Город Кустанай получил свое официальное бытие в силу Высочайше учрежденного 25 марта 1891 года Положения об управлении в степных областях, сделавшего его центром Николаевского уезда; по «повелению», обращенный таким образом город. Уже имел за собой длинную историю, которую я и считаю необходимым написать здесь, хоть бы в самых общих чертах. При последовавшем в 1868 году образовании Тургайской области, центром нынешнего Кустанайского уезда, за отсутствием внутри его русских поселений, был назначен расположенный у самой границы уезда город Троицк. Неудобство такого местоположения уездного центра, «равно как и желание правительства видеть в степи русское поселение, в котором могло бы сосредоточиться и управление уездом», еще в 1869 году выдвинуло вопрос об учреждении города на реке Тобол. В 1870 году для этой цели намечено урочище Урдобай-Тогай, которое и было астрономически определенно полковником Тилло, но затем до самого 1877 года дело не выходило за рамки предложений. В 1878 году устройство города было окончательно разрешено бывшим Оренбургским генерал-губернатором, причем. По настоянию бывшего в то время военным губернатором области генералом Баллюзека, генерал-губернатор разрешил отвести городу, кроме 3500 десятин под усадьбу и выгон, еще некоторое количество земли для земледельческого населения. В том же 1878 году уездному начальнику было разрешено открыть прием прошений о водворении в новом городе и выдавать желающим поселиться здесь особые приемные удостоверения.
Между тем, слухи о «новом городе» еще с 1870 года начали распространяться по губерниям Самарской, Оренбургской, Уфимской, Казанской, а затем проникли и в центральные губернии, причем, как всегда, истина перемешивалась с вымыслом: рассказывалось о необыкновенном изобилии угодий и плодородии земли, о каких-то особых суммах, ассигнованные на ссуды переселенцам; привлекала и сама мысль о «вольном» городе. В результате прошения приехать в новый город начали поступать с самого 1870 года, а когда в 1878 году уездный начальник начал выдавать приемные удостоверения, прошения посылались сотнями и тысячами. К 1 января 1879 года поступили прошения от 3.308 семей, и уездный начальник, опасаясь излишнего переполнения еще не возникшего города, просил разрешение прекратить прием прошений. В этом ему было отказано, и к концу 188 года число подавших прошение достигло уже 4800 семей и 22742 душ обоего пола. Со дня на день ожидая допуска в «новый город», вся эта масса расположилась по казачьим станицам и поселкам, растянувшимся вдоль северной и западной границ уезда, и в городах Троицк и Орск.
Между тем, вновь назначенный военным губернатором генерал-майор Константинович, осмотрел совместно с областным врачом урочище Урдобай, нашел его не удовлетворяющим своему назначению как в хозяйственном, так и в гигиеническом отношении, и наметил для устройства города новое место, на броде Кустанай, в 8-9 верстах ниже по течению Тобола, - причем по произведенной рекогносцировке оказалось, что для устройства здесь горда пришлось бы селить правого берега Тобола 71 кибитку киргиз Аракарагайской волости. Военный губернатор предполагал отвести под город, на обоих берегах Тобола, участок в 13300 десятин земли, в том числе 10 тысяч десятин – для образования при городе земледельческого поселка, численностью в 1000 душ мужского пола. Предложения эти были одобрены генерал-губернатором, причем последний высказал, что «было бы желательно иметь приговоры от тех обществ, во владении которых находятся эти земли, и вообще обусловить заблаговременно меры к предотвращению могущих возникнуть впоследствии столкновений между киргизами и новыми поселенцами».
