минарета и крыльца мечети . Благодаря усилиям Садретдин-хазрата, а также помощи благотво­рителей и прихожан мечеть в итоге была отремонтирована.

С. Багаутдинов прожил долгую жизнь и даже в преклонном возрасте продолжал исполнять обязанности имам-хатыба и мудар- риса. С 1890 года ему помогал сын Абдулмукмин Садретдинов, оп­ределенный вторым муллой прихода . Садретдин-хазрат умер 6 марта 1916 года. К сожалению, о месте его погребения нет сведе­ний. Поиски его могилы членами эпиграфической экспедиции Ин­ститута истории им. Ш.Марджани Академии наук РТ не увенчались успехом. В то же время на кладбище дер. Ташкичу сохранилось надгробие его жены Бибиасмы, дочери муллы дер. Кшкар Ягкуба бине Яхъи, умершей в 1896 году.

Следующий представитель династии религиозных деятелей - Абдулмукмин Садретдинов (1865-1956) - получил начальное об­разование в родной деревне, затем окончил в Казани медресе родного дяди - Ш. Марджани. В 24-летнем возрасте в 1890 году, был опре­делен в качестве второго муллы «в помощь настоящему мулле Бага­утдинову, ввиду его преклонных лет и больших трудов по исполне­нию обязанностей служения». Абдулмукмин-хазрат прожил долгую жизнь, и на его долю выпало пережить несколько эпох: его молодые годы и зрелость прошли в дореволюционной России, он пережил ре­волюцию, трагические 1930-е годы, трудный послевоенный период.

Среди жителей Ташкичу еще есть люди, которые помнят этого человека, хранят о нем память как о последнем представителе дина­стии религиозных деятелей. По их словам, Абдулмукмин-хазрат был физически крепким человеком и внешне очень походил на Ш. Марджани. У него была обширная библиотека арабографичных книг, но в 1930-е годы, когда на волне воинствующего атеизма уничтожались не только мусульманские священнослужители, но и религиозная литература, он решил спрятать эти книги подальше от дурных глаз. Поговаривают, что Абдулмукмин-хазрат закопал их в яму, которую сделал в погребе на своем дворе. Ценность этих книг в том, что они передавались в семье из поколения в поколение. Не исключено, что среди них были и книги Ш. Марджани. Судьба этой библиотеки до сих пор неясна. Скорее всего, она утрачена. Не со­хранился и маленький домик, куда Абдулмукмин-хазрат переселил­ся после конфискации его дома. По свидетельству односельчан, по­следние годы жизни он провел очень скромно и умер в 1956 году. На кладбище дер. Ташкичу сохранился надгробный камень на мо­гиле Абдулмукмин-хазрата. Часть надписи на нем выполнена араб­скими буквами, другая - на кириллице.

Судя по архивным данным, накануне революции 1917 года има­мом дер. Ташкичу служил Гилязетдин Мухутдинов. Он состоял в этой должности с 1910 года и, вероятно, был вторым имамом в при­ходе, помогая Абдулмукмин-хазрату выполнять его обязанности. К сожалению, других сведений о личности и деятельности Г.Мухутди- нова не сохранилось, не помнят о нем и местные жители.

Мамся. Своим медресе славилась и дер. Починок Байчурин- ский, как и Ташкичу, входившая в Мамсинскую волость Казанского уезда. Ныне она официально называется Мамся, что нередко приво­дит к путанице, так как в дореволюционный период так именова­лось современное село Новый Кинер. Наименование Мамся было неофициальным названием дер. Починок Байчуринский, но медре­се, расположенное в селении, называлось именно медресе Мамся.

О данном учебном заведении и знаменитых религиозных деяте­лях, вышедших из небольшой заказанской деревни, неоднократно упоминает в своих трудах Ш. Марджани. Помимо других причин подобное внимание объясняется тем, что сестра Марджани - Биби- саджида, вышла замуж за уроженца Мамси Галиасгара Галиакбаро- ва (полное имя Галиасгар бин Галиакбар бин Галикяй бин Габ- дельгазиз бин Надирша бин Бикай бин Исламкул аль- Мамсави)46.

Практически все религиозные деятели, упомянутые в «Места - фадел-эхбар», являлись имамами местной мечети, время основания которой неизвестно и может быть приблизительно датировано по­следней четвертью XVII столетия. В 1742-1744 годах, как и боль­шинство мусульманских культовых сооружений Казанского уезда, мечеть была разрушена. В этот период в Мамсе насчитывалось око­ло 30 дворов47.

В царствование Екатерины II мечеть восстановили. Об этом кос­венно свидетельствует тот факт, что в конце XVIII столетия имамом в ней был один из известных религиозных деятелей того времени мелла Фазыл бин Сайфулла бин Хабибулла аль-Кизляви. Проис­ходил он из дер. Курманаево Чистопольского уезда. Первоначальное образование получил у Мухамедрахима бин Юсуфа аль-Ашыти и других местных наставников, затем уехал в Бухару, где учился у зна­менитого ишана Ниязколыя бин Шагнияз Туркмени. Вернувшись на родину, Фазыл Сайфуллин принял обязанности имама и мугаллима в дер. Мамся, здесь же обзавелся семьей. В дальнейшем он переехал на жительство в дер. Верхняя Корса, также славившуюся своим медре­се. Далее его карьера как религиозного деятеля продолжилась в г. Казани, где он стал имам-хатыбом и мударрисом шестой мечети. Ряд учеников Фазыл-хазрата стали крупными религиозными деяте­лями. Среди них Нигматулла бин Биктимер аль-Эстерли, Шарафут- дин бин Зайнутдин аль-Эстерли и др.

После смерти в 1812 году Фазыла Сайфуллина его религиозное служение продолжили потомки. Сын Мухамедвафа обучался в Бу­харе, по возвращении служил имамом в Казани. В 1840 году его изб­рали членом Оренбургского духовного управления мусульман.

№ Район 1 Арский 2 Балтасинский 3 Атнинский 4 Высокогорский 5 Сабинский

Байкал

КИРОВСКАЯ ОБЛАСТЬ i

Верхняя Ура

.Новый Ашит-

Новый Кинер , Кзыл-Яр _ 9 Новый УзюМцР ^ Ст.Кин Кшклово Пичментау •м с£узю1? сСт.Ашит • с Таш-ЧишмаТаш|<ичУ

Шека

Каратаи

Хысна ОАшитбаш

Новый Кырлай

Большой Менгер»

Новый Кишит

Верхний Пшалым

Сикертан

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

№ Район 1 Арский 2 Балтасинский 3 Атнинекий

Условные обозначения -------- Границы субъектов РФ -------  Границы районов РТ -------  Реки Населенные пункты ф ТАШКИЧУ О Сюрда

Сюрда ^Новый Кинер Кзыл-^р / Новый Узюм V* ^Старый Кинер V                Пичментау^./ вМамся Кш к л oboq                 Ста ры й jА ш ит. Старый Узюм^" ^                                   n-Кысна Кунгер Таш-Чишма TL Л * Мокша Нижние Шаши Верхние Шаши--р ^ (~ |“| у Кшкарэ Новый Кишит

Старый Менгер

Старый Кишит

			РЕСПУБЛИКА МАРИИ ЭЛ

 

 

Фрагмент надгробия 1533-1534 гг. Надгробие муллы Габдулгали Габдул-

Старый Ашит

басырова. Старый Ашит. 1915 г.

Бикчантаева. Старый Кинер.
1885 г.

 

Памятник на могиле родителей
Ш.Марджани - Багаутдина бин
Субхана и Хубайбы бинте Габдун-
насыйр. Ташкичу. 1856 г.

Надгробие муллы Шарафутдина
Фахрутдинова. Мамся. 1919 г.

 

Надгробие Галяутдина Багаутди­нова (брата Ш.Марджани, отца писателя М.Галяу). 1908 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Надгробие Мухаммаджана
Биккулова на кладбище «Ямаш».
Новый Кинер. 1887 г.

 

Надгробие купца 2-й гильдии
Багаутдина Габдуррашидова.
Новый Кинер. 1903 г.

 

Ill) >14*1» Kltl ИЫИИССПЧ, ^ДЛГН «тИРТЧРА II II li <>>.1 А II II Л и Л «■> 11 И л* < А И О 4 R р ж 1М IIС К Р „с < I Л« к Л г о,/« и пршплм, и »«pwiv, а пГ,,,1

Рыт* f. */*"• /£/* !                             /s л /         / f //US* r*

«<.11. (♦10 У/ /V (ft rs* "ff l ff/f

S t //ft t

*~~U < Tty»*** Hpi* t / , Гни

Miff •* "

Qrutotr»* 1 ’/■     I tfryi " • ■*<" "4^ <■ Аг.жсФ^оелЖ

fyu.

tttmm                                    f //t/srer fpr /"* Я ft /j/fersrtjrt —- У*®*** »*■ I’»»"*" •­P"** " I / ^       |*».и “ ,riMl1                    ll.wifpiif адл шбстанп                    rr,, r* ** l£-** ■■Ш* ПГ >/               Y » f t> * * r* >         ,Ksr A tt                               *• , ( , / (rrt; mu< ma лхгМШЛЫ- rtf**? 1t* I ) t ^ rf/lA / /7 ^

. / . ^     , * r t‘ ■, t / //ft                                                     я no ll|H>lll1 rnjn Г pot II KMirVK F’iy «ЛрОЯО; nr* n|*»TIIIMim»fc Mr

Скончался Мухамедвафа в 1848 году, был похоронен в Казани. Следующим продолжателем семейной традиции стал внук Фазыла Сайфуллина Ахмедсафа. Он был учеником Ш. Марджани и также имамом одной из казанских мечетей. Скончался в 1869 году. Дочь Фазыла Сайфуллина Шарифа вышла замуж за имама Ахмеда бин Сагид аш-Ширдани .

В трудах Ш. Марджани есть упоминание об одном неприятном факте в биографии Фазыла бин Сайфутдин бин Хабибулла аль- Кизляви. Недоброжелатели хазрата, по злому умыслу, обвинили его в убийстве одного из шакирдов медресе. Однако по ходатайству и при помощи местных торговцев Абдулкарим-бая и Башир-бая Фа- зыл Сайфуллин был оправдан, с него сняли подозрения в преступ-

49

лении .

В конце XVIII - начале XIX века в дер. Мамся жил и работал видный религиозный деятель Муса бин Габдуррашид бин Утяган бин Ярмухаммад бин Кутлугмухаммад бин Мухсин ат-Тюнтери.

Он родился в знаменитой деревне Тюнтер, являлся представителем рода шейха Али-хазрата. Его наставниками были такие личности, как Мухаммед бин Али ад-Дагестани, Ишнияз бин Ширнияз аль- Хорезми, Абдуссалям бин Хасан аль-Кариле и др. Будучи имамом деревни Мамся, Муса ат-Тюнтери выехал в Мекку для совершения хаджа, однако он не вернулся в родные края: на обратном пути, в 1816 году, скончался в г. Александрия.

Вышеупомянутые религиозные деятели пользовались авторите­том среди мусульман и привлекали к себе учеников со всего Волго­Уральского региона. В подтверждение можно привести биографию Нигматуллы бин Хабибулла бин Абдулманнан бин Акходжа, имама дер. Кыр Бикуле (Степное Озеро) Чистопольского уезда, происходившего из рода мурз Горной стороны. В юные годы для получения образования он пешком отправился в сторону Казани и в течение восемнадцати лет обучался в медресе деревень Мамся, Мачкара и Серда. Вернувшись в родные края, Нигматулла-хазрат стал передавать прихожанам знания, полученные от наставников. Нигматулла бин Хабибулла является предком известного тюрко­татарского историка Агдеса Нигмета Курата.

В начале XIX века в дер. Мамся обязанности имам-хатыба и мугаллима исполнял мелла Баймурад бин Мухаррам бин Муэмин бин Мусаллим бин Бутай бин Ишкеня бин Ишбай бин Ишбулат бин Шахфулад бин Бухарфулад бин Джангази бин Альгази аль- Менгери, который прославился своим трудолюбием и интеллектом. Первоначальное образование он получил у меллы Габида бин Аб- дулгазиза аль-Кенари, меллы Аббаса бин Абдурашида аль-Кушари и меллы Исхака бин Сагиди. Затем за богословскими знаниями от­правился в Бухару, где слушал лекции и брал уроки у таких настав­ников, как Гайса бин Рахматулла, мелла Гаяз бин Загир, мелла Са­лих бин Надир аль-Худжанди и др. Вернувшись в 1813 году в Мам- сю, стал здесь имам-хатыбом и мударрисом. В 1838 году переехал в Казань, где, как и ранее Фазыл бин Сайфулла аль-Кизляви, занимал должность имама шестой мечети. Ш. Марджани в своем труде ука­зал, что и в Мамсе, и в Казани Баймурад аль-Менгери держал боль­шие медресе, собирал в них шакирдов и давал им достойное обра­зование и воспитание. Его медресе славились уровнем знаний.

Поскольку Баймурат-хазрат происходил из купцов дер. Боль­шой Менгер, он умело сочетал религиозные знания с предприимчи­востью. Он наладил производство и продажу изделий с каллигра­фическими надписями (возможно, шамаилей), благодаря чему по­лучал средства для обучения шакирдов. По воспоминаниям совре­менников, мелла Баймурат аль-Менгери был внимательным и обхо­дительным человеком, обладал талантом подчинять себе людей. В то же время был острым на язык, иногда даже язвительным. Напи­сал немало сочинений, которые отличались спорностью суждений и зачастую пренебрежительным отношением к другим людям, вклю­чая самых близких. Ш. Марджани оценивал «Аль-Магакыд» и дру­гие работы Баймурата аль-Менгери как пустые и не имеющие ника­кой ценности.

Как видно из биографий религиозных деятелей, служивших в дер. Мамся, среди них было немало людей со стороны. Для Заказа- нья такая ротация имамов в целом была обычным явлением. Уро­женцы Мамси также служили имамами в других селениях. Одним из них был мелла Ахмед бин Ихсан аль-Мамсави.

Он пользовался уважением в татарском обществе, отличался справедливостью, порядочностью, скромностью и ясным умом. По­сле окончания медресе меллы Абдуллы бин Яхъи в дер. Маскара Ахмед-хазрат в довольно юном возрасте вступил в должность има­ма в дер. Мазарбаш, одновременно занимаясь преподавательской деятельностью. Даже в последние дни своей жизни он не изменил принципам порядочности и, обращаясь к прихожанам, произнес следующие слова: «Я не настаиваю, чтобы после моей смерти на мое место ставили моего сына. В большую деревню нужен человек, который имеет большой багаж знаний».

Ахмед бин Ихсан аль-Мамсави был преставителем династии сельских имамов. Его отец Ихсан бин Гумар бин Кадырмет бин Саид бин Ирмян бин Исанкул аль-Мамсави (1821-1871) всю свою жизнь посвятил служению мусульманам дер. Бурбаш Вятской губернии. Он был автором нескольких поэм, од и элегий, посвящен­ных известным деятелям эпохи. Являлся сторонником реформатор­ских идей Ш.Марджани. В 1868 году опубликовал стихотворные комментарии к его произведениям в приложении к 1 -му тому «Мус- тафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Булгар» («Источники по истории

Казани и Булгара»). Один из сыновей Ахмед-хазрата после его смерти служил в дер. Мазарбаш, потомки другого сына - Мухам- мади бин Ихсана (1821-1901), как и дед, являлись имамами дер. Бурбаш. Сам Мухаммади окончил медресе дер. Маскара, учился у дамеллы Абдуллы бин Яхъи. Его сын Мухамматгариф (род. в 1863 г.) прошел курс обучения у Гатауллы-хазрата в дер. Верхняя Корса, а с 1890 года исполнял при отце обязанности второго муллы.

Следует отметить, что выпускники Мамсинского медресе слу­жили имами и мугаллимами не только в Заказанье. Их можно было встретить в разных уголках Российской империи, в том числе самых отдаленных. В фондах Оренбургского магометанского духовного собрания в Уфе сохранилось прошение служилого татарина Ах- метши Абдулгаллямова, датированное 1855 годом, об определении его имамом в Киргизскую Орду.

Основным источником для описания жизни мусульманской общины Заказанья вплоть до середины XIX века являются труды Ш. Марджани и Р. Фахретдинова. Со второй половины столетия круг исторических источников расширяется, а сама информация становится более разнообразной.

Следует отметить, что в указанный период деревня, именуемая в народе Мамся, в официальных документах фигурирует как два от­дельных селения: Починок Байчуринский и Починок на Окше. Мест­ные жители считали их единым целым, поскольку починки разделяла лишь речка Мамся, однако и в религиозном плане селения также бы­ли официально разделены и составляли два самостоятельных прихо­да. Однако в начале XX столетия некоторые государственные органы стали учитывать их как одно селение. Например, в «Описании Казан­ской губернии» 1909 года оно фигурирует как дер. Байчурино.

Согласно архивным данным, с 1839 года в приходе Починка Байчуринский имам-хатыбом и мугаллимом служил Исмагил Таги­ров. Его сын Мирзазян Исмагилов с 1860 года исполнял аналогич­ные обязанности в Починке на Окше. Однако там у него не сложи­лись отношения с прихожанами, которые в 1869 году подали хода­тайство об отстранении М. Исмагилова с занимаемой должности. Основанием стали неисполнение хазратом своих прямых обязанно­стей и занятие предпринимательской деятельностью. В ходатайстве, подписанном 110 жителями деревни, утверждалось, что М. Исмаги- лов занимается скупкой у населения зерна, которое затем отправля­ет на винокуренный завод. Данный факт сам по себе вызывал воз­мущение местных жителей, однако более всего они были недоволь­ны тем, что М. Исмагилов из-за отсутствия на рабочем месте нару­шал время богослужений. Кроме того, он не занимался должным образом обучением детей.

Недовольство прихожан хазратом нарастало в течение ряда лет, пока не вылилось в открытый конфликт. В 1870 году М. Исмагилов обратился с жалобой к уездному начальству по факту избиения его крестьянами. Якобы 24 января при выходе из мечети с вечернего намаза ему нанесли побои, а также отобрали чалму и чапан жители деревни Мухаметгалей Феткуллин, Вахит Сабитов, Абдулвалей Са­битов, Ахмади Исмагилов и Нязиб Исмагилов. Их целью, вероятно, являлось желание припугнуть Мирзазян-хазрата за халатное отно­шение к своим обязанностям. Умысла калечить его у них не было. Как видно из материалов следствия, разногласия М. Исмагилова с верующими носили постоянный характер: он писал, что «часто тер­пит оскорбления со стороны прихожан». Примечательно, что хотя из-за занятости предпринимательской деятельностью Мирзазян- хазрат не выполнял должным образом обязанности имам-хатыба и мугаллима, он не желал передавать их второму мулле прихода Ша- рафутдину Фахрутдинову.

По заявлению Ш. Фахрутдинова, из-за частых отлучек М. Исма- гилова, длившихся иногда по неделе и более, он не мог вовремя вно­сить сведения в метрические книги, что являлось нарушением зако­нов. Просьбы передать ему книги для своевременного заполнения не увенчались успехом. Поэтому Ш. Фахрутдинов вместе с сельским старостой Садретдином Феткуллиным и еще несколькими сельчана­ми попытался силой изъять у М. Исмагилова метрические книги. Впоследствии в заявлении властям Мирзазян-хазрат утверждал, что к нему домой пришло много людей во главе со старостой, выломав за­пертую дверь, они зашли внутрь. Представители другой стороны в ответ показали, что дверь не была заперта и в дом к Исмагилову они проникли беспрепятственно. В конечном итоге Мирза-зян-хазрат был вынужден отдать метрические книги, но не Ш. Фахрутдинову, а ста­росте. Видимо, не последнюю роль в данной ситуации играли конку­ренция между муллами и взаимная неприязнь.

Метрические книги к Исмагилову больше не вернулись, а сам он после описанного инцидента прожил недолго, скончался 15 фев­раля 1872 года. Причина его смерти неизвестна, но не исключено, что она связана с событиями 1870 года. Похоронили М. Исмагилова в дер. Мамся, однако памятник на его могиле был установлен зна­чительно позже, в начале XX века. Он представляет собой общее надгробие для нескольких человек. Помимо Мирзазян-хазрата на нем упомянуты имена его отца Исмагила Тагирова и брата Ибраги­ма Исмагилова.

Как показывают архивные источники, жизнь мусульманских священнослужителей в Мамсе не была простой. В метрических книгах Починка Байчуринский за 1873 год зафиксирована смерть от побоев 56-летнего муллы Бикмухамета Бикбова. Это неординарное событие произошло 21 августа 1873 года, и, судя по надписи надмо­гильном камне, имам погиб от рук злодеев и не по справедливости. Следует отметить, что данное надгробие является самым ранним эпиграфическим памятником в деревне.

После смерти М. Исмагилова и Б. Бикбова ведущие позиции в духовной жизни дер. Мамся занял Шарафутдин Фахрутдинов, с ко­торого берет начало целая династия сельских имамов. Сведений о нем самом немного. Известно, что родился он в 1837 году в дер. Малый Ашняк (ныне Рыбно-Слободский р-н РТ). Обучался в мед­ресе дер. Тюнтер Малмыжского уезда Вятской губернии у ишана

Гали Сайфуллина. Указ на должность имам-хатыба и мугаллимма получил 28 ноября 1869 года. В том же году его назначили вторым имамом мечети в Починке на Окше, а после смерти М. Исмагилова он стал здесь первым имамом. Заботясь о содержании мечети, Шарафутдин-хазрат в 1878 году добился от сельского общества ре­шения о ремонте мечети.

Судя по архивным документам, примерно в это же время Ш. Фахрутдинов возглавил приход в Починке Байчуринский. Приход был довольно большой: по 10-й ревизии (1858 г.), в нем числилось 213 душ мужского пола, а в середине 1880-х годов - 336 мужчин и 310 женщин . В связи с большим количеством при­хожан в 1890 году жители деревни даже подали прошение о раз­решении строительства второй мечети , но оно не нашло под­держки у властей.

Примечательно, что и в дальнейшем вторыми имамами в мече­ти Починка Байчуринский служили исключительно сыновья Шара- футдина Фахрутдинова. В 1894 году сюда был назначен Шамсиму- хамед (род. в 1871 г.), ему на смену в 1906 году пришел Габбас (род. в 1884 г.).

В официальных документах начала XX столетия Габбас-хазрат упоминается как Габас Шарафутдинович Данбулатов. Известно, что он обучался в казанском медресе «Касимия» у Мухамедкасим-хаз- рата Салихова. Ко времени назначения вторым имамом в Починок Байчуринский его отец был уже весьма пожилым человеком и, хотя считался первым имам-хатыбом, все духовные обязанности в при­ходе выполнял Габбас. Он же вел метрические книги и обучал детей в местном медресе. По сведениям 1897 года, здесь учились 22 маль­чика и 21 девочка. В начале XX столетия численность учащихся стала расти. Габбас Данбулатов являлся сторонником джадидизма и постепенно начал переводить медресе на новый метод обучения. В 1916 году он построил на свои деньги новометодную школу для девочек, в которой преподавал вместе с женой Гайшой Габидовой, уроженкой дер. Корса. Нововведения очень не нравились местным кадимистам-ретроградам, которые подстрекали и натравляли жите­лей Починка Байчуринский против Данбулатова. На протяжении 10 лет Габбас-хазрат, несмотря на издевательства, сплетни, ложь, не­справедливость по отношению к себе, продолжал обучать детей. Однако, в конце концов, не выдержал и 20 июня 1917 года по соб­ственному желанию сложил с себя обязанности муллы.

Из обширного семейства Шарафутдина Фахрутдинова на клад­бище дер. Мамся сохранилась лишь могила его сына Зиятдина, умершего в 1902 году в возрасте 28 лет.

Имамы, служившие в Починке на Окше, в отличие от Починка Байчуринский, менялись довольно часто. С 1890 года эту долж­ность исполнял Сабирзян Абдулбадигов (род. в 1866 г.). Образо­вание он получил в медресе шейха Гатауллы Мухаммадиева. Про­работав некоторое время в Починке на Окше, перебрался в дер. Ка- зылино (Арский р-н РТ), где приобрел известность как религиозный деятель и педагог. Однако тахаллус Мамсави остался напоминани­ем о его происхождении.

Сведения о других имамах, служивших в Починке на Окше, от­рывочны. В «Ведомостях о числе приходов и духовных лиц Казан­ской губернии» за 1900 год имамом приходской мечети значится Гисматулла Фаткуллин (род. в 1838 г.), который в 1902 году уступил это место сыну Мухамедназибу Гисматуллину (род. в 1876 г.). В сен­тябре 1907 года на эту должность заступил мулла дер. Ашабаш

Мухаметхафиз Абдулкафиев (род. в 1873 г.). В отличие от имамов, бессменным муэдзином в деревне долгое время был Хабибрахман Абдулгафаров (род. в 1854 г.), получивший указ на занятие этой должности в 1880 году.

В послереволюционное время духовные функции в Мамсе вы­полняли Абдулкаюм Ахмаров и Мухамеднакиб Хабибуллин (ум. в 1923 г.), однако в каких приходах - установить пока не удалось.

Старый Ашит - одно из старейших селений Больше-Менгер- ской волости и всего Заказанья, осталось в истории и как один из центров духовной жизни региона. Старый Ашит всегда был много­населенным, имел свой приход и мечеть. В период христианизации 1740-1750-х годов мечеть, обслуживавшую 80 дворов, сломали, однако при императрице Екатерине II отстроили заново. Долгое время она оставалась единственным культовым сооружением в де­ревне, несмотря на большое число прихожан. В 1881 году жители Старого Ашита подали прошение о строительстве здесь второй со­борной мечети. Все расходы на возведение здания брал на себя ме­стный уроженец Абдулгали Абдулбасыров при условии, что в по­следующем займет должность имама в новом приходе. Однако, по всей видимости, это прошение не получило поддержки.

Среди имамов, в разное время служивших в Старом Ашите, осо­бо выделяется фигура Сагида бин Ахмед аш-Ширдани (полное имя Сагид бин Ахмад бин Мухаммад бин Юсуф бин Габдельгазиз бин Галикай бин Габдерраззак аш-Ширдани). По некоторым данным, он был родом из дер. Большие Ширданы Свияжского уезда. В разные периоды своей биографии служил имамом в деревнях Старый Ашит, Верхняя Серда, Старый Кишит Казанского уезда. Женился на Гуль- чахре, дочери жителя Старого Ашита Салавата бин Муртазы бин Исмагила бин Юнуса бин Идриса. В 1810 году стал имамом пятой («Галеевской») мечети г. Казани и учредил здесь приходское медре­се. В конце XVIII - начале XIX века Сагид-хазрат входил в число наиболее уважаемых мусульманских священнослужителей, обладал основательными знаниями по арабскому языку и юриспруденции, которые передавал своим ученикам. Р. Фахрутдинов в труде «Асар» упоминает о рукописи «Фараиз Сираджия», которая заканчивалась надписью: «Эта книга написана в медресе Сагида бин Ахмед в де­ревне Ашит Хамидом бин Сагидом в 1780 году». Возможно, речь идет о книге, написанной (или переписанной) сыном Сагид-хазрата.

В 1829 году Сагид бин Ахмед аш-Ширдани направился в Стамбул с целью совершить хадж, однако из-за русско-турецкой войны 1828­1829 годов не смог совершить задуманное: пожив некоторое время в Крыму, он возвратился обратно. Интересен следующий факт: Сагид- хазрат приходился тестем знаменитому религиозному реформатору Абдуннасыру аль-Курсави. Он выдал за него свою дочь Фатиму, одна­ко этот брак оказался недолговечным из-за ранней смерти Курсави. Сам Сагид-хазрат пережил зятя на два десятилетия. Он скончался в 1831 году, достигнув 90 лет, и был похоронен в Казани.

Одним из учеников Сагида бин Ахмета аш-Ширдани в период служения в дер. Старый Ашит был дед Ш. Марджани по матери - Абдуннасыр. В 1792 году он сам становится имам-хатыбом и мудар- рисом в этой деревне. Среди его учеников были такие видные рели­гиозные деятели первой половины XIX столетия, как Исхак бин Са­гид аль-Казани, Фазыл бин Нигматулла аль-Буави, Сагит бин Хамид аль-Бараскави, Сайфетдин бин Башир аль-Чокалый, Зайнелгабдин бин Яхъя ас-Суыксывый, мелла Фатхулла бин Валид аз-Задури, мел- ла Башир бин Джомга аль-Кара Китави, мелла Ибрагим бин Ягуда аш-Шайморзави, мелла Габделман бин Субхан аль-Чокалы и др. Как видно из тахаллусов его учеников, география просветительской дея­тельности Абдуннасыр-хазрата была обширной. Сам он был искрен­ним человеком, с чистой душой, при этом глубоко верующим и стро­го соблюдавшим законы шариата. Ш. Марджани писал, что его дед имел свидетельство об обучении религиозным наукам у Хабибуллы- ишана Оруви, однако это обнаружилось лишь после его смерти, при жизни он умалчивал данный факт .

Другим выходцем из дер. Старый Ашит, увековеченным Ш.Марджани, был Мухамедрахим бин Юсуф бин Абдулкарим бин Арслан аш-Ашити82. Его отец Юсуф бин Абдулкарим также был имамом в этой деревне. Получив начальное образование в мед­ресе своего отца, Мухамедрахим со временем стал его помощни­ком, а затем и возглавил местный приход. По истечении трех лет вместе Ибрагимом бин Худжашем направился в Дагестан, чтобы пополнить свои знания. В течение десяти лет они учились у великих ученых тех краев, накопили много знаний. После возвращения на родину баи из дер. Маскара пригласили Мухамедрахим-хазрата служить в их мечети. К должностям имама и мударриса вскоре до­бавилось и звание ишана. В Маскаре Мухамедрахим бин Юсуф аш- Ашити прослужил до конца своих дней. Был женат на дочерях куп­ца Абдуссаляма Утямышева - вначале на Махбубе, затем на Хаби­бе. Мухамедрахим-хазрат давал уроки по мусульманскому праву, логике, каляму, гыйльмет-таухиду, был учителем и наставником таких видных ученых и религиозных деятелей, как Абуннасыр аль- Курсави, Абдулла бин Яхъя аль-Чиртуши, Фахруддин бин Абдрах- ман аль-Бахтияри, Субхан бин Абдулкарим аль-Марждани, Али бин Сайфулла ат-Тюнтери, Ихсан бин Гумар аль-Мамсави и др. Скон­чался в 1818 году, и был похоронен на кладбище дер. Маскара.

Ш. Марджани так писал об этом человеке: «Мухамедрахим- хазрат был человеком искренним, уроки у него были образцовыми. Скончался, так и не простив Абуннасыра аль-Курсави и Абдуллу бин Яхъя аль-Чиртуши, видимо, потому что последние не призна­вали его превосходство в науках». Из этих слов следует, что у Му- хамедрахима бин Юсуф аш-Ашити был конфликт со своими знаме­нитыми учениками, которые в чем-то превзошли учителя. Однако это совсем не умаляет его роли в их воспитании.

В трудах Ш. Марджани и Р. Фахретдина имеются упоминания еще о нескольких видных личностях, связанных с дер. Старый Ашит. К сожалению, эта информация весьма скудная и восполнить ее другими источниками пока не удалось. Так, Марджани в «Местэ- фадел-эхбар» пишет об Абдуннасыре бин Сайфулмулюке, кото­рый служил имамом в Старом Ашите, обучал шакирдов в местном медресе. Одним из них был мелла Исхак бин Сагид аль-Кеняри, который впоследствии стал имамом первой мечети в Чистополе и Апанаевской мечети в Казани.

Р. Фахретдин в своем труде «Асар» упоминает о другом имаме Старого Ашита - Биккуле бин Ибрагиме. Он являлся отцом Мух- сина бин Биккула бин Ибрагима аш-Шаши, одного из немногих казанских татар, добившихся уважения и признания в Бухаре.

Новый Кинер. В Мамсинской волости существовали две де­ревни под этим названием. В русских официальных документах они четко различались: одна называлась Шинер-Кинер (Старый Кинер), другая - Починок по речке Мамся (Новый Кинер). Однако в татар­ских источниках отличить их друг от друга непросто, так как обе деревни в народе назывались Кинер. Новый Кинер был основан вы­ходцами из Старого Кинера, поэтому история двух селений тесно переплетается, даже земельный надел у них был общий. Несмотря на более позднее время основания, Новый Кинер быстро обогнал
материнское селение как по численности населения, так и по эко­номической значимости.

 

жений. 89

Деревня выделялась среди других селений Мамсинской волос­ти предприимчивостью жителей и высокой предпринимательской активностью. Показателем зажиточности является хотя бы тот факт, что во второй половине XIX - начале XX века в Новом Кинере на­считывалось 4 мусульманских прихода и функционировали 4 мече­ти. Однако количество не всегда подтверждается качеством. По уровню образования Новый Кинер уступал тем селениям Мамсин- ской волости, о которых говорилось выше. В деревне не было мед­ресе, хотя в каждом приходе работал мектеб, в которых обучали основам ислама. Детям, желавшим получить хорошее религиозное образование, приходилось покидать родные дома и обучаться в медресе деревень Кшкар, Старый Ашит, Ташкичу или в учебных заведениях Казани. Несмотря на это, религиозная сторона жизни деревни заслуживает пристального внимания.

 

Время постройки первой мечети в Новом Кинере неизвестно. Поскольку сама деревня возникла лишь в середине XVIII столетия, можно предположить, что случилось это в царствование императ­рицы Екатерины II (1762-1796), когда были несколько смягчены условия возведения мусульманских культовых сооружений.

В начале XIX столетия в Новом Кинере функционировали уже две мечети - соборная и пятивременная. С 1830 года в обеих ве­лись метрические книги. Другие документальные свидетельства, позволяющие судить об истории мечетей и в целом духовной жизни селения, относятся преимущественно ко второй половине XIX - началу XX столетия.

Согласно этим данным, имам-хатыбом первой соборной мечети с 1851 года являлся Мухамедзакир бин Самигулла Шамсутди- нов, аналогичные обязанности во второй мечети с 1861 года испол­
нял Залялетдин Мухамедкамалович Арсланов. В официальных документах 1870-х годов мечети деревни указывались как Верхняя соборная и Нижняя соборная. Видимо, название давалось по терри­ториальному расположению культовых зданий. К этому времени вторая мечеть из пятивременной стала соборной. Имам первой ме­чети Мухамедзакир Самигуллин родился в 1827 году и был учени­ком известного мугаллима Сибгатуллы-хазрата Абдулкадырова из дер. Служилая Ура Царевококшайского уезда Казанской губернии (ныне дер. Нижняя Ура Арского р-на РТ) . Возглавив в 1851 году приход второй мечети, он руководил им свыше четырех десятиле­тий, вплоть до своей смерти в 1894 году. В 1887 году по его ини­циативе здание мечети было отремонтировано, в частности замене-

92

на кровля .

В последние годы жизни Мухамедзакира Самигуллина ему по­могал сын Мухамедзариф (род. 1862 г.). Он закончил Кшкарское медресе, обучался у знаменитого дамеллы Исмагила Утямышева. В 1889 году получил указ, разрешавший ему занимать духовные должности, а после смерти отца возглавил приход первой мечети Нового Кинера. Последним имамом этой мечети стал его сын Аб­дулхай бин Мухамедзариф Самигуллин, назначенный на долж­ность в 1914 году. Его служба оборвалась в первые годы советской власти, вместе с ней закончилось духовное служение имамов из ро­да Самигуллиных, на протяжении трех четвертей столетия делив­ших горе и радость с прихожанами первой мечети.

В приходе второй мечети сложилась своя династия имамов. Долгие годы духовные должности здесь занимали представители рода Арслановых. Первым, о ком сохранились сведения, был Му- хамедкамал бин Ильяс, скончавшийся в 1861 году в 67-летнем возрасте. Его сын Залялетдин Мухамедкамалович Арсланов обу­чался наукам в Кшкарском медресе у Исмагила Утямышева. Встав во главе первого прихода после смерти отца, он возглавлял его на протяжении 43 лет. При нем при мечети открылся мектеб, в кото­ром обучались 13 мальчиков и 18 девочек. В 1903 году деревянная мечеть второго прихода сгорела, но уже в 1904 году была отстрое­на заново . В том же году Залялетдин-хазрат скончался и был по­хоронен рядом с отцом на кладбище Нового Кинера. Могилы обоих

98

и памятники сохранились .

Следующим представителем династии имамов Арслановых стал Гимадутдин Зялялетдинович Арсланов (род. в 1861 г.). Как и его отец, он был учеником Исмагила Утямышева, руководившего медресе в дер. Кшкар. С 1884 года он помогал отцу, исполняя обя­занности второго муллы. В 1900 году, после постройки в Новом Кинере четвертой мечети, Гимадутдин-хазрат становится имам- хатыбом и мугаллимом в ее приходе.

В том же втором приходе более 50 лет исполнял обязанности муэдзина Ахмедгаллям бин Мухамедюсуф Арсланов, представи­тель другой ветви рода Арслановых. Он обучался в медресе дер. Нуса (Арский р-н РТ), был учеником Абдуллы-хазрата. Скончал­ся в 1909 году в 70-летнем возрасте. На кладбище Нового Кинера сохранился надгробный камень, поставленный ему и его сыну - Абдулхаю.

Среди других имамов, служивших во второй мечети Нового Ки­нера, особый интерес представляет фигура Хади Хайрулловича Их- санова. Родился он в 1874 году в дер. Ахуново Белебейского уезда Уфимской губернии. Первоначальное образование получил в дер.

Килимово того же уезда, в 1891-1904 годах совершенствовал знания в Салиховском медресе г. Казани, параллельно в начале 1900-х учил­ся (с перерывами) в русских классах при Апанаевском медресе. В ноябре 1905 года, сразу после окончания учебы, был определен мул­лой во второй приход дер. Новый Кинер. Хади-хазрат отличался про­грессивными взглядами, чем привлек к себе внимание полиции и за­служил репутацию политически неблагонадежного. В 1911 году его обвинили в связях с «Мусульманской прогрессивной партией». В предписании Казанского губернатора от 1 апреля 1911 года конста­тировалось, что Х.Ихсанов «состоит главным помощником в Казан­ском уезде муллы г. Казани Галимзяна Мухамедзянова (Г.Баруди), который якобы является главным деятелем в Казанской губернии представителей мусульманской прогрессивной партии». Он также подозревался «в сборе денег для турецкого флота, распространяя в населении программу своей партии, антинациональные брошюры и прокламации». В пособничестве Г.Баруди и негативном влиянии на учащуюся молодежь (шакирдов) наряду с Х. Ихсановым обвиня­лись муллы Гадей Максютов и Габдулла Апанаев.

Следует пояснить, что в документах полиции речь шла об уча­стии указанных лиц в деятельности политической партии «Иттифак аль-муслимин», созданной в 1905 году на Всероссийском конгрессе мусульман в Нижнем Новгороде. Во время 3-го Всероссийского съезда мусульман в августе 1906 года это объединение приобрело статус партии и в таком качестве было представлено на выборах в Государственную Думу первого созыва в мае 1906 года. Программа партии «Иттифак аль-муслимин» предусматривала ряд либераль­ных преобразований и объединение всех мусульман России без раз­личия сословий и национальности.

В ходе следствия Х.Ихсанов подвергался допросам, в его доме 22 апреля 1911 года прошел обыск, в ходе которого были изъяты книги, брошюры, рукописи, переписка с разными людьми. В список изъятого входили 2 рукописные тетради, озаглавленные как «тет­радь справочник»; 2 номера газеты на татарском языке, название которой следователи не смогли определить; 2 номера газеты «Тард- жиман», выпускавшейся знаменитым просветителем И. Гасприн- ским; 1 номер газеты за 18 января 1909 года, издававшейся в Астра­хани, редактором который был известный просветитель, ученик Ш. Марджани Абдурахман Умари; 2 номера (№№ 8 и 18) иллюст­рированного журнала «Ялт-Йолт»; картонная коробка с перепиской в количестве 108 писем; 2 рукописные тетради в переплете на та­тарском языке и еще одна такая же тетрадь в переплете с текстами на русском и татарском языках; 43 печатные брошюры на татарском языке в разных обложках. Особое внимание полиции привлекло письмо Абдурахмана бин Абдулгалляма из Каира, датированное 19 октября 1907 года. В письме, адресованном Мухамедгадию Ихсано- ву, сообщалось, что в Каире состоялось «собрание мусульман со всех концов света и что на этом собрании был и Исмагил Гасприн- ский, который призывал всех мусульман, и предложение Гасприн- ского было принято большинством голосов». Цензор, переводив­ший письмо, констатировал, что в нем не указано, к чему призывал Гаспринский.

Хотя полиция тщательно изучила деятельность Х. Ихсанова в поисках фактов и доказательств его «политической неблагонадеж­ности», веских оснований для ареста не было выявлено, в результа­те он вскоре был отпущен на свободу.

В 1886 году жители Нового Кинера обратились к властям за разрешением о строительстве в деревне третьей мечети, так как на­селение росло быстрыми темпами, и имеющиеся мечети не вмеща­ли всех прихожан. Кроме того, территориально они находились в разных концах селения, центральная же часть Нового Кинера с двух сторон была разделена оврагами. Поэтому в весеннюю и осеннюю распутицу жители не могли добраться ни до первой, ни до второй мечети. Всего в 74 домах их было 206 душ мужского пола. Има­мом новой мечети они пригласили Абдулкадыра Мухамедвафо- вича Сайдашева, с 1882 года служившего вторым имамом в дер. Кабан Лаишевского уезда109. Его отец - Мухамедвафа Яхъяевич Сайдашев с 1855 года исполнял там обязанности имам-хатыба и мугаллима. Родной брат Мухамедвафы-хазрата - Ахметзян с конца 1850-х годов успешно занимался предпринимательской деятельно­стью, впоследствии стал совладельцем «Торгово-промышленного товарищества А.Я. Сайдашев с сыновьями и Субаев Баки Мухамед- галимович», одним из учредителей и издателей газеты «Баянуль- хак». Помощниками, а затем и компаньонами отца являлись сыно­вья Мустафа и Мухамедзян110.

На протяжении многих десятилетий две ветви рода Сайдаше- вых служили своему народу: выполняли духовные обязанности, обучали детей, издавали газету, содержали издательство «Баянуль- хак», строили мечети и медресе. На средства М.Сайдашева был по­строен комплекс медресе «Мухаммадия», он и его сыновья жертво­вали большие суммы «Обществу пособия бедным мусульманам».

С 1896 года вторым имамом третьей мечети Нового Кинера, а также помощником Абдулкадыра Сайдашева в духовных и образо­вательных делах был Мухамедюсуф Мингазетдинович Арсланов (род. в 1867 г.), происходивший из рода имамов второй мечети дер. Новый Кинер111. Он окончил Апанаевское медресе Казани, обучался у Абдулгаллям-хазрата Салихова112. Обязанности муэдзина в треть­ей мечети исполнял младший брат Абдулкадыра Сайдашева - Му- хамедкасим Мухамедвафович113.

Четвертый приход в Новом Кинере был образован, как уже от­мечалось, в 1900 году. Он появился по просьбе части прихожан второй мечети. 57 домохозяев изъявили желание построить новую мечеть, обосновав свое намерение теснотой существующей мечети и ее отдаленностью от остальных. К прошению было приложено согласие прихожан всех трех мечетей. Приведенные доводы о необ­ходимости возведения четвертой мечети подкреплялись экономиче­скими основаниями. В деревне было немало людей, способных взять на себя расходы по строительству здания. Тем более, любой мусульманин почитал за честь такую возможность. Постройку чет­вертой мечети в Новом Кинере профинансировал арский купец Ба- гаутдин Абдряшитов114. Первым имамом, как уже отмечалось, стал Гимадутдин Арсланов. В 1921 году на его место был назначен Аб- дулмугис Назмутдинов115, судьба которого, как и судьба самой мечети, повторила историю многих других мусульманских священ­нослужителей и культовых сооружений советского времени.

На рубеже 1920-1930-х годов все четыре мечети Нового Кинера были закрыты, их минареты разобраны. Здание одной мечети пере­дали под школу, во второй разместились органы НКВД, здание третье мечети использовалось как склад для хранения семян, чет­вертую мечеть разобрали, и из этого материала был построен дет­ский сад.

В заключение нельзя не упомянуть о примечательном факте, записанном ученым М.И. Ахметзяновым во время археографиче­ских экспедиций 1973-1974 годов116. По словам старожилов Нового Кинера, деревня была известна не только большим числом мечетей, но и династией мастеров по их строительству, передававших свое умение от отца к сыну. Основателем династии был плотник Габде- рафик Габделганиев, живший в середине XIX столетия. Он постро­ил за свою жизнь 36 деревянных мечетей. Его сын Хуснутдин (1843-1928) ненамного отстал отца, он возвел 34 мечети.

Сын Хуснутдина Каюм (1882-1914) продолжил семейную тра­дицию. Число построенных им мечетей неизвестно, так как в самом расцвете лет он погиб на фронтах Первой мировой войны. Послед­ний представитель династии Кави Каюмов (1910-1976) в силу из­менившихся исторических условий мечети не строил, однако дос- тойно продолжил дело предков. Будучи признанным мастером плотничного дела, он построил множество домов, бань, надворных построек, ворот, много лет проработал бригадиром колхозной строительной бригады.

Старый Кинер. По численности населения Шинер-Кинер (Старый Кинер) уступал Починку по речке Мамся (Новый Кинер), однако с точки зрения духовного развития и образованности пре­восходил его. В Старом Кинере жили и творили личности, сни­скавшие уважение, авторитет и признание в разных частях мусуль­манского мира.

Примером может служить биография Габида бин Абдулгазиз бин Гайса аль-Кинери, который до родной деревни служил има­мом и мударрисом в деревнях Арбаш, Карелино, Урнашбаш. Учил­ся он у таких знаменитых наставников, как Абуссалям бин Хасан аль-Кариле, Сагид бин Ахмад аш-Ширдани, Бикчентей бин Ибра­гим аль-Берескеви и др. В числе его учеников были Баймурад бин Мухаррам аль-Менгери, Абубакир бин Джагфар аль-Агрезеви, Аб­дурахман бин Абдуррахим эт-Тайсугани и другие известные в XIX столетии люди. Был человеком широкой души, щедрым и в то же время скромным, благожелательным. Скончался Габид-хазрат в 1835 году при возвращении из хаджа, когда судно пересекало Чер­ное море, был похоронен в г. Синоп . После смерти его дело

продолжил сын мелла Садыйк, который умер в Урнашбаше в 60-е

а/тл/" 120 годы Х!Х века .

Родной брат Габида бин Абдулгазиза аль-Кинери - Фаяз бин Абдулгазиз бин Гайса аль-Кинери тоже был образованным и уважаемым человеком. Начальное обучение получил у Сагида бин Ахмеда аш-Ширдани в дер. Серда, затем учился в Каргале (Карга- линская (Сеитовская) слобода под Оренбургом) у меллы Абдурах­мана бин Шариф аль-Кирмени. В поисках новых знаний уехал в Бухару, затем в Кабул. Во время странствий общался и учился у самых крупных мусульманских религиозных деятелей. Домой вернулся в 1802 году с обширным багажом знаний и большой кол­лекцией религиозной литературы. Стал помощником имама дер. Кшкар Сагида-хазрата, после его смерти возглавил приход. Одно­временно руководил медресе, обучал шакирдов. О последних го­дах его жизни в исторической литературе приводятся противоре­чивые сведения. Р. Фахретдин указал конкретную дату смерти Фа- яз-хазрата - 21 мая 1836 года. Ш. Марджани пишет о том, что умер он внезапно в 1835 году в месяц сафар, и был похоронен в дер. Кшкар на кладбище «Казак». Однако им же говорится, что Фаяз бин Абдулгазиз бин Гайса аль-Кинери умер во время хаджа на Черном море и похоронен в г. Трабзон. Возможно, Марджани перепутал обстоятельства его смерти и гибели его брата - Габид бин Абдулгазиз бин Гайса аль-Кинери. Среди уцелевших надгроб­ных памятников XIX столетия дер. Кшкар камня Фаязу бин Аб­дулгазиз бин Гайса аль-Кинери нет.

Ш. Марджани приводит один примечательный факт из жизни братьев Габида и Фаяза аль-Кинери. На одном из собраний мулл они высказались против радикальных взглядов Г. Курсави и всту­пили с ним в полемику. Однако победа в споре в итоге осталась за Курсави.

Со Старым Кинером связано имя еще одного религиозного дея­теля, известного в начале XIX столетия - Исхака бин Сагид бин Юртбагыш бин Кулмухаммед бин Ишмухаммед аль-Кенари. Его предки были выходцами из дер. Лаж под Параньгой (ныне Рес­публика Марий Эл.). Вероятно поэтому Р.Фахретдин в своем своде «Асар» вместо тахаллуса аль-Кенари использует тахаллус аль- Лажи. Однако и он, и Ш.Марджани называют Исхака Сагитова уроженцем Нового Кинера. Его жизненный путь напоминает био­графии многих современников: учился у Абдулнасыра бин Сай- фульмулюк аль-Ашыти, Габида бин Абдулгазиз аль-Урнашбаши и других имамов Заказанья, затем обучался в Бухаре. Вернувшись в 1813 году в Россию, некоторое время служил имамом и мударрисом в дер. Сюрда (Арский р-н РТ), в 1817 году перебрался в Чистополь, в 1831 году стал имамом Апанаевской мечети в Казани. Умер в 1836 году. Был уважаем современниками за просвещенность и со­вершенство. Его ученики (Фахруддин бин Садык ас-суни, Хасан бин Хамид аль-Курсави, Гаед Мухаммед бин Джемамайат-Тоболи и др.) стали видными религиозными деятелями. Его старший сын Са- лахетдин Сагитов (полное имя Салахетдин бин Исхак бин Сагид бин Кулмухаммад бин Ишмухаммад аль-Кенари) также был има­мом Апанаевской мечети и многое сделал для развития медресе. Несмотря на консерватизм в методике обучения, Апанаевское мед­ресе считалось одним из самых престижных у мусульман внут­ренней России.

Лучшая ситуация с документальными источниками позволяет более глубоко представить жизнь мусульман Старого Кинера во вто­рой половине XIX - начале XX века. С 1844 года имам-хатыбом здесь служил Ахметзян Зябиров. В организованном им мектебе в 1872 году учились 11 мальчиков и 9 девочек. Малочисленность учеников объясняется тем, что деревня была небольшой. В 1882 году А. Зябиров обратился к властям с просьбой разрешить ремонт мече­ти. Зданию требовался ремонт протекавшей крыши, а также работы по укреплению фундамента, который дал серьезную усадку.

Мечеть Старого Кинера была тесно связана с мечетью второго прихода Починка по речке Мамся (Новый Кинер). Хотя они распо­лагались в разных населенных пунктах, расстояние между ними было небольшое, поэтому прихожан Шинер-Кинера нередко об­служивали имамы соседнего селения. Например, такие функции выполнял Гимадутдин Залялетдинов, утвержденный в 1884 году вторым имамом второй мечети Нового Кинера. После смерти в апреле 1890 года А. Зябирова старокинерцы подали прошение о на­значении на его место Самигуллы Сибгатулловича Сулеймано­ва, крестьянина дер. Шарипово Уфимского уезда Уфимской губер­нии. Причиной такого выбора, вероятно, стали его родственные связи с имамами второй мечети Нового Кинера.

В 1893 году имам-хатыбом мечети дер. Шинер-Кинер был ут­вержден Мухамедкамал Мухамедзакирович Самигуллин, второй сын имама первой мечети Починка по речке Мамся Мухамедзакира Самигуллина и брат сменившего его в должности Зарифа Самигул­лина. Как и другие имамы из рода Самигуллиных, Мухамедкамал закончил медресе Исмагила Утямышева в дер. Кшкар. Сам тоже занимался педагогической деятельностью: в 1897 году в его мектебе обучались 19 мальчиков и 16 девочек, в 1903 году - 13 мальчиков и 15 девочек. Таким образом, род имамов Самигуллиных оставил заметный след в истории сразу двух соседних деревень.

В переходный период от царской империи к советскому госу­дарству имамом в Старом Кинере был сын Гимадутдина Зялялетди- нова Мирхайдар Гимадутдинов (утвержден в 1911 году, умер в 1918 году). В 1917 году муэдзином мечети был назначен Халилрахман Мухамедвафин (род. в 1867 г.). Также имеются данные, что 14 февраля 1925 года имамом в приход Старого Кинера был назна­чен Мухамедвафа Фатхрахманов. Вероятно, он и стал самым по­следним имамом деревни, утвержденным Оренбургским духовным собранием.

Выходцы из Старого и Нового Кинера замещали духовные должности и в других селениях Заказанья. Судя по архивным доку­ментам, уроженец дер. Шинер-Кинер Мухамедвафа Фахрутдинов служил азанчеем в дер. Шаши-Спочинок Царевококшайского уезда Казанской губернии. Крестьянин из Починка по речке Мамся Ха­сан Гатауллин в 1880 году был определен вторым муллой в дер. Нижние Аты. Он и его отец, также мулла Гатаулла бин Баязид, были похоронены в этом селении, сохранились их надгробные кам­ни, датированные 1891 и 1898 годами.

ГЛАВА IV

Взаимодействие татарского населения с органами власти и управления в XIX - начале ХХ вв.

Крестьянское самоуправление, власть и земство

Е.В .Миронова

Повседневная жизнь татарского населения Заказанья протекала преимущественно в рамках конкретной сельской общины, в кругу односельчан-единоверцев. В то же время по многим важным жиз­ненным вопросам (уплата налогов, суд, служба в армии, передви­жение по стране и пр.) татарам приходилось взаимодействовать с официальными органами власти и земскими учреждениями.

В редких случаях это происходило напрямую. Как правило, по­средником выступали органы крестьянского самоуправления на уровне сел и волостей. Структура, полномочия и особенности функционирования этих институтов были подробно освещены в разделе «Социальная организация и общественный быт». Здесь же хотелось бы отметить, что при всей значимости и авторитете среди населения таких фигур, как сельский староста и волостной старши­на, татарские крестьяне воспринимали их как представителей рус­ской администрации. Такое отношение объяснялось тем, что воло­стное и сельское самоуправление находились в зависимости от уездного и губернского начальства и потому отстаивали интересы последнего, зачастую в ущерб интересам обычных крестьян.

Несмотря на выборный характер должности сельских старост, они, помимо волостного старшины, подчинялись еще уездному ис­правнику. Не случайно во время волнений, имевших место в 1878 году в Мамсинской и Больше-Менгерской волостях Казанского уез­да, исправник, приехавший в дер. Большой Менгер для успокоения народа, публично заявил, что может своей властью отстранить от должности старост. Последние, в свою очередь, оказались в этой ситуации «между двух огней»: поскольку в глазах крестьян они яв­лялись проводниками решений власти, том числе постановлений, спровоцировавших волнения, все они решением сельских сходов были смещены со своих постов.

Такой же зависимой фигурой был волостной старшина, которо­го в любой момент мог снять с должности губернатор, независимо от позиции волостного схода. В структуре местного управления во­лостное правление фактически являлось передаточным звеном ме­жду сельскими обществами и вышестоящими уездными и губерн­скими властями. Оно доносило до крестьян волю начальства и сле­дило за ее исполнением. Например, казанский губернатор мог пред­писать волостным правлениям принуждать жителей к организации хлебных магазинов. Хотя это и являлось мерой, полезной для са­мих крестьян, но показывает, что правительственная администрация могла активно вмешиваться в крестьянские дела и оказывать давле­ние на органы самоуправления.

Должностные лица волостного уровня исполняли и земские по­становления, причем не только официальные, но и устные. Так, член Казанской уездной земской управы Котелов, заметив, что кре­стьянин дер. Балтаси топит баню прямо в доме, велел местному во­лостному правлению взять штраф, запечатать баню и известить на­селение о запрете их использования в летнее время. В то же время правление принимало от крестьян прошения на оказание матери­альной помощи от земства, проверяя информацию, указанную в прошении, и передавало приговоры от сельских обществ в различ­ные инстанции. Самостоятельных решений оно практически не при­нимало. Даже составляя списки караульных, которые бы оберегали гумна от пожаров, оно выполняло предписание земства. По сути, это была канцелярия, куда сходились все документы.

Таким образом, крестьянское самоуправление находилось прак­тически в полной зависимости от вышестоящих властей и принима­ло самостоятельные решения лишь по наиболее мелким вопросам. Ситуация стала меняться лишь после Февральской революции 1917 года, когда на волостном уровне вместо волостных правлений стали стихийно возникать волостные комитеты, которые обладали реаль­ной властью. Временное правительство, желая поставить их под какой-то контроль, летом 1917 года стало создавать волостные зем­ства, которые должны были заменить прежние органы волостного самоуправления, но подчинялись бы уездным земским собраниям. В Казанский уезд для организации волостных и сельских избира­тельных комиссий в татарских волостях был направлен секретарь уездного комиссара А.П. Субботин, которого сопровождали упол­номоченные земской управы Нуреев и Ахмадеев.

В отличие от уездного земства в этих избирательных комиссиях состояли обычные крестьяне, владевшие как татарской, так и рус­ской грамотой. Практически во всех волостях Казанского уезда население одобрительно отнеслось к организации волостных земств, однако вскоре выяснилось, что в Мамсинской волости спи­ски выборщиков не были составлены, указания об этом уездного комиссара игнорировались, а секретарь исполнительного комитета вовсе отказался от исполнения своих обязанностей. В итоге упол­номоченные от сельских обществ Мамсинской волости постанови­ли: сельские избирательные комиссии не назначать и выборов в земские гласные в волости не проводить. Причины такого отрица­тельного отношения к созданию волостных земств неизвестны, возможно, здесь было сильно влияние большевиков, которые вы­ступали против их организации. Однако и в остальных волостях Казанского уезда земства не успели себя показать, поскольку после Октябрьской революции они были уничтожены.

Что касается земских учреждений уездного уровня, к 1917 году они прошли довольно длительный этап развития и добились значи­тельных успехов в своей деятельности. Земства были созданы как органы сельского самоуправления, призванные решать хозяйствен­ные вопросы. Их структура, порядок формирования и функции оп­ределялись «Положением о губернских и уездных земских учреж­дениях 1864 года». Они состояли из собраний и управ. Первые со­зывались раз в год на очередные заседания. Кроме того, для реше­ния неотложных вопросов могли устраиваться экстренные заседа­ния. Избираемые депутаты собраний выносили постановления, ко­торые должны были претворяться в жизнь через исполнительные органы - управы. Последние действовали непрерывно и состояли из председателя и нескольких членов.

Земства подразделялись на губернские и уездные. В уездные гласные избирались от трех категорий населения: землевладель­цев, горожан и сельских обывателей. Как правило, к первым отно­сились дворяне, ко вторым - купцы и промышленники, к третьим - крестьяне. Из состава уездных депутатов формировались гу­бернские собрания.

Казанское уездное земство было создано в 1865 году. Большую часть земского собрания составляли представители земледельческой курии, как правило, это были дворяне. Хотя они и представляли высшее сословие - основу самодержавия - но в большей части были настроены либерально. В разные годы в уездное земское собрание входили видные общественные деятели: Н.Е. и А.Н. Боратынские, С.А. Бекетов, С.В. Дьяченко, В.А. Юшков, И.В. Годнев. Александр Николаевич Боратынский являлся депутатом III Государственной

Думы, а Иван Васильевич Годнев - государственным контролером в составе Временного правительства, сформированного в 1917 году.

Татары, вторая по численности народность в Казанской губер­нии, занимали в уездных и волостных учреждениях незначительное место: в уездном аппарате на их долю приходилось 13%, тогда как на долю русских - 74,1%. В 1887 году в Казанском уездном земстве из 52 гласных было только 16 татар, причем большинство из них составляли мещане и купцы. В 1912 году из 40 гласных лишь трое были мусульманами. Известны имена некоторых гласных из числа жителей деревень Мамсинской волости. Например, в 1907 году в Казанское уездное земское собрание был избран крестьянин дер. Кудайгулова Пустошь (Ташкичу) Бадрутдин Бикчентаев, а кан­дидатом к нему стал житель дер. Ясашная Сердобряжка (Сюрда) Фаткулла Негаметуллин.

Бюджет земских учреждений формировался из сборов с населе­ния. Некоторые из них шли в губернское земство, другие - в уездное. Таким образом, сами собрания были очень заинтересованы в исправ­ном поступлении налогов. Расходы делились на так называемые обяза­тельные и необязательные. К первым относились траты на поддержа­ние государственной инфраструктуры: содержание почтовых лошадей, выдача прогонных полицейским чинам, устройство важнейших путей сообщения и т.д. Они назывались обязательными, поскольку непре­менно включались в ежегодную смету. К необязательным относились те расходы, которые обычно ассоциировались с основными задачами земства: на образование, медицину, ветеринарию и пр.

Львиная доля отчислений приходилась на образование и медици­ну как наиболее социально значимые сферы жизни общества. Как ни странно, на агрономию, способствовавшую экономическому росту и благосостоянию хозяйств, выделялись относительно небольшие сум­мы. Возможно, это было связано с тем, что для подъема сельского хо­зяйства требовалось менять уклад деревни, и это сопровождалось бы огромными затратами, которые земство не могло себе позволить.

Продовольственный вопрос и налоги

Е.В.Миронова

Одной из главнейших задач земства являлось обеспечение про­довольствием сельского населения. Частые неурожаи и стихийные бедствия ставили крестьян на грань гибели, и земство оказывало им помощь в виде продовольственных и семенных ссуд, продажи зерна по сниженным ценам и т.д. Чтобы снизить зависимость земледель­цев от природных факторов, земцы старались поднять уровень сельскохозяйственной культуры крестьян. Для этого читались агро­номические лекции, устраивались сельскохозяйственные выставки, где демонстрировались технические новинки, внедрялись новые приемы обработки земли.

Ценный материал об экономическом положении в татарских деревнях Казанского уезда был получен земством в ходе обследо­вания, проведенного в последней четверти XIX века. Поводом к этой работе послужил рост задолженности татарских крестьян. Так, после череды неурожаев конца 1870-х годов долги сельских об­ществ выросли в несколько раз, и в Казанском губернском земском собрании решили узнать, в чем же причина большей задолженности татар по сравнению с русским населением.

Первоначально губернское исследование затрагивало только Старо-Максимкинскую и Егоркинскую волости Чистопольского уезда, которым было выдано более всего продовольственных и се­менных ссуд. Уездным земствам также было поручено провести исследование в селениях, где продовольственный долг превышал 15 рублей на душу. В результате анализа экономического положения татарских деревень в Казанском уезде земство пришло к выводу, что оно крайне неудовлетворительно. Основным источником средств является хлебопашество, промыслы, за некоторыми исклю­чениями, не были развиты. Само земледелие находилось в перво­бытном состоянии и приносило совсем небольшой доход. В резуль­тате после оплаты податей оставалась только незначительная сумма на питание, и то исключительно хлебом. Причины такой бедности земские исследователи видели в недостатке пашни, небрежном от­ношении к обработке земли и плохой ее удобряемости вследствие малого количества скота .

Председатель губернской земской управы И.Иванов предлагал для снижения задолженности учредить кассы для выдачи крестья­нам ссуд под залог ссыпаемого хлеба. Он видел проблему в том, что крестьяне продавали хлеб сразу же после его уборки местным скупщикам за бесценок. Деньги они проматывали, а затем покупали свой же хлеб по дорогой цене или просили ссуду у земства.

Для исправления ситуации предлагалось задействовать ссудные кассы. Они должны были принимать у крестьянина хлеб, выдавая половину или % его полной стоимости, а потом земледелец мог вы­купить его обратно за ту же сумму. Если он не выкупал, то хлеб шел на продажу, вырученные деньги шли на оплату ссуды, а остаток по­крывал имевшиеся недоимки крестьянина, ссыпавшего хлеб. При отсутствии у земледельца долгов эти средства шли на погашение не­доимок его односельчан по принципу круговой поруки . Данное предложение не нашло понимания у Казанской земской управы, по­считавшей, что такие мероприятия будут полезны лишь для тех селе­ний, где имеются другие источники дохода, помимо сельского хозяй­ства. В бедных же татарских деревнях крестьянин попросту лишится хлеба и останется без средств к существованию .

Отвергая предложение губернского земства, Казанское уездное собрание предложило целый комплекс мер, направленных на улуч­шение экономического положения крестьян. Во-первых, следовало увеличить земельные наделы крестьян всех селений, в которых на­делы не соответствовали имеющемуся числу душ, за счет казенных земель, отданных в оброчное содержание. Во-вторых, предлагалось предоставить сельским обществам, у которых нет леса, строитель­ное топливо и дрова из казенных дач по низкой цене или бесплатно. В-третьих, следовало как можно быстрее заменить подушную по­дать другими видами обложения. Кроме того, предлагалось соби­рать подати сообразно с материальным положением каждого селе­ния, способствовать появлению новых источников дохода и ввести страхование посевов .

Конечно, реализация этих мер выходила за рамки компетенции земств, но этот случай примечателен самим фактом обращения внимания земских деятелей к проблеме обнищания татарских кре­стьян. Однако между постановкой вопроса и его решением была непреодолимая дистанция. Ключевая проблема российского кресть­янства - малоземелье - не была решена даже в отношении русских земледельцев, татары же всегда оставались на втором плане как для земцев, так и для местных государственных властей.

На примере татарских деревень мы видим, что поддержка зем­ством крестьянских хозяйств осуществлялась только в чрезвычай­ных случаях - в связи с пожарами и в период неурожаев, вызван­ных засухой, морозами, градобитием. Оказать эту помощь быстро не удавалось - с момента составления списков пострадавших де­ревень до непосредственной доставки хлеба в нуждающиеся об­щества проходило много времени. Так, периодически случавшиеся недороды заставляли уездное земство помогать не отдельным по­страдавшим селениям, а волости в целом. В связи с этим земские деятели призывали крестьян составлять приговоры о создании в деревнях хлебных магазинов и замене денежных капиталов продо­вольственными, что позволило бы более оперативно и независимо от цен на хлеб выдать помощь нуждающимся. Однако практически все волости, как татарские, так и русские, отказались от данного предписания, мотивируя это привычкой исполнять повинность денежными сборами и нежеланием расходоваться на постройку и содержание надзора . Но если земские управы действовали уго­ворами, то государственная власть активно пользовалась админи­стративным ресурсом.

Еще в 1889 году казанский губернатор П.А.Полторацкий пред­писал уездным исправникам и волостным правлениям принять строгие меры, чтобы сельские общества привели в надлежащий вид существующие хлебные магазины и устроили новые там, где их нет. Также следовало разъяснить сельским сходам пользу для самих крестьян замены денежного сбора на продовольствие сбором хлеба натурой. Однако лишь в 1897 году все селения Больше-Менгерской и 19 селений Мамсинской волости заменили продовольственные капиталы натуральными запасами .

Для помощи непосредственно во время неурожая, кроме выдачи хлебных запасов, широко практиковалась выдача семенных ссуд. Се­мена закупались у поставщиков, в том числе за пределами губернии, их качество проверялось членами земской управы. Затем семена заво­зили в несколько пунктов уезда, поближе к местностям, нуждающимся в ссуде. Во время неурожая 1890 года эти пункты находились в Арске, Апазове, Хотне, Больших Менгерах, Большой Атне, Соловцове и дру­гих селениях. Сельские общества, нуждающиеся в семенах, составляли приговоры о размере ссуды. Эти приговоры проверялись и утвержда­лись уездной и губернской управами, а затем оттуда направлялось тре­бование на выдачу в заготовочный пункт.

Однако в установленный порядок порой вмешивались субъек­тивные факторы. Так, жители 6 селений Мамсинской волости (Сен­ные Покосы, Угузиловка, Сосмак-Пшенгер, По речке Шошме, Урмяк и По обе стороны речки Шошмы) стали получать ссуду не в селе Апазово, куда были даны требования на имя поставщиков Львова и Кислова, а отправились за 18 верст к крестьянам деревень Шинер- Кинер и По речке Мамсе М. Нафикову и Н. Зайнигабдинову. По мнению членов уездной земской управы, крестьяне указанных дере­вень поступили так, потому что на них повлияли их односельчане - кулаки, действовавшие в интересах Нафикова и Зайнигабдинова . Последние же утверждали, что они делали заготовки по распоряже­нию уездной управы. Поскольку деньги на закупку семян были уже выданы управой Львову и Кислову, земство предложило Нафикову и Зайнигабдинову договориться с ними о возмещении издержек.

В следующем, также неурожайном 1891 году, когда во многих волостях не собрали даже требующегося для посева объема семян, администрация Мамсинской волости запросила у уездного земства 55870 пудов семян на 5587 десятин яровых полей, т.е. 10 пудов на де­сятину. В 1876 году, несмотря на то, что неурожай не затронул во­лость в целом, отдельные селения пострадали от града и пожаров, поэтому им тоже выделялась семенная или продовольственная ссуда .

Поскольку кредит рано или поздно приходилось выплачивать, сельские общества, если была возможность, даже в «плохие» годы старались использовать собственные ресурсы. Так, в 1887 году урожай в Мамсинской и Больше-Менгерской волостях составил сам-2,5, что было меньше традиционных сам-3 - сам-4. Однако даже в этой ситуации почти все селения Мамсинской волости за­действовали свои общественные капиталы, поэтому земскими се­менами здесь было засеяно только 521,5 десятины озимых полей из 6008, тогда как в Больше-Менгерской - 1489,7 из 5371,5 .

В дальнейшем череда голодных лет снизила благосостояние крестьян, и они были вынуждены чаще обращаться за помощью к земствам. Например, в 1907 году в Мамсинской волости для сева потребовалось 75730 пудов семян, тогда как имелось в наличии лишь 15146 пудов, а общественные магазины были пусты. Денеж­ных капиталов также не имелось, так как их уже перевели в нату­ральные запасы. Поэтому остаток нужно было закупать, а для этого брать значительную ссуду у земства либо в иных местах.

Поскольку сами крестьяне не очень стремились заготавливать хлеб в срок, земцы закупали его сами осенью после неурожайного года, а весной продавали по заготовительной цене, таким образом избегая чрезмерных скачков цен. Для удобства, кроме центрального пункта, в который осуществлялась ссыпка хлеба, устраивались вре­менные пункты, где были подходящие помещения. Один из таких пунктов был устроен в Старом Ашите, где находился крупный базар и, соответственно, имелись склады .

Отметим, что некоторые крестьянские общины сдавали в аренду свои ярмарочные площади, мельницы и пр., которые приносили до­полнительный доход. Так, в казну Старо-Ашитского общества с ба­зарной площади и мельничных мест в 1906 году поступило 1680 руб­лей, в 1907 - 1780, в 1908 и 1909 году - 2180, в 1910 - 2280 рублей.

Земские сборы составляли большую часть всех податей с кре­стьян. Так, в Починке по речке Мамся государственный поземель­ный налог составлял 199,05 руб., а земские уездные и губернские сборы - 1246,61 руб. Учитывая, что сельское хозяйство в татар­ских селах было неразвито, часто набегали крупные недоимки. На­пример, даже в сравнительно благополучном Старом Ашите в 1898 году недоимка за 1 год набежала 643 руб. 83 коп. И даже если в урожайный год удавалось выплатить все подати, прошлые долги не позволяли вкладываться в развитие хозяйства. К примеру, в Мам- синской волости до 1878 года недоимок не было, однако в этом го­ду, ввиду неурожая, была выдана крупная ссуда - 20632 руб. и в счет нее уже в следующем году назначено взыскание в 7265 руб.

Земства все же старались не загонять крестьян в долговую яму. При невозможности выплатить все подати крестьяне могли соста­вить приговор об отсрочке платежей, которые утверждала казенная палата. Например, зимой 1903 года крестьяне Старого Ашита про­сили об отсрочке сборов на 574 руб. вследствие недорода озимых.

Также проводились оценки земель Казанского уезда для более уравнительной раскладки уездного земского сбора. Например, для лугов по рекам Семиту, Шоре, Шошме, Ашиту в Мамсинской и Больше-Менгерской волостях, где рынки сбыта находились недале­ко, стоимость провоза сена была установлена сравнительно не­большая - 2 коп. с пуда. Но, учитывая, что стоимость продажи пуда сена составляла около 10 коп. , сбор составлял 20%. Недоимки иногда списывала и высшая власть - после голодного 1891 года крестьянам было трудно выплачивать сборы и долги, поэтому ука­зами 1893 и 1894 годов с них было сложено более половины продо­зовольственных долгов .

Губернское земство порой забывало, что его цель - содейство­вать развитию крестьянского хозяйства, а не собрать недоимки лю­бой ценой. В целом, даже в земской среде было распространено мне­ние, что татары плохо используют свои земли, вместо обработки сдают их в аренду, а деньги проматывают. Губернское земское соб­рание обратилось в 1879 году к Казанскому уездному земскому соб­ранию с просьбой высказать мнение относительно применения к та­тарскому населению положения, согласно которому при отказе от платежа сборов сельским обществом необрабатываемая крестьянами земля может быть сдана в аренду с публичных торгов. Поводом к такому предложению стал случай с дер. Старые Челны Спасского уезда, жители которой сами просили отобрать у них землю в счет непогашенных долгов, поскольку они невыгодно ее сдали. В итоге местные власти смогли сдать землю в несколько раз дороже, чем кре­стьяне. Но Казанское уездное земское собрание отвергло это пред­ложение, посчитав, что такие меры излишни и могут привести к обеднению крестьян. Этот вопрос поднимался вторично уже в 1890-е годы, но и тогда земство ответило, что после списания части долгов в 1893 и 1894 годах сумма недоимок уже не является такой внуши­тельной (она составляла 276840 руб.), чтобы принимать экстренные меры, и отказалась от предложения губернского собрания.

Земские подати старались облегчить и другими способами. По­скольку Мамсинская волость была удалена от Казани, где должны были принимать земский сбор хлебом, для удобства крестьян пред­лагалось создать склад в селении Казанбаш.

Особенно либерально земство относилось к сельским лавочни­кам. В случае понижения доходности или прекращения торговли имеющиеся недоимки могли быть частично или полностью списа­ны. Если у жителя Старого Ашита Биби-Калыча Бикмухаметова было списано всего 4,33 руб. долга при закрытии лавки, то у его односельчанина Тохватуллы Хасанова - 127,42 руб. из-за пониже­ния доходности. Причем у последнего лавка не являлась единствен­ным источником дохода, в частности, он сдавал свою землю в испольщину односельчанам .

Таких примеров списания долгов в земском делопроизводстве сохранилось много. Так, в 1904 году с владельца лавки в дер. Бай- чуриной Сабегатуллы Сафаргалеева было списано 13 руб. 9 коп. из- за понижения доходности. С владельца же лавки в дер. Ясашная Сердобряжка Галиакбера Галикеева по этой же причине была спи­сана недоимка в размере 2 руб. 37 коп. Иногда долги прощались целым обществам. Так, на водяной мельнице, принадлежавшей об­щине деревни Кудайгулова Пустошь, числилась недоимка 11 руб. 40 коп. По случаю пожара этот долг был списан .

В 1900-х годах получила распространение практика предостав­ления сельским обществам продовольствия на поддержание скота. Так, на поступивший в 1906 году запрос из земства о количестве нуждающихся общин Больше-Менгерское волостное правление со­общило, что «все селения волости высказались за получение на прокорм скота муки» .

Понимая, что чрезвычайные меры помощи носят временный характер и не способствуют укреплению крестьянских хозяйств, земство приступило к распространению агрономических знаний в сельской среде. Казанский уезд был разделен на агрономические участки, в которых действовали специалисты, способствовавшие проникновению новейших агротехнических достижений в кресть­янские массы, однако до татарской среды эти знания не всегда до­ходили. В 1914 году уездный агроном прочитал лекции во многих селениях северо-западной части уезда, но деревни Мамсинской и Больше-Менгерской волостей в их число не вошли. Возможно, это было связано с языковым барьером, так как агрономами чаще всего становились русские.

Несмотря на трудности, совершенствование техники все же шло, хотя и медленными темпами. При Мамсинском кредитном то­вариществе были налажены посреднические операции по снабже­нию населения плугами Арской учебной мастерской. В то же время в соседних кредитных товариществах агрономы ничего не смогли сделать. Сами кредитные товарищества способствовали субсиди­рованию татарского населения для улучшения своего положения. Они действовали в Мамсе, Старом Ашите и других селениях Казан­ского уезда. Товарищества выдавали мелкие кредиты - до 75 руб. , которые могли быть израсходованы как на потребительские цели, так и на покупку новейших орудий труда .

Деятельность земства в сфере образования
татарского населения

Е.В.Миронова

Система земских образовательных учреждений в Казанском уезде создавалась не с чистого листа. На его территории до введения земско­го самоуправления работали церковно-приходские школы, училища Министерства государственных имуществ и другие виды учебных за­ведений. Часть из них в 1860-е годы была реорганизована в начальные народные училища, обучение в которых было открыто для детей всех вероисповеданий. Финансирование этих школ шло как со стороны самого земства, так и со стороны государства и населения.

По Казанскому уезду учебные заведения распределялись не­одинаково. Больше всего их было в волостях, прилегающих к Каза­ни. По мере удаления от города, особенно к северу, школ станови­лось все меньше и меньше. Объяснялось это преобладанием там татарского населения, у которого сложилась собственная система образования, не зависимая от государства и земских органов. К примеру, в Больше-Менгерской волости, в которую входила дер. Старый Ашит, не было ни одной русской деревни.

Школы разных ведомств по волостям распределялись неравно­мерно. Земских школ больше всего было в Воскресенской волости, где их к началу ХХ столетия насчитывалось 10. Не было ни одной школы в Больше-Атнинской и Студено-Ключинской волостях. В остальных волостях они распределялись следующим образом: по одной школе - в Кармышской и Мамсинской волостях, от 2 до 5 школ - в Ковалинской, Мульминской, Ново-Кишитской, Балтасинской и Кукморской волос­тях. В остальных - в Кощаковской, Ильинской, Арской, Кулаевской, Столбищенской, Чепчуговской, Алатской, Каймарской и Собакинской - от 6 до 9. Школы Министерства народного просвещения находились только в двух волостях - в Арской и Балтасинской. Кроме того, в уезде функционировало 27 церковных школ, наибольшее их число приходи­лось на Столбищенскую волость - 5. Не было ни одной церковной школы в Арской, Больше-Атнинской, Кукморской, Кармышской, Мамсинской, Ново-Кишитской, Студено-Ключинской волостях. Также в уезде работали 17 церковно-приходских, 10 школ грамоты, одна ча­стная и три школы Братства святителя Гурия.

Что касается инородческого образования, то оно развивалось не­линейно. Для образования нерусских народностей в 1870 году были приняты Правила «О мерах к образованию населяющих Россию ино­родцев», согласно которым в татарскую среду ненасильственными методами продвигались русский язык и русская культура. Отказ от давления предопределил длительность данного процесса. На началь­ном этапе земские школы открывались лишь в деревнях с крещеным населением, в татарских же деревнях земство только способствовало введению обучения русскому языку. В результате, до 90-х годов XIX века земское инородческое образование развивалось медленно. В 1895 году в Казанском уезде существовали лишь два училища для представителей нерусских народностей - в дер. Ушма Балтасинской волости и в дер. Шорабаш Мамсинской волости.

Однако со второй половины 1890-х годов количество земских об­разовательных учреждений в нерусских волостях постепенно растет. В 1897 году таких школ уже насчитывалось 5, а в 1906 году - 9.

Обычно Казанское уездное земство содержало такие школы совместно с государственными учреждениями. Например, в селе Апазово, население которого составляли крещеные татары, земст­во добавляло 190 руб. к 450 руб., выделяемым Министерством на­родного просвещения. При этом само училище считалось мини­стерским. Доплата в основном шла на жалованье учителям, так как им платили меньше, чем русским преподавателям, а труд, в связи с требованием знания языков, был тяжелее. Для уравнивания доходов уездное земство установило учителям инородческих школ оклад в 240 руб. при 60 руб. квартирных расходов, законоучите­лям платили по 60 руб.

К образованию татар земские учреждения подходили с большей осторожностью. Мусульманское население не совсем понимало на­значение земств, ему казалось, что главной целью их образователь­ной политики является русификация, поэтому и все попытки при­общить татар к русскому образованию воспринимались с недовери­ем . В связи с этим земцы пытались совместить мусульманское и русское образование, открывая русские классы при медресе. Однако эти усилия не принесли желаемого результата. Например, в дер. Мендели Ковалинской волости (ныне дер. Мемдель Высокогорско­го р-на РТ) к 1883 году посещение русского класса настолько упало, что земское собрание постановило сократить расходы на его содер­жание с 500 до 320 руб.

При обсуждении вопроса о преподавании русского языка та­тарам выступающие на земских собраниях всегда действовали с большой осторожностью, учитывая, насколько подозрительно от­носятся мусульмане к таким мерам. Д.А. Корсаков отмечал, что земство не хочет нарушать религиозных традиций мусульман, но полагает, что знание русского языка необходимо татарскому насе­лению. Для внедрения обучения русскому языку он предлагал об­ратиться за помощью к муллам. При этом гласный К. А. Юшков указал, что приглашение мулл на собрание может вызвать броже­ние среди мусульман. Но и такие меры не приносили плодов. Так, по сообщению уездного исправника, некоторые муллы пред­лагали сельским обществам открывать русско-татарские мини­стерские и земские школы. Однако крестьяне противились этому, полагая, что расходы на содержание школ лягут на их плечи, а муллы стараются ради получения награды от начальства. В са­мом земстве также поднимался вопрос о целесообразности трат средств на образование мусульман.

По признанию самих гласных, вплоть до 1905 года «земство могло в области образования осуществлять для инородцев, в том числе и для мусульман, лишь такие мероприятия, от которых сами инородцы отказывались». Все же, к тому времени в уезде действо­вало 9 инородческих училищ, из которых ближайшее к Мамсинской волости располагалось в селе Апазово . Принятие в 1906 году «Пра­вил о начальных училищах для инородцев, живущих в восточной и юго-восточной России», по сути, не изменило ситуацию. Новые пра­вила мало чем отличались от закона «О мерах к образованию насе­ляющих Россию инородцев» 1870 года, который ввел систему препо­давания для нерусских народностей на родном и русском языках .

О том, как решался вопрос о финансировании земством образо­вания мусульман, видно на следующем примере. Когда в 1906 году Ковалинское волостное правление заинтересовалось, на какие цели расходуется земский сбор с мусульманского населения, в уездном земстве ответили, что теперь по запросам татар могут быть организо­ваны новые школы, в которых преподавание будет вестись как на русском, так и на родном языке, а обучение должно быть светским, но с изучением шариата, заменяющего Закон Божий русских школ.

Поскольку в последующие годы в Казанском уезде не наблюдался рост числа мусульманских земских школ, можно предположить, что татары не особо стремились подавать заявления об их открытии.

Известны случаи, когда из татарских деревень поступали хода­тайства о финансировании мектебе и медресе, в программу которых входило изучение русского языка, но земство в этом отказывало. Например, муллы деревень Чемерцы Мульминской волости и Ма­лая Рясь Студено-Ключинской волости обращались к Казанскому уездному земству за материальной поддержкой медресе и мектебе, указывая, что в них обучают не только татарскому, но и русскому языку. В ответ они получили отказ с формулировкой «в виду несо­ответствия означенных конфессиональных учреждений кругу зем­ской деятельности». На аналогичную просьбу крестьян Больше- Кульбашского сельского общества Кукморской волости гласный А.И. Захарьевский добавил, что жители деревни могут ходатайство­вать об открытии русско-татарской школы, и тогда земство выдаст пособие на ее открытие.

Поскольку земские училища располагались в православных се­лениях, в Мамсинской волости была только одна школа - в дер. Шорабаш. В селении жили как крещеные черемисы, так и тата­ры-мусульмане. Училище и было организовано для того, чтобы противодействовать слиянию этих двух нерусских народов. Пер­воначально учебное заведение располагалось в съемном доме. Для дальнейшего укрепления училища земство хотело построить для него отдельное здание. Однако в ходе обсуждения вопроса на уезд­ном земском собрании его члены пришли к выводу, что будет труд­но добиться у местных крестьян согласия на покупку земли, так как татарское население сильно противится его строительству. В итоге собрание согласилось с предложением гласного К.А. Юшкова - в случае противодействия жителей дер. Шурабаш обратиться к гу­бернатору П.А. Полторацкому и просить оказать на них давление. По всей видимости, помощи от губернских властей земские деятели не получили. В 1897 году собрание вновь обсуждало данный во­прос, и в ходе обсуждения выяснилось, что сельское общество отка­залось отвести землю под школу.

Проблему могло бы снять решение Государственного совета от 12 мая 1897 года о наделении земских школ землей и топливом. Те­перь размещение школы перестало зависеть от крестьян Шураба- ша. Однако и эта мера не оказала должного эффекта. Из-за враж­дебного отношения местного населения в начале XX века Шура- башская школа была закрыта.

На ее месте была открыта школа Братства святителя Гурия, главной целью которого являлось воспитание инородцев в духе пра­вославной веры. Но и при таком попичительстве школа пребывала не в лучшем состоянии. Если в 1899 году, когда учебное заведение еще находилось в ведении земства, в ней насчитывалось 24 учени­ка, то в 1914 году их было 25, т.е. практически то же количество.

Когда в Шурабашской школе начались финансовые трудности и учи­теля стали уходить, Братство обратилось к земству с просьбой вклю­чить ее в сеть учебных заведений уезда, что позволило, школе полу­чать казенные средства. Однако земское собрание посчитало, что та­кие меры не окажут никакого влияния на школу, между тем Братст­во, получив средства, перестанет обращать внимание на земство. По­этому в просьбе было отказано, хотя земство все же выделило учеб­ному заведению разовое пособие в 250 руб.6

Таким образом, Казанское уездное земство подходило к вопро­су русского образования татар с большой осторожностью, ограни­чиваясь поощрением желающих изучать русский язык. В собствен­но татарских селениях никаких школ устраиваемо не было, лишь выделялись средства на русские классы при мусульманских учеб­ных заведениях. Однако татарские крестьяне не стремились органи­зовывать такие классы, а попытки приобщить к этому процессу мулл также не увенчались успехом. В итоге, деятельность земства больше сосредотачивалась на организации инородческих училищ для других нерусских народов Казанского уезда, чтобы противо­действовать влиянию на них татар. 67

Медицинская помощь

Е.В.Миронова, Л.Р.Габдрафикова

Татарское население на протяжении длительного периода ис­пытывало недоверие к официальной медицине. Большинство врачей были русскими и не всегда понимали культурные традиции татар, кроме того, сказывалось их недоверие ко всему русскому. Однако с середины XIX века земская медицина стала распространяться и в мусульманской среде. Например, во второй половине столетия бы­ло зафиксировано, что татарские крестьяне, в частности Казанского уезда, более охотно соглашались на оспопрививание, чем соседние с ними народности. В 1867 году среди марийских крестьян Казан­ского уезда было сделано 22 прививки, у русских - 599, а среди та­тар - 812. Врач А.А. Сухарев объяснял это «боязнью начальства».

Татары в Казанском уезде обслуживались в основном в боль­ницах 3-го участка, к которому относились Арская, Больше-Мен- герская и Хотнинская лечебницы. Ближайшая к Мамсе земская ле­чебница находилась от нее в 17,5 верстах, в селе Хотня. Чуть по­дальше - в 22,5 верстах - располагалась Больше-Менгерская лечеб- ница. Если в Хотне лечились как татары, так и русские, то в Боль- ше-Менгерской больнице за год побывало 1054 татарина и всего 12 русских. Больше всего земство тратило на жалованье фельдшеру - 240 руб. в год. В то время как на питание больных уходило только 218 руб. в Хотне и 105 руб. в Больших Менгерах. Но расходы на персонал были преобладающей графой затрат в медицинской части смет всех уездных земств .

Первоначально Мамсинская волость относилась к Апазовскому фельдшерскому участку, но в 1895 году уездное земское собрание решило перевести фельдшерский пункт в дер. Старый Ашит, кото­рая располагалась ближе и находилась как раз в центре участка . Правда, к 1907 году выделенное для него здание практически при­шло в негодность: стены покосились и покрылись плесенью, между половицами образовались большие щели. Зимой в углах фельдшер­ского пункта скапливался снег, и принимать больных приходилось в шубе, валенках и перчатках. Попытки отыскать новое помещение ни к чему не привели, поскольку никто не хотел его сдавать.

Врач Хотнинского участка Шейн предлагал перевести фельдшер­ский пункт в дер. Новый Кинер, что было удобно при эпидемиях, ко­гда требовалось своевременное оповещение персонала. Близ волост­ного правления это производилось бы быстрее. Однако член меди­цинской комиссии земской уездной управы И.В. Годнев в своем док­ладе заявил, что крестьяне Старого Ашита готовы даже построить дом для фельдшера, но только если он будет татарином. До назначения такового Годнев просил управу найти помещение, но с этим возник­ли трудности. Либо поиск врача-татарина не увенчался успехом, либо ашитские жители не выполнили своего обещания, так как через два года вновь возник вопрос о выделении 900 руб. из больничного фонда на устройство квартиры для фельдшерского пункта в Старом Ашите, как только сельское общество отведет место под постройку дома.

Для связи между селениями северо-западной части Казанского уезда и оперативного оповещения фельдшера, помимо почтовой станции в дер. Большие Менгеры, использовалась одноконная (без почтаря) земская почта. Возил почту крестьянин дер. Шинер-Кинер (Старый Кинер) Камалютдин Шамсутдинов, 2 раза в неделю он со­вершал поездку от Мамсинского волостного правления в Старый Ашит и далее в Большие Менгеры, Варангуш-Яваш и обратно. За это ему платили 119 руб. в год.

Земская статистика 1901/1902 годов показывает, что в Казан­ском уезде в этот период за медицинской помощью обратилось 40,7% русского населения (42622 чел.), 21,8% татар (30330 чел.), 28,3% мари (1467 чел.). Таким образом, врачебными услугами земства пользовалась незначительная часть татарского населения. Объяснялось это, главным образом, тем, что в татарских населен­ных пунктах крайне редко организовывались фельдшерские пункты или другие земские социальные службы.

В 1887 году Казанское уездное земство постановило устроить две богадельни - русскую в г. Арске и мусульманскую в дер. Боль­шой Менгер. На организацию последней, помимо земских ассигно­ваний, имелось и солидное пожертвование от гласного, казанского купца А.Сайдашева. Но устройство мусульманской богадельни за­тормозилось из-за отказа Больше-Менгерского общества отвести место под богадельню. Только через девять лет крестьяне дер. Ку- тюк Кармышской волости Казанского уезда согласились предоста­вить землю для богадельни, посчитав, что она принесет пользу как им, так и жителям близлежащих волостей. А. Сайдашев выполнил свое обещание лишь частично, пожертвовав вместо 500 руб. только 300. Он объяснил, что после голода 1891 года сотни и даже тысячи рублей были пожертвованы им и его единоверцами на помощь на­роду, поэтому он не может в данный момент выплатить всю сумму целиком. В кассе земской управы в это время находилось 300 руб., которые могли пойти на постройку богадельни и еще 300 должны были внести в смету следующего года. Общей суммы как раз долж­но было хватить на возведение здания . В 1914 году Кутюкская бо­гадельня действовала вполне исправно. В ней содержались жители из разных местностей, например, из Больше-Менгерской волости сюда поступили 2 человека .

Несмотря на развитие системы медицинского обслуживания, пожалуй, самыми доступными оставались услуги народных целите­лей. Их можно рассматривать как пережиток языческих времен. Они лечили людей при помощи разнообразных заклинаний, мани­пуляций, снадобий. Целители были распространены как в татар­ской, так и в русской среде. Знахарей татары называли «имче». В основном этим ремеслом занимались женщины пожилого возраста. Поэтому чаще всего встречались «имчекарчык» (карчык - старуха). Так, из казанского периода детства поэт Габдулла Тукай запомнил такую бабушку-знахарку. «Хорошо помню лишь случай, когда у меня разболелись глаза, меня повели к одной старухе, а я всеми си­лами старался вырваться из ее цепких рук, пока она сыпала в глаз сахарную пудру» .

Согласно дневникам историка Н.И. Воробьева, в начале XX ве­ка в Старом Кишите, Большом Менгере проживали известные зна­харки (имче). В целом, знахарство среди татар имело большее рас­пространение в городах, нежели в сельской местности. Там знаха- ри-имче встречались реже. Это было связано с тем, что в деревнях функции врачевателей и целителей очень часто брали на себя рели­гиозные служители - муллы и ишаны. Мусульмане старались ле­чить свои недуги, прежде всего, при помощи различных молитв.

Лечение сурами из Корана в конце XIX века получило столь широ­кое распространение, что на рубеже столетий татарские коммерсан­ты начали печатать большими тиражами целительные молитвы. Не­которые люди носили эти «молитвенные листы» в миниатюрной кожаной сумочке под одеждой. С одной стороны, это было чем-то вроде оберега, с другой, применялось для излечения уже имеющих­ся заболеваний.

Помимо знахарей и ишанов, татары обращались за помощью к костоправам, повитухам (кендек эби), специалистам по обрезанию (свннэтче бабай). Последние две категории пользовались особым уважением в обществе. Иногда повитухи являлись и знахарками.

Специфические медицинские функции, связанные с мусульман­ской традицией, выполняли специалисты по обрезанию (свннэтче). Например, в Заказанье жили известные специалисты по обрезанию. В определенное время они отправлялись по разным селениям для про­ведения этой процедуры. «В Казанском уезде есть селения: напри­мер, Новая Масра, Кармыш, Казанбаш, из которых расходятся до 50 специалистов по разным губерниям Европейской России. Обыкно­венно ремесло это передается из рода в род», - отмечал врач А.А. Сухарев. - Обрезание мальчикам старались делать в нечетном году - в 3 или 5 лет, из-за суеверия, что могут умереть» .

На примере специалиста по обрезанию можно увидеть, как тес­но взаимодействовали официальная и народная медицина и на­сколько сильным был авторитет последней в глазах мусульманского населения. Например, когда в начале XX века обрезание начали проводить и сами врачи-мусульмане, они в обязательном порядке должны были попросить благословения на осуществление этой дея­тельности от «сеннэтче бабаев». Как отмечал миссионер Я. Коблов, «даже к врачам из магометан татары относятся недоверчиво, если врач не получил разрешение на совершение этой операции от бабая, и есть примеры, когда врачи действительно обращались к бабаям за разрешением» . Допуск в эту ритуальную сферу медицинских ра­ботников являлся вынужденным шагом, так как в некоторых случа­ях обряд заканчивался трагическим исходом.

Подавляющая часть татарского населения даже в начале XX ве­ка сохраняла весьма скептическое отношение к врачебным услугам. Поэтому и в начале XX столетия губернские правления обращались в Оренбургское магометанское духовное собрание, добиваясь от него указаний муллам на местах, чтобы они повлияли на прихожан. Например, через мулл в Казанской и Вятской губерниях распро­страняли брошюру о холере на татарском языке, подготовленную учителем Казанской школы И. Терегуловым. Врачебный инспектор Казанской губернии просил, «чтобы муллы Казанской губернии извещали безотлагательно местных земских участковых врачей о каждом подозрительном по холере случае заболевания среди магометанского населения» .

В новых условиях мусульманское духовенство было вынуж­дено подчиняться требованиям ОМДС. Из-за постоянных эпиде­мий был принят ряд правил и по захоронению людей. В частности, в целях профилактики мусульманские погребальные обряды ино­гда выполнялись не в полной мере, что, конечно же, тяжело вос­принималось татарским населением. Например, согласно указани­ям 1892 года, предписывалось проводить отпевание только после тщательной дезинфекции: одежда на покойниках должна была быть пропитана специальными растворами. Нельзя было обмывать труп. Мусульманам это разрешалось при условии, что вместо обычной воды будет использован дезинфицирующий раствор. Иногда предписания по одной инфекции санитарные комиссии могли распространить и на все остальные заразные заболевания. Санитарные предписания не всегда совпадали с мусульманскими ритуалами, но мулл рассматривали в качестве проводников офи-

циальных медицинских знаний. Наблюдалась определенная амби­валентность поведения мулл. С одной стороны, они были убежде­ны во всемогуществе сур Корана, с другой - были вынуждены подчиняться требованиям властей и агитировать население за принятие норм официальной медицины.

При этом обращение татар к медицинским службам осложня­лось как религиозными предубеждениями, так и существующим языковым барьером. Кроме того, имела место и недостаточная раз­витость земской медицинской инфраструктуры. Отсутствие му- сульман-врачей также усиливало недоверие татар к официальной медицине. Гораздо реже обращались к медикам татарские женщины из сельской местности. Например, в 1901-1902 годах в Казанском уезде из обращавшихся за советом к врачам среди русских мужчин было несколько меньше, чем женщин (47,4% и 52,6% соответствен­но), то у других народов, в том числе татар, наблюдалось обратное: мужчин было 59%, женщин - 41% (3:2).

Мусульмане предпочитали амбулаторное лечение стациона­рам. Недоверие к больницам объяснялось особым рационом пита­ния и образом жизни мусульман, религиозными убеждениями. Имелись и такие стереотипы, в которых лечебницы ассоциирова­лись с холерными бараками. Например, Г. Тукай, будучи пациен­том Клячкинской больницы, в 1913 году, когда его спросили, по­чему он так долго избегал больниц, ответил в шутливом тоне: «Для нас больница - это последняя станция перед смертью, хотел немного продлить свою земную жизнь». Несмотря на всю иро­нию поэта, в этих словах была и доля правды. Многими больница воспринималась как место смерти. К слову, это было характерно не только для мусульман.

Пожарная безопасность

Е.В.Миронова

За пожарной безопасностью в Казанском уезде следила земская управа. Она обеспечивала заключение страховых договоров с сель­скими обществами, поступления с которых шли на противопожар­ные меры. Страхование обеспечивало возмещение убытка от огня, но не предупреждало пожары, нужно было обязать крестьян ис­пользовать при строительстве огнеупорные материалы, повышать пожарную грамотность.

С целью определения размеров страховых выплат уездные упра­вы сняли планы населенных пунктов и, согласно им, определили 3 разряда пожарной безопасности: первый - правильно построенные и более безопасные от огня, а также хотя выстроенные неправильно, но по расположению своему не представляющие опасности; второй - селения, представляющие относительно меньшую безопасность от огня, и третий - селения, наименее защищенные от пожаров. О низком уровне пожарной безопасности в татарских деревнях свиде­тельствуют следующие данные за 1872 год: в Мамсинской волости к третьему разряду относились 15 деревень, ко второму - 5 и только одно - к первому; в Больше-Менгерской волости 19 селений принад­лежали к третьему разряду и два - ко второму . Почти все эти посе­ления объединяла общая проблема - узкие, кривые улицы, сплошные постройки, без достаточных расстояний между ними. В некоторых из них, в частности в деревнях Ташкичу (Кудайгулова Пустошь) и По речке Мамсе, не было ни одного колодца, а воду брали из близлежа-

92

щих ключей и рек .

Причины скученного проживания объяснялись отсутствием свободных земель для расширения территорий деревень. Например, в Старом Ашите с 1856 по 1910 год усадьба увеличилась всего на 27 десятин (за счет выгона, лугов и пашни), в то время как под запаш­ку за этот же период было расчищено 88,5 десятины земли (из-под кустарника). Численность же населения за это время - с 1859 до 1908 года - выросла с 1154 чел. до 1490.

Учитывая небезопасную застройку деревень, земство занималось работой по перепланировке селений. Как это происходило, видно на примере дер. Старый Ашит, относившейся к третьему разряду по­жарной безопасности. Селение располагалось на реке и даже имело несколько колодцев, однако это не спасало его от быстрого распро­странения огня, поскольку улицы были узкими, а строения стояли близко друг к другу. На плане деревни 1885 года изображены де­сять сгоревших строений, располагавшихся в непосредственной бли­зости от реки и одного из колодцев. В 1885 году был составлен но­вый план деревни агентом-техником Казанской уездной земской управы Н. Загибаловым. Согласно ему, улицы были выпрямлены и расширены до 10-12 саженей, переулки - до 6-8 саженей .

В 1893 году земство возбудило вопрос о разрежении много- дворных деревень путем выселения части жителей в особые посел­ки. Несмотря на пособие в 75-100 руб., полагавшихся каждому до­мохозяйству за добровольный переезд, никаких результатов эта ме-

97

ра не принесла вследствие «нерасположения крестьян» .

Пожары в татарских селениях происходили примерно так же часто, как и в русских. Обычно сгорало несколько строений в год, но иногда случались и опустошительные пожары, особенно в засушли­вые годы. Так, в 1914 году в Мамсинской волости произошло только 6 пожаров, но при этом сгорело 406 дворов и 309 строений. Некото­рые деревни выгорали почти полностью по нескольку раз. Например, в недалеко отстоявшей от Мамси деревне Большая Атня в 1838 году сгорела вся ее северная часть, а в 1888 году - южная.

Пожары причиняли огромные убытки погорельцам, и хотя зем­ство страховало имущество крестьян, выплаты покрывали далеко не весь ущерб. В 1914 году по Казанскому уезду он составил 6233 руб., но было выдано почти вдвое меньше - только 3623 руб.

Большинство пожаров случалось по вине самих же крестьян. Например, в дер. Балтаси крестьянин Латыф Бакиров топил баню прямо в жилище, о чем член уездной земской управы Котелов со­общил в волостное правление, чтобы оно взяло штраф, запечатало баню и известило местное население о запрете топления бань летом (обычно этот запрет распространялся только на сухой осенний или летний сезон). Но люди продолжали с пренебрежением относиться к мерам пожарной безопасности. По этому поводу корреспондент «Казанской газеты» писал: «Деревянная и соломенная деревня наша горит постоянно: горит она зимой и летом. Причины сельских по­жаров - до преступности небрежное обращение с огнем самих кре­стьян, часто шалость оставленных без присмотра ребят и только иногда злая воля человека».

Подавляющее большинство строений в селениях было из дере­ва. Например, в Старом Ашите из 203 участков только на террито­рии одной усадьбы располагались каменные строения, также ка­менными были две мечети. Известно, что в русских селениях Ка­занское земство строило училища из недорогого, но огнестойкого саманного кирпича. Даже была назначена единовременная пре­мия в размере 10 руб. за использование данного материала. Одна­ко сведений о таких постройках в Мамсинской и Больше-Менгер- ской волостях не встречается.

Поскольку в татарских деревнях наибольшее распространение имели соломенные крыши, которые легко возгорались, земство ука­зывало на необходимость замены их материалами с добавлением глины. В частности, за устройство глинобитных изб крестьяне мог­ли получить 10 руб. вознаграждения, а за глино-соломенные крыши - до 25 руб.

Справедливости ради отметим, что переходу на альтернативные стройматериалы противились не только в татарских, но и в русских селениях. В итоге, огнестойкие постройки в Казанском уезде появ­лялись в основном в помещичьих имениях, владельцы которых имели финансовую возможность заменить деревянные сооружения каменными, а соломенные крыши - на черепицу.

Чтобы несколько оградить дома друг от друга, издавались по­становления о посадке деревьев. Однако рассадка деревьев в боль­шинстве случаев производилась небрежно, саженцы сохли или уничтожались скотом, а потому вскоре и вовсе перестали сажать деревья. В Казанском уезде небрежность при уходе за саженцами отмечалась именно со стороны татарского населения, поэтому в Балтасинской, Мамсинской и Новокишитской волостях посадка производилась по распоряжению земского начальника.

Земские деятели стремились к повышению пожарной грамот­ности крестьян. С этой целью по всей Казанской губернии проводи­лись передвижные пожарные выставки, вход на которые был сделан свободным для всех.

В деревнях формировали пожарные караулы при гумнах, пред­ставлявших повышенную пожароопасность. Гумна, как правило, находились в отдалении от жилых построек, однако имели место и обратные ситуации. Например, в Большом Менгере все 44 гумна располагались внутри селения. По указанию Казанского уездного земства волостные правления составляли списки караульных из числа жителей для надзора за гумнами. В большой деревне По реч­ке Мамсе, насчитывавшей 274 домохозяйства, в ночной караул за­ступали 7 пеших и 2 конных, а днем - только 2 конных. В Боль­шом Менгере выставлялся пожарный разряд до 10 человек одно­временно. В менее многочисленных селениях, например, таких как Старая Сердобряжка (84 двора) и Ясашная Сердобряжка (126 дворов), и днем, и вечером дежурило не более 2-3 человек. Зимой количество караульных уменьшалось в 1,5 - 2 раза.

С целью самостоятельной борьбы с пожарным бедствием в се­лениях имелись инвентарь, огнегасительные снаряды. За пополне­нием комплектов следили сельские старосты и волостные правле­ния, отчитывавшиеся об этом перед уездной земской управой.

Анализ деятельности Казанского уездного земства в отношении татарских деревень показывает, что основные усилия были сосредо­точены в продовольственной сфере. В области образования земцы старались не вмешиваться в сложившуюся у татар школьную сис­тему, так как видели противодействие с их стороны в этом вопросе. С возникновением земства в татарских деревнях стала оказываться профессиональная медицинская помощь. Однако для полного дове­рия не хватало кадров из татар. Поэтому оставались сильны пози­ции народных целителей. В области пожарной безопасности зем­ские учреждения проводили перепланировку деревень, страховали имущество, производили посадку деревьев, поощряли огнеупорное строительство. Но успех сельского пожарного дела во многом зави­сел от сознательности самих жителей.

В целом, некоторое недоверие татар к русским, особенно к тем, кто обладал властью, снижало эффективность мероприятий земства по улучшению быта и экономического положения крестьян. Земст­во воспринималось как государственный орган власти, действия которого в глазах татарского крестьянина таили в себе подвох. По всей видимости, на крестьян повлияло и довольно жесткое подавле­ние в 1878 году волнений в Мамсинской волости. В 1884 году со­трудники Статистического бюро Казанского губернского земства, проводившие сплошное исследование губернии, отмечали особую сложность работы в Казанском уезде «вследствие недоверчивого, а подчас и прямо враждебного отношения инородческого (татарско­го) населения». Кроме того, возможности земств были невелики, они могли уговорить крестьян провести те или иные улучшения, но часто наталкивались на стремление делать все по старинке. Поэто­му действия земств не приводили к быстрому улучшению качества жизни татарских крестьян.

Антиправительственные выступления

Е.В.Миронова, Х.З.Багаутдинова

В ходе социокультурного развития в рамках Российской импе­рии у татар-мусульман Заказанья сформировалась устойчивая, са­модостаточная система культурно-религиозной автономии, пред­ставленная религиозными и образовательными институтами (ма- халли, мечети, мектебе и медресе). Она позволяла им сохранять эт­нокультурную самобытность в условиях агрессивной политики са­модержавия по религиозной и культурно-языковой унификации не­русских народов Волго-Уралья. Длительное время государство на­прямую не вмешивалось в систему функционирования этих инсти­тутов, понимая сложность регулирования и администрирования этой весьма тонкой сферы культурной жизнедеятельности татарско­го общества.

Положение начинает меняться в пореформенный период. Всту­пление России в эпоху капитализма привело к росту общественного движения нерусских народов и его политизации, зарождению идео­логии национализма. В этих условиях имперское руководство нача­ло форсировать процесс инкорпорации «инородческого» и «ино­славного» населения страны в социокультурное и политико-пра­вовое поле империи. Осуществлялось это путем подчинения их культурно-религиозных институтов государственно-бюрократи­ческой системе самодержавия и использования национальной шко­лы как основного канала христианизации. В учебных заведениях крещеных нерусских народов активно внедрялась система Н.И. Ильминского, а в мусульманских медресе навязывалось обу­чение русскому языку (как начальный этап будущей русификации). Естественной реакцией на эти мероприятия стал рост протестных настроений и социального напряжения в татарском обществе.

Свою лепту в это внесли и давние обиды татарского населения, в основе которых лежало экономическое и правовое неравенство. По средней величине земельного надела татары были равны с русскими удельными крестьянами и имели больше земли, чем владельческие крестьяне, однако по обеспеченности земельными угодьями среди нерусских народностей они занимали последнее место. Кроме то­го, качество их наделов в сравнении с тем же русским населением было ниже, так как со времен Ивана Грозного государство вытесняло татар на менее плодородные земли. Примитивные орудия труда, ма­лое количество скота и безлесные земли также не способствовали развитию татарского хозяйства. При этом татары платили больше всего податей с десятины. В результате у большинства татарских деревень постоянно имелись долги перед правительством и земст­вом. Так, в 1883 году среди селений, имевших продовольственный долг более 15 руб. на ревизскую душу, 75% были татарскими.

Объективной причиной для недовольства татарского населения являлось малое представительство в органах управления. Татары составляли второй по численности народ в Казанской губернии, од­нако в уездном аппарате их было лишь 13%, тогда как русских - 74,1%. В 1887 году из 52 гласных Казанского уездного земства только 16 были татарами, причем большинство из них составляли мещане и купцы, проживавшие в городах. В 1912 году из 40 глас­ных только трое являлись мусульманами. Непропорциональность представительства усугублялась тем, что на всех уровнях управле­ния делопроизводство велось на русском языке, при том, что боль­шинство татар были грамотными. В результате любое обращение к властям оборачивалось для татарского населения значительными издержками.

Свою лепту вносил и религиозный фактор. Хотя времена Луки Конашевича остались в далеком прошлом, татары, помня преж­ние обиды, настороженно относились к русским, особенно к на­чальству, ожидая в каждом законе и каждом предписании какой- либо подвох. Периодически среди них возникали слухи о якобы го­товящемся массовом крещении мусульман. Пик их пришелся на годы русско-турецкой войны 1877-1878 годов, которая была вос­принята многими татарами как борьба православия с исламом.

Местные власти поначалу не придавали этим слухам значения. Начальник жандармского управления А.Н. Житков даже сообщал, что «...восточный вопрос при помощи нескольких турецких эмис­саров, хотя и возбудил в татарском населении некоторое сочувствие к своим единоверцам туркам, но не увлек никого пустыми надеж­дами. Такая пропаганда также не представляет никакой опасности потому, что руководители здешнего татарского населения не столь­ко просты, чтобы рискнуть променять верное благосостояние на неверные льстивые обещания турок, кроме, быть может, тайного и то самого ничтожного денежного пожертвования в пользу едино- верцев...».

Однако уже вскоре необдуманные действия властей перевели тлевшее внутри татарского общества недовольство в открытый по­жар. Осенью 1878 года в Казанском, Спасском и Чистопольском уездах Казанской губернии, а также в ряде мест Вятской и Самар­ской губерний начались волнения среди татарского населения.

Непосредственным поводом к волнениям стало решение Казан­ского губернского земского собрания от 9 марта 1877 года об обяза­тельном страховании крестьянских построек от огня, которое было расценено татарами как норма, противоречащая шариату, а также принятие «Инструкции сельским обществам по выполнению возло­женных на них законом обязанностей». Кроме прочего в ней со­держался пункт, согласно которому все крестьяне губернии должны были нести повинности по содержанию церквей. При этом не была сделана оговорка, что у татар данная повинность шла бы на содер­жание мечетей. Для губернии, в которой половину населения сос­тавляли нерусские народности, такая ошибка могла иметь серьез­ные последствия.

Так и случилось. Документы были восприняты татарами-хлебо- пашцами как подготовка к насильственной христианизации и вме­шательство органов власти в их внутреннюю духовно-религиозную и экономическую жизнь.

Усугубило ситуацию то, что инструкция не была оглашена сра­зу. Летом 1878 года она поступила в волостные правления и была роздана сельским старостам, однако довести ее содержание до сель­ских жителей предписывалось лишь осенью, после окончания сель­скохозяйственных работ. Неудивительно, что слухи об инструк­ции просочились в крестьянскую среду раньше, во многом благода­ря самим старостам и волостным чиновникам. Так, в Мамсинской волости волостной писарь Завалишин стал утверждать, что все та­тарское население должно принять православие в течение двух не­дель . Русские солдаты, возвратившиеся домой после русско­турецкой войны 1878-1879 годов, так же говорили, что султана по­бедили и теперь будут крестить татар. Такие заявления, скорее все­го, делались с намерением подшутить над «инородцами».

Распространявшиеся слухи сильно искажали действительность. Крестьяне, приезжавшие из уездов в Казань, рассказывали, что ма­гометанским сельским обществам раздавались какие-то книжки за подписью губернатора. В них приказывалось делать сборы на рус­ские церкви и заводить школы, в которых Закону Божию будут учить русские священники. Поскольку у многих татар сохранялась вера в доброго царя, они считали эти распоряжения инициативой местных властей. Якобы у царя Александра II состоялся совет, на котором чиновники убеждали его крестить всех татар, однако царь не согласился, тогда они сами решили сделать это. Стихийно сло­жилось убеждение, что надо послать выборных к царю, чтобы рас- 122

сказать о произволе .

Выступления вначале прошли в двух волостях Спасского уезда - Марасинской и Полянской. Здесь, кроме недовольства «Инструк­цией», распространились слухи о том, что в приговорах сельских обществ по земскому страхованию, которые составлялись на рус­ском языке, содержалось обязательство перейти в православие. По­добные слухи циркулировали и в Чистопольском уезде, но там дело ограничилось посланиями губернским властям с просьбой подтвер­дить их или опровергнуть. В Спасском же уезде в октябре 1878 года крестьяне стали самостоятельно снимать старост, заподозренных в сотрудничестве с русской администрацией. В последующем это яв­ление распространилось и на Казанский уезд. Крестьяне перестали выполнять ряд натуральных повинностей (содержание пожарных сараев, отвод квартир полицейским урядникам и стражникам и пр.), в которых не видели прямой необходимости и которые приносили ненужные затраты. Попытки увещевания со стороны полиции и во­лостного начальства не увенчались успехом. Такое положение про­должалось до декабря 1878 года.

В это же время в Чистополе действовала некая группа, в кото­рую входили крестьянин Любимцев, нотариус Кабитович, польский мещанин Азаматов, мещанин Мясников и запасной солдат Мельни­ков. По словам губернатора Н.Я.Скарятина, группа помогала та­тарским крестьянам составлять приговоры, посылать некие просьбы губернатору, оренбургскому муфтию, министру внутренних дел. На фоне начавшихся беспорядков эта группа показалась губернским властям опасной, и по ней началось следствие. Однако даже на­чальник III отделения Н.К.Шмит счел, что в волнениях виноваты губернские власти, а не указанные лица, в связи с чем их влияние на события было преувеличенным.

Тем не менее, центр распространения тревожных слухов, ско­рее всего, был, но возникал он не целенаправленно, а стихийно. В Казани на Сенном базаре, где обыкновенно собирались татарские сельские жители, информацию об «Инструкции...» распространяли приезжие крестьяне и муллы. Местные купцы пытались их успоко­ить, объясняя, что в документе говорится о русском населении, однако запущенный слух было уже не остановить, и он беспрепят­ственно распространялся по губернии.

В Казанском уезде волнения начались чуть позже - в конце но­ября 1878 года. Беспокойство ощущалось во всех волостях с татар­ским населением, но взрывы недовольства произошли в трех из них - Мамсинской, Больше-Менгерской и Больше-Атнинской. Геогра­фия беспорядков отчасти совпадает с древней Ашитской конфеде­рацией джиенных округов, но многие селения оставались спокойны. Кроме того, волнения четко локализовались по волостям, поскольку население считало виновными именно волостные правления, из ко­торых и посылались инструкции сельским старостам. Так, хотя цен­тром Ашитского джиенного округа было село Старый Ашит, отно­сившееся к Больше-Менгерской волости, большинство селений ок­руга административно входили в Мамсинскую волость, вследствие чего выступали отдельно.

Крестьянские волнения вспыхнули одновременно во всех трех волостях и проходили по схожим сценариям. Большую роль в вы­работке общей программы действий и консолидации татарского сельского населения сыграли местные базары (староашитский и большеменгерский), использовавшиеся как площадки для обсужде­ния сложившейся ситуации. Непосредственно перед волнениями, 23 ноября, сельским старостам были розданы дополнения к инструк­циям, в которых разъяснялись вопросы, касающиеся сборов на со­держание церквей. До народа эти сведения, очевидно, не дошли. Татарские крестьяне вначале потребовали от старост обнародовать инструкции, а затем стали ходатайствовать в волостных правлениях об их смещении. Жители некоторых селений самовольно отстрани­ли своих старост от должности. В конце ноября в трех волостях Ка­занского уезда татары 45 деревень (11,5 тыс. душ м.п.) установили национальные «крестьянские республики», используя легитимные механизмы сельского самоуправления.

Для успокоения татар в Казанский уезд выехал исправник. Он велел прислать в правление каждой волости своих представителей, которым собирался объяснить безосновательность слухов о пред­стоящем крещении. Татарское население, однако, не ограничилось посылкой депутатов. В волостные центры стали стекаться жители окрестных деревень. Вероятно, их сбор начался еще до предписа­ния исправника. Мамсинский волостной писарь И.С. Завалишин еще за день до описываемых событий получил информацию, что в Мамсе, куда он направлялся, собираются татары, чтобы побить за «выдачу книг, противных их религии». Завалишин сообщил об этом становому приставу и просил его поехать вместе с ним. Но пристав, явившись в Мамсю, не смог там долго находиться, по­скольку его вызвал исправник в дер. Большой Менгер. Он велел волостному правлению передать крестьянам, которые должны были явиться на следующий день, чтобы они вернулись домой, и придти через день, когда он вернется. Однако крестьяне не стали расхо­диться. Фраза, что они собрались «не для того, чтобы назад ехать, а чтобы дело делать», указывает на то, что они имели какую-то цель помимо выслушивания начальства.

Эта цель становится ясна по последующим действиям толпы. Она пошла к волостному правлению, набросилась на сторожа Гизе- туллу Бабишина, попытавшегося не пустить их, и стала требовать Завалишина. Ворвавшись в правление, крестьяне схватили писаря, не жалея и тех, кто пытался им помешать, вытащили его на улицу и принялись избивать. Через некоторое время Завалишин вернулся в правление избитый, где его уложили на пол и укрыли шубой. Но народ на этом не успокоился - большинство осталось на ночь в де­ревне, на следующий день еще раз избили Завалишина и принялись за смену власти в волости.

Волостного старшину Галеева сменили на жителя дер. Файзулли- ной Сулеймана Габитова. Кроме волостного старшины, от должно­стей отрешили сельских старост волости и поставили новых. На доро­гах были выставлены караулы с целью не допустить представителей губернской власти. Из волости были изгнаны 12 русских ремесленни­ков - кузнецы, лавочники и пр. Им заявили, что если они вернутся, то их убьют. В то же время следует отметить, что не все русские под­верглись насилию. Так, фельдшер и священник, вызванные кем-то к избитому писарю, смогли проехать в Мамсю, обманув крестьянские караулы, которым говорили, что едут на стекольный завод или в Ка­зань. Причем били и татар, своих односельчан. Юсуп Биккенин и Садык Менняфов были избиты за то, что уговаривали народ не произ­водить буйства, а старосту деревни Сосмак-Пшенгер Шигабутдина Гимадутдинова - за то, что он не сказал, где находится Завалишин. Причем последний позже был сослан на каторгу, так как чтобы избе­жать избиения, сам был вынужден бить писаря.

Крестьянская власть просуществовала в Мамсинской волости с 28 ноября по 3 декабря. Когда стало понятно, что силами, имеющи­мися на местах, с бунтовщиками не справиться, в охваченные вол­нениями волости направился сам губернатор Н.Я. Скарятин в со­провождении воинской команды. При его приближении крестьяне не оказывали сопротивления, были весьма напуганы и, похоже, не ожидали таких мер. Сохранилась жалоба татар на имя министра внутренних дел Л.С. Макова, в которой они заявили о посылке к губернатору депутатов, которым Скарятин разъяснил, что пункты «Инструкции» о сборах на церкви относятся только к православ­ным, в чем дал им собственноручно подписанное заверение. Однако когда представители татар вернулись домой, чтобы успокоить од­носельчан, губернатор явился с солдатами, собрал всех жителей в возрасте от 11 до 80 лет, всего до тысячи человек, и, прохаживаясь между ними, наносил побои без разбора. Всего были наказаны роз­гами около 800 человек.

Воспоминания жителя дер. Большой Менгер, отставного муллы Шагиахмета Мухаммедиева, дополняют и уточняют эти сведения. Он сообщал, что воинскую команду, возглавляемую губернатором, сопровождали два воза с розгами. Так же из окрестных волостей прибыли 500 русских крестьян, согнанных для экзекуции. Собран­ных жителей селений Больше-Менгерской волости заставили стать на колени перед Скарятиным. Губернатор принялся их ругать, про­изнеся следующие слова «Сделаю с вами, что хочу. Я ваш царь и бог», которые оскорбили религиозные чувства мусульман. Затем, без следственных мероприятий, лишь по указке избитых крестьяна­ми стражника, писаря и муллы, он приказал пороть собравшихся татар. По словам Мухаммедиева, в тот день было выпорото около 200 человек, некоторые получили по 200 ударов розгами, были и умершие. Напоследок Скарятин сказал крестьянам, что они могут жить спокойно и власти не собираются преследовать их религию. Однако эти слова, так расходившиеся с только что устроенной экзе­куцией, не заставили людей переменить мнение, что их будут кре­стить. После этого русских крестьян отправили в дер. Мамся, где выпороли 800 человек. То же самое произошло и в Больше-Ат- нинской волости. Усмирив подобным образом татарских крестьян, губернатор Скарятин восстановил в прежних должностях все воло­стное и сельское начальство и отбыл в Казань.

Интересно, что к суду в качестве виновных привлекли лишь лиц, избивших Завалишина. Обвинение крутилось вокруг этого факта, не стремясь найти зачинщиков волнений. Возможно, это объясняется показаниями свидетелей, указавших причиной сбора в Мамсе желание избить писаря. В частности, такое объяснение дали житель дер. По речке Мамся Салик Мухамедсалихов, крестьяне Иб­рагимов из дер. Байчуриной и Хусаин Шагеев из дер. Ясашная Сер- добряжка. Можно было бы предположить, что Скарятину было выгодно представить события в трех татарских волостях Казанского уезда как хулиганство, а не восстание. Однако в отчетах в Мини­стерство внутренних дел он прямо указывал, что причиной волне­ний являлись слухи о крещении.

Первоначально обвиняемых было 19, но затем их число сокра­тилось до 9. В итоге все они были приговорены к различным видам наказания. Мухамедрахим Ибрагимов, Хамидула Габидуллин и Са- ин Шагиахметов были лишены всех прав состояния и сосланы на каторжные работы на заводах сроком на 4 года и 1 месяц каждый, с последующим вечным поселением в Сибири. Ихсана Исмагилова,

Абдуллу Фаткулина и Шигабутдина Гимадутдинова после лишения всех прав состояния сослали на поселение в Томскую, а Насыбуллу Хамитова - в Иркутскую губернию. Муртазу Батыршина и Муха- метзяна Валишина приговорили к заключению в арестантское отде­ление гражданского ведомства на 3,5 и 1,5 года соответственно. По­следнему после подачи кассационной жалобы в Сенат заменили на­казание на 3 месяца ареста.

Волнения 1878 года в Казанском уезде непосредственно косну­лись местных органов власти, в первую очередь сельских старост. Эта должность была в татарских селениях весьма обременительной, и от нее старались отказаться. С одной стороны, староста должен был проводить политику властей, с другой - он жил среди рядовых татар, которые относились настороженно к русской администрации. В неспокойные времена старосты одними из первых становились жертвами недовольства крестьян.

Если в Спасском уезде взбунтовавшиеся сельчане ограничились сменой только старост, то в Казанском уезде они пошли дальше и свергли волостное начальство. Данный шаг заставил губернатора Скарятина лично отправиться в восставшие волости, поскольку это уже угрожало спокойствию всей губернии. Примечательно, что особую ненависть крестьян Мамсинской волости вызвал писарь. Нередко именно писари являлись фактическими руководителями волостного правления и использовали свою должность для личного обогащения. Кроме того, Завалишин был русским и выказывал пре­зрение к татарскому населению. Степень ощущаемой им безнака­занности проявилась в том, что он, ничего не опасаясь, пугал татар скорым крещением.

На самого Н.Я.Скарятина посыпались жалобы в Сенат со сто­роны татарского населения. Его обвиняли в личном нанесении по­боев крестьянам, изъятии скота для прокорма солдат и прочих дея­ниях. В частности, по сведениям купца Нового Кинера Низаметдина Зайнегабдинова, Н.Я. Скарятин, прибыв в его родную деревню, «привел с собою военную команду и окрестных жителей не му­сульманского населения эти последние, как и военная команда бра­ли у нас скот, хлеб, разные продовольственные припасы и деньги, всего же набрали на 971 рубль 17 коп., в том числе деньгами 210 руб. 50 коп.». Сам губернатор лично «кого рвал за бороду, кому наносил удары ногой, палкою в грудь и в лицо, не дозволяя произ­нести слова», при этом он оскорблял религиозные чувства мусуль­ман, приговаривая: «Вот вам Мухаммед, вот вам Коран, вот вам за непринятие шести параграфов данной вам инструкции» .

Эти жалобы в итоге оказали негативное влияние на карьеру гу­бернатора. Для расследования обстоятельств расправы в ноябре 1879 года в Казанскую губернию прибыл сенатор Ковалевский. По результатам его ревизии Скарятина отрешили от должности, но та­тары надолго затаили на него обиду. Среди них даже родилась ле­генда, что спустя несколько лет татарские купцы, ездившие в Пе­тербург, видели в поезде Скарятина в плохой одежде, опустившего-

139

ся и угрюмого .

Относительно социальных сил, распространявших слухи о вол­нении, точных сведений не имеется. Губернатор обвинял в этом та­тарских купцов, особенно казанского купца второй гильдии Шам- сутдина Сагадеева, который якобы дискредитировал представите­лей местной власти и вел агитацию среди татар о скором крещении. При этом Скарятин заявлял, что Сагадеев настолько хитер, что в суде его обвинить невозможно и следует выслать. В дальнейшем, в ходе проверки в отношении самого губернатора, выяснилось, что обвинения против купца голословны и не имеют никаких доказа- тельств. Некоторые косвенные данные свидетельствуют о том, что татарское купечество все же было замешано в волнениях. На­пример, восставшие требовали избрать муфтия всеми мусульмана­ми, чего добивалась и национальная буржуазия в январе 1879 го­да , однако это требование не относилось к числу основных.

По отзывам губернатора Скарятина, мусульманское духовен­ство также не было причастно к волнениям. Большинство мулл содействовали власти в усмирении восставших. Были даже случаи избиения мулл, которые активно уговаривали крестьян прекратить беспорядки. Лишь один младший мулла дер. Кошар Больше-Мен- герской волости Сабирзян Якупов, вместе с крестьянином дер. Большой Менгер Халитом Мусиным, распространял слухи и подстрекал крестьян к неповиновению. Однако прямых доказа­тельств их вины не было, вследствие чего губернатор предлагал поступить с ними, как с Сагадеевым, т.е. выслать во внесудебном

142

порядке .

Также, по сообщению казанского уездного исправника, в дер. Балтаси, центре Балтасинской волости, 22 ноября 1878 года собра­лись все муллы волости. Якобы по их подстрекательству на следую­щий день татары пришли в волостное правление, чтобы избить писа- ря. Однако серьезных беспорядков в Балтасинской волости не про­изошло, и, возможно, эти сведения черпались лишь из слухов. Хотя духовенство и было кровно заинтересовано в недопущении креще­ния, однако открыто выступать против русских властей отважились лишь немногие муллы. Скорее всего, подстрекательства с их стороны были, но они не сыграли решающую роль в волнениях.

Ходили слухи и об эмиссарах турецкого султана, подталкивав­ших татар к восстанию, но достоверных сведений об их деятельно­сти в Казанской губернии нет. Остается еще вопрос о степени влия­ния чистопольской группы на татар, но даже начальник III отделе­ния А.Н. Дрентельн не верил в то, что они существенно повлияли на беспорядки.

Главной причиной волнений 1878 года в Мамсинской, Больше - Менгерской и Больше-Атнинской волостях Казанского уезда стала непродуманная политика властей всех уровней в отношении татар­ского населения. На губернском уровне органы власти не слишком заботились о дифференциации работы с населением по националь­ному признаку. В итоге неверное толкование выпущенной инструк­ции и породило беспорядки. Уездное, а особенно волостное началь­ство было безграмотно и заботилось больше о собственных нуждах, чем о благе населения. Например, когда крестьяне Чистопольского уезда обратились к уездному исправнику по поводу слухов о ско­ром крещении и установке набатного колокола, на котором должен стоять железный крест, тот вместо разъяснений выгнал их. Он же в ответ на отказ татар деревни Муслюмкино подписать какой-то при­говор, кричал «Я вас окрещу!», что было воспринято буквально. Про мамсинского волостного писаря говорилось выше.

Такое положение усугубилось окончанием русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Поражение Турции, покровительствовав­шей мусульманам России, заставило говорить о скором насильст­венном крещении и подогревалось шутками русских солдат, воз­вращавшихся с войны, которые хотели подзадорить татар.

