Щипин В.И. История Черевковской волости. - Красноборск, 2008 (Котлас. тип.) . - 235 с. : ил. 

Красноборск, Архангельская обл., 2008 (Котласская тип.). — 236 с. — 350 экз. — ISBN 978-5-8432-0086-2.

Рецензент: Власова И. В., доктор исторических наук, Институт этнологии и антропо-логии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, г. Москва.

Историко-этнографический очерк исследователя посвящен одной из некогда самых крупных и богатых волостей на Северной Двине, именовавшейся Черевковской волостью. Книга охватывает основные события жизни села Черевково и окрестных деревень с древнейших времён и до начала ХХ века. В очерке исследована история местного самоуправления, церкви, рассказывается о сельском хозяйстве, промыслах и жизни крестьянства. Впервые публикуются архивные материалы XVI-XIX веков. 

Правда Севера. Архангельская областная газета. 25 апреля 2009 г.

По традиции 23 апреля, в Международный день книги и авторского права, были подведены итоги областного конкурса «Книга года». Торжественный вечер состоялся в Добролюбовской библиотеке...     ... В номинации «Родная сторона» вне конкуренции была книга краеведа Владимира Щипина «История Черевковской волости»... 

 Ирина Косопалова

 

 

Знамя. Газета Красноборского района Архангельской области. 2009. № 34.

Книга Владимира Игоревича Щипина "История Черевковской волости" — книга года!

Географическое описание.

             Черевковская волость (ныне Черевковский сельский округ Красноборского района Архангельской области) расположена  на левом берегу Северной Двины в 120 км ниже  впадения в нее  р. Вычегды.  Центром волости/округа  является село Черевково.  Деревни волости вытянулись вдоль реки на тридцать с лишним километров.

Географические координаты села Черевкова: 61 градус 47 минут северной широты, 45 градусов 16 минут восточной долготы. 

Деревни волости расположены рядами вдоль Северной Двины или “кустами”, нередко имеющими собственные названия. Застройка деревень рядовая, в селе  преобладает квартальная. В деревнях, в основном, добротные рубленые избы с обширными крытыми дворами и высокими (до 2,5 м) подвалами. В  Черевкове нередки двухэтажные рубленые дома дореволюционной постройки, несколько зданий, главным образом общественного назначения, построены из кирпича.

 В селе имеется больница со стационаром на 50 человек, средняя школа, где учится до 500 учащихся.  Здесь же расположена контора совхоза “Черевковский” и  промкомбинат, занимающийся обработкой древесины. В селе действует Дом культуры, библиотека, работает филиал Красноборского историко-мемориального и художественного музея. Население округа по данным на 2000 год составляло  3545 человек, в его состав входило 62 деревни.

Ширина главной улицы села  – 20-25 м, остальных – 10-15 м. Главный проезд асфальтирован, остальные – с улучшенным грунтовым покрытием. В деревнях улицы покрытия не имеют.

Все населенные пункты электрифицированы, обеспечены телефонной связью (в том числе мобильной) и устойчивым телевещанием. Основной вид транспорта – автомобильный, через село проходит трасса, связывающая его автобусным сообщением с  областным центром Архангельском (550 км), районным центром с. Красноборском (50 км), а также с крупным городом южной части Архангельской области Котласом (130 км). Ближайшие станции Северной железной дороги  -  Котлас и  Ядриха.   Летом населенные пункты связаны также речным сообщением. До 1993 г. в Черевкове действовал местный аэропорт, связывавший село с Архангельском и Котласом.

Рельеф и грунты.  Высота села Черевкова над уровнем моря – 52 м. Западнее Черевкова расположена  Двинско-Устьянская возвышенность со слабоволнистым рельефом. Вершина водораздела плоская, заболоченная, уклоны на ее поверхности не превышают 1-2 градусов. Склоны возвышенности пологие (5-15 градусов), сильно расчленены глубокими логами и верховьями ручьев и рек на увалистые массивы. На плоской поверхности равнины местами выделяются так называемые кольцевые формы, образованные невысокими кольцеобразными песчаными грядами высотой 2-3 м, шириной до 50 м, диаметром 100-600 м, поросшие сосновым бором или занятые кольцеобразными болотами с сухой центральной частью. Долины рек и ручьев глубокие и узкие. Широкая (2-10 км) долина Северной Двины с пологими (2-5 градусов) склонами и плоским, заболоченным днищем с гривистым микрорельефом, сменяется обширной Придвинской низменностью с плоской болотистой поверхностью.

Грунты: валунные суглинки с галькой, мощностью 5-20 м, слагающие водораздельные  возвышенности, местами перекрыты супесями мощностью 5-10 м, или лессовидными суглинками мощностью 0,5-2 м (на самых высоких участках водоразделов). Мощность аллювиальных песков в долинах рек 2-10 м. Общая мощность рыхлых четвертичных отложений составляет 20-40 м, максимальная (во впадинах) 80 м. Карстующиеся коренные породы: пестроцветные глины, мергели, известняки и доломиты часто залегают вблизи поверхности, обнажаясь на склонах речных долин. Глубина земного промерзания грунтов от 0,2 до 1,3  м. На склонах рек часты родники с чистой пресной водой.

Гидрография. Северная Двина – крупнейшая судоходная магистраль Европейского Севера России – используется для сплава леса плотами с буксирами. Средняя продолжительность навигации – 185 дней. Осадка судов 1,3 - 1,7 м, грузоподъемность – 50 - 1200 т. Ширина основного русла в межень 600 - 900 м, местами – до 1,2 км, в половодье ширина русла достигает 5 км. В межень основное русло на расширенных участках долины разделяется песчаными низкими островами на множество рукавов и проток – “полоев”. Глубины по фарватеру: на плесах 3-6 м, на перекатах – 1,8 - 3 м. Скорость течения зависит от уровня воды в реке, изменяясь в межень от 0,4 – 0,5 м/с на плесах до 1,0 м/с на перекатах, в половодье достигая 1,8 м/с. Дно песчаное, под обрывами – с камнями и галькой. Участки крутого (10-40 градусов) высокого (5-30 м), часто обрывистого коренного берега чередуются с широкими (до 1 км) песчаными пляжами. Пойма односторонняя, прерывистая, шириной 1-5 км. В пределах волости/округа в Двину впадают речки   Пивкова, Ериха, Лудонга, Тядема, Маниха  и многочисленные ручьи. Речки мелкие (глубины 0,3 – 1,5 м), узкие (ширина 5-20 м), очень извилистые, часто из-за лесных завалов непроходимы даже для лодок. Поймы узкие, прерывистые, залесенные. Режим рек характеризуется высоким половодьем, продолжительной и низкой летней меженью, невысоким осенним паводком и очень низкой зимней меженью. Замерзают реки к середине или к концу ноября, толщина льда на плесах к марту – 0,5 – 0,9 м, на перекатах – 0,2 – 0,3 м. Вскрываются реки в конце апреля – начале мая. Ледоход длится на Северной Двине 2-5 дней. Местами ледяные заторы резко (на 5-8 м) поднимают уровень в Северной Двине. В половодье, которое длится 1,5 – 2 недели, глубины в залитой пойме достигают 1-1,5 м. К середине июня реки мелеют, небольшие речки можно перейти на перекатах вброд. С июля устанавливаются меженные уровни. Меженный период оканчивается в сентябре подъемом уровней (в Северной Двине на 1 – 2,5 м). Осенний паводок длится 15-30 дней.

 Озера (Ерилово, Катище, Гоголь, Бобровец и др.) небольшие, площадью до 1 кв. км, старичные и карстовые, с чистой и пресной водой, глубина озер 1-3 м, в ямах – до 10 м. Дно от берегов зарастает осокой и тростником. Изменения уровней по сезонам не превышает 1 м.

 Болота преимущественно труднопроходимые, в центре – непроходимые, глубиной 2-6 м, со сфагновыми топями и травяными зыбунами на месте заросших окон и воронок. Замерзают болота в декабре – начале января и к марту толщина льда достигает 0,5 м. Если снег ложится рано, болота зимой не промерзают, передвижение по ним опасно. Оттаивают болота в начале мая, до июня залиты талыми водами. В июле вода на подсохших болотах остается только в мочажинах.

Растительность. Территория почти сплошь покрыта сырыми таежными лесами. На песчаных почвах преобладает сосна, на суглинках – ель, в долинных лесах – береза, осина, ольха, ива. Высота спелых деревьев 14-24 м, толщина 0,15 – 0,30 м, расстояние между деревьями 2-5 м. В лесу много валежника и бурелома, местами затрудняющих даже пешее передвижение. Подлесок, состоящий из подроста основных пород и кустарников, редок. Подстилка в еловых лесах зеленомошно-черничная, в долинных – травяная, в сосновых борах – ягель, легко воспламеняющийся при сухой жаркой погоде. На обширных старых вырубках хвойные породы вытеснены очень плотными молодыми березово-осиновыми лесами, реже – возобновлены сажеными сосняками. Гари и вырубки захламлены валежником, возобновление неравномерное. В болотистых понижениях растут угнетенные чистые сосняки – “рады” без подлеска, с обилием сухостоя. Высота сосен 6-10 м, толщина 0,10 – 0,20 м. Просеки шириной 1-3 м заросшие, на местности определяются с трудом. В поймах рек заросли кустов ивы высотой 2-5 м затрудняют подходы к руслам.

Животный мир. В настоящее время фауна заметно обеднела. В то же время  еще сохранились медведь, волк, лисица, заяц, белка, горностай, лось, барсук, куница. На правом берегу Северной Двины очень редко, но можно встретить оленя. Из оседлых птиц – тетерев, рябчик, куропатка (белая куропатка,  тоже обитавшая когда-то на берегах Двины полностью исчезла). Перелетные птицы: лебеди, гуси, утки,  журавли и пр.

Рыбные запасы рек и озер также значительно уменьшились. Продолжают встречаться  нельма, сиг, семга, язь, щука, хариус, налим. Около 1840 г. в Северной Двине появилась стерлядь, пришедшая сюда через Екатерининский канал, соединявший реки Вычегду и Каму. Тогда же в Двину попал и осетр. Местные рыбаки до сих пор с удовольствием ловят эту вкуснейшую рыбу, хотя в позапрошлом столетии к стерляди и осетру поначалу относились с опаской. После ледостава в течение одного – полутора месяцев ловится приходящая сюда на нерест из Белого моря минога.

Климатические условия. Зима (конец октября – начало апреля) умеренно холодная, мягкая, с преобладанием пасмурной погоды, с частыми метелями. Температура воздуха большую часть суток держится в пределах –7-16 градусов. С декабря по февраль нередки морозы до 30 градусов, абсолютный минимум –48 градусов. Относительная влажность воздуха 80-90%. При юго-западных ветрах 3-6 дней в месяц случаются оттепели (чаще – в декабре). Ежемесячно около 20 дней со снегопадами. Снежный покров устанавливается в начале ноября, удерживаясь в течение 155-165 дней. Толщина его к марту достигает 60-70 см; от оттепелей снег уплотняется, образуя крепкий наст. Оттепели часто сопровождаются гололедом, морозы при большой влажности – изморозью. В среднем 5 дней в месяц с метелями. Дни зимой короткие: в декабре около 5 часов. С марта быстро увеличивается день и яркость солнечного освещения. Для зимы характерны полярные сияния, сопровождающиеся магнитными бурями.

Весна (начало апреля – середина июня) прохладная, затяжная, по ночам – морозы. В начале весны идет мокрый снег, который в мае сменяется затяжными моросящими дождями. Снежный покров разрушается в начале или середине апреля, сходит - к началу мая (в лесу 10-20 мая). Продолжительность дня в мае достигает 18 часов.

Лето (середина июня -  конец августа) умеренно теплое, пасмурное, дождливое. Температура воздуха днем 16-18 градусов, ночью 13-15, с середины августа нередки ночные заморозки. Летом 14-15 дней в месяц с затяжными моросящими дождями, 3-7 раз в месяц – ливни с грозами. В последние годы в июле нередко длительное время стоит жаркая погода – до 30 градусов. С конца мая до середины июля длится период “белых ночей”. Относительная влажность  летом 83-85%; 5-6 дней в месяц – с туманами. Летом тучи комаров, оводов, а в августе и мошки – “мокреца” заставляют использовать защитные средства при работе на открытом воздухе, в это время от насекомых сильно страдает скот. В некоторых местах возможны очаги клещевого энцефалита.

Осень (конец августа – конец октября) прохладная, дождливая. Затяжные моросящие дожди сменяются 7-20 октября снегом. Почти постоянно держится низкая сплошная облачность. Более 4 дней в месяц – с туманом.

Ветры осенью и зимой преимущественно южных направлений, летом и весной – северных. Преобладающая скорость ветра 5-6 м/с. Сильные ветры (более 15 м/с) чаще случаются с ноября по апрель.

 

---

              Услар П. К. Вологодская губерния//Военно-статистическое обозрение Российской империи.  Т. II. Ч. III. СПб., 1850. С. 329.

Черевковская волость в древности.

В археологическом отношении Верхнее Подвинье  изучено слабо. Тем не менее по ряду косвенных признаков, а именно по наличию палеолитических  стоянок северо-восточнее (в республике Коми) и юго-западнее (в районе с. Нюксеница на р. Сухоне), можно предположить, что заселение  Верхней Двины относится к эпохе древнего каменного века. Обитатели этих стоянок были охотниками на мамонтов, бизонов и других животных.   Кости этих ныне вымерших животных находят на северо-востоке Вологодской области. В районе Черевкова в 60-е годы XXв. на правом берегу Северной Двины были обнаружены часть черепа и два рога бизона. Это позволяет надеяться, что в дальнейшем и здесь могут быть открыты новые стоянки эпохи палеолита: если здесь обитали бизоны, мамонты (животные, вымершие на этой территории около 10 000 лет назад), то могли проживать и люди.

            Около 14 тысяч лет назад происходит резкое потепление – наступает конец ледниковой эпохи. Ледник отступает севернее, повышаются температура и влажность воздуха, складывается современная система рек и озер, формируется новая флора и фауна. Мамонты и бизоны вымирают, распространяются лесные животные: лось, кабан, медведь, бобр и другие. В этот период (IX-VIтысячелетия до н. э.) происходило постепенное освоение человеком бассейна Северной Двины.  Заселение происходило с запада и юга. Стоянки эпохи среднего каменного века или, как его  иначе называют археологи,  мезолита, протянулись от западных границ Вологодской области до Устюга и далее на северо-восток. Стоянки принадлежали небольшим подвижным группам охотников на оленя, лося, кабана, бобра и других животных,  а также птиц. Из домашних животных у охотников в то время имелась только собака.

Большинство стоянок того времени небольшие по размерам, отложившийся культурный слой незначителен. Чаще всего такие стоянки располагались на высоком коренном берегу реки, покрытом в настоящее время хвойными лесами. Некоторые же стоянки, особенно на озерах, расположены непосредственно у воды, на уровне современного уреза или ниже. Часть стоянок являлась сезонной, например, на период нереста рыбы или на время охоты на перелетную птицу. Рыболовство в целом играло второстепенную роль. Успеху охоты способствовало широкое применение лука со стрелами, снабженными острыми каменными или костяными наконечниками. Основные находки на мезолитических стоянках – каменные изделия, изготовленные из кремня и сланца. Это скребки, скобели, наконечники стрел, резцы, топоры, тесла и другие орудия. Реже встречаются изделия из кости – гарпуны, наконечники стрел.

На рубеже VI-Vтысячелетий до н. э. в лесной зоне Восточной Европы мезолит сменяется новым периодом – эпохой неолита. Этот период характеризуется появлением керамики – посуды из обожженной глины. Большинство стоянок относится к культуре ямочно-гребенчатой керамики. Эта культура, занимающая обширную территорию от Белого моря до Северной Украины и от Прибалтики до Волго-Камского междуречья, получила  свое название по керамике, украшенной ямками и отпечатками гребенчатого штампа. По гипотезе известного археолога Д.А. Крайнова, исходной территорией ее формирования является район озер Белое, Онежское, Воже, Лача. Культура датируется IV-IIIтысячелетиями до н. э.

Эпоха неолита приходилась на период климатического оптимума, характеризующегося благоприятным сочетанием тепла и влаги. Среднегодовая температура была выше современной. Резко возросла роль рыболовства. На основе устойчивого источника питания произошел переход к постоянным поселениям. Стоянки располагались на берегах водоемов, концентрировались на выходах рек из озер, а также на речных протоках, в местах, наиболее удобных для рыбной ловли. По видимому, в этот период шел быстрый рост населения.

В производстве орудий наблюдается значительный прогресс: развивается техника полировки, заточки, пиления и сверления камня, становятся многочисленными рубящие орудия – топоры, долота, тесла, необходимые для строительства жилищ, лодок и других работ. Кремневые орудия имеют двустороннюю ретушь, расширяется их ассортимент, становятся разнообразнее их формы. Жилища были наземными, с очагом, сравнительно больших размеров (в восточном Прионежье открыта неолитическая стоянка с прямоугольным жилищем размером 7 х 10 м).

Первые медные  и бронзовые изделия появляются в бассейне Северной Двины в начале IIтысячелетия до н. э.  Это время – эпоха бронзы (II– начало Iтысячелетия до н. э.) – является малоизученным. Медные и бронзовые изделия  исключительно редки. Некоторые из них являются привозными, но несомненно, что часть изготовлена обитателями стоянок. Так, на поселении в районе реки Юг в Великоустюгском районе при раскопках найдены фрагменты тиглей, два медных шила, наконечник стрелы. Это поселение связано с камско-уральским кругом культур эпохи бронзы. В конце XIXв. геолог Бартенев, изучая на реке Цильме древние меднорудные выработки, обнаружил, что на площади около четырех квадратных километров местными рудознатцами было извлечено из земли около 800 тысяч тонн руды с содержанием меди до 30%, из которой было выплавлено 24 тысячи тонн меди.

В начале Iтысячелетия до н. э. в лесной зоне Восточной Европы осваивается выплавка железа из местных болотных и луговых руд. По археологической периодизации это ранний железный век, верхняя граница которого определяется Vвеком н. э. В бассейне Двины выплавка железа и изготовление из него орудий труда, оружия и других предметов осваиваются не позднее VII-VIвв. до н. э. Железо в то время было редким и дорогим материалом, его берегли, сломанные или отработанные орудия шли в переделку.

Конец Iтысячелетия до н. э. – время серьезных культурно-исторических изменений в регионе, выразившихся не только в появлении погребений нового типа –  урновых, но и в целом в изменении всей культуры. Наряду с грунтовыми погребениями появляются наземные деревянные погребальные сооружения, получившие в литературе название “домиков мертвых”. “Домики мертвых” располагались на окраинах поселений или поблизости от них. Они представляли собой срубы размером примерно 5 х 4 м. Внутри “домиков” помещались остатки погребений по обряду трупосожжения, часть из них, вероятно, находилась в берестяных туесках или в глиняных сосудах.

Среди найденных украшений большой интерес представляют зооморфные подвески, изображающие медведя, водоплавающих птиц и птицу с широко раскрытыми в полете крыльями. Культ медведя существовал у финно-угорского населения с древнейших времен. Медведь считался хозяином леса, ему поклонялись.  Водоплавающим птицам, в частности утке, в финно-угорской мифологии принадлежала особая роль. Древние финно-угры считали утку прародительницей всего сущего на земле и отводили ей роль творца природы. Характерны строки первой руны карело-финского эпоса “Калевала”:

                                   “Утка, славная та птица,

 Полетала, осмотрелась…

 Сносит яйца золотые:

 Шесть яиц, все золотые,

 А седьмое из железа…

 

 Из яйца, из нижней части,

 Вышла мать-земля сырая;

 Из яйца, из верхней части,

 Стал высокий свод небесный;

 Из желтка, из верхней части,

 Солнце светлое явилось…”

 

Самостоятельное развитие финно-угорской культуры на огромных пространствах нынешнего Русского Севера продолжалось вплоть до V-VIвв. н. э. и было прервано расселением сначала на юго-западе современной Вологодской области летописных кривичей – славянского или балто-славянского населения,  - которым принадлежит так называемая культура длинных курганов. Кривичи продвигались с юго-запада по рекам Кобоже, Песи, Чагодоще, Мологе, ассимилируя или вытесняя местное население. Поселения кривичей были небольшими по размерам и, вероятно, кратковременными, что связано с системой хозяйства. Основу его составляло подсечное земледелие  в сочетании со скотоводством, охотой и рыболовством. Видимо, не случайно эти поселения находились в сосновых борах, которые было легко выжигать, а корни сосен, уходившие вертикально вглубь, не мешали обработке (их могли и не выкорчевывать). Подсечное земледелие постоянно требовало новых участков.

В IX-Xвв. в северный регион с юго-запада продвигается новая волна славянского населения – ильменские словене, принесшие в край пашенное земледелие. Их поселения располагаются по берегам рек, где имеются обширные поймы и хорошо дренированные террасы. До конца IXв. славянское население в регионе обитало только на западе территории нынешней Вологодской области. На остальной территории проживало финно-угорское население: в бассейне р. Шексны и Белого озера – племена веси, восточнее, в бассейне озер Кубенское и Воже и рек Сухоны и Ваги вплоть до левого берега Северной Двины, - чудь заволочская, а по берегам Вычегды – пермские племена.

В конце IX-XIIв. наступает улучшение климатических условий, понижение уровней водоемов. В это сухое и теплое время происходит дальнейшее продвижение славян на север и северо-восток. Финно-угорские этносы, встречавшиеся на пути древнерусской колонизации, оказались быстро ассимилированными или отступили в глубь своих территорий. Существует много преданий о том, что местные финно-угорские племена, в частности чудь заволочская, не желая быть покоренными, шли на групповое самоубийство. Так, например, К. К. Случевский приводит такую легенду:  “В качестве последней защиты Чудь выкапывала ямы, укрывалась в них настилками  на подпорах, и если, отбиваясь в этих ямах, видели они неминуемость поражения, то разрушали подпорки и гибли”. Вероятно, предания о массовых самоубийствах, а также о внезапном исчезновении чуди (“чудь под землю ушла”, “чудь живьем закопалась”) обусловлены характером чудских захоронений – “домиками мертвых”, о которых было уже сказано выше.

  В целом же коренное население достаточно мирно встречало древнерусских переселенцев. Славяне селились по берегам крупных рек, на открытых местах, пригодных для распашки, в непосредственной близости к пойменным лугам, где можно было пасти скот и заготавливать сено; чудь отступала в лесные дебри. Интересно, что вплоть до XXв. в Черевковской волости,  существовало два взаимопротивоположных диалектных понятия (антонимическая пара, как говорят филологи): “едома” и “русь”. “Едома” или “едма” (финно-угорского происхождения) в северных диалектах означает лесную глушь; “русь” – чистое открытое место. Топонимов, включающих слова “едома” в окрестностях Черевкова много: Сидорова Едома, Ильина Едома, Большая Едома.  Некоторые лингвисты полагают, что слово “едома” произошло от финно-угорских слов “едь” - самоназвание одного из чудских племен  и “маа” - земля. Известный русский художник-баталист В.В. Верещагин, побывавший в Черевкове во время своей поездки по Двине в 1894 г. подметил оппозицию “едома – русь”: “Здесь говорят – “зашел в такую едому, насилу и выбрался!” Напротив, когда из глуши выбираются на простор, говорят: “Выбрался на русь”. 

 Следует сказать, что состав колонистов был сложный: здесь были и славяне, и группы прибалтийско-финского и поволжско-финского населения, поэтому обозначение колонизации как “древнерусской” наиболее точно отражает ее характер. Возможно, что переселение на север балто-славянского элемента даже несколько опережало по времени продвижение в этом же направлении славян.  Это, в частности, подтверждается А.К. Матвеевым  в его исследованиях севернорусской топонимии: по его наблюдениям этнолингвистическая картина в некоторых районах Заволочья осложнена наличием здесь еще одного топонимического пласта, прибалтийско-финского происхожения, перекрывающего севернофинский (к которому А.К. Матвеев относит язык заволочской чуди) и предшествующего распространению здесь русских топонимов.  Об этом свидетельствуют зафиксированные прибалтийско-финские микротопонимы, образующие  локальные, но плотные ареалы. Очевидно, группы балто-финнов осваивали относительно небольшие участки территории, оседая отдельными гнездами.

Примечательно, что к таким же выводам приходят и этнографы, изучающие северную народную вышивку. Исследуя архаические мотивы вышивок на полотенцах, собранных в деревнях Черевковской волости и в окрестностях с. Красноборск, И.И. Шангина отмечает вероятную связь русской вышивки Верхнего Подвинья с культурой финно-угорских народов: или местных древних групп – заволоцкой чуди, или групп, проникших на его территорию вместе с русскими в период его заселения с Верхней Волги. В то же время она делает предположение о привнесении в русскую вышивку образов искусства аборигенного населения Верхней Двины, связанного по своему происхождению с пермскими финнами.

 Экономической основой древнерусской колонизации северо-восточных районов на начальном этапе являлась промысловая деятельность населения, в первую очередь эксплуатация пушных ресурсов. Освоение этих территорий шло постепенно, и первые древнерусские поселения появляются здесь не ранее середины XIIв. Однако проникновение сюда отдельных военных отрядов с целью обложения данью местного населения происходило и раньше, что известно из письменных источников. Экспедиции новгородских ушкуйников – полукупцов-полуразбойников –  и последовавшее за ними широкое расселение древнерусских крестьян  по берегам Северной Двины повлекли вслед за собой прочное включение Подвинья в сферу влияния Великого Новгорода. На реках Ваге и Двине уже в 1130-е годы образовалась сеть погостов – административно-территориальных единиц, предназначенных, в первую очередь, для сбора налогов. Ближайшим к Черевковской волости погостом, упоминаемым в Уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича от 1136/37 г.  является погост в Тойме (населенный пункт в 50 км севернее Черевкова). Территории выше по течению Двины стали предметом ожесточенной борьбы между Новгородом и ростово-суздальскими князьями. Дело в том, что помимо новгородского проникновения на Север, освоение Заволочья было целью и так называемой “низовской” колонизации, шедшей из Волго-Окского бассейна. Вскоре Черевковская волость вошла в состав Устюжского уезда, который был частью Ростовско-Суздальского, а позднее Московского княжеств. “Низовская” колонизация значительно усилилась после зимы 1237-1238 гг., когда Русь подверглась нападению татаро-монгольских полчищ.  Непроходимые лесные чащи и болота надежно укрыли  население Русского Севера от захватчиков и позволили самостоятельно устраивать свою жизнь независимо от внешнего воздействия. Сохранявшаяся  в течение длительного времени внегосударственность северного региона, отсутствие крепостничества и специфика жизни человека в условиях Севера сформировали особый тип населения, отличавшегося силой и твердостью духа, предприимчивостью и вольнолюбием.

Роль Русского Севера неуклонно возрастала. Добываемые здесь меха соболей, песцов, бобров, куниц, белок шли нарасхват. Особым спросом пользовались моржовые клыки, сало морских зверей, ценные породы рыбы.

Северные земли были в числе тех немногих районов Руси, где добывалась соль. Дошедшие до нас письменные источники свидетельствуют о том, что солеварение в Заволочье было поставлено хорошо. Основными районами солеварения были беломорское побережье, Тотьма-Леденск, Серегово-Сольвычегодск. С XIVв. стали широко известны солеварни Неноксы. Здесь крепость соляных растворов была значительно выше, чем в других местах.

Одним из самых старинных промыслов Русского Севера было смолокурение. Уже во второй половине ХIVв. смолу гнали на продажу в вотчинах новгородских бояр на Ваге. Важская смола становится предметом заморской торговли сначала новгородцев, а потом и Московской Руси. Смола употреблялась для смазки обуви, лыж, колес, в судостроении, канатном производстве, кожевенном деле.

Немаловажную роль в экономике Заволочья играл промысел слюды, который особенно интенсивно стал развиваться в XVв. Слюда использовалась для окон и фонарей. Русская слюда считалась лучшей в мире и была известна в Западной Европе и Азии под названием “мусковита”. Стоила она очень дорого: цена колебалась от 15 до 150 рублей за пуд.

Широкий размах приобрел на Севере и такой необычный промысел, как ловля жемчуга. Жемчужные раковины добывали в устьях небольших речек: Солзе и Сюзьме на Летнем берегу Белого моря, Варзуге  на Терском берегу, а также в районе Колеч. В Заволочье возникла, а отсюда распространилась по всей Руси необычная любовь к жемчугу. Им густо осыпали платья и кафтаны, головные уборы и обувь. Много жемчуга шло на царские одежды и церковные облачения. Шитье жемчугом в монастырях и домашнем быту достигало большого совершенства.

Выгодное географическое положение  Черевковской волости на Сухонско-Двинском речном пути (“экономического нерва” всего Центрального Поморья) и относительно благоприятные природно-климатические условия, позволявшие производить хлеб и продукцию животноводства для продажи, в том числе и далеко за пределами волости,  обусловили прочное включение ее населения в экономические отношения и торговые связи не только регионов Русского Севера, но и всей Московской Руси.

 

---

              Пономарев В.А. История Черевковской волости. Архангельск, 2002. С. 11.

              Крайнов Д. А.  К вопросу о происхождении культур с ямочно-гребенчатой керамикой // Археология Верхнего Поволжья. Материалы к своду памятников истории и культуры СССР. Н. Новгород, 1991. С. 66-72.

              Ошибкина С. В. Неолит Восточного Прионежья. М., 1978. С. 107.

              Васильев С. Ю. Древние стоянки местечка “Борок”. Поселение Павшино-II // Великий Устюг. Краеведческий альманах. Вып. 1. Вологда, 1995. С. 54.

              Калевала. Карело-финский народный эпос. Петрозаводск, 1989. С. 33-34.

              Случевский К. К.  По Северо-Западу России. СПб., 1897. С. 167.

              Верещагин В. В. На Северной Двине. По деревянным церквам. М., 1896. С. 62.

              Микротопоним – собственное название небольшого, главным образом, физико-географического объекта, известность которого ограничена узким кругом местных жителей. Например: название рощи, поляны в лесу, родника, урочища, покоса, выгона и т.п. – В.Щ.

              Матвеев А. К.  Субстратная топонимика Русского Севера // Вопросы языкознания. 1964, № 2. С. 83.

             Шангина И. И. Вышивка Вологодского края// Русский Север: этническая история и народная культура. XII-XX века. М., 2001. С. 781.

             Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976.

             “Низовская” – по отношению Новгорода к территориям Ростовско-Суздальской, а впоследствии Московской Руси, связь с которыми новгородцы поддерживали, спускаясь вниз по течению рек, вытекающих из оз. Ильмень. – В. Щ.

Волость в XVI-XVII веках.

Первое письменное упоминание о Черевковской волости относится к 1519 году: “12 августа 1519 г. писцы великого князя дали грамоту Михалю Кузьмину сыну Пенегину да Проне Елеину на Боровикову роспашь да Ильину Едому в Черевковской волости… (Акты Синодального Архива)”. Какие-либо другие документы XVIв., повествующие о Черевкове, к сожалению, не сохранились.

 

            Современники называли XVIIвек смутным и бунташным, историки – богатырским, переходным, трагичным, веком утерянного равновесия. Во множестве этих характеристик – отражение разнообразных проявлений реальной истории столетия. Это произошло потому, что в отечественной истории XVIIвек стал переломным, когда в самих основах общества зарождались и прорастали новые отношения, разделившие Русь Средневековую и Россию Новую. Происходило это в противоборстве, во взаимном отчуждении или, напротив, в приспособлении и сосуществовании “старины” и “новизны”. Отсюда внутренняя напряженность XVIIстолетия, которое открылось Смутой и заканчивалось первым, еще достаточно робким преобразовательным движением. В этом смысле столетие было как бы изначально “обречено” на бурную историю.

Первое комплексное описание Черевковской волости,  дошедшее до нас, дает “Писцовая книга 1626 г. писца Никиты Вышеславцева и подьячего Аггея Федорова”.  Уже тогда в состав волости входило “193 деревни да починка живущи…, а в них 2 двора монастырских, 2 двора поповых, двор дьяконов, двор дьячков да 435 дворов крестьянских, а людей в них 567 человек”. (Учитывалось только мужское трудоспособное население). Деревни вытянулись узкой полосой на 30 с лишним километров вдоль левого берега Северной Двины. Границы волости на севере начинались с деревни Фоминской и заканчивались на юге деревней Ситковской. Черевково было важным торговым местом на пути сплава грузов в Холмогоры и доставки их вверх по течению: в Устюг, Сольвычегодск и Вологду.

 Основное население составляли черносошные, то есть государственные крестьяне, которые занимались землепашеством и скотоводством, охотой, рыболовством, торговлей и ее обслуживанием. Черносошные крестьяне издревле были юридически свободными, в своей хозяйственной деятельности самостоятельными и независимыми. Базой независимого крестьянского хозяйства и основой свободы черносошного крестьянства было свободное пользование средствами производства – землей и промысловыми угодьями.

Известный дореволюционный историк П. А. Соколовский подметил особенности землевладения северных общин, которые предоставляли своим членам “полную свободу в распоряжении доходом от земли”, “право делить ее на части, передавать наследникам, меняться своей землей, закладывать, отдавать в наем и даже отчуждать посредством дарения и продажи, с тем лишь подразумеваемым условием, чтобы участок оставался во владении общины”.

Черносошный государственный крестьянин совершенно определенно осознавал свое место в общественном устройстве. Как справедливо отметила Е. Н. Швейковская, это выразилось “в хорошо известных по литературе выражениях, которые сводятся к следующему: земля – “Божья да государя великого князя, а роспаши и ржи наши”, “царева и великого князя, а моего владения”, “государева” или  “государева царева вотчина, а мое владение”. Все они суть вариации одной содержательной формулы: земля (деревня) – владение крестьянина, аккумулировавшее его труд (роспашь, ржи); земля – великого князя, государева…; земля – Божья…”. Как видно, в миросозерцании свободного северного крестьянина, в его отношении к власти и земле существовали три уровня: крестьянин – государь – Бог (от предельно конкретного до вселенски абстрактного). Все остальное: церковные власти, воевода и пр. – представлялось ему пусть необходимым, но далеко не обязательным.

Местное самоуправление и территориальная власть.Огромное значение для формирования свободного самосознания северного крестьянина имели демократические формы местного самоуправления, лишать которых черносошных крестьян не стал даже Иван Грозный. Демократический характер отношений на Севере берет свое начало от Новгородской республики, выходцы из которой составили костяк населения Поморья и прилегающих к нему областей.

Высшим органом управления волости был волостной сход, выполнявший две функции: выбор должностных лиц волостного самоуправления и “разруб” – раскладку налогов и других сборов между членами волостной общины.

На сходе выбирался сотский, пятидесятский и десятские. Главная обязанность аппарата сотского состояла в выполнении полицейских обязанностей. Ему надлежало “всякому в своей сотни и пятидесятни и десятни беречи того накрепко, чтоб у них… в волостях… татей и разбойников или к кому лихим людем приезд и корчем, и ябедников, и подписчиков, и всяких лихих людей не было”. Аппарат сотского доходил до каждого крестьянина волости; десяток, как первичная, вероятно, круговой порукой связанная группа, был основой общественной административной жизни волости. В выборных списках обычно поименно определяется состав каждого десятка, в котором могло быть и не десять дворохозяев, а восемь и девять.

В Черевковской волости в 1688 г. было четыре сотских: Даниил Карпович Оксенов, Тимофей Иванович Холмов, Илья Иванович Коровкин и Иван Григорьевич Медуницын. Кроме того, имелось 39 десятских.

Аппарат управления регулярно обновлялся. В 1690 г. сотскими были избраны Григорий Семенович Погадаев,  Иван Григорьевич Медуницын, Петр Иванович Безруких и Михаил Гаврилович Петровых. Как  видно, ротация была радикальной: из 4 сотских, действовавших в 1688 г., свою должность к 1690 г. сохранил только И .Г. Медуницын.

Функции сотского сближают его с волостным старостой, как иногда и называется сотский в документах. Аналогичным способом избирался и староста. Его обязанностью были сбор средств на осуществление волостных дел и предприятий, представительство волости перед властями (наместником, в суде), сбор и отправка податей.

На сходе также выбирался волостной земский судья и причт приходской церкви: священник, дьякон, пономарь, трапезник, просвирница.

Выборным лицом был и церковный староста. Хотя его обязанностью было ведать хозяйственной стороной церкви, но иногда как лицо, избранное волостью, он играл роль старосты волостного (ему подавались явки , он участвовал в судебных заседаниях и т.д.). Из документов видно, что церковный староста менялся реже, чем остальные должностные лица. В 1688 г. в Черевкове было 2 церковных старосты: Степан Васильевич Рагозин и Петр Степанович Спиридонов. (Количество церковных старост определялось, по-видимому, двухклирным составом черевковского церковного причта, то есть наличием двух штатных священников).

Важной фигурой являлся так называемый “разрубной целовальник”, ведавший разрубом - раскладкой  налогов по дворам.

Разрубной целовальник избирался сроком на один год. Как правило, выборы проходили накануне 1 сентября (Семенова дня) – Нового года в допетровское время. В разрубные целовальники избирался надежный, честный и достойный человек. Так, в 1630 г. черевковский волостной сход, избирая разрубного целовальника, констатировал в итоговом документе: “излