Рейтинг@Mail.ru
Уважаемый пользователь! Ваш браузер не поддерживает JavaScript.Чтобы использовать все возможности сайта, выберите другой браузер или включите JavaScript и Cookies в настройках этого браузера
Регистрация Вход
Войти в ДЕМО режиме

Коль угощают — и воду пей. (башкирская)

Повесть о разорении Рязани Батыем.

Назад

 

Вступление.

«Повесть о разорении Рязани Батыем» представляет собой свод рязанских повестей, тесно между собой связанных и в то же время почти самостоятельных: легендарного рассказа о местной святыне, иконе Николы Заразского (в настоящем издании мы его опускаем); рассказа о нашествии полчищ Батыя на Рязань; похвалы роду рязанских князей. В «Повести» широко использованы устные предания, восходящие к рассказам свидетелей и участников событий, ее автору, по всей вероятности, были также известны и летописные повести о монголо-татарском нашествии, заимствовал он для своего повествования и явно эпический по происхождению рассказ о героическом подвиге Евпатия Коловрата. Вероятнее всего, «Повесть» возникла в конце XIII в., но постепенно дополнялась и изменялась. До нас «Повесть» дошла в списках не ранее XVI в. Издаем ее по списку XVI в. ГБЛ, Волоколамское собрание, № 526.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

1

Золотая орда и зависевшие от нее владения, в совокупности именовавшиеся улусом Джучи, как известно, не имели своих летописей — по крайней мере они до нас не дошли, архивы их — если они существовали — безвозвратно погибли, и от всех ханских канцелярий сохранилось только несколько грамот в подлиннике или в русском переводе. Монеты и памятники материальной культуры являются, конечно, историческими источниками большой важности, но они могут осветить только некоторые стороны жизни этого огромного государства — государства кочевников, хотя и включавшего в свой состав многие области с оседлым населением, городами и областями старой культуры. Недостаток письменных источников, происходящих из самой Золотой орды, в значительной мере восполняется данными источников, происходящих из стран, подчинявшихся Золотой орде или находившихся с ней в сношениях дружественных или враждебных. Таких источников очень много. Это прежде всего источники русские, затем западноевропейские — на языках польском, венгерском и латинском, византийские — на языке греческом, восточные — на языках армянском, грузинском, арабском, персидском, турецком, чагатайском, монгольском, китайском и др. Понятно, что все эти источники чрезвычайно односторонни. Их авторов и составителей мало интересовала внутренняя жизнь Золотой орды, они записывали прежде всего то, что касалось их собственной страны. Так, русские летописи фиксируют прежде всего походы ханов на Русь, поездки русских князей в орду; они довольно хорошо осведомлены о том, что делалось в Сарае, но очень мало знают о событиях в Крыму, на Северном Кавказе, в Сибири и на Сыр-дарье. Источники арабские интересуются Золотой ордой прежде всего как союзницей Египта в борьбе с монгольскими владетелями Ирана — Хулагидами. Они лучше знают Крым, Азов, хуже — Сарай и почти не знают восточной части улуса Джучи. Источники персидские, с этой точки зрения, делятся на две группы. Более ранние, составленные в Западном Иране, знают Золотую орду прежде всего как врага, с которым постоянно идут бои на Кавказе — в Азербайджане и Дагестане. Более поздние, связанные с Восточным Ираном и Средней Азией, следят за зависевшей от Золотой орды [4] Белой ордой 1 с центром в Сыгнаке и Сауране на Сыр-дарье, на территории современного Казахстана; только через нее они видят то, что делается в самой Золотой орде. И те и другие мало знают о делах Руси, Крыма и Поволжья. Во всех этих группах источников, конечно, есть и данные о внутренней жизни Золотой орды, но их сравнительно мало и историку приходится вылавливать их из массы материала.

Понятно, какие трудности для историков создает такое многообразие источников. Навряд ли может найтись историк, который мог бы в подлиннике изучить и русские, и западные, и восточные источники — примерно на 12 языках. Отсюда возникла необходимость в издании переводов всех этих источников, прежде всего источников восточных, как наименее доступных исследователям. Только при наличии таких переводов будет возможно составление настоящей научной истории Золотой орды, как и истории многих народов Советского Союза в период монгольского владычества, когда одни из них входили в состав Золотой орды, а другие зависели от нее. Отсутствием таких переводов, может быть, и объясняется то, что хотя уже прошло более ста лет с тех пор, как Российская Академия Наук в 1826 г. объявила конкурс на составление труда по истории Золотой орды, но и до сих пор мы не имеем ни одной работы, удовлетворяющей хотя бы выставленным тогда требованиям. 2

Институт востоковедения Академии Наук СССР частично выполняет долг советского востоковедения — дать переводы восточных источников по Золотой орде, выпуская в свет II том начатого более 60 лет тому назад В. Г. Тизенгаузеном "Сборника материалов, относящихся к истории Золотой орды". Пожелание о скорейшем выпуске этого тома уже было высказано в печати. 3 Мы надеемся, что в дальнейшем нам удастся переиздать с накопившимися за истекшее полустолетие поправками и дополнениями давно ставший библиографической редкостью I том "Сборника", а также, в виде приложения к нему или в виде отдельного III тома, извлечения из турецких источников и из некоторых персидских сочинений, не вошедших в настоящий том.

2

Переводы отдельных восточных источников, содержащих сведения о Золотой орде, на западноевропейских и русском языках стали появляться с начала XIX в., отдельные отрывки из них находятся уже в трудах европейских ориенталистов XVIII в. Так, китайские источники по истории монголов — наименее, пожалуй, важные для Золотой орды, но очень ценные для других частей Монгольской империи — [5] переводились Иакинфом Бичуриным и Бретшнейдером; 4 более важные для Золотой орды армянские источники переводились на русский язык К. П. Паткановым и Н. О. Эминым, 5 на французский Броссе и Дюлорье. 6 Ни китайские, ни армянские источники этими переводами не исчерпаны, и нахождение новых данных возможно и тут. Однако главными источниками по истории Золотой орды являются, конечно, не китайские и армянские, а, на ряду с русскими, арабские и персидские. Почти до конца XIX в. на западноевропейские языки — латинский, французский и немецкий — были переведены только немногие, главным образом позднейшие, арабские и персидские исторические сочинения; на русский язык (И. Н. Березиным) — только некоторые части труда Рашид-ад-дина. Недостаток переводов отчасти восполнялся трудами Хаммера 7 и Д'Оссона 8 по истории Монгольской империи, представлявшими собой, в основном, пересказ арабских и персидских источников — пересказ более точный у Д'Оссона, с большим числом ошибок у Хаммера.

