I.
Совершав путешествие по Тургайской области, я составил этот небольшой очерк на основании моих личных впечатлений и непосредственно мною собранных сведений. При всех, быть может, недостатках его относительно полноты и литературных достоинств, я решаюсь однако предложить его читателю, в виду крайней бедности нашей литературы по вопросу о быте и образе жизни Киргизов. Таким образом я надеюсь что очерк этот даст нашему обществу возможность составить себе хотя общее представление о наиболее характеристических особенностях одной из интереснейших окраин нашего обширного отечества.
Резюмируя в этом очерке те наблюдения и впечатления которые я вынес из своего путешествия, я не придерживаюсь принятого в подобных случаях обычая излагать свой рассказ в хронологическом порядке, как бы в форме дневника. Форма эта, наиболее соответствующая описанию обширных путешествий, по разнообразным и живописным местностям, где каждый народ, каждая местность и каждый город представляют свои замечательные особенности, была бы неуместна при описании однообразного и монотонного, хотя и не безынтересного путешествия по Киргизской степи. Самая местность здесь не располагает к тому. Каждый день вы видите те же необъятные дуга, кое-где пересеченные узенькими речками переезжаемыми в брод. Нигде ни деревца, за исключением небольших рощиц, расположенных преимущественно по берегу Урала или вдоль речек и неглубоких оврагов. В восточной части Илецкого уезда тянется волнообразная, гористая местность, продолжение Уральского хребта, которая южнее, на границе Иргизского уезда, принимает название Мугоджарских гор. Гористая местность эта, долженствовавшая, казалось бы, несколько развлечь путешественника утомленного однообразием степных равнин, напротив, наводит на него еще большее уныние, ибо трудно себе представить более безотрадный пейзаж, как бесконечный, теряющийся в пространстве ряд холмов, лишенных всякого рода растительности, кроме побледневших и выцветших от солнца лугов. В южных частях Иргизского и Тургайского уездов местность, пересеченная большим количеством озер и речек, представляет тем не менее весьма чувствительные неудобства, от недостатка пресной воды и от того что она в летнее время необитаема. Озера и даже речки этих местностей, лежащие на слончаковой полосе Киргизских степей, заключают в себе, почти повсеместно, соленую или солоноватую воду, делающую путешествие здесь в летнее время почти невозможным, в особенности в виду того что в эту пору года вы можете проехать здесь обширные пространства не встретив живой души. В летнее время жители Иргизского и Тургайского уездов почти все откочевывают на север, к границам Илецкого и Николаевского уездов и даже отчасти в пределы этих последних.
Тип обитателей этих степей, Киргизов, довольно известен: лицо у них широкое, несколько сплюснутое, скулы выдающиеся, глаза узкие и т. д. Тип этот до такой степени верен себе что я в течение всего моего путешествия почти безошибочно отличал чистокровных Киргизов от таких в которых была примесь татарской или башкирской крови.
Костюм Киргизов состоит из белой полотняной или цветной ситцевой рубахи, цветных панталон, широких, иногда обшитых внизу галуном и носимых поверх сапогов. Обувь у них двойная: черные сапоги без каблуков, подшитые обыкновенною мягкою кожей вместо подошвы, с зелеными выпушками на швах и с такою же зеленою вставкой у пятки, и калоши на подошвах и каблуках, снимающиеся при входе во всякое жилое место. Поверх рубахи надевается халат или кафтан. Халат имеет обыкновенный, всем известный фасон и шьется или из бухарской шелковой материи, или же большею частью из толстой бумажной ткани. Кафтан кроится на фасон старинных русских кафтанов и нередко украшается галунами или вышивками золотом и серебром. Кроме того, они носят также кафтаны расшитые в талии, подпоясывающиеся широким галунным кушаком с металлическими украшениями. На голове, почти у всех выбритой, носится круглая, плотно охватывающая ее шапочка (тюбетейка), иногда остроконечная. Поверх ее надевается меховая шапка, носимая одинаково как летом, так и зимой. Летом они укрываются от солнца под большим, остроконечным, особого покроя башлыком.
Костюм этот значительно разнообразится в зависимости от состояния Киргиза, и мне случалось встречать бедняков у которых рубаха, носимая под халатом, не только не почиталась непременным условием наряда, но ее даже вовсе не было.
Женский костюм состоит из длинной до полу рубахи, туфлей и белого платка повязываемого на голове. Нарядные Киргизки носят кроме того серьги, иногда исполинских размеров, кольца и кафтаны разукрашенные галуном и монетами. Ожерелья Киргизками не носятся вовсе. Бедные Киргизки во время работы надевают широкие шаровары, носимые поверх рубахи.
Киргизские дети большею частью ходят в одних рубашонках. Дети до трех и четырех лет иногда вовсе никакого костюма не имеют и бегают совершенно нагие.
Киргизское племя, разделяющееся на три орды — Большую, Среднюю и Малую — ведет свое начало от трех братьев: Агареса, Джианареса и Бигареса. Агарес родоначальник Большой орды, Джианарес — Средней, Бигарес — Малой. Мы будем иметь дело преимущественно с потомками Бигареса, составляющими значительную часть населения Тургайской а Уральской областей. Впрочем, кроме ох, области эти заключают в себе немало и Киргизов Средней орды.
У Бигареса был сын Надергужа, а у этого последнего — сын Джиентура, от которого произошли семь родов Киргизов Малой орды. Роды эти, имеющие родоначальниками семь сыновей Джиентуры: Тилеу, Джиагалбайлу, Таму, Табына, Кереита, Кирдери и Ромадана, носят по ним наименования Тилеувцев, Джиагалбайлинцев, Таминцев, Табынцев, Кереитов, Кирдеринцев и Ромадановцев. У каждого из этих родоначальников были сыновья, которые считаются родоначальниками так называемых отделений, получивших от них свои наименования. Таким образом от Тамы произошло пять отделений, а именно: отделения Кроака, Бурнака, Джиюга, Девлеткильдина и Чуткары. Сыновья каждого из них в свою очередь считаются родоначальниками подотделений. На этом останавливается подразделение Киргизов на группы по происхождению; все дальнейшие поколения образуют из себя так называемые семейства, имена которых, впрочем, не сохраняются, ибо Киргизы называют себя по имени и отчеству, подобно Русским, место же фамилии заменяет им название рода, отделения или подотделения к которому они принадлежат.
Итак, от Чуткары произошли следующие подотделения: Кудайбердинцы, Курмаки, Кинджебаевцы, Козылкордцы и Кармысцы. У Кинджебая было четыре сына: Назар (Которого не следует смешивать с Назаром сыном Девлеткильдина, родоначальником подотделения Назаровцев.), Мурзала, Тюлюк и Акбан. От Акбана произошел Кудайгуд, от Кудайгуда — Кутлыбай, от него — Кушкен, от него — Барлыбай, от него — Киржау, от него — Байгара и наконец от него — Нурфаис, именуемый по отцу Байгариным, самый замечательный из современных Киргизов Малой орды, о «котором мы еще будем иметь случай говорить ниже.
Из изложенного видно что современные Киргизы насчитывают выше себя около четырнадцати поколений или так называемых в Европе quartiers de noblesse. К этому надо прибавить что, посвятив на это известное время, можно было бы собрать более или менее полную таблицу киргизских родословных, ибо каждый развитой Киргиз знает свою родословную не хуже любого немецкого барона и гордится древностию рода.
Родственная связь у Киргизов чрезвычайно уважается, а численность данного семейства составляет его силу. Старики еще помнят те времена когда до введения нашим правительством известных порядков многочисленные племена и семейства пользовались особым значением и делали что хотели.
Кроме численного превосходства данного семейства, иерархическое положение его обусловливается еще происхождением от лиц занимавших более или менее высокие общественные должности. Есть ведущие себя от бывших ханов. Семейства поставленные в подобные исключительные условия происхождения считают себя как бы дворянами (ак-сюк, белая кость).
Затем богатство, как и во всем свете, есть условие возвышающее киргизское семейство над общим уровнем. Но богатство Киргизов, основанное главным образом на скотоводстве, весьма непрочно. У них происходят весьма быстрые повышения и понижения материального благосостояния, зависящие почти исключительно от погоды и урожаев; от этого каждый Киргиз привык к мысли о возможности во всякое время почти совершенного для него разорения. Несколько лишних градусов мороза внезапно настигшего зимние пастбища могут в самый короткий срок богатого Киргиза обратить в бедняка. Таких случайностей имеющих весьма пагубные влияния на киргизское хозяйство весьма много, а потому немудрено что между ними выработались своего рода философские взгляды на все что составляет материальную сторону человеческой жизни.