Голод 1877 года непосредственной причиной волнений не стал. Если спустя год в волнениях, имевших место в Спасском уезде, крестьяне отказывались платить подати, в частности не платили страховых податей, то в Мамсинской волости в 1878 году ника­ких экономических требований восставшие не выдвигали. Проявля­лось только общее недовольство властью, которая нарушала права мусульман. Бедность татарских крестьян, конечно, сыграла свою роль в волнениях, но она относилась к числу базовых причин не­удовольствия, которые действовали исподволь.

Волнения 1878 года охватили всю Казанскую губернию, но наиболее острые формы выступления приняли именно в Казанском уезде. Возможно, определенную роль в этом сыграли старые джи- енные связи, позволившие выступить трем волостям единым фрон­том. Стоит также отметить, что если в других уездах крестьянские волнения не вполне улеглись и происходили еще долго после похо­да Скарятина, то Мамсинская, Больше-Менгерская и Больше-Ат- нинская волости в связи с беспорядками больше в официальных документах не упоминались. Именно здесь карательный отряд уст­роил наиболее жесткую расправу над крестьянами, и татары, пусть и затаив обиду, вынуждены были покориться грубой силе. Однако доверие к представителям русской администрации, а заодно и орга­нам земского самоуправления, после подавления восстания сущест­венно уменьшилось.

Жители деревень Ашитского джиена принимали участие и в последующих протестных акциях татар - против ужесточения кон­троля над культурно-религиозными институтами и проведения по­литики культурно-языковой унификации в школьной и духовной сферах. Местное население, благодаря тесным связям с представи­телями татарской торговой и промышленной буржуазии Казани и наличию больших базаров, которые в условиях отсутствия других достаточно значимых совещательных органов выступали в качестве основных площадок, на которых наиболее активная социальная прослойка татарского общества обсуждала и координировала свои действия по продвижению и отстаиванию культурно-религиозных и национальных интересов, активно участвовало в петиционной кам­пании 1880-1890-х годов по отмене дискриминационного законода­тельства в области школьного дела и в движении против проведе­ния Первой всероссийской переписи населения 1897 года.

Рост социального недовольства и недоверия к действиям властей вылился в 1897 году в массовые акции неповиновения и открытые выступления татар Заказанья. Поводом к ним стало проведение Пер­вой всероссийской переписи населения. Не имея достаточной ин­формации о задачах переписи, татары-хлебопашцы восприняли ее как мероприятие, направленное на ограничение их прав и попытку их русификации и христианизации. В татарских селениях Казанского уезда в это время, согласно отчету местной переписной комиссии, мужчины и женщины приходили на сходы, вооружившись вилами и кольями, не пускали в деревни посторонних лиц. Движение приоб­рело настолько широкие масштабы, что казанскому губернатору П.А. Полторацкому пришлось организовать и направить на подавле­ние движения и проведение переписи три воинские команды. Одна из них, в составе 160 штыков, под непосредственным руководством гу­бернатора была направлена в Казанский уезд.

К счастью, конфликт между государством и татарами не пере­шел в острую фазу. Важную роль в этом в Мамсинской и Больше- Менгерской волостях сыграли авторитетные члены местных позе­мельных общин. Например, сельский староста дер. Старый Ашит Самигулла Гизатуллин и крестьянин Гатаулла Галимов сумели от­говорить местных жителей от «задуманной мысли противиться пе­реписи». Благодаря их усилиям здесь статистическая операция прошла благополучно, без вмешательства воинских команд. Не­которые местные жители на безвозмездной основе записывались счетчиками, показывая своим примером безосновательность слухов об антитатарской направленности переписи. В частности, перепис­чиками стали муллы дер. Новый Кинер - Юсуп Миргазизович Арс­ланов, Старый Кинер - Мухаметкамал Мухаметзакиров, Мамси - Шамсимухамет Шарафутдинов. Благодаря этому удалось избе­жать сценария 1878 года и безболезненно выйти из этой сложной ситуации.

Противоправные деяния

Е.В.Миронова

Волнения в Мамсинской волости 1878 года представляли собой неординарное событие. Причина выступления и его размах были обусловлены влиянием религиозного фактора. Татарские крестьяне, в большинстве своем законопослушные, были готовы идти на проти­востояние с властями, когда дело касалось мусульманской веры. В других же ситуациях они предпочитали придерживаться российских законов и предписаний шариата. Хотя, как и в любом обществе, сре­ди татар находились люди, склонные к противоправным проступкам.

В целом уровень преступности является важнейшим показате­лем состояния общества. В стабильном традиционном обществе, в котором население привязано к месту жительства и своим общинам, мало развита городская жизнь, существует строгий социальный контроль, социальная структура иерархизирована, вертикальная со­циальная мобильность низка, общинные связи сильно развиты и общественные цели преобладают над личными, обычно наблюдает­ся низкий уровень преступности. Наоборот, для индустриальных и урбанизированных обществ, в которых население социально и гео­графически подвижно, сильно развит индивидуализм, население располагает большой свободой и инициативой, характерна более значительная преступность.

Анализ архивных источников позволяет утверждать, что для татарского населения Мамсинской и Больше-Менгерской волостей был характерен низкий уровень преступности, присущий традици­онным обществам. Местные жители чаще всего совершали престу­пления, предусмотренные статьей 169 Устава о наказаниях - кражи имущества на сумму до трехсот рублей. В таких случаях приговоры выносились мировыми судьями и предусматривали, как правило, от трех до шести месяцев тюрьмы. Другие статьи, по которым суди­ли татарских крестьян, также были связаны с кражей, но совершен­ной при определенных условиях - во время пожара, с применением оружия и пр. Примечательно, что эти преступления совершались не только в родных краях, но также в Казани, Оренбурге и Троицке, что следует рассматривать как следствие распространения такого явления, как отходничество. Большинство пойманных воришек бы­ли молодыми людьми в возрасте от 19 до 26 лет, реже попадались сорокалетние. Чаще всего осужденные приговаривались к трем месяцам тюрьмы, очевидно, за небольшие кражи. Однако встреча­лись и более жесткие приговоры. Так, неоднократно судимый жи­тель дер. Старый Кинер Сабирзян Васылов, попытавшийся совер­шить кражу со взломом, получил 2 года 9 месяцев в исправитель­ном арестантском отделении.

Помимо краж довольно распространенным видом противо­правных действий среди жителей Мамсинской волости являлось дезертирство с военной службы. Такие факты, как правило, случа­лись во время войн, особенно в период Первой мировой войны. На­пример, крестьянин дер. Кудайгулова Пустошь Ахметша Муртазин был предан военно-полевому суду за то, что симулировал непод­вижность локтевого сустава после ранения. Его приговорили к ли­шению воинского звания, всех прав состояния, исключению с воен­ной службы и ссылке на 4 года в каторжные работы. Крестьянин дер. Новый Кинер Мухаметвалей Тазенбетов был приговорен к ли­шению воинского звания, всех прав состояния и ссылке в каторж­ные работы на 15 лет за ряд самовольных отлучек со службы с це­лью вовсе ее избежать, за побег с гауптвахты и потерю казенных вещей. Впрочем, оба были освобождены от наказания по амни­стии Временного правительства 17 марта 1917 года. Старались «от­косить» от призыва и в мирное время. Крестьянин дер. Сосмак- Пшенгер Губайдулла Валлиулин и его брат Хабибулла еще в 1868 году, т.е. до введения всеобщей воинской повинности, были при­знаны негодными к строевой службе, поскольку у первого не было большого пальца на правой руке, а у второго на нем была болезнь. Их подозревали в преднамеренном членовредительстве, однако чем кончилось дело - осталось неизвестно .

Количество преступлений, совершаемых татарским населени­ем, существенно возрастало в периоды кризисов, и ситуация в Зака- занье мало отличалась от общероссийской. Б.Н. Миронов отмечал, что политизация общественной жизни при отсутствии или ущемле­нии гражданских прав служила важнейшим фактором возрастания

157

случаев массового противоправного поведения .

Политизация в татарских волостях Казанского уезда выражалась в том, что в 1917 году участились случаи нападений на представите­лей власти. Так, крестьяне дер. Большая Атня Больше-Атнинской во­лости угрожали побоями волостному секретарю Вашарину с целью выжить его с должности. В дер. Старый Ашит Больше-Менгерской волости на базаре избили до полусмерти члена Казанского совета солдатских, крестьянских и рабочих депутатов. Уже после Октябрь­ской революции, в январе 1918 года, были сильно избиты три члена земельного комитета дер. По речке Шошма Мамсинской волости.

 

160

На фоне обнищания населения, вызванного Первой мировой войной, росло количество преступлений, совершенных с целью на­живы. Так, в дер. Мендели Ковалинской волости были ограблены приезжие торговцы Хайретдин Мифтахутдинов и его спутники, у которых 7 местных жителей во главе с Сабирзяном Гайнуллиным отобрали товары и наличные деньги на сумму 4892,4 руб. Напро­тив, в селе Апазово Балтасинской волости жители устроили само­суд над жителем дер. Казылино Кармышской волости Галимзяном Ахмедзяновым, заподозренным в карманной краже. В итоге Ахмет­зянов отделался раной на голове . То, что крестьяне решили сами разобраться с воришкой, можно рассматривать как проявление об­щественного правосознания, в соответствии с которым мелкие пра­вонарушения не рассматривались как преступления и не сопровож­дались иском в суд.

 

В целом ситуация с преступностью среди татарского населения Мамсинской и Больше-Менгерской волостей была во многом схожа с ситуацией в волостях с преобладанием русского населения. Иск­лючение составляли такие специфические виды преступлений, как погромы помещичьих усадеб. Татары в них не были замечены, что объясняется лишь отсутствием подобных объектов в местах их компактного проживания.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Р. Р. Салихов

На примере истории обычных, на первый взгляд, татарских де­ревень мы видим способы не просто физического выживания в не­простых, подчас враждебных условиях, но и уникальные пути раз­вития, реализуемые вне поддержки государства. Очевидно форми­рование своеобразного «сетевого» национального сообщества, ос­нованного, в первую очередь, на тесных родственных и деловых связях. Поэтому в этот период существовала локальная сельская экономика со своими специфическими центрами и специализацией.

Большую консолидирующую и кооперационную роль в Мам- синской и Больше-Менгерской волостях Казанского уезда играл базар в дер. Старый Ашит. Он не только являлся местом притяже­ния сел Ашитского джиена, но и затягивал в орбиту своего влияния населенные пункты всего северного Заказанья, а также деревни Уржумского уезда Вятской губернии.

Необходимо отметить весьма высокую мобильность крестьян­ского населения, его восприимчивость к новым веяниям, стремле­ние к быстрым и эффективным решениям. Отсюда не удивительны разносторонние коммерческие связи татарских аулов Казанского уезда с рынками казахской степи и Средней Азии, а также расту­щий интерес к достижениям европейской экономики.

Среди приоритетных отраслей, дававших татарскому селу при­быль и гарантировавших зажиточность, воспроизводство торгового капитала, выделялось животноводство. Из него проистекали обра­ботка и продажа животноводческого сырья, установление коммер­ческих связей крупных российских рынков с национальными села­ми, бесперебойное снабжение деревни товарами первой необходи­мости. То есть налицо опора татарского населения на традиции степной, номадической культуры, отражавшей склонность к мас­

штабному скотоводству и стремлению к межрегиональным и меж­дународным торговым отношениям. Это было оправданно в связи с невысокой урожайностью земель Заказанья, обусловленной нахож­дением края в зоне рискованного земледелия.

Ключевым фактором успеха, на наш взгляд, являлась личная свобода крестьянина, чья зависимость от государства состояла лишь в выплате налогов. В самом татарском селе не существовало жесткой социальной иерархии, оно в целом представляло собой со­юз равноправных тружеников. Например, в крупнейшей деревне региона Новом Кинере, где было развито массовое предпринима­тельство, было всего два богатых купца, которые не имели домини­рующего влияния в общине. Духовенство сел также нельзя было назвать исключительной лидерской силой. Оно выполняло педаго­гические, воспитательные, консолидирующие функции, но не могло управлять общественными процессами. Центром власти в приходах являлись мутаваллиаты и собрания общины, выступавшие с приго­ворами (заявлениями) перед органами государственной власти. В данных собраниях велико было влияние зажиточных родов. Вот почему, например, активные общественные протесты против «мис­сионерской» политики не могли погасить ни сельская администра­ция, ни имамы селений. Даже просветительские и крайне необхо­димые населению мероприятия земств рассматривались как посяга­тельство на устоявшиеся социальные связи в деревне. Вероятно, поэтому в кругах интеллигенции бытовало мнение о крайнем кон­серватизме жителей татарских аулов Заказанья.

Хотя, в действительности, именно сельские общины, охвачен­ные духом крестьянского предпринимательства, сами выступали инициаторами реформ в мектебе и медресе, способствовали созда­нию институтов, облегчающих и улучшающих жизнь людей. В Мамсинской волости это выразилось в появлении фельдшерско­го пункта, богадельни, русско-татарской школы и других учреж­дений.

Таким образом, успешный экономический и общественный опыт дореволюционной татарской деревни, сумевшей в эпоху раз­вития капиталистических отношений найти баланс между традици­ей и новаторскими методами хозяйствования, актуален и в совре­менных условиях. Потенциал татарского села свидетельствует о возможности успешных экономических моделей, восходящих к ценностям крестьянского предпринимательства, с безусловным со­хранением национальной и конфессиональной идентичности его жителей. Именно такая деревня может быть очагом постоянного воспроизводства национальной буржуазии и интеллигенции вне зависимости от курса государственной политики и бюджетного обеспечения.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение №1 Селения Мамсинской волости

№	Дореволюционное название	Современное название
1	Ашитбаш	Ашитбаш
2	Байчуринский починок (1-я часть), Починок на Окше (2-я часть)	Мамся
3	Березняк	Кысна
4	Ишнарат (Жешнарат)	Ишнарат
5	Каратай	Каратай
6	Кудайгулова Пустошь (Кудайгулово, Ташкич)	Ташкичу
7	Малая Атня	Малая Атня
8	Мамся (По речке Мамся)	Новый Кинер
9	Новая Атня (Стоял Шора)	Новая Атня
10	Новый Ашит (По речке Шошме)	Новый Ашит
11	Новый Тазлар (По речке Ломбе, Ломба)	Байкал
12	Сосмак-Пшенгер	Пшенгер
13	Старая Сердобряжка (Сабакаева)	Пичментау
14	Ташлинурский починок (1-я часть, Кременский починок (2-я часть), Старая Шора (3-я часть)	Шура
15	Угузиловка	Угез-Елга
16	Урмяк (Шика)	Шека
17	Файзуллинский починок (Новая Серда)	Новая Сарда
18	Шинер-Кинер	Старый Кинер
19	Шишор (Бигашевская Пустошь)	Шурабаш
20	По обе стороны речки Шошмы (Шошмабаш))	Шушмабаш
21	Ясашная Сердобряжка	Сюрда

 

 

   

 

Приложение №2

ТашкичY авылы белэн бэйле риваять
Ход айкол- Т акшичY!

Казан ханлыгы 1552 елда жинелгэннэн сон, татар халкы бик авыр хэлдэ кала. Куркытып, акчага, жир-суга кызыктырып, урыслар татарларны Y3 якларына аудара башлаганнар. KYn кенэ морзалар, Yзлэренен тYбэн вак жаннарын саклап, урыска хезмэт итэ башлаганнар, Y3 диннэреннэн ваз кичеп, христиан диненэ кYчкэннэр. Yзлэренен диннэрен ташларга телэ- мэгэн Ашыт, Печмэнтау, Кенэр, Оры байлары гаскэр жыеп, хэзерге Иске Иябаш авылы янында урыс гаскэре белэн сугышканнар. Сугыш бик каты булган: ике яктанда бик ^п кешелэр hэлак булганнар, кан елга булып ак- кан. Чукындырырга дип килгэн гаскэр теньякка таба Yтеп керэ алмаган. Татарлар монын вакытлыча икэнен анлаганнар. Байлар hэм урта хэлле кешелэр гаскэр башынын Yзе белэн CYЗ берлэшеп яшерен генэ килеш- кэннэр. Килешу кечен югалтмасын ечен бик яхшы матур ат белэн ияр бYлэк иткэннэр. Ияр алтын белэн бизэлгэн булган. «Сез безне кYрмэдегез, белмисез. Урап узасыз: Иябаштан Апазга, Сэрдэбашка, Марига». Шулай итеп тынычлык, вакытлыча гына булса да, алтынга сатып алынган.

Иван Грозный (Явыз Иван) Yлгэннэн сон, икенче патша вакытында, шулар арасында йергэн бер адэм бер фикер эйтэ. Тэгаен, татар кешесе булгандыр, урыс ягына хезмэт итэргэ кYчкэн. Татарны татардан башка тагын кем яхшырак белер. Урыс дэYлэте басып алынган жирлэрдэн халык- ларны христиан диненэ кYчэргэ мэжбYP итY белэн бергэ, жирдэн hэм ха- лыктан кYбрэк файда алу турында уйлаган: чукындырусыз hэм кан кой- мыйча гына Yзлэре буйсындыра алмаган авылдагы халыклардан, ничек булса да, ясак жыеп алырга. Монын ечен бYгенге кенне генэ уйламыйча, алдагысын уйлап, Yзлэре керэ алмаган авылларга керэшен дэ, урыс та бул- маган чын йезле татар кешелэрен жибэрергэ. Ислам динен тотучы, 20 яшьлэрдэге, озын буйлы, таза, кечле егетлэрне сайлап алганнар. Юк, бу егетлэр сатлыклар тYгел. Урысларнын Yзлэренэ дэ кирэк булмаган сатлык- ж;аннар. «Бер сатылган - еч сатылыр» - ди. Yз CYзендэ торучы, «эйткэн CYЗ - аткан ук» дип яшэYче гаилэлэрдэн сайлап алганнар, ченки аларда

«вэгъдэ - иман» булган. Меселман гаилэсендэ ycksh, гореф-гадэт, йола- ларны дин белэн бергэ алып баручы, сабыр, ин кирэклесе, авырлык килгэндэ югалып калмыйча, кылычка тотынмыйча, аек акылда кала белуче, укый-яза, вакытында туктый ала торган, усалрак егет булган. Аннан сон бу ир-егетлэр урыска ясак тYлЭYДЭн тыш, исэн калган татар- ларны саклап калырга, урыслар белэн сату-алу эшенэ ейрэтеп, тату гына яшэргэ уйлаганнар. Ие , чыннан да, килгэн ир-егетлэр бетенесе дэ шундый булган, дип эйтэ алмыйм. Алтын кYреп, шайтан да ауган. Эмма безнен нэселнен башы булган ир-егет 2-3 ярдэмчесе шундый исэп- хисап белэн хэзерге вакытта Ташкичу дип аталучы мари авылына, авылнын олылары белэн сейлэшеп-килешеп, урнаша. Ченки Ашыт, Печ- мэнтау, Кенэр, Оры авылларына барып урнаша алмаган. Жирлэр бYленгэн. Жир юк. Калганы кара урман. Ул вакытта, эйткэнемчэ, авылда марилар- чирмешлэр яшэгэн. Авыл урман эчендэ булган. Чирмешлэрне урман ашат- кан да, киендергэн дэ.

Ждйлап, экренлэп урманнарны теплэп, чэчу жирлэре булдырып, мал асрап, кен курэ башлаганнар Yзлэре дэ эшлэгэннэр, ялланып эшлэYчелэр булган. Хэзерге вакытта Кызыл-Яр авылы, мыскыл итеп эйтуем тугел, элек Коллар авылы исеме белэн йергэн. Шунысын да эйтеп Yтим, ул егеттэ алтын акчалар hэм тамга (клеймо) булган. Тормыш жайга салына башлаган. Эйлэнешкэннэр, балалар Yстергэннэр. Лэкин алар Ашыт, Оры байлары ке- бек артык баеп китэ алмаганнар. Ташкичунен таш мэчетен дэ Оры бае сал- дырган. Дэлил шул. Ченки урысларга ясак тулисе бар - килешу шундый. Мэсэлэн: уртача, тегэл дип эйтмим, 30 баш мегезле эре терлек, 30 баш жылкы 2 елга бер Казанга илтеп бирэсе булган. Аннан сон бэ- хеткэ, килгэн егет, анын балалары, оныклары тепле, зирэк булганнар. Yзлэ- ре дэ нэфселэнмичэ яшэгэннэр, башкаларга да яшэргэ ирек биргэннэр.

Бу хэллэр тиз генэ булмаган. Дистэлэгэн дистэ елларга, озакка сузыл- ган. Шулай итеп мариларнын тыныч, жайга салынган тормышлары бозыла башлый. Тавышланмыйча, талашмыйча чирмешлэр берэм-берэм теньякка таба, Оры авылыннан сон кара урманнарга кученэ башлаганнар. Алар урынына башка авыллардан татарлар килеп урнаша торганнар. Авыл экренлэп Yскэн, кешелэр ишэйгэн, хужалыклар саны арткан.

Безнен нэселгэ билгеле булган, бер буыннан икенче буынга кYчэ-кYчэ мина хэтле житкэн Ходайколы атамасын анлатып Yтэм. Беренче булып чирмеш авылына килеп урнашкан hэм Ходайколы авылына нигез салучы кешене МэскэYле дип йерткэннэр. Менэ шул МэскэYле, Y3 миллэттэшлэре арасында яшэп, гомер итсэ дэ, Yзе генэ белгэн, кешегэ эйтэсе-белгертэсе килмэгэн, йерэген чэнчеп, авырттырып торучы бер борчуы булган. Нэрсэ эйтсэн дэ, МэскэYле Y3 халкына гына тYгел, урыска да хезмэт иткэн. Y3 CYзендэ торучы буларак, салым тYлэп, урыс дэYлэтенэ файда китергэн.

Y3e нигез салган авылга чирмеш авылыньщ исемен бирэсе килмэгэн. Горурлыгы да ирек бирмэгэн. Балаларына, читтэн килеп урнашкан авыл- дашларына авылнын исемен «Ходай колы» дип эйтеп сейлэшергэ кушкан. Экренлэп исем башка авылларга ишетелгэн, белгэннэр hэм Ходайколы дип йертелэ башлаган. Нигэ шундый исем дигэннэргэ менэ нэрсэ: МэскэYле эйткэн: «Белегез: мин - урыс колы тYгел. Исегездэ калдырыгыз, онытмагыз: мин - Ходай колы. Авылнын исеме дэ «Ходай колы» булыр».

Ходайколы авылы югары очтагы Кэтэй елгасыннан Каравыл тавына кадэрге мэйданда урнашкан булган. Хэзерге мэктэп каршында каравыл тавыннан беренче йорт урынында каравыл ее булган. Чит кешелэр килсэ, янгын чыкса, хэбэр итэргэ каравылчысы сакта торган. Ат белэн арба, чана ечен лапасы, ат ечен абзары булган. Каравыл тавы - исеме борынгы авылныд кордашы.

1717 елда Ташкичугэ нигез салынды, дип эй^лэре каян килеп чык- кандыр - белмим, мина карангы. 1717 елда Ходайколы авылы Ташкичу дип Yзгэртелде, дисэк, менэ бу дереслеккэ охшар, туры килер иде. Ченки Ашыттан килгэн кеше каравыл тавынын югары оч ягына урнаша алмаган - урын юк. ТYбэн оч урамында ике яклап, хэзерге зират тыкрыгыннан тYбэн очка таба, яз кене кар сулары ага торган коры елгага кадэр ху^алыкларын тергезеп, тормышларын корып ^ибэргэннэр.

Хэзерге зират тыкрыгы турысыннан Каравыл тавына таба койма белэн эйлэндереп алынган алгы яктан Вэлишэ болынына кадэрге ^ир дэ коймалы булган. Карда эчендэ мал асрау ечен лапаслар, атлар ечен абзар- лар, ашлыкка амбарлар, келэтлэр булган.

КайберYлэр моны укыгач,

Уйдырма дип тамга сугарлар.

Суксалар сугарлар,

Бабайлардан килгэн тарих

Менэ шушылар!

(Имза).

Приложение №3

Извлечения «Из ведомости о числе мечетей, духовных лиц
и прихожан, состоящих в Казанском уезде за 1865 год»

1. По речке Мамсе: мечеть соборная - 1, пятивременная - 1, медресе - 1. Число прихожан: 759 м.п., 711 ж.п. 1) Замалютдин Шамсутдинов имам, хатып и мударис с 1861 г. Утвержден 19 декабря за №9854. Содер­жание - 94 р. 2) Мухаметзакир Самигулов имам, зямиг, хатып и мугаллим с 1850 г. Утвержден 1 марта за №2097. Содержание - 88 р.
2. Шинер-Кинер: мечеть соборная - 1. Число прихожан: 188 м.п., 183 ж.п. Ахметзян Зябиров имам, зямиг и учитель с 1844 г. Утвержден

25. ноября. Содержание - 40 р.

3. Ташкич Кудайгуловская пустошь: мечеть соборная - 1, медресе - 1. Число прихожан: 422 м.п., 442 ж.п. Сагатдин Багаутдинов имам, зямиг, хатып и мударис с 1858 г. Утвержден 28 января. Содержание - 63 р.
4. Починок Байчуринский: мечеть соборная - 1, медресе - 1. Число прихожан: 167 м.п., 150 ж.п. 1) Исмагил Тагиров соборный имам, мухтя- сип и учитель с 1839 г. Утвержден 20 февраля за №1572. Содержание - 72 р.

Починок на Окше: мечеть соборная - 1. Число прихожан: 288 м.п., 315 ж.п. 2) Мирзян Исмагилов имам, хатып и мударис с 1860 г. Утвержден

26. января за №345. Содержание - 72 р.

5. Ашит: мечеть соборная - 1, медресе - 1. Число прихожан: 595 м.п., 540 ж.п. Абдулбасыр Абдулнасыров имам, зямиг и учитель с 1834 г. Утвержден 25 июня за №21560. Содержание - 72 р.

НА РБ. Ф.И-295. Оп.8. Д.240. Б/л.

Приложение №4

Описание селений с подразделением их на разряды.
Мамсинская волость. 1872 г.