Получение приговора об уступке киргизами земли под новый город оказалось однако не столь легким делом, как ожидало местное начальство. Созванный уездным начальником, Аракарагайский волостной съезд, «поневоле соглашаясь на уступку в требуемом виде», в приговоре своем просил однако о дозволении «отвод потребного городу с поселением количества земли сделать по одну сторону реки Тобол, на котором нет ни одной зимовки, а потому не придется никого выселять». Проектируя наиболее удобные, по его мнению, границы отвода, площадью приблизительно, в те же самые 13300 десятин, на одном левом берегу Тобола, съезд в то же время ходатайствовал, «о возможно большем сокращении числа переселенцев, хотя бы до 200 душ», в том, во-первых соображении, что и это число душ ко времени окончательного установления города путем естественного приращения дойдет до цифры, которой совершенно будет достаточно для цели снабжения города продуктами сельского производства, а во-вторых, и сами мы, особенно те из нас, которые и теперь с большим успехом занимаются хлебопашеством, сделавшись к тому времени также поселенцами, конечно увеличат число последних при будущем городе». Приговор этот, не удовлетворил областную администрацию: военный губернатор нашел, что в проектируемых киргизами границах Кустанайский земельный участок получился бы слишком растянутые очертания и затруднил бы для самих киргиз перекочевывание через реку Тобол, а потому поручил уездному начальнику предложить волостному съезду составить приговор, в котором было бы, во-первых, категорически заявлено о границах отводимого участка; во-вторых, не заключалось бы «посторонних элементов, не идущих к сути дела»; вместе с тем уездный начальник должен убедить киргиз в том, что «устройство обширного земледельческого поселка никаких образом не может отразиться неблагоприятно на благосостоянии киргиз, но что совершенно напротив – обширное поселение во всех отношениях будет способствовать к улучшению их быта, увеличив их торговлю как скотом, так и хлебом». Однако, несмотря на подтверждение со стороны военного губернатора и на усиленные настояния уездного начальника, киргизы не сдавались: они согласились только взять назад ходатайство о сокращении размеров русского поселения, что же касается до местоположения уступаемого участка, то съезд, несмотря на «личные и продолжительные беседы» уездного начальника, продолжал «отводить землю только по левому берегу, но в виду доставления поселку более удобных для земледелия угодий соглашался отодвинуть границу отвода вглубь степи». На все дальнейшие убеждения киргизы отвечали «одним упорным словом: не согласны дать оба берега». Приписывая это упорство влиянию нескольких богачей-широкодачников и находя земли левого берега сравнительно малоудобными, уездный начальник считал возможным поступить «порядком административным, не спрашивая согласия киргизских обществ, вовсе не требуемого временным положением об управление в степных областях». Также взглянул на дело и генерал-губернатор, и военному губернатору было поручено «настоять со своей стороны на том, чтобы киргизами был дан приговор об уступке обоих берегов, причем разъяснить им, для большего убеждения, что в случае их отказа начальство, по смыслу 226 статьи Временного положения, и без согласия общества киргиз может само сделать распоряжение об отводе требуемой земли». На вновь собранный в июне 1881 года волостном съезде прибыл лично сам военный губернатор. 17 июня стороны пришли к согласию.Между тем, «в виду нетерпеливого желания массы крестьян», заселение города и проектированного при городе земледельческого поселка разрешено было начать с открытия весны, не ожидая отвода участка, и летом того же 1881 года в Кустанае собралось уже до 1203 семей; из них к августу домами обзавелись 120, к сентябрю – уже 180 семей, огромное же количество поселенцев, обработав землю к посеву будущего года и частью посеяв озимые, «разъехались по селениям, в которых они проживали прежде» и где имели жилье и посевы. К лету 1882 года, из числа 1303 семей, заручившихся увольнительными документами, на месте водворилось уже 548 семей, из них 453 в городе и 95 – в земледельческом поселке, дома же построили в городе – 257, в поселке – 48 семей; все остальные, а также до 1700 семейств, получивших приемные удостоверения, но еще не запасшихся увольнительными приговорами, продолжали оставаться «на временном жительстве в ближайших крестьянских и казачьих станицах». В частности, лицам, не имевшим увольнительных приговоров, было объявлено, чтобы они до получения таковых не начинали строиться, а не получившее увольнение в трехмесячный срок должны были считаться утратившими право на водворение; с другой стороны, еще раннее того, в виду чрезмерно большого числа поданных прошений о водворении, уездным начальником высказана была мысль – отдавать преимущество переселенцам внутренних малоземельных губерний перед другими переселенцами, как например Оренбургскими, Уфимскими, Пермяками и Вятскими, - и военный губернатор, соглашаясь с мнением уездного начальника, приказал не давать приемных удостоверений Оренбургским выходцам, как «не гонимым нуждою», и потому представляющим собой малонадежный в колонизационном смысле элемент.