Со времени присоединения к России, в быте, образе жизни и понятиях Киргизов совершилась значительная перемена. Об одной из них, а именно о постеленном падении произвола многочисленных и сильных родов и семейств мы уже упоминали; немало придется нам указать в своем месте и других перемен. Придерживаясь строго своих обычаев, они однако легко сближаются с нами, не гнушаются наших обычаев, чрезвычайно уважают наши взгляды и понятия, которые считают в высшей степени просвещенными. Замкнутость в какую ставит Киргиза магометанская вера не ведет однако к фанатизму. Когда я заявлял сожаление о невозможности обозревать их мечети, по неимению, подобно им, двойной обуви, из которой верхняя снимается при входе, они весьма любезно приглашали меня, несмотря на то, посетить их мечеть, предварительно только обтерев подошвы моих сапогов.
Киргизы очень ценят просвещение, особенно в его непосредственных практических плодах. Они готовы на пожертвования в пользу учреждения учебных заведений, но безусловно желают чтоб инициатива в этом деле шла со стороны правительства.
Когда я спрашивал наиболее влиятельных, высказывавших желание иметь киргизские школы, почему они не составят общественного приговора об учреждении на средства Киргизов школ, с изложением тех условий на которых они желали бы чтоб эти школы существовали и с ходатайством пред правительством чтоб им были дарованы просимые ими привилегии, то всегда получал в ответ что они ждут от самого правительства первого толчка, и что толчок этот, по их мнению, есть единственная гарантия для успеха дел, что они знают Киргизский народ, и потому положительно утверждают что пропаганда их не может иметь надлежащего успеха если она не будет основана на правительственном распоряжении, но что с этим последним в руках они с помощью своего личного влияния берутся провести какую угодно меру.
Подобный взгляд на правительственную инициативу обнаруживается и в других случаях. Так известно что в настоящее время в Киргизских степях действуют законы именующиеся временным положением. Киргизы, вполне сознавая значение слова «временное», с нетерпением ждут введения постоянного положения, рассчитывая, не без основания, на некоторые необходимые изменения в существующих порядках. Одно из таких наиболее желаемых изменений есть отмена выборов волостных управителей и назначение их от правительства. Везде где только заходила речь о законоположениях для Киргизов, одним из первых вопросов какие мне приходилось выслушивать был: скоро ли будет правительство само назначать волостных управителей. Самая форма в которой вопрос этот задавался повидимому свидетельствовала о том что они не допускают никакого сомнения в необходимости этой меры. Я естественно поинтересовался узнать почему им так желательна отмена выборов на должность волостных управителей, и выслушав их, не мог не согласиться с их соображениями. Киргизы народ спокойный, смирный, ленивый, не любящий тяжеб и предпочитающий оканчивать свои домашние дрязги по возможности миролюбиво и притом в своем кругу. К этому надо прибавить что расстояния у них велики и ближайшее правительственное лицо — уездный начальник — от большей части уезда находится в слишком большом отдалении чтобы мог представлять собою инстанцию доступную Киргизу во всякое время. Ежели к тому же принять в соображение что кочующая жизнь их обусловливает более нежели где-либо необходимость в быстром разрешении тяжебных вопросов, то каждому сделается ясным что высшая административная власть практически находится у них почти исключительно в руках волостных управителей, имеющих вследствие того огромное значение и силу. Между тем самый выбор волостного управителя производится выборными же людьми, десятскими, пятидесятскими, сотскими и аульными старшинами, которые после того поступают к нему же в непосредственное подчинение. Ясно что лица эти большею частью на должность волостных управителей, не без умысла, выбирают людей слабых и бесхарактерных, не умеющих энергически постоять за законное и добросовестное исполнение каждым своих обязанностей. Вообще Киргизы недоверчиво относятся к такому порядку при котором мелкие власти сами выбирают себе начальника и не без основания ожидают вредных последствий от такой взаимной зависимости волостного управителя и подчиненных ему властей, которым притом быть может предстоит быть избирателями и на следующее трехлетие. Вследствие всего этого они ждут назначения себе ближайших и непосредственных начальников от правительства, полагая что в этом случае выбор будет исходить из более беспристрастного и просвещенного источника.
Прибавлю что Киргизы вообще гораздо более дорожат отличиями исходящими свыше чем общественным выбором, поэтому каждый Киргиз полагающий за собою право на назначение или выбор в волостные управители был бы несравненно более польщен будучи назначен правительством, нежели избран обществом. Вообще Киргизы не менее прочих смертных дорожат наградами и не было ни одного случая чтобы во время пребывания моего у кого-либо из заслуженных Киргизов он не выложил предо мной всех имеющихся у него бумаг, в которых выражены благодарности или пожалованы ему награды от ближайшего или высшего начальства. Один из самых заслуженных Киргизов, волостной управитель Арал-Тюбинской волости, Биркинбай Бучубаев, разложил предо мной все свои патенты на награды. Он показал мне три золотые медали для ношения на шее на Анненской, Александровской и Андреевской лентах и весьма убедительно доказывал что ему забыли выслать такую же медаль на Владимирской ленте. Как ни старался я его успокоить, попытавшись доказать что одна из этих лент и есть именно Владимирская, все мои доводы не имели ни малейшего успеха: он твердо стоял на своем и видно основательно знал иерархию наших лент. В этом я окончательно убедился, когда услыхал от него что имея медаль на Андреевской ленте, ему не остается уже получать никаких дальнейших знаков отличия, вследствие чего, в виду оканчивающегося тридцатипятилетия его службы, он намерен просить ходатайства генерал-губернатора пред Царем, чтобы Царь, вместо пенсии, даровал ему потомственное дворянство.
II.
Относительно образа жизни, некоторые Киргизы, несмотря на отсутствие какого бы то ни было принуждения, начинают сами собою приобретать вкус к оседлости. Так, например, нельзя не признать резкого различия между Киргизами Илецкого и Николаевского уездов и Киргизами уездов Иргизского и Тургайского. Сравнительно с этими последними первые должны быть признаны народом оседлым. Причины такой резкой разницы в образе жизни различных отраслей одного и того же народа, исповедающих одну и ту же веру, связанных общностью обычаев, понятий и вкусов, и притом живущих в ближайшем соседстве друг ко другу, конечно должны быть многосторонни. Действительно, с одной стороны Киргизы Илецкого и Николаевского уездов, как ближе расположенных к нам, легче могли ознакомиться с удобствами оседлой жизни, по крайней мере в зимнее время. По той же причине между ними встречается гораздо более развитых людей, и даже таких которые получили образование в гимназиях и прогимназиях гражданских или военных. Все эти условия сами до себе не маловажны и могли до некоторой степени повлиять на изменение образа жизни и привычек полудикого народа. Но кроме их есть условия местные и климатические, которые, с одной стороны, вынуждают населения северных уездов прибегнуть к оседлой жизни в зимнее время, с другой стороны, лишают населения пустынных, бесплодных, обильных солёною водой местностей Иргизского и Тургайского уездов возможности воспользоваться теми же благами в пределах их печальной родины. Земли этих уездов, почти повсеместно неудобные для хлебопашества, отличаются скудными пастбищами, едва способными прокормить часть скота в летнее время и уж конечно не допускающими и мысли о каких-либо запасах на зиму; лишь в весьма немногих участках этих уездов, имеющиеся у каждого Киргиза сенокосные наделы удовлетворяют отчасти своему назначению служить источниками зимнего продовольствия для скота. Хозяева этих исключительных участков оставляют там худшую и болезненную скотину для поправления, с остальною же откочевывают, как и прочие, на юг. Итак масса населения Иргизского и Тургайского уездов, вследствие вышеупомянутых условий, обречена на кочевую жизнь в течение круглого года. Летом они прикочевывают к северным уездам, а частью даже проникают в пределы этих последних; осенью начинают двигаться на юг, проходят слончаковую полосу, расположенную в южных пределах Иргизского и Тургайского уездов, зиму же проводят еще южнее, на Сыр-Дарье и за нею на Кызыл-Куме, а также в местностях именуемых Бурсук, Чубарджала и других. Лить в местностях по Иргизу от Баксаиса и в Кизильярской волости, вследствие плодородности некоторых участков земли и обильной рыбной ловли, часть населения остается на местах и зимует в землянках.
Николаевский уезд и в особенности Илецкий представляют собою совершенно иную картину. Здесь земли плодородны, пастбища обильны, так что не только удовлетворяют потребностям местного населения, но дозволяют даже некоторой части населения соседних уездов прокармливать свой скот в летнее время в их пределах. У каждого Киргиза Илецкого и большей части Николаевского (за исключением западных волостей), как бы он беден ни был, имеется сенокосный участок, вследствие чего зимних запасов продовольствия хватает на прокормление всего скота имеющегося в уезде. В обыкновенные годы, ежели у иного богача и не хватит собственных запасов для его многочисленных стад, то он без затруднений приобретает сено у бедняка-соседа за каких-нибудь полтора рубля за стог (Стог от 90 до 120 пудов.). Лишь в исключительные годы жители этих благодатных земель бывают вынуждены прибегать к приобретению зимнего продовольствия для скота вне пределов своих уездов, у Русских и у Башкир, причем в этих случаях цены на сено возрастают от трех до тридцати и даже пятидесяти рублей за стог.
Кроме скотоводства, которое еще на долгое время останется главным и любимым занятием Киргиза, весь Илецкий уезд и значительная часть Николаевского занимается хлебопашеством. В Идецком уезде каждый Киргиз земледелец; среднее количество запашки на семейство можно считать от 3 до 8 десятин, минимум одна десятина, максимум 15 десятин. Отсюда ясно что при обилии земель в этом крае каждый свободен выбирать для посева участок земли какой и где ему заблагорассудится, а потому всякая хозяйственная система здесь упраздняется сама собою. Кстати здесь будет заметить для тех читателей которым факт этот неизвестен что за исключением сенокосных участков у Киргизов нет земельной собственности. Вся степь данного уезда принадлежит всему обществу. Каждый род, отделение или семейство кочует обыкновенно в пределах той местности к которой привык, которая ему более известна, но они ничем не стеснены в своем праве перекочевать на другое место, еслиб это им заблагорассудилось. Впрочем примеров таких внезапных вторжений в пределы чужих кочевок не встречалось, чем ясно выражается что при существующем отношении населения к количеству земли такой порядок вещей для Киргизов нисколько не стеснителен.
Мы сказала уже что каждый Киргиз Илецкого уезда земледелец. Кроме частных случаев немногих богачей, которые пренебрегают этом занятием, в виду возможности приобрести необходимое для их личных потребностей количество хлеба у соседей, исключением из этого правила можно считать только таких бедняков которые не имеют скота для обработка даже незначительного участка земли. Таких бедняков впрочем не свыше 10% населения уезда. Из этих 10% некоторые, имеющие одну лошадь или одного вола, а не то даже а вовсе не имеющие ни того ни другого, соединяются в компании, причем эти последние прилагают собственный труд, тогда как первые участвуют своею скотиной в общей обработке небольшого участка земли. Остальные, не принявшие участия в подобного рода ассоциациях, поступают в рабочие к более крупным земледельцам, причем получают заработную плату не деньгами, а зерном или урожаем с известной часта обработанной земли или же наконец правом обработать для себя отдельный участок с помощью хозяйской скотины. За недостатком рабочих рук, только немногие Киргизы из более состоятельных позволяют себе роскошь обрабатывать участок земли с помощью наемных рабочих. Большинство же обрабатывает землю собственными средствами, вследствие чего мы и приняли, впрочем согласно показанию самих Киргизов, за среднюю цифру запашки в одних руках, соответственно численности семьи, от 3 до 8 десятин.
В Николаевском уезде хлебопашество менее распространено вследствие худшего качества земель. Так, например, в Джитогаринской волости лишь около половины населения занимается хлебопашеством; в Аманкарагайской — одна треть; в Суундукской им занимаются лишь Киргизы 2-го, 5-го и 6-го аулов, в Чубаровской же еще меньший процент населения.
Киргизы Илецкого уезда по преимуществу сеют просо вследствие необыкновенно благоприятной для этого рода хлеба почвы. Лишь в Буртинской волости средний урожай проса не превышает сам-50-60; в прочих же волостях урожаи проса возрастают по направлению к востоку и доходят в обыкновенные годы до сам-150-200, а в исключительные — даже до сам-400. Я не решился бы верить таким баснословным урожаям еслибы не единогласные на этот счет показания Киргизов всех местностей Илецкого уезда. Верность этих показаний подтверждается еще и тем что Буртинская волость недовольна своими урожаями сам-50-60, называя их незначительными, и вследствие того у них, как полагают, в скором времени посевы пшеницы, увеличивающиеся с каждым годом, вытеснят преобладание проса;
Среднее количество посева проса на семейство 30 фунтом. Минимум урожая 50 пудов; обыкновенный урожай 150-200 пудов; максимум 300 пудов. Средняя цена проса 25 копеек за пуд.
Кроме проса в Илецком уезде сеется пшеница и овес. Пшеница сеется преимущественно в Буртинской волости, к восточной же части уезда встречается все реже и реже. Средний посев как пшеницы, так и овса от 7-10 пудов на семейство. Средний урожай сам-десят. Цена пшеницы 50-60 копеек, овса 30-35 копеек за пуд. Кроме этих родов хлеба в этом уезде встречается кое-где горох, а также баштаны или бахчи. Посевы во всех местностях Тургайской области начинаются во второй половине апреля; жнива же начинаются в южных уездах во второй половине июля, в северных в августе месяце.
Сенокосные участки Киргизов Илецкого уезда расположены в северных волостях — по Уралу, в остальных — по оврагам и речкам. Около этих участков располагают они и свои зимовки. В Илецком уезде нет ни одного Киргиза зимующего в кибитке. Громадное большинство их зимует в землянках. Некоторые же строят себе деревянные дома, заключающие в себе уже кое-какой комфорт. Мне случилось видеть несколько киргизских усадеб напоминающих собою усадьбы мелких помещиков. Подобных крупных деревянных усадеб в Илецком уезде сорок пять. Маленьких деревянных усадеб в Илецком уезде до двухсот. В деревянных постройках преимущественно селятся жители приуральских волостей, по случаю близости леса, следовательно, недостаток леса представляет почти исключительное условие недостатка более прочных и удобных построек у Киргизов Илецкого уезда.
Кроме деревянных усадеб, имеется в Илецком уезде, Актюбинской волости, пять кирпичных усадеб, расположенных в единственной во всем киргизском крае киргизской деревне. Деревня эта основана Хазретом-Нурфаисом-Байгариным. Этот во всех отношениях замечательный человек есть первый основатель прочной киргизской оседлости. Он построил у себя три двухэтажные кирпичные дома, мечеть и школу, в которой в течение всей зимы живут на его содержании и учатся до ста пятидесяти человек киргизских детей. Человек этот, величаемый своими единоверцами хазретом (слово это означает особый духовный сан), ведет чрезвычайно набожную и святую жизнь, делает много добра своим соотечественникам и, при соблюдении самых строгих правил магометанского закона, дает Киргизам пример просвещенной веротерпимости. Так, например, мне известно что по случаю событий на Балканском полуострове он пожертвовал 1.000 рублей в Общество Красного Креста, что имело несомненное влияние на направление политических взглядов его единоплеменников. Узнав о цели моей поездки по степи, он необыкновенно радушно принял меня и при отъезде моем дал мне проводника на все время моего путешествия, снабдив его, кроме того, особого рода открытым предписанием, в котором предписывалось всем Киргизам оказывать мне всякого рода доверие и содействие к успешному достижению цели моего путешествия. Хотя я большой нужды в таком проводнике не ощущал, но я принял его любезную услугу, не желая делать вид будто я пренебрегаю ею и тем огорчить его. Впрочем не могу скрыть что Киргизы, гостеприимные и доверчивые вообще, удвоивали свою любезность и откровенность благодаря его паспорту и проводнику.
Лишь только Нурфаис Байгарин начал свои постройки, к нему стали присосединяться другие Киргизы. Из них четверо построили себе кирпичные дома, а шестеро — деревянные усадьбы; кроме того двадцать два семейства поселились около него в землянках. Число таких семейств увеличилось бы еще значительнее еслибы местность на которой расположена эта деревня не была стеснена сенокосными участками.
Кроме того, в течение зимы несколько сот гостей приходят к Байгарину со всех концов Киргизских степей на богомолье. Само собою разумеется что все эти гости, соответственно обычаю киргизского гостеприимства, содержатся на его счет.
Кроме этой деревни, составляющей исключительную особенность Илецкого уезда, в нем имеются и некоторые другие особенности, а именно: во всех волостях его, за исключением Тузтюбинской, имеются мечети и при них школы (медресе), чего вовсе нет в других уездах. Лучшие мечети, кирпичные, выстроены в волостях Буртинской, Актюбинской и Каратугайской. Кроме того в Илецкой уезде имеется десять водяных мельниц. Из них две находятся в Буртинской волости у весьма известного в Киргизском крае волостного управителя Баядиля Кикина и у Байджана Джангельдина; две в Актюбинской волости у Нурфаиса Байгарина и Нурджана Абилева; одна в Каратугайской волости у Карагула Ахметова и четыре общественные мельницы в Тузтюбинской волости.
Только что упомянутый нами волостной управитель Баядиль Кикин есть также единственный более или менее крупный землевладелец Киргизского края. Он приобрел в потомственное владение, по приговору общества и утверждению правительства, слишком траста десятин земли, без права отчуждения и с условием постройки и содержания деревянной усадьбы и разведения определенного количества леса. С несоблюдением этих условий право его на этот участок упраздняется. Участок этот он впрочем не запахивает, а эксплуатирует в качестве сенокоса.
Для усовершенствования породы киргизских лошадей, Министерство Государственных Имуществ роздало некоторым Киргизам Илецкого уезда, как бы в виде награды, заводских жеребцов. Мера эта впрочем принята столь недавно что весьма трудно определить ее результаты. Полагают однако что происшедшая от этих жеребцов порода не будет отличаться выносливостью киргизских лошадей и до крайней мере в первые годы, пока не акклиматизуется, потребует особого ухода. Не будучи знатоком лошадей, я не берусь высказывать собственного суждения по этому вопросу и передаю отзыв тех Киргизов в пользовании которых вышеупомянутые лошади находятся.
Илецкий уезд населен преимущественно родами Томинским, Тобынским и Джиагалбайлинским, которые составляют около трех четвертей населения всего уезда. Чиклинцев здесь также довольно, остальных же родов в этом уезде мало. Общее число населения его простирается. до 15.000 семейств или кибиток.
Николаевский уезд заключает в пределах своих самых крупных богачей из Киргизов. Он населен преимущественно Джиагальбайлинцами, Баюлинцами, Аргинцами и Кипчаками, из которых первые два рода считаются самыми богатыми во всем крае. Некоторые из них кроме многочисленных стад лошадей, рогатого скота, верблюдов и баранов, кроме огромного количества тюков с домашними ценностями — богатыми кафтанами, халатами, женскими уборами и нарядами, коврами и шелковыми материями, владеют еще и капиталами, доходящими до ста тысяч рублей, что представляет в Киргизских степях весьма крупную цифру. Богатые Джиагалбайлинцы населяют преимущественно Джитогаринскую волость, Баюдинцы же — Чубаровскую. Общее число населения Николаевского уезда, в коем встречаются и другие роды, доходят до 20,000 слишком семейств. Сведения о количестве больших и малых киргизских деревянных усадеб по Николаевскому уезду мне удалось собрать только в четырех волостях; в остальных точные цифры их мне неизвестны, а потому я и ограничусь изложением тех данных за которые полагаю возможным ручаться. В Джигаторинской волости насчитывают 38 деревянных усадеб, из которых 21 большая и 17 малых. В Суундукской их всего 50; из них 26 больших и 24 малых. В Чубаровской волости около 100 деревянных домов, из которых 44 большие усадьбы, и в Аманкарагайской около 80, из которых до 40 больших. Таким образом мы видим что более или менее прочная оседлость в Николаевском уезде развивается еще быстрее нежели в Илецком, что можно объяснить только крупными состояниями преобладающими в нем, ибо в прочих отношениях Николаевский уезд представляет менее благоприятные к тому условия. Так в западных волостях Николаевского уезда Киргизы не имеют сенокосов, вследствие чего бывают вынуждены арендовать земли у приуральских казаков; хлебопашество у них развито также в значительной стелена меньше нежели в Илецком уезде. Это легко объясняется неудобством земель Николаевского уезда для произрастания проса, обильные урожаи которого служат главною приманкой для массы земледельцев Илецкого уезда. В Николаевском уезде сеется исключительно пшеница и овес, последний впрочем в меньшем количестве нежели первая. Баштанов или бахчей здесь также нет. Средняя цифра посева пшеницы от 10-25 пудов на семейство, овса — от 10-15 пудов. Средний урожай как того, так и другого сам-8-10. Средние цены на хлеб здесь такие же как и в Илецком уезде. Вообще надобно заметить что на все продукты промышленности Киргизов цены одинаковы на всем протяжении занимаемых ими земель, что весьма понятно в виду того что в пределах Киргизских степей не имеется торговых рынков, и потому цены определяются на рынках служащих местом сбыта продуктов со всей Киргизской степи.
Как и в Илецком уезде, сенокосы Николаевского уезда удовлетворяют потребностям населения в обыкновенные годы. В плохие годы Николаевцы прибегают к покупке сена у Башкир и казаков за цены от 3-х до 30-ти рублей за стог.
Все население Николаевского уезда усвоило себе оседлую жизнь в зимнее время, для чего не имеющие деревянных построек сооружают себе землянки. В прочем же отношении Николаевский уезд отстал от Илецкого: в нем не имеется ни мечетей, ни школ (в Джитогаринской волости делаются приготовления для постройки таковых), ни мельниц.
Киргизы Илецкого я Николаевского уездов содержат четыре рода скота: лошадей, овец, рогатый скот и верблюдов. У богатых обыкновенно преобладает количество овец и лошадей; эти последние служат главным мерилом состояния Киргиза; Киргиз имеющий до двухсот лошадей считает себя состоятельным, богачом же называет себя тот у которого несколько сот лошадей, а иногда и свыше тысячи. Верблюды и рогатый скот в таком большом количестве не содержатся вовсе. Голов пятьдесят рогатого скота и тридцать верблюдов составляют уже значительною цифру. Лишь Буртинская и Тузтюбинская волости Илецкого уезда составляют исключения. Здесь заметно особенное обилие рогатого скота, вследствие того что хлебопашество развито в этих волостях более нежели где-либо и что жители их кроме того занимаются извозом. В Тереклинской волости гористая местность и произрастающая на ней трава благоприятствуют разведению, кроме вышеозначенных пород, еще и значительного количества козлов, из шерсти которых выделываются всем известные платки.
Бедные Киргизы верблюдов не содержать вовсе, а из прочих пород придерживаются преимущественно рогатого скота как для обработки полей, так и вследствие обильного количества молока которым снабжает Киргиза корова. Кобыла сравнительно дает весьма мало молока, почему кумыс, этот любимый налиток Киргиза, у несостоятельных встречается весьма редко.
В Иргизском и Тургайском уездах рогатого скота почти вовсе не встречается. Он не выносит ни далеких перекочевок, ни скудных пастбищ их зимних кочевок, а потому его содержат лишь те которые имеют возможность заниматься хлебопашеством (большею частью бедняки не имеют, за недостатком скота, необходимости перекочевывать), или же обладатели обильных сенокосных участков. Хозяева этих последних, как мы уже говорили, оставляют дома свой рогатый скот и больную или слабую скотину из прочих пород, при них оставляют кого-либо из членов своей семьи, а со всею массой скота своего перекочевывают на юг.
Население Иргизского уезда состоит преимущественно из Чеклинцев, Дурткаринцев и Чумикеевцев. В Тургайском уезде преобладают Аргинды, Дурткаринцы и Чумикеевцы.
В обоих уездах произростающего хлеба далеко недостаточно для продовольствия населения, которое и прибегает к покупке его в Илецком и Николаевском уездах, а иногда даже в Оренбурге, приобретая его преимущественно за баранов. За одного барана дают обыкновенно 3-4 пуда пшеницы и 8-10 пудов проса.
В Иргизском и Тургайском уездах овса не сеют вовсе. Средний посев пшеницы около 10 пудов в одних руках, проса около 30 фунтов. Просо родит здесь сам 50-80, пшеница сам 6-8. Так как продажи хлеба в этих уездах не бывает, то и цена ему не определена.
Ни в том, ни в другом уезде не имеется ни мечетей, ни школ, ни мельниц, ни даже деревянных построек для зимовок.
Прогон скота на заму производится в этих уездах чрез слончаковую полосу, весьма полезную для верблюдов и баранов. Лошади в ней не нуждаются, а потому гонятся обыкновенно прямым путем, не взирая на то встречается ли слончаки на их пути или нет. Весь скот проводит зиму на подножном корму, вследствие чего в этих уездах общее количество его не только не увеличивается, но даже, как полагают, уменьшается, так как, кроме скудости зимних пастбищ, он нередко терпит от гололедицы, причиняющей значительные потери. Бывали случаи, как например в 1875 году, что в течение 24 часов у некоторых хозяев ладо до 9/10 принадлежащих им голов. Сверх того, необходимо заметить что на уменьшение общего количества скота в этих уездах имеет значительное влияние то обстоятельство что жители их выменивают его на различные жизненные продукты, которыми уезды эти очень бедны, в то время как северные уезды, напротив, нередко имеют возможность приобретать скот, выменивая его на произрастающие у них в обильном количестве хлеба или иные продукты их промышленности.
III.
Торговля киргизским скотом производится главным образом на меновом дворе, расположенном на азиатском берегу Урала против Оренбурга, отчасти же и на прочих приуральских базарах. Киргизы Илецкого и Николаевского уездов большею частью сами гонят скот на продажу. Иргизцы же и Тургайцы, напротив, продают его на месте перекупщикам, отправляющим его на упомянутые рынки. Впрочем, в неурожайные годы, или в виду падежей, они поспешают сбытом его и потому сами гонят его в ближайшие места сбыта.
Из продуктов скотоводства Киргизы промышляют кожами в сыром виде, овечьими шкурами, приготовляемыми ими известным образом для шуб, шерстью летнею и зимнею. Из летней шерсти выделывают кошмы, в громадном количестве употребляемые самими Киргизами. Из шерсти же выделываются веревки, нередко пополам с конским волосом. Средние цены для всех местностей на летнюю шерсть 3 1/2 - 4 рубля пуд, на зимнюю — от 1 1/2 до 2-х рублей. Всеми родами выделки из шерсти и овечьих шкур занимаются женщины; кроме того Киргизки прядут весьма искусно и ткут небольшие коврики узкими полосами, для внутреннего украшения кибиток. В продажу коврики эта не идут. К числу женских работ должно причислить так же вышивание по бархату и шелку — золотом, серебром и шелками. Это занятие впрочем почти исключительно Киргизок богатых семейств.
Из числа продуктов скота, хотя и не составляющих предмета торговли, но весьма важного по обширному внутреннему потреблению, нельзя не упомянуть о кизяке, который служит исключительным горючим материалом употребляющимся Киргизами для топлива. Его собирают, смачивают водой, делают род теста, затем вырезывают его плитками величиной с обыкновенный кирпич и складывают в кучи, где он и сохнет.
Из ремесл Киргизам известны кузнечное, сапожное и серебряное мастерство. Ремесленники-Киргизы рассеяны повсеместно. Многие из них, кроме ремесла, занимаются в то же время скотоводством и хлебопашеством. Кроме того во всех волостях Илецкого и Николаевского уездов встречаются мастера деревянных частей для кибиток. В Иргизском и Тургайском уездах, где прочие ремесла те же, мастеров деревянных частей кибиток, по недостатку лесного материала, вовсе нет, вследствие чего жители этих уездов вынуждены покупать их в соседних уездах или в Орске. Цена остова кибитки, смотря по величине ее и качеству работы, от 15 до 100 рублей, иногда впрочем и выше.
К числу главных промыслов Киргизов необходимо причислить караваны. Для караванной перевозки товаров употребляются почти исключительно верблюды. Средняя тяжесть поднимаемая верблюдом считается 16 пудов. За такого верблюда берут обыкновенно, смотря по расстоянию, от 8 до 16 рублей; при найме помесячно средняя цена верблюда 10 рублей в месяц. Зимою караваны ходят только в ближайшие пункты, летом же двигаются во все пункты расположенные на караванных путах. В пределах Тургайской области имеются медные рудники, каменный уголь (в Илецком уезде) и на юге соленые озера. Тем не менее Киргизы не занимаются ни разработкой рудников, ни соляным промыслом. Вообще они весьма равнодушно относятся ко всем источникам богатства требующим труда, несовместимого с их любимым кочевым образом жизни.
Для поддержания своего хозяйства Киргизы с недавнего времени стали учреждать у себя общественные ссудные кассы. Кассы эти в настоящее время открыли свои действия во всех волостях Илецкого уезда, в четырех волостях Николаевского и трех — Иргизского уезда. Заведуют ими особые выборные люди. Капитал этих касс составляется из доходов с общественных арендных статей — с земель, рыбной ловли и других, вследствие чего он ежегодно возрастает в весьма быстрой пропорции, увеличиваемый в то же время процентами со ссуд. Кроме того в капитал ссудных касс поступает третья часть гражданского удовлетворения по делам об убийствах, когда обвиняемому, освобожденному за недостатком улик от уголовной ответственности, не удастся однако вполне оправдать себя. Об этом своеобразном исходе дел по обвинению в убийстве мы будем еще иметь случай поговорить когда коснемся судебной части.
Дело ссудных касс идет здесь весьма успешно: Киргизы весьма аккуратные плательщики, и случаев несостоятельности, сколько мне известно, не бывало; вообще надо полагать что в настоящее время дело это у них окончательно привилось.
Остается еще поговорить о нравах и обычаях, семейных и гражданских отношениях Киргизов. С этой стороны Киргиз представляет весьма много интересного и любопытного, в особенности для людей вовсе незнакомых с образом жизни азиатских народов.
Киргизы всех местностей проводят лето в кибитках; некоторые, как нам уже известно, проводят в кибитках и круглый год.
Деревянные части кибитки следующие: стены кибитки состоящие из складных решеток, с просветами приблизительно в 3, 3 1/2 вертка в квадрате; потолок или, вернее, потолочное окно состоящее из обруча в 2, 2 1/2 аршина в диаметре, в котором расположены накрест от трех до шести дугообразных тестов скрепляющих его. Потолочный обруч соединяется со стенами кибитка рядом дугообразных шестов расположенных на расстоянии трех-четырех вершков друг от друга по направлению радиусов. Все они, вместе с упомянутым обручем, составляют род сводчатого потолка. Диаметр самой кибитки от 8 до 15 шагов. С одной стороны стен ее вставлен род рамы представляющей собою дверь, завешенную снаружи ковром или кошмой, а иногда, в богатых кибитках, отворяющуюся, кроме того, на подобие наших дверей. Вся деревянная часть кибитки весит от 15 до 25 пудов. Она разбирается и складывается с неимоверною быстротой: в течение часа с небольшим две-три женщины совершают всю процедуру разборки и постановки кибитки.
Снаружи кибитка покрывается толстыми войлоками или кошмами, иногда необыкновенной белизны, служащими, как известно, плохими проводниками тепла, а потому как нельзя более удовлетворяющими своему назначению предохранять от дневной жары с и ночного холода. Кошмы прикрепляются к деревянным частям кибитки посредством веревок или широких тесемок, на которых, смотря по богатству кибитка, нашиты или вышиты более или менее богатые разноцветные узоры. На верхнем отверстии накладывается четырехугольная кошма, которою, по желанию, прикрывается или открывается упомянутое отверстие.
Внутреннее убранство кибиток у бедных, конечно, в высшей степени просто, хотя и опрятно. Приезжему гостю всякий Киргиз, как бы он беден ни был, постелет чистую кошму, очевидно предназначенную для подобных случаев. У Киргизов зажиточных и богатых вы, войдя в кибитку, увидите прежде всего, вдоль противоположной входу стены, целый ряд сундуков и тюков расположенных в несколько рядов один на другом. Число их бывает весьма велико. Они заключают в себе весь домашний скарб, как-то: богатые кафтаны, халаты, женские уборы и наряды, серебряные и золотые вещи и вообще все что имеется драгоценного в доме и все что предназначается в приданое для дочерей, заготовляемое в течение многих лет. Пред этою стеной из сундуков разостланы кошмы покрытые коврами, на которых расположены в свою очередь еще небольшие мягкие коврики из бухарской материи на пуху, весьма схожие с пуховыми одеялами употребляемыми в некоторых немецких гостиницах. Место против входа считается у них самым почетным; туда сажают гостя, подкладывая ему за спину громадную подушку. Впрочем, богатые Киргизы нередко делают вам любезность предлагая стул, который они держат очевидно для посетителей Европейцев.
Вообще, убранство богатых кибиток весьма изящно. Огромные ковры покрывают все пространство внутри ее. Несколько ковров поменьше расположены полукругом против входа. Большое количество пуховых ковров и богатых бархатных, преимущественно пунцовых, и шелковых подушек вышитых или обшитых золотым и серебряным галуном. По потолку, на местах соответствующих нашим карнизам, расположены узкие коврики, иногда в несколько рядов, из которых каждый представляет собою особый узор. Иногда полосы эти составлены из вышитых материй или пунцового бархату с золотым галуном. Вообще, по своему внутреннему убранству, богатые кибитки могут соперничать с любыми комнатами в восточном вкусе, устраиваемыми во многих богатых домах в Европе. В летних помещениях богатых людей, в усадьбах и дачах кибитки в роде киргизских могли бы с большим удобством служить для послеобеденного кейфования или даже в качестве спалень, в летнюю духоту. Я никогда так хорошо не спал летом, как в кибитках богатых Киргизов.
Почти у всех богачей имеются отдельные кибитки для гостей. У менее богатых отводятся для гостей палатки состоящие из зеленой наружной покрышки и из сшитых полос шелковой бухарской материи внутри. Каждая полоса имеет различный узор. Потолок украшается такою же материей. На земле расстилаются ковры, коврики, подушки и пр. Разбивка этих палаток совершается с необыкновенною быстротой, так что мне случалось, подъезжая, видеть как подобная палатка выростала на моих глазах, прежде нежели я успевал проехать какую-нибудь версту отделявшую меня от жилища моего кочующего амфитриона.
Соответственно роскоши обстановки несколько изменяется и самый этикет приема. Там где гостя принимают в общей с хозяевами кибитке, его тотчас сажают на почетное место, стараются поместить по возможности удобно, и принимаются угощать чаем или кумысом.
Процесс угощения совершается весьма опрятно. Пред вами расстилают род скатерти, всегда цветной, и без этой формальности не приступят к какой бы то ни было еде. Несколько времени спустя у всякого зажиточного Киргиза вам тащат вареного барана или так называемого кургошку (Маленький баран.), иногда сопровождаемого пилавом или, по киргизскому произношению, пловом. Это кушанье приготовляется ими весьма вкусно. Пред подобного рода угощеньем, кроме постилаемых скатертей, вам подносят таз и рукомойник азиатского фасона, в котором вы, дабы не нарушить этикета, обязаны непременно вымыть руки, хотя бы они у вас были безусловно чисты. После мытья руки обтирают длиннейшим белым полотенцем, которое безо всякого затруднения может одновременно служить четырем или пяти человекам. Та же процедура повторяется и после еды. Обряд этот, делающий на вас весьма приятное впечатление, составляет у них, впрочем, весьма существенную необходимость, ибо Киргизы барана едят не иначе как руками. Это у них повидимому составляет непременное условие, хотя они настолько уже посвящены в наши обычаи что не только не обижаются когда вы достаете себе вилку и нож, но иногда сами предлагают их вам. Обычай их требует, кроме того, чтобы хозяин угощал своих гостей, а почетнейший гость всех присутствующих или тех кого он желает почтить особым вниманием, из собственных рук. Процедура эта совершается таким образом: лицо угощающее берет рукою небольшой кусок баранины, а угощаемый наклоняется к его руке, и непосредственно ртом из руки берет предлагаемое ему угощение. Нельзя, однако, не сделать при этом весьма важную и утешительную для нас, Европейцев, оговорку что Киргизы в настоящее время нисколько не навязывают нам этого обычая и, повидимому, совершенно привыкли к тому что он нам приходится не по вкусу. Между собою, однако, они соблюдают его повсеместно, как у небогатых, так и у самых крупных богачей. Я с своей стороны позволял себе угощать иногда с помощью вилки, что, как мне казалось, очень нравилось им, так как они в этом усматривали желание, с моей стороны, по возможности примениться к их обычаям.
Что касается этикета приема, то у тех из них которые в состоянии предложить гостю отдельное помещение, кибитку или палатку, гостеприимство сопровождается крайнею деликатностью. По приезде вас тотчас отводят в ваше помещение, где вас оставляют одних и обставляют всем необходимым. Нередко, ежели вы замедлите выходом, вам туда же приносят пищу, причем непременно повторяется весь церемониал расстилания скатертей, умывания рук и т. д. Обыкновенно во время угощения предлагаемого вам в вашем же помещении присутствует кто-либо из членов семейства хозяина, сам же он не является, дабы вас не беспокоить. Когда вы отдохнули, умылись, обчистились, словом, когда вам угодно, вы отправляетесь к вашему хозяину, который с этой минуты считает себя в праве беспрепятственно входить к вам во всякое время, кроме, конечно, когда вы спите. Вообще гостеприимством Киргизов нельзя довольно нахвалиться. Они обставляют гостя самым утонченным вниманием и заботами, не навязывая ему ничего и вообще ничем не напоминая басни о Демьяновой ухе. Нечего говорить, конечно, что о какой бы то ни было расплате и заикаться не следует. Это значило бы его обидеть, ибо Киргиз считает вас своим гостем в настоящем смысле этого слова. У бедных Киргизов вы можете, впрочем, доставить себе удовольствие поквитаться за гостеприимство подарками, которые их женщинами и детьми принимаются даже весьма охотно. Со мною было, для этой цели, пропасть безделушек в роде дешевых зеркалец, гребешков, перочинных новичков, блестящих пуговиц, бронзовых сережек, колечек, наперстков, разного рода духов, мыла и т. п. Когда я начинал раздавать эти вещицы, то очень походил на странствующего разнощика, да и сами Киргизы, кажется, принимали меня за такового, ибо иногда случалось что какая-нибудь соседка, увидав сережки или колечко на хозяйской дочери, является с каким-нибудь пятаком покупать их у меня. Конечно кончалось тем что она, к удивлению своему, получала желаемый предмет даром.
Относительно вашего имущества вы, в гостях у Киргизов, можете быть совершенно покойны. Отправляясь в степь, вы смело можете забросить ключи, будучи совершенно уверены что не только ваш полудикий хозяин, как бы он беден ни был, но и прислуга, где она имеется, не покусится ни на малейшую вещь вам принадлежащую.
Баранина и кумыс, который в течение целого дня вам беспрестанно подносят, составляют главные предметы угощения зажиточных Киргизов. Эти предметы также как и чай суть в то же время единственные употребляемые ими самими в пищу. Жители Илецкого и Николаевского уездов усвоили себе привычку к чаю и сахару, которые употребляются ими повсеместно. Роскошь эта жителям Иргизского и Тургайского уездов мало известна и встречается только в виде исключения у наиболее богатых из них. Тесто и вообще мучная пища в летнее время Киргизами употребляется весьма редко. У некоторых встречается хлеб, но им более угощают гостей, нежели сами едят. Один из видов употребляемого Киргизами теста есть так называемые орешки, которые действительно по форме похожи на обыкновенные лесные орехи. Они готовятся из теста жареного в сале. Зимой у них хлеб в большем употреблении, впрочем только у богатых. Бедные же питаются преимущественно особого рода похлебкой из пшеничной муки, именуемой баламыком, или же жидкою кашей из проса называемою кужа. Баламык употребляется в северных уездах; кужа, напротив, служит господствующею пищей южных жителей. Вообще нельзя не заметить мимоходом что Киргизы необыкновенно воздержны в пище. К упомянутым немногосложным явствам надо прибавить особенного рода сырные лепешки, называемые крутами; зимою же в особенности употребляется в пищу конина, преимущественно в копченом виде.
Из напитков они употребляют один кумыс, который заменяет им вино, водку и квас. За то любой Киргиз может его вылить хоть ведро в один присесть. О каких-либо крепких налитках в Киргизских степях и помину нет. Курение им также почти вовсе неизвестно; некоторые из них нюхают табак, но случаи эти весьма редки.
Кумыс, этот любимейший налиток Киргиза, у всех зажиточных и богатых хозяев всегда имеется готовый и помещается тут же в кибитке. Для этого устраиваются род вязкого деревянного столика, обыкновенно украшенного резьбой киргизского же изделия, на котором лежит большой кожаный мешок с четыреугольным основанием, размера упомянутого столика. В мешок этот ежедневно подливается свежее кобылье молоко, после чего совершается размешиванье посредством особой лопаты, свободно двигающейся в узком отверстии мешка и прикрепленной тесьмой к потолку. Размешиванье это повторяется при каждой новой разливке кумыса, который у них льют из небольших деревянных, фарфоровых, а изредка даже серебряных мисочек вмещающих от четырех до пяти стаканов. Непривычному человеку весьма трудно справиться с подобною порцией, которых каждый Киргиз готов был бы выпить хоть десять. Кроме этих маленьких мисок, у них водятся еще и большие, вместимостью в ведро или два, в которые вливают кумыс предназначаемый служит угощением в вашем собственном помещении. Миска эта деревянная, резная, ставится у вас и не принимается до вашего отъезда, причем, по мере того как пустеет, наполняется свежим кумысом.
Немедленно по приезде гостя, к хозяину амфитриону собирается целое общество соседей. Трудно определит, какая главная побудительная причина этим собраниям — свойственное ли Киргизам любопытство, весьма впрочем понятное при их праздной и однообразной жизни, или же надежда на предстоящее угощение. Я полагаю что то и другое вместе. Каждый входящий гость усаживается на ковер, по восточному обычаю скрестив ноги, и таким образом около вас образуется круг людей, преимущественно молчащих и слушающих ваш разговор с хозяином или с кем-либо из говорунов гостей. Замечу что Киргизы вообще весьма мало знакомы с русским языком. Немногие вас с грехом пополам понимают, но сами объясняться не могут; говорящих же встречается весьма мало, причем таковые принадлежат преимущественно к Киргизам ведущим торговлю на приуральских рынках. Действительно, за исключением тех молодых людей которые получили образование в которой-нибудь из оренбургских гимназий и прогимназий, русский язык распространен единственно между немногочисленным сословием торговцев, встречающихся почти исключительно в ближайших вам уездах. Во всей отели наиболее знакомы о русским языком жители западных волостей Николаевского уезда.
Женщины Киргизки не принимают участия в общем разговоре, и ежели появляются, то разве только для каких-либо услуг. Вообще, между ними не принято чтобы женщины присутствовали там где собираются мущины; ежели мне случалось находиться в их обществе, то я должен приписать это любезности хозяина, который, применяясь к нашим обычаям, делал для меня это исключение.
IV.
Каждый Киргиз имеет право обзаводиться не свыше как четырьмя женами; но впрочем мне почти не случалось встречать таких которые бы вполне воспользовались этим правом. Немногие имеют три жены, обыкновенно же их бывает всего две, бедняки же большею частью довольствуются одною подругой жизни. Но за то едва ли можно часто встретить холостяка имеющего свыше 25 лет. Киргизы все непременно женятся и притом рано. Я знаю пример что 14-летний мальчик женился на 13-летней девочке и чрез год обзавелись уже семейством. Такие примеры впрочем редки и составляют исключения, обыкновенно же молодой человек женится когда ему минет 20 лет.
Ни один Киргиз не в праве не только выбрать себе жену, но даже видеть свою невесту со дня помолвки, которая совершается для него заглазно и притом за много лет до дня вступления в брак. Обыкновенно когда мальчик находится еще в раннем детстве, родители уже приискивают ему невесту и, найдя таковую, заключают с родителями ее род сделки или покупки ее. Ее покупают за известное количество скота, по взаимному соглашению, и конечно соответственно состоянию родителей жениха. Когда торг этот окончится, и жених и невеста считаются уже сговоренными, то родители жениха должны отдать часть договоренной платы в виде задатка; задаток этот называется калым. Остальная часть выплачивается уже по совершении обряда венчания. Узнав о таких порядках, я удивился, почему Киргизы ставят ни во что девочек, и даже нередко, когда их спрашиваешь о количестве детей, говорят только число сыновей, умалчивая дочерях, как бы их вовсе не было. Мне показалось, напротив, что несколько дочерей при немногих, а тем более при одном сыне, должны служить к обогащению его. Поэтому я просил объяснения столь странному пристрастию к сыновьям. На это я получил в ответ что главную вместимость находящихся в кибитках сундуков и тюков составляют дочерние приданые, которые накопляются в течение всей жизни и почти всегда превышают плату получаемую за дочь невесту. Таким образом мы видим что хотя Киргизы и не нежные отцы для своих дочерей, хотя они ставят их ни во что и продают в чужие семейства, но, за всем тем, они относятся к ним справедливо и не лишают их посильной материальной помощи.
Со вступлением жениха мальчика в юношеский возраст, он обыкновенно, до свадебного обряда, отправляется в дом будущего тестя с подарками, не входившими, впрочем, в расчет первоначальной сделки. По приезде его, ему отводят отдельную кибитку, где совершается угощение, и затем его допускают к свиданию с невестой. Само собою разумеется что явись жених без обычных подарков, то он к невесте допущен не будет. Со дня свидания этого жених и невеста считают себя уже как бы женатыми, хотя к сожительству они допускаются не иначе как по совершении обряда венчания, который следует иногда долгое время спустя после первого свидания.
Муж есть полновластный господин своей жены, которая из рабы своего отца превращается после свадьбы в рабу мужа. Некоторую относительную свободу она приобретает только во вдовстве, но и то свобода эта ограничивается почти исключительно правом выйти замуж по собственному выбору; до нового же замужества вдова, вместе со всем имуществом, поступает в ведение того из сыновей своего мужа который наследует домашним хозяйством его.
Ежели отец умирает без завещания, то имущество его разделяется поровну между всеми невыделенными сыновьями его, домашнее же хозяйство, жилище со всем содержимым, переходит в руки старшего сына, который и становится как бы главой семейства, не сохраняя впрочем никакой непосредственной власти над братьями. Если же Киргиз умирает уже в там возрасте. когда у каждого из сыновей его имеется собственное хозяйство, то обычай велит ему завещать все свое имущество, оставшееся в его личном владении, младшему сыну, на руках которого остается и весь женский персонал его семейства. Вдовы в этом случае пользуются некоторою относительною свободой и почетом, сестры же нового хозяина становятся его рабами, так что вместе с имуществом отца к сыну переходит и право на всякого рода сделки по отдаче замуж сестер-девушек, или же на получение договоренной за них платы. Главенство в доме ни в каком случае не переходит к женщинам, и ежели отец, по смерти, оставляет малолетних сыновей, то главой семьи становится брат его или ближайший родственник.
Из вышеизложенного видно что положение киргизской женщины вполне зависимое. В течение всей своей жизни она играет роль служанки, и всякий молодой Киргиз вступая в брак не иначе как с этой точки зрения смотрит на это дело. Безучастное отношение к выбору невесты вполне, впрочем, оправдывает такой взгляд на супружескую жизнь, ибо только случайность может свести Киргиза с женщиной которая ему действительно придется по сердцу. Из такого порядка вещей возникает однако несметное множество брачных тяжебных вопросов, перечисление всех частностей которых заняло бы здесь слишком много места. Для примера укажем лишь на те случаи когда, например, жених, после первого свидания, старается по возможности оттянуть или даже вовсе отклонить от себя день свадьбы, что легко может случиться ежели сговоренная за него девушка произвела на него дурное впечатление или пользуется дурною славой. Бывают конечно случаи когда и невеста отказывается выходить за предназначенного ей жениха. Кроме того, брак может не состояться вследствие похищения кем-либо невесты, вследствие смерти одного из оговоренных и множества других причин и обстоятельств. Всякое такое расторжение или промедление брака связано, очевидно, с материальными интересами, ибо с одной стороны родители невесты заинтересованы получением договоренной за нее платы, с другой, родители жениха, выдавшие задаток, не желают терять его. Но так как эти вопросы совершенно связывают свободу молодых людей, то дабы хотя несколько противодействовать такому порядку, правительство установило в лице уездного начальника высшую инстанцию по брачным дедам. Уездные начальники, к которым зачастую являются аппелляции на решения народного суда, обыкновенно отстраняют от себя гражданскую сторону брачных процессов, а выступают только защитниками свободного выбора молодых людей, предоставляя затем народному суду разрешение вытекающих отсюда имущественных вопросов. Нельзя при этом умолчать о том что такой порядок крайне не нравится Киргизам, и мне не раз приходилось выслушивать их жалобы на такое посягательство на их родительские права. Они, сколько я мог понять, во всяком случае предпочли бы какой-нибудь определенный закон воспрещающий им насильственную выдачу дочерей замуж.
Зажиточный Киргиз обыкновенно помещает своих жен в отдельных кибитках, причем старшая жена пользуется лучшим помещением, в то время как за последнею из них остается немаловажное преимущество, что с нею большею частию помещается их общий муж. Все это не мешает киргизским женам жить по крайней мере во внешнем согласии, и вообще я могу по совести сказать что во все мое путешествие я не был свидетелем ни одной шумной ссоры.
Молодые люди Киргизы, нередко даже после женитьбы, — немногим свободнее девушек и женщин. Весьма часто случается что отец не отделяет от себя женатого сына, а оставляет его жить при себе в особом лишь помещении. При этом ежели он доволен им, то награждает его другою и третьею женой, опять же не спрашивая на то его согласия, а покупая ему невесту обычным порядком. Очевидно что, при существовании обычая покупать невесту, иначе и быть не может, ибо невыделенный сын не имеет необходимых средств для приобретения себе жены по собственному выбору.
Впрочем, даже выделенные сыновья и те не вполне выходят из родительского повиновения. Они не отделяются от отцовской семьи и продолжают играть в ней деятельную роль. Таким образом непривычному глазу не легко бывает отличить с первого раза хозяйского сына в среде прочих домочадцев, ибо даже у богатых хозяев личность сыновей, хотя бы и не молодых, совершенно стирается в присутствии отцов.
V.
До введения ныне действующего положения Киргизы были совершенно чужды всякому понятию о какой бы то ни было уголовной ответственности. Все дела, не выключая и убийств, оканчивались гражданским удовлетворением. В настоящее время порядок итог несколько изменен; есть преступления по которым Киргизы подлежат уголовным взысканиям, причем по этого рода делам они подсудны общим судебным установлениям. Таковы дела об убийствах, разбое, грабеже, побегах за границу и преступлениях по должности. Все без исключения прочие дела, в том числе и все виды воровства, подлежат их собственному народному суду и кончаются гражданским удовлетворением.
Киргизский народный суд, действующий на. основании обычного права, имеет три инстанции: судебных биев, волостные съезды биев и чрезвычайные съезды. Судебный бай есть выборное лицо избираемое по одному на каждый аул. Он представляет собою инстанцию решающую окончательно лишь те дела которые, по соглашению обеих сторон, представляются ему на окончательное решение. Во всех прочих случаях дело может быть перенесено в высшую инстанцию.
Волостной съезд биев имеется при каждой волости; членами его состоят аульные бии данной волости. Он представляет собою вторую инстанцию суда по аппелляционным жалобам на суд биев. Кроме того некоторые дела начинаются в этой инстанции.
Все жалобы подлежащие суду биев или волостных съездов подаются первоначально волостному управителю, который, по рассмотрении, передает куда следует.
Высшую судебную инстанцию киргизского народного суда представляет собою чрезвычайный съезд биев, который состоит из членов — по два бия от каждой волости — под председательством уездного начальника. Все жалобы поступающие на рассмотрение чрезвычайного съезда подаются ему же.
Санитарное состояние Киргизского народа весьма удовлетворительно: воздержная жизнь, прекрасный, здоровый степной воздух и обильное употребление многими из них кумысу, очевидно, не мало способствует тому. К сожалению, оспа уносит много жертв из среды этого здорового народа. Несмотря на то что им теперь даны оспопрививатели, которые обязаны бесплатно совершать над их детьми эту спасательную операцию, Киргизы мало доверяют этой мере, отчасти потому что смотрят на нее как на предрассудок, отчасти же может быть вследствие неискусного, небрежного или недобросовестного отношения оспопрививателей к своему делу, ибо некоторые Киргизы представляли мне примеры заболевания детей натуральною оспой вскоре после прививка им искусственной. Впрочем его дело у них еще весьма ново и во всяком случае не могло еще дать наглядных доказательств своей благодетельности.
Зиму, как я сказал, за исключением имеющих деревянные дома, все Киргизы Илецкого и Николаевского уездов и небольшая часть Иргизцев и Тургайцев, проводят в землянках. Землянки эти не вырыты в земле, как быть может некоторые полагают, а возведены над землей и отчасти схожи с крестьянскими избами в Малороссии, за исключением крыш, замененных здесь плоскими, земляными же кровлями. Стены землянки имеют около пяти-шести вершков толщины, в них вырезаны места для дверей и окон, которые вынимаются на лето и вставляются на свои места на зиму. Окна снабжены стеклами. Вообще землянки едва ли уступают до удобствам своим обыкновенным крестьянским избам Отсутствие в них всякого рода щелей должно предохранять их от доступа внешнего воздуха, что же кажется чистоты и внутреннего убранства, то я полагаю что с помощью своих кошем, ковров и подушек они настолько украшают свои жилища что эти последние должны приобретать довольно оригинальный и красивый вид свойственный вообще помещениям убранным в восточном вкусе.
Около землянок имеются помещения для тех пород скота которые требуют некоторого ухода. В северных уездах только одни лошади не требуют никакого ухода а могут в обыкновенные годы продовольствоваться подводным кормом в течение всей зимы. Все же остальные породы требуют ухода, который и составляет зимнее занятие Киргиза. Летом зато зажиточный хозяин проводит свой день совершенно праздна Сыновья его еще могут считать себя несколько занятыми, так как они иногда стерегут скот, сгоняют его по вечерам, проверяют, наблюдают за работниками и, наконец, отчасти прислуживают отцу и гостям, если таковые имеются. Сам же хозяин исключительно пьет кумыс, спит и молится. Каждый почти зажиточный Киргиз имеет в числе своих домочадцев муллу для молитв и обучения детей татарской грамоте и Корану. Муллой у них считается всякий грамотный и знающий Коран. Муллы эти иногда получают жалованье от хозяина аула в котором они проживают, большею же частию они просто живут на положении нахлебников — едят, пьют насчет хозяина аула и пользуются помещением в которой-нибудь из его кибиток. Некоторые из них занимаются ремеслами или мелочною торговлей и таким образом зарабатывают кое-что во время лета. По внешнему виду мулла отличается только белою чалмой, которую, впрочем, надевает только во время молитв. Молитвы, по мусульманскому обычаю, совершаются ими пять раз в день: утром, в полдень и три раза в течение вечера. Приступая к ней, они раскладывают ковер или плащ, пред которым иногда вбивают палку, и затем начинается призыв к молитве, хотя бы молящийся и знал наверное что молиться будет он один. В молитвах своих, весьма непродолжительных, они всегда бывают обращены по направлению к Мекке. Я редко видал чтобы в молитве участвовали при отце его сыновья, а тем более малолетние. Женщин молящихся я также не видал.
В течение дня странствующие муллы обучают детей чтению по священным книгам. Уроки эти, происходящие нараспев, насколько я мог судить, похожи на заучиванье определенных слов или фраз, безо всякого понимания их. Грамота преподается у Киргизов на татарском языке, который считается у них как бы литературным языком. Киргизский же язык, который они рассматривают как наречие татарского, ни азбуки, ни самостоятельной письменности, хотя бы с помощью татарского алфавита, не имеет.
Киргизы, вообще, народ смышленый, но высшей степени невежественный. О географии они не только понятия, но, кажется, даже и представления не имеют, что крайне затруднительно для путешественника, ориентировать которого они совершенно неспособны. Ежели вы не имеете с собою маршрута или по крайней мере подробной карты, то вы человек потерянный. Киргиз охотно назовет вам лиц которых вам полезно будет навестить, от которых вы можете почерпнуть больше сведений; при этом постарается назвать такого у которого вы встретите больше удобств и лучший прием. Он вам, пожалуй, определит и название местности где живет тот к кому он вас направляет. Но добиться от него по пути ли такие-то и такие-то местности, находятся ли они относительно друг друга на севере, востоке, западе или юге, весьма трудно, ибо он сбивается даже на определении стран света, которые на киргизском языке и названий особенных не имеют. Границы собственной волости он еще отчасти знает, но что касается соседних уездов, то некоторые из них не знают даже названия их. О дальних отравах конечно и говорить ничего. Я видал Киргизов ездивших в Мекку через Россию, которые не знали где находится Дунай и не понимали меня, когда вместо Стамбул я употреблял слово Константинополь. Один из них, между прочим, рассказывая о своем путешествии, назвал Черное Море Белым.
Искусства им не более знакомы нежели науки. Во все продолжение моего путешествия я не только не слыхал ни одного музыкального инструмента, балалайки, гармонии ила чего-либо подобного, но даже простого пения, хотя бы при убаюкиваньи ребенка. Говорят что у них поют во время свадеб, но я не мог в этом удостовериться, так как путешествовал в такое время года когда свадеб у них не бывает.
Б. ЮЗЕФОВИЧ.