Название волос­тей и селений	Отметка о расположен­ных постройках с опи­санием числа колодцев и других водоемов	Имеются ли в селении заведения, представ­ляющие опасность от огня	К какому разряду относится селение
Ясашная Сер- добряжка	На речке Сердобряжке, два колодца, два пруда, но улицы узкие, по­стройки сплошные		К второму 3 разряду
Шинерь-Кинер	При ключах, воды мало, постройки неправиль­ные, улицы узкие		К третьему разряду
Байчуринский починок	На речке Мамсе, пять колодцев, постройки сплошные тесные, ули­цы узкие и кривые		К третьему разряду
Ташкич - Кудай- гуловская Пус­тошь	При речке Ашите, ко­лодцев нет, улицы узкие сплошные		К третьему разряду
Починок Сабака- ев	На речке Сердобряжке, постройки тесны, улицы узкие, проулков мало		К третьему разряду

 

 

Приложение №5

По прошению поверенного от крестьян деревни
По речке Мамсе Низаметдина Зайнигабдинова
от 27 ноября 1880 г.

Его Высокопревосходительству господину Сенатору, ревизующему Казанскую губернию, тайному советнику и кавалеру Михаилу Евграфовичу Ковалевскому

Просит поверенный от крестьян сельского общества Казанского уезда Мамсинской волости деревни по Речке Мамсе одножитель их Незаметдин Зайнегабдинов, живущий в той же деревне.

В декабре месяце четвертого числа тысяча восемьсот семьдесят вось­мого года начальник Казанской губернии Николай Яковлевич Скарятин прибыл в нашу деревню для прекращения беспорядков, возникших в среде мусульманского населения по поводу объявления нам по инструкции, и привел с собою военную команду и окрестных жителей не мусульманского населения, эти последние, как и военная команда, брали у нас скот, хлеб, разные продовольственные припасы и деньги, всего же набрали на 971 рубль 17 коп., в том числе деньгами 210 руб. 50 коп.

Представляя при сем Вашему Высокопревосходительству приговор общества, данный мне, и подробный счет забранным припасам и деньгам, я имею честь покорнейше просить Вас рассмотреть сию мою просьбу в связи с другими жалобами на действия г. Скарятина по поводу беспоряд­ков, возбужденных его инструкциею, сделать должны распоряжение об удовлетворении претензии моих доверителей. 1880 года ноября 27 дня. Подпись по-татарски.

По-русски значится поверенный крестьянин Незамутдин Зайнега- динов руку приложил.

С татарского перевел указный мулла Г илязутдин Мухутдинов.

РГИА. Ф.1356. Оп.1. Д.46. Л.1-2.

Далее прилагается «Извлечение из списка...» по-татарски.

Писанное по-татарски по переводу на русский язык значит так: 1878 года декабря 4 дня в нашей деревне По речке Мамся во время пребывания Икезкутси, взятые с каждого домовладельца выпись

1. Адей Валеева корову, гуся и курицу	30	00
2. Габит Абдрашитова гуся и курицу	1	10
7. Хасан Абдульхаирова 10 куриц, 3 кар. хлеба, 2 руб. деньгами	5	30
50. Насибулла Фаткуллина одна корова	25	00
58. Сайфул-Габить Халитова одна корова	30	00
64. Гайнулла Фаткуллина одна корова	38	00
Итого	971	17

 

 

На 6-ти страницах.

Переводил крестьянин Свияжского уезда деревни Малых Ширдан Ни- гаметзян Хайбуллин в моем переводе на «4» странице снизу на 8-й строке слово «утки» и на 6-й странице, снизу на 6-й строке слово «Насибу» за­черкнуты мною. Хайбуллин.

РГИА. Ф.1356. Оп.1 Д.46. Л.7-9 об.

Приложение №6

№1

По ходатайству крестьян Старо-Ашитского общества

о закрытии в д. Старый Ашит казенной винной лавки 1903 г.

Приговор

1903 г. сентября «30» дня мы, нижеподписавшиеся, крестьяне-собст­венники Казанской губернии Казанского уезда, Больше-Менгерской воло­сти, общества Старо-Ашитского, заключающего в себе 648 душ и 228 домо­хозяев, имеющих право голоса, быв сего числа в общем собрании на сель­ском сходе, в присутствии местного сельского старосты Абдулхалека Аб- дуллатыпова в числе 172 человек, т.е. не менее 2/3, имеющих право голоса на сходе, где между прочим имели суждение о том, что в нашем селении, в общественном доме, с 1-го июля 1901 года была открыта сроком по 31 де­кабря 1903 года казенная винная лавка, но в настоящее время мы пришли к такому заключению, что содержание в нашем селении винной лавки явилось во всем нежелательным, ибо она нам приносит исключительно только одни неприятности, потому что наше молодое поколение, благодаря дешевизне водки, стала пьянствовать, по ночам учинять безобразия; в базарные дни постоянно на улице происходят ссоры, драки, кражи, по поводу которых нам приходится усиливать надзор - по наблюдению за порядком, а также является и небезопасным в пожарном отношении, почему, пользуясь при­ближением срока аренды нашего дома, мы единогласно Постановили: в ви­ду вышеизложенных причин ходатайствовать сим приговором пред подле­жащим начальством о закрытии в нашем селении казенной винной лавки, в чем составя сей приговор, и подписуемся: 1. Гизетулла Файзуллин 2) Ахмет- зян Халимов ... 171) Самигулла Гизатуллин и 172) При составлении сего приговора находился и правильность онаго удостоверяю сельский староста Абдулхалек Адбуллатыпов.

Печать сельского старосты Старо-Ашитского общества Больше-Мен- герской волости.

1903 года сентября 30 дня. Настоящий приговор к свидетельству в Больше-Менгерском волостном правлении явлен и в книгу приговоров сельского схода под №16-м записан, что сим и удостоверяется.

Волостной старшина Шамсутдинов

Печать Больше-Менгерского волостного правления Казанского уезда.

Волостной писарь (подпись)

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.2-4 об.

№2

Представление земского начальника
5-го участка Казанского уезда

№463                                                        3 декабря 1903 г.

Его Превосходительству, господину казанскому губернатору Вследствие предложения от 1-го декабря сего года за №7724 (по кан­целярии) с приговором Старо-Ашитского сельского общества о закрытии винноторговли, имею честь довести до сведения Вашего Превосходитель­ства, что Старо-Ашитское сельское общество, как лично мне известно, действительно пожелало для прекращения пьянства и сопряженных с ним убытков закрыть винную торговлю.

Интерес отдельных личностей этим приговором не нарушается, а от­крытие чайной с продажей вина и пива, конечно, возможно, могущий про­изойти от этого вред будет меньше, так как покупка вина и пива сделается для большинства менее возможной.

Приговор при сем предоставляется.

Земский начальник 5 участка Казанского уезда (подпись)

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.6-6 об.

№3

Управляющий акцизными дворами
господину казанскому губернатору

№5954                                                  29 декабря 1903 г.

С возвратом присланного при №8114 приговора крестьян Старо - Ашитского сельского общества Казанского уезда о воспрещении в дер. Старом Ашите винной торговли, имею честь уведомить Ваше Превосхо­дительство, что с моей стороны не имеется препятствий к закрытию в оз­наченном селении казенной винной лавки, при чем в виду неуказания в приговоре срока, на который желательно прекращение винной торговли, последний, в виду п.2. циркуляра г. Министра финансов от 26 июня 1898 г. за №260, действителен на один год, считая таковой с 1 января 1904 г.

Управляющий (подпись)

Помощник секретаря (подпись)

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.8.

№4

Постановление Старо-Ашитского сельского общества

3 января 1904 г.

Старо-Ашитское сельское общество Больше-Менгерской волости Ка­занского уезда по приговору от 30 сентября 1903 года возбудило ходатай­ство о недопущении в дер. Старом Ашите торговли крепкими напитками, мотивируя это тем, что существующая в названной деревне казенная вин­ная лавка служит источником развития среди местного населения пьянст­ва, пагубно отражающегося на экономическом и семейном быте крестьян.

Рассмотрев упомянутый приговор и приняв во внимание:

1. что ходатайство общества поддерживается местным земским на­чальником и
2. что управляющий акцизными сборами Казанской губернии, как видно из отношения его от 29 декабря 1903 года за №5954, не встречает препятствий к закрытию в дер. Старом Ашите казенной винной лавки на один год, я, руководствуясь 2 пунктом примечания к 626 ст. Уст. о акц. сбор., Св. Зак. xV изд. 1901 г., по соглашению с управляющим акцизными сборами Казанской губернии, постановил: в черте усадебной оседлости кре­стьян дер. Старого Ашита Больше-Менгерской волости Казанского уезда, не допускать продажи питей с 1 января 1904 года сроком на один год.

Копию с настоящего постановления сообщить Управляющему акциз­ными сборами и земскому начальнику 5 участка Казанского уезда для объ­явления подлежащему обществу.

Губернатор (подпись)

Правитель канцелярии (подпись)

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.9.

№5

Прошение крестьян дер. Старый Ашит
казанскому губернатору П.А. Полторацкому

Его Превосходительству, господину казанскому губернатору Прошение Общества крестьян деревни Старого Ашита Больше-Мен- герской волости Казанского уезда

У нас в обществе до 1904 года была винная лавка, которая с 1 января закрыта. Имея в виду, что кто-либо из наших обывателей может сдать

квартиру под винную лавку, чего нам совершенно нежелательно для при­ведения нравственности молодых людей, мы представляя приговор свой, просим Ваше Превосходительство удовлетворить наше ходатайство, что­бы на 1905 год не разрешать от нашего общества винной торговли, при чем ставим на вид то важное обстоятельство, что мы, находимся в войне с Японией, и в этом должны умиляться, а не пьянствовать.

Июня 11 дня 1904 года.

Подписался доверенный общества Файзрахман Шигабуддинов (по- татарски)

Сельский староста Габдрахман Гумеров приложил печать.

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.12.

№6

Приговор Старо-Ашитского сельского общества

Перевод с татарского языка на русский

1904 года июня 9 дня, Казанской губернии Казанского уезда, Больше - Менгерской волости дер. Старого Ашита, все сельское общество составило приговор относительно кабака (винная лавка), чтобы не было в нашем об­ществе винной лавки, по закрытии винной лавки в нашей деревне стало спокойно, за что очень благодарим Его Превосходительство, господина Казанского губернатора и просим в нашей деревне, если кто из однообще­ственников допустит в своем доме открыть кабак - не разрешать, раньше в нашей деревне была винная лавка, тогда было неспокойно, а сейчас, как закрыли, стало очень спокойно, в чем грамотные подписуемся, а негра­мотные заносим имена. Грамотные: 1) Ахметзян Галимов 2) Сафиулла Не- гаметуллин ... 203) Ибрагим Хасанов.

Сельский староста Абдрахман Гумеров (приложил должностную пе­чать).

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.15.

№7

Рапорт Казанского уездного исправника

№3038                                                        10 июля 1904 г.

Вашему Превосходительству, на предписание от 24 минувшего июня за №4824, имею честь донести, что ходатайство крестьян Старо-Ашит- ского сельского общества Больше-Менгерской волости Казанского уезда о продлении на 1905 г. действия постановления Вашего Превосходительства от 3 января сего года, на прекращение винной торговли в дер. Старом Ашите, с целью искоренения пьянства и чтобы в базарные дни не было нарушения общественной тишины и спокойствия пьяными приезжающи­ми, заслуживает удовлетворения, так как с прекращением в этой деревне винной торговли пьянства и безобразий в базарные дни не бывает. Тайной торговли вином там также нет.

Уездный исправник (подпись)

ГА РТ. Ф.1. Оп.4. Д.1000. Л.20.

Приложение №7

Об определении крестьянина Казанского уезда д. Кудайгуловой
(Ташкич) Абдулмукмина Садретдинова 2 муллою к соборной мечети

Приговор

1890 года апреля 20 дня мы, нижеподписавшиеся Казанской губернии и уезда Мамсинской волости деревни Кудайгуловой (Ташкич) крестьяне, составляющие магометанский приход, заключающий в себе 135 домохозя­ев и ревизских душ 396, а наличных 439, быв сего числа в общем собрании на сельском приходском сходе в присутствии наших указного муллы Сад- рудина Багаутдинова, сельского старосты Ахмадуллы Фахрутдинова и Мамсинского кандидата Волостного старшины Абдрахмана Абдулвалеева, где имели суждение о крайней необходимости иметь в нашем приходе при мечети еще второго муллу, в помощь настоящему мулле Багаутдинову, в виду его преклонных лет и больших трудов по исполнению обязанностей служения. Имея в виду человека вполне достойного на должность муллы и уважаемого нами в лице сына настоящего нашего муллы Багаутдинова - Абдулмукмина, крестьянина нашего однообщественника, имеющего от роду 24 года и по учению своему признанного достойным со стороны Оренбургского Духовного Собрания. Посему с общего всех нас согласия постановили: 1) Ходатайствовать пред Правительством об определении в нашем приходе второго муллы - избранного нами крестьянина Абдул- Мукмина Садрутдинова, коему и обязываемся давать установленное в на­шем быту для муллы содержание и 2) просить местное Волостное правле­ние приговор этот представить к подлежащему начальству. В чем, поста- новя сей приговор, подписуемся: 1) Хусаин Амитбаев, 2) Хасан Валитов,

3. Габидулла Фаткуллин, 4) Гилязутдин Зялялютдинов, 5) Назметдин Ва­литов, 6) Гизетулла Г узаиров, 7) Гизетулла Галеев, 8) Шарып Абдрашитов, 9) Габдулзяпар Баязитов, 10) Хисамутдин Шамсутдинов, 11) Хисметулла Насыбуллин, 12) Гимадутдин Зялялютдинов, 13) Рафик Яхъин, 14) Гиба- дулла Гайнуллин, 15) Усман Шахмуратов, 16) Шагиахмет Нигметуллин, 17) Абдулсадык Гадельшин, 18) Абдулла Насыбуллин, 19) Мухамет Му- зафаров, 20) Ахметзян Халитов, 21) Шагиахмет Негаметуллин, 22) Муха- мет Мазитов, 23) Ахмадулла Гайнуллин, 24) Гумер Шахмуратов, 25) На- срутдин Фахрутдинов, 26) Шариаздан Шарафутдинов, 27) Мухаметсафа Садыков, 28) Хусаин Насыбуллин, 29) Нигметзян Хасанов, 30) Ахмадулла Фахрутдинов, 31) Ахмадулла Негаметуллин, 32) Шигабутдин Зялялютди­нов, 33) Фаткулла Галикеев, 34) Юсуп Абдулкаримов, 35) Шагимардан Назмутдинов, 36) Галей Абдулсаттаров, 37) Абдулсаттар Вагапов, 38) Насрутдин Зялялютдинов, 39) Шигабудин Шамсутдинов, 40) Абдул- Карим Абдул-Латыпов, 41) Галиахмет Негаметуллин, 42) Сайфутдин Сай- фулмулюков, 43) Абдулла Шахмуратов, 44) Галимзян Халитов, 45) Фазыл- зян Сайфуллин, 46) Ситдек Разиков, 47) Хуснутдин Абдулнасыров, 48) Насрулла Хайбуллин, 49) Насрутдин Сайфутдинов, 50) Фазылзян Ах­метзянов, 51) Муса Исхаков, 52) Абдулла Хайбуллин, 53) Гайнутдин Сай­фуллин, 54) Халит Биккеев, 55) Ситдек Хусаинов, 56) Шигабутдин Тазет- динов, 57) Зялялетдин Фахрутдинов, 58) Валиулла Фазылов, 59) Загидулла Хамидуллин, 60) Ахметхан Ахметзянов, 61) Абдулменнан Валеев, 62) Бадретдин Насыров, 63) Халиулла Валиуллин, 64) Фазулла Губайдул­лин, 65) Аглиулла Хайбуллин, 66) Фаткулла Ибетуллин, 67) Исмагил Иб­рагимов, 68) Гибатулла Губайдуллин, 69) Аухадей Мухаметрахимов, 70) Назметдин Мазитов, 71) Мифтахутдин Галиакберов, 72) Садрутдин Шамсутдинов, 73) Халит Мазитов, 74) Бадретдин Бикчантаев, 75) Ахмет- галей Мифтахутдинов, 76) Сафиулла Валитов, 77) Муллагалей Шарафут­динов, 78) Мухамадей Рахматуллин, 79) Ахметгалей Сафаргалеев, 80) Гайнетдин Губайдуллин, 81) Фазулла Ахметзянов, 82) Валей Ахметзя­нов, 83) Хабибулла Хамидуллин, 84) Абдрахман Байрамгалеев, 85) Хасан Байрамгалеев, 86) Сулейман Тимергалеев, 87) Тимергалей Абдул-Латыпов, 88) Файзулла Губайдуллин, 89) Шакир Абдуллатыпов, 99) Гайса Баязитов, 91) Исмагил Гайнуллин, 92) Ибрагим Мухаметгалеев, 98) Гизетулла Сай- фуллин, 94) Хисметулла Сайфуллин, 95) Зялялетдин Губайдуллин, 96) Ха- мидулла Ибрагимов, 97) Назмутдин Ибрагимов, 98) Хусаин Хасанов, 99) Гилязутдин Багаутдинов, 100) Габзатулла Гайнуллин, 101) Хабибулла Галимов, 102) Сибегатулла Губайдуллин, 103) Сайфулла Губайдуллин, 104) Абдулла Гибадуллин, 105) Самигулла Гафуров, 108) Самигулла Габи- дулин, 109) Гатаулла Зайнуллин, 110) Шакирзян Ахметзянов; в чем за себя и вышеписанных неграмотных по их доверию подписался Гизатулла Гали- ев, Кудайгуловский сельский староста Ахмадулла Фахрутдинов. (печать)

Мамсинский волостной старшина А.Валеев (подпись) (печать) Ташкичу авылында указной имам Садреддин Байаэддин углы (текст по-татарски)

1890 года апреля 23 дня настоящий приговор к свидетельству в Мам- синском волостном правлении явлен и в книгу приговоров под №18-м за­писан.

Волостной старшина А. Валеев (печать)

Вол. писарь (подпись) (печать)

ГА РТ. Ф.2. Оп.2. Д.4033. Л.2-3 об.

Приложение №8

Об исследовании степени политической благонадежности муллы
дер. По речке Мамсе Хадея Хайруллина Ихсанова

№1

Уведомление о возбуждении дознания от 22 апреля 1911 года за №698
приставом 2 стана Казанского уезда Казанской губернии

Секретно. Лит. А.

1. Наименование дознания.

На съезде в г. Нижнем Новгороде представителей мусульманской прогрессивной партии было решено проводить программу этой партии, между прочим, в среде татарского населения Казанской губ, на котором участвовал мулла гор. Казани Галимзян Мухаметзянов, который является главным деятелем в Каз губ, распространяя в на­селении программу партии чрез мулл, обучающих детей грамоте. У мулл имеются разные агитационные брошюры и прокламации, и они же производят с населения неразрешенные сборы и, между прочим, на турец­кий флот. Главным помощником Мухаметзянова в его агитационной дея­тельности является в Казанском уезде мулла дер. По речке Мамсе Мам- синской волости Хадей Хайруллин Ихсанов, о котором мною и произво­дилось дознание в порядке охраны.

2. Время возбуждения дознания.

22 апреля сего 1911 года.

3. Место возбуждения дознания.

Деревня по Речке Мамсе Мамсинской волости Казанского уезда.

4. Кто производил дознание и кто наблюдающее за производством дознания лицо прокурорского надзора.

Пристав 2 стана Казанского уезда, а т.к. дознание производилось в порядке охраны, то наблюдения со стороны прокурорского надзора не требуется.

5. Основания возбуждения дознания.

Поручение г. Казанского уездного исправника от 8 сего апреля за №218, основанное на предписании г. Казанского губернатора от 1 сего апреля за №5798.

Пристав 2 стана Казанского уезда (подпись)

ГА РТ. Ф.199. Оп.1. Д.790. Л.1-1 об.

№2

Протокол

1911 года мая 20 и 21 дня в гор. Казани, я, помощник начальника Ка­занского губернского жандармского управления в Казанском, Лаишевском и Чистопольском уездах подполковник Добродеев, в порядке Положения об охране, в присутствии нижеподписавшихся понятых производил осмотр газет, брошюр и рукописей на татарском, арабском и турецком языках, приложенных к произведенному в порядке охраны Приставом 2 стана Ка­занского уезда расследованию о выяснении политической благонадежно­сти муллы дер. По речке Мамсе Мамсинской вол Казанского уезда Хадея Хайруллина И х с а н о в а, и препровожденному господином] Ка­занским губернатором 17 сего мая за №8580 на заключение начальника Казанского губернского жандармского управления, причем, по имеющим­ся в названном жандармском управлении сведениям, помянутые газеты, брошюры и рукописи оказались:

1. Две рукописные тетради в бумажных обложках, одна розового цвета, другая красного под заглавиями на русском языке «Тетрадь спра­вочник». Рукописи в этих тетрадях на татарском и частью на арабском языках представляют ученические работы по упражнению в письме рели­гиозного содержания. В одну из этих тетрадей вложено два печатных на татарском языке листка - приглашение на свадьбу.
2. Два номера газеты на арабском языке под заглавием «Аллю‘а» за 1909 год. Издается в Египте. Газета политическая, литературная и торго­вая. В этих номерах чего-либо относящегося к делу названного Ихсанова не имеется. В номерах много отведено петита на отделы промышленности и религии.
3. Два номера газеты на кавказском наречии (близком к турецкому) под заглавием «Терджиман» от 31 марта и 7 апреля 1909 года за №№14 и 15. Газета издается в Бахчисарае и в настоящее время направления про­грессивного. В этих номерах чего-либо относящегося к делу Ихсанова не имеется.
4. Один номер газеты на татарском языке под заглавием «Идель» от 18 сентября 1909 года за №189. Издается в Астрахани и в настоящее время.
5. Картонная коробка и в ней: а) один подписной лист на татарском языке в пользу пострадавших от землетрясения. Всего собрано 10 руб. 19 коп.; б) Конверт с адресом: «Russie» Казанской губ. и уезда Мамсинской вол. дер. По речке Мамсе мулле Мухамед Гадии Ихсанову». В конверте письмо с датою: «19 октября 1907 г. Каир». Письмо воспроизведено крас­ными чернилами на татарском языке за подписью: «Абдрахман Абдул Гиллямов». В этом письме автор сообщает Мухамед Гадыю, что в Каире было многолюдное собрание мусульман со всех концов света и что на этом собрании был и Исмагил Гаспринский (редактор издающейся в Бах- чисаре газеты «Терджиман» ), который призывал всех мусульман, но к чему именно в письме не сказано. Предложение Гаспринского было при­нято большинством голосов; в) Письмо на татарском языке с датою: «31 октября 1906 года», местность не указана. Подпись неразборчива. Ад­ресовано на имя Мухамеда Гадыя. В письме ничего нет, чтобы относилось к делу Ихсанова, но на одной странице письма карандашом на татарском языке написано: 1) Мулла Мухамед Гадый - 1-50; 2) Хальфа (что значит учитель) - 2-50; 3) Муарель - 3-50; 4) Тавриз (женское имя) - 4-50; 5) Муфтар мулла - 5-50; 6) Мингаз - 6-50; 7) Гимадый слепой - 18; 8) Ка­сым муазин (что значит пономарь) - 7-50; 9) Зариф мулла - 8-50; 10) Ги- мади мулла - 9-50; 11) Гадый маэзин - 37»; г) несколько рукописных ли­стков заключают в себе проповеди муллы, как о благотворительности, так и о вреде пьянства, о воровстве и др. пороках; д) записная карманная книжка заключает в себе рукописи на религиозные темы; е) остальные письма частного и семейного характера.

6. Один номер иллюстрированного журнала на татарском языке под заглавием на русском языке «Ялт-Юлт» от 1 декабря 1910 года №18. Изда­ется в Казани. В номере ничего нет, что бы относилось к делу Ихсанова.
7. Один номер того же журнала «Ялт-Юлт» от 1 июля 1910 года №8.
8. и 9) Две тетради с рукописями на татарском языке и частью на арабском религиозного содержания.

10. Книга в обложке зеленого цвета с красными полосами на татар­ском языке под заглавием «Члены 1, 2 и 3 Государственной Думы от му­сульман» с портретами их и описаниями деятельности их в этих Думах. Лито-типография Харитонова, г. Казань.
11. Тетрадь с рукописями на татарском языке, представляющими ученические упражнения в письме.
12. 43 брошюры разного наименования на татарском языке, учебни­ки, религиозные по гигиене, закон 9 ноября 1906 г.

О чем и составлен настоящий протокол.

Верно:

Отдельного корпуса жандармов подполковник Добродеев

ГА РТ. Ф.199. Оп.1. Д.790. Л.16-17.

№3

Отношение начальника жандармского управления
господину казанскому губернатору от 24 мая 1911 года за №505613

Секретно

Возвращая препровожденное мне при предложении от 17 сего мая за №8580 производство о мулле дер. По речке Мамсе, Казанского уезда, Ха- дее Хайруллине И х с а н о в е с вещественными по этому делу доказа­тельствами, отобранными при обыске в квартире этого муллы, имею честь сообщить Вашему Превосходительству, что названный Ихсанов по делам вверенного мне Управления не проходил.

Из произведенного расследования совершенно не видно, чтобы Ихса- нов распространял среди населения программу мусульманской прогрес­сивной партии, брошюры и прокламации противоправительственного со­держания и производил бы сборы в пользу турецкого флота, а потому я полагал бы это дело, в порядке 34 ст. Положения об охране, дальнейшим производством прекратить и все взятое у Ихсанова по обыску возвратить ему, за исключением упоминаемого ниже письма из гор. Каира (Египет).

По осмотре и переводе при вверенном мне управлении брошюр и ру­кописей с татарского на русский язык, оказалось между прочим: 1) Пись­мо, которое само никакого значения для дела не имеет, но на одной стра­нице этого письма написано на татарском языке несколько имен и против этих фамилий написаны цифры, вероятно означающие суммы денег: 1-50, 2-50, 3-50 и т.д. И поэтому надо полагать, что по этому списку произво­дились сборы или пожертвования (п.5в протокола помощника моего под­полковника Добродеева от 20-21 сего мая) и 2) подписной лист на татар­ском языке в пользу пострадавших от землетрясения. Всего собрано 10 руб. 19 коп. (пункт 5а того же протокола).

В виду сего, я полагал бы, прежде чем дело это прекратить в порядке названной выше ст. 34 Положения об охране, произвести дополнительное расследование для выяснения: 1) что означает список имен с цифрами против: 1-50, 2-50, 3-50 и т.д., и если по этому списку производились сбо­ры или принимались пожертвования, то на какой именно предмет, было ли на это получено разрешение и когда, куда и кому деньги эти были отправ­лены и 2) когда, куда и кому были сданы или отправлены 10 руб. 19 коп., собранные в пользу пострадавших от землетрясения.

Вместе с сим имею честь сообщить, что значащееся в п.5б протокола осмотра вещественных доказательств от 20-21 сего мая письмо отправле­но на распоряжение начальника Таврического губернского жандармского управления.

О последующем распоряжении Вашего Превосходительства прошу приказать не оставить поставить меня в известность.

ПРИЛОЖЕНИЕ: 1) производство, 2) вещественные по делу доказа­тельства и 3) протокол подполковника Добродеева.

СПРАВКА: Записка моя от 20 мая 1911 года за №4927.

ПОДПИСАЛ: полковник КАЛИНИН

ВЕРНО: Отдельного корпуса жандармов подполковник Добродеев

ГА РТ. Ф.199. Оп.1. Д.790. Л.35-36.

Приложение №9

Вакыфнамэ. 1917 ел

Казан губернасы вэ еязе Мэцгэр волосте вэ Иске Ашыт авылыньщ хажи Техфэтулла Гайнулла мэрхум углы Хэсэнев мин уз милкемдэ улган сатып алган жиремне Вятская губерна вэ Уржум еязе вэ Хлебниковский волостьта Ульяновларныц жирлэре илэн чиктэш улган йез ун алты 116 дисэтинэ жиремне урманы илэн хассэтэн Аллакы Тэгалэ ризалыгы ечен тубэндэге мэзкур мэсжедлэргэ вэ мэктэплэргэ вакыф иттем вэ ниятемнэн кайтмаска шарт кыйлдым. ШеИуде меслимнэр хозурында вэ ул йез ун ал­ты дисэтинэ жиремне урман илэ вакыф иткэн мэсжед вэ мэктэплэр эувэле - Мэнгэр волосте Иске Ашыт карьясенен ике мэхэллэ мэсжеденэ вэ янадан салыначак мэктэбенэ вэ икенчесе - Шенше волосте Байлар Орысы икенче мэхэллэ мэсжеденэ вэ еч мэктэбенэ вэ еченчесе - Шекше волосте Иске Коллар карьясенен икенче мэхэллэ мэсжеденэ вэ ике мэктэбенэ вэ дуртенчесе - Турэк волосте Иске Авыл мэсжеденэ вэ бер мэктэбенэ вэ би- шенчесе - Мэмсэ волосте Ашытбашы карьясенен мэсжеденэ вэ алтынчы- сы - Арча волосте Наласа карьясенен. Тубэн мэхэллэ мэсжеденэ вэ жиден- чесе - Мамадыш еязе Чуриле волосте Нижний Утар карьясенен мэсжеденэ вэ сигезенчесе - Балтач волосте Хэсэншэех карьясенен икенче мэхэллэ мэсжеденэ вэ мэктэбенэ.

Вэ кинэ бу йез ун алты дисэтинэ жирем вэ урманымнан хасыйл улган вирадэтнен нэзарэт вэ тэкъсиме шул мэзкур мэсжед вэ мэктэплэргэ узем сэламэт вакытымда уз кулымда улып вэ узем фэутдэн сонра углым Эхмэджаннын тэхете нэзарэт вэ тэкъсимендэ улмак 18 шарт илэн шейуде меслимнэр хозурында кулым куйдым. Техфэтулла Гайнулла улы Хэсэнов.

Вэ бу югарыдагы мэзкур вакыфка бэн эhлиясе Бибифатыйма Сэфэр- гали мэрхум кызы риза улып кулымны куйдым .

Вэ бэн хажи Техвэтулла углы Фазулла риза улып кулым куйдым .

Вэ бэн хажи Техвэтулла углы Эхмэджан эткэмнен мэзкур вакыфына риза улып кулым куйдым .

Вэ шакидлэре: Мехэммэдгалим Габденнасыйр углы.

Хэкимжан Сэфэргали углы Сабитов.

Газиз бине Эхмэджан Хэсэни.

1918 ел, гыйнвар 16-ында. Резолюция

Казан губернасы h9M еязе Мэцгэр волосте Иске Ашыт иленен Техфэтулла Гайнулла углы Хэсэневнен 1917 нче ел тарихлы вакыф- намэсенэ бинаэн: m93kyp Техфэтулла Гайнулла углы Хэсэнев тарафыннан берничэ мэс^ед вэ мэктэплэр файдасына йез дэ ун алты дисэтинэ ^ир ва- кыф кыйлынган.

Карар: бу вакыф ^иргэ мэтагалликъ булдыгыннан учредительное соб- раниеда ^ир мэсьэлэсе бертерле хэл кыйлынганга тукталып тора.

Диния нэзарэтендэ рэис: Галимждн бин Мехэммэдждн эл-Баруди эл- мефти.

Казыйлар:

Кэшшаф Тэр^емани.

Мехлисэ Габделгаллэи кызы.

Салихжан Урманов.

НА РБ. Ф. И-295. Оп. 10. Д.375. Б.л.

Приложение №10

Извлечения из журнала о проверке торговых, промышленных
предприятий и личных промысловых занятий

а) Лавки на Ашитском базаре с мануфактурными, галантерейными,
бакалейными товарами

Владелец	Наемная плата в год за поме­щение (в руб.)	Приказчик, годовое жалованье	Оборот за про­шлый год (в руб-)	Примечание
1902-1906 гг.
Кр. поч. Байчу- ринского Му- хаметгалей Сафаргалеев	25	кр. д. По речке Мамся Хаким Ла­тыпов, приказчик II кл., 142 р. с пи­щей	1000	постоянно тор­гует в поч. Бай- чуринском, временно на базарах: Боль- ше-Атнинском, Больше-Менгер- ском

 

 

Кр. поч. Байчу- ринского Му- хаметвафин Бикмухаметов	25	кр. поч. Байчурин- ский Залялютдин Бикмухаметов (родной брат), приказчик II кл., без жалованья	1000	постоянно тор­гует в поч. Бай- чуринском, временно на базарах Казан­ского уезда
Кр. поч. Байчу- ринского Хали- улла Сафиул- лин	8	торгует сам	80	постоянно в поч. Байчурин- ском, временно на Атнинском базаре
Кр. поч. Байчу- ринского Заля- лютдин Вафин Бикмухаметов	25	кр. д. Байчуриной Хабибрахман Га- лиакберов, д. Ста­рый Турналей Низамутдин Му- хаметзянов, при­казчики II кл., 200 р., пища	1200	постоянно в поч. Байчурин- ском
Кр. д. Мамся Негаметзян Фахрутдинов Утяганов	20	торгует сам	не ука­зан	постоянно тор­гует в д. Мамся, временно на базарах: Ар­ском, Апазов- ском, Балтасин- ском
Кр. д. По речке Мамся Муха- метзян Хасанов	13	торгует сам	110	постоянно д. По речке Мамся, временно на Апазовском базаре
Кр. д. Старый Ашит Гизетул- ла Файзуллин	собствен­ная лавка, за место 30 р.	торгует сам	250
Кр. д. Старый Ашит Фазулла Тохватуллин Хасанов	собствен­ная лавка	кр. д. Старый Ашит Габдуллазян Тохватуллин Ха­санов (родной брат), приказчик II кл., без жалованья	1200	постоянно в д. Старый Ашит, временно на базаре Ар­ском
Кр. д. Старый Ашит Ахметзян	25	кр. д. Уры Сала- хутдин Маматов,	не ука­зан	постоянной торговли нет,

 

 

Гизетуллин Хасанов		приказчик II кл., 60 р., 70 р. пища		временно на базарах: Боль- ше-Атнинском, Балтасинском
Кр. д. Старый Ашит Мухамет- Юсуп Якупов	5	торгует сам	100	постоянно в д. Старый Ашит, временно на базаре Ат- нинском
Кр. д. Старый Ашит Хайрулла Хабибуллин	5	1, 40 р.	180	постоянно в д. Старый Ашит
Кр. д. Старый Кинерь Гатаул- ла Нугуманов	5	торгует сам	100	постоянно в д. Старый Ки­нерь, временно на базаре Апа- зовском
Кр. Тетюшско- го у. поч. Нов. Ищеева, в про­жив. в д. Таш- кич Мухаметза- кир Хусаинов	5	торгует сам	110	постоянно в д. Ташкич
Кр. д. Ташкич Гумер Шагиму- ратов (Шаги- марданов)	7	торгует сам	180	постоянно в д. Ташкич
Кр. д. Шинер- Кинерь Мулла- галей Байрам- галеев	7 р. 50 к.	торгует сам	100	постоянно в д. Шинер- Кинерь, вре­менно на Боль- ше-Атнинском базаре
Кр. д. Шинер- Кинерь Заги- дулла Вильда­нов	7	торгует сам	60	постоянно в д. Шинер- Кинерь
Пивная лавка принадлежит к заводу «Вос-	200	заведует приказ­чик I кл. V раз. Арский мещ. Лука	700

 

 

точная Бава­рия» Каз. купцу 2-й гильдии О.Э.Петцольду		Васильев Щелкин, 180 р., на своем содержании
Лавка при скла­де кр. д. Ста­рый Ашит Тох- ватулла Г ай- нуллин Хасанов	собствен­ная лавка	Фазулла Тохва- туллин Хасанов (родной сын), при­казчик II кл., без жалованья	1600	при складе по­стоянно в д. Старый Ашит
Базарная пло­щадь и весы. Арендатор кр. д. Старый Ашит Фатрахман Ши- габутдинов	1761		80
Базарная пло­щадь и весы. Арендатор кр. д. Старый Ашит Тохватулла Габидуллин (проверить)	1030		75
1911-1916 гг.
Кр. д. Байчури- ной Залялютдин Бикмухаметов	30	Кр. По речке Мам- ся Абдрахман Сафиуллин	1500	постоянно в д. Байчуриной
Кр. д. Байчури- ной Сибгатулла Валитов	12		1000
Кр. д. Байчури- ной Мухамет- галей Валитов	30		1560	торговля пере­шла от кр. Шин- гер-Кинерь Ша- рифзяна Сабир- зянова
Кр. д. Поч. Бай- чуринского Бибихадыча Ибрагимова Бикмухаметова	25	кр. д. Старый Кырлай Минька Мукаев, приказчик II кл., 120 р. с пи­щей	1300	постоянно

 

 

Кр. д. По речке Мамся Муха- метзян Хасанов	10		400
Кр. д. По речке Мамся Мифта- хутдин Багаут­динов Абдра- 17 шитов	30	кр. д. Старый Ашит Гатаулла Хасанов, 100 р.	1500
Кр. д. Старый Ашит Ахметзян Гизетуллин Хасанов	30	Приказчик I кл., Салахутдин Мах­мутов, Касим Яку­пов, приказчик II кл., 300 р.	4000
Кр. д. Старый Ашит Хакимзян Ахметзянов	25		4000
Кр. д. Старый Ашит Хайрулла Хабибуллин	4		150
Кр. д. Старый Ашит Г айнулла Хайбуллин	16		3000
Кр. д. Старый Ашит Мухар- лям (Мухаррям) Насрутдинов Габидуллин	9		300
Кр. д. Старый Ашит Тохва- тулла Г айнул- лин Хасанов	соб.	сын Фазулла Тох- ватуллин Хасанов (без жалованья), кр. Новый Кинерь Зариф Сабиров, приказчик II кл., 48 р.	30000
Кр. д. Старый Ашит Мухамет- галей Ахметга- леев	соб.		500	постоянно в д. Старый Ашит

 

 

Кр. д. Старый Ашит Зайнулла Ахмадуллин	соб.		300 р
Кр. д. Старый Ашит Валиулла Фаткуллин	5		вновь
Кр. д. Ташкич Мухаметзакир Хусаинов	5		500	постоянно в д. Ташкич
Кр. д. Ташкич Гумер Ишму- хаметов	8		400
Кр. д. Ташкич Гумер Шаги- марданов	5		130	на Ашитском базаре
Кр. д. Шинер- Кинерь Шарип- зян Сабирзянов	16		1500
Кр. д. Шинер- Кинерь Байрам- галей Г абдул- халиков	3		200
Кр. д. Ташкич Каюм Г абидул- лин	10		300
Кр. д. Ташкич Габдулбарей Каюмов	8		вновь
Кр. д. Ташкич Гумер Ишмура- тов	6		400

 

 

б) Лавки в домах с продажею бакалейного, хлебного, галантерейного,
мануфактурного товара

Местонахожде­ ние	Владелец	Приказчик, годовое жалованье	Оборот за про­шлый год	Примечание
1902-1906 гг.
д. Байчуриной в доме кр. Са- фаргалея Вали­това	Сибгатулла Сафаргалеев, торгует сам		1000 р.	раз в неделю на Ашит- ском базаре
д. Байчуриной в доме кр. Са- фаргалея Вали­това	Мухаметгалей Сафаргалеев	кр. д. Шинер- Кинер Шарифзян Сабирзянов, приказчик II кл., 50 р., на хозяйских хлебах	9000	на базарах: Ашитском, Менгерском, Атнинком
д. Байчуриной в доме кр. Вафа Бикмухаметова	Зялялютдин Вафин Бик­мухаметов	Хабибрахман Галиакберов, 50 р., на хозяйских харчах	9000	на базарах: Ашитском, Апазовском
д. Кудайгулово в доме кр. Ху­саина Гумерова	Мухаметзян Хусаинов, торгует сам		500	на базарах: Ашитском, Апазовском
д. Кудайгулово в доме кр. Ша- кирзяна Ахмет­зянова	Шакирзян Ахметзянов, торгует сам		500
д. По речке Мамся Новый Кнерь тож в доме кр. Миф- тахутдина Ба­гаутдинова Абдрашитова	Мифтахутдин Багаутдинов Абдраши- тов, торгует сам		2000
д. По речке Мамся, Новый	Незамутдин Зайнегабди-		2000

 

 

Кнерь тож в доме кр. Неза- мутдина Зайне- габдинова Ер­макова	нов Ермаков, торгует сам
д. По речке Мамся Новый Кнерь тож в доме кр. Муха- метша Садыко- ва	Мухаметша Садыков, тор­гует сам		1500
д. По речке Мамся Новый Кнерь тож в доме кр. Муха- метзяна Хаса­нова	Мухаметзян Хасанов, тор­гует сам		1000
д. По речке Мамся Новый Кнерь тож в доме кр. Аб- дулвахита Бая­зитова	Абдулвахит Баязитов, торгует сам		300
д. По речке Мамся Новый Кинер тож в доме кр. Закира Шакирова	жена Бибизю- гра Искакова, торгует сама		100
д. Старый Ашит каменная лавка в своем доме	Арский 2-й гильдии купец Г атаулла Г ай- нуллин Хаса­нов	кр. д.Большой Атни Шакир Заки­ров, д. Старый Ашит Валиулла Фатхуллин, при­казчики II кл., 120 р., 160 р. пищей	1600
Кр. д. Старый Ашит в доме Ахметгарея Ахметгалеева	Ахметгарей Ахметгалеев, торгует сам		130	временно на Атнинском базаре

 

 

д. Шинер- Кинерь в доме кр. Гатауллы Нугуманова	Гатаулла Ну­гуманов, тор­гует сам		400	временно на Ашитском базарах
д. Шинер- Кинерь в доме кр. Байрамгалея Халикова	Муллагалей Байрамгалеев, торгует сам		400	временно на Апазовском и Ашитском базаре
д. Шинер- Кинерь в доме кр. Загидуллы Вильданова	Загидулла Вильданов, торгует сам		400	на Ашит- ском базаре
д. Старый Ашит чайное заведе­ние в доме кр. Фатыха Ибра­гимова			90	помещается в 1 комнате с продажею горячей во­ды и белого хлеба в ба­зарные дни
д. Старый Ашит чайное заведе­ние в доме кр. Мухаметгалея Абдулхалекова			вновь	с торговлей белым и ржаным хле­бом и отпуск горячей во­ды для чая в базарные дни
д. Старый Ашит чайное заведе­ние в доме кр. Мухаметзяна Сулейманова			вновь	с торговлей белым и ржаным хле­бом и отпуск горячей во­ды для чая в базарные дни
д. Старый Ашит чайное заведе­ние в доме кр. Мухаметъ Аминь Гадеева			вновь	с торговлей белым и ржаным хле­бом и отпуск горячей во­ды для чая в базарные дни

 

 

д. Старый Ашит чайное заведе­ние в доме кр. Шагимардана Мухаметгалее- ва			вновь	с торговлей белым и ржаным хле­бом и отпуск горячей во­ды для чая в базарные дни
1916 г.
д. Байчуриной в своем доме	кр. д. Байчу- риной Хаби- булла Сафи- уллин, заведу­ет сам		400
д. Байчуриной в своем доме	кр. д. Байчу- риной Габд- рахман Ах­метзянов, заведует сам		вновь
д. Байчуриной в своем доме	кр. д. Байчу- риной Муха- метгалей Са- фаргалеев Валитов, за­ведует сам		16000
д. Байчуриной в своем доме	кр. д. Байчу- риной Заля- лютдин Ва­фин Бикмуха­метов, заведу­ет сам		9000
д. Байчуриной в своем доме	кр. д. Байчу- риной Сибе- гатулла Вали­тов, заведует сам		1800
д. Кудайгуло- вой в своем доме	кр. д. Ташкич Гумер Ишму- ратов, заведу­ет сам		1500	временно на Ашитском базаре
д. Кудайгуло- вой в своем доме	кр. д. Кудагу- лово Шакир- зян Ахметзя-		250 р.

 

 

	нов,заведует сам
д. Кудайгуло- вой в своем доме	кр. д. Кудай- гулово Муха- метзян Ху­саинов, заве­дует сам		800
д. Кудайгуло- вой в своем доме	кр. д. Кудагу- лово Габдул- каюм Г аби- дуллин, заве­дует сам		850
д. По речке Мамся в своем доме	кр. д. По реч­ке Мамся Му- хаметша Са- дыков, заве­дует сам		5000
д. По речке Мамся в своем доме	кр. д. По реч­ке Мамся Минсылу Сайфутдино- ва, заведует сама		200	временно на Ашитском базаре
д. По речке Мамся в своем доме	кр. д. По реч­ке Мамся Садрутдин Низамутдинов Ермаков, за­ведует сам		8 000
д. По речке Мамся в своем доме	кр. Вятской губернии Ур­жумского у. Турекской вол. д. Кош­киной Ната­лья Васильева Домрачева, заведует сама		600
д. По речке Мамся в своем доме	кр. Абдулля- зан Сулейма- нов,заведует сам		200 р.

 

 

д. Шинер- Кинерь в своем доме	кр. Шинер- Кинерь Аб- дулвахит Бая­зитов, заведу­ет сам		200
д. Шинер- Кинерь в своем доме	кр. Шинер- Кинерь Бай- рамгалей Г аб- дулхаликов, заведует сам		200

 

 

в) Рогожное производство с отдачею мочала по домам
1902-1906 гг.

д. Байчури- ной	Залялютдин Вафин Бикму­хаметов, заве­дует сам	В 10-ти домах по 2 р. 50 к. за 100 рогож весом в 5 пуд.	12000 шт. рогож	500
д. Байчури- ной	Валиулла Зай- нуллин, заве­дует сам			вновь
д. Кудайгу- лово	Шакирзян Ахметзянов, заведует сам	В 9-ти до­мах по 2 р. за 100 ро­гож	5 000 шт. рогож	250

 

 

1916 г.

д. Байчури- ной, скупка и продажа мочала и рогож	Залялютдин Вафин Бикму­хаметов, заве­дует сам	в 10-ти до­мах	2 р. 50 к. за 100 рогож до 5 пуд., в год 10000 рогож	1000
- « -	Хабибулла Сафиуллин, заведует сам	в 2-х домах	2 р. за 100 рогож, до 2000 рогож	100

 

 

г) Водяная мукомольная мельница
1902-1906 гг.

д. Байчуриной	Арендатор кр. Зялялютдин Вафин Бикму­хаметов, заве­дует сам			300
На речке Ашит принад. Старо- Ашитскому общ-ву 125 дюймов	арендатор кр. Старый Ашит Г алей Басы- 22 ров ,заведует сам, за аренду 30 р.	1 мель­ник, 144 р., 120 р. пищей	15 тыс. пудов размалывается разного зер­нового хлеба, 500 пуд. соби­рается лопа­точной муки	396
На речке Ашит принад. Кошар- скому сельско­му общ-ву 136 дюймов	арендатор кр. д. Шинер- Кинерь Г алим Нафиков, за­ведует сам, за аренду 50 р.	1 маль­чик, 100 р., 100 р. пищей	200 пуд.	600
На речке Мамся о 3-х поставах 128 дюймов	арендует кр. д. Байчуриной Вафа Бикму­хаметов, заведует сам, за аренду 50 р.	1 мель­ник, 80 р., на хозяй­ских хар­чах	15 тыс. пудов размалывается разного зер­нового хлеба, 500 пуд. соби­рается лопа­точной муки	300
На речке Ашит о 3-х поставах 139 дюймов	арендует кр. д. Кудайгуло- во Сабирзян Шафиуллин, заведует сам, за аренду 53 р.	1 мельник	15 тыс. пудов размалывается разного зер­нового хлеба, 500 пуд. соби­рается лопа­точной муки	350
На речке Ашит о 3-х поставах 118 дюймов	арендует кр. д. Кудайгуло- во Г атаулла Губайдуллин,	1 раб. 50 р., на хозяйских харчах	10 тыс. пудов размалывается разного зер­нового хлеба,	280

 

 

22 В 1916 году существовал.

	заведует сам, за аренду 50 р.		400 пуд. соби­рается лопа­точной муки
При ТТТотттма- башской муко­мольной мельнице соло­довенный завод	арендует кр. По речке Мамся Низа- мутдин Ерма­ков	2 мельни­ка		400	сушиль­ня и рас­тильня

 

 

1916 г.

Нефтяная муко­мольная мельни­ца в д. По речке Мамся шведской нефтяной двига­тель Экваль 2-х тактный в 20 силах моловых 2 пары ...	кр. По реч­ке Мамся Галим На- фикович Нафиков, заведует сам	2 мельника 450 р., на прод. хо­зяина	до 20000 пуд. разма­лывает разного зерна, до 1000 п. лопаточной муки	2200	собст­ венный
На речке Ашитке в 3-х поставах диаметр всех пар камней 139 дюй­мов	заведует арендатор Мамад. у. Ново- Чурилин- ской волос­ти д. Си- кертан Сабирзян Шафигул- лин, за наем 53 р.	1 мельник	до 10 000 пуд. разма­лывает разного зерна, 500 пуд. лопа­точной муки	500
д. Старый Ашит о 4 поставах на р. Ашит, 140 дюймов	арендатор кр. д. Ста­рый Ашит Гатаулла Хасанов, за аренду 140 р.	1 мельник, 100 р.	до 10 000 пуд. разма­лывает разного зерна	500
По речке Мамся о 3-х поставах в диаметре всех	арендатор местный крестьянин	1 мельник, 80 р., на	до 10 000 пуд. разма­лывает	500

 

 

пар жерновов 128 дюймов	Зялялют- дин Бикму­хаметов, за наем 50 р.	содер. хоз-на	разного зерна, до 500 пуд. лопаточной муки
При Шошмабаш- ской мукомоль­ной мельнице солодовенный завод	кр. По реч­ке Мамся Серазетдин Низамут- динов Ер­маков	2 мельника по 50 р. каждому, содер. хоз.	до 800 пу­дов солода ценою по 6 руб. за пуд	1800	суши­льня и расти­льня

 

 

Источник: ГА РТ. Ф.3. Оп.1.

Д.13606. Л.546-616 (за 1902-1904 годы); Д.2440. Л.441-485 (за 1904 год);

Д.9401. Л.1-38 (за 1915 год);

Д. 13832. Л.549-637 (за 1904 год); Д.13948. Л.663-701 (за 1906год);

Д.5753. Л.1-52 (за 1912 год);

Д.11469. Л.1-27 (за 1916 год);

Д.11559. Л.1-35 (за 1916 год);

Д.13960. Л.521-540 (за 1906 год).

АН РТ - Академия наук Республики Т атарстан Г А РТ - Государственный архив Республики Т атарстан ГАКО - Государственный архив Кировской области МВД - Министерство внутренних дел МНП - Министерство народного просвещения НА РБ - Национальный архив Республики Башкортостан ПСЗ-2 - Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е

ПСЗ-3 - Полное собрание законов Российской империи. Собрание 3-е

РГАДА - Российский государственный архив древних актов РГИА - Российский государственный исторический архив

ЦПиМН ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова - Центр письменного и музы­кального наследия Института языка, литературы и искус­ства им. Г.Ибрагимова АН РТ

История селений Ашитского джиена Заказанья

Коллективная монография

Научное издание

Компьютерная верстка - Л.М. Зигангареева
Корректор - С.А. Ярмухаметова
Подписано в печать 15.12.2017 г. Формат 60*84 V16
Усл. печ. л. 15,0 Тираж 250 экз.

Отпечатано с готового оригинал-макета

 

ёшш ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ

420108, г. Казань, ул. Портовая, 25а
Тел./факс: (843) 231-05-46,
231-08-71, 231-04-19
E-mail: citlogos@mail.ru
www.logos-press.ru

 

 

 

Сайт Института истории Академии наук РТ

 

 

---