Но все эти меры оказались совершенно неспособными прекратить или хотя бы только сократить наплыв переселенцев в Кустанай; непрерывное движение переселенцев было особенно сильным с 1884 по 1888 года, когда переселенцы приходили массами; одни из них оставались в Кустанае, другие уходили обратно, третьи шли дальше на юг или на восток. Во всяком случае население росло чрезвычайно быстро до 1884 года, когда последовал первый сильный неурожай, и значительная часть населения разбежалась во все стороны (главным образом в Сыр-Дарьинскую область). С 1885 года опять пошли хорошие результаты, - разбежавшиеся было жители Кустаная стали собираться обратно, и к 1888 году по данным обзора области, население Кустаная дошло до 7.325 душ.
Что касается до административного и поземельного устройства Кустанайских поселенцев, то всю первую половину 80-х годов они оставались совершенно неустроенными в административном отношении. Уездная администрация продолжала находится в Троицке. В Кустанае единственным представителем власти был писец Иванов, который с подачи уездного начальника и был выбран местными жителями старостой. В отношении поземельного устройства первоначально имелось в виду проводить строгое различие между собственно кустанайскими мещанами и крестьянами проектированного в размере тысячи душ земледельческого поселка. Предполагалось, дать первым только усадьбы и предоставить им право пользования выгоном, а десятитысячный пахатный участок отвести земледельческому поселку. Но в действительности провести такое различие оказалось невозможным: мещане оказались такими же мужиками, как и крестьяне земледельческого поселка, и в такой же мере нуждались в пахатной земле. Вследствие этого земля не была передана поселковому обществу, а оставалась в непосредственном распоряжении администрации и раздавалась уездным начальником желающим, по мере действительной надобности: так в 1882 году было роздано всего 1040 десятин, в том числе мещанам 676, жителям поселка – 364 десятин. Начиная с 1883 года думали давать землю только тем из мещан, кто не может обеспечить своего существования кроме, как земледелием. Администрация надеялась, что с каждым годом таких людей будет все меньше, а большинство мещан займется либо торговлей и промыслами, либо поведет земледельческое хозяйство «на коммерческих основаниях». То есть на арендованной у местного населения земле.
Эти ожидания оправдались лишь отчасти. Многие поселенцы действительно начали арендовать землю у киргиз, причем некоторые из них вполне большие участки, но затем эти же участки раздробленные пересдавали уже по завышенным ценам. Но большинство поселенцев предпочитало самовольно распахивать землю в городском отводе, при этом явно выходя за границы этого отвода. Ссылаясь на неизвестность этих границ, распаханных самовольно земель становилось все дальше и дальше и к 1886 году захватило вместо тринадцати – сорок тысяч десятин. Киргизы жаловались уездному начальнику, пытаясь иногда силой остановить поселенцев, ведущих себя как захватчики. В мае 1885 года произошло вооруженное столкновение, приведшее по официальным сведениям к убийству двух киргизов. Наконец, в начале 1885 года уездный начальник нашел необходимым довести до сведения военного губернатора о таком нормальном положении дел и указать на необходимость скорейшей нарезки городского надела и проведении ясных границ, с отнесением расходов за счет города. Со своей стороны и киргизский волостной управитель сообщал, что хотя границы надела и были указаны помощником уездного начальника, тем не менее поселенцы, «самовольно вторгаясь год от года все далее вглубь земель, выкашивали чужие луга на расстоянии от города по ту и другую сторону не менее 10 верст, а распахивали киргизские участки на расстоянии даже 20 и более верст, не слушаясь при этом никаких властей», - а потому управитель, от имени Аракарагайского волостного общества. Ходатайствовать о возможно скорейшем проведении межи с отнесением на счет киргиз половины расходов по обмежеванию. «в каком-бы размере эта половинная часть ни была». В то же лето, действительно, командирован был для обмежевания кустанайского надела меженщик Белоглазов, который произвел обход действительного пользования кустанайцев, и военный губернатор вошел с представлением об утверждении за городом Кустанаем с возникшими при нем двумя поселками – Константинович и Затобольским – оказавшейся в их пользовании. По съемке Белоглазова, земли этой в пользовании оказалось более 41 тысячи десятин.
