Как в Малмыжке с революцией боролись.

В 1905-1906 годах по России прокатилась огненным колесом, пока ещё не столь ужасным, как через десятилетие, революция, которая закончилась победой правительства.
Тихая Малмыжка тоже «отличилась» своей «революционной ситуацией»…
Так, 17 марта 1906 года мамадышский уездный исправник Ясницкий доложил о казанскому губернатору о ликвидации в Малмыжке очага революции:
19 февраля жандармский унтер-офицер Калмыков отобрал подозрительную литературу у ее жителей: Владимира Ежова, Игната Потеряхина, Сергея Клинова. Дал им эти книги и газеты Старо-Кумызанский волостной писарь – Шаров Александр, которого за эти «художества» с должности уволили, а 12 марта задержали и посадили в уездную тюрьму. 
14 марта становой пристав 1 участка Шершенев провел секретный опрос свидетелей разворачивавшегося действа. Шарова в его противоправительственной деятельности обличали: малмыжскией священник Николаев, церковный псаломщик Григорий Синюшин, Владимир Ежов - местный «владелец заводов и пароходов», бывший сельский староста Игнат Потеряхин, Пётр Смирнов, волостной старшина Александр Федорович Ежов, сельский староста Захар Павлович Потеряхин, Амвросий Клинов и дочь псаломщика Варвара Дедюшина. По их словам, Шаров – закоренелый ненавистник государственного строя. Так, он предлагал ликвидировать монархию и провозгласить республику во главе с президентом, избираемым на определенный срок, так как наследственная власть привела к нежеланию царя заботиться о простом народе. Поздравительные адреса (что-то наподобие телеграммы с мест руководству страны по какому-либо торжественному случаю) царь не читает и про чувства народные знать не желает. Налоги платить этому государству не нужно, если оно не улучшает положение населения. Поддерживающая власть церковь – это театр, а священники – актеры в нем. И вообще, Шаров радовался победам японцев в прошедшей русско-японской войне: «надо бить нас, дураков!» Вот такой образчик либеральной интеллигенции на сельском уровне!
Вы ожидаете услышать рассказ о смелом борце за правду и волю народную, плюющем бесстрашно в царских сатрапов, несмотря на ежедневные пытки в застенках!
Не тут-то было! Прижатый в тюремный угол Шаров, по его словам, оказался невинной овечкой, оболганным борцом за социальную справедливость «в рамках действующего законодательства». При допросе весь его собственноручный рассказ об этом пронизан раболепством перед губернатором и императором!!!

Итак, Шаров по каждому пункту обвинения его в революционной деятельности объяснил кознями местного священника Николаева, захватившего реальную власть в волостном правлении, который:
- требовал от бывшего сельского старосты Василия Михайловича Мартынова выгнать из Малмыжки заманившую его к себе домой, прикинувшись больной, местную ворожею солдатку Волкову, которая пыталась отрезать ему косу. Шаров же отговорил старосту от этого;
- запрещал Махорскому пускать на сельскую площадь своих свиней, так как там играют его, поповские дети;
- при решении вопроса о выборе места под строительство земской школы предложил отобрать позьмо у бедняка Якова Грушина. Шаров же возмутился этим и предложил школу строить на огороде Николаева;
- предлагал подкараулить и убить его, Шарова, за принципиальную жизненную позицию, собрав вокруг себя шаровских анти-друзей (они то и перечислены в качестве свидетелей по делу);
- «замял» дело о расхищении денег из волостного попечительства Общества Красного Креста в 1904 году бывшим старостой Игнатом Потеряхиным;
- объяснил дюсьметьевскому волостному старшине Ельченкову (житель деревни Яковки), не платить налоги в связи с изменением законов, за что бывший старшина и пострадал – его «колеьём» мужики выгнали из Дюсьметьево; 
- будучи священником в церкви села Дюсьметьево, пил (имел в виду спиртное) и закусывал;
- за неделю до ареста послал ночью к нему бывшего сельского старосту Потеряхина и доверенного Андрея Дмитриевича Мартынова сказать, чтобы он – Шаров уезжал из Малмыжки, иначе, Николаев из села уедет сам.
А святые иконы Шаров очень уважает! И вообще о том, что «церковь – театр» и т.д. сказал дружок сына псаломщика. Врут они всё!
Владимир Ежов – богатей, который за счет бедных наживается. Бывший староста Потеряхин – вор! Псаломщик Синюшин неграмотен и боится потерять свое место, его дочь – бестолковая баба. 
А про адреса царю-батюшке уточняет, что писать их обязательно надо, но не в виде «разукрашенных фраз духовенства», предложив «мужичкам составить адрес действительно из чувств, которые светятся в душе их!».
Под конец объемного описания злоключений патока из славословий в адрес Николая II бурно потекла по страницам протокола допроса Шарова: «обожаемый мной Великий монарх», «всегда готов идти по следам Ивана Сусанина и положить жизнь свою за Его Императорское Величество!». 
«Я виноват разве что в том, что давал разрешенные цензурой газеты по неопытности и незнанию.» И снова: «готов умереть за царя!».

А виновник во всей сложившейся ситуации – Николаев! Почему? Да потому, что не русский он - потомок Монгол ! Трижды в допросе Шаров упоминал происхождение священника (примечание - крещеный татарин), решив, что это будет наилучшей его защитой перед «русским» по крови царём.
21 марта становым приставом было начато формальное дознание по делу Шарова по статье 129 Уголовного уложения. С 27 марта расследование передано судебному следователю 1 участка, который 1 апреля Шарова из тюрьмы выпустил, а 15 июня того же года дело прекратил «по недостаточности улик».
А Шаров? Шаров долгое время вел переписку с губернатором, предлагая свои услуги на ниве канцелярской работы в каком-нибудь бы правительственном учреждении. Но чиновники знали своё дело: время идёт, а в ответ – завуалированные отказы. Да и неинтересен стал Шаров после всего этого – ни чиновникам, ни революционерам…
Как в Малмыжке с революцией боролись (продолжение)

В то время, как бывший волостной писарь Шаров слёзно доказывал свою невиновность и лояльность к существующему государственному строю, недремлющее око сторонников самодержавия выявляло новых его последователей. 
Так, 17 марта 1906 года Мамадышским уездным исправником Яснитским Казанскому губернатору на основании доклада пристава 1 стана Шершнева были направлены два рапорта о жителях уезда, имевших «вредное направление» мыслей и действий.
В обоих случаях информатором пристава был малмыжский зажиточный крестьянин Владимир Лукоянович Ежов. Это он, по воспоминаниям земляков, в начале ХХ века, после постройки деревянного моста через речку Усы, проходящую через центр села, выставил односельчанам для празднования этого события бочку вина.
Итак, первой мартовской «жертвой режима» стал агент Мамадышского земского страхования Александр Андреевич Черкасов.
Еще в начале марта 1906 года уездный исправник докладывал губернатору о том, что Черкасов, пользуясь своими разъездами по уезду, давал крестьянам литературу, подрывающую авторитет власти.
Ну а тут ещё Ежов рассказал о том, что Черкасов вместе со своим знакомым Шаровым подстрекали крестьян Малмыжки не платить государственные налоги. Хотя сам Ежов этого лично не слышал, но об этом ему говорил непосредственный очевидец – доверенный в делах сельского общества Мартынов Андрей Дмитриевич.
Воспитанный в патриархальном сельском мире, впитавший с малолетства незыблемость государственных устоев, Мартынов исходил из принципа, заключавшегося в словах П.А. Столыпина: «Нам не нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!». Однако, став свидетелем чуждого для его сознания разговора, он не придал ему важного значения. Время же для того, чтобы донести об этом «куда следует», у него было достаточно. Иного мнения оказался Ежов, которому Мартынов поведал об услышанном в волостном правлении во время обыденного соседского разговора. Послушал Владимир Лукоянович сельского доверенного, «намотал на ус» информацию и в нужное время вспомнил о ней.
Итак, по словам Мартынова, в декабре 1905 года он зашел в волостное правление, где находились писарь Шаров, страховой агент Черкасов и волостной старшина Александр Федотович Смирнов. 
Проверяя квитанции, Черкасов заявил Мартынову: «вот вы сколько платите податей, а зачем, и сами не знаете. Подати совсем платить не следует». На это Мартынов заметил, что всё это заведено давно и, если их не платить, то приедет начальство: исправник, земской начальник, становой (примечание – пристав), и взыщут всё силой из имущества крестьян.
На это Черкасов заявил: вы гоните всё начальство палками. Надо всё делать справедливо, не одних крестьян обижать, а взыскивать подати со всех. Например, с генерала Куропаткина, получающего 20000 рублей в год. Пусть он платит процент от этих денег.
Соглашаясь с Черкасовым, Шаров сказал, что с него, Шарова, получающего 1000 рублей в год, тоже следует взыскивать налоги. После этого Мартынов и писарь ушли по домам.
Несмотря на подробный рассказ о «подрывателях государственного строя», слова Мартынова в ходе дознания никто из присутствовавших не подтвердил. Да и сумма в 1000 рублей в год для писаря была слишком велика, а может Яснитский ошибся…
Несмотря на это, на основе собранных материалов в отношении Черкасова возбудили уголовное дело по статьям 129 и 130 Уголовного Уложения, расследование которого Прокурором Казанского окружного суда было поручено судебному следователю 1 участка Мамадышского уезда .

Примечание: 
Статья 129 Уголовного Уложения от 1903 года предусматривала уголовную ответственность за публичное распространение сочинений или изображений, возбуждающих бунт или измену, к ниспровержению установленного государственного строя, к неповиновению или противодействию закону или распоряжениям власти, к совершению иных тяжких преступлений. 
Статья 130 – ответственность за непубличное распространение учений и суждений, имеющих цель, как и в предусмотренных статьей 129, случаях.
К сожалению, чем закончилось это дело для Черкасова, неизвестно.

Примечание:
Согласно распространенной версии, принятой ещё советской историографией:
одним из первых революционеров-подпольщиков в Мамадыше был Александр Андреевич Черкасов (1854-1911), прибывший сюда по окончании Казанского университета и прохождения землемерных курсов - на должность землемера-таксатора Мамадышского и Лаишевского уездов. В 1905-1907 годах в партийный кружок, руководимый им, входили Николай Шахматов, Семен Фролов, Павел Ульянов, Александр Неклепаев и другие. Однако в 1907 году по доносу провокатора Черкасов был арестован, посажен в Мамадышскую тюрьму, а затем перепровожден в Казань, откуда этапом направлен в Усть-Сысольск Вологодской губернии под гласный надзор, где 1 ноября 1911 года умер в тюремной больнице... 

Второй рапорт уездного исправника также был основан на докладе пристава 1 стана от 16 марта 1906 года:
на 1 неделе великого поста крестьянин села Малмыжки Владимир Лукоянович Ежов поехал в село Дюсьметьево, входившее до 1920 года в Старо-Кумызанскую волость, проведать обучавшегося в местной 2-х классной школе своего сына Александра, 12 лет. 
Юный отпрыск рассказал отцу, что учитель Яшин Николай Николаевич ведет среди учеников посторонние разговоры «про политические дела и графа Толстого». Так, на уроках истории Яшин говорил, что «граф Толстой, известный писатель и христианин, постоянно постится, мяса не ест, стоит за крестьян. Крестьяне очень бедные, их государство разорило. Но поднялись люди и, следуя учению Толстого, выступили за свободу крестьян. Скоро всё изменится к лучшему. Будет народное управление. А то наш Государь сумасшедший и не может управлять страной. За правое дело крестьян стою и я, чему и вас учу. Только никому об этом не говорите. За нами постоянно следят полицейские чины и жандармы». 
Кроме этого, по словам Ежова-младшего, Яшин давал читать ученикам книжки вредного содержания: «Государственные налоги России», где крестьянам советуют не платить их, и «Да придет Царствие твоё», где советуется ждать Царствия в виде народного правления.
Наслушавшись Яшина, начитавшись данных им книг, ученики в своей общежительной комнате вели секретные разговоры и кричали: «Долой самодержавие!».
Ежов-старший тут же потребовал исключить сына из зараженной революционными взглядами школы.
Рассказанное подтвердили ученики: сын священника малмыжской церкви Виктор Николаевич Николаев и сын урядника этого же села Василий Максимович Кириллов.
Священник Николаев даже написал письмо заведующему школой – старшему учителю Л.П. Ронгинскому, спросив, правда ли это. Последний, боясь, что школу закроют, ответил, что слышал «стороной» и посоветовал пока молчать.
Тут следует отметить, что ученики во 2 классе Дюсьметьевской школы были великовозрастные, до 20 лет от роду. По окончании они имели право стать учителями в других сельских школах, поэтому шум произошел сильный.
В ходе дознания стало известно, что Яшин оказался близким знакомым небезызвестного писаря Шарова: когда того арестовали, учитель сбежал сначала в деревню Тавели, оттуда – в Мамадыш. Вернулся в Дюсьметьево, только узнав, что полицейские по делу Шарова им не заинтересовались.
В отношении Яшина возбудили уголовное дело по статьям 103 и 129 Уголовного Уложения. 

Примечание: 
Статья 103 Уголовного Уложения от 1903 года предусматривала уголовную ответственность за оскорбление царствующего императора, императрицы, наследника престола, угроза их особе, надругательство над их изображением с целью возбуждения неуважения к их особе, атакже распространение оскорбительных для их достоинства сочинений и изображений. 

За его расследование 27 марта 1906 года взялся судебный следователь 1 судебного участка Мамадышского уезда, направив его в суд, но… 
16 июня 1907 года уголовное дело по обвинению Яшина Казанской судебной палатой было прекращено.
Однако, когда 20 июня 1907 года Яшин обратился к уездному исправнику за свидетельством о благонадежности для поступления в высшее учебное заведение, ему в этом, на основании указания губернатора, было отказано .


Дело о проживающем в г. Мамадыше агенте земского страхования Черкасове, обвиняемом в распространении среди населения противоправительственных изданий (фонд 1, опись 4, дело 2358 НА РТ)
Дело о вредном направлении учителя Дюсьметьевской Мамадышского уезда 2 классной школы Н.Н. Яшина (фонд 1, опись 4, дело 2376 НА РТ)

Мост в с. Малмыжка, 1963 год, тот самый, за который выпили бочку вина..