Центральная власть ставила в далёкие вотчины надёжных наместников, коими могли быть только приближённые русского царя, обладавшие необходимой знатностью и родовитостью и имевшие боевой и хозяйственный опыт, люди сильные, смелые и верные.
В полной мере это можно отнести и к основателю Саратова, князю Григорию Осиповичу Засекину, чей род восходит к династии Рюриковичей. Князь Г.О. Засекин, по прозвищу Зубок, был праправнуком основателя третьей ветви Засекиных — Давыда Ивановича Засекина, который был в 19-м колене потомком самого Рюрика. В середине XVI в. на государевой службе числилось 39 представителей рода Засекиных. Известно, что имели Засекины собственный герб — “щит четырёхчастный с щитком посередине”, на коем изображены были гербы русских княжеств, где обретались Засекины, — Ярославского (чёрный медведь с золотой секирой). Киевского (ангел в сребротканой одежде с мечом и щитом в руке), Смоленского (чёрная пушка на золотом лафете с райской птицей на стволе). Сам Григорий Осипович (рождения примерно 1550 г.) служил на государевой службе в качестве воеводы и стрелецкого головы в разных российских городах и весях, участвовал в Ливонской войне, строил крепости Самару, Царицын, Саратов. Последнее упоминание о нём датируется 1596 г.
Среди воевод левобережного Саратова отмечено также немало представителей княжеских родов. Так, первые три саратовских наместника на луговом берегу были князьями:
У иных воевод значится менее родовитый, но тоже высокий титул — “дворянин московский”. Таковыми были Григорий Никитич Орлов (1626 — 1630, а потом 1639 — 1640 гг.), отличившийся в походе на татар и воровских казаков, Степан Васильевич Чемесов (1630 — 1632 гг.), Григорий Иванович Феофилатьеа (1635 — 1637 гг.). В перечне начальных саратовских людей XVII в. “дворяне московские” регулярно перемежаются с князьями. Среди последних — Иван Большой Фёдорович Шаховский (1637 — 1638 гг.), Фёдор Никитич Барятинский (1649 — 1650 гг.), Алексей Путятин (1664 — 1666 гг.), Фёдор Матвеевич Козловский (1683 г.). Но более всего в перечне стольников — Василий Григорьевич Феофилатьев (1650 — 1652 гг.), Алексей Пантелеевич Чириков (1652 — 1654 гг.), Никита Иванович Головин (1657 — 1658 гг.), Даниил Варфоломеевич Хитрово (1659 — 1660 гг.), Федор Иванович Леонтьев (1662 — 1664, а потом 1672 — 1674 гг.), Иван Васильевич Самарин (1668 — 1670 гг.).
С переносом нашего города на правый берег в 1674 г. традиция сохранилась и правили “на горах” также стольники — Михаил Иванович Глебов (1674 — 1676 гг.), Михаил Фёдорович Ознобишин (1677 г.), Матвей Михайлович Вешняков (1685 г.), Максим Никифорович Кологривов и другие.
С воцарением Петра I ситуация несколько меняется — представители старинных боярских родов подчас уступают место новым царским доверенным лицам — из молодых, толковых, но безродных государевых подданных, давших начало династиям новых российских дворян, прославивших себя приближённостью к великому российскому преобразователю. Таковыми можно считать В. П. Беклемишева (1722 г.), И. А. Казаринова (1754 г.), И. К. Бошняка (1774 г.).
Но причастность старинных боярских и дворянских родов к Саратовскому краю проявляется не только в меняющихся воеводах, комендантах, а потом губернаторах. В царствование Елизаветы и Екатерины II обычной практикой поощрения царских вельмож и сановников, военачальников и государственных деятелей стали “пожалования” земель на не освоенной пока юго-восточной окраине Российского государства — в т.ч. и на территории организованной в 1781 г. Саратовской губернии. Известно, что до 1797 г. земли в её пределах получили — граф Д. А. Зубов 89802 десятины, граф Н. Шереметев 38185 десятин, генерал-поручик П. С. Потёмкин 21070 десятин, граф А. А. Безбородко 18450 десятин, князь А. А. Вяземский 11993 десятины, граф Н. И. Салтыков 10007 десятин, князь А. Б. Куракин 5448 десятин, князь Г. Гагарин 1325 десятин и другие.
“Пожалование” в те времена вовсе не означало “проживание”, так что из представителей названных именитых дворянских родов бывали в нашем крае далеко не все. А с течением времени пожалованная земля, бывало, продавалась, сдавалась в аренду на долгий срок, отходила по наследству дальним родственникам — в силу этого укоренилось в Саратовской губернии не так уж много из упомянутых высокородных отпрысков. К середине и к концу XIX в., однако, старые дворянские гнёзда на правобережной территории, прилегающей к Саратову, имелись в немалом количестве.
К ним можно отнести князей Голицыных. Род этот очень древний и происходит от Наримана (Глеба) князя Пинского, Мозырского, Новгородского, Ладожского, Ореховского и Карельского, второго сына Великого князя Литовского Гедимина (умер в 1348 г.). Один из праправнуков Наримана, боярин князь Иван Васильевич Булгак (умер в 1479 г.) имел сына князя Михаила Ивановича Булгакова, получившего прозвище Голица, которое — по преданию — произошло от привычки князя носить железную перчатку только на одной руке. Род Голицыных кровно связан с Великими князьями московскими из династии Рюриковичей — прадед князя Михаила Голицы князь Юрий Патрикеевич был женат на княжне Анне — дочери Василия I, а это значит, что князь Михаил Голица и Иван Грозный были четвероюродными братьями. Голицыны были также в родстве с домом Романовых.
Генеалогическое древо Голицыных очень разветвлённое, и саратовские Голицыны принадлежат к 3-й линии 3-й ветви князей Голицыных. Основателем этой пинии и ветви можно считать Сергея Борисовича Голицына (1687 — 1758). Его внук, генерал от инфантерии, член Государственного Совета, кавалер ордена Андрея Первозванного Сергей Фёдорович Голицын (1749 — 1810) приобрёл землю в Сердобском уезде Саратовской губернии, на которой в 1795 г. выстроил знаменитую усадьбу Зубриловку — усилиями, в основном, нижних чинов 24-зскадронного Смоленского драгунского полка, пребывавшего на постое в тамошних местах, коим начальником был князь Голицын. Усадьбу сию наследовал его младший сын Фёдор Сергеевич (1781 — 1826), камергер и егермейстер, женатый на Анне Александровне Прозоронской, благодаря чему и сам князь и его отпрыски в просторечии назывались Голицыны-Прозоровские, хотя официально двойную фамилию имел только старший сын Александр Фёдорович (1810 — 1891). В дальнейшем, однако, ветвь Голицыных-Прозоровских затухла, ибо единственный сын Александра Фёдоровича — тоже Александр (1853 — 1914) — детей не имел. Но род саратовских Голицыных продолжался по линии старшего сына устроителя Зубриловки — Григория Сергеевича (1779 — 1848), крестника Екатерины I) и Г. Потёмкина, флигель-адъютанта и тайного советника. Один из его внуков — князь Лев Львович Голицын (1841 — 1918) после военной службы в 1869 г. вышел в отставку и переехал на жительство в Балашовский уезд Саратовской губернии. Избирался в земские гласные, в уездные предводители дворянства, а с 1887 г. три трёхлетия состоял саратовским губернским предводителем дворянства. Был активным членом Саратовской учёной архивной комиссии. Наследники его живы до сих пор, причём все старшие сыновья по этой пинии назывались Львами.
Двоюродный брат Льва Львовича, князь Фёдор Сергеевич Голицын (1850 — 1920) — не путать с его двоюродным дедом, тоже Ф. С. — окончил в 1871 г. С.-Петербургский университет со степенью кандидата естественных наук. Начал службу в Государственной канцелярии. В 1879 г. стал Хвалынским уездным предводителем дворянства, а затем гласным Саратовского уездного земства. На этих должностях он пробыл три трёхлетия, занимаясь одновременно “собиранием данных и документов, касающихся истории, этнографии, народного быта и народных обычаев северной части нашей губернии”. В 1884 г. переехал в Петербург, где служил в министерстве внутренних дел, а затем в министерстве государственных имуществ. В последние перед революцией годы был гофмейстером Высочайшего двора и сенатором 2-го департамента. Несмотря на иногороднее место жительства, активно сотрудничал с Саратовской учёной архивной комиссией, был её основателем. Детей у этого Фёдора Сергеевича не было.
В первой трети XIX в. служил в Саратове представитель другой ветви этого знаменитого рода — князь Александр Борисович Голицын (1792 — 1860), бывший здесь губернатором в 1826 — 1830 гг. Был этот человек “гордонадменный и властолюбивый” и доброй памяти здесь не оставил. К тому же позорно ретировался отсюда в дальние сибирские вотчины, когда узнал о приближении к нашим краям холерной эпидемии, буквально бросив все дела на попечение вице-губернатора. В результате от службы был отрешен и далее жил на доходы со своих имений.
Другой не менее именитый дворянский род, причастный к Саратовскому краю, — это князья Куракины. Происходили они, как и Голицыны, от Великого князя Литовского Гедимина. Правнук последнего Патрикий Александрович был вызван в 1408 г. в Москву на службу к Великому князю Василию Дмитриевичу. Праправнук Патрикия Андрей Иванович Булгаков по прозвищу Курака стал родоначальником рода. В XVI — XVII вв. двенадцать его представителей были боярами. Они занимали видное место в боярской думе, ведая рядом приказов (чаще ссудным), служили в первых городовых и полковых воеводах. Один из Куракиных был воспитателем царя Фёдора Алексеевича. Род этот связан кровно с Рюриковичами, домом Романовых и императорами Священной Римской империи.
В 1700 г. Петр 1 пожаловал село Преображенское на стыке Хопра и Сердобы своему сподвижнику Борису Ивановичу Куракину (1671 — 1727), генерал-майору лейб-гвардии Семёновского полка, впоследствии действительному тайному советнику, своему свояку (женатому на сестре первой жены императора) и потомку Гедимина в 14-м колене. Правнуком сего вельможи был Александр Борисович Куракин (1752 — 1818), канцлер Российских орденов, действительный тайный советник 1-го класса, выпускник Лейденского университета. Был он в разное время сенатором, послом в Вене, послом в Париже. Попечениями Александра Борисовича и была построена в 1790-х гг. роскошная усадьба в родовом сельце Борисоглебское, называемое с тех пор Надеждино. Детей хозяин усадьбы не оставил, и наследовал сию замечательную недвижимость его племянник Борис Алексеевич Куракин (1783 — 1850), действительный статский советник, при Павле I и Александре I губернатор Малороссии, член Государственного Совета. Но Куракины, по нашим данным, в Надеждинской усадьбе если и бывали, то очень редко, и содержалась она усилиями управляющих.
После 1917 г. хозяева усадьбы эмигрировали из России, и стала дворянская собственность собственностью народной, а потому обречённой на неуход, недогляд и медленное разрушение. Род же Куракиных не затух и, судя по всему, благополучно здравствует — последний его представитель Александр Андреевич (родился в 1959 г.) значится в недавно выпущенной 2-й книге “Дворянские роды Российской империи”.
Непосредственное отношение к Саратовской губернии имел старинный княжеский род Баратаевых. Это князья грузинского происхождения. Известно, что в 1724 г. князь Мельхиседек (Михаил) Баратаев выехал в Россию с царевичем Вахтангом Леопольдовичем. Мельхиседек имел 4 сыновей — князей Петра, Ивана, Семёна и Андрея. Волею судьбы расселились они в конце концов по российской провинции. Сам Мельхиседек был саратовским воеводой в 1760 — 1765 гг. Пётр в 1777 — 1789 гг. — симбирским губернатором, Семён в 1789 — 1796 гг. — казанским губернатором в чине генерал-майора. Иван Михайлович Баратаев осел в Саратове и служил здесь в 1804 — 1807 гг. губернским предводителем дворянства, находясь в гражданском чине тайного советника. Тщанием и иждивением Ивана Михайловича была собрана с саратовского дворянства сумма, необходимая на устройство в Саратове земской больницы. О князе И. М. Баратаеве напоминают нам и его сохранившийся дом, выходящий фасадом на нынешнюю улицу Мичурина, недалеко от Комсомольской. Взвоз, ведущий от Волги к баратаевской усадьбе, издавна поэтому и именовался Князевским и, как ни странно, название своё не утратил до сегодняшнего дня.
Связаны с Саратовом и некоторые представители князей Щербатовых. Они являются отраслью черниговских князей, и родоначальником их был, по преданию, князь Василий Андреевич Оболенский, по прозвищу Щербатый, бывший прямым потомком Рюрика в 17-м колене. В XVII в. князья Щербатовы были многочисленными среди московских дворян — стряпчих, стольников и окольничьих — и играли видную роль в приказном и воеводском управлении. В XVIII — XIX вв. они занимали высокие государственные посты. Герб Щербатовых являет собой щит четырёхчастный с малыми гербами княжеств Черниговского и Киевского, а также изображениями чёрного одноглазого коронованного орла с крестом в правой лапе и серебряной крепости с башнями и воротами в чёрном поле. Одним из наиболее известных представителей Щербатовых был князь Алексей Григорьевич, генерал-лейтенант, участник войны 1812 г., а впоследствии член Государственного Совета и московский генерал-губернатор в 1840 — 1845 гг. В 1843 г. за успешную деятельность на посту последнего он был удостоен высшей российской награды — ордена Андрея Первозванного. Непосредственное отношение к Саратову имел сын Алексея Григорьевича — князь Владимир Алексеевич Щербатов (1822 — 1888), служивший саратовским губернатором в 1863 — 1869 гг. Женат был князь на дочери известного саратовского дворянина А. А. Столыпина и проживал в их фамильном особняке на углу Александровской и Крапивной.
А сменил В. А. Щербатова на губернаторском посту представитель другого знатного дворянского рода — князь Сергей Павлович Гагарин (около 1820 — 1870). Гагарины ведут свой род от князей Стародубских, родоначальником которых был Иван Всеволодович, младший сын Великого князя Владимирского Всеволода Большое гнездо. Один из его потомков, князь Михаил Иванович Стародубский-Голибесовский (17-е колено от Рюрика) имел 5 сыновей, из коих трое — Василий, Юрий и Иван имели общее прозвание — Гагара. От них пошли 3 ветви князей Гагариных. Самым заметным представителем младшей ветви (от Ивана) в XIX в. был князь Павел Павлович Гагарин (1789 — 1872), прокурор одного из московских департаментов Сената, государственный деятель, сенатор с 1831 г. При Александре II был членом секретного комитета о крепостном состоянии, представляя в нём интересы консервативной партии. Готовил судебную реформу 1864 г., был председателем Государственного Совета. Его сын Сергей Павлович Гагарин служил в 1860-х гг. архангельским губернатором, а в 1869-м в связи с пошатнувшимся здоровьем был переведён на аналогичную должность в более тёплые края, в Саратов. Увы, здоровье его так и не поправилось, и через 1,5 года князь Сергей Павлович скончался, не успев здесь проявить себя должным образом — как это у него получилось в Архангельской губернии.
На губернаторских должностях в Саратове было ещё несколько представителей очень древних дворянских династий.
В 1879 — 1881 гг. служил здесь Фёдор Иванович Тимирязев (1832 — после 1881). Тимирязевы произошли от князя Ордынского Темир-Гази (Темиряз), который воевал с Литвою в 1374 г. Сын его князь Ибрагим Темирязев принимал участие в походе на Россию в 1408 г. в составе войск Едигея, но затем остался здесь и принял крещение с именем Александр. Потомок его Семён Иванович Тимирязев был провиантмейстером русской армии в 1805 г. и имел сыновей Аркадия Семёновича (тайного советника и сенатора) и Ивана Семёновича (генерал-майора, астраханского военного губернатора в 1834 — 1844 гг., сенатора, действительного статского советника).
От Аркадия затем произошёл Климентий Аркадьевич Тимирязев, ординарный профессор ботаники Петровской земледельческой академии в Москве, а от Ивана — Фёдор Иванович Тимирязев, будущий саратовский вице-губернатор (1877 — 1879 гг.), а потом губернатор (1879 — 1881 гг.). Преуспел Фёдор Иванович здесь на стезе народного образования и здравоохранения, действуя на первом этапе со своим предшественником Михаилом Николаевичем Галкиным-Врасским (1834 — 1916), саратовским губернатором в 1870 — 1879 гг., выходцем из старинного дворянского рода, упоминаемого впервые в русской летописи в 1300 г. в лице воеводы Петра Галки, сражавшегося с поляками. В дальнейшем род разделился на две ветви; польскую, получившую титул графов Ледоховских, и русскую — дворян Галкиных. Они первоначально селились на казацких землях, а затем в Харьковской, Курской, Казанской губерниях. Приставка Врасский пришла к Михаилу Николаевичу от фамилии матери — также потомственной русской дворянки.
Выходцем из древнего дворянского рода был саратовский губернатор князь Борис Борисович Мещерский (1850 — 1904), служивший здесь с 1891 по 1901 гг. Род Мещерских произошёл от Уссейна князя Ширинского, сын которого Бахмет пришёл из Орды на Мещеру и “засел в ней”. Отцом саратовского губернатора был князь Борис Васильевич Мещерский (1818 — 1884), тайный советник и камергер Двора Его Величества, а матерью — княжна Софья Васильевна Оболенская — фамилия эта также хорошо известна в среде российского дворянства.
Продолжая тему саратовских губернаторов, упомянем графа Сергея Сергеевича Татищева (1872 — 1915), который был потомком князя Смоленского Василия Юрьевича Соломерского по прозвищу Тать-Ищ. По преданию, он служил наместником Великого князя Василия Дмитриевича в Новгороде в начале XV столетия. Особенно выдвинулись Татищевы в XVI в., занимая высокие государственные посты (казначей, ясельничий, окольничий), а также будучи городовыми и полковыми воеводами. К этому роду принадлежит и знаменитый русский историк Василий Никитич Татищев (1686 — 1750). Отец саратовского губернатора Сергей Спиридонович Татищев (родился в 1846 г.) был известным публицистом. В молодости служил в консульствах в Рагузе, Афинах, Вене. В 1877 г. добровольно ушёл воевать против турок в Дунайскую армию. В 1881 — 1883 гг. был чиновником особых поручений при министерстве внутренних дел. Выйдя в отставку, сотрудничал в русских и иностранных журналах, вёл в “Русском вестнике” политическое обозрение. Перу его принадлежит немало книг о выдающихся государственных деятелях России. Сын его Сергей Сергеевич сменил на посту саратовского губернатора самого П. А. Столыпина — по протекции последнего. Открывал здесь Сергей Сергеевич университет, трамвайное движение, боролся, как мог, с левым и правым экстремизмом...
Ещё один саратовский губернатор князь Андрей Александрович Ширинский-Шихматов (1872 — после 1918), служивший здесь в 1913 — 1915 гг., выходец из старинного княжеского рода, ведущего начало от беев Ширинских, которые были завоевателями Крыма и находились там до начала XVIII в. “знаменитейшими и сильнейшими из всех”. Один из беев — Кинбар — выехал в Россию при Великом князе Иоанне Васильевиче III и считается родоначальником рода Ширинских.
Жили в Саратове и выходцы из старинного княжеского рода Ухтомских. Основатель рода, отпрыск князей Белозерских, Иван Иванович князь Ухтомский происходил в 17-м колене от самого Рюрика — через Всеволода, сына князя Юрия Долгорукого. Приняли фамилию Ухтомские от Ухтомской волости, что на реке Ухтома, где имел Иван Иванович лесные угодья, сенные покосы да добротный сруб за городьбою из двухсаженных брёвен. Блестящего положения при дворе князья Ухтомские не занимали и во времена укрепления Московского государства выше стольников не поднимались. Но талантливыми и сильными личностями исстари был славен знаменитый род. В битве с татарами под Казанью отличился князь Василий Ухтомский. В смутное время на Витке вёл борьбу с воровскими казаками князь Михаил Ухтомский. Потомок его Дмитрий Васильевич Ухтомский (1717 — 1775) был выдающимся русским архитектором. В созданной им “школе-команде” он руководил обучением 80 юных архитекторов по курсу “архитектуры-цывилис”. Под его опекой выросли такие знаменитости, как Баженов, Казаков, Кокоринов.
Один из наследников его Николай Ухтомский в 1812 г. организовал из своих крепостных отряд, с которым партизанил в Смоленской губернии. Употребив на отряд все свои средства, князь разорился, и последующие поколения Ухтомских были вынуждены жить, как теперь говорят, на трудовые доходы.
Сын Николая Ухтомского Александр был капитаном первого ранга, командовал на Каспии первым судном “Астрахань”. Он составил лоцию Каспия, которая частично используется до сих пор. В Астрахани он женился на дочери небогатого помещика, получившей от отца в приданое небольшое имение в деревне Песчанка Озерской волости Саратовского уезда.
В нём родился князь Александр Александрович Ухтомский (1861 — 1937), будущий мировой судья Саратовского уезда и известный общественный деятель. Совершенно неожиданно он прославился сочувствием к революционным идеалам и всячески способствовал распространению в нашей губернии социал-демократических идей. Имел дом на углу Б. Сергиевской и Введенской (недавно снесённый) и слыл, кроме всего прочего, специалистом по мукомольному делу, имея в родовом имении собственную мельницу. Вызвал неудовольствие властей своей левой ориентацией, был помещён в деревню под надзор, вследствие этого после революции не был репрессирован, служил в отделении “Главмука” и мирно скончался в Саратове, протрудившись почти до 70 лет. Старший сын его Александр был политруком в Красной Армии и погиб в 1941 г., а младший Михаил Александрович (1903 — 1982) работал бухгалтером в “Востокгипрогазе”, скончавшись бездетным.
Связан с Саратовской губернией также дворянский род Ростовцевых. Основателем его был Алексей Ростовцев, живший в конце XVII — начале XVIII вв. Сын его Иван Алексеевич (1730 — 1804) числился санкт-петербургским купцом, коий за особые заслуги в коммерческой и промышленной деятельности был возведён в дворянское звание. Сын Ивана Алексеевича Иван Иванович (1764 — 1807) служил директором училищ в С.-Петербургской губернии в чине коллежского секретаря. У него было пятеро сыновей, в т.ч. Яков Иванович Ростовцев (1803 — 1860), генерал-майор, член Государственного Совета. Сын последнего Николай Яковлевич (родился в 1831 г.) был также генерал-майором, возведённым в графское достоинство, и владел имением в Саратовской губернии, где поселился, выйдя в отставку. Имел он и добротный дом в Саратове на Приютской улице, прекрасно до нынешнего времени сохранившийся, но жили в нём больше его наследники, в т.ч. графиня Вера Николаевна Ростовцева (1873 — 1966), прославившаяся участием в Русско-японской войне 1904 — 1905 гг. в качестве сестры милосердия, за что была награждена полным бантом Георгиевских крестов.
Причастен к нашим “палестинам” и древний дворянский род Норовых. Произошёл он от Василия Норова, что жил во второй половине XV столетия. Сын его Иродион Васильевич, новгородский боярин (в 1473 г.), был переведён Великим князем Иоанном Васильевичем III на поместье в Коломенский уезд в 1485 г. Потомок его Сергей Александрович Норов (1765 — после 1839), человек образованный, в молодости служивший в коллегии иностранных дел, был помещиком, владел селом Ключи Ртищевской волости Сердобского уезда Саратовской губернии. В 1796 — 1799 гг. он служил саратовским губернским предводителем дворянства. Старший сын его Василий Сергеевич Норов (1793 — 1853), окончив Пажеский корпус в Петербурге, служил по военной части— участвовал в войне 1812 г., отличился во многих сражениях в составе лейб-гвардии Егерского полка, награждён 4 орденами и многими медалями, дослужился до чина подполковника, а затем был арестован и сослан как участник движения декабристов, немало огорчив своего сурового отца.
Но явно порадовал последнего младший сын Авраам Сергеевич Норов (1795 — 1869), сделавший блестящую карьеру на ниве ревностного служения Отечеству. Начинал он тоже как военный и уже в 17-летнем возрасте в чине поручика был участником Бородинского сражения (защищал знаменитые “Багратионовы флеши”), был ранен — потерял ногу, долго лечился — 2 года безвыездно жил в родном селении Ключи. Однако продолжил службу и в отставку вышел только в 1823 г. в чине полковника. Был известен в литературных кругах как поэт и переводчик, был знакомым А. С. Пушкина, служил по линии министерства внутренних дел, затем перешёл на службу в министерство народного просвещения и по Высочайшему указу в 1854 — 1858 гг. находился на посту министра —так высоко судьба заносила не так уж много наших земляков. А. С. Норов оставил значительное литературное наследие. Поэт В. П. Вяземский откликнулся на смерть Норова сочувственными строками;
|
В нём и паломник был — сын веры и молитвы, |
Мы рассказали далеко не о всех дворянских родах, причастных к Саратовскому краю. Были здесь и земли, и поместья Нарышкиных, Кочубеев, Воронцовых-Дашковых и других не менее именитых дворян. Но к саратовским вотчинам имели они скорее формальное отношение, особо часто здесь не бывая, а главное — особо не усердствуя на ниве местных забот и проблем, а стало быть, ничем себя особенным в Саратовском крае не проявив. Будем считать, что основные дворянские роды, значимые для Саратова, мы упомянули, как-то обрисовав их корни и фрагментарно проследив их генеалогическое древо вплоть до начала XX в.