Между тем захваты поселенцами новых земель продолжалось и весной 1886 года. Помощник уездного начальника телеграфировал военному губернатору, что «возникшие между кустанайцами и киргизами споры из-за земельного отвода грозит серьезными недоразумениями», и просить о немедленном командировании землемера для указания границ или в крайнем случае – о высылке плана. В сентябре в регион вновь был отправлен Белоглазов, а уездному начальнику было поручено «всеми мерами удерживать крестьян от распашки чужих земель» под угрозой особого штрафа, а киргиз – от столкновений с крестьянами.
Не вызывает удивления, что при таких обстоятельствах, новый военный губернатор Проценко, прибыв в июне 1885 года в Кустанай, застал здесь «полное неустройство во всех отношениях». Кустанайцы, приехавшие в первую очередь соблазненные вольными хлебами, по словам старожилов «знать никого не хотели» - и не признавали никакого начальства. Особую самонадеянность внушала им уверенность в существовании каких то привилегий, предоставленных им «царем-батюшкой». Благодаря почти полному отсутствию местного надзора, среди них было немало нелегальных элементов, от бродяг до беглых каторжников включительно, а потому и неудивительно, что дело нередко доходило до крупных бесчинств и преступлений. Особенно круто расправлялись кустанайцы с киргизами, которые за земельные захваты мстили барантой – кражей лошадей и вообще скота. Киргиз, заподозренных в намерении украсть лошадь, вешали и топили в колодцах. При этом в подозревавшие мог попасть просто проезжавший мимо человек. Несколько киргиз было убито во дворе уездного судьи – султана Сейдалина, которого рассвирепевшая толпа хотела повесить и самого, заподозрив его в желании сокрыть конокрадов. Для самовольной рубки леса поселенцы выезжали большими партиями, на нескольких сотнях лошадей. Лесная стража не могла пресечь такое массовое нарушение вырубки леса. Когда в 1883 году в Кустанай впервые прибыл лесничий и назначил торги на засеквестированный лес, то огромная толпа народу потребовала от него в качестве доказательства его полномочий «золотую царскую грамоту». При отсутствии таковой, толпа хотела тут же убить. Лишь приезд судьи спас лесничего от смерти, но не спас лес.
Поселенцы мало признавали уже авторитет уездного начальника, и занимавший эту должность старший советник Сипайлов в одном случае не нашел другого способа успокоить толпу, угрожавшего ему смертью, как призвать священника с иконой. С другой стороны, и киргизы, раздраженные постоянными захватами и самодовольством переселенцев, вели себя неспокойно, и до администрации доходили даже сведения о существующем у них намерении напасть на Кустанай и сжечь его.
В середине 80-х годов военным губернатором Проценко, были приняты ряд мер для устранения подобных нежелательных явлений. Прежде всего, в 1886 году генерал приказал прекратить прием в Кустанай новых поселенцев, а уездному начальнику предложил «встречать партии переселенцев в местах их группировки – в городах Троицк и Орск, и заявлять, чтобы они не ездили в Кустанай, так как более свободных мест для них уже не существует». Также было поручено распоряжение опубликовать в российских газетах подобное сообщение. Для поддержания порядка в Кустанай на постоянное место жительство был переведен помощник уездного начальника, а в 1886 году и все управление уездного начальника. Приблизительно в это время, в Кустанае учреждена местная команда, а для установления некоторой внутренней организации, в 1887 году, распоряжением военного губернатора, учреждена Кустанайская волость, которая впрочем просуществовала только до 1891 года, а с этого времени и до последовавшего 1 октября 1893 года учреждения в Кустанае упрощенного городского управления, Кустанай оставался совершенно без всякого общественного управления.
