Примечание: 11.02.2013 г. в текст внесена поправка. Из-за нашей невнимательности в абзаце, начинающимся со слов «Заполучив ценную рукопись, Г.И. Мешков не смог ее опубликовать...», была допущена ошибка. Последнее предложение следует читать: «В том числе рукописи «Краткие сведения о городе Пензе» и «Пенза и ее основание в 1666 году. Копии с рукописи, современной основанию города». В настоящей редакции цифра 1663 исправлена на 1666.
В конце 19 века был опубликован ряд строельных книг XVII в. городов юго-восточной части Московского государства. Д.И. Багалей издал «книги» городов Белгородской черты – Валуек, Усерда, Хотмышева, Орлова, Карпова. В 1897 г. Симбирская губернская ученая архивная комиссия опубликовала (под редакцией и с предисловием П. Мартынова) строельную книгу города Симбирска, а на следующий год в Петербурге, под редакцией и с предисловием казанского историка В. Борисова вышла в свет строельная книга города Пензы.
С тех пор эти издания стали библиографической редкостью, их можно найти лишь в крупнейших библиотеках страны. На середину 2011 года в интернете опубликована только строельная книга одного Симбирска на сайте «История Симбирского края» по адресу:
http://simbir-history.narod.ru/html/doc_1653.htm#str94
Однако пользоваться симбирской «книгой» все же неудобно: мелкий сливающийся шрифт, своеобразный синтаксис со знаками препинания едва ли не после каждого слова и где попало, «яти» в виде крупного твердого знака, «еры» вместо мягкого знака внутри и в конце слов – все это затрудняет смысловое восприятие. Хотя надо отдать должное и поблагодарить людей, которые взяли на себя труд подготовить к интернет-изданию этот сложный для редакторской обработки нарратив, сделав его общественным достоянием. Наш текст, скопированный с вышеназванного адреса и обработанный в соответствии с правилами современной грамматики, также далек от совершенства, поскольку весьма сложно, да и невозможно, передать стилистические и синтаксические тонкости текста «книги» с его «ориентирами», давно переставшими существовать.
Тем не менее текст перед вами, насколько удалась наша редакция, судить вам. Для автора этих строк он необходим прежде всего в связи с анализом текста строельной книги города Пензы, о чем речь ниже.
Отсутствие «под рукой» подобного рода изданий создает немалые проблемы для исследователей, которые постоянно обращаются к таким источникам, и наша задача состоит в том, чтобы восполнить, насколько возможно, досадный пробел в нашем российском источниковедении.
С научной литературой о строельных книгах ситуация складывается несколько лучше, но далеко не в той мере, в какой затронутая тема заслуживает внимания. В дореволюционной историографии по данной теме известны статьи упомянутых выше Д.И. Багалея («Материалы для истории колонизации и быта Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губерний». Харьков, 1890), вышеупомянутых П. Мартынова и В. Борисова, а также И.А. Тихомирова, печатавшегося в «Журнале народного просвещения» (1908, №8). В советское время строельным книгам посвящена обобщающая статья П.П. Смирнова «Книги строельные» в «Трудах Историко-архивного института», том II (М., 1946, с.99-123). Современные научные взгляды на малоизученную проблему содержат статьи самарского историка А.И. Натарова: «Важнейший источник по освоению Симбирского края середины XVII в.» («Вестник Самарского государственного университета», 2009, №3, с. 79-83) и «Гарнизоны крепостей Симбирско-Корсунской засечной черты во второй половине XVII в.» (Платоновские чтения. XVI Всероссийская конференция молодых историков… Материалы и доклады. Самара, 2010, с.17-20).
Больше повезло Белгородской засечной черте, о которой и, в частности, о строельных книгах которой, выпущены как книги, так и множество статей, в том числе источниковедческих.
Особенно плохо обстоит дело с изучением оборонительной линии Московии от Рязани и Тамбова до Волги. Одна из причин этого, как нам представляется, в отсутствии ОБОБЩАЮЩИХ трудов по изучению истории колонизации и обороны Низовых земель Русского государства. Не вызывают вопросов «Тульская черта», в какой-то мере – «Белгородская черта», а вот что касается юго-востока Русского государства середины и второй половины XVII века, здесь много непонятного. Как назвать крупный регион от Мещеры до Волги, на котором было построено городов и острогов, никак не меньше, чем на Белгородской черте? Исследователи выходят из положения, используя термины «Тамбовская черта», Пензенская, Ломовская, Керенская «засечные черты», «Симбирская…», «Инсарская…» и т.д. Действительно, такие термины широко использовались в деловой письменности XVII в. Указ царя, касающийся строительства города Пензы, так и адресован: «за Ломовскую черту на Пензу».
Но факт остается фактом: обширное пространство от Мещеры до Волги изучается исследователями фрагментарно: тамбовчан интересует свой отрезок черты, пензенцев, симбирян и Мордовию – свои. Попытка профессора Виталия Ивановича Лебедева (1932–1995) пройти весь этот маршрут от Рязани до Волги, используя метод пешеходной экскурсии и завершившийся изданием книги «Легенда или быль. По следам засечных сторожей» (Саратов, 1986), к сожалению, не получил продолжения в виде анализа накопленного за полтора столетия материала. Историки по-прежнему топчутся каждый в своей ограде.
В качестве рабочей версии я бы предложил для обозначения фортификационных сооружений, построенных с первой трети XVII века до 1722 г. (завершение строительства Царицынской черты), использовать термин «оборонительная черта Низовых городов Русского государства». Для этого есть достаточное веское историческое обоснование. Известно, что в 1680 году был создан Казанский стол Разрядного приказа, ведавший (хотя и кратковременно) делами обороны русских границ и вопросами военно-служе6ных отношений от Тамбова до Симбирска и воспринимавший события на этом участке в связи с ситуацией в Крымском ханстве, Приазовье и Северном Кавказе. Что касается термина «низовые города», то он использовался гораздо ранее 1680 года. Поэтому понятие «оборонительная черта Низовых городов» будет восприниматься как естественный аналог продолжения черты от Белгорода до Волги, указ о строительстве которой бы подписан еще царем Михаилом Федоровичем.
* * *
Предлагаемые гостям сайта документы являются одними из первых, в которых детально освещается начальная история городов Ульяновска и Пензы, состав первопоселенцев, места расположения городов и селений, межевые границы земельных участков, география местности и другие признаки новопостроенных городов, слобод и деревень, о которых так мало сохранилось в российской археографии описаний, относящихся к середине XVII века.
При подготовке текстов строельных книг городов Симбирска и Пензы были адаптированы к нормам современного русского языка при сохранении устойчивых лексико-грамматических особенностей документов XVII в. Адаптация касалась в основном синтаксиса, замены букв «ять», «i», отбрасывания «ъ» в окончаниях, церковнославянизмов типа «великаго государя», «однаго», «ея» и т.п. Правке не подвергались выражения, устоявшиеся в историографии. Возможно, не всегда правомерно. Так, выражение «а в дву потому ж», относящееся к процессу наделения служилых людей пахотной землей в системе трехполья, давно следовало бы писать: «а в дву по тому ж». В данном случае форма «потому» представляет собой указательное местоимение с предлогом «по», а не союз «потому», который лишает все предложение смысла.
Расставлены абзацы. Исправлены опечатки и очевидные ошибки. Постраничные сноски, для удобства пользователей интернета, переформатированы на концевые.
* * *
Публикация подобных документов имеет большое значение и по следующим обстоятельствам. Во-первых, их в напечатанном виде увидело свет лишь единицы. Во-вторых, и в архивах, в основном это Российский государственный архив Древних Актов, строельных книг сохранилось немного, по сравнению с числом основанных в царствование Алексея Михайловича городов. Современные исследователи считают, что строельных книг сохранилось не менее 70-ти (П.П. Смирнов, 1946), хотя, на наш взгляд, их значительно больше. Просто в РГАДА, где хранится большинство оригиналов строельных книг, они не являются единой коллекцией и хранятся в делах не только Разрядного, но также Четвертного, Поместного, Земского и других приказов, вплоть до Сыскного и Приказа Большого дворца.
«Вторая» строельная книга города Симбирска, опубликованная в книге П. Мартынова вслед за «первой», представляет собой отчет о постройке в Симбирске и некоторых других городах Симбирско-Корсунской черты городских зданий и фортификационных сооружений. Подзаголовок строельной книги 161-162 годов раскрывает содержание этого исключительно ценного для историка документа. Он – том: «Что в Синбирском и по Синбирской черте в городах в Юшанске, в Тагаеве, в Уренске построено всякого строенья и церковного строенья… и сколько в котором городе устроено каких служилых людей и в которых слободах, и по чему тем служилым людям дано на дворовое строенье государева денежного и хлебного жалованья, и что кому дано под усады и на пашню земли и сенных покосов».
А вот «первая» строельная книга города Симбирска и строельная книга Пензы созданы по единому образцу. В них мы не находим информации о построенных крепостных стенах, башнях, храмах, надолбах, валах, засеках и других полевых и лесных укреплениях. Упоминания о них содержатся в книгах лишь в связи с ориентирами в связи с межеванием земель, отводимых служилым людям. Такие строельные книги походят скорее на межевые и переписные книги.
В современном значении термин «строельные книги», по мнению П.П. Смирнова, следует связывать не с корнем «строение» в смысле постройки, строительного процесса, а «устройство» города, слободы, организация отвода земли, закрепление ее за вновь прибывшим населением; именно в этом значении данный термин употреблялся в XVII веке и, вероятно, в более ранние столетия, в эпоху удельной Руси (с.103-106).
Видимо, далеко не все современные авторы понимают это. Недавно в пензенском журнале «Сура» (2011 г., №1) Евгений Саляев опубликовал большую статью «Присурье в середине XVII века», одним из основных источников в которой явилась строельная книга города Пензы. К сожалению, ее информационный потенциал автор статьи использовал далеко не в полной мере, а порой исказил содержание.
В центре статьи Е. Саляева – история основания города Пензы и его окрестностей. Тема истрепанная, об этом писало не одно поколение ученых и любителей преданий и сенсаций. Вершина исследования данной темы, бесспорно, – книга Георга Васильевича Мясникова «Город-крепость Пенза». И более чем странно, что автор журнальной статьи, перечисляя фамилии людей, занимавшихся проблемой возникновения города на Суре, умалчивает о Мясникове.
Еле-еле одолев статью, изобилующую многочисленными историческими ляпами, я, кажется, понял, почему автор так непочтительно обошелся с трудом Мясникова. Дело в том, что его предшественник по теме исследования в своей книге немало места уделил критике именно «саляевских» и ему подобных воззрений на историю Пензы с ее «загадочным» Черкасским острогом. Спорить с Мясниковым о «старых» и «новых» черкасах, Черкасском остроге, который якобы старше города лет на десять, бесполезно. По крайней мере, на уровне, продемонстрированном Е. Саляевым.
Наука опирается на факты, антинаука – на предположения, которым придает значение фактов. Можно высказать и связать десятки предположений и не получить «эвристического момента», поскольку такой подход противоречит одному из законов логики – принципу достаточного основания. Стремясь «состарить возраст» Черкасского острога, Саляев нанизывает одно предположение на другое, в итоге его позиция оказывается ближе к преданиям пензенских протоиереев 19 века, чем к научно установленным фактам.
Вот он пишет: «Считается, что Пенза… основана… года за два до написания «Строельной книги города Пензы».., в которой так говорится о построении города-крепости и его жителях: «Лета 7174 года сентября в 13 день по Государеву Цареву и Великого Князя Алексея Михайловича… указу и по грамоте из Приказу большого дворца воевода Алексей Протасьев Лачинов построил на Пензе у города посад и слободы и служилых и всяких чинов жилецких и в городе и в уезде поселил , и землю и сенные покосы им отвел и размежевал и грани, и всякие признаки учинил и переписал на посаде…» .
Таково отношение к источнику… Ну, да ладно, читаем дальше. Е. Саляев переходит к истории находки «строельной книги». И вновь ошибка за ошибкой. Пропал первый лист ее оригинала, о содержании которой историкам якобы ничего неизвестно до сих пор. А ведь на первом листе «должна была содержаться ссылка на время издания указа царя, во исполнение которого была построена Пенза», – сокрушается Саляев.
Напрасно он волнуется по поводу содержания «пропавшей грамоты», то-бишь листа… Его содержание изложено дословно и не раз в дореволюционной и современной историографии, с непринципиальными разночтениями. Забавнее всего то, что и сам Е. Саляев процитировал (хотя и с ошибками) первый лист «строельной книги».
Списков этого листа существует несколько. Самым надежным, на мой взгляд (так же считали доктор исторических наук, профессор В.И. Лебедев и историк-исследователь Г.В. Мясников), является редакция, воссозданная В.Х. Хохряковым и напечатанная во 2-м выпуске «Сборника Пензенского губернского статистического комитета» (Пенза, 1894, с.2-4).
Хохряковская «Выпись с строельных книг 7174 г. города Пензы» восполняет то, чего не сохранилось в ее остальной части, изданной В. Борисовым в 1898 году. Как видно из комментария к опубликованному в «Сборнике» документу, Владимир Харлампиевич делал «выпись» не с оригинала «строельной книги», а с копии, выданной в 1751 году из Пензенской провинциальной канцелярии сотнику Конной слободы Алексею Кудрину и сотнику Новодрагунской слободы Федору Бабахину по спорному делу о размежевании. Не доверять писцу 1751 года и самому Хохрякову нет оснований. Не только потому, что Владимир Харлампиевич известен как добросовестный историк. Не менее значимо отсутствие в копии противоречий с содержанием остальной части «строельной книги» и разночтений с текстами других людей, знакомившихся с оригиналом.
Никакой ссылки на указ царя о дате основания Пензы на первом листе не было! В противном случае такой факт, несомненно, нашел бы отражение в работах тех пензенцев, которые видели и изучали оригинал «строельной книги».
До исчезновения первого листа первым рукопись прочел обнаруживший ее Григорий Иванович Мешков (1810–1890), затем другие пензенцы. И даже снимали копии. Они не были крепкими профессионалами исторической науки, и дату царского указа «7174 год» (1666-й по григорианскому календарю) восприняли как дату основания города. Поэтому во многих справочных изданиях, как дореволюционных, так и первой половины 20 века, этот год отмечался как год основания Пензы. Они не заметили, что царский указ касался устроения служилых людей, дворян и попов – обитателей уже построенного города – землей и прочими угодьями. Как не заметили того, что городской «кремль» был построен до приезда воеводы Лачинова, и тому оставалось «построить» лишь посад и слободы да отмежевать земли. Причем «построить посад и слободы» не смысле «срубить избы», а в смысле закрепления за первопоселенцами, жителями посада и слобод, дворянами и служителями культа пахотных земель, сенных покосов, лесов и прочих угодий.
Заполучив ценную рукопись, Г.И. Мешков не смог ее опубликовать, видимо, из-за отсутствия средств: занимаемый им пост правителя канцелярии пензенского губернатора приносил скромный доход, собственного имения у Григория Ивановича не было, а благодетеля среди пензенской «знати» не нашлось. Можно лишь предположить, что обиженный на пензенские власти и «знать», не пожертвовавших на издание ни копейки, Мешков, несмотря на немолодой возраст (ему исполнилось 57 лет или около того) уехал в Казань и подарил Казанскому университету, в отместку пензенским властям, свое собрание рукописей и древних книг. В том числе рукописи «Краткие сведения о городе Пензе» и «Пенза и ее основание в 1666 году. Копии с рукописи, современной основанию города».
Казань не забыла Мешкова. В 2010 году, к 200-летию со дня его рождения, в Государственном музее изобразительных искусств Татарстана работала выставка «от Дюрера до Рубенса», посвященная памяти пензенца. На выставке экспонировалась коллекция рукописей и ценных книг из числа подаренных университету.
В Пензе труды Мешкова стали печататься только после его смерти. Через четыре года после кончины Григория Ивановича В.Х. Хохряков опубликовал вышеупомянутую «выпись», а в 1898 году казанский молодой ученый В.Л. Борисов напечатал отдельной книгой и текст «Строельной книги города Пензы» (без первого листа – о публикации Хохрякова Борисов явно не знал). В предисловии он процитировал ценное для историка суждение подполковника Свечина о времени основания города и высказал мнение, что такой датой является 1664-й год – время назначения первого воеводы.
В сентябрьской книжке «Журнала Министерства народного просвещения» (1908 г., №8) И.А. Тихомиров опубликовал большую статью «Строельная книга города Пензы как материал для истории заселения Восточной России в XVII веке». В ней пересказано предисловие В. Борисова и проанализированы сведения о земельных дачах и служилых людях, представленные в «строельной книге» .
Между прочим, Е. Саляев титуловал автора статьи в «ЖНП» званием профессора, но это не так. Чтобы ошибка не перекочевала в другие издания, здесь следует оговориться, что профессором был другой «И.А.» – Илларион Александрович Тихомиров, известный ярославский и тверской археолог и историк, не имевший отношения к публикации в «ЖНП». А вот «Ив. Тихомиров» (именно так подписана статья) был одним из постоянных авторов журнала и как-то связанным с Пензой: другая его статья в «ЖНП» посвящена вопросу колонизации Пензенского края…
«Ив. Тихомиров», как и Борисов, не был знаком ни с оригиналом «строельной книги, ни с содержанием первого листа, ни с публикацией Хохрякова. Он добросовестно изложил все, о чем сообщил в предисловии В. Борисов и пришел к такому выводу: «Что касается до времени основания Пензы, то Строельная книга, вследствие потери первого листа, не дает нам никаких указаний на этот счет, а потому приходится довольствоваться показаниями Свечина» (с. 102.). Как ни прискорбно, но и «профессор» Тихомиров, и подполковник Свечин, наряду с пензенскими протоиереями Островидовым и Бурлуцким, оказались для Е. Саляева вполне авторитетными союзниками в выстраивании версии о «древности» и «уникальности» Черкасского острога. Оценки современных профессиональных историков ему неинтересны!
Это тем более удивительно, что в книге Г.В. Мясникова можно найти некоторые натяжки, но в его добросовестности как исследователя невозможно сомневаться. Совершив ошибку, он не боялся в ней признаться. И это не кокетство «большого начальника». Мясников всегда отличался умением выстраивать железную логику и признавать свои ошибки. Так случилось после публикации его статьи «Старые Черкасы» в «Пензенской правде», в которой Мясников наступил на те же грабли, что и сегодня Саляев. В вышедшей затем книге он извинился перед читателями за то, что своей статьей ввел их в заблуждение. «Георг» (так уважительно называли современники Мясникова за его спиной) убедительно ДОКАЗАЛ, что Черкасский острог строился одновременно с крепостью или чуть раньше и предназначался для защиты ее строителей от внезапного нападения, пока те трудились в поте лица, с топорами и лопатами. От себя добавлю: острог, построенный несколькими неделями или месяцами раньше «кремля», сперва предназначался для защиты высокого начальства (Котранский до приезда на Пензу был воеводой), а также специалистов по строительству крепостей, в том числе иностранных инженеров, в частности, Зумеровского. Когда постройка крепости была в основном закончена, из острога начальство перешло жить на территорию «кремля». В остроге люди оставались лишь для исполнения служебных обязанностей.
Если бы Черкасский острог построили лет на десять раньше самого города, как полагает Саляев, то в указе царя Алексея Михайловича не говорилось бы: «Послать за Ломовскую черту на реку Пензу с Юрьем Котранским, где ему велено город строить.., сто шпаг». Место было бы хорошо известно, так бы и написали: «послать в Черкасский острог на реку Пензу». Не случайно двумя месяцами позже от царя пришел указ уже без прежнего приблизительного адреса – «за Ломовскую черту на реку Пензу», а с обозначением более точного адресата: «послать на Пензу к Юрью Котранскому» пять киндяков на знамена.
В сущности, легенда о Черкасском остроге как предшественнике города Пензы возникла на пустом месте. История ее появления и живучести такова. Добросовестный, не замышлявший ничего худого В.Х. Хохряков поместил в своей подборке материалов для второго «Сборника Пензенского губернского статистического комитета» перепечатки статьи из «Пензенских епархиальных ведомостей» «О Черкасском остроге и основании города Пензы» протоиерея Ф.П. Островидова и статьи протоиерея Я.П. Бурлуцкого. Первый поделился своим личным мнением, что «церковь Воскресенская, бывшая в остроге , много древнее самого города Пензы». Никаких доказательных фактов на этот счет Островидов, как он сам признал, «ни в церковном, ни в другом каком-либо архиве не отыскано». И тем не менее у него не возникло сомнений в том, что Черкасский острог, построенный и населенный черкасами, существовал «в составе системы полевых укреплений, тянувшихся группами от верховьев Суры по рекам Шукше, Ломову и Ваду и построенных по повелению царя Иоанна Грозного» (с.14).
Не имея фактов, такие «подробности» о фортификациях в Пензенском крае мог сообщить только дилетант. Чуть ниже Островидов сделал шаг назад: Черкасский острог, отметил протоиерей, построен или по указу Ивана Грозного, «или последовавшему времени», но во всяком случае «за много лет до основания города».
Зачем отец Иаков лгал, выдавая легенду за истинное событие? Затем, чтобы не подорвать веру прихожан в «древность» иконы Христа Спасителя в Воскресенском храме, которая была прислана «черкасам» якобы от самого Ивана Грозного.
Ту же задачу решал и протоиерей Бурлуцкий. Он ссылался на некую рукопись пензенца Каргополова (которая, разумеется, не сохранилась, как и первый, «вредный» для церковников, лист «строельной книги», подрывавший доверие к истории «досточтимой» иконы). Каргополов, ссылаясь на воспоминания своего деда и помня «заметки на его книгах» (естественно, книги также не сохранились), сообщил предание о том, как Иван Грозный, идя на Казань через реку Пензу, узрел «пикет кубанских татар», 30 человек, с женами и детьми. Они «были пойманы» (!), тут же крещены (!!) и поселены (!!!): «Охраняйте, ребята, Московское государство! Плотники – стройте церковь! На обратном пути заеду освятить». Заехать не получилось, и Иван Васильевич прислал в утешение новокрещеным черкасам икону Всемилостивого Спаса, «помогшую» взять Казань. Не забыл Иван Грозный прислать священников и еще одну «казанскую» икону – Иоанна Предтечи.
Далее Бурлуцкий заключил: «В 1666 году по повелению царя Алексея Михайловича начал строиться город Пенза; но из строенной того года книги… видно, что до построения города был уже на сем месте острог и этот острог находился на левом берегу Суры, при устье реки Пензы; т.е. в нынешней Черкасской слободе» (с.15). (Бурлуцкий фальшивил: в «строельной книге» нет ни единого упоминания о Черкасском остроге, упоминаются лишь «старые» и «новые» черкасы - одна из категорий служилых людей по прибору).
Из приведенных цитат публикаций двух священников становится понятно, кому в Пензе было выгодно уничтожение первого листа «строельной книги». В рассуждениях протоиереев соответствует истине лишь то, что Черкасская слобода располагалась «на левом берегу Суры, при устье реки Пензы», остальное – неточности и враньё.
Наука и орудие власти - мифы всегда были и остаются непримиримыми противниками. Перед последними склоняют головы даже не слабые люди. Дрогнул и Г.И. Мешков, в своих «записках» упомянувший про «деревянный острог» на Пензе, «каких со времен Иоанна Грозного много было настроено». Однако совестливый Мешков утверждал лишь то, что Черкасский острог был по виду таким же, какие строились при Иване Грозном. Так что Мешков не признал правоту священников, хотя и сделал реверанс в их сторону, упомянув про царя Ивана Васильевича. Поклонимся Григорию Ивановичу Мешкову: он сказал свое «а все-таки она вертится!»
В советское время в поддержку церковного мифа подключились некоторые ученые – профессора К.Д. Вишневский и Н.М. Инюшкин, опубликовавшие в «Пензенской правде» статью «Загадка старой карты», в которой возродили забытый было миф о Черкасском остроге как предшественнике Пензы. Им сначала было поверил Г.В. Мясников, подготовивший статью о «старых черкасах» в духе местноцерковной мифологии (впоследствии он решительно отмежевался от этой концепции). А вот уважаемые профессора, похоже, если и отказались, то не совсем. В «Пензенской энциклопедии» в статье «Пенза» (автор К.Д. Вишневский) содержится следующий пассаж: «Возможно, на этом месте уже было какое-то поселение (в документах упоминается «Черкасский острог», а также якобы первонач. название поселения «Облай слобода» – вопрос до конца не прояснен)».
В каких «документах» упоминается Черкасский острог? – пояснили бы. Церковные предания – вот и все ваши «документы»!
В книге Г.В. Мясникова есть и ошибки, одна - концептуальная: он полагал, что Пенза занимала некое «особое» место в системе оборонительных линий Московского государства как «самостоятельный» сторожевой пункт, не входивший ни в одну из оборонительных линий. На самом деле Пенза являлась звеном в общем замысле по устройству системы обороны от Слободской Украины до Волги, начало чему было положено указом царя Михаила Федоровича. Задача станичников и городских гарнизонов состояла в «защищении святых божиих церквей и целости и покою християнского от бусурманских татарских безвестных приходов». Черта должна была пройти «от Псла к реке Дону до Воронежа к Козлову и Тамбову на 205 верст, а от Тамбова до реки Волги на 374 версты, всего на 956 верст, и по черте построить городы, а промеж городов по полям земляной вал и рвы, и остроги, и надолбы, а в лесах засеки и всякие крепости, чтоб на его государевы украйны теми местами татарского приходу не было».
В тридцатые-пятидесятые годы «черту» продолжили от Козлова (Мичуринска) до Тамбова, через Керенск (Вадинск), Верхний и Нижний Ломовы, Инсар и Саранск до Симбирска (Ульяновска). Возникает вопрос: почему бы от Ломова не построить черту сразу через Пензу на Жигулевскую луку и тем самым сэкономить время, силы и средства? Причина постройки «дугой» вместо прямой линии вполне оправданна. Выдвинутый слишком далеко вперед город в случае нападения крупных сил неприятеля был бы лишен военных резервов и продовольственных ресурсов. Не скоро их доставишь, если базы снабжения расположены за сотни верст от крепости! Без Инсара и Саранска Пенза имела бы в ближайшем тылу Верхний и Нижний Ломовы, Темников и Алатырь, а до них от 100 до 200 км. Между прочим, в середине XVII века самые дальние сторóжи редко ездили от городов в степь более чем на 100-120 верст. (Детально порядок сторожевой службы в XVII веке изложен в 4-й книге «Описания документов и бумаг МАМЮ. М., 1884).
Очередным шагом по установлению пограничного контроля над степью (после обустройства тамбовско-симбирской линии) и стало строительство города-крепости Пензы. Правый фланг прикрывал Мокшанский большой лес, левый – Сурский, центральную часть – пензенско-мокшанский вал, сооружение которого планировалось изначально: в «строельной книге» не раз встречается выражение «где быть земляному валу». Черкасский острог (возможно, сначала как земляное укрепление) был построен, как уже говорилось, в целях безопасности администратора строительства и «главного инженера». Охрану осуществляли черкасы, прибывшие вместе с Котранским, в чьей преданности он, видимо, не сомневался. Их-то и стали называть «старыми», чтобы отличить от «новых» черкас, прибывших позднее по очередному «прибору» служилых людей, наряду с краснослободскими, троицкими, московскими, ломовскими и другими «приборами». Острог построили внизу, поближе к воде, которой требовалось много для поливки огородов, вымачивания конопли, поения скота. Словом, острог построен раньше города, только разница в сроках составляла от нескольких недель до нескольких месяцев.
Наше отступление о программе строительства оборонительной линии от Днепра до Волги необходимо, чтобы читатель уяснил главное. Никакие военные поселения не возникали сами по себе, поскольку служилые люди являлись по правовому статусу «государевыми». Всякое их перемещение на новое место службы предпринималось исключительно по указу великого государя. Со школьной скамьи всем памятен гнев царя Ивана Васильевича за своевольный поход атамана Ермака в Сибирь, пока государь не сменил гнев на милость. Тем более невозможно представить подобное своеволие в забюрократизированной к середине 17 века России, когда даже частные проезды по ее территории регламентировались проезжими грамотами, выдававшимися воеводами.
Ни воевода, ни атаман, ни сотник не имели права без воли государевой направлять куда-либо казаков на иное место службы, чем указано царем. «А будет который сотенный голова отпустит куды из сотни своея кого-нибудь без Государева указу и без Воеводского ведома, и за то сотенным головам, сказав им вину при ратных многих людех, чинити наказание, бити батоги, да вкинути в тюрьму, чтобы на то смотря иным сотенным головам не повадно было так делати», – говорилось в «Соборном уложении» (глава VI, ст.16), составлявшим в ту пору, наряду с царскими указами, всю законодательную власть государства.
Поэтому Черкасский острог, если бы он действительно существовал намного раньше города Пензы, не мог быть построен иначе как по указу государеву. А его «гарнизон» не мог бы получить и четверти земли без указа от имени царя. И потому так важна для нас «Строельная книга города Пензы», что все ее содержание не оставляет камня на камне на версии об основании Черкасского острога как предшественника Пензы. Ведь если бы он существовал за десять лет до начала строительства города, как пытается убедить читателей Е. Саляев, то при наделении служилых людей землей в 1665-66 годах межевые грани «старых земель», использовавшихся, если верить Саляеву, не менее десяти лет, несомненно, были бы упомянуты не раз.
Автор журнальной статьи, пытаясь найти хоть какие-то зацепки в доказательство тезиса о «древности» острога, вспоминает о «старой межевой грани», вырубленной на дубу в районе озера Анзыбей, о чем сообщает «строельная книга». Но, во-первых, причем тут Черкасский острог, до которого 20 верст! Во-вторых, нет ничего необычного в том, что задолго до основания Пензы в ее окрестностях вырубались межевые грани на деревьях. На Суру ходили бортники, и границы их бортных ухожаев также отмечались зарубками со «знаменами» (геометрическими фигурами, вырубавшимися топором). «Строельная книга» упоминает межевые «признаки» в Усть-Вазерках и Пыркинской слободе в виде «знамен вотчинных». При Пыркинской слободе, отмечен «дуб кудряв з делью» (т.е. с бортью). В межах Пелетьминской слободы – «сосна з делью»… Но разве из перечисленных фактов вытекает вывод, что если до основания Пензы существовали старые межевые грани, то Черкасский острог был построен раньше? Где доказательство того, что старые межевые грани каким-либо образом связаны с деятельностью людей, живших в Черкасской слободе? В Присурье хватало и других субъектов хозяйствования.
Е. Саляев притягивает в доказательство своей версии не только байки пензенских священников и историю с 30-ю кубанскими татарами. Но и историю черкасов (украинцев), которые, понеже православные, претерпевали обиды от католиков, и через «перевалочную базу» – Путивль путивльским же воеводою (!) «могли быть» отправлены на Пензу во второй половине 1650-х годов.
Не могли! Выше уже говорилось о невозможности в середине 17 века своевольного перемещения за сотни верст служилых людей с одного места службы на другое. Что же касается перемещения черкас с правого берега Днепра на левый, то это банальный факт: власть русского государя не распространялась на правобережных украинцев, поэтому они самовольно переходили на «московский» берег. Последние в 1640-60-е годы пополнили черкасские сотни Слободской Украины и вместе с ними явились основателями едва ли не всех городов-крепостей харьковско-сумского региона. Это была русская земля, панам не подчинявшаяся, хотя и с признаками вольницы, как у нас на казачьем Дону. По решению Переяславской Рады и русского Земского Собора, запорожские черкасы, подобно слободским, приняли подданство русского государя. Не исключено, что ответственный за постройку пензенской крепости Юрий Котранский – один из них.
Так что, как ни выкручивай исторические факты, следует признать, что сами черкасы, ни по чьему распоряжению, кроме указа самого Алексея Михайловича, не пришли бы на Пензу в 1650-е годы строить даже землянку, не то что острог. Изволите верить преданиям? Тогда займитесь фольклором. Нам же нужны документы о существовании такого указа.
Впрочем, вот он… Е. Саляев приводит ревизскую сказку от 1723 года, согласно которой в Пензе «семьдесят» лет назад, т.е. в 1653 году, жил подъячев сын из Красной Слободы. Верный принципу хватать бога за бороду автор статьи не всегда утруждает себя сносками на источники, хотя бы самыми важными. Но историки знают, что к ревизским сказкам, особенно со ссылками на покойников, следует относиться критически. В них может содержаться неточная информация (память человека несовершенна, люди не всегда говорят правду), наконец, в документ может вкрасться описка, или документ неправильно прочитан. Например, в оригинале написано «семнадесят», т.е. 17, а прочитали «семдесят». И тогда отец Данилы Юрьева пришел в Пензу не в 1653 году, а 1705-м…
Не хочется писать об обилии исторических ляпов в статье Е. Саляева. Слишком их много, чтобы на каждой останавливаться. Но историк края обязан знать, что острог – не место жительства служилых людей, а слобода – не обязательно селение служилых людей или казенных крестьян; что уголья в ямах при межевых столбах – весьма частый атрибут при обозначении границ владений; что русские имена у отдельных представителей мордовского или татарского населения – не является доказательством принятия ими христианства; что разница между «сентябрьским» и «январским» календарями лишь в 20-21 веках составляет 13 дней, и т.д., и т.п. Незнание таких вещей приводит к некорректным выводам. 18 октября 1663 года в Пензе якобы был готов к богослужению Спасский собор, значит, заключает Саляев, «строительство мощной крепости заняло чуть более двух с половиной месяцев»… (Такая же ошибка и в книге Г.В. Мясникова). Не ясно, откуда взялась дата 18 октября и почему дата взимания церковной дани с прихода тождественна готовности храма к богослужению. Служилые люди и «подымные» рабочие, которых на строительстве крепости и инфраструктуры было задействовано никак не менее двух–трех тысяч (Симбирск и окрестные городки строило только «подымовных», посадских и прочих лиц из неслужилых сословий – 3327 человек). «Подымовные» и служилые люди умирали, женились, рождались… У первых священников хватало работы! Они проводили службы, взимали церковные требы за освящение новых изб, поминки, крестины, браки и т.д., из собранных средств некую часть попы обязаны были сдавать в бюджет епархии. Таким образом, взимание церковной дани отнюдь не признак появления в городе богослужебного храма.
Или такой вывод Саляева… С постройкой Пензы якобы появились «новые» дороги – Посольская, Ломовская, Инсарская… Здесь все поставлено с ног на голову! Новые города-крепости как раз строились на старых дорогах, чтобы обезопасить их. А не наоборот!
* * *
Время, когда к краеведению относились как к забаве, способу удовлетворения собственного любопытства, средству воспитания гордости за родной край и популяризации знаний о местной истории, должно, наконец, пройти. Бурное развитие информационных технологий, их общедоступность позволяют поставить краеведение в ряд научных дисциплин в рамках исторической и смежных наук.
Познание местной истории с использованием индуктивного метода на Западе уже более чем полсотни лет считается методологически вполне добротным научным направлением. Изучая историю цеха, завода, поселка, общины, города, направляя научный поиск от частного и особенного к общему, историки «школы Анналов» и родственных методологических направлений находят системные связи между локальными происшествиями и историческими событиями государственного и даже общеевропейского масштаба. Что помогает им подтверждать или опровергать выводы коллег, анализирующих исторические процессы «сверху вниз».
И потому особенно досадно сегодня наблюдать нарастающий вал публикаций на темы местной истории, написанных людьми некомпетентными, не желающие принять истину, что история – такая же наука, как математика или химия, что у нее есть общенаучные и свои собственные законы и приемы познания предмета. Неиспользование их есть «игра без правил». Нельзя позволить, чтобы полученные за многие десятилетия научные открытия потонули в кучах интернетного мусора и «желтых» изданий.
Заканчивая эту статью, я решил посмотреть, что пишут об основании Пензы пензенские школьники. И нашел в интернете совершенно бредовый реферат на эту тему. Из него видно, что мифы, к сожалению, существуют у нас в России как полноправные партнеры научного познания. Позволю себе процитировать некоторые суждения анонимного автора реферата.
«Известно, что вскоре после завоевания Казанского ханства был заложен ряд крепостей-острогов… (Крепость и острог для автора реферата - одно и то же. - М.П.). На месте нынешней Пензы первоначально был создан обыкновенный сторожевой пункт (узнаете Черкасский острог? – М.П.) с крепостными (??) сооружениями… Остатки земляного вала, тянувшегося от Пензы на Мокшан, Вадинск (??), до сих пор сохранились на юго-восточной окраине города. На месте прежней «засеки» находится ныне земельная (??) роща.
Вопрос о времени возникновения сторожевого пункта пока еще не получил достаточно полного освещения… Некоторые исследователи истории Пензенского края считают, что задолго до построения города Пензы Лачиновым (Лачинов город не строил, а только посад и слободы. – М.П.) в устье реки Пензы существовал острог и городище (??). Этот населенный пункт позднее стали называть «Черкасским острогом»… (Острог - не «населенный пункт». - М.П.).
Другие исследователи истории Пензенского края возникновение Пензы как сторожевого пункта относят к середине 16 века, связывая это с походом Ивана Грозного на Казань и прохождением части его войск через притоки (??) Суры... Позднее, примерно в начале 17 века, Пенза как сторожевой пункт превратилась в крепость, а с 1666 года в крепость-город».
Таковы плоды мифотворчества, когда их преподносят как результат научного познания.