Попытка издать свод арабских, персидских и турецких источников по истории Золотой орды была предпринята в конце 70-х годов прошлого века крупным русским востоковедом XIX в. Владимиром Густавовичем Тизенгаузеном.

В. Г. Тизенгаузен родился в Нарве в 1825 г., окончил в 1848 г. Петербургский университет, в котором находился под влиянием знаменитого Сенковского (барона Брамбеуса). Несмотря на свой баронский титул, В. Г. Тизенгаузен не имел никакого состояния и после окончания университета в течение 12 лет был вынужден, чтобы содержать себя и семью, служить письмоводителем, а затем столоначальником в разных учреждениях. Только в 1861 г. ему удалось поступить на службу в незадолго до того учрежденную Археологическую комиссию, в которой он прослужил почти до самой смерти, последовавшей в 1902 г. И здесь он был вынужден заниматься в первые годы главным образом канцелярской и административной работой; позже он был занят многочисленными раскопками греческих городов и скифских курганов на территории Украины и Северного Кавказа — Востоком Археологическая комиссия очень мало интересовалась. Только незначительную часть времени В. Г. Тизенгаузен мог посвящать востоковедению, в котором он, однако, оставил немалый след. Главные его труды посвящены восточной нумизматике; они, особенно "Монеты восточного халифата" (СПб., 1873), и теперь еще являются главными пособиями при изучении одного из важных видов исторических источников — монет. Из-за всегда стесненного [6] материального положения В. Г. Тизенгаузен мог выполнять крупные работы только при материальной поддержке со стороны ученых обществ или "меценатов", и почти все его работы написаны на соискание какой-нибудь премии, которую они, обычно, и получали. 9

Огромный труд по собиранию восточных сведений о Золотой орде — он был рассчитан на 4 тома — был предпринят В. Г. Тизенгаузеном на личные средства графа С. Г. Строганова, любителя археологии и председателя Археологической комиссии. Благодаря помощи Строганова он в 1880 г. смог совершить путешествие по Европе специально для извлечения из рукописных собраний сведений о Золотой орде. Результатом этого путешествия и работ над рукописями петербургских собраний явился изданный на средства того же Строганова, хотя и после его смерти (он умер в 1882 г.), "Сборник материалов, относящихся к истории Золотой орды, т. I, извлечения из сочинений арабских". СПб., 1884. Тогда же В. Г. Тизенгаузеном были сделаны выписки из сочинений на персидском языке, которые он обрабатывал в последующие годы, но так и не успел издать. Это, может быть, объяснялось тем, что после смерти Строганова некому было финансировать работу по истории Золотой орды.

3

В 1908 г. бумаги В. Г. Тизенгаузена были переданы его дочерью Ю. В. Тизенгаузен в Азиатский музей Академии Наук, куда еще в 1902 г. перешла большая часть его библиотеки. Теперь, как и все собрания Азиатского музея, они находятся в рукописном отделе Института востоковедения Академии Наук СССР; в дополнение к ранее переданным Ю. В. Тизенгаузен в 1938 г. передала Институту еще некоторые сохранившиеся у нее бумаги, оказавшиеся весьма полезными при редактировании настоящего тома.

Вопрос об издании незаконченных работ Тизенгаузена возник сразу же после его смерти, 10 но издана была — Я. И. Смирновым и К. А. Иностранцевым — только одна: "Материалы для библиографии мусульманской археологии" (ЗВО, XVI, 1904, стр. 079-0145, 0213-0416). Вопрос об издании II тома "Сборника материалов, относящихся к истории Золотой орды", был поставлен перед Академией Наук уже при передаче бумаг, но лицо, которому эта работа была тогда поручена, не справилось с ней; в 1911 г. эта работа была поручена одному из редакторов настоящего тома, А. А. Ромаскевичу, но, по независевшим от него обстоятельствам, не была тогда закончена.

Различные части оставшихся после В. Г. Тизенгаузена персидских материалов по истории Золотой орды были им в разной степени обработаны. Одни, как извлечения из сочинений Джузджани, Джувейни и Рашид-ад-дина, были им обработаны, переведены, снабжены примечаниями и введениями, хотя начисто отделаны не были. Другие, как извлечения из сочинений Вассафа, Хамдаллаха Казвини, Шереф-ад-дина Иезди, Абд-ар-раззака Самарканди, Мирхонда и др., были им начерно [7] переведены, для третьих — извлечений из "Тарих-и-Шейх Увейс", "Шеджерет ал-атрак", сочинений Низам-ад-дина Шами, Хафиз-и-Абру, Хайдера Рази, Гаффари и др. — им были сделаны только выписки из рукописей и некоторые заметки для введений.

При редактировании настоящего тома, в соответствии с тем принципом, который принял сам В. Г. Тизенгаузен для первого тома "Сборника", нами было решено исключить большую часть повторений, получившихся вследствие того, что позднейшие авторы использовали сочинения предшествующих. Таким образом нами были вовсе исключены извлечения из сочинений Фасиха Хафи (сост. в 1441 г.), Мирхонда (ум. 1498), Хондемира (ум. 1535), Маc'уда Кухистани (сост. ок. 1540-1551 гг.), Яхьи Казвини (ум. 1555), Муслих-ад-дина Лари (ум. 1572), Будака Казвини (сост. ок. 1576 г.), "Тарих-и-альфи" (сост. ок. 1591 г.), Мухаммеда Бака (сост. в 1677 г.), "Тарих-и-кипчак-хани" (сост. в 1721 г.). Не включены также выписки из сочинений Бейзави (сост. в 1276 г.) и Мухаммеда Шебангараи (сост. в 1342 г.); оба эти сочинения не являются для монгольской эпохи компиляциями, но даваемые ими сведения о Золотой орде крайне незначительны и не добавляют ничего к тому, что мы знаем из других источников. Кроме того, из сочинений Абд-ар-раззака Самарканди, "Введения" к "Зафар-намэ" Шереф-ад-дина Йезди и "Шеджерет ал-атрак" включены только те отрывки, которые не заимствованы из переведенных нами других источников; остальное же исключено. Этот принцип исключения повторений не мог быть проведен до конца, так как при этом возникала опасность вместе с повторениями потерять и существенные детали.

При расположении материала мы придерживались, как это сделано а в I томе, хронологической последовательности составления сочинений; поэтому, если в позднейших сочинениях оказывались сведения о более ранних событиях, они все-таки попали в конец тома. По соображениям удобства извлечения из "Муизза" были уже самим В. Г. Тизенгаузеном помещены в примечания и дополнения к переводу из более раннего автора, Рашид-ад-дина, а часть сведений "Анонима Искендера" помещена нами в примечаниях к переводу из более позднего — Шереф-ад-дина Йезди.

Особое место в бумагах В. Г. Тизенгаузена занимает полная копия сочинения "Дастур ал-катиб фи та'йин ал-маратиб" Мухаммеда ибн Хиндушаха Нахичевани, составленного в северо-западном Иране около 759-760 (=1357-1358) гг. при династии Джелаиридов (1336-1411). Это сочинение представляет собой руководство по написанию официальных документов и образцы последних. Джелаириды полностью следовали формам, употреблявшимся при Хулагидах — монгольских ханах Ирана — и это сочинение дает богатейший материал для изучения социального строя и административной системы Ирана при монголах. Так как административная система во всех монгольских государствах имела много общего, то это сочинение может быть использовано для объяснения, по аналогии, многих явлений из жизни Золотой орды; поэтому уже Хаммер 11 привел из него ряд извлечений в крайне неточных переводах. [8] В. Г. Тизенгаузен полностью переписал венскую рукопись этого сочинения и частично выписал разночтения по рукописям лейденской и парижской; некоторая часть документов была им переведена. Мы не решились включить это сочинение, целиком или частью, в настоящий том. Прежде всего для правильного понимания документов, написанных чрезвычайно трудным языком, необходимо изучение всего сочинения в целом, что потребовало бы очень много времени и задержало бы выпуск тома. Затем навряд ли допустимо включение в сборник по истории Золотой орды материалов, относящихся к Ирану. Мы, однако, надеемся, что сочинение Мухаммеда ибн Хиндушаха, важное, между прочим, для истории Азербайджана, будет полностью издано в Советском Союзе в ближайшие годы. 12

К выпискам из ряда сочинений нами были добавлены отдельные места и отрывки, пропущенные Тизенгаузеном. Кроме того, нами были включены в "Сборник" отрывки из продолжения "Тарих-и-гузиде", составленного самим автором Хамдаллахом Казвини (выписки из продолжения, составленного его сыном, Зейн-ад-дином, были сделаны Тизенгаузеном) и из продолжения того же сочинения, составленного Махмудом Кутуби; оба они являются первоисточниками для ряда последующих авторов. Включены также извлечения из так называемого "Анонима Искендера", сохранившего нам другую, не иранскую, а среднеазиатскую» историческую традицию и сообщающего много ценных данных, отсутствующих в других иранских источниках; достоверность их во многих случаях подтверждается сравнением с данными русских летописей. Понятно, что и теперь издаваемые материалы далеко не полны. Желательно было бы прежде всего использовать сочинения Кашани (см. ниже, стр. 139), Хафиз-и-Абру (см. ниже, стр. 104) и "Зафар-намэ" Хамдаллаха Казвини (см. ниже, стр. 90).

Далее, ряд интересных данных должен находиться в сочинениях историков Малой Азии XIII-XV вв., писавших на персидском языке, в особенности в сочинении Аксараи 13 и большой истории Ибн Биби; нам была доступна только краткая редакция последнего сочинения, отрывок из которой помещен ниже.

За сорок лет, истекшие с тех пор, как В. Г. Тизенгаузен оставил работу над "Сборником", были изданы многие тексты, которыми он пользовался в рукописях. Это дало нам возможность сократить до минимума издание персидских текстов, и они занимают в настоящем томе гораздо менее места, чем в первом. 14 Однако и при наличии изданий, не всегда критических, остается иногда необходимость обращаться к рукописям. В таких случаях мы, кроме рукописей, использованных Тизенгаузеном, привлекали и лучшие рукописи ленинградских собраний, поступившие после его смерти или бывшие ему неизвестными. Нами использованы рукописи собраний Института востоковедения Академии Наук, Ленинградского Государственного университета и Государственной Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, а также рукопись труда [9] Рашид-ад-дина, принадлежащая Государственной Публичной библиотеке Узбекской ССР в Ташкенте. Существенные варианты, оказавшиеся в рукописях, отмечены в подстрочных примечаниях.

В. Г. Тизенгаузен снабдил примечаниями только переводы трех старейших авторов — Джузджани, Джувейни и Рашид-ад-дина; эти примечания, однако, в значительной мере устарели и были нами переработаны. Ко всем остальным переводам примечаний им сделано не было, все они принадлежат редакции. Полное комментирование переводов не входило в задачи издания; для облегчения пользования переводами в указателях терминов и географических названий даны краткие пояснения во всех тех случаях, когда для этого не требовалось специальных изысканий; в указателе имен собственных даны года правления ханов и других владетелей, поскольку они могли быть установлены.

В. Г. Тизенгаузеном были составлены вводные статьи к части текстов, но теперь, через сорок лет, они совершенно устарели. За это время открыто много неизвестных тогда сочинений, изданы многие тексты, находившиеся тогда в рукописях, выяснены взаимоотношения многих источников. Это заставило нас отказаться от издания уже составленных В. Г. Тизенгаузеном введений и составить их все заново, используя имеющиеся в его бумагах материалы. При этом особое внимание мы обращали на источники, которыми пользовался каждый автор и которые обусловливают достоверность его известий.

Переводы В. Г. Тизенгаузена, оставшиеся в черновом виде, нами во многих случаях исправлены без особых оговорок; стиль его исправлялся нами только в тех случаях, когда устарелые обороты были бы непонятны современным читателям. Как и сам В. Г. Тизенгаузен, мы опускаем в переводах стихи, не относящиеся к делу, цветистые описания и наборы эпитетов, заменяя их словами (цвет), многоточиями отмечаются пропуски мест, не имеющих отношения к нашей теме. Одной звездочкой (*) обозначено начало фразы, которая в примечании, по другому варианту, переведена иначе. Вопросительные знаки в скобках поставлены в тех случаях, когда мы не уверены в точности перевода или чтения имени. В круглые скобки заключены слова, вставленные при переводе для большей ясности последнего.

Транскрипция, принятая В. Г. Тизенгаузеном, теперь совершенно неупотребительна, и мы должны были отказаться от нее в пользу более обычной в наше время; к знакам русского алфавита добавлены, во избежание смешения различных имен, три знака для согласных: к (***), г (***.) b[ (*** и **). Особые трудности при передаче тюркских и монгольских имен, написанных арабским алфавитом, создаются тем, что в арабской письменности 1) чрезвычайно легко смешиваются совершенно различные согласные, например б, т, н, й и др. и, как правило, совсем не отличаются согласные п от б, ч от дж. и к от г; 2) не отличаются совсем гласные о, oe, уe от у, ы от и, а от аe и т. д., а зачастую гласные не выражаются вовсе. Вследствие этого установление действительного произношения собственных имен и географических названий оказывается крайне затруднительным, а нередко и вовсе невозможным; в ряде случаев наша передача собственных имен, не встречающихся ни в каких других источниках, кроме персидских и арабских, совершенно условна. Кроме того, передача тюркских и монгольских имен в персидских текстах вариирует в зависимости от диалекта, через который эти имена попали к автору; поэтому в текстах можно встретить написания Бату и Батуй, Берка и Берке, Кутлу и Кутлуг, Мамак и Мамай, Мунке, Менгу и [10] Мунгу (произносилось, очевидно, Монке и Монгу), Токтамыш, Тохтамыш и Токтамыш и т. п. Такие варианты представляют иногда интерес для историков и поэтому нами в большинстве случаев сохранены; читатель . найдет отождествление подобных вариантов в указателе.

Социальные, административные и тому подобные термины — монгольские, тюркские и арабские — или оставляются без перевода, или даются в круглых скобках рядом с переводом; пояснения к ним даются в указателе терминов. Следует иметь в виду, что многие термины, особенно арабские и персидские, в самой Золотой орде, вероятно, не употреблялись, и они являются только переводами соответствующих тюркских или монгольских слов: например слово "эмир" заменяет монгольское "ноян" = "нойон" и тюркское "бек" = "бий".

4

Русские, арабские и персидские источники, как уже указывалось выше, составляют три основные группы источников по истории Золотой орды, количественно и качественно далеко превосходящие все остальные — китайские и монгольские, армянские и грузинские, византийские и западноевропейские. Совместное изучение этих трех групп, взаимная проверка их сведений, как правило, независимых друг от друга, 15 позволит, можно надеяться, исследователям теперь, после опубликования настоящего тома, выяснить основные факты истории Золотой орды. Конечно, полностью заменить источники, которые происходили бы из самой Золотой орды, они не смогут, но историку в изучении внутренней истории Золотой орды отчасти поможет богатый археологический материал.

Для первого похода монголов на Восточную Европу — похода Джебе и Субадая — персидские источники не дают почти ничего нового. Джувейни и следующий ему Вассаф говорят о нем очень мало, Рашид-ад-дин здесь следует Ибн ал-Асиру, рассказ которого приведен в I томе "Сборника". Но уже по отношению к походу Бату персидские источники, прежде всего Рашид-ад-дин, дают гораздо больше арабских и очень много добавляют к данным русских летописей и западноевропейских хроник. Кроме описания действий на Руси, в Польше и Венгрии, о которых говорят и другие источники, персидские авторы упоминают о действиях монголов в Поволжье, борьбе с кипчаками — половцами, асами — предками осетин, о действиях на территории Северного Кавказа и Дагестана, в других источниках совсем не отраженных.

Для периода относительного единства Золотой орды, до гибели Бердибека (1359), только персидские источники дают связное изложение политической истории Золотой орды; ни русские, ни арабские источники, не говоря уже о прочих, такого изложения не дают. Сопоставление всех трех групп источников позволяет точно установить последовательность и годы правления ханов 16 и позволяет выяснить ход первых [11] внутренних войн в Золотой орде — Тохты с Ногаем в 1297 и следующих годах и после смерти Тохты в 1312 г. Персидские источники приводят много деталей, важных для понимания отношений между иранскими монголами и Золотой ордой. Запутанные и на первый взгляд малоинтересные перечисления членов ханского рода, которые дает тот же Рашид-ад-дин, помогают ориентироваться в огромном числе "царевичей", упоминаемых в источниках; беглые упоминания об отдельных событиях в этих перечислениях показывают нам существование в Золотой орде ряда уделов, о которых более нигде нет речи.

Из "Анонима Искендера", — источника для истории Золотой орды, использованного, и то в незначительной степени, только В. В. Бартольдом, — мы узнаем многое о роли в жизни Золотой орды биев — в арабскоперсидской передаче эмиров — действительных обладателей власти при большинстве ханов. О некоторых из них, например о Кутлуг-Тимуре при Узбеке, знают и арабские источники; о других, вроде Тоглу-бая или Тоглу-бия при Джанибеке и Бердибеке, знают только русские летописи и "Аноним Искендера".

Гораздо меньше, чем для политической истории, дают персидские источники для изучения экономики и социального строя Золотой орды. Эти стороны ее истории вообще чрезвычайно плохо отражены в источниках. Однако среди арабских сочинений есть такие, как сочинения Омари и Ибн Батуты, дающие географические описания Золотой орды, как все географические тексты, чрезвычайно важные для экономической истории. 17 Среди персидских источников есть только одно географическое сочинение — Хафиз-и-Абру, ничего не дающее для Золотой орды. Тщательный анализ попутных сообщений персидских историков о торговле, скотоводстве, земледелии и рыболовстве, конечно, даст кое-что для понимания экономической истории Золотой орды, но все-таки этот материал чрезвычайно скуден. То же относится и к данным по социальному строю; имеющаяся в персидских источниках социальная терминология, дающая кое-что для этого, относится по большей части к восточным районам улуса Джучи, территории современного Казахстана.

Как уже сказано выше, сведения персидских авторов о западной части Золотой орды — Украине, Крыме, Поволжье — относительно бедны, хотя и здесь можно найти многие данные, отсутствующие в других источниках. Более важны данные настоящего тома для истории народов Северного Кавказа — асов (осетин), ногаев, 18 черкесов, народов Дагестана; данных этих немного, но они единственные, в других источниках нет почти ничего.

Небесполезен будет настоящий том и для историков Азербайджана. Последний не входил в состав Золотой орды, но из-за его территории шли постоянные споры и войны между Джучидами и Хулагидами, отразившиеся в источниках. Однако наиболее, пожалуй, важны сведения настоящего тома о восточной части улуса Джучи. Уже для эпохи расцвета Золотой орды мы только из персидских источников узнаем об отношениях между Золотой ордой и государством потомков Чагатая [12] и Угедея в Средней Азии, о владениях потомков Орды на Сыр-дарье и Семиречье, на территории современного Казахстана — обо всем этом и арабские и русские источники дают чрезвычайно туманные представления. Так, например, только из персидских источников можно установить, где в действительности лежали владения потомков Орды. Арабские писатели помещают их в Газне и Бамиане, на территории современного Афганистана. В действительности эти места сначала принадлежали дому Чагатая, а позже потомкам Хулагу. 19 Особенное значение имеют данные по истории восточной части улуса Джучи в середине и конце XIV в., когда Урусу, а затем Тохтамышу удалось завоевать и западную часть улуса — собственно Золотую орду — и на непродолжительное время создать относительное единое государство; о ходе этих событий, приведших в конце концов к окончательному распаду Золотой орды, мы узнаем только из русских и персидских источников, причем они видят их с разных сторон. Подробно описываются знаменитые походы Тимура на Золотую орду, также сыгравшие значительную роль в ее падении.

Данные по истории Золотой орды в эпоху ее окончательного распада в XV в., как известно, чрезвычайно скудны. Арабские источники для этого периода не дают почти ничего и единственными доступными были до сих пор источники русские. Между тем этот период чрезвычайно важен — это время, когда сформировались народы татарский, казахский и узбекский. Персидские источники дают здесь немного, но гораздо более, чем арабские; они позволяют во многом уточнить и дополнить сведения русских источников.

Итак, настоящий том немало нового даст для истории многих народов Советского Союза: русских, украинцев, татар, чувашей, азербайджанцев, осетин, черкесов, дагестанцев, ногаев, казахов и узбеков.


 

К настоящему тому приложены указатели терминов и непереведенных слов, личных имен, географических, племенных и родовых названий, облегчающие пользование "Сборником". Указатели составлены А. П. Чернаенко, справки о значении терминов и местоположении географических пунктов составлены С. Л. Волиным.

Перевод всех текстов, не переведенных В. Г. Тизенгаузеном, принадлежит С. Л. Волину, ему же принадлежат введения к переводам всех текстов; им же произведено сравнение текстов с рукописями ленинградских собраний и отредактированы примечания. При редактировании тома были учтены замечания, сделанные П. П. Ивановым, А. И. Пономаревым и А. Ю. Якубовским и некоторые указания Н. Н. Поппе.

Несомненно, что и теперь в наших переводах и примечаниях можно найти ряд ошибок и упущений, и мы просим всех, заметивших их, сообщить Институту востоковедения, чтобы мы могли исправить их при переиздании I тома "Сборника" или при издании III тома.

 

В год 6745 (1237). В двенадцатый год по перенесении чудотворного образа Николина из Корсуни. Пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской. И прислал послов непутевых на Рязань 1 к великому князю Юрию Ингоревичу Рязанскому 2, требуя у него десятой доли во всем: во князьях, и во всяких людях, и в остальном. И услышал великий князь Юрий Ингоревич Рязанский о нашествии безбожного царя Батыя, и тотчас послал в город Владимир к благоверному великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому 3, прося у него помощи против безбожного царя Батыя или чтобы сам на него пошел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимирский и сам не пошел, и помощи не послал, задумав один сразиться с Батыем. И услышал великий князь Юрий Ингоревич Рязанский, что нет ему помощи от великого князя Георгия Всеволодовича Владимирского, и тотчас послал за братьями своими: за князем Давыдом Ингоревичем Муромским, и за князем Глебом Ингоревичем Коломенским, и за князем Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским 4, и за другими князьями. И стали совет держать — как утолить нечестивца дарами. И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского 5 к безбожному царю Батыю с дарами и мольбами [107] великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую землю, И пришел князь Федор Юрьевич на реку на Воронеж к царю Батыю, и принес ему дары, и молил царя, чтобы не воевал Рязанской земли. Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю. Но хвалился-грозился повоевать всю Русскую землю. И стал просить у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе. И некто из вельмож рязанских по зависти донес безбожному царю Батыю, что есть у князя Федора Юрьевича Рязанского княгиня из царского рода и что всех прекраснее она красотой телесною. Царь Батый лукав был и немилостив в неверии своем, распалился в похоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». Благоверный же князь Федор Юрьевич Рязанский посмеялся и ответил царю: «Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь». Безбожный царь Батый разъярился и оскорбился и тотчас повелел убить благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его велел бросить на растерзание зверям и птицам, и других князей и воинов лучших поубивал.

Но один из пестунов князя Федора Юрьевича, по имени Апоница, уцелел и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина; и увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его. И поспешил к благоверной княгине Евпраксии, и рассказал ей, как нечестивый царь Батый убил благоверного князя Федора Юрьевича.

Благоверная же княгиня Евпраксия стояла в то время в превысоком тереме своем и держала любимое чадо свое — князя Ивана Федоровича, и как услышала она эти смертоносные слова, исполненные горести, бросилась она из превысокого терема своего с сыном своим князем Иваном прямо на землю и разбилась до смерти. И услышал великий князь Юрий Ингоревич об убиении безбожным царем возлюбленного сына своего, блаженного князя Федора, и других князей и что перебито много лучших людей, и стал плакать о них с великой княгиней 6 и с другими княгинями и с братией своей. И плакал город весь много времени. И едва отдохнул князь от великого того плача и рыдания, стал собирать воинство свое и расставлять полки. И увидел [108] князь великий Юрий Ингоревич братию свою, и бояр своих, и воевод, храбро и мужественно скачущих, воздел руки к небу и сказал со слезами: «Избавь нас, боже, от врагов наших. И от подымающихся на нас освободи нас, и сокрой нас от сборища нечестивых и от множества творящих беззаконие. Да будет путь им темен и скользок». И сказал братии своей: «О государи мби и братия, если из рук господних благое приняли, то и злое не потерпим ли?! Лучше нам смертью жизнь вечную добыть, нежели во власти поганых быть. Вот я, брат ваш, раньше вас выпью чашу смертную за святые божий церкви, и за веру христианскую, и за отчину отца нашего великого князя Ингваря Святославича 7». И пошел в церковь Успения пресвятой владычицы богородицы. И плакал много перед образом пречистой богородицы, и молился великому чудотворцу Николе и сродникам своим Борису и Глебу. И дал последнее целование великой княгине Агриппине Ростиславовне, и принял благословение от епископа и всех священнослужителей. И пошли против нечестивого царя Батыя, и встретили его около границ рязанских. И напали на него, и стали биться с ним крепко и мужественно, и была сеча зла и ужасна. Много сильных полков Батыевых пало. И увидел царь Батый, что сила рязанская бьется крепко и мужественно, и испугался. Но против гнева божия кто постоит! Батыевы же силы велики были и непреоборимы; один рязанец бился с тысячей, а два — с десятью тысячами. И увидел князь великий, что убит брат его, князь Давыд Ингоревич, и воскликнул: «О братия моя милая! Князь Давыд, брат наш, наперед нас чашу испил, а мы ли сей чаши не изопьем!» И пересели с коня на конь и начали биться упорно. Через многие сильные полки Батыевы проезжали насквозь, храбро и мужественно сражаясь, так что все полки татарские подивились крепости и мужеству рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские. Здесь убит был благоверный великий князь Юрий Ингоревич, брат его князь Давыд Ингоревич Муромский, брат его князь Глеб Ингоревич Коломенский, брат их Всеволод Пронский, и многие князья местные, и воеводы крепкие, и воинство: удальцы и резвецы рязанские. Все равно умерли и единую чашу смертную испили. Ни один из них не повернул назад, но все вместе полегли мертвые. Все это навел бог грехов ради наших. [109]

А князя Олега Ингоревича захватили еле живого. Царь же, увидев многие свои полки побитыми, стал сильно скорбеть и ужасаться, видя множество убитых из своих войск татарских. И стал воевать Рязанскую землю, веля убивать, рубить и жечь без милости. И град Пронск, и град Бел 8, и Ижеславец 9 разорил до основания и всех людей побил без милосердия. И текла кровь христианская, как река обильная, грехов ради наших.

И увидел царь Батый Олега Ингоревича, столь красивого и храброго, изнемогающего от тяжких ран, и хотел уврачевать его от тяжких ран, и к своей вере склонить. Но князь Олег Ингоревич укорил царя Батыя и назвал его безбожным и врагом христианства. Окаянный же Батый дохнул огнем от мерзкого сердца своего и тотчас повелел Олега ножами рассечь на части. И был он второй страстотерпец Стефан 10, принял венец страдания от всемилостивого бога и испил чашу смертную вместе со всею своею братьею.

И стал воевать царь Батый окаянный Рязанскую землю, и пошел ко граду Рязани. И осадил град, и бились пять дней неотступно. Батыево войско переменялось, а горожане бессменно бились. И многих горожан убили, а иных ранили, а иные от великих трудов изнемогли. А в шестой день спозаранку пошли поганые на город — одни с огнями, другие с пороками, а третьи с бесчисленными лестницами — и взяли град Рязань месяца декабря в двадцать первый день. И пришли в церковь соборную пресвятой Богородицы, и великую княгиню Агриппину, мать великого князя, со снохами и прочими княгинями посекли мечами, а епископа и священников огню предали — во святой церкви пожгли, и иные многие от оружия пали. И в городе многих людей, и жен, и детей мечами посекли. А других в реке потопили, а священников и иноков без остатка посекли, и весь град пожгли, и всю красоту прославленную, и богатство рязанское, и сродников их — князей киевских и черниговских — захватили. И храмы божий разорили и во святых алтарях много крови пролили. И не осталось в городе ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего — ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши. [110]

И увидел безбожный царь Батый страшное пролитие крови христианской, и еще больше разъярился и ожесточился, и пошел на город Суздаль и на Владимир, собираясь Русскую землю пленить, и веру христианскую искоренить, и церкви божий до основания разорить.

И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварем Ингоревичем 11, и услышал о нашествии зловерного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и увидел ее опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разоренный, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распаляясь в сердце своем. И собрал небольшую дружину — тысячу семьсот человек, которых бог сохранил вне города. И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сек ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали. Евпатий же, насквозь проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно. И ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам царь устрашился.

И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших от великих ран. И привели их к царю Батыю. Царь Батый стал их спрашивать: «Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите?» Они же отвечали: «Веры мы христианской, слуги великого князя Юрия Ингоревича Рязанского, а от полка мы Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря Ингоревича Рязанского тебя, сильного царя, почествовать, и с честью проводить, и честь тебе воздать. Да не дивись, царь, что не успеваем наливать чаш на великую силу — рать татарскую». Царь же подивился ответу их мудрому. И послал шурича 12 своего Хостоврула на Евпатия, а с ним сильные полки татарские. Хостоврул же похвалился перед царем, обещал привести к царю Евпатия живого. И обступили [111] Евпатия сильные полки татарские, стремясь его взять живым. И съехался Хостоврул с Евпатием. Евпатий же был исполин силою и рассек Хостоврула на-полы до седла. И стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил, одних пополам рассекал, а других до седла разрубал. И возбоялись татары, видя, какой Евпатий крепкий исполин. И навели на него множество пороков, и стали бить по нему из бесчисленных пороков, и едва убили его. И принесли тело его к царю Батыю. Царь же Батый послал за мурзами, и князьями, и санчакбеями 13, и стали все дивиться храбрости, и крепости, и мужеству воинства рязанского. И сказали они царю: «Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, и отцы наши не рассказывали нам. Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и мужественно, на конях разъезжая, бьются — один с тысячею, а два — со тьмою. Ни один из них не съедет живым с побоища». И сказал царь Батый, глядя на тело Евпатьево: «О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своею дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил, и много полков разбил. Если бы такой вот служил у меня, — держал бы его у самого сердца своего». И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружины, которых захватили в битве. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им. Князь Ингварь Ингоревич был в то время в Чернигове, у брата своего князя Михаила Всеволодовича Черниговского 14, сохранен богом от злого того отступника и врага христианского. И пришел из Чернигова в землю Рязанскую, в свою отчину, и увидел ее пусту, и услышал, что братья его все убиты нечестивым законопреступным царем Батыем, и пришел во град Рязань, и увидел город разоренным, а мать свою, и снох своих, и сродников своих, и многое множество людей лежащих мертвыми, город разорен и церкви пожжены, и все узорочье из казны черниговской и рязанской взято. Увидел князь Ингварь Ингоревич великую последнюю погибель за грехи наши и жалостно воскричал, как труба, созывающая на рать, как сладкий орган звучащий. И от великого того крика и вопля страшного пал на землю, как мертвый. И едва отлили его и отходили на ветру. И с трудом ожила душа его в нем. [112]

Кто не восплачется о такой погибели, кто не возрыдает о стольких людях народа православного, кто не пожалеет стольких убитых великих государей, кто не застонет от такого пленения?

Разбирая трупы убитых, князь Ингварь Ингоревич нашел тело матери своей, великой княгини Агриппины Ростиславовны, и узнал снох своих, и призвал попов из сел, которых бог сохранил, и похоронил матерь свою и снох своих с плачем великим вместо псалмов и песнопений церковных: сильно кричал и рыдал. И похоронил остальные тела мертвых, и очистил город, и освятил. И собралось малое число людей, и немного утешил их. И плакал беспрестанно, поминая матерь свою, и братию свою, и род свой, и все узорочье рязанское 15, без времени погибшее. Все то случилось по грехам нашим. Был город Рязань, и земля была Рязанская, и исчезло богатство ее, и отошла слава ее, и нельзя было увидеть в ней никаких благ ее — только дым и пепел; и церкви все погорели, а великая церковь внутри изгорела и почернела. И не только этот город пленен был, но и иные многие. Не стало в городе ни пения, ни звона; вместо радости — плач непрестанный.

И пошел князь Ингварь Ингоревич туда, где побиты были нечестивым царем Батыем братья его: великий князь Юрий Ингоревич Рязанский, брат его князь Давыд Ингоревич, брат его Всеволод Ингоревич, и многие князья местные, и бояре, и воеводы, и все воинство, и удальцы, и резвецы, узорочье рязанское. Лежали они все на земле опустошенной, на траве ковыле, снегом и льдом померзнувшие, никем не блюдомые. Звери тела их поели, и множество птиц их растерзало. Все лежали, все вместе умерли, единую чашу испили смертную. И увидел князь Ингварь Ингоревич великое множество мертвых тел лежащих, и воскричал горько громким голосом, как труба звучащая, и бил себя в грудь руками, и падал на землю. Слезы его из очей как поток текли, и говорил он жалостно: «О милая моя братия и воинство! Как уснули вы, жизни мои драгоценные? Меня одного оставили в такой погибели! Почему не умер я раньше вас? И куда скрылись вы из очей моих, и куда ушли вы, сокровища жизни моей? Почему ничего не промолвите мне, брату вашему, цветы прекрасные, сады мои несозрелые? Уже не подарите сладость душе моей! Почему, государи мои, [113] не посмотрите вы на меня, брата вашего, и не поговорите со мною? Ужели забыли меня, брата вашего, от единого отца рожденного и от единой утробы матери нашей — великой княгини Агриппины Ростиславовны, и единою грудью многоплодного сада вскормленного? На кого оставили вы меня, брата своего? Солнце мое дорогое, рано заходящее, месяц мой красный! скоро погибли вы, звезды восточные; зачем же закатились вы так рано? Лежите вы на земле пустой, никем не охраняемые; чести-славы ни от кого не получаете вы!

Помрачилась слава ваша. Где сила ваша? Над многими землями государями были вы, а ныне лежите на земле пустой, лица ваши потемнели от тления. О милая моя братия и дружина ласковая, уже не повеселюся с вами! Светочи мои ясные, зачем потускнели вы? Не много порадовался с вами! Если услышит бог молитву вашу, то помолитесь обо мне, брате вашем, чтобы умер я вместе с вами. Уже ведь за веселием плач и слезы пришли ко мне, а за утехой и радостью сетование и скорбь явились мне! Почему не прежде вас умер, чтобы не видеть смерти вашей, а своей погибели? Слышите ли вы горестные слова мои, жалостно звучащие? О земля, о земля! о дубравы! Поплачьте со мною! Как опишу и как назову день тот, в который погибло столько государей и многое узорочье рязанское — удальцы храбрые? Ни один из них не вернулся, но все равно умерли, единую чашу смертную испили. От горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются, взор темнеет, сила изнемогает».

Было тогда много тоски, и скорби, и слез, и вздохов, и страха, и трепета от всех тех напастей, нашедших на нас. И воздел руки к небу великий князь Ингварь Ингоревич, и воззвал со слезами, говоря: «Господи боже мой, на тебя уповал, спаси меня и от всех гонящих избавь меня. Пречистая владычица, матерь Христа, бога нашего, не оставь меня в годину печали моей. Великие страстотерпцы и сродники наши Борис и Глеб, будьте мне, грешному, помощниками в битвах. О братия мои и воинство, помогите мне во святых ваших молитвах на врагов наших — на агарян и внуков рода Измаила».

И стал разбирать князь Ингварь Ингоревич тела мертвых, и взял тела братьев своих — великого князя Юрия Ингоревича, и князя Давыда Ингоревича Муромского, и князя Глеба Ингоревича Коломенского, и [114] других князей местных — своих сродников, и многих бояр, и воевод, и ближних, знаемых ему, и принес их во град Рязань, и похоронил их с честью, а тела других тут же на пустой земле собрал и надгробное отпевание совершил. И, похоронив так, пошел князь Ингварь Ингоревич ко граду Пронску, и собрал рассеченные части тела брата своего благоверного и христолюбивого князя Олега Ингоревича, и повелел нести их во град Рязань, а честную главу его сам князь великий Ингварь Ингоревич до града понес, и целовал ее любезно, и положил его с великим князем Юрием Ингоревичем в одном гробу. А братьев своих, князя Давыда Ингоревича да князя Глеба Ингоревича, положил в одном гробу близ могилы тех. Потом пошел князь Ингварь Ингоревич на реку на Воронеж, где убит был князь Федор Юрьевич Рязанский, и взял тело честное его, и плакал над ним долгое время. И принес в область его к иконе великого чудотворца Николы Корсунского, и похоронил его вместе с благоверной княгиней Евпраксией и сыном их князем Иваном Федоровичем Постником во едином месте. И поставил над ними кресты каменные. И по той причине зовется великого чудотворца Николы икона Заразекой, что благоверная княгиня Евпракеия с сыном своим князем Иваном сама себя на том месте «зарaзила» (разбила).

Те государи из рода Владимира Святославича — отца Бориса и Глеба, внуки великого князя Святослава Ольговича Черниговского 16. Были они родом христолюбивы, братолюбивы, лицом прекрасны, очами светлы, взором грозны, сверх меры храбры, сердцем легки, к боярам ласковы, к приезжим приветливы, к церквам прилежны, на пирование скоры, до государских потех охочи, ратному делу искусны, и перед братией своей и перед послами величавы. Мужественный ум имели, в правде-истине пребывали, чистоту душевную и телесную без порока соблюдали. Отрасль они святого корени и богом насажденного сада цветы прекрасные! Воспитаны были в благочестии и во всяческом наставлении духовном. От самых пеленок бога возлюбили. О церквах божиих усердно пеклись, пустых бесед не творили, злонравных людей отвращались, с добрыми только беседовали, и божественные писания всегда с умилением слушали. Врагам в сражениях страшными [115] являлись, многих супостатов, поднимавшихся на них, побеждали и во всех странах имена свои прославили. К греческим царям великую любовь имели и дары от них многие принимали. А в браке целомудренно жили, помышляя о своем спасении. С чистой совестью, и крепостью, и разумом держали свое земное царство, и к небесному приближаясь. Плоти своей не угождали, соблюдая тело свое после брака непричастным греху. Государев сан держали, а к постам и молитвам были прилежны и кресты на груди своей носили. И честь и славу от всего мира принимали, а святые дни святого поста честно хранили и во все святые посты причащались святых пречистых и бессмертных тайн. И многие труды и победы по правой вере показали. А с погаными половцами часто бились за святые церкви и православную веру. А отчину свою от врагов безленостно оберегали. И милостыню неоскудную давали и ласкою своей многих из неверных царей, детей их и братьев к себе привлекали и к вере истинной обращали.

Благоверный князь Ингварь Ингоревич, названный во святом крещении Козьмой, сел на столе отца своего великого князя Ингоря Святославича. И обновил землю Рязанскую, и церкви поставил, и монастыри построил, и пришельцев утешил, и людей собрал. И была радость христианам, которых избавил бог рукою своею крепкою от безбожного и зловерного царя Батыя. А господина Михаила Всеволодовича Пронского 17 посадил на отца его отчине.

(пер. Д. С. Лихачева)
Текст воспроизведен по изданию: Воинские повести Древней Руси. Л. Лениздат. 1985


Комментарии:

 

1. Старая Рязань находилась на крутом берегу Оки верстах в четырех от устья р. Прони. Нынешняя Рязань — другой древний город, известный первоначально под именем Переяславля Рязанского, стал стольным городом Рязанского княжества в середине XIV в.

2. Юрий Игоревич стал рязанским князем в 1220 г.

3. Великий князь владимирский Георгий (Юрий) Всеволодович. Погиб в битве с войсками Батыя на р. Сити.

4. По летописи, Всеволод Пронский погиб значительно раньше — в 1208 г.

5. В летописях ни он, ни его жена Евпраксия, ни сын Иван Постник не упоминаются.

6. Мать Юрия Ингоревича, Агриппина Ростиславовна. В летописи о ней ничего не говорится.

7. Кто такой Ингварь (Игорь) Святославич — неясно.

8. Белгород в Рязанской земле, ныне Белгородище, после нашествия Батыя не возродился.

9. В летописях не упоминается и после нашествия Батыя не возродился.

10. Первомученик Стефан, побитый камнями за отстаивание христианской веры.

11. Так как ниже говорится, что Ингварь оплакивает свою мать Агриппину Ростиславовну, то из этого можно заключить, что он брат Юрия Ингоревича. Но об этом Ингваре ИнГоревиче известно, что он умер еще в начале 20-х гг. XIII в. Поэтому предполагают, что это сын Юрьева брата Ингваря. ...

12. Шурич — по-видимому, сын шурина.

13. Военачальники.

14. Великий князь черниговский Михаил. В 1246 г. был убит вместе со своим боярином Феодором в Золотой Орде по приказу хана Батыя.

15. Здесь имеются в виду воины.

16. На самом деле рязанские князья — потомки Владимира I через его правнука Ярослава Святославича.

17. Михайло Всеволодович Пронский в летописи известен только один — сын Всеволода Глебовича Пронского, но он погиб в 1217 г.


Яндекс.Метрика
© 2015-2024 pomnirod.ru
Кольцо генеалогических сайтов