Все эти меры оставались боле или менее безрезультатными: безчиные действия поселенце сократились лишь до некоторой степени, и только после голода 1891-1892 годов поселенцы эти окончательно «присмирели». Что касается наплыва новых переселенцев, то он не только не сократился, но наоборот – значительно увеличился. Многие из приезжающих, узнавали о том, что «в Кустанае места приема более нет» в последнюю очередь. При таких обстоятельствах оставался лишь выбор между поселением на хуторе или в поселке. Но многих запрет и не сдерживал. Ведь проехав тысячи верст, трудно было бы остановится в шаге от заветной мечты – поселиться в вольном городе. К 1890 году количество жителей Кустаная доходит до двадцати тысяч. Росту населения способствовали благоприятные урожаи, которые сначала оправдывали те рассказы о светлом будущем, которое ждет поселенцев в новых краях. Но в 1890 году наступил период трехлетнего неурожая и приблизительно с июля 1891 года начался голод. При отсутствии железной дороги и водных путей удаленность Кустаная играла отрицательную роль. Населению Кустаная было роздано в ссуду свыше 50 тысяч рублей деньгами и хлебом. Естественно в это время поток приезжающих в регион иссяк. Даже наоборот, есть сведения об исходе людей в связи с наступившим голодом. Приблизительно 1055 семей или около 6300 людей, то есть около одной трети покинули Кустанай. При этом часть семей – 252, собственно не выселились, а перешли на жительство в самом уезде. Правда, стоит учесть, что в указанное количество 1055 семей попали лишь те, которые в голодные годы получали ссуды. Понятно, что город покидали и состоятельные семьи. В Кокчетавском уезде выходцы из Кустаная составили два поселка – Марьевский и Коноваловский.
В результате такого массового выселения, население Кустаная к 1893 году снизилось до 13267 человек. Но затем очень многие из ушедших в голодные год стали возвращаться обратно, подходили понемногу и новые переселенцы из европейской части России (хотя громадное количество уже не останавливалось в Кустанае или уезде, а шло дальше, в приобретавший особую популярность – Кокчетавский уезд), - и к 1894 году население Кустаная снова возрастает до 16185 человек. В последние два года население опять сокращается: в 1895 году общая цифра населения снижается до 15676 (13682 – славянское население, 1994 - мусульмане), а в 1896 году общая численность всего населения, включая магометан, опустилась до 13 тысяч. При этом довольно заметная часть населения также раздумывала о выселении, о чем свидетельствует официальное ходатайство о выезде 128 семей.
Но большинство из покидавших Кустанай не покидало пределы уезда, а только расселялось по его территории. Кто-то переходил в арендаторские поселки, другие устраивали новые хутора, третьи поселялись в казахских аулах. Хотя многие из выехавших, продолжали числиться в Кустанае и проживали в нем по прежнему зимой. К этому времени земли, которые находились в городском отводе были просто истощены и поросли бурьяном. Это способствовало бездумная и чрезмерная эксплуатации целины. Большинство крестьян не прибегали к ухаживанию за землей, ни к даже пару. Они просто переходили от истощившегося участка к новой земле.
Также надо учитывать и другой фактор. Тем жителям, которые жили в городе и занимались земледелием приходилось ежедневно преодолевать весьма ощутимый путь до своих участков, ведь ближайшие земли находились не менее как в семи верстах от города. А по мере перехода от участка к участку этот путь только увеличивался. Поэтому многие предпочли в данных условиях или переселяться в находившиеся рядом аулы. Что касается отъезда из Кустаная более зажиточных поселенцев, то причина этого также кроется в эксплуатации земли.