“В ряду помещичьих губерний Саратовская, слывшая всегда “степной”, занимала в своё время одно из видных мест. Множество селений её именуется по фамилиям помещиков, основателей или владетелей. Группировка таких селений даёт как бы родословную местного дворянства, служилых людей, наместников, воевод и приказных нашего края”. Многие названия селений, кстати, сохранены до сих пор.
Итак, в губернии были сёла (по алфавиту): Аблязово, Адоевщина, Бахметевка, Бекетовка, Боборыкино, Воронцовка, Вязовка, Голицыне, Грабовка, Долгоруково, Дурасово, Енгалычиновка, Злобовка, Ищейкино, Кологривовка, Колычеве, Куткино, Лапшиновка, Лопуховка, Мещерское, Неёловка, Огарёвка, Песковатка, Ртищево, Сабуровка, Салтыковка, Столыпине, Танеевка, Трубетчино, Усовка, Хватовка, Чадаевка, Шаховское, Шереметево, Юматовка, Юнгеровка, Языковка. Воистину, что ни название, то известное родовитое лицо — князь граф, барон, маршал, генерал. Титулы и воинские звания, а также женские имена и сама местность, где находились поместья, также находили выражение в названии селений и свидетельствовали об их помещичьем “благородном” происхождении: Генеральщина, Графчина, Князевка, Ольгино, Антонино, Марфино, Отрада, Покой, Приют, Находка, Нескучное, Спокойное...
Ещё в XVIII в. получили земли в Саратовской губернии высокопоставленные российские чиновники — граф Зубов, граф Шереметев, генерал-поручик Потёмкин, князь Вяземский, граф Безбородко, князь Гагарин и другие знатные персоны. Шло время, пожалованные наделы дробились, передавались наследникам, продавались, сдавались в аренду — так что к концу XIX — началу XX вв. далеко не все фамилии изначальных владельцев фигурировали в списке саратовских помещиков. И далеко не все поместья процветали, оказавшись в неумелых руках, подвергшись разорению, пожару или придя в запустение по причине обеднения владельцев. Но некоторые из дворянских поместий и их владельцы были подлинной гордостью Саратовской губернии, прославившись либо добрыми делами хозяев усадеб, либо архитектурным совершенством усадебных построек, либо красотой и ухоженностью прилегающего парка и необыкновенными природно-ландшафтными особенностями, либо образцово поставленным хозяйством, а иногда всем вместе взятым. О немногих из них мы расскажем.
История Саратовского края тесно связана с именем дворянина-помещика, сельскохозяйственного предпринимателя, крупного общественного деятеля Николая Павловича Корбутовского. Отец его Павел Николаевич (1828 — 1902) был потомственный дворянин и владел крупными земельными наделами в разных уездах Саратовской губернии, хотя сам жил больше в Саратове. У него было двое сыновей — Сергей и Николай, которым и завещал он всё своё движимое и недвижимое имущество. Похоронен был на кладбище мужского Спасо-Преображенского монастыря.
Николай Павлович Корбутовский родился около 1860 г. Окончил Тверское кавалерийское училище, служил недолго в кавалерийском полку и уволен был в запас в чине корнета. По семейному разделу он получил сравнительно небольшое — около 1500 десятин — имение в селе Злобовка, что в 30 верстах от Саратова близ Балашовского тракта.
Лесистая местность эта на водоразделе рек Волги и Медведицы изобиловала супесчаными почвами, не очень пригодными для высоких урожаев хлебов, что и заставило Н. П. Корбутовского искать свои пути создания высокодоходной сельскохозяйственной экономии. Став скоро процветающим, его имение уже к концу прошлого — началу нынешнего веков было знаменито своим лесопарком со многими ценными и редкими породами деревьев, питомником лесных, культурных плодовых и декоративных деревьев и кустарников, плантациями огородных растений и кормовых трав. В имении велось улучшенное полеводство злаковых на основе передовой агрономической науки того времени с применением совершенных сельскохозяйственных машин, агротехнических приёмов, севооборотов, удобрений и травосеяния. Держал рачительный хозяин большое стадо овец-мериносов, высокоудойных бельгийских арденов.
Еще в 1890 г. начал Николай Павлович выписывать к себе в имение, в том числе из-за рубежа, сеянцы, саженцы и семена различных деревьев и кустарников. И через несколько лет на большой площади вырос у него целый лесопарк, в котором были не только обычные наши дубы, берёзы, клёны, липы и хвойные деревья, но и целая семья заграничных зкзотов-пришельцев: веймутовая сосна из Северной Америки, горная сосна, голубая ель, сибирская лиственница, ясень.
Семена многих выращиваемых Корбутовским древесных и кустарниковых пород продавались, всё больше расходились по российским и зарубежным заказчикам, давали немалый доход. Саженцы раскупались в пределах Саратовской и соседних губерний. Покупателями выступали частные лесовпадепьцы, государственные лесные дачи, городские общества, владельцы крупных имений, где ещё нередко сохранялись образцы лесопаркового искусства. Значительная часть вырученных денег шла на закупки новых растений, расширение дела. Так на юго-восточной окраине Центральной России, на границе степи и лесостепи, а зоне засух и неурожаев, там, где леса имели крайне важное значение для сохранения природы, водного баланса, повышения плодородия почвы и урожайности, была создана база лесного лесопаркового семеноводства и питомник старых и новых лесных культур.
Саратовская губерния была в Поволжье и в Центральной России одной из первых по садоводству. Много садов было в Саратовском уезде и в самом городе и близ города. Далеко шла слава яблок анисовых, багаевского мальта, боровинки, апорта, титовки, бели и других доныне сохранившихся сортов, а также старых, теперь, может быть, и ушедших — таких, как кременщик (для мочки), царский шип, добрый крестьянин. Немало росло в местных садах груш, дуль, сливы, вишен. Знамениты были особенно Хвалынские сады. Настоящие центры садоводства располагались под Царицыном, Камышином, Золотым, Вольском и Сердобском. На саратовских базарах, начиная с Преображенья (Яблочный Спас), яблоки продавались возами. Садоводство в губернии было крупной товаропроизводительной отраслью.
Потому и организовал Н. П. Корбутовский при своём имении школу садоводов, куда принимались дети из окрестных деревень. В школе преподавались собственно садоводство, огородничество, декоративное и общее древоводство. Практические занятия проходили в большом саду, в питомнике плодовых деревьев, в лесопитомнике, на огородных плантациях, в лесу. Дети получали практический опыт посадки, ухода за растениями, борьбы с вредителями и болезнями. Осенью после окончания занятий в городском доме Корбутовского ученики держали испытания перед комиссией, составленной из квалифицированных специалистов Земской опытной станции, городской агрономической службы, высших сельскохозяйственных курсов. Результаты испытания всегда были хорошими — школа выпускала энтузиастов своего дела, любителей природы.
Цветов в старом Саратове на душу населения было значительно больше, чем сейчас. В палисадниках небольших домов по окраинам и во дворах на главных улицах росли петуньи, бархотка, фиалки, душистый табак, львиный зев, астры. Дворовые окна, внутренние стороны заборов заплетались разноцветными вьюнами. Вечерами “дивно пахла резеда”. Окна сплошь были заставлены горшками с цветущей геранью. Была ещё герань пахучая, лепестки которой клали в варенье. Для частных садов и садиков, для многочисленных городских цветочных клумб и домовых палисадников требовалось громадное количество саженцев, черенков, семян.
Участок земли для их выращивания Корбутовский приобрёл в Агафоновском посёлке около 1900 г. Здесь рядом с цветочными плантациями самих купцов Агафоновых он устроил большой питомник и оранжереи — как в Злобовке. Только местность в Агафоновке для этих целей была более благоприятной — южный склон Лысой горы и пес, защищавшие от северных ветров, чернозём, близкие грунтовые воды, родники. Здесь быстрее росло, раньше плодоносило. Выращивались дорогие цветочные сорта — канны (их тогда называли “терральные канны”), георгины, гладиолусы, нарциссы, левкои, розы и, конечно же, — хризантемы.
Настоящее царство цветов от рассады и семян, поставляемых Корбутовским, было в городском саду Липки. Небольшие засаженные цветами полоски тянулись вдоль дорожек, мелкие клумбы располагались по всему саду, но две главные самые большие были разбиты в той части, которая была обращена к театру Очкина и стоящему с ним рядом дому Корбутовского (ныне это здание администрации Волжского района). Это место в Липках называлось “английский цветник”.
На соседнем углу Бабушкиного взвоза располагался сад Коммерческого собрания, где также был высажен декоративный кустарник, устроены цветочные клумбы и травяные газоны. Сюда Корбутовский поставлял семена газонных трав. Широко применялась газонная трава под названием кох, росшая большими кустистыми шарами до 30 сантиметров в диаметре.
Роскошный цветник был в саду Сервье, цветочные клумбы имелись в сквере у Свято-Троицкого собора, около вокзала, в Вакуровском парке, на Полтавской площади и на улицах-бульварах Астраханской, Камышинской, Первой и Второй Садовых, на углу Полицейской и Б. Сергиевской. Содержались они в основном на средства городской управы.
На рубеже XIX — XX вв. на своём старом городском подворье на углу Соборной улицы близ пожарной части построил Николай Павлович новый дом, в котором проявилось много вкуса, благородства, простой неизощрённой красоты — в формах, пропорциях, в сочетании белого и розового цветов отделки, в гармонии с окружающей обстановкой. Большое венецианское стекло соответствовало назначению первого этажа здания, где помещался магазин живых цветов и семян. Здесь продавались черенки и луковицы, которые хранились в обширном подвале дома, справочные пособия, брошюры и учебники, можно было сделать заказ на саженцы. Выращивание цветов, посадочных материалов и высокосортных семян требовало больших вложений сил и средств. Но оно же давало и высокие доходы, которые позволяли Николаю Павловичу быть довольно богатым человеком, постоянно расширять депо. Со временем построил он на Немецкой улице второй магазин в виде красивого деревянного павильона, пристроенного к глухой стене булочной Филиппова, рядом с костёлом.
Большая прибыльность его хозяйства требовала высоких оборотов средств, и потому брал Н. П. Корбутовский кредиты в Саратовском отделении Государственного банка, в архивах которого сохранился документ, приводимый ниже. Это служебное поручение коллежскому регистратору Н. Л. Чижову от управляющего банком:
“Предлагаю Вам, Мипостливый Государь, отправиться с артельщиком отделения банка П. П. Ковальчуком к Николаю Павловичу Корбутовскому для осмотра, проверки и приёма в залог семян травы люцерны, предложенных г. Корбутовским в обеспечение просимой ссуды, о результатах донести”. Деньги свои держал Корбутовский на счетах в старейшем Волжско-Камском банке.
В газете “Саратовский Листок”, журнале “Саратовский садовод”, справочниках, адрес-календарях постоянно размещалась реклама “семенного и цветочного дела Корбутовского”. Писали о нём и в центральных изданиях, трудах общества сельского хозяйства. Знали его и за границей. Неоднократно был он участником различных съездов и выставок, получая на них дипломы и призы.
Корбутовского избирают почётным мировым судьёй и членом судебного присутствия Саратовского уездного и окружного суда и городского съезда мировых судей. С именем Николая Павловича связана и деятельность Общества сельского хозяйства при губернской земской управе, в которой он состоял членом правления, казначеем. В Саратове это общество открылось а 1874 г., но особенно активизировалось после Саратовской земской выставки 1899 г. Общество имело своей целью содействие развитию всех отраслей сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности — в том числе путём распространения передового опыта на основе организации учебных, опытных и образцовых сельскохозяйственных заведений, публичных лекций, издания специальной литературы, организации товариществ народного кредита и т.п.
Большие заслуги имели и общество, и сам Николай Павлович в деле охраны и разведения лесов. Этому в губернии уделялось серьёзное внимание — председателем лесоохранного комитета был сам губернатор, а членами — вице-губернатор, губернский предводитель дворянства и другие высокопоставленные лица.
Николая Павловича Корбутовского последних предреволюционных лет хорошо запомнил саратовский старожил Н. А. Володин-Иванов. Ом рассказывал: “Был он среднего роста, представительной благородной наружности, европейски образованный человек. На добром лице — всегда лёгкая улыбка и усы колечком. Они вообще все добрые были — Корбутовские. Иначе и не могло быть. Там, где цветы, сады, леса, — там и доброта. Помню, что в семнадцатом году было Николаю Павловичу лет этак за пятьдесят. Под воротничком белоснежная рубашка — светлый галстук, концы галстука сколоты булавкой, а на ней крупный аквамарин. Летом ходил он в светлом чесучовом костюме и с тростью — всё преисполнено элегантности. На голове форменный картуз с белым верхом и чёрным лакированным козырьком, на околыше — кокарда, кажется, с гербом Лесной академии, которую, думается, он в своё время закончил. Бывало, едет на своей пролётке, запряжённой тёмно-серым орловским рысаком в голубой попоне и с кучером, и всё время приподнимает картуз, раскланивается со знакомыми. Женат он был на моей дальней родственнице Наталье Николаевне из семьи потомственных дворян Ростовцевых, чьё городское подворье находилось недалеко от особняка Корбутовского. Имели они двух дочерей — Мипентину и Станиславу — назвали их так в память польских предков Корбутовских. Обе дочери окончили институт благородных девиц, прекрасно владели иностранными языками. Младшая Станислава ещё до революции вышла замуж за банковского служащего, а старшая была чахоточной и перед германской войной каждую зиму ездила лечиться в Швейцарию, присылала оттуда чудесные цветные открытки с горными пейзажами и альпийскими домиками на склонах. Какое-нибудь окно было помечено крестиком и приписано “здесь я живу”. Иногда Милентину сопровождала мать Наталья Николаевна. По поручению Николая Павловича привозили они из таких поездок семена, луковицы и черенки, которые покупали в Лозанне, на Ривьере, в Италии, Австро-Венгрии, Германии...
Лето Корбутовские всей семьёй проводили неизменно в своём имении, расположенном в изумительной местности. Дом их был деревянный и стоял в нижней части долины. Была у меня его фотография — одноэтажный, вытянутый в длину дом с большими окнами и весь в тени от стоящих вокруг него больших деревьев и кустов. Неподалёку — барский пруд с купальней и чуть дальше — другой, где в донных и холодных родниковых ключах водилась форель, также завезённая из Швейцарии. Перед домом — цветущий луг, в отдалении в липовой роще — пасека. Жили в окружении простой природы, пили парное молоко, собирали дикую землянику. Вечерами музицировали на фортепиано, принимали гостей.
После Октябрьской революции имение их конфисковали и разграбили, но городской дом ещё некоторое время они продолжали занимать. Потом новые власти потребовали его освободить. Тогда накануне выселения Николай Павлович и застрелился у себя а кабинете. При всей открытости его натуры и бесконечной обращённости к пользе людей побудили его к этому, конечно, не столько материальные потери, сколько разгром любимого дела, сердечная рана, нанесённая ему, его патриотическим представлениям, непризнание его личной нужности. Вдова и дочь покойного нашли пристанище в доме Ростовцевых, жилплощадь и имущество которых не подверглось конфискации, т.к. один из зятей Ростовцевых — Свечин — служил командиром в Красной Армии”.
Во второй половине XVIII в. неподалёку от Балашова существовало дворцовое село Резанов Брод, которое в 1785 г. было пожаловано действительному статскому советнику князю Николаю Александровичу Львову и было переименовано в Бобылёвку. На прилегающих землях были образованы сёла Вязовка, Осиповка, Пущине.
Бобылёвка стала главным вотчинным селом Львовых, здесь выбрали самое красивое место для барской усадьбы — на берегу речки Сухой Карай. В XIX в. наследовал Бобылёаку сын первовладельца князь Александр Николаевич Львов. Он переехал туда из Петербурга на постоянное жительство в начале 1830-х гг., когда имение давно сложилось (оно занимало 15115 десятин), своим чередом шли хозяйственные и торговые дела. В самом начале XIX в. в имении числилось 624 крепостных тягловых мужика, а в 1840-х гг. — 1308 душ мужского пола и 1 256 душ женского.
Для современников и потомков результаты своей деятельности в этой области Александр Николаевич изложил в собственном сочинении “Общий обзор имений моих”.
“Сознание благородной обязанности пещись о благосостоянии вверенных мне Богом крестьян заставляет меня передать моим потомкам мою единственную волю...” — пишет владелец Бобыпёвки. И далее ведёт речь о созданном им для крестьян общественном заемном банке с учреждённым основным капиталом 10000 руб. Банк выдавал ссуды крестьянам под весьма умеренные проценты, оберегая их тем самым от грабительских условий сельских ростовщиков. Князь установил, что капитал банка никоим образом не мог быть изъят будущими владельцами имения или используем для других целей. Заёмный банк для крестьян благополучно существовал более 20 лет вплоть до отмены крепостного права. Со временем он начал давать кредиты на сторону и, получая проценты, увеличивал помощь своим сельчанам.
Чтобы застраховать крестьян от частых неурожаев, в селе Бобылёвка в 1836 г. была учреждена мирская общественная запашка, “для коей из господских полей нарезано земли по 40 десятин сороковой меры в каждом поле, а всего 120 десятин”. Урожай с них собирался и обмолачивался на мирском гумне сообща и поступал в так называемый магазин (каменный амбар), построенный владельцем имения, откуда в голодные годы продавался по умеренной цене. Излишек мирского хлеба разрешалось реализовывать на стороне, “в пользу крестьян” — для уплаты ими подушных и других казённых повинностей.
На свои средства Александр Николаевич закупал семена и ввёл в обиход новинку — посевы картофеля, что послужило важным подспорьем к крестьянскому стопу. “Дабы у крестьян были хорошие крепкие лошади, годные для полевой работы и извоза, куплено на господскую сумму для случки крестьянских кобыл и содержатся на барской конюшне три жеребца. А для улучшения породы крестьянского рогатого скота заведено два быка ордынской породы”.
Из лесной дачи села Пущине князь отводил “две десятины казённой меры господского леса безденежно для поправки крестьянских строений”. Деревянные избы с соломенной крышей часто страдали от пожаров, и Александр Николаевич в своих сёлах практиковал постройку каменных домов. Работал у него и кирпичный завод, туда он нанимал своих же крепостных, а затем продавал кирпич собственным крестьянам по низким ценам. Деревни, таким образом, буквально преображались.
Непосредственно владельцем имения, а также бургомистром и старостами вёлся надзор за поведением и нравственностью оброчных крестьян, которые составляли во владениях князя основное число крепостных. В частности, проверялось, чтобы их поля были хорошо обработаны и своевременно засеяны. Старостам вменялось в обязанность удерживать людей от пьянства, а тех, кто по лености и нерадению хозяйство своё запустили, “тех без дела на базар не отпускать и, не доводя их до совершенного разорения, заблаговременно обращать на господское хлебопашество” (т.е. на барщину).
В Бобылёвке были построены две церкви — деревянная с престолом Казанской иконы Божьей Матери и каменная — весьма оригинальной архитектуры — во имя Святой Троицы. Церковный штат, дома для него и другие службы и строения содержались за счёт помещичьей экономии и “требных плат”.
Священники, кроме внушения прихожанам христианских добродетелей, толковали детям с 1 октября по сырную недолго (на Масленицу) Закон Божий. Две школы в Бобылёвке были построены позднее, а пока грамоте учились лишь немногие у отставных писарей и заштатных пономарей, собираясь “на череду” то в одной, то в другой избе.
3 тысячи десятин земли князь сдавал купцу Мандрыгину под пастбища для гуртов скота, а 6 тысяч десятин “яхотной” (пахотной) и сенокосной земли — оброчным своим крестьянам “на раздробь”, т.е. для деления на мелкие участки.
Оброк не лишал полностью селянина заинтересованности в получении хорошего урожая, но тем не менее существовала и господская запашка в 427 десятин, обрабатываемая барщинными отработками. 112 десятин (26%) составляли пар, 154 десятины засевалось рожью, пшеницей и овсом, 135 — горохом, гречихой, просом, а 5 шло под лён, коноплю, картофель и горчицу. Трёх- и четырёхпольного оборота придерживались и оброчные крестьяне. Средние урожаи для того времени были неплохие: рожь давала сам-десять, пшеница озимая — сам-четыре, пшеница яровая и овёс — сам-пять, гречиха — сам-тринадцать и картофель — сам-десять.
Княжеская усадьба была богатой: главный господский дом был каменный, в два этажа, с оранжереей. При доме имелись конюшня, каретник, многочисленные службы — всё огорожено каменным забором с деревянными решётками и створчатыми воротами. На широком дворе выстланный дёрном круг огорожен перилами и обсажен разного рода кустарником, в середине круга на каменном столбе — солнечные часы.
Через улицу располагалась вотчинная контора, людская, хлебные амбары, кладовые, скотный двор. Кроме этого, в имении было господское гумно с ригами, хлебный магазин, ветряная мельница, крупорушка, кузница, овчарня шпанских овец, птичий двор, плодовый сад, обширный лес и пчельник.
Ухоженное, содержавшееся в образцовом порядке имение давало высокий годовой доход — 80000 рублей. В 1852 г. князь Александр Николаевич Львов как владелец образцовой экономии был назначен председателем Комитета выставки “сельских произведений” в Москве.
Следующим выдающимся представителем дворянского рода Львовых — владельцев Бобылевки, был внук Александра Николаевича — князь Николай Николаевич Львов.
Он родился в 1867 г. Учился в Швейцарии, затем в 1891 г. закончил курс юридического факультета Московского университета со степенью кандидата прав. Вернувшись а Балашовский уезд, в родовое имение, сразу был избран уездным предводителем дворянства и состоял в этой должности семь лет — с 1893 по 1900 г.
Либеральные взгляды Николая Николаевича, его активная общественная позиция способствуют тому, что в 1898 г., в возрасте всего 31 года, он был избран гласным Саратовского губернского собрания дворянства, а с 1899 по 1903 г. занимал должность председателя Саратовской губернской земской управы.
Был он редактором “Саратовской земской недели”, членом попечительского совета Саратовской женской гимназии (бывшей Ульрих), членом совета Саратовского отделения попечительства императрицы Марии Александровны о слепых, председателем советов Саратовского общества естествоиспытателей и Саратовского общества сельского хозяйства, председателем правлений Галкинского учебно-исправительного приюта и Саратовского общества садоводства, членом знаменитой Саратовской учёной архивной комиссии и председателем её правления в 1901 — 1902 гг.
В это время и позднее он почти не бывает в своём бобылёвском имении, которое по-прежнему отличается доходной постановкой дела под надзором опытного управляющего Ю. И. Крейцера. Дочь этого образованного человека училась в Московской консерватории, где её преподавателем по классу фортепиано был Сергей Васильевич Рахманинов. В 1894 и 1895 гг. Елена и ее родители с ведома владельца имения пригласили Рахманинова на лето в Бобылёвку.
Между тем князь Н. Н. Львов с начала XX в. постепенно становится заметным политическим деятелем.
Принадлежа к числу наиболее активных членов земского движения, он был одним из основателей “Союза освобождения”. В составе депутации 6 июня 1905 г. на аудиенции у НиколаяII он выступил с предложениями относительно расширения политических свобод и улучшения земского самоуправления. Его дела и общественные выступления находили понимание в крестьянской среде, где Николай Николаевич снискал глубокое уважение. В 1905 — 1906 гг. погромы и пожары охватили помещичьи усадьбы в Саратовской губернии. Многие саратовские землевладельцы ходатайствовали перед губернатором “об учреждении стражи” для охраны своих имений. Подают прошения Столыпины, Ростовцевы, Юрьевичи и многие другие. Заводит четырех конных стражников В. Д. Юматов. 50 человек вооружённых казаков нанимает для охраны своих владений В. Д. Нарышкин. А по соседству, в имении Н. Н. Львова, нет ни беспорядков, ни стражи.
В газете “Русские ведомости” (№ 211 за 1905 г.) появляется статья, в которой Николай Николаевич пишет о недопустимости насильственных действий, ратует за цивилизованный мирный путь решения земельного вопроса. Будучи членом ЦК партии кадетов, он в 1906 г. мандатами, главным образом, крестьян избирается депутатом 1-й Государственной думы. Впоследствии он выбирался в 3-ю и 4-ю Государственную думу.
Расширение прав и полномочий земства, организация его работы на пользу всех слоев общества, включая широкие крестьянские массы, развитие и повышение производительности крестьянского двора, равно и помещичьих имений — таковы некоторые из направлений мирного обновления России, которые видел Н. Н. Львов и над которыми он работал в течение 25 лет. Он выдвигал конкретные предложения по улучшению положения крестьян — наделение их землёй за счёт земства, государственных и удельных фондов, массовое переселение на сибирские земли, предоставление льгот и кредитов. Им предусматривалась возможность отчуждения излишков помещичьей земли на основе выкупных платежей.
Стремясь усилить объединительные начала в тогдашнем политически пёстром русском обществе, он выступал одним из организаторов в партии мирного обновления России”.
Во время Первой мировой войны, когда Россия защищала своё положение развивающейся великой державы, свои экономические интересы, И. Н. Львов и созданная им партия “прогрессистов” (в 3-й Государственной думе) входят в думский “Прогрессивный блок”, объединивший 2/3 депутатов. Его программные идеи и практическая деятельность нашли должную оценку широких кругов российских политиков, и в 4-й Государственной думе Николай Николаевич занял почётный пост товарища председателя Думы.
Обстановка 1917 г. после падения монархии, усиление экстремистских тенденций не оставили Н. Н. Львову широкого политического выбора, и он вошёл в руководство Союза помещиков, стремясь тем самым в критический момент истории сохранить традиционное структурное равновесие в российском обществе. После Октябрьского переворота Н. Н. Львов подвергся репрессиям со стороны новой власти. В 1918 г. он вместе с ведущими юристами Саратовской судебной палаты был арестован и томился в заключении на барже, стоявшей посредине Волги. После освобождения Николай Николаевич примкнул к противникам Советской власти. В 1918 — 1920 гг. он работал журналистом в Белой армии, а с ноября 1920 г. находился в эмиграции, где и умер в 1944 г.
Первый из Уваровых, связанных с Саратовом, граф Алексей Алексеевич Уваров (внук знаменитого министра просвещения) родился в Москве, закончил "курс наук” в Московском Императорском университете “со степенью кандидата прав историко-фипологического факультета”. До 1890 г. Алексей Алексеевич служил чиновником особых поручений при Варшавском генерал-губернаторе, куда был определён сразу по окончании в 1884 г. университета. За это время он получил звание камер-юнкера, чин коллежского асессора и орден Св. Станислава 2-й степени — “в воздаяние отлично-усердной службы и особых трудов”.
Был граф крупным землевладельцем — ему принадлежало около 100 тысяч десятин земли в Московской, Пензенской и Саратовской губерниях. По каким причинам — неясно, но в 1891 г. Алексей Алексеевич подал прошение о причислении его и его потомков к саратовскому дворянству, решив поселиться в Саратовской губернии, где у него было свыше 18 тысяч десятин земли близ сёл Черкасское и Камышловка в Вольском уезде.
По преданию село Черкасское в 1767 г. было пожаловано Екатериной II князьям Черкасским, потом перешло к Шереметевым, потом к Разумовским. Дед графа С. С. Уваров получил его, очевидно, в качестве приданого за своей невестой, урождённой Разумовской. Известно, что в 1827 г. он построил в селе храм и усадьбу. По смерти первовладельца село и прилегающие земли перешли сначала к сыну, потом к внуку — графу Алексею Алексеевичу.
Село Черкасское располагалось в живописной холмистой местности, в междуречье Терешки и Алая. В 1899 г. на прилегающих землях графу Уварову принадлежало 7208 десятин различных сельскохозяйственных угодий и 5700 десятин леса. Это был так называемый Черкасский заказник — лес, состоявший из смешанных пород. С давних пор он являл собою прекрасные охотничьи места, где обитали лось, пятнистый олень, кабан, заяц-беляк, барсук, лисы, волки. В ольшаниках и сосняках водились белка, куница, глухарь, тетерева, куропатки.
Хозяйство графа было хорошо поставленным, и особых усилий к его совершенствованию он не прилагал. Но каждое лето проводил в Черкасском, проверял работу своих управляющих, в рессорном шарабане разъезжал по полям и великолепным лесным угодьям, писал свои доклады по земским и городским (а впоследствии и думским) делам, политические статьи, отчёты о деятельности в Государственной думе.
Был Алексей Алексеевич не только помещик, но и активно занимался проблемами города и земскими делами, а потом дорос и до политического деятеля российского масштаба.
И в Саратове граф имел недвижимость — сначала (в конце XIX — начале XX вв.) дом на углу Крапивной и Вольской, возле которого он, один из первых в Саратове, устроил электрическое освещение с приводом динамо-машины от керосинового двигателя, а позже — дом на Царицынской улице, 124 — в квартале между Ильинской и Камышинской.
Три трёхлетия подряд, с 1991 по 1912 г., граф избирался гласным Саратовской городской думы. Устройству земских дел в губернии он отдал более 20 лет.
8 1901 г. после выборов в Городскую думу А. А. Уваров вместе с графом А. Д. Нессельроде входит в училищную комиссию. В то время в Саратове шло интенсивное школьное строительство, которое требовало много денег. И граф становится одновременно членом ещё двух думских комиссий — по городским сборам с заведении трактирного промысла и по сборам с привоза и отвоза товаров. Оценочные сборы от городской недвижимости в размере 1% её стоимости имели большое значение для пополнения бюджета города. Стоимость всего городского имущества по разным оценкам составляла от 20 до 30 миллионов рублей. Упорядочить её — значит дать новые деньги для городской казны. И А. А. Уваров берётся быть председателем городской оценочной комиссии. В 1903 г. в соответствующем докладе им выдвигаются обоснования и предлагается схема расчёта оценки зданий, исходя не только из их площади и этажности, но и качества, кубатуры, затрат на содержание и доходности.
Общественная деятельность того времени была неотделима от забот призрения. А. А. Уваров становится директором Багаевского детского приюта, организованного и содержимого на средства, завещанные купцом Багаевым, — располагался приют в доме на углу М. Сергиевской и Провиантской улиц.
Большое значение для Саратова имела хлебная торговля, она давала большие прибыли — и граф входит в комитет по строительству элеваторов, а также в депутацию по сооружению Астраханской железной дороги, жизненно важной для расширения рынков сбыта саратовской пшеницы.
Кроме того, с момента приезда в Саратовскую губернию граф Уваров занимается рядовой земской работой по обеспечению хозяйственных нужд сельского населения — будучи гласным Губернского земского собрания. В 1903 г. как председатель комиссии по земскому избирательному цензу он представляет Саратовскому губернскому земскому собранию доклад, в котором поднимает главный вопрос земского движения и вносит ряд предложений, направленных на совершенствование избирательной системы в земстве. Им предлагается понизить имущественный ценз для участия в выборах земских собраний, ослабить требования к образовательному цензу, предусмотреть участие в выборах сельских обществ и кредитных поземельных товариществ. Всё это должно было увеличить представительство крестьянства в числе гласных земских собраний. Речь, в сущности, шла об изменении земского избирательного закона во всероссийском масштабе.
В 1907 г. граф делает Земскому собранию второй доклад, формулировки которого доводятся им до уровня проекта закона. Им предлагается учредить волостные земские собрания, а губернские земские собрания избирать из числа уездных гласных. Предлагаются нормы представительства, распределение избираемых кандидатур по уездам пропорционально сумме собираемых земских сборов. Корректируются нормы представительства от землевладельцев, от волостных собраний, от владельцев недвижимости. Предусматривается участие в выборах евреев и женщин по доверенности, оговаривается ряд льгот для крестьян, Всё это должно было снизить процент дворян в земских собраниях и сделать их более представительными.
В том же 1907 г. А. А. Уваров делает этот доклад на очередном земском съезде в Москве, дополнительно включив в него вопросы о роли земских банков и контролирующих органов. Доклад этот явился в определённой степени оппозиционным актом по отношению к государственным властям, что выдвинуло графа в число ведущих общественных и земских деятелей России. И неудивительно, что в 1908 г. А. А. Уварова избрали в состав 3-й Государственной думы. В ней он сначала примкнул к партии “Союз 17 октября” (октябристам), что поддерживала государственное устройство России, декларируемое царским манифестом 1905 г. В Государственную думу граф вошёл по списку от съезда землевладельцев в числе других депутатов от Саратовской губернии, среди которых были А. Ф. Керенский, Н. Н- Львов, адвокат А. М. Масленников и другие известные в губернии деятели. Граф Уваров твердо стоял на позициях левых и умеренных октябристов, поддерживал принцип “думской монархии”. В своей предвыборной кампании он говорил: “Гордясь именем русского, желаю видеть Россию единою, могучею, сильною... Убеждён, что для дальнейшего существования единой могущественной России также необходим царь... ибо без царя как знамени русского единства и могущества не может быть даже понятия России. Клятвенно обещаю: насколько хватит сил и способностей, поддерживать всегда царя, даровавшего нам 17 октября Конституцию”.
По окончании очередной сессии Государственной думы Алексей Алексеевич уезжал на лето в своё Черкасское и там писал отчёты для избирателей. Их можно было получить отпечатанными типографским способом и в Городской думе, и в Губернском земском собрании. Сетуя на отсутствие налаженной связи Думы с народом, депутатов с избирателями, он писал: “Ругайте как хотите, но только отзовитесь”. Эта фраза предваряла стенограммы его выступлений в Государственной думе и комментарии, обоснование собственной позиции, объяснения ситуации в Думе.
В конце полномочий 3-й Государственной думы он выходит из фракции октябристов и становится независимым депутатом. Его постоянные пререкания с лидером октябристов В. И. Гучковым заканчиваются дуэлью, в результате которой граф получил лёгкое ранение. Секундантами графа были саратовцы граф Д. А. Олсуфьев и князь Н. Н. Львов. Гучков впоследствии как зачинщик ссоры был вынужден отсидеть короткий срок в Петропавловской крепости.
После 1912 г. А. А. Уваров примыкает к партии прогрессистов — тогдашнему думскому центру. Несколько лет подряд он входил в комиссию по земской и городской реформам, выступал за умеренные действия по созданию хуторов и отрубов, против насильственного разрушения сельской общины, выдвигал идею организации выселок из 8 — 12 дворов. Активно способствовал принятию закона о свободе совести, предусматривавшего защиту прав старообрядцев. Вместе с остальными саратовскими депутатами энергично осуждал революционный террор, вносил в Думу запрос о саратовском архиерее-фанатике Гермогене и религиозном экстремисте иеромонахе Илиодоре. Постоянно выступая в дискуссиях, оппонируя другим ораторам, он вызвал по отношению к себе острые критические замечания и справа и слева. Вообще, личность графа Уварова вызывала разноречивую реакцию у окружающих. Был Алексей Алексеевич резок в суждениях, не брезговал крепким словцом, а иногда мог учинить скандал и даже драку в общественном месте.
Он был одним из трёх саратовских представителей, которые доросли до общероссийского масштаба — вместе с А, Ф. Керенским и Н. Н. Львовым. К сожалению, судьба А. А. Уварова после революции нам неизвестна...
В конце XVIII в. в России императрицей практиковались широкие и щедрые пожалования саратовских земель вельможам и служилым людям, приближённым к Двору Её Императорского Величества. Именно тогда генерал-майор, флигель-адъютант Екатерины II, князь Сергей Фёдорович Голицын, прославившийся в турецких войнах, написал саратовскому наместнику П. С. Потёмкину: “...В Саратовском наместничестве ныне мода просить земель. Прошу и мне побольше и получше отвести”.
И та земля, которая была отведена, а вернее самолично выбрана князем, являла собой поистине райский уголок. Это было место слияния рек Сердобы и Хопра — поросшие лесом взгорья, плодородные земли, пойменные луга, красивые извивы рек, обилие рыбы, зверья и птиц. Для своей усадьбы князь выбрал место на холме, с которого открывался великолепный вид на речные просторы, царственные дали, благоухающие зеленью и тишиной, — в стороне от шумных дорог и крупных населённых пунктов. Тут, рядом с селом Зубриловка, по предполагаемому проекту итальянского архитектора Джакомо Кваренги и был построен роскошный дворцовый ансамбль, выполненный в духе классицизма. В центре — дворец, сочетание прямоугольных и округлых в плане форм, колоннады, оранжереи, анфилады, ведущие во флигеля-пристройки. В зеркальных окнах отражается водная гладь Хопра. Рядом с дворцом в едином ансамбле — храм-усыпальница, колокольня, часовня, а в ближнем парке — постройки с наигрышем сказочности: детский домик, китайский домик, башня-руина”. Всё вписано в окружающий ландшафт и составляет с ним единое целое.
Сергею Фёдоровичу Голицыну и его супруге Варваре Васильевне, урождённой Энгельгардт, племяннице Г. С. Потёмкина Таврического, были присущи художественный вкус и тонкое восприятие красоты. Во многом их стараниями был создан красивый парковый пейзаж — пруд, отделяющий усадьбу от деревни, плотина, подъездная аллея, центральная поляна, обсаженная по кругу дубами, клёнами, ясенями, широкая дорога в обрамлении лип.
До наших дней (до 1960 г.) сохранялся могучий дуб, согласно преданию подвигнувший Ивана Андреевича Крылова к сочинению басни "Свинья и дуб". Будущий великий баснописец в качестве личного секретаря князя проживал здесь в осенние месяцы 1797 г. и, по собственному выражению, “вдали от шума городского преступил себя”. Многократно и с большим удовольствием гостил в усадьбе Гавриил Романович Державин. Полученные здесь впечатления вылились у него в стихотворные строки:
|
Уже румяна осень носит |
Позднее не раз бывал в этих местах М. Ю. Лермонтов. Посещали усадьбу П. А. Вяземский, И. И. Лажечников, Я. П. Полонский. Уже в более поздние времена утвердилась за усадьбой слава “бриллианта в оправе Фаберже”.
Как мы уже указывали, сын первого владельца князь Фёдор Сергеевич Голицын, ставший с 1810 г. после смерти отца владельцем Зубриловки, был женат на Анне Александровне Прозоровской, последней в своём старинном дворянском роду. Чтобы фамилия эта не исчезла из дворянской среды, разрешено было князю Фёдору Сергеевичу и потомкам его по линии старшего сына именоваться Голицыными-Прозоровскими. Их усилиями, а главным образом заботами самого Фёдора Сергеевича, в усадьбе был создан фактически большой художественно-исторический музей, центральное место в котором занимала коллекция белого ампирного зала, состоявшая из полутора сотен парадных портретов военных персон, придворных вельмож, служилых людей — царских сподвижников от времён Петра I до Александра I. Многие работы были произведениями выдающихся мастеров. Большой круглый зал дворца оживляли ценнейшие скульптуры, барельефы, вазы. К высочайшему художественному уровню относилось и собрание зарубежного фарфора. Обширна была библиотека, насчитывавшая тысячи томов книг и ценнейших исторических документов. Особой достопримечательностью усадьбы была коллекция оружия, одежды и других экспонатов эпохи 1812 г.
В последние годы жизни Фёдор Сергеевич содержал при усадьбе пансион для дворянских детей. русскому, французскому, немецкому языку, пению, танцам и музыке с платой 600 рублей с каждого учащегося.
В конце XIX в. владельцем Зубриловского имения и прилегающих 8300 десятин земли был князь Александр Александрович Голицын-Прозоровский (1853 — 1914). К тому времени полностью сохранялись наружные формы дворца, великолепная внутренняя лепнина и отделка, вся художественно-историческая коллекция, строения и насаждения усадебной территории и парка. В домовой Спасо-Преображенской церкви-усыпальнице были погребены досточтимые княжеские предки, в парке был воздвигнут обелиск в честь н память князя С. Ф. Голицына, основателя усадьбы. Столетние дубы и сосны, “погруженные в дрёму”, хранили покой и молчание, романтические воспоминания старины.
Воспел в красках старинную дворянскую усадьбу, оценил всю её красоту и гармонию выдающийся русский художник Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов, побывавший здесь в 1901 и в последующих годах. В лучших своих картинах “Гобелен”, “Водоём”, “Призраки”, “Прогулка при закате” он запечатлел романтические уголки усадьбы, наполнил их мечтательным призрачным настроением присущего ему мироощущения.
Символическое сочетание двух трагических событий имело место в октябре 1905 г.: умер Виктор Эпьпидифорович, а через несколько дней местными крестьянами был разграблен и сожжён дворец Голицыных-Прозоровских. В огне полностью погиб дом, уникальные художественные и исторические экспонаты, на собрание которых ушло более столетия и сотни тысяч золотых рублей.
Как большое несчастье расценила произошедшее реально и прогрессивно мыслящая передовая Россия. Выдающийся русский художник и дворянин В. В. Верещагин опубликовал статью о “разорённом гнезде”, разумея под ним прежде всего гнездо русской культуры. А ведь ранее кто-то назвал усадьбу в Зубриловке “очаровательной грёзой” XVIII в., оставленной на память веку XX.
Усадьба была обследована специалистами в 1912 и в 1924 гг. Спасены единичные предметы из её коллекций. В конце 1930-х гг. был выполнен примитивный ремонт дворца, в котором затем последовательно размещались дом отдыха, госпиталь, санаторий.
В настоящее время усадьба числится находящейся в состоянии реставрации.
Царь Алексей Михайлович женился на Наталье Кирилловне Нарышкиной, будущей матери Петра I. Брат её Лев Кириллович Нарышкин скоро стал одним из сподвижников молодого государя и первым вельможей Российского государства. В 1691 г. он получил во владение огромные земли на Цне, Вороне, Хопре, Медведице и Елани, а также многочисленное “крещёное имущество”, т.е. крепостных. Одних только “бортных ухожиев” — пасек на его землях было 777. В Саратовском крае получили земли боярин Василий Фёдорович и другие Нарышкины. Они пригоняли сюда своих крепостных из центральной России, образовывали “новоселитвенные сёла”. По пятой ревизии у Нарышкиных на Саратовщине было уже 30 сёл и деревень да более 30 тысяч душ мужского пола.
Крупные пожалования Нарышкиным были и при Екатерине II — согласно её Высочайшему рескрипту 1785 г. При Павле I обер-гофмаршапу Александру Александровичу Нарышкину было помежёвано 2555 тысяч десятин, хутора и слободы. Брат его Лев Александрович, генерал-аншеф и камергер, в более чем десятке деревень имел около 900 дворов.
Двое сыновей последнего Александр Львович и Дмитрий Львович в 1812 г. внесли крупные суммы в Саратовское дворянское собрание на нужды Отечественной войны с Наполеоном. Они часто проживали в своих имениях, главным из которых было село Пады, расположенное в долине (падина, пады) между лесистых холмов, на правом высоком берегу красивой реки Хопра — с живописными окрестностями и множеством богатых сёл и деревень.
Хопёр в те годы был полноводен. Широкими были весенние разливы, особенно в устьях рек Кариана и Вороны. По весенней полой воде вниз на Дон ходили барки с зерном и прочими товарами. Круглый год то в одном, то в другом селе бывали шумные многолюдные ярмарки. Богата река рыбой, водоплавающей птицей, бобрами. Густы леса по поймам и террасам. Тучны степные чернозёмы, зреют на них обильные пшеничные урожаи, стоят буйные травы, волнуются седые ковыли, гуляют табуны и стада, тянутся на север гурты скота. Благодатный край! И немудрено, что именно здесь и облюбовали Нарышкины места для своих владений, а глава рода Лев Кириллович выбрал место для усадьбы и основал около 1730 г. село Пады.
В первой половине XIX в. хозяином усадьбы, а также многих других имений был Александр Львович Нарышкин. Это при нём существовал здесь роскошный дворцовый ансамбль. Одно из главных богато отделанных зданий ансамбля, построенное в 1854 г., сохранилось до сих пор — теперь это корпус санатория. В 1849 г. управляющим имением был вернувшийся из сибирской ссылки декабрист А. П. Беляев, а позднее — Габбе. В те времена на территории усадьбы был заложен великолепный парк, основная часть которого существует и ныне. На территории парка — а это десятин двадцать — растут великолепные экземпляры чёрной сосны, тополя дельтовидного, елей различных элитных пород. Сохранились три богатырских дуба, а раньше, говорят, их было шесть — по числу сыновей у князя Нарышкина.
Громадные имения Нарышкиных с течением времени дробились, делились между наследниками, продавались сторонним лицам, уходили в качестве “венечного приданого” Шуваловым, Шереметевым, Волконским и другим аристократическим фамилиям. В 1861 г. владельцами Падовского имения в 102 тысячи десятин числились несовершеннолетние наследники А. Л. Нарышкина. Позднее определился главный владелец князь Василий Львович Нарышкин.
Ещё в 1870-х гг. на обширной степной территории имения было проведено подробное естественноисторическое исследование и составлено его описание, в котором приведены сведения об источниках водоснабжения, характере растительности и почв, их плодородии, земельных площадях под различными культурами. Приведены данные и о характере и количестве осадков и другие климатические показатели. Описаны приёмы и структура землепользования. Это был пример образцового и передового агрономического хозяйства, грамотно управляемого и поддерживаемого.
В 1905 — 1906 гг. имение пострадало мало. Его охраняла заблаговременно организованная стража из 50 запасных казаков под командованием казачьего офицера. В других хуторах, дачах, отделениях имения, в усадьбе “Раздолье” были созданы отряды вооружённых экономических служащих по 10 — 15 человек. Однако и особых попыток погромов не было. Отчасти это объяснялось историческими причинами — при крепостном праве помещики Нарышкины на своих землях практиковали небольшую неизнурительную барщину отработку, довольствуясь более сбором легкого оброка.
И в 1917 — 1918 гг., когда имение было конфисковано, никаких разрушений и пожаров на его территории отмечено не было. Его милостиво пообтрясли и пообщипали новые власти, оставив жилые и хозяйственные постройки Целыми, кои приспособили впоследствии под различные нужды. Но хозяйского догляда за ними, конечно, уже не было, а посему постепенно усадьба стала рядовым советским санаторием, утратив былое великолепие.
В екатерицинско-павловские времена близкие к “малому” гатчинскому двору будущего императора Павла I и вознесённые им на самые высокие посты в 1796 г. с воцарением на российском престоле были братья Степан, Алексей и Александр Борисовичи Куракины.
Наиболее богатый и известный из них — Александр Борисович родился в 1752 г., был знатным придворным при Екатерине II, но попал в опалу по причине близости к наследнику и длительное время жил в своём саратовском имении в селе Надеждино (бывшее Борисоглебское), расположенном при слиянии рек Сердобы и Хопра.
Здесь князь занялся благоустройством “глуши”, решив выстроить роскошную усадьбу, проект которой, предположительно, подготовил уже знакомый нам автор зубриловского дворца итальянский архитектор Джакомо Кваренги. Главный дворец, ставший средоточием своеобразного Куракинского княжества, был выдающимся произведением архитектуры, а само “княжество” едва ли уступало размерами владениям какого-нибудь германского принца. На сохранившихся до сих пор акватинтах Листера среди лесистых холмов и сочных лугов стоит на живописном берегу и отражается в зеркальной глади Хопра один из лучших дворцовых ансамблей России.
Вот в таком-то дворце жил в 1790-х гг. князь Александр Борисович, будучи хорошо знакомым с постановкой светской службы при дворах Дармштадтского, Веймарского и других герцогств. Князь учредил при своём имении собственный двор, при котором служили главные дворецкие, шталмейстеры, церемониймейстеры. В его штате состояли секретарь, медик, капельмейстер, библиотекарь и множество “любезников без должностей”, ходивших в свите. На всякий день были расписаны придворные церемонии и этикет: в будние дни музыка за столом, по воскресеньям и праздникам — большие выходы, различные забавы — огненные потехи, танцы, игры. В комнатах — многочисленные изображения наследника Павла Петровича, в саду и роще — скульптуры друзей и родственников.
Тщеславный, привыкший “блистать” князь содержал инструментальный (симфонический) оркестр во главе с талантливым дирижёром Р. Поцелуевым, рожечный ансамбль и капеллу под руководством И. Крина, группу артистов, в том числе 8 танцовщиц, с участием которых ставились оперы, балеты, а изредка и драмы.
Александр Борисович предпринял поездку и составил изданное впоследствии “Описание путешествия в 1786 г. князя А. Б. Куракина вниз по Суре от Красноярской до Чирковской пристани”.
Не сторонился он и хозяйственной деятельности — брал на себя крупные казённые поставки зернового спирта со своего винокуренного завода. Его управляющие подписывали докладные, величая себя “Вашего сиятельства всенижайший раб”.
Во время опального пребывания в своей вотчине и в ожидании восстановления своего великосветского положения он и переименовал село Борисоглебское в Надеждино, как бы подчеркнув неугасшую надежду на возвращение в Петербург, что и состоялось сразу после смерти императрицы. При Павле I Куракин стал российским послом в наполеоновской Франции. В Париже блистал нарядами, вельможными манерами и напыщенностью. Даже пряжки его башмаков были отделаны бриллиантами, отчего и сам Александр Борисович был прозван “бриллиантовым князем”. Кстати, во время сильного пожара, случившегося на балу во дворце австрийского посла Шварценберга (по случаю бракосочетания Наполеона с дочерью австрийского императора Марией-Луизой) князь лишился бриллиантов на сумму 70 тысяч франков. В результате пожара погибло 20 человек, а сам князь сильно обгорел, проявив “вежливость” и пропуская к выходу из дворца паникующих дам. Потом князя свалили на пол и “по нему ходили”. Мужественное поведение князя вызвало сочувственную реакцию в аристократических кругах Европы.
Князь не упускал ни единого случая заказать свои портрет у модных художников, как, впрочем, и портреты своих родственников, друзей, сановных знакомых. Вместе с ранее написанными картинами общим числом более двухсот все эти портреты украсили залы его надеждинского дворца.
Перешагнув в XIX в., дослужился Александр Борисович до действительного тайного советника, камергера, вице-канцлера России. Он умер в 1818 г.
Последние 12 лет князь вновь неоднократно уделял внимание своему саратовскому имению, где уже разросся и пребывал в расцвете роскошный парк с прямой как стрела подъездной аллеей. Вообще усадьба князя заслужила многие слова восхищения и современников, и потомков.
В какой-то степени, видимо, восприняв идеи французского просветительства, декларирующего о свободе, равенстве и братстве, князь А. Б. Куракин в начале XIX в. безвозмездно отпустил на волю своих крепостных крестьян. В 1807 г. он издал пространное завещание “Положение князя А. Б. Куракина о заведении после смерти его в вотчине его Надеждине больницы и проч.”. Кроме больницы, в Надеждино были учреждены богадельня и училище. А в 1812 г. князь сделал значительное пожертвование на нужды Отечественной войны — факт этот запечатлен в архивных документах Саратовского благородного собрания.
Во второй половине XIX в. во владение надеждикским имением и дворцом вступил князь Фёдор Алексеевич Куракин (1842 — 1914), который высших государственных постов не занимал, проживая попеременно то в имении, то в своём особняке в Москве у Никитских ворот. Экономия его имела неплохую доходность, в 1900 г. в ней действовала мельница и винокуренный завод. Муки вырабатывалось на 30 тысяч рублей при 30 рабочих. С саратовской землёй Фёдор Алексеевич был ещё связан деятельностью в Саратовской учёной архивной комиссии, членом которой он был с 1887 г. В библиотеке Надеждинского дворца бывшими владельцами было накоплено более 900 томов документов и архивных материалов, относящихся к екатерининским временам. Значительная часть их в 15 томах была издана Фёдором Алексеевичем в конце XIX в. Надеждинский архив сохранился — он служил и до сих пор служит одним из основных первоисточников для изучения исторического прошлого России. Можно только поразиться благородному осознанию своего долга перед историей князей Куракиных, сделавших такие ценные материалы достоянием потомков. Но ни эти заслуги, ни находившаяся во дворце громадная картинная галерея, ни другие культурные ценности не спасли имение от посягательств ослеплённой необразованной толпы, подвигаемой революционными агитаторами под лозунгом “грабь награбленное”. Уже в 1902 г. в имении были поджоги скирд убранного господского хлеба. В 1905 г. лишь своевременно организованная сильная охрана спасла имение от разгрома и пожара. Но куракинские леса пострадали от порубок. А в соседней Огибаловке был убит урядник полицейской охраны.
В 1909 г. значительная часть имения в 16300 десятин была продана Крестьянскому поземельному банку, другая часть позднее куплена купцами Асеевыми.
Затерянные ныне в пензенской глуши останки имения могут вызвать лишь жалость. В более или менее приличном состоянии находятся лишь некоторые участки парка. А всё остальное — захламлённая территория, колония душевнобольных стариков, живущих в ободранных дворцовых флигелях, сам разваливающийся дворец, где в первом этаже помещаются гараж и склады, а второй наполовину забит ржавым кровельным железом, наполовину превращён в громадный туалет, работающий в режиме самопросыхания.
В дореволюционных справочниках и энциклопедических словарях Николая Ивановича Бахметева — гусарского полковника, помещика и мецената, саратовского губернского предводителя дворянства — называли одним словом: композитор.
Родился он в 1807 г. в саратовском имении своего отца Ивана Ивановича Бахметева — внука сенатора елизаветинских времён, генерал-поручика, ведущего свой род от крещёного татарского мурзы Аслан-Бахмета, который состоял на службе у Московского Великого князя Василия II Тёмного. Древний и заслуженный род Бахметевых в начале XIX в. обрёл своего достойного продолжателя на саратовской земле.
Ещё в раннем детстве будущий композитор проявил незаурядные музыкальные способности- К 12 годам под руководством известного скрипача Бема он освоил виртуозное владение скрипкой, исполняя сочинения Роде, Виотти и других композиторов.
Крепостные для заселения имения Бахметевых в своё время были вывезены из Тульской и Симбирской губерний, где хранились богатые песенные традиции. Народные песни, плясовые наигрыши, старинные церковные распевы были постоянно на слуху и служили предметом восприятия и наслаждения для Николая Ивановича не только в детстве, но и в зрелые годы жизни, из которой 20 лет (с 1842 по 1862) он провёл в своей деревне, иногда покидая её для служебных дел в Саратове.
Юношей Николай Иванович учился в Пажеском корпусе в Петербурге, затем служил в гусарском попку и двадцатилетним корнетом участвовал в персидской войне и взятии Нахичевани, был отмечен наградами. Позднее состоял при русском посольстве в Константинополе, где, кстати, организовал первый турецкий симфонический оркестр, в составе которого были дипломаты ряда стран, а сам Николай Иванович исполнял функции капельмейстера. В 1842 г. в чине полковника он вышел в отставку и поселился в своём саратовском имении, в деревне Старой Бахметевке (Воскресенском), что располагалась на берегу реки Медведицы в Аткарском уезде. Из своих крепостных он набрал хор, оркестр и театральную труппу. Ставил оперы, давал концерты, на одном из которых была даже исполнена 9-я симфония Бетховена, произведение сложное.
Здесь же, в Бахметевке, Николай Иванович начал заниматься композиторской деятельностью. Его имение вскоре превратилось в крупный частный культурный центр, а его хозяин становится одним из носителей и созидателей русской культуры XIX в. Всё это снискало Николаю Ивановичу огромный авторитет в среде саратовского дворянства.
Он был потомственным дворянином и крупным помещиком, владея 7500 десятинами земли. И не удивительно, что в 1848 г. он был избран губернским предводителем дворянства и состоял в этой должности не один выборный срок. В этот период он значительную часть времени проводил в Саратове. Очевидно, тогда же он поселился в собственном вновь построенном доме на окраинной улочке Саратова, которая потом и получила название Бахметьевской, популярность Николая Ивановича этому способствовала. Дела по предводительству обязывали Бахметева неотлучно пребывать в здании Благородного собрания на Московской улице. Он председательствовал на заседаниях, вёл приёмы, решал текущие дела по дворянской опеке, институту благородных девиц, работе мировых судов, благотворительности и т.д.
В июне 1851 г., в связи с приближавшимся 25-летием царствования Николая I, он составил и подписал письмо управляющему министерства внутренних дел, кое и приводится ниже как типичный образец принятых в те времена “верноподданнейших” докладов и прошений: “Саратовское благородное дворянство в двадцать второй день августа сего года, когда исполнится первое двадцатипятилетние с того великого и священного для России дня, в который Августейший Монарх наш возложил на себя Императорскую корону и принял Державный скипетр на счастье и славу России, — желало бы чрез избранную из среды себя Депутацию лично повергнуть к священным стопам Его Императорского Величества выражение верноподданнической преданности и того, как глубоко и сильно чувствует Дворянство все милости и блага Августейшего монарха, который мудрыми узаконениями в течение своего славного царствования увеличил права и преимущества благородного сословия.
Представляясь о желании Саратовского дворянства Вашему Высокопревосходительству, я имею честь покорнейше просить представительства Вашего у Его Императорского Величества о всемилостивейшем соизволении на просьбу Саратовских дворян. Вместе с тем имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство дозволить и нам прибыть к Великому торжеству всей России. Саратовский губернский предводитель дворянства”.
В 1861 г. с отменой крепостного права оркестр, хор и театр Бахметева мирно расходятся, а сам он назначается в Петербург директором Императорской певческой школы — должность эту он занимает до 1883 г. Успешному развитию его карьеры, способствуют знатные родственники, служащие при Императорском дворе.
Петербургский период жизни Николая Ивановича совпадает с расцветом его музыкального и композиторского творчества. Всего он сочинил около 120 музыкальных произведений — большинство их написано в последний период жизни. В числе их 47 русских и французских романсов — таких, как “Борода ль, моя бородушка”, “Ты душа моя, красна девица”, “Песнь ямщика”, “Колечко” и др. Им написаны струнный квартет, 13 пьес для скрипки, много камерных произведений. Он автор 32 хоровых духовных сочинений, самым известным из которых и доныне является (и часто исполняется) “Херувимская”. Под редакцией Н. И. Бахметева вышли сборники “годичного обихода” церковной службы — “Ирмология” и “Онтоих”, ставшие церковнопевческой классикой и послужившие впоследствии ценными образцами при написании исторических, духовных и патриотических музыкальных произведений нашим великим оперным композиторам Мусоргскому, Римскому-Корсакову, Бородину.
Скончался Николай Иванович Бахметев в 1891 г. в Петербурге. Его наследник, отставной прапорщик и губернский секретарь Николай Николаевич Бахметев постепенно промотал отцовское имение, от которого к 1910 г. оставалось не более 250 десятин земли.
Граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков был одним из самых аристократических сановников России, а в Саратовском крае — одним из крупнейших землевладельцев. Генерал от кавалерии, в своё время министр Двора, он в 1900 г. состоял членом Государственного Совета и главноупрввляющим Государственного коннозаводства.
Одно из его имений располагалось близ села Алексеевка Хвалынского уезда Саратовской губернии. Когда-то, в конце XVII в., Алексеевка была солдатским поселением, устроенным для защиты от набегов кочевников. В 1861 г. здесь насчитывалось 13 тысяч десятин принадлежавшей графу земли, а в 1905 г. — после передачи её части крестьянам — 5616 десятин. В этом большом хорошо поставленном хозяйстве были ветряная мельница, овчарня и большой яблоневый сад, при котором граф организовал школу садоводства. Алексеевка была крупным торговым прибрежным пунктом с несколькими пристанями для отгрузки хлеба, многочисленными мельничными предприятиями, питейными и механическими мастерскими.
Против неё, за Волгой, лежал Николаевский уезд Самарской губернии, где находилось ещё одно имение графа — там на площади 20 тысяч десятин выращивалась знаменитая пшеница-белотурка. До 60 тысяч человек к началу уборки собирались в Саратове, Балакове и других уездных городах и больших сёлах для наёма на косовицу хлебов. Несколько сот из них находили работу в заволжском имении графа. Торговля саратовским и самарским хлебом велась по всей России и за границей и приносила Воронцову-Дашкову большой доход.
Но всё-таки главной вотчиной графа была Тёпловка (Дмитровское) — село, расположенное в живописной местности на речке Тёплая, берущей начало среди лесистых прибрежных холмов. В этом имении графское семейство проживало в 1840-х гг. Позднее молодой Илларион Иванович переехал на службу в Петербург. Но блестящая, хорошо поставленная экономия графа продолжала действовать столь же прибыльно и в отсутствие владельца. В конце XIX — начале XX вв. здесь культивировалось улучшенное зерновое полеводство, скотоводство, овцеводство, действовали конный и маслобойный заводы. Славу имению Воронцова-Дашкова на всё Поволжье принёс графский сад на 70 десятинах с плодовым питомником при нём. “Наиболее выдающиеся сады и питомники в Поволжье принадлежат графу И. И. Воронцову-Дашкову” — цитата из одного справочного издания начала XX в.
Тёпловка считалась богатым селом, жители её не бедствовали. Кроме образцовой экономии при селе имелось 10 водяных мельниц и еженедельно собирались базары, на кои устремлялись торговцы и покупатели со всей округи. В качестве главноуправляющего Государственным коннозаводством Илларион Иванович оказывал помощь в деле улучшения крестьянских и владельческих лошадей губернии- Государственной заводской конюшне в Саратове, губернскому и уездным земствам постоянно выделялись деньги для закупки породистых жеребцов-производителей — орловских рысаков и владимирских и тамбовских тяжеловозов. Хорошая лошадь в те времена имела большое значение — она не только больше и быстрее везла, но больше и глубже пахала, скорее справлялась с сельскохозяйственными работами, поднимала таким образом урожайность.
Проживая в Петербурге, Илларион Иванович постоянно поддерживал тесные связи с саратовской землёй. В 1871 г. он состоял, например, почётным мировым судьёй Хвалынского уезда. Известно также, что в 1874 г. Илларион Иванович имел в Саратове небольшой дом и был почётным членом Саратовского общества бегов. В 1893 г. это общество преобразовалось в Общество конской охоты, почётным президентом которого много лет состоял граф-Сын и наследник графа Владимир Илларионович Воронцов-Дашков служил главнокомандующим на Кавказской линии, и о связях его с Саратовом ничего не известно- Лишь среди жителей Тёпловки сохранилась легенда о “дороге любви”, имевшей отношение к графскому наследнику. То была мощёная кварцевым камнем дорога длиной 24 версты, построенная будто бы в последние дореволюционные годы “тёпловским барином” до деревни Чернышевки, где жила его возлюбленная — местная помещица. Дорога та сохранялась до 60-х г. нашего столетия.
Совершенствуя деятельность сословных структур, Екатерина II в 1775 г. узаконила уездные дворянские собрания и выборы уездного предводителя дворянства, а затем (в 1780-х гг.) учредила губернские дворянские собрания как высшую форму сословной организации дворянства в провинции. В задачу дворянских собраний входили все сословные дела — ведение родословных книг, приём и исключение из сословия, опекунские и наследственные тяжбы и вопросы, предложенные для обсуждения правительством. Созывались дворянские собрания раз в три года в обычном порядке, но могли быть и чрезвычайные — по мере надобности. Дворянское собрание избирало губернского (и уездного) предводителя и чиновников на административно-судебные должности, замещаемые в порядке дворянских выборов. Дворянским собраниям было дано право делать представления губернатору и министру внутренних дел, а также обращаться непосредственно к государю и через своих депутатов возбуждать ходатайство перед верховной властью. По жалованной грамоте “дворянские собрания ни в коем случае не подлежат страже” — т.е. вмешательство административных государственных органов в дела собрания было недопустимо. Собрание всякий раз открывал губернатор, но, приведя к присяге его членов, он должен был покинуть собрание. Губернский прокурор мог выступить на собрании только с разъяснением законов.
Членом дворянского собрания с правом голоса могли быть лица не моложе 25 лет, имеющие чин и доход не ниже 100 рублей в месяц. Уездные дворянские собрания проходили за 3 месяца до губернских. В числе прочих вопросов там рассматривались и кандидатуры и избирались депутаты для присутствия на губернских собраниях — по одному от каждого уезда. Предводители избирались на три года, но через оный срок могли быть переизбираемы неограниченное число раз. Известны случаи, когда предводитель занимал свою должность в течение 5 — 6 выборных сроков. Предводитель дворянства получал жалованье из кассы собрания, но ему предоставлялось право на пенсию из государственного казначейства. Кандидатура избранного дворянского предводителя подлежала обязательному утверждению государем.
Одним из самых ходовых вопросов дворянских собраний был приём в дворянское сословие. Процесс этот был длительный и обстоятельный — претенденту надлежало представить значительное количество бумаг, подтверждающих его право на дворянство. Все они тщательно и долго рассматривались, проверялись и перепроверялись во всех инстанциях — в уездном, потом в губернском собраниях, а потом в соответствующем департаменте в столице, представлявшем готовившийся указ на подпись императору.
Дворянское звание можно было обрести через пожалование чина или ордена. Различались личное дворянство и потомственное. Последнее было более редкой и более почётной сословной привилегией.
Право на личное дворянство давал чин обер-офицера в военной службе или коллежского асессора в статской. Выслужившие эти чины “в вечные времена лучшему старшему дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть имеют, хотя б они и низкой породы были”. Личное дворянство, кроме того, присваивалось лицам, награждённым орденами Св. Станислава 2-й и 3-й степени. Св. Анны 2-й — 4-й степени, Св. Владимира 4-й степени. Личное дворянство сообщалось браком жене, но не передавалось детям, которые пользовались отныне только правами потомственных почётных граждан. В остальном личный дворянин пользовался такими же правами, как и потомственный.
Более высокие требования предъявлялись к претендентам на потомственное дворянство. Оно приобреталось получением чинов: на военной службе — полковника или капитана 1-го ранга, на гражданской — действительного статского советника. Причём, чины эти следовало получить при прохождении службы, а не при выходе в отставку. В равной мере потомственным дворянином можно было стать персонам, награждённым всеми орденами 1-й степени, Св. Георгия всех степеней и Св. Владимира первых трёх степеней. В этом случае звание дворянства сообщалось жене и детям, “хотя б и ранее рождённым”.
В каждом губернском городе и в столице имелись специально построенные здания дворянских собраний. Как правило, это были 2 — 3-этажные добротные каменные строения, с нарядным фасадом — колоннами, портиком, барельефами и надписью по-французски — Благородное собрание. Внутренние помещения были обычно столь же изысканны и богато отделаны. Здания сии предназначались для проведения дворянских съездов, когда в губернский центр съезжались представители всех уездов, а также для отдыха и развлечений дворянских семей.
В Саратове здание Благородного собрания испокон веков находилось на углу Московской и Соборной улиц. Точная дата постройки его неизвестна. Н. Хованский в статье “К истории топографии Саратова” указывает, что “дом дворянства на плане 1812 года показан на том месте, где он теперь и существует”. Есть свидетельство, что здание обозначено на плане Саратова 1806 г. Но в любом случае временем его постройки в Саратове можно считать начало XIX в., когда город обзаводился атрибутами и приметами губернского центра. Первоначальный вид здания был несколько иным, чем дошедший до середины XX в. Упоминается, в частности, о существовании колонн по фасаду. Главный колонный зал радовал взгляд посетителей этого здания вплоть до 1968 г. В советское время в нём размещался Дом культуры трудовых резервов. А затем здание было снесено, и на его месте вскоре выросла очередная коробка из бетона и стекла, где разместилось Главное управление мелиорации.
Со сносом зданий Благородного собрания исчез ценнейший памятник дворянской культуры, который ещё в 1833 г. был упомянут А- С. Пушкиным — “Благородное собрание в Казани, в Саратове беднее” — эта запись в дорожной тетради поэта, сделанная во время его оренбургского путешествия, косвенно свидетельствует, что Александр Сергеевич мог видеть саратовский дом дворянства.
К этому же времени — к 1833 г. — относится упоминание о саратовском дворянском собрании, сделанное в записках небезызвестного К. И. Попова. Там он отмечает, что на балы в Благородное собрание “приглашалось всё саратовское общество и чиновники канцелярии. Балы продолжались до 4 утра. В зале было поставлено несколько ломберных столиков на 4 и на 6 персон, а в гостиной был общий стол преимущественно для дам и почётных особ”. И в тех же записках: “...Особенно много балов бывало в те годы, когда проводилась дворянская баллотировка. Дворянство поголовно съезжалось в Саратов со всей губернии и проживало от Рождества до Великого поста, стараясь один против другого задать у себя вечер или бал; потом был общедворянский бал; избранный губернским предводителем тоже особо давал бал- Балом у губернатора заканчивались удовольствия. На все эти балы приглашались чиновники канцелярии: те, которые не имели возможности участвовать по бедности и по другим недостаткам, оказывались на хорах, между музыкантами”.
Интересные сведения о жизни саратовского дворянства и о местном Благородном собрании оставил известный краевед А. Н. Минх. Картинки саратовской жизни, им описанные, относятся к 1853 г.
“Каждую зиму саратовское благородное общество веселится в залах дворянского собрания; это большое двухэтажное здание, каменное, с колоннами снаружи, на Московской улице; внизу помещается канцелярия, а верхний этаж назначен для выборов и дворянских собраний; в свободное же время он уступается бесплатно для увеселений — балов, маскарадов и клубов.
Зала и гостиная собрания очень поместительные, стены отделаны под мрамор, зала украшена колоннами и имеет небольшие хоры. Кроме этих комнат есть ещё несколько, которые во время балов преобразовываются в уборную и диванную. В собрании — буфет и биллиард...”
“Балы и маскарады даются здесь в зале дворянского собрания, и одни кавалеры платят за вход 1 рубль серебром. Здесь встретишь свежие премиленькие уборы и наряды, хорошенькие личики молоденьких дам и девиц, губернскую аристократку, танцующую по выбору или только со знакомыми; неразборчивую барышню из деревни, приехавшую сюда повеселиться и потому танцующую до упаду со всеми; много губернских франтов, много приезжих столичных и военных — очень порядочных офицеров. Кадрили чередуются с вальсами, польками, мазурки нынче не в моде. На этих балах часто встретишь мущину небольшого роста, с чёрными блестящими глазами, строгим и умным выражением лица, во фраке со звездой — саратовского губернатора М. Л. Кожевникова; полного брюнета невысокого роста в очках — управляющего палатой государственных имуществ Н. А. Карпова; седого лысого старика высокого роста, немного сгорбленного, с большими блестящими глазами, строгим и умным выражением лица, в генеральском мундире, увешанном орденами, — окружного генерала П. X. Граббе; невысокого седенького старичка с добрым лицом — председателя казённой палаты Н. М. Кобылина; толстяка со стрижеными под гребёнку волосами, со страшными усиками и багровым лицом — провиантского майора Соломина. Маскарады, говорят, никогда не посещаются здешней аристократией, но под маской лица не видно. Редкий из мущин маскируется, зато дамских масок множество: под этими костюмами скрываются многие такие дамы, которые в другое время никак не находились бы в дворянском собрании. Поэтому маскарады, особенно под конец, бывают очень шумны...
Кроме генералов, в дворянском собрании очень многие из здешних хлебосольных и радушных жителей дают у себя вечера, балы и обеды — как: Карповы, Горбуновы, Аничковы, Граббе, Кобылины, Ивановы, Маурины и другие. Зимою посещают Саратов известные артисты, бывавшие в Европе: Тиссен, Соломон, братья Венявские, Дупькины, Сеймур-Шиф и другие. В саратовском обществе есть и свои талантливые певицы; у Цеклинского собираются каждую неделю любители музыки. Актёры здешнего театра сносные, могут играть водевили, но трагиков нет, зато танцовщицы — сестры Росети; содержатель труппы Запеский уезжает с ними на пето в Астрахань, возвращаясь только к зиме. Хороших декораций и костюмов нет...”
Главным лицом, ответственным за разноплановую деятельность Благородного собрания, был губернский предводитель дворянства. Он являлся непременным участником всех дворянских съездов и большинства увеселительно-развлекательных мероприятий — вместе с крупными местными администраторами, чиновниками и потомственными аристократами — губернатором, городским головой, вице-губернатором, выходцами из неразорившихся именитых дворянских родов. Все они образовывали высшее саратовское общество.
Расскажем лишь о некоторых, чья деятельность в качестве лидера саратовского дворянства пришлась на последние годы перед революцией. Но сначала приведём полный перечень саратовских губернских предводителей дворянства.
Саратовское губернское дворянское собрание было организовано в 1781 г. Кто был в тот год избран губернским предводителем, из дел собрания не видно — так гласят архивные данные.
Далее губернским предводителем избирались:
Как видно из перечня, наиболее длительные сроки пост губернского предводителя в конце XIX — начале XX вв. занимали три известные в губернии личности - П. А. Кривский, князь Л. Л. Голицын и В. Н. Ознобишин.
Павел Александрович Кривский родился в 1827 г. в семье потомственного саратовского дворянина, владевшего имением и землёй в Сердобском и Аткарском уездах. Окончил кадетский корпус в Москве, выпущен в кавалергардский полк в 1848 г. Стал поручиком в 1850-м, переведён в уланы в 1851-м, затем — в лейб-гвардию кирасиром в 1853-м. Пожалован чином штабс-капитана в 1854-м. А уже через год ушёл в отставку, получив чин ротмистра. Далее начинается гражданская служба П. А. Кривского. До 1862 г. он занимал должность мирового посредника в Сердобском уезде, способствуя утверждению крестьянской реформы в собственном и соседних имениях. Затем переехал на жительство в Саратов, где с 1864 г. служил корреспондентом Главного государственного управления по коннозаводству. Уверенно получал чины и ордена: надворный советник — 1864 г., камер-юнкер — 1866 г., коллежский советник — 1869 г. В том же 1869-м назначен почётным мировым судьёй. В 1870 г. пожалован придворным званием камергера Двора. В 1873-м награждён орденом Св. Станислава 2-й степени и произведён в статские советники- 5 ноября 1876 г. избран губернским предводителем саратовского дворянства и служил в этой должности 5 выборных сроков (с перерывом), В апреле 1878 г. Павел Александрович был пожалован орденом Св. Владимира 3-й степени и званием шталмейстера Двора Е. И. В.
Женат был Кривский на дочери действительного статского советника девице Варваре Алексеевне Трубачёвой и имел дочерей Елизавету и Ольгу. Проживал он часто в родовых имениях, но в бытность свою губернским предводителем дворянства подолгу находился в Саратове. В справочных книгах указано, что снимал он апартаменты при доме Дворянского собрания на Московской улице.
Слыл Кривский консервативным деятелем, ревностным защитником интересов своего сословия, инициируя в губернском земском собрании (по традиции губернский предводитель дворянства был председателем губернского земского собрания) всевозможные законодательные постановления, ограничивавшие разного рода “вольности и послабления”- Очень резкую и непримиримую позицию занимал он в вопросе “народничества” и иной революционной крамолы. Немало сделал для развития народного образования и здравоохранения в губернии, направляя усилия и средства земства на открытие школ, больниц, приютов.
Умер П. А. Кривский в 1904 г.
Заметной фигурой в череде саратовских губернских предводителей дворянства был князь Лев Львович Голицын.
Родился Лев Львович в 1841 г. В 1861 г. вступил унтер-офицером в гренадёрский Эриванский полк Его Величества. Через несколько месяцев был произведён в юнкера, но вскоре случилась со Львом Львовичем беда. В 1863 г. он был разжалован в рядовые, лишён дворянского и княжеского достоинства и в 1864 г. переведён в линейный батальон Оренбургского корпуса. Причиной сего наказания послужило то, что, “состоя под начальством юнкера Ждановича-Пономаренко в отдельной команде, имевшей назначение охранять дорогу от разбойников, исполнил противозаконное приказание Ждановича произведением 2-х выстрелов в армянина Залингарова и татарина Махмуд-Шариф Оглы, которые при содействии одного рядового там же были убиты, в необъявлении об этом начальству и ложных показаниях”. Оренбургский корпус, квартировавший в Туркестане, вёл нелёгкую борьбу с “бунтовщиками-инородцами”, религиозными фанатами или откровенными бандитами и грабителями. В дальнейшем Лев Львович неоднократно отмечался поощрениями “за отлично-усердную службу, замечательное мужество и храбрость, оказанные в делах с неприятелем”, за что был награждён знаком отличия Военного ордена 4-й степени, произведён в прапорщики в 1867 г., а вскоре ему было возвращено княжеское и дворянское достоинство. В 1869 г. Высочайшим указом князь Л. Л. Голицын, находившийся тогда в Ташкенте, по собственному желанию был уволен от службы.
Поселившись в родовом имении Северок Балашовского уезда, он 16 сентября того же года был избран гласным уездного земского собрания и гласным губернского депутатского дворянского собрания, а также членом от уездного земства Балашовского училищного совета.
В 1872 г. он стал балашовским уездным предводителем дворянства, а в 1873-м переизбран на эту должность. Кроме того, в том же году его избрали в почётные мировые судьи Балашовского уезда. До 1887 г. князь Голицын успешно занимался судебной деятельностью, проживая, очевидно, в Балашове, где имелись соответствующие структуры и здание, относящееся к ведению Саратовской судебной палаты и министерства юстиции. Оставаясь при этом гласным Саратовского губернского депутатского собрания, Лев Львович был в 1887 г. избран губернским предводителем дворянства, а затем дважды переизбираем на новые сроки. Он имел уже придворный чин егермейстера Двора Его Императорского Величества и был действительным статским советником.
Газета “Саратовский листок” в 1896 г. отмечала “симпатичный почин губернского предводителя дворянства князя Л. Л. Голицына, откликнувшегося на мысль врачей Александровской земской больницы организовать попечительство для снабжения одеждой выписывающихся из больницы бедняков и материальной их поддержки на первых порах по выздоровлении”.
Князь Голицын был одним из деятельных членов Саратовской учёной архивной комиссии, состоя одно время её председателем и занимаясь лично архивными изысканиями. Он подготовил совместно с С. С. Краснодубровским объёмную статью “Исследования по археологии и истории Увека".
Женат был Лев Львович на девице дворянского происхождения Марии Михайловне Мартыновой и имел от неё 9 детей — 5 сыновей и 4 дочерей. Старшим сыном его был также Лев Львович (1877 г.). Семейная традиция (мы об этом уже упоминали выше) предписывала называть первенца по имени отца, и в этой ветви Голицыных известны потомки Льва Львовича, имеющие такие же имя и отчество, родившиеся во второй половине XIX в. и на всём протяжении XX в.
Уйдя в отставку, князь Голицын долго проживал в родовом имении и скончался в 1918 г.
4 раза избирался губернским предводителем дворянства Владимир Нилович Ознобишин. Он родился 2 ноября 1855 г. в семье потомственных дворян. Окончил курс Московского университета по юридическому факультету со степенью кандидата прав. Недолго находился на военной службе — был вольноопределяющимся в 1-м гусарском Сумском полку. Затем год служил в Московском окружном суде, получил титул коллежского советника. В конце 1880 г. уволен от службы по домашним обстоятельствам. Его родословное имение и земля в количестве 2253 десятин находились в Петровском уезде Саратовской губернии. Кроме того, по наследству он получил ещё 4400 десятин в Гороховецком уезде Владимирской губернии. Впоследствии приобрел землю — 1500 десятин в Симбирской губернии. Так что считался Владимир Нилович крупным землевладельцем. Как часто это бывало, в собственных вотчинах он был избран почётным мировым судьёй в 1881 г. и служил в таковой должности 6 лет. А в 1887 г. был избран уездным предводителем петровского дворянства, а потом ещё дважды переизбирался на новые трёхлетия. Проявил себя как широко образованный мудрый администратор, способный действовать взвешенно и дальновидно, целеустремлённый, но готовый и к разумным компромиссам. Состоял членом губернского дворянского собрания, а в 1906 г. был избран дворянским предводителем губернии, на каковой должности состоял вплоть до революции 1917 г.
Женат был Владимир Нилович на дочери генерал-лейтенанта Елизавете Алексеевне Кельнер 18 годами моложе его. В 1896 г. у них родился единственный сын Михаил. В Саратове Ознобишины жили на Провиантской улице, в доме Аплавина.
К 1916 г. В. Н. Ознобишин был камергером Двора Его Императорского Величества, действительным статским советником, имел многие награды — ордена Св. Станислава 2-й степени. Св. Владимира 4-й степени, знак Красного Креста, нагрудный знак 300-летия Романовых, светлобронзовую медаль на ленте Белого Орла за труды по всеобщей мобилизации 1914 г. Награды эти свидетельствуют о делах, которыми приходилось заниматься губернскому предводителю дворянства а неспокойное перед революцией десятилетие.
Судьба Владимира Ниповича после революции неизвестна.
Из всех дворянских родов Шахматовы являются, пожалуй, самыми долговременными представителями местного дворянства — генеалогическое их древо прослеживается на протяжении XVII — XX вв., и большинство персоналий разных поколений Шахматовых тесно связано с Саратовским краем.
При этом, как отмечается в одном из исследований, “Шахматовы никогда не были знатными людьми, никогда не играли роли в истории и даже, хотя и были дворянами московскими, пропущены во всех родословных. Но в местном крае они сыграли немалую роль и положили немало трудов”. Автор этой цитаты Е. А. Масальская (урождённая Шахматова), говоря о роли Шахматовых в истории, имела в виду общероссийскую историю, значимыми фигурами которой могли быть крупные государственные деятели или члены августейшей династии. На этом уровне Шахматовы, действительно, практически не заметны. Но здесь рассказывается о саратовском дворянстве, и потому глава о Шахматовых — одна из ключевых. Ибо династия Шахматовых являет собой редкий пример сохранности сведений о девяти поколениях этого рода, о более чем 50 его представителях — неординарных и ярких по местным меркам, жизнь и судьба которых связана с Саратовом и представляет огромный краеведческий интерес.
В XVII в. было известно несколько ветвей Шахматовых — костромских, кашинских, можайских, переславльзалесских и курмышских- Сведения о первых четырёх ветвях, несмотря на тщательные поиски маститых учёных и краеведов, найдены не были. Потомки же курмышской ветви оказались в Саратове и проживали здесь (в других российских городах тоже) вплоть по первую треть XX в.
Основателем этой ветви можно считать Фёдора Ивановича Шахматова, который служил в Москве в середине XVII в., а в 1660 г. в сражении под Чудновым был взят в плен вместе с боярином В. Б. Шереметевым, где они томились 8 лет. Только в 1668 г. Фёдор Шахматов был послан гонцом из Крыма в Москву от боярина с целью принятия мер для “вызволения из полона”. Фёдор Иванович был записан дворянином по московскому списку, а сын его Тихон Фёдорович Шахматов (около 1640 — 1702) был поверстан по Саратову, и впервые его имя упоминается в 1658 г. в деле о рыбных ловлях, где указано, что Тихон служил в низовом попку “по г. Саратову с дворянами ж” и “получал оклад жалованья денежного по 37 рублёв 18 алтын и 4 деньги, а хлеба ржи по 37 четвертей с осьминою”. В отдельных источниках указывается, что в 80 — 90-х гг. XVII в. Тихон служил “головою у детей боярских и стрельцов”. Он, кстати, активно участвовал в перенесении Саратова с луговой стороны на горную в 1674-м.
Сохранился ряд документов того времени, подтверждающих, что был Тихон активной и заметной фигурой в Саратове и неоднократно отмечался различными жалованными грамотами. В 1692 г., например, он получил освобождение от мелких городовых служб и “привилегию” служить “лишь отъезжие и полковые службы”, и всё это — “за многие его службы и взятые многие языки и за отбой русской полон, за смерть, кровь и полное терпение родителей его”.
А в 1694 г. Тихон был жалован “пансырем с наручи и мисюркою, парой пистолетов и пищалью из вымороченных животов полковника Астраханских стрельцов Григория Кохановского”. Есть свидетельства, где проживал Тихон Шахматов в Саратове. В 1695 г. он получил владенную выпись на дворовое место за Московскими воротами, “не дойдя городского валу до рва в длину 35 сажень и поперёк от буераку к Московским воротам 20 сажень”. А в 1701 г. ему было “отказано” по челобитной поместье в Саратовском уезде — “от р. Волги, от устья речки Мокрой Олшанки до вершины с урочище лишне порожне земли 600 четвертей и в отказное число по 300 четвертей сенных покосов на 3000 копен”. Все эти “грамоты” и “выписи” свидетельствуют, что Тихон был уважаемым и не бедным человеком — размеры пожалованной ему земли составили, по нынешним меркам, около 250 гектаров — совсем немало. А свидетельством уважения к нему можно считать тот факт, что по кончине своей был он похоронен в ограде Троицкого собора — честь, редко кому оказываемая и указывающая, в частности, на то, что покойный опекал главный саратовский храм “усердно” — только крупным меценатам и благотворителям могло найтись место на церковном погосте в центре города.
Самыми яркими представителями третьего поколений Шахматовых были сыновья Тихона — Алексей (1679 — 1740) и Лука (около 1685 — 1748).
Алексей Тихонович Шахматов вместе с братом был адъютантом князя П. И. Хованского, участвовал в усмирении башкирского и булавинского движений, находился постоянно в экспедициях против калмыков, кубанцев, "воровских русских людей и казаков”. Словом, вёл кочевую, полную опасностей военную жизнь. В 1706 г. сочетался браком с Авдотьей Пахомовной Беклемишевой, сестрой известных саратовских воевод Никифора и Василия. Свадьба была пышной и торжества продолжались целый месяц. В 1710 г. “за многия службы и раны” произведён в капитаны саратовских конных солдат с окладом 84 рубля в год. В 1729 г: получил указом Сената отставку в чине майора и “за хранение линии и построение дачи в нагорной стороне Саратова” был пожалован обширными землями в Саратовском уезде, из коих впоследствии 1000 десятин “отказал” Троицкому собору. Именно поэтому в том числе и похоронили Алексея Тихоновича, как и отца его, в ограде собора, когда он скончался. Детей у него не было.
Лука Тихонович Шахматов в молодости был военным. Получил чин помещика в украинском походе, затем чин капитана на службе в Саратовском гарнизоне. Много преуспел “в калмыцких посылках”. В 1719 г. по поручению воеводы состоял в команде “по охранению хана Аюки”. В 1720 — 1724 гг. занимался “покупкой драгунских лошадей” у калмыков. В 1725 — 1731 гг. служил в кочевье за Доном как пристав в поместье иеромонаха Никодима Ленкевича. В 1731 — 1735 гг. те же функции исполнял при калмыцком хане Черен-Дондуке. В 1737 г. был приставом в калмыцком посольстве, отправлявшемся в Тибет. По возвращении перешёл на гражданскую службу — был судьёй калмыцких и татарских дел в Астрахани, но успеха на сей должности не возымел. В 1743 г. приехавшая комиссия сочла, что приносил Лука “более вреда чем пользы” и отправила его в отставку. Умер он в Саратове, оставив 3 дочерей и 2 сыновей, единственных представителей четвёртого поколения Шахматовых.
Из них наиболее интересной и трагической представляется судьба Артамона Лукича. Родился он в 1730 г., вступил в службу прапорщиком в лейб-гвардии Семёновский полк. После смерти родителя и дяди вместе с братом наследовал всё движимое и недвижимое имущество Шахматовых. В 1755 г. Артамон Лукич вышел в отставку в чине капрала и переехал в Саратов. Помимо городского дома имел он усадьбу в деревне Хмелевка, в 15 верстах к югу от Саратова. Туда он выехал с семьёй в августе 1774 г. в преддверии захвата Пугачёвым Саратова. Когда мятежники отступали из города, то путь их лежал как раз через Хмелёвку. Предупреждённый о приближении бунтовщиков к деревне, Артамои Лукич с семьёй покинул господский дом и спрятался в тальниках на волжском острове. Когда “пугачёвская рать” прошла через Хмелёвку, Артамон покинул убежище и прибыл в усадьбу на разведку. Увы, за первой партией пугачёвцев в деревню нежданно нагрянула другая. Артамона Лукича схватили и после скорого суда — “за строгое обращение со своими людьми” — приговорили к смертной казни. Он был повешен на вязе а собственном саду. Во время этого нашествия в Саратове погиб его племянник Павел Алексеевич Шахматов, сержант артиллерии.
Память о трагедии в Хмелёвке бережно хранилась, и злополучный вяз долго был предметом показа и рассказа сначала очевидцев, а потом наследников жертвы.
В пятом поколении Шахматовых главным продолжателем рода был сын Артамона Александр Артамонович Шахматов (1758 — 1823), уездный предводитель сердобского дворянства, коллежский асессор. С 1775 г. он служил в лейб-гвардии Преображенском полку и вышел в отставку через 10 лет в чине поручика. Служил по гражданской части, занимал разнообразные должности, владел родовыми имениями в Саратовском и Сердобском уездах. В чём-то повторил Александр Артамонович трагическую судьбу своего отца, ибо был убит собственными крестьянами — обстоятельства этой драмы в архивных документах не приводятся.
Сыновья Александра Артамоновича Иван Александрович Шахматов (1794 — 1860) и Алексей Александрович Шахматов (1797 — 1868) являются главными фигурами шестого поколения Шахматовых.
Иван Александрович воспитывался в кадетском корпусе, участвовал в военных походах а Пруссию, Силезию, Саксонию, Польшу. Командовал батальоном в Ревельском пехотном полку. Уволен в отставку в 1825 г. в чине подполковника. Жил в родовом имении Хмелёвке, занимался сельским хозяйством, состоял членом Вольного экономического общества.
Алексей Александрович сделал более удачную карьеру. Воспитывался он также в кадетском корпусе, но служил по морскому ведомству — в гвардейском экипаже кораблей Балтийского флота. Вышел в отставку в 1822 г. в чине капитан-лейтенанта. Пошёл служить по ведомству министерства финансов, где дослужился до действительного статского советника, что в военной иерархии соответствовало чину генерал-майора. Имел в собственности 12 тысяч десятин земли и тысячу крепостных душ. За ним числились деревни Губаревка, Ульяновка, Козловка и Хмелёвка. Жил больше в Санкт-Петербурге, но в Саратове имел дом на углу Аничковской и Александровской улиц (сохранился), в коем управляющим был Эльпидифор Мусатов — отец будущего художника. Последний, кстати, родился именно в доме генерала. Женат был Алексей Александрович на представительнице другого древнего дворянского рода — Варваре Петровне Стопыпиной, от которой имел 5 детей.
Ключевой фигурой седьмого поколения Шахматовых, безусловно, является Александр Иванович Шахматов (1826 — 1896), сын Ивана Александровича. Ибо он оставил заметный след в саратовском краеведении, будучи одним из основателей знаменитой СУАК и издав ряд трудов по истории Саратова. А главное — его долголетними трудами систематизирован и сохранён богатейший архив Шахматовых — уникальное собрание сведений о прошлом Саратовского края, являющееся ныне одним их ценнейших фондов Государственного архива Саратовской области.
А. И. Шахматов родился в с. Йельце Валдайского уезда Новгородской губернии, в одном из имений родственников по линии матери, Александры Гавриловны Котовой. Детство его прошло там же, а частью — “в родовом гнезде” Хмелёвке — Шахматовке тож — Саратовской губернии. Образование Александр Иванович получал в Санкт-Петербурге — учился там сначала в частном пансионе, в гимназии, а потом закончил камеральный факультет Петербургского университета. Служил в канцелярии пензенского губернатора чиновником для особых поручений. В 1860 г. стал почётным смотрителем Камышинского уездного училища, а в 1863 г. избран в уездные гласные от Саратовского уезда. Через два года его избрали уже в губернские гласные, а затем в члены Саратовской губернской земской управы. В 1868 г. за особые заслуги в организации Саратовской сельскохозяйственной выставки пожалован в камер-юнкеры. В 1869 г. был утверждён в должности почётного мирового судьи. В 1875 г. его избрали саратовским уездным предводителем дворянства, в каковой должности он пробыл два трёхлетия, исполняя при этом в течение полутора пет обязанности губернского предводителя. В 1879 г. Александр Иванович получил чин действительного статского советника, а в 1881 г. вышел в отставку.
С этого времени, проживая зимой в Саратове, в своём особняке на Соборной улице, а летом в усадьбе при сельце Шахматовка, Александр Иванович посвящает всё своё время разборке и систематизации фамильного архива. Результаты этой долговременной и кропотливой деятельности были оформлены в прекрасно изданную в 1890 г. книгу “Исторические очерки Саратова и его округи”. Время работы над книгой совпало с организацией Саратовской учёной архивной комиссии, в чём Александр Иванович также сыграл выдающуюся роль, став членом-учредителем СУАК и отдавая работе в комиссии всю энергию и время вплоть до своей кончины. А она наступила 9 октября 1896 г. В N 219 “Саратовского листка” был опубликован некролог, заканчивавшийся словами: “В лице покойного сошёл со сцены один из типов того саратовского дворянства, гордого родовой стариной, который считал истинно дворянской честью безвозмездное служение родине и родному краю”.
Представителем того же седьмого поколения Шахматовых являются двоюродные братья Александра Ивановича — Александр и Алексей Алексеевичи Шахматовы. Нам они интересны прежде всего как формальный и фактический родители самого известного представителя шахматовского рода, академика с мировым именем Алексея Александровича Шахматова.
Отец академика Александр Алексеевич Шахматов (1828 — 1871) в 1847 г. окончил Петербургское училище правоведения, затем служил помощником секретаря Сената. В период Севастопольской кампании 1855 — 1856 гг. служил ординарцем у начальника саратовского ополчения генерала Граббе-2, затем вернулся в Сенат. А в 1857 г. назначен прокурором в Смоленск, откуда а 1861 г. переведён в Пензу. Был горячим сторонником реформ освобождения крестьян, всячески способствовал её реализации в Пензенской губернии. Далее служил в Воронеже, Харькове, Москве, Одессе — всё по ведомству министерства юстиции. Семья его, состоявшая из жены Марии Фёдоровны Козен, двух дочерей и сына, мигрировала по местам назначения мужа и отца, часто на длительное время приезжала в Саратов и в родовые поместья в губернии, отошедшие братьям Шахматовым после смерти родителя в 1868 г. Карьера Александра Алексеевича складывалась неплохо — он достиг чина тайного советника и занимал высокие прокурорские должности в губернских судебных палатах. Но Господь не послал супругам здоровья. В 1870 г. от чахотки умерла жена Алесандра Алексеевича, а 1871-м и он сам, оставив сиротами трёх своих несовершеннолетних детей.
Опеку над ними принял брат покойного Алексей Алексеевич Шахматов (1832 — 1880), заменивший двум девочкам и мальчику, будущему светиле науки, отца и ставший им добрым и заботливым наставником. Как и брат, Алексей Алексеевич окончил Петербургское училище правоведения. Службу качал в стрелковом Императорской фамилии батальоне, рано вышел в отставку — в чине всего лишь штабс-капитана. Долго жил в Париже, откуда, получив наследство, перебрался в Саратов — здесь имел дворовое место и добротный дом на Константиновской улице (близ Ильинской), а также поместье в деревне Губаревка. Занимался сельским хозяйством, общественной деятельностью, музыкой и литературой. Был саратовским уездным предводителем дворянства и мировым посредником. Умер, как и брат, в сравнительно не старом возрасте — 48 лет. Но и его собственная дочь Ольга и приёмные дети не остались круглыми сиротами. Депо их воспитания и образования продолжила и завершила супруга Алексея Апесеевича — Ольга Николаевна, урождённая Челюсткина, дожившая до советских времён.
Родовое их поместье Губаревка на всю жизнь стала “отчим домом” и светлым воспоминанием для представителей восьмого поколения Шахматовых, среди которых особняком стоит фигура Алексея Александровича Шахматова (1864 — 1920) — бесспорно, самой выдающейся личности в многочисленной четырёхвековой династии дворян Шахматовых. Мы расскажем о нём подробнее. Детство Лели — так называли мальчика домашние — счастливым не назовёшь. Постоянные переезды в связи со сменой службы отца, ранняя, почти одновременная смерть обоих родителей, неизбежный надлом в душах осиротевших брата и сестёр — всё это пришлось испытать и пережить перед тем, как обрести новую семью в лице заботливых дяди и тёти, доброжелательных двоюродных братьев и сестёр в саратовских шахматовских домах и вотчинах. Леля Шахматов уже в юном возрасте обнаружил блестящие способности, получая образование в московских гимназиях. Будучи учащимся, он в совершенстве овладел немецким и французским языками, провёл много времени в путешествиях с дядей по Европе, а в каникулы непременно приезжал в Губаревку и Саратов, видя в них свои родовые истоки. “Привязанность к своей малой родине красной нитью проходит через всю жизнь Шахматова. Из 56 прожитых им лет 47 лет связаны с Губаревкой то годами жизни, то приездами на каникулы”. Научная деятельность А. А. Шахматова широко известна.
Некоторый период он состоял в должности уездного земского начальника, проживая в родной Губаревке и не оставляя научную деятельность.
Жизнь Алексея Александровича Шахматова оборвалась в голодном постреволюционном Петербурге в 1920 г.
До конца жизни он поддерживал связи с Саратовом, при первой возможности навещая своё родное гнездо Губаревку. Он состоял членом учёной Архивной комиссии в Саратове ещё с 1888 г., куда был приглашён будучи выпускником университета. А в 1919 г. был избран почётным членом Общества русской филологии и этнографии при только что организованном Саратовском педагогическом институте. В 1920 г. историко-филологический факультет Саратовского университета просил академика Шахматова найти возможность прикомандироваться к Саратовскому университету на 1 год, но смерть помешала осуществить задуманное.
Среди дворян Саратовской губернии выходцы из рода Устиновых были заметными фигурами. Все они в разное время были внесены в 3-ю часть дворянской родословной книги губернии указами Правительствующего Сената. Между тем род этот не имеет древних глубоких корней и сформировался фактически а начале XIX в., когда основатель его М. А. Устинов уволился “из купеческого звания” и поступил на государственную службу, получив звание дворянское. Это было нередкой практикой для купеческих родов, “которые, чрезвычайно разбогатев, так охотно и легко переходят... в дворянское состояние”. И “некоторые из них, поднявшись в чинах, посредством блестящих супружеств, беспрепятственно приписываются к знатным” — так писал известный комментатор своей эпохи (первая половина XIX в.) Ф. Ф. Вигель. Он же назвал в числе упомянутых знатных новоявленных дворян Демидовых, Мальцевых, Гончаровых и Устиновых.
Михаил Адрианович Устинов родился в 1755 г. и начинал свою купеческую карьеру в Петербурге. В 1780-е гг. он перебрался в Саратов, где стал винным откупщиком и нажил значительный капитал в виде денег, земли, недвижимости и крепостных крестьян. Известно, что в 1789 г. ему принадлежало 2 соседних дома на Троицкой площади в Саратове, которые впоследствии (в 1813 г.) были объединены в одну постройку по плану приезжавшего в Саратов архитектора И. Ф. Колодина. Здание это сохранилось и считается ныне архитектурным памятником, являя пример “русского классицизма”. Ныне в нём размещается областной краеведческий музей. Обладал М. А. Устинов также большими домами в Москве (на Воздвиженке) и в Петербурге (на Фонтанке).
Был он умелым н удачливым предпринимателем — винокуренные заводы его в Саратовской, Пензенской и Владимирской губерниях исправно работали, принося устойчивый доход их владельцу и государственной казне, за что, ещё состоя в купеческом звании, М. А. Устинов получил в награду шпагу (1798 г.) и чин коллежского асессора (1801 г.) с формулировкой “за усердие и ревность к приумножению государственных доходов”.
Прославился он и как “соборный ктитор и меценат”, пожертвовавший на исправление, устройство и благоукрашение местного Свято-Троицкого собора значительные капиталы. В частности, на средства Устинова в 1798 — 1799 гг. под стены собора, сильно пострадавшего в пожар 1774 г., были подведены так называемые контрфорсы, предотвратившие разрушение древней саратовской святыни. За эту и за другие благотворительные акции имя М. А. Устинова было внесено в церковный синодик на вечное поминовение.
Как опытного промышленника и знатока тогдашней счётно-финансовой системы Правительствующий Сенат привлёк М. А. Устинова (конечно же, с его согласия) в конце 1808 г. на государственную службу — “в экспедицию для ревизии негосударственных счетов”. С этого времени он больше пребывал в Петербурге, делая карьеру государственного служащего. Она тоже была успешной. В сентябре 1810 г. его назначили в “комиссию для снабжения солью Государства членом с оставлением в должности при Министерстве финансов по винной части”. В январе 1814 г. “в вознаграждение отличной и ревностной службы” пожалован чином надворного советника и при этом “поведено ему быть Управляющим Саратовской солевозной комиссии”, а это значит, что тогда же он возвратился на жительство в Саратов. Прослужил здесь до июля 1823 г. и был уволен от службы с награждением чином статского советника. Передал он дела своему преемнику надворному советнику Мечникову. Отставка эта была, видимо, в связи с возрастом — к этому времени было ему 68 лет. К моменту ухода с поста он имел награды — ордена Св. Владимира 3-й степени и Св. Анны 2-й степени и славу одного из самых богатых людей в округе — в разных губерниях Устинову принадлежали до 8 тысяч крестьян только мужского пола, в разных городах — многие дома. Современники отмечали, что “богатство Устиновых простиралось до 10 миллионов. Изрядный кус!”.
М. А. Устинов был дважды женат. Первой его женой, скончавшейся в 1808 г., была Марфа Андреевна Вешнякова. Вторично он женился на Варваре Герасимовне Осоргиной. Все дети Устинова — пятеро сыновей — были рождены в первом браке.
Скончался он в 1836 г. и похоронен был с почестями на престижном кладбище мужского Спасо-Преображенского монастыря в Саратове.
Генеалогическое древо Устиновых вслед за его основателем представлено 5 ветвями — по числу его сыновей. Каждая из них представляет определённый интерес.
Первая ветвь рода Устиновых пошла от старшего сына — Александра Михайловича Устинова (1789 — 1818). Он служил, как и отец, а комиссии по снабжению солью, дослужившись до чина титулярного советника. Женат был на вдове Марии Александровне Любовцевой, урождённой Панчулидзевой, дочери знаменитого саратовского губернатора. В семье было 4 детей. Старшая дочь Мария в 1830 г. вышла замуж за отставного штабс-капитана Афанасия Алексеевича Столыпина (1788 — 1864), саратовского помещика. Венчание новобрачных проходило в Саратовской Сергиевской церкви, а свадебное торжество — в доме Устинова на Троицкой площади. По некоторым данным, на свадьбу приезжал поэт-партизан Денис Давыдов и, возможно, — юноша М. Ю. Лермонтов, внучатый племянник жениха.
Единственный сын А. М. Устинова Михаил Александрович (1814 — 1849) был записан в службу в Саратовское губернское правление в 1822 г. (хотя, конечно, не служил в нем, будучи ещё ребенком) в качестве губернского регистратора. В 1825 г. получил якобы чин коллежского регистратора, а в 1828 г. — губернского секретаря. В это время на самом деле Михаил получал домашнее образование, а в подлинную службу вступил лишь в 1831 г.— в Саратовскую казённую палату канцелярским чиновником. В том же году его “переместили” в Азиатский департамент министерства иностранных дел в Петербург. Служба его проходила успешно — вскоре он был пожалован чином коллежского советника и награждён орденом Св. Анны 2-й степени и Крестом Тосканского ордена. Женат был Михаил Александрович на княгине Ольге Васильевне Трубецкой, у них родились дочь Мария и сын Павел. Нелепая смерть вырвала Михаила Александровича из жизни: купаясь а море, он утонул близ Неаполя.
Сын Михаила Александровича Павел родился в 1848 г., с 1867 г. служил в кавалергардском лейб-гвардии полку, в 1868-м стал корнетом, в 1872-м — поручиком, в 1873-м — штабс-капитаном. Затем вышел в отставку, поселился в Саратове. Женился в 1877 г. на Ольге Магнусовне Рейтерн. Был почётным блюстителем Саратовской Мариинской женской гимназии. У Павла Михайловича родился сын Сергей, ставший представителем пятого поколения Устиновых в этой ветви.
Все остальные представители этой ветви в четвёртом и пятом поколениях шли по женской линии и фамилии Устиновых не носили. Из них упомянем дочь А. А. Столыпина и М. А. Устиновой Марию (1832 г.), которая впоследствии вышла замуж за князя Владимира Алексеевича Щербатова, служившего саратовским губернатором в 1863 — 1869 гг.
Вторая ветвь рода Устиновых произошла от Василия Михайловича Устинова (1797 — 1838) — “полковника и кавалера”, женатого на Анастасии Александровне Языковой. Ему была определена родителями карьера военного, и с детства он был записан в Павлоградский гусарский полк. Совсем юношей, почти подростком, участвовал в Отечественной войне 1812 г., проявил храбрость и сноровку, и в дальнейшем его служба проходила успешно. К 23 годам он имел много наград и чин полковника, но “по расстроенному здоровью” вынужден был уйти в отставку в 1820 г. и поселиться в Саратове.
При разделе имущества родителя Василию Михайловичу достались земельные владения и “крепостные души” в 3 уездах Саратовской губернии. Семейным гнездом для него стала деревня Грязнуха Петровского уезда, где имел он усадьбу со службами и обширные прилегающие земельные наделы с богатыми сенными, лесными и пашенными угодьями. У Василия Михайловича родилось семеро детей. Основным продолжателем рода в этой ветви стал Михаил Васильевич Устинов (1825 — 1899). Как и родитель, он пошёл по военной линии. Вступил в службу унтер-офицером в лейб-кирасирский полк в 1841 г. Получил чин юнкера в 1843-м, не раз отмечался по службе “монаршими благовопениями”. Но, по-видимому, как и отец, не обладал крепким здоровьем и в 1845 г., всего 20 лет от роду, был отправлен в отставку в чине корнета. Поселился Михаил Васильевич я Саратовской губернии в селе Ключевки Петровского уезда. Женился в 1859-м на дочери коллежского асессора Марии Ивановне Цимбалиной и имел от неё 6 детей — представителей уже четвёртого поколения Устиновых в этой ветви.
Мы располагаем сведениями лишь о старшем сыне — Василии (1861 г.). По традиции он стал военным и по традиции же служил недолго. Воспитывался он в Николаевском кавалерийском училище и был выпущен “корнетом со старшинством”. Но дослужился всего лишь до поручика, уйдя в отставку через несколько лет. Уже “на покое”, в 1893 г. женился на потомственной дворянке Петровского уезда девице Наталье Константиновне Киндяковой.
Основателем третьей ветви рода стал средний сын Михаила Адриановича — Михаил Михайлович Устинов (1800 — 1871). Это был самый удачливый член семьи, сделавший блестящую карьеру на ниве дипломатической службы.
Как и положено, записали его ещё в Саратове “в службу канцеляристом” в младенчестве — в 1803 г. Далее последовали формальные повышения в должностях и чинах: 1806 г. — сенатский регистратор, 1809 г. — губернский секретарь, 1812 г. — коллежский регистратор, 181 5г. — титулярный советник. В 1819 г. уже подросший юноша “по правде” был определён на военную службу — юнкером в кавалергардский полк. Через год он получил звание корнета, а в 1824 г. уволен был с чином поручика и определён на службу в Государственную коллегию иностранных дел. Служил успешно, став надворным советником в 1825 г. и коллежским—в 1829-м. В 1830 г. получил назначение в Константинополь на должность 2-го советника турецкой миссии. Пожалован был чином статского советника в 1832 г. и действительного статского советника — в 1837 г. В 1840 г. стал непременным членом Совета министерства иностранных дел. В 1843-м возглавил миссию в Константинополе и управлял ею до 1847-го. В 1850 г. получил чин тайного советника. Продолжал службу в Петербурге, где имел каменный дом. Но в Саратове тоже владел недвижимостью — “деревянным домом с хлебным при нём магазином”. Заслуги М. М. Устинова на дипломатической службе были отмечены многими наградами. Он был кавалером ордена Св. Владимира 2-й степени. Св. Анны 1-й степени с короною. Св. Станислава 1-й степени и персидского ордена Льва и Солнца. Имел дарственный портрет турецкого султана, украшенный алмазами, медаль за Турецкую войну 1829 г.. Турецкую кампанию 1833 г., в память войны 1853 — 1856 гг.
Ему принадлежали в Петровском уезде Саратовской губернии около 20000 десятин разнообразных угодий и около 1000 крепостных душ, овчарное заведение, конный завод, в Пензенской губернии — два винокуренных завода и ещё один конный завод, а в Симбирской — 840 десятин с 168 крепостными душами. Женат был Михаил Михайлович на дочери тайного советника Полянского — фрейлине Двора Его Императорского Величества Софье Александровне, которая в качестве приданого получила от родителей земельный надел в Симбирской губернии с 250 душами крепостных крестьян. От Софьи Александровны М. М. Устинов имел двух сыновей.
Старший сын Михаил Михайлович родился в с. Беково Сердобского уезда Саратовской губернии, в имении своего дяди Адриана Михайловича, о котором речь впереди. Окончил “курс наук” в Михайловской артиллерийской академии в 1862 г. и тогда же вступил в службу фейерверкером 4 класса в конно-артиллерийскую бригаду. Произведён в прапорщики. Весной 1866 г. прикомандирован к родной академии и в декабре получил чин поручика. Через год переведён в кавалергардский полк, где вскоре стал штабс-капитаном и затем — штабс-ротмистром. В 1871 г. получил почётную должность “заведывающего в попку оружием” и находился на ней до 1877 г. Далее был офицером для особых поручений при штабе полка в чине гвардии полковника.
Имел Михаил Михайлович в Саратовской губернии 19000 десятин земли, в Крыму — 13 десятин, в Петербурге — каменный дом на Моховой улице, а в Саратове — “деревянный дом с амбарами”. В 1875 г. он женился на своей двоюродной племяннице Марии Михайловне Устиновой, дочери двоюродного брата Михаила Адриановича из четвёртой ветви устиновского рода. Сохранилось прошение Михаила Михайловича в адрес епископа Саратовского и Царицынского, в котором ввиду родственных связей со своей невестой он испрашивал специальное согласие церкви на брак. Разрешение было получено. От этого брака родился единственный ребёнок — дочь Софья, вышедшая впоследствии замуж за князя Долгорукого.
В конце 1878 г. по неуказанным причинам Михаил Михайлович скончался. Перед смертью он успел выполнить волю своего родителя и открыть в Саратове согласно завещанию отца богадельню на 40 мест. Было пожертвовано 25 тысяч рублей на строительство двухэтажного каменного дома под богадельню и 100 тысяч рублей было положено в банк, на проценты с которых богадельня содержалась. Располагалась она на Соборной улице, угол Введенской, и ныне надстроенное здание ещё существует.
Со смертью Михаила Михайловича третья ветвь рода Устиновых пресеклась, ибо в числе его наследников была только упомянутая дочь Софья, ставшая членом другой дворянской династии — князей Долгоруких.
Четвёртая ветвь рода Устиновых в основании своём представлена Адрианом Михайловичем Устиновым (1802 — после 1882) и его женой Анной Карловной Шиц (умерла в 1837 г.).
Родился он в Саратове и крещён был в Троицком соборе. Как и его братья, был записан в службу младенцем в 1803 г. — канцеляристом в экспедицию о государственных доходах. В 1818 г. он сдал “курс наук” при Московском университете, “оказав успехи:
В засвидетельствование чего ему, Устинову, и дан сей аттестат из правления Императорского Московского университета”.
Уже с сим аттестатом он в ноябре 1819 г. был определён в коллегию иностранных дел. В 1823-м награждён был орденом Св. Анны 3-й степени и перемещён в Московский архив. В декабре 1829 г. получил звание коллежского советника и вскоре был уволен от службы “по домашним обстоятельствам” — с записью в формулярном списке: “Поручаемое дело по должности исправлял тщательно и вёл себя похвально”.
После окончания службы А. М. Устинов осел в селе Беково Сердобского уезда Саратовской губернии и занялся разнообразной “экономической” и общественной деятельностью.
Ещё в 1823 г. он женился на Анне Карловне Шиц — девушке из высшего петербургского света, знакомой сестёр Гончаровых. Кстати, именно к периоду “жениховства” Александра Сергеевича Пушкина (к февралю 1831 г.) относится установленный факт общения его с Устиновым.
Помещиком Адриан Михайлович был преуспевающим. В Сердобском уезде ему принадлежало почти 15 тысяч десятин земли и более 3600 крестьян обоего пола в разных сёлах. В хозяйстве его возделывались зерновые хлеба, выращивался лен и фуражные культуры. На собственных винокурнях получали спирт и продавали его казне. Немаловажную роль играло в его хозяйстве и животноводство. Применял Устинов передовые технологии, выращивал редкие сорта самых разных культур, общался с Императорским обществом любителей садоводства и с Петербургским ботаническим садом, присыпая этим организациям образцы своих сельскохозяйственных экспериментов — “разные замечательные растения из собственных заведений”, за что не раз сии организации выражали А. М. Устинову “благодарственные чувства” и о произведённых дарах печатали сообщения в журнале “Садоводство”.
Он был образованным человеком, интересовался политическими и философскими вопросами. Вёл записи о происходивших в округе и стране событиях — своего рода дневники. Он часто выезжал в Саратов, а Москву, в Петербург и подолгу жил там. Известны также его продолжительные вояжи во Францию. Круг общения его был широк — от высокопоставленных сановников и государственных деятелей, передовых писателей, декабристов до сельских священников и крестьян. Кстати, был он образцовым прихожанином Бековской Покровской церкви и всячески заботился о её состоянии и благоукрашении.
Большую часть своей жизни Адриан Михайлович был холостым и вдовым. Жена его Анна Карловна умерла в 1837 г. — он прожил с ней всего 14 лет. Она оставила мужу пятерых детей. Старшая дочь Екатерина родилась в Москве в 1825 г. и впоследствии вышла замуж за прапорщика конно-артиплерийской батареи Аркадия Дмитриевича Столыпина, от которого в 1846 г. родился сын Дмитрий. Во время родов Екатерина Адриановна скончалась. А её муж впоследствии вторично женился на Наталье Михайловне Горчаковой, став во втором браке отцом 3-х сыновей, одним из которых был будущий премьер России П. А. Столыпин, т.е. внук А. М. Устинова и Пётр Аркадьевич были сводными братьями.
Основным продолжателем этой ветви в третьем поколении Устимовых бьл сын Михаил Адрианович Устинов (1825 — 1904), полный тёзка своего деда-основателя династии и наследник Бековской усадьбы. Он окончил “курс наук” в Московском университете и с 1849 г. работал переводчиком при Азиатском департаменте МИД. В 1854 г. был прикомандирован к Московскому Главному архиву, дослужился до титулярного советника и в 1856 г. был уволен “согласно прошения”. 2 года находился в отставке, затем служил в Саратовском комитете о губернском коннозаводстве, стал почётным мировым судьёй по Сердобскому уезду и много раз переизбирался на новые сроки, оставаясь на этой должности практически до конца жизни. Был награждён орденами Св. Анны 3-й степени и Св. Станислава 3-й степени. От трёх жен имел семеро детей, среди которых можно отметить Алексея Михайловича Устинова (1879 — 1937), впоследствии видного советского дипломата.
Пятая ветвь рода Устиновых происходит от младшего сына основателя Григория Михайловича Устинова (1803 — 1860) и его жены Марии Ивановны Паншиной, дочери калужского помещика. По выражению одного из потомков, был Григорий Михайлович “по всей видимости, весьма плачевным представителем рода человеческого и провёл жизнь в редком распутстве”, подвергаясь постоянному остракизму со стороны родственников и потомков.
О нём известно, что родился он в Саратове, получил здесь домашнее образование, фиктивно, как и братья, продвигаясь по служебной лестнице в экспедиции о государственных доходах и “дойдя” до титулярного советника в 1815 г. Но в 1823 г., получив чин коллежского асессора, пошёл служить в коллегию иностранных дел. В 1826 г. получил орден Св. Анны 3-й степени, а в 1827-м — чин надворного советника. Но особых успехов на своём поприще не снискал и в 1830 г., в возрасте всего-то 27 лет, был уволен по собственному прошению от службы, а далее до конца жизни пребывал без дела, живя то в Москве, то в Саратове, то в родовом имении в селе Алмазово Балашовского уезда Саратовской губернии, ведя, очевидно, ту “распутную жизнь”, за которую осуждался его более удачливыми и целеустремлёнными братьями и другой роднёй. У него было четверо детей. Из них наиболее интересны для нас Михаил и Платон — и сами по себе, и как давшие отечеству и человечеству общественно полезных потомков, достойных дворянского рода Устиновых.
Михаил Григорьевич Устинов родился в 1834 г. в с. Алмазово Балашовского уезда, воспитывался в школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. В службу вступил корнетом в 1853-м. Через два года получил чин поручика, но в 1857-м был уволен “за болезнию”. Долго жил и лечился за границей, где у него появились внебрачные дети — Лидия и Михаил. Матерью их была французская подданная Мария-Луиза-Сусанна Тетевюнд, рано скончавшаяся. Отец не бросил своих чад, а, присоединив их к православной вере, добился формального признания своими детьми. Женился Михаил Григорьевич в 1873 г. на дочери полковника Пресенцова — Ольге Константиновне, совместно с которой воспитывал внебрачных сына и дочь. Семья постоянно мигрировала — то они жили в Алмазово, то в с. Антоновка Тульской губернии, родовом имении Ольги Константиновны, то в Москве, то во Франции.
Судьба дочери его неизвестна, а сын — Михаил Михайлович — в 1876 г. поступил в Морское училище, откуда выпущен был в 1882 г. и прикомандирован к 8-му флотскому экипажу. В 1884 г. назначен в состав Балтийской таможенной крейсерской флотилии. С 1879 по 1890 гг. участвовал в морских кампаниях и переходах на корветах “Гелон”, “Забава”, “Варяг”, “Аскольд” и других. В 1890 г. был уволен от морской службы, переведён в МИД с чином титулярного советника. Тогда же был определён вице-консулом а г. Хакоданте (Китай). В 1894 г. стал коллежским асессором, в 1897-м — надворным советником. Награждён был орденом Св. Станислава 3-й степени. В 1899 г. получил должность консула в Гонконге. Дальнейшая судьба его неизвестна, но приведённые сведения говорят о “многих пользах” М. М. Устинова младшего из пятой ветви своему Отечеству. Женат он был на дочери капитан-лейтенанта Болотникова девице Марии Николаевне. В браке были рождены дети Мария и Платон. Известно прошение надворного советника М. М. Устинова, посла в Гонконге, в адрес Саратовского Благородного собрания о внесении его детей в дворянскую родословную книгу. Прошение писано в 1901 г.
Брат Михаила Григорьевича Платон Григорьевич прожил долгую и интересную жизнь. Он родился в Москве в 1840 г., служил в кавалерийском попку, но упал с коня на манёврах, повредил ногу и был надолго прикован к постели, посвятив себя в это время “самообразованию и духовному совершенствованию”. Позднее, будучи в Саратове, познакомился с духовным пастырем протестантов из заволжской немецкой колонии и его хорошенькой дочерью фреилейн Метцер. Под их влиянием перешёл в лютеранскую веру, чем вызвал скандал в своём благородном семействе и в военных инстанциях (он формально оставался ещё на службе). За такое святотатство его было хотели выслать в Сибирь, но под влиянием могущественных родственников выслали за границу.
Так Платон Григорьевич оказался сначала в Вюртембергском княжестве, принял германское подданство. Потом переехал в Италию и наконец обосновался надолго в г. Яффе (Палестина). Здесь в брачном союзе со швейцаркой Магдаленой у Платона Григорьевича родилась дочь и четверо сыновей.
Одним из них был Иона (1892 — 1962). В Первую мировую войну он оказался в составе действующей немецкой армии, но воевал не на российском фронте. В Россию он попал уже после революции, в 1920 г. Сюда он приехал разыскивать своих родителей и сестру, оказавшихся на исторической Родине главы семейства вследствие его высокого патриотического порыва (он приехал помогать России в её войне против Германии, всерьёз предлагая свои услуги как бывшего военного, хотя было ему в ту пору около 75 лет). Отца Иона так и не разыскал (выснилось, что он умер в 1917 г. в Пскове от голода), но матери и сестре помог выбраться из голодной и воюющей страны.
Тогда в Петрограде он познакомился со своей будущей женой Надеждой Леонтьевной Бенуа (1895 — 1975), дочерью известного русского архитектора. Там же, в Петрограде, холодном и разорённом, они обвенчались, а потом с немалыми трудностями сумели выехать в Лондон, где 16 апреля 1921 г. у них родился, пожалуй, самый знаменитый член устиновского клана Питер Ионович Устинов — будущий всемирно известный актер, режиссёр, писатель, журналист, общественный деятель. В своём блестящем, полном юмора и интересных размышлений эссе “Уважаемый Я” Питер Устинов написал, что “хотя я родился в Лондоне, но зачат был в Петрограде”, а в числе характеристик своих прародителей назвал целый перечень национальностей, профессий, географических понятий, вероисповеданий: благочестивый саратовский помещик, органист из собора Св. Марка в Венеции, школьный учитель из предместья Парижа, суровый бюргер-протестант из Базеля, “неутомимый борец за выживание из Адис-Абебы”…
История этого удивительного рода, ставшего частью российского дворянства, восходит к середине XVIII в. Известно, что с декабря 1768 г. по сентябрь 1775 г. при дворе прусского короля Фридриха Великого служил камергером граф Вильгельм Нессельроде. В 1778 г. он перешёл на службу к русской императрице с незамедлительным назначением на дипломатическую работу в Лиссабон, о чём был издан соответствующий указ коллегии иностранных дел.
“Всемилостивейше повелеваем немецкого дворянина графа Вильгельма Нессельроде принять в службу нашу, обязав его в верности надлежащим реверсом и присягою, и отправить к Португальскому двору в качестве нашего Чрезвычайного Посланника и Полномочного министра с чином нашего действительного Камергера... В соответствие тому коллегия имеет его графа Нессельроде снабдить потребными наставлениями и канцелярскими служителями, а жалованье нашего для тамошняго его пребывания производить ему на год 8 тысяч рублёв, да на канцелярские расходы и почтовые по 400 рублёв, на проезд же и экипаж жалуем ему 6 тысяч рублёв, все сии деньги имеет коллегия требовать и получить от Статс-конторы по Сему нашему указу. Подлинный подписан собственной рукой тако: Екатерина. В Санкт-Петербурге сентября 11 дня 1778 г.”
В 1780 г. в семье графа родился сын Карп, сыгравший в истории России немаловажную роль, будучи министром иностранных дел Российской империи беспрецедентно долгие 40 лет — с 1816 по 1856 гг. Начав дипломатическую службу в 1801 г. на скромной должности сотрудника русской миссии в Берлине, Карп Васильевич (таково было “русское прозвание” графа) дослужился до высшей должности внешнедипломатического ведомства и пребывал на ней при трёх государях, успешно (или не очень) совместно с ними осуществляя внешнюю политику государства. Умер он в 1862 г.
При разделе его наследства недвижимое имущество и земли в Саратовской губернии получил сын графа Дмитрий Карлович, человек без особых дарований и амбиций, дослужившийся всего лишь до титула статского советника и занимавший относительно скромную должность обер-гофмейстера при Дворе Его Императорского Величества. В наших краях Дмитрий Карлович подолгу не бывал, предпочитая содержать в имениях управляющих.
В 1850 г. у Дмитрия Карловича и его супруги Лидии Арсеньевны родился сын Анатолий. В 1872 г. он окончил “курс наук” при Гейдельбергском университете со степенью доктора прав и тогда же приказом по министерству юстиции был определён на службу “при прокуроре Санкт-Петербургского окружного суда”. В следующем году получил первый свой чин — коллежского регистратора. Служебным рвением Анатолий Дмитриевич не отличался, очевидно, — материального стимула не было при собственных баснословных богатствах. В послужном его списке всё время просматриваются вторые роли: 1878 г. — товарищ прокурора Петербургского окружного суда, 1880 г. — состоял при начальнике Верховной распорядительной комиссии, затем служил при сенаторе Шамшине, ревизовал по его указанию Самарскую и Саратовскую губернии. В 1883 г. перешёл в министерство финансов — особых лавров и там не снискал. С 1887 г. — в министерстве иностранных дел, а уже в 1890 г., в возрасте всего-то 40 лет, вышел в отставку и переехал на жительство в Саратовскую губернию.
Здесь — согласно архивным данным — графу принадлежало 27837 десятин земли в Петровском и Вольском уездах, на коих стояли стекольный и винокуренный заводы и барская усадьба в селе Царёвщина. Название это село получило в 1723 г., когда оно было пожаловано Петром I графу Скавронскому, и означало “царёво пожалование”. Впоследствии Царёвщина стала собственностью помещика А. А. Вяземского, у которого её приобрёл могущественный канцлер, передавший село своим наследникам.
Непосредственно к Царёвщине прилегало несколько тысяч десятин земли, на которой до реформы проживало до 1000 принадлежавших графу крепостных “мужского пола”. Значительную территорию занимал грибной лес, а сама местность была живописной. По царёащинской долине с запада на восток, рассекая саму Царёвщину на две неравные половины, текла речка Алай — между возвышенными, обрывистыми и низменными берегами, на которых островками группировались крестьянские избы, чередуемые с огородами, гумнами, покосами и пашнями. Усадьба в Царёвщине состояла из 10 каменных одноэтажных домов. Прекрасный барский особняк с мезонином и полукруглым балконом-навесом, покоившийся на массивных колоннах, был примечателен и обширным парадным залом с лепниной и резьбой, и роскошными коллекциями, в нём хранящимися. Самой ценной была, безусловно, коллекция оружия — плод длительных и целенаправленных усилий самого графа и его предков. Она, как говорят, мало чем уступала знаменитой Оружейной палате в Московском кремле. Хранились здесь щит шаха Аббаса (XVII в.), меч немецких курфюстов (также XVII в.), орнаментованный бриллиантами и камеями, пороховница с золотыми украшениями работы Бенвенуто Челлини, множество сабель, шпаг, алебард, ятаганов, пищалей, копий, лат, кольчуг, панцырей разных времён и народов. Особенно хорошо было представлено старинное русское оружие. Причём коллекция эта была открыта для обозрения — любовались редкими экспонатами сначала в Царёвщине, а потом в Саратове и высокие губернские сановники, и учёные, и простые горожане. Другой ценностью усадьбы была богатая графская библиотека — насчитывала она около 40 тысяч книг и была одной из самых крупных частных книжных собраний в России.
К господскому дому прилегал обширный парк с садом, лежавший по обеим сторонам Алая и состоявший из клёна ясенелистного и обыкновенного, сирени, тополя бальзамического, лиственницы сибирской, сосны обыкновенной — её было много, и на ней вили свои гнёзда грачи. Во фруктовом саду выделялись яблони с редкими по красоте и вкусовым качествам плодами под названием “царский шип”. Скульптур в парке не было, но скамеек и беседок имелось множество. А подле парка стоял храм, каменный, замечательный по архитектуре и по “благоукрашениям”. Храм этот был построен в 1802 г. помещиком Вяземским и имел 2 придела — во имя Александра Невского и во имя Дмитрия Солунского. Иконостас был покрыт сусальным золотом и украшен редкими иконами. Здесь, к примеру, хранилась чудотворная икона Воскресения Спасителя мозаичной работы, считавшаяся очень редкой и особо ценной.
Имелся у Анатолия Дмитриевича и собственный магазин “Альбер” — на Тверской улице в Москве, где продавались высококачественные кондитерские изделия.
Сразу же по приезде в губернию граф Нессельроде развил бурную общественную деятельность и в уездах, и в губернском центре. В начале 1890 г. он приобрёл в Саратове угловой дом на пересечении Московской и Приютской улиц — добротное двухэтажное строение, сооружённое в 1871 г. на средства купца Артамонова для Окружного суда. По собственным эскизам граф произвёл реконструкцию внутренних помещений, устроившись с размахом и комфортом. До сих пор саратовский дом учёных, занимающий с 1930-х гг. бывшее владение Нессельроде, хранит изысканные следы пребывания в нём графа — это и парадная лестница, и зелёный зал, и мавританская гостиная, несущие на себе отпечаток тонкого вкуса и прекрасного изначального исполнения.
Анатолий Дмитриевич Нессельроде занимал и служебные должности, получая жалованье, — он был предводителем Вольского дворянства, членом Вольской уездной управы, гласным Саратовской городской думы, но больше “работал” на общественных началах, тратя собственные деньги направо и налево. Чтобы представить себе размах бескорыстной, безвозмездной и полезной деятельности Анатолия Дмитриевича, перечислим его общественные должности, занимаемые им примерно в 1900 г.:
Многообразна благотворительная деятельность А. Д. Нессельроде в губернии. В середине 1890-х гг. он был председателем комиссии по устройству в Саратове женских фельдшерских курсов, открывшихся в 1896 г. в доме Чирихиной на углу Московской и М. Сергиевской, заведовал которыми на первых порах сам граф. Кроме того, он организовал в городе бактериологическую станцию для помощи деревне, построил в Царёвщине школу для бедных, приют для сирот. Хлопотал и добился открытия а 1899 г. среднетехнического училища для подготовки кадров, которых всё больше требовалось множившимся заводам и фабрикам со сложным техническим оборудованием. По его замыслу построен Народный дом в 1901 г., впоследствии Народная аудитория с библиотекой и читальным залом. Он добился организации артели из выпускников низших сельскохозяйственных курсов. В 1902 г. после хлопот графа была открыта в Саратове воскресная школа для рабочих на 300 человек, в которой граф на первых порах тоже выполнял функции заведующего. Школьные пособия, библиотека, учебники были куплены графом на собственные деньги. В Балтае и в Царёвщине Анатолий Дмитриевич организовал пожарные команды и попечительствовал над ними. При его непосредственном участии саратовское земство открыло в сёлах губернии ясли-приюты для крестьянских детей на время сельскохозяйственных работ.
Поражает широта интересов и увлечений графа. Он занимался фотографией, устраивал литературные вечера памяти земляков-писателей, готовил доклады о различных губернских проблемах и сам их издавал в виде брошюр. Вот некоторые названия: “Несколько кратких исторических сведений по вопросу о практике и методах дезинфекции” (1893 г.), “Одна волость и вопрос о её продовольствии” (1893 г.), “Доклад губернского гласного А. Д. Нессельроде по вопросу об учреждении при Саратовском губернском земстве бактериологической санитарной станции” (1895 г.), “Волостное земство как мелкая земская единица” (1896 г.).
Неординарность этой личности проявлялась и в кое-каких “крамольных”, по тогдашним понятиям, поступках и действиях графа. Например, он открыто объявил себя атеистом и, женившись на немке, решительно отказался от обряда церковного брака, что было своеобразным вызовом светскому обществу. С появлением нелегальной революционной литературы, в частности, привозимой из Швейцарии "Искры”, А. Д. Нессельроде возымел к ней интерес и почитывал её, якшаясь с подпольными распространителями “большевистского слова” и платя по 200 рублей за доставку свежего номера. Выражал сочувствие представителям запрещённых революционных партий, жертвовал в их пользу деньги, а однажды — в преддверии событий 1905 г., совершил откровенную демонстрацию своих втуне зревших симпатий — пришёл на светский раут в Благородное собрание с алой гвоздикой в петлице. Графа осуждала и дворянская общественность, им заинтересовалось и жандармское управление, доносившее по инстанциям: “Агентурные сведения неоднократно указывали на него (т.е. Нессельроде) как на лицо, несочувственно относящееся к мероприятиям правительства. Он расходовал значительные средства на содержание конспиративных столярных мастерских, помощь политическим арестованным и другие нужды революционных организаций...”.
В период 1904 — 1905 гг., когда полыхали дворянские усадьбы в Саратовской губернии, имение графа не пострадало — окрестные крестьяне уважительно относились к Анатолию Дмитриевичу, делом доказавшему свою заботу о простых людях.
После 1905 г. графу припомнили его смелые высказывания и деяния, вокруг него начала сгущаться атмосфера недоброжелательности и даже травли. В этих условиях Анатолий Дмитриевич в 1907 г. счёл за благо покинуть Россию и переехать во Францию, в Париж, захватив свою знаменитую коллекцию оружия. В 1910 г. он был лишён российского подданства.
Подробностей о его заграничной жизни мы не знаем. Известно лишь, что там Анатолий Дмитриевич овдовел и опрометчиво сошёлся с молодой француженкой, успешно растратившей остатки графского состояния и “спустившей” за бесценок дорогие оружейные экспонаты. Томящийся без дела и привычной сочувствующей среды граф быстро дряхлел и в конце концов, как говорится, впал в детство. Распоряжением молодой супруги ему была оставлена единственная привилегия — выгуливать на бульваре кудрявую болонку. Умер Анатолий Дмитриевич в 1921 г. и похоронен на одном из парижских кладбищ.
А теперь расскажем о потомках графа. С отъездом его во Францию во впадение делами и имуществом отца вступила его дочь Лидия Анатольевна. К тому времени она была замужем за саратовским помещиком, отставным гвардии корнетом Николаем Дмитриевичем Юматовым и имела сына Николая и двух дочерей. Рождённый в 1896 г. Николай Юматов-младший уже во время начавшейся мировой войны поступил в Николаевское кавалерийское училище и по окончании его был направлен на фронт, где провёл 2 года тяжёлой окопной жизни. В 1918 г. он вернулся в родную Царёвщину, но не откликнулся на повестку Вольского ЧК, приглашавшего “бывшего офицера” на регистрацию в уездный отдел. Затем оказался в Белой армии, а после — в эмиграции.
Только в 1926 г. смогла выехать Лидия Анатольевна во Францию — и остаткам отцовского имущества и к его могиле. С ней уехали сестры и жена Николая Николаевича — Елизавета Ивановна и его дочь Татьяна.
Ныне а родовом имении графа Нессельроде — селе Царёвщине — почти ничего не напоминает о прежних хозяевах. Господский дом и церковь разрушены, парк где зарос, где вырублен, от библиотеки остались жалкие крохи, периодически находимые в разных архивных и библиотечных учреждениях Саратова и Вольска. Но в Саратов, на родину предков, вернулся в 1952 г. правнук графа Алексей Николаевич Юматов.
Вскоре после Высочайшего Указа об отмене крепостного права — в продолжение реформаторской деятельности Александра II — последовал 1-го января 1864 г. Указ об образовании в большинстве российских губерний учреждений земского самоуправления.
В конце 1865 г. в Саратовской губернии прошли уездные земские собрания, в состав которых было избрано 249 гласных от землевладельцев, 204 — от сельских обществ, 66 — от городов. Общественно-политическая атмосфера того времени способствовала тому, что в уездные земские собрания избиралась наиболее активная, придерживавшаяся прогрессивных взглядов часть общества. В числе избранных были крупные помещики Устиновы, князь В. И. Васильчиков, уже тогда выступавший против сельской общины и за образование крестьянских хуторов, князь Г. М. Голицын, предводитель дворянства Вольского уезда А. М. Тюльпин, дворяне А. И. Шахматов, П. Н. Корбутовский и А. Н. Корбутовский, мировые посредники А. Н. Минх и Н. Н. Минх, видные саратовские купцы-меценаты В. Д. Вакуров, Т. Е. Жегин, П. Н. Кокуев, И. А. Поздеев, В. В. Гудков, будущие мучные короли Шмидты и Борели, священнослужители, крепкие хозяйственные крестьяне.
В “Саратовском справочном листке” появился “Земский отдел”, где была напечатана вскоре речь саратовского уездного предводителя дворянства В. А. Шомпулева: “...Нам предоставлено право обсуждать деяния к пользам и нуждам нашего края в границах, Положением о земстве указанных. Приступимте же к этому делу так, чтобы по возможности улучшить положение нашего края и вместе с тем вполне оправдать доверие к народу Августейшего Монарха”.
В начальный период решающую роль в образовании и работе земских учреждений играло либеральное дворянство. Позднее существенно возросла роль разночинной интеллигенции.
25 мая 1866 г. в Саратове под председательством губернского предводителя дворянства состоялось учредительное губернское земское собрание с участием 86 выборных гласных от уездных земских собраний и г. Саратова, в числе которых было 54 землевладельца, 12 купцов, 13 крестьян, 4 священнослужителя, несколько мировых судей. После вступительного слова губернатора гласными была принесена присяга, а затем они приняли участие в молебне в Александро-Невском кафедральном соборе.
Саратовское губернское правление назначило в ведение земства все дела и имущества Приказа общественного призрения, значительную часть административных и хозяйственных зданий, учреждения просвещения и народного здравоохранения, дороги, мосты, почту, пожарное и ветеринарное депо, страхование и иные структуры, бывшие ранее под патронажем губернской администрации.
Права и функции губернских и уездных земств были довольно сильно ограниченными, а действия — подконтрольными губернским властям, однако постановления земских учреждений были обязательны для исполнения всеми подчинёнными сферами.
Очередные земские собрания проходили один раз в конце года, а по мере необходимости назначались экстренные заседания. Исполнительным органом собраний были выборные земские управы и состоявшие при них канцелярии. Первая губернская земская управа состояла из 6 человек, а канцелярия насчитывала 19 штатных чиновников. Помещалась управа в ныне снесённом здании рядом с первым реальным училищем на углу М. Сергиевской и Александровской.
Даже краткий перечень первоочередных обсуждаемых вопросов, принятых решений и мер убедили противников земства в полной полезности нового учреждения для всех слоев общества.
Губернская земская управа тут же взяла в свои руки назначение и взимание сборов, что открыло дорогу к финансированию самых различных губернских проектов быстро развивавшегося губернского хозяйства. Это позволило быстро приступить, по выражению одного из земских деятелей, “к целению язв” — к улучшению условий жизни и быта простого населения. Были изысканы средства для бедствовавшей Александровской земской больницы в Саратове, образован училищный совет и начата организация земских школ с усовершенствованной системой обучения — по сравнению с существовавшими церковноприходскими заведениями, сделаны первые шаги по учреждению должностей участковых земских врачей, приняты на содержание уездные больницы и волостные фельдшерские пункты. Значительная работа была проведена по упорядочению лриходно-расходных смет, приняты меры к прокладке новых и ремонту существовавших дорог и трактов. Управой был предложен проект к предупреждению пожаров, к развитию страхования. Как особо важный рассматривался вопрос об организации земского кредита, о создании сети ссудно-сберегательных касс. Отмечалось, что кредит должен быть доступен крестьянину, ремесленнику, мелкому торговцу, что нужно ввести кредит без залога — под ручательство сельского общества, в т.ч. кредит под будущий урожай или доходы. “Земская ссуда должна отнять монополию у ростовщика, к которому ведёт нужда. Где кредит доступен, там он прочнее... где собственность лучше обеспечена, там труд производительнее” — отмечалось в первых постановлениях земства.
С самого начала и всё последующее время земской деятельности уделялось повышенное внимание снабжению населения продовольствием, помощи голодающим, выдаче хлебных и семенных ссуд.
Большой заслугой Саратовского земства явилось решение жизненно важной для города и края проблемы — строительства железной дороги, прокладка которой от Козлова через Тамбов и Кирсанов до Саратова была Высочайше утверждена 7 июня 1866 г. А ещё раньше Саратовской губернской земской управой был создан железнодорожный комитет под председательством губернского предводителя дворянства Н. Д. Давыдова (сына известного поэта-партизана). Комитет оперативно решил вопрос финансирования работ (22 миллиона рублей), создав акционерное общество, и добился государственных гарантий на его ценные бумаги и проектные работы. Активными членами комитета были городской голова Никитин (Кабанов), М. М. Михайлов-Роспавлев, Н. Н. Лупандин, А. Д. Столыпин и другие, принадлежавшие в большинстве к дворянскому сословию. Земли, необходимые для прокладки железной дороги в городской черте, были срочно и безвозмездно выделены Городской думой. В течение 1869 г. — в основном в летнее время — удалось выполнить работы на 300 тысяч рублей. Строительство железной дороги было завершено в рекордно короткий срок — к осени 1871 г., что дало толчок к развитию края во всех отношениях, а главное — к возможности дешёвого и быстрого экспорта ведущей саратовской продукции — зерна и муки.
Вплоть до 1917 г. Саратовское земство было одним из лучших в России по всем показателям, дав стране ряд выдающихся земских деятелей. И у саратовского губернатора П. А. Столыпина в 1903 г. были все основания в своём докладе на имя государя написать: “Я прихожу к заключению, что работа Саратовского земства полезна и даже необходима, так как никакой другой орган вершить ход дела с успехом таким не может”,
Возглавляли Саратовскую губернскую земскую управу на протяжении всего её существования авторитетные личности, выходцы из старинных дворянских родов, энергичные и нравственные люди, положившие немало трудов на ниве губернского образования, здравоохранения, социального обеспечения. В последние перед революцией годы председателями управы состояли:
Информация о первых двух лидерах губернского земства — Львове и Олсуфьеве — представлена в предыдущих главах. Здесь изложим имеющиеся сведения о Юматове и Гримме.
Юматовы — древний дворянский род, известный с конца XVI в. Основателем его считается секунд-майор Иван Юматов, правнук которого Иван-Меньшой был убит в битве под Полтавой в 1709 г. Правнук же Ивана-Меньшого Пётр Иванович (родился в 1792 г.), коллежский секретарь, был женат на Александре Филипповне Вигель и имел от неё двух детей — Дмитрия и Ивана. У поручика Дмитрия Петровича Юматова (родился около 1825 г.) и его жены Александры Семёновны было 10 детей, среди которых пятым был Александр. Семья проживала в наследственном имении в Петровском уезде Саратовской губернии.
Александр Дмитриевич (родился в 1853 г.) закончил пензенскую гимназию, затем — “полный курс наук юридического факультета Казанского университета” и “со степенью действительного студента” в 1879 г. вступил в штат канцелярии мокшанского уездного предводителя дворянства писцом 1-го разряда. В 1880 г. получил чин губернского секретаря, в следующем — стал непременным членом Петровского уездного по крестьянским делам присутствия.
В 1882 г. его избрали почётным мировым судьёй Петровского уезда и потом переизбирали на новые сроки. Ему были пожалованы орден Св. Станислава 3-й степени и орден Св. Анны 3-й степени. В 1890 г. он стал депутатом Губернского земского собрания от Петровского уезда. В 1892 г. получил чин надворного советника. В 1895 г. его избрали членом Саратовской губернской земской управы, где сначала он был “заступающим место председателя”, а в 1906 г. стал председателем. Всё это время Александр Дмитриевич оставался почётным мировым судьёй по Петровскому уезду.
С 1895 г. семья Юматовых проживала чаще в Саратове, дети учились в 1-й мужской гимназии, а летом выезжали в родной Петровский уезд.
Служба А. Д. Юматова на посту председателя Саратовской губернской земской управы проходила в период губернаторства П. А. Столыпина и совпала с неспокойным временем первой русской революции. И, естественно, созидательная земская деятельность была осложнена частыми крестьянскими выступлениями, принимавшими подчас насильственный характер — погромы, разорения усадеб, поджоги амбаров с хлебом, массовые беспорядки и грабежи. В этих условиях Александр Дмитриевич стал надёжным помощником губернатору, наводившему порядок в губернии и комплексом жёстких акций, и терпеливой разъяснительной работой. С участием А. Д. Юматова принимались меры по охране урожаев, хозяйственных и жилых построек в поместьях и деревнях, выделялась помощь пострадавшим из числа бедных и неимущих.
Большое внимание во все времена своей деятельности и в управе, и на посту мирового судьи А. Д. Юматов уделял воспитанию, образованию и здравоохранению, полагая, что “священник, учитель и врач должны быть непременно доступны каждому жителю губернии, в каком бы отдалённом селении он ни пребывал”. “Только тогда, — отмечал Александр Дмитриевич, — вправе говорить мы о желанной производительности крестьянского труда”.
В 1906 г. на пост председателя Саратовской губернской земской управы был избран Константин Николаевич Гримм.
Родился он в потомственной дворянской семье немецкого происхождения в 1858 г. в Пензенской губернии. В 1889 г. в чине поручика вышел в отставку, занялся общественной деятельностью. Перебрался в Саратовскую губернию и в 1891 г. был избран депутатом Саратовского дворянского собрания. В 1892 г. стал уездным гласным и в конце того же года назначен заведующим общественными работами Саратовской уездной земской управы. В 1903 г. он поселился в Саратове на Аничкоаской улице, где впоследствии выстроил себе прекрасный и вместительный особняк — в квартале между Вольской и Ильинской (ныне не сохранился). В 1905 г. избирается в почётные мировые судьи Саратовского уезда, а в следующем году становится председателем Саратовской губернской земской управы. К этому времени он имел авторитет и известность среди российских земских деятелей и в 1907 г. был избран членом Государственной Думы. Председателем управы он остаётся до 1908 г., затем по собственному прошению уходит с этого поста, сосредоточившись на работе в Государственной Думе. Но только до 1910 г., когда его вновь выбирают председателем управы и он отказывается в связи с этим от думской должности. С тех пор Константин Николаевич вплоть до 1918 г. служил в Саратовской губернской земской управе на посту её председателя.
Крупнейшей заслугой К. Н. Гримма была коренная реорганизация страхового дела сначала в Саратовском уезде, а потом и в губернии. Оно было изъято из ведения местных административных органов и передано в руки земских страховых обществ. Необходимые денежные средства для их деятельности были получены частично путём займов, частично — от Киевского и Подольского банков, директораты коих Гримм сумел заинтересовать перспективой сотрудничества с саратовским земством на ниве зернового и мучного предпринимательства. На указанные средства были реализованы важнейшие для губернии проекты — в частности, была основана школа огнестойкого строительства, устроены мастерские для выделки огнеупорной черепицы. Эти мероприятия внесли огромный вклад в борьбу с традиционным крестьянским бичом (и не только крестьянским) — пожарами.
По инициативе Гримма была организована губернская санитарная комиссия, выработаны правила по борьбе с холерой и чумой, установлена выдача безвозмездных пособий уездным земствам на постройку холерных бараков. Начаты работы по улучшению дорог и устройству водопроводов в сёлах. Для улучшения породы скота оборудована большая областная случная станция.
Много сделал Гримм и для народного образования в губернии. При нем были открыты летние общеобразовательные педагогические курсы для земских учителей, в их числе женские. Для сельскохозяйственного училища было приобретено имение с участком в 450 десятин, с громадной усадьбой и фруктовым садом. На территории усадьбы были выстроены специальные помещения для занятий и хранения учебных сельскохозяйственных пособии.
В 1917 г. после свержения самодержавия К. Н. Гримму была предложена Временным правительством должность губернского комиссара — высшего местного административного лица. Но Константин Николаевич отказался сотрудничать с новой властью в этом качестве. Известно, что до 1918 г. он служил на месте председателя правления 2-го общества взаимного кредита.
В конце XVIII — начале XIX вв. модным увлечением саратовских дворян-помещиков был крепостной театр. Саратовская губерния в этом плане богата историческими прецедентами. Они полно и хорошо описаны в популярных краеведческих работах Г. Малинина, В. Дьяконова, Б. Манжоры.
Одним из “зачинателей” губернского крепостного театра был легендарный саратовский губернатор Алексей Давыдович Панчулидзев.
Впоследствии он, “за важными государственными делами”, постепенно отошёл от непосредственного участия в “театральном процессе”, а труппа его перешла в собственность и ведение родственника по жене помещика Г. В. Гладкова. Гладковский театр выступал сначала в Саратове на М. Дворянской улице, а затем в Пензе. Репертуар его в 1806 г. насчитывал 45 опер, комедий и трагедий.
“Театральные пристрастия” реализовались богатыми дворянами не только в Саратове, но и в губернии. Имена таких “театроманов”, как А. Е. Столыпин, С. Ф. Голицын, А. Б. Куракин хорошо известны саратовским краеведам и историкам. Их крепостные театры в родовых поместьях Зубриповке, Надеждино, Неёловке, а также оркестры и хоры были первыми ростками театральной культуры (увы, часто имевшими отнюдь не культурное оформление в виде всевозможных насилий над крепостными актёрами) в Саратовской губернии. С “лёгкой руки” (хотя рука-то в буквальном смысле больше смахивала на тяжёлую) упомянутых именитых дворян театральное дело в Саратове укрепилось основательно — к 1830-м гг. начал функционировать в губернском центре городской, а позже — общедоступный театры.
Другая “барская затея”, имевшаяся в обиходе саратовских дворян в относительно давние времена, в конце XVIII — первой половине XIX вв., — псовая охота.
Содержать громоздкие псовые охоты со сворами борзых из десятков собак, большой конюшней и многочисленной обслугой из крепостных псарей, доезжачих, борзятников, выжлятников, ловчих и т.д. было под сипу только весьма состоятельным персонам. Именно это обстоятельство обусловливает тот факт, что развлекались псовой охотой знакомые нам фигуры из саратовских дворян — Панчулидзевы, Столыпины, Устиновы, Шахматовы, среди которых было немало военных.
Среди псовых охотников различались любители охоты на волков — она была более сложной и дорогой, а также “мелкотравчатые” — те, кто травил лишь лисиц и зайцев. Собаки на такой охоте использовались только борзые, обладавшие большой скоростью бега, работавшие “по зрячему зверю”. Настигнув убегающего волка (или лису, зайца), борзые либо сами справлялись с жертвой, перехватывая ей горло, либо (а случав крупного хищника) останавливали его, и подоспевший на лошади доезжачий ударом ножа кончал дело. Конечно, умело свершить его мог только опытный и сильный охотник — схватка с диким зверем, хотя и при поддержке собак, была весьма опасной. Ещё опаснее и труднее было не убивать, а повязать хищника и доставить его, опутанного верёвками, в охотничий лагерь, а то и в поместье — для всеобщего обозрения и последующего содержания в клетке для демонстрации друзьям и знакомым в качестве военного трофея. Иногда таким трофеем становилось чучело убитого животного или шкура, расстеленная непременно в кабинете барина. Особенно непросто, а потому почётно было затравить матёрого волка — был он выносливее в беге, хитроумнее в манёвре и злее, сильнее и упорнее в драке.
Этой охоте требовались размах, большая территория — велась она исключительно осенью, с первыми морозцами — когда опадает листва и зеленеют на полях озимые всходы. Потому-то и могли её практиковать только владельцы обширных земельных угодий, неизбежные потравы на которых ущемляли лишь хозяина охоты. Травить зверей не на собственной земле считалось уголовно наказуемым деянием и приводило к тяжбам и длительной вражде помещиков-соседей. Ущерб же, нанесённый собственным крестьянам, если случался таковой, как правило, с лихвой компенсировался барином — путём снижения оброка или барщинной доли, или каким-либо “господским” подарком (конь, к примеру), или иными милостями. Бывали, однако, и обиженные...
Традиционные районы псовой охоты в Саратовской губернии — это земли, тяготеющие к северо-западной её части, к лесостепной зоне — в Балашовском, Сердобском, Петровском, Аткарском уездах, где в своё время получили обширные земельные наделы выходцы из старинных дворянских родов. Просторная лесостепь с мягкими увалами и долинами, густыми перелесками, зачарованными озерцами и тихими речками на фоне золотой осени сообщали местной охоте неповторимую щемящую романтическую красоту.
Шли годы, крупные помещичьи землевладения мельчали, выводились настоящие (т.е. богатые и одержимые) любители псовой охоты — слишком уж много сил и средств уносил очередной выезд в поле. Стало появляться добротное охотничье оружие, позволявшее с меньшими затратами и с большей эффективностью добывать заветную дичь. А с отменой крепостного права и вовсе начала исчезать старинная барская затея — и земли для неё стало не хватать, и истинные знатоки травли повымерли, а борзые собаки всё более уступали место легавым и гончим. Хотя, конечно, ещё долго псовая охота в России кое-где практиковалась — вплоть до 1917 г., но уже в ограниченных формах.
А самой популярной во второй половине XIX в. стала ружейная охота, обретшая вскоре беспримерное число ценителей и сторонников — за счёт простоты, доступности и относительной дешевизны. Ничего-то для неё теперь не стало надо из того, что требовалось ранее, — ни конюшни, ни собачьих стай, ни армии помощников. Всего-то необходимо охотнику-любителю приобрести ружьё да породистого четвероногого друга в единственном числе. Сместился акцент и в охотничьих устремлениях — особенно в средней полосе России, и в Саратовской губернии тоже. Здесь всё чаще практиковалась охота “по перу” — тетеревам, куропаткам, уткам, вальдшнепам. По ним “работали” легавые собаки — пойнтеры, сеттеры, спаниели. А добываемый любителями зверь сильно помельчал — теперь охотились, в основном, на лису и зайца, используя помощь гончих собак — тех, что идут по следу убегающего зверя “по запаху”, взлаивая и выгоняя дичь на выстрел притаившегося за кустом охотника, правильно выбравшего место на пути бегущих по кругу лисы или зайца. Крупные звери — волки, медведи, лоси, олени — стали уделом только охотников-профессионалов, которые охотились не ради забавы и развлечения, а были заготовителями мяса и шкур.
Конечно же, первыми ружейными охотниками повсеместно стали представители дворянского сословия, в семьях которых хранились охотничьи предания и традиции и молодёжь с детства проникалась любовью и уважением к этому исконно мужскому занятию. Саратовская природа очень располагала к охоте на водоплавающую, степную и боровую дичь — обширные займища в волжских протоках, где гнездились в несметных количествах утки, гуси, кулики, прохладные лиственные рощи с тетеревами и куропатками, вальдшнепами, широкие степи и поля со стрепетами и дудаками. Поистине кишели такой дичью угодья в Буркино, в Новых Бурасах, в Попчаниновке, в Лесной Неёловке, в Ближнем Заволжье. Да и близ Саратова промысловой птицы и зверя было достаточно — на Зелёном острове, на Кумысной поляне. В первой половине XIX в. топкие болота с камышами находились в районе нынешнего Крытого рынка — там водились кряковые утки, чирки и лысухи. А у Ильинской площади было урочище “Чёрный лес” — место обитания боровой дичи — рябчиков, тетеревов и даже глухарей. Охота “по перу” разрешалась с Ильина дня — 2 августа.
Очень популярной была также охота “по чернотропу" с гончими — на зайца или лису. В сентябре-октябре окрестные саратовские перелески так и стонали от “охотничьей музыки” взлаивающих в азарте собак, мчащихся по следу добычи. Были среди гончих подлинные кудесники, издававшие призывные, жалобные, грозные или восторженные звуки. Столь же органичным в это время был трубный глас охотничьего рога, собиравшего увлёкшихся собак к хозяину после завершения гона.
Если псовая охота практически ничем и никем не регламентировалась — по несовершенству тогдашнего законодательства, а потому часто допускался определённый “произвол”, удобный всесильному помещику в пределах собственных неприкасаемых земель, то массовость ружейной охоты — по срокам, по нормам добычи, по этическим и моральным соображениям. Именно поэтому в России в конце XIX в. организовались в столицах и в губернских центрах городские общества охоты, призванные объединить местных любителей охоты в одно целое, выработать и соблюдать правила охоты и принимать меры к предотвращению хищнического истребления дичи, создавать условия её воспроизводства. В Саратове такое общество организовалось в середине 1890-х гг. На рубеже XIX — XX вв. оно размещалось в здании уездной земской управы на углу М. Сергиевской и Александровской. Председателем общества был некто М. П. Милитев, товарищем председателя — Ф. П. Корбутовский, одним из старшин — В. М. Беклемишев.
Созданные в губернских центрах городские охотничьи общества были разрозненны и разрабатывали и устанавливали свои собственные правила, нередко приходящие в противоречие друг с другом или с общероссийским законодательством. Явно ощущалась необходимость создания единой всероссийской структуры, регламентирующей деятельность охотников на всей территории страны. И такая структура была образована в начале XX в. в С.- Петербурге было учреждено Императорское общество правильной охоты, призванное осуществлять централизованную охотничью политику в российской глубинке через свои отделы на местах. Попечителем этого общества был Великий князь Сергей Михайлович. Циркулярами только за его подписью учреждались региональные российские отделения общества.
В Саратове отдел Императорского общества правильной охоты был создан около 1910 г., и распоряжением упомянутого Великого князя вскоре на пост председателя отдела был назначен местный дворянин Владимир Михайлович Беклемишев.
Он был выходцем из старинного дворянского рода, представители которого преуспевали больше на военной службе. Сохранился герб рода Беклемишевых — в форме щита, “что разделён надвое и имеет верхнюю половину малую голубого цвета с изображением светящего солнца и нижнюю пространную, в которой находится золотой лев с короною, держащий в правой руке меч, вверх поднятый. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нём короною и тремя страусовыми перьями, а намёт на щите золотой, подложенный голубым. По сторонам щита поставлены по одному чёрному орлу”. Род Беклемишевых прослежен в сохранившихся архивных документах до середины XVII в. К сожалению, не удалось установить родственные связи Владимира Михайловича с саратовским комендантом Василием Пахомовичем Беклемишевым, который, согласно преданию, встречал в Саратове Петра 1 в 1722 г.
Прадед В. М. Степан Иванович (родился около 1740 г.) был майором, дед Николай Степанович (1773) — ротмистром, отец Михаил Николаевич (1820) — поручиком. У последнего было 8 детей, в том числе 7 сыновей — почти все тоже военные. Исключение составил лишь младший Владимир (1869), служивший по гражданскому ведомству. Он получил домашнее воспитание и образование, служил в канцелярии саратовского предводителя дворянства. В 1911 г. губернским начальством был назначен председателем военно-конской приёмной комиссии по Саратову. Состоял гласным Саратовского уездного земского собрания, был избран заседателем Саратовской дворянской опеки. Имел дом в Саратове и участок земли в Саратовском уезде в 13 десятин 400 четвертей. Женат был первым браком на дворянке Прасковье Матвеевне Рыжиковой, скончавшейся в 1914 г., вторично — на крестьянке села Бештановка Симбирской губернии Кикилии Ивановне Сазановой.
Владимир Михайлович слыл активистом местного охотничьего движения. Помещалось Императорское общество правильной охоты в доме самого Беклемишева — по улице Гимназической на углу Армянской (дом сохранился до наших дней). Состояло в обществе в 1911 г. 383 саратовских охотника. Функции общества мало, чем отличались от функций современных охотничьих обществ — разве что известные охотничьи нормы и сроки были помягче, отображая особенности того времени: и не столь уж великую многочисленность охотников, и изобилие дичи.
Деятельность Саратовского Императорского охотничьего общества была, безусловно, созидательной и полезной. Конечно, охватить своим влиянием всех охотников губернии (особенно в сельской местности) общество не могло по тогдашним обстоятельствам — не было ни средств связи, ни транспорта, ни местного печатного охотничьего органа, ни широкой агитации и пропаганды. Но тенденция, заложенная обществом, укрепилась и развилась в последующие, в т.ч. советские, годы, когда успехи местного охотничьего движения стали очевидными и ощутимыми.
Не менее стойким увлечением саратовского дворянства с давних пор были кони, конно-заводство и спортивно-зрелищная его составляющая — рысистые испытания лошадей на ипподроме — бега.
Содержал богатые конюшни губернатор Панчулидзев, имели небольшие конские заводы те же Столыпины, Нессельроде, Куракины, Голицыны, Нарышкины. Самым крупным таким заведением на территории губернии был Еланский конный завод, расположенный в северо-западном углу Камышинского уезда, в междуречье Терсы и Красавки, где разводились русские рысаки.
Вообще в средней полосе России, к которой относилась и северная часть Саратовской губернии, традиционно популярными были беговые лошади. Их самыми яркими представителями были орловские рысаки, разводимые с конца XVIII в. на Хреновском коннозаводе, на воронежских землях. Во второй половине XIX в. путём скрещивания орловской лошади и американских рысаков было начато выведение новой рысистой породы — русской беговой, впитавшей в себя лучшие качества прародителей — мощь, красоту экстерьера и выносливость орловских рысаков и лёгкость и стремительность бега американских. Одним из “зачинателей” новой породы был саратовский помещик и коннозаводчик Владимир Михайлович Лежнев, основавший Еланский завод в 1860-е гг. Главная его усадьба находилась в селе Красное близ Елани. Там он построил барский особняк “из соснового кондового дерева с резьбой по наличникам — по карнизу и чердачному подзору и с фигурными балясинами крыльца”. Там же были выстроены и конюшни.
Дело отца продолжил сын Николай Владимирович, коему пришлось пережить революцию 1917 г. и вынужденно сделать в конце концов всё наследственное имущество и лошадей “народным достоянием”. До сих пор Еланский конный завод функционирует, поставляя в народное хозяйство и на российские ипподромы высококлассных рабочих и спортивных лошадей.
История Саратовского ипподрома восходит к середине XIX в. Первая запись, касающаяся конских состязаний, найденная в архивных документах, датируется 1847 г. “Назначенные в г. Саратове троичные, беговые и возовые испытания — оные не были произведены по случаю холеры”. Думается, что 1847 г. чуть было не стал первой вехой в истории саратовского конного бега отнюдь не случайно. Депо в том, что с 1846 по 1854 гг. управлял нашей губернией губернатор Матвей Львович Кожевников, бывший атаман Оренбургского казачьего войска, страстный любитель лошадей. Легенда гласит, что в губернской канцелярии он, принимая чиновников и визитёров, восседал за своим столом не на кресле, а на богатом казачьем седле — до того милы были его сердцу всяческие атрибуты, связанные с кавалерией.
В России кое-где в это время уже существовали ипподромы (первый был открыт в 1826 г. в Лебедяни Тамбовской губернии, с 1834 г. начал функционировать Московский ипподром на Ходынке), и, естественно, казак-губернатор попытался насадить конские состязания во вверенной ему вотчине. Но первая попытка не удалась из-за холеры. Не удалась она, видимо, и на следующий год, ибо холера в 1848-м не только не утихла, но и приняла больший размах — не до бегов было. А вот в 1849-м вожделенная мечта Матвея Львовича реализовалась, хотя, видимо, не в желаемом виде и объёме. Этому свидетельство — сохранившаяся до наших дней запись: “1849 год. Из двух представленных на испытания первой пришла тройка, принадлежавшая г-ну Аничкову. Тройка совершила за неимением большего удобного места 20 вёрст в 48 минут и получила приз 100 рублей серебром”.
Запись эта вполне правдоподобна. Упомянутый г-н Аничков — реальная фигура саратовской истории. Звали его Николай Иванович, и был он отставной штаб-ротмистр, состоятельный человек, живший в богатом особняке на улице, носившей его имя — Аничковской (ныне Рабочей).
Далее отметим в саратовском коннобеговом прошлом следующие вехи, зафиксированные в дошедших до нас документах.
“1855 год. Из суммы Государственного коннозаводства выделено Саратову на призы для крестьянских лошадей: беговые 100 руб., возовые — 60 руб. серебром”.
Очень важное событие произошло в 1858 г., когда вышел циркуляр № 6 по управлению Государственным коннозаводством. Известно, что приложил руку к его выходу саратовский дворянин А. А. Столыпин. “В день 9 августа сего года учреждено в г. Саратове общество охотников конского бега с тем, чтобы непременным президентом этого общества был Гражданский губернатор и в действиях своих оно следовало уставу, рассмотренному в Комитете Государственного коннозаводства, согласному с уставами уже существующих подобных обществ”.
С этих пор в рамках деятельности учреждённого общества в городе проводятся состязания рысаков. Первое сообщение о победителе и показанном результате бега датируется 1859 г. — на дистанции 3 версты жеребец “Любимец” (рождения 1840 г.!) показал время 5 мин. 46 сек. — по нынешним меркам результат не ахти. Но ведь как давно это было! И бежал такой пожилой жеребец! А кроме того, будем помнить, что тогдашние испытания проводились в запряжке четырехколёсными дрожками с деревянными колёсами, подбитыми железным ободом! К сожалению, неизвестно место, где проводились первые испытания. Но где-то за городом, и возможно — не по кругу, а по “прямой дорожке”. Ибо только в 1868 г. Городская управа отводит место под ипподром около товарной станции ещё не открытой Тамбовско-Саратовской железной дороги. Сообщалось, что “на ипподроме построена беседка. Круг — верстовой с очень крутыми поворотами — бывали случаи, неосторожные наездники на полном ходу вылетали из дрожек”.
Такой ипподром, конечно, не мог удовлетворить все возраставших требований испытаний. А они, действительно, возрастали — к 1880-м гг. были введены в России международные правила проведения конских бегов. Дистанции бега были приняты равными в одну, полторы и две мили, соответствовавшие русским 1,5, 2,25 и 3 верстам или 1600, 2400 и 3200 метрам. До сих пор эти размеры остаются в силе.
В скором времени и дрожки были заменены на лёгкие двухколёсные качалки на резиновом ходу, что тут же сказалось на росте результатов бега. А в 1888 г. ипподром был переведён на новое место близ железнодорожного вокзала (сейчас это территория стадиона “Локомотив”), где оборудованы были и дорожки указанной протяжённости, и конюшни, и подсобные помещения, и небольшая смотровая трибуна. Заработал на ипподроме тотализатор, потянулись сюда по беговым дням не только знатоки и ценители, но и обычная публика, любившая азартное зрелище. Вскоре в дни испытаний начал функционировать на ипподроме буфет, а когда разыгрывались особо почётные призы и на ипподроме собиралось много народа, в том числе высокопоставленных чиновников и дворян, развлекал публику между заездами полковой оркестр, приглашённый из недалёких казарм, О днях проведения испытаний загодя сообщали расклеиваемые по городу красочные афиши. Не захочешь, а остановишься перед распластанным в стремительном порыве грациозным рысаком с качалкой за вздыбленным хвостом, под которым полуаршинными буквами выведено:
С дозволения начальства Саратовский ипподром общества охотников конского бега доводит до сведения почтеннейшей публики, что в воскресенье на Троицу будут разыграны Большие призы для лошадей орловской и русской породы из конюшен г.г. Сорокина, Рейнеке, Агафонова, Адольфа Штрауге из Балашова и князя Куткина из Сердобска.
Между заездами оркестр духовой музыки Башкадыкларского полка исполнит “Железнодорожный марш”, “Польку-бабочку”, вальс “На сопках Маньчжурии” и другие пиесы. К услугам г.г. посетителей — пиво и закуски из ресторации г-на Моисея Иванова”.
В 1893 г. жеребец “Огонь” (рождения 1887 г.) показал на 1,5 версты время 2 мин. 33 сек. — это уже сравнимо с сегодняшними результатами. А кобыла “Вьюга” пробежала 3 версты за 5 мин. 5 сек.
На рубеже XIX — XX вв. в обществе конской охоты состояло более 1000 членов, годовой членский взнос равнялся 20 рублям. Почётным председателем общества был граф И. И. Воронцов-Дашков, президентские обязанности по традиции исполнял саратовский губернатор князь Б. Б. Мещерский, вице-президентом был князь Л. Л. Голицын. Старшины общества — князь Ф. Ф. Оболенский и купец И. А. Зейферт, казначей — Ф. А. Дружинин. Как видим, “правили бал” в обществе конской охоты высокопоставленные и родовитые дворяне.
Очень насыщенным беговым годом был 1909-й. Было разыграно призов на сумму 17316 рублей — деньги просто огромные. Жеребец Буян показал на дистанции 1600 м лучшее время, известное в дореволюционной истории Саратовского ипподрома, — 2 мин. 19,2 сек. Жеребец Бюджет прошёл 3 версты за 4 мин. 51,2 сек. Нынче, естественно, показатели рекордистов Саратовского ипподрома гораздо выше.
С началом Первой мировой войны работа ипподрома ослабла. В 1914 г. он вообще не работал. В 1916 г. бега состоялись почему-то не на оборудованном и привычном всем ипподроме близ вокзала, а “на новом месте —- в районе 1-й дачной остановки”. Но они проводились здесь, надо понимать, единственный сезон. Как ни странно, в мятежном 1917 г. на ипподроме было проведено 12 беговых дней, пришедшихся, естественно, на дооктябрьский период. Ещё более странно, что а 1918 г., когда начались гражданская война, бескормица и разруха, на ипподроме 31 раз устраивались бега. В августе был разыгран большой юбилейный приз — в честь 60-летия Саратовского ипподрома. А впрочем, и тот и другой “странные факты” лишь подтверждают живучесть и практическую “вечность” конного спорта — какие бы политические события вокруг ни происходили.
Членами очень популярного Саратовского яхт-клуба тоже были, в основном, представители высшего сословия. Деятельность яхт-клуба хорошо освещена в книге саратовского Краеведа В. М. Цыбина “Пароход на Волге”, изданной в 1996 г.
Этот клуб возник в 1876 г. и стал третьим речным яхт-клубом в Российской империи. Для руководства им избирался командор, стоявший во главе также избираемого комитета. Утверждены были флаги яхт-клуба и роскошная форма одежды членов и руководителей — тёмно-зелёное сукно, форменные пуговицы, жгуты и знаки, вышитые золотом, фуражки с золотыми галунами на околыше. Вступительный взнос в клуб равнялся 100 рублям, годовой — 20 и льготный для отдельных лиц — 5 рублям.
Первым командором стал купец С. В. Алфимов. Но уже в 1878 г. его сменил местный нотариус из дворян, страстный любитель и пропагандист водных видов спорта Григорий Григорьевич Дыбов. Он оставался на этой почётной должности 36 лет — вплоть до своей смерти в 1914 г. Личность эта настолько популярная и даже знаменитая в старом Саратове, что мы ознакомим с ней читателя подробнее — благо формулярный список Григория Григорьевича сохранился в местном архиве.
Итак, родился Григорий Григорьевич Дыбов в 1841 г. в семье надворного советника Г. И. Дыбова в одной из северных российских губерний (какой — не установлено). Окончил “полный курс наук в Андреевском уездном училище” и вступил в службу в контору петербургской типографии канцелярским служащим. Отличался усердием и толковостью. Занимался он чтением корректур. Затем стал письмоводителем конторы Сенатской типографии, далее был “определён столоначальником”, а с 1867 г. — на должности пристава Окружного Санкт-Петербургского суда. Занялся самообразованием, хорошо изучил юриспруденцию, нотариальное дело. В 1870 г. получил чин титулярного советника. Крутой поворот в биографии Г. Г. Дыбова произошёл в 1871 г., когда он был откомандирован на должность старшего нотариуса в Саратовский окружной суд. В 1876 г. ему пожаловали чин надворного советника. Был кавалером орденов Св. Анны 3-й степени. Св. Владимира 4-й степени, Св. Станислава 2-и степени.
Женат был Григорий Григорьевич на дочери надворного советника девице Александре Гавриловне Сорокиной и имел от неё 8 детей. Это была большая, дружная и правильная семья. Проживали Дыбовы в собственном доме на углу Московской и Соборной — он прекрасно сохранился до наших дней.
Был Григорий Григорьевич не только яхтсменом, но и опытным нотариусом, на несколько сроков избирался председателем Городской думы. Занимался общественной деятельностью на ниве образования и культуры — состоял председателем общества народной трезвости, был попечителем школ и училищ, возглавлял попечительский совет Радищевского музея. Являлся он и просто состоятельным человеком — его состояние оценивалось в 300 тысяч рублей.
Все сыновья его получили высшее образование в Петербурге, служили по министерству юстиции. Дочери вышли замуж за уважаемых добропорядочных граждан. Старший сын Григорий Григорьевич-младший служил вместе с отцом в Саратовском окружном суде и был известным краеведом, членом Саратовской учёной архивной комиссии. Многие потомки и родственники Г. Г. Дыбова были заметными фигурами в Саратове. Племянник его Владимир Павлович Дыбов (1891 — 1948) был известным саратовским архитектором. В соавторстве со своим коллегой Д. В. Карповым проектировал многие примечательные сооружения в городе — Дом книги, например. Стал Владимир Павлович и подлинным продолжателем дела Григория Григорьевича в парусном спорте. Одно время он возглавлял (в 30 — 40-е гг.) комитет Саратовского речного яхт-клуба, наследовавшего дела и традиции первого дореволюционного объединения яхтсменов. А внук Г. Г. Дыбоаа Григорий Сергеевич (1903 — 1986) был популярным артистом Саратовского ТЮЗа, внес немалую лепту а становление и развитие детского театра в нашем городе.
Текущая работа яхт-клуба состояла в организации всевозможных соревнований. Клуб имел собственную пристань на берегу Волги, возле которой стояли на воде яхты, моторные и гребные лодки, принадлежавшие членам яхт-клуба.
Соревнования эти привлекали массу народа, который собирался на берегу, на дебаркадерах, пристанях и пароходах, чтобы посмотреть на интересное и азартное зрелище. Особо большой праздник устраивался на Духов день (он следовал сразу же за праздником Троицы), когда разыгрывался Большой приз народных гребных гонок. В нём участвовали и саратовские экипажи — жители пригородных слобод Горной, Улешовской, Затонской, и экипажи из других близлежащих поселений — хохлы из Покровска, немцы из Ровного, потомственные грузчики и речники из Золотого и Балакова — все здоровенные парни лет 20 — 25, косая сажень в плечах. Каждая команда гребцов прибывала на соревнования с лодками собственной конструкции в сопровождении собственных же болельщиков. За вёсла усаживалось 4 человека — по одному на весло. В преддверии начала соревнований рассекал на моторной лодке прибрежное пространство командор яхт-клуба в полной парадной форме и громко отдавал через рупор распоряжения. Пожарный пароход “Самара” бдительно следил, чтобы на трассу гонок не заходило постороннее судно. Лодки выстраивались на старте возле яхт-клуба и по сигналу командора устремлялись в затон, в глубине которого разворачивались, затем спускались до Казачьего острова и возвращались к месту старта. Дистанция составляла 25 вёрст, а всё спортивное действо занимало около 3 часов.
Когда звякал колокол, оповещая о начале гонки, собравшаяся толпа зрителей приходила в движение — болельщики разных экипажей бросались бежать вдоль берега, криком подбадривая своих любимцев и давая им бестолковые советы. Иные зрители использовали подводы, запряжённые резвыми лошадками, за которыми непременно увязывались собаки и крики, и лай так и текли вслед за участниками гонок, работавшими вёслами изо всех сил.
Всего в гонках обычно участвовало 12 — 15 экипажей. Были среди них опытные бойцы с многолетним стажем участия в соревнованиях. Славился б 1870-х — начале 1880-х гг. экипаж саратовской четвёрки из трёх братьев Иловайских и нашего главного героя Г. Г. Дыбова — видать, и физически Григорий Григорьевич был крепок и тренирован. Не раз держала верх эта четвёрка на гонках, используя свою мощь и умение и ходкие качества специально сконструированной шлюпки под названием “Интрига”. Иловайские и Дыбов снискали славу не только в Саратове, но и по всему волжскому бассейну, поскольку успешно выступали и на Нижегородской ярмарке, и на межгубернских соревнованиях.
Другая сторона деятельности яхт-клуба состояла в постройке и сохранении на воде в течение всего летнего сезона дорогой собственности членов клуба — яхт. Содержать их было дорогим удовольствием. И постройка судна, и оснастка, и ремонт, и управление им требовали немалых средств, времени, подготовки, умения. Такое могли позволить себе только состоятельные люди, обязательно влюблённые, кстати, в Волгу, в водный спорт, в парусные суда. На яхтах не только соревновались, но и отдыхали.
Зимой деятельность яхт-клуба не затихала. Он имел собственный каток близ Коммерческого собрания, где устраивались катания и соревнования “на скорость бега”. А в грелке катка в определённые дни и часы работала секция гимнастики. По сути, яхт-клуб был добротной спортивной организацией.
Не очень распространенным развлечением у людей из высшего и среднего сословия был биллиард. Практиковался он и как невинное семейное развлечение, и как денежная азартная игра, процветавшая в разного рода “собраниях”, а также при ресторациях и гостиницах, в сомнительных “номерах” и закрытых обществах.
В деревенских усадьбах и поместьях, а также в больших городских домах богатые помещики и сановники, конечно же, имели биллиардную комнату, где временами лениво перекатывали шары в компании с гостем, столь же именитым и состоятельным биллиардным любителем.
Играли в биллиард везде, кроме Благородного собрания, всё-таки на денежный интерес — в Коммерческом, в Офицерском собраниях, в задней комнате кондитерской “Жан”, в гостиницах “Россия”, “Европа”, “Московская”, в трактирах первой руки и при номерах возле Верхнего базара.
Разумеется, были среди представителей дворянства отдельные личности, имевшие какие-то особые пристрастия (как сейчас принято говорить — хобби). На рубеже XIX — XX вв. чаще это были фотография или велосипед, или бокс, или автомобиль, или даже самолёт. И иные преуспевали в этих новомодных увлечениях, но таковые были всё-таки немногочисленны.
Использованные материалы:
В. Семёнов, Н. Семёнов. Саратов дворянский. Из глубины веков. Старинные боярские и дворянские роды в Саратовском крае // Волга. 1998. №11-12. С. 59-127