В 1887 году из жителей Кустаная и двух при нем поселков – Константинович и Затобольского, была образована Кустанайская волость с обычным общественным управлением. И в тоже время поселенцы разбили землю на подворные участки, площадью в Кустанае – по 16 десятин, в Константиновиче – по 14 десятин на двор. Но на самом деле никто фактически эти размеры не соблюдал и пользование землею городского отвода носило захватный характер. Так продолжалось до обращения Кустаная вместе с поселком Константинович в город с упрощенным городским управлением, во владение которого и поступила вся земля городского отвода. Городское управление, в лице уездного начальника с городскими депутатами, тотчас занялось вопросом о бездоходности городской земли, большей частью состоящей в пользовании жителей, и в целях извлечения доходов нашло необходимым разбить всю пахотную землю на участки и образовать оброчные статьи. По предварительной съемке произведенной командированным от областного правления межевых техником, городское управление предположило образовать 132 участка по 200 десятин каждый. Но военный губернатор области генерал-майор Барабаш, не нашел возможным утвердить эти предложения, так как полагал, что при осуществлении его «малоимущие земледельцы будут лишены возможности арендовать пахотные участки», и предписал уездному начальнику передать дело на обсуждение «жителей города Кустаная». Жители города посчитали, что размеры разбиваемых участков не должно превышать 15 десятин каждый, что дать возможность независимо от личного благосостояния. И только семь депутатов в особом заявлении возражали против разделения городской земли на 15-десятинные участки, указывая во-первых на значительную стоимость самого обмеживания, во-вторых на невозможность ведения на маленьких участках правильного хозяйства. Имелось в виду то, что на маленьком участке сложно вести трехпольное хозяйство, и при ежегодном использовании маленького участка, произойдет его истощение. Были предложения беднякам оставить особую площадь в 6400 десятин, а на участки в 200 десятин бедняки могут складываться в артели. Брать сразу по несколько 15-ти десятинных участков зажиточные поселенцы не хотели, так как это бы создало сильную чрезполосность. Несмотря на эти возражения , областная администрация согласилась с мнением большинства жителей города и сделала распоряжение «о разделе всей предназначаемой для хлебопашества земли на участки, не превышающие 15 десятин, чтобы дать возможность арендовать не одним только богатым, но и бедному классу». Распоряжение это было исполнено, и нарезанные 15-десятнинные участки были предназначены к торгам, причем кондициями арендаторов возлагалось обязанность, «по примеру ныне существующей в сельском хозяйстве трехпольной системы», распределяя снятые участки на три поля, из которых одно засевать, а два оставлять под пар и сенокошение. Но более состоятельная часть горожан, действительно нашла для себя неудобным снимать 15-десятинные участки, и это обстоятельство побудило многих из них перенести свое хозяйство на земли, арендованные у коренного населения. Торги на сдачу городских участков не состоялись несколько раз подряд в виду отсутствия желающих. В конце концов с торгов было сдано всего девять участков с платой по три рубля в год за участок. После этого торги не возобновлялись, а городское управление сдавало эти участки хозяйственным способом но по той же цене, и по той же цене взыскивали деньги с самовольных пользователей. В 1896 году сданных под распашку участков числилось всего 130, площадью в 1950 десятин.
Наконец, последним толчком, побудившим многим кустанайцев перейти на жительство на казахские земли, послужило последовавшее несколько лет тому назад обмеживание около города огромного участка для заводской конюшни. В этот участок вошли почти все казахские луга, расположенные в непосредственной близости от города. Вследствие этого арендование покосов стало весьма затруднительным делом. Также возникли и сложности с летним содержанием скота, так их выпас в близости города был почти неосуществим.
Таким образом быстрый рост количества жителей города сменился некоторым упадком. Пустующие дома и почти полное отсутствие пашен в черте города стали наглядным примером разбредания горожан. Сократилась городская торговля и почти полностью прекратилась городское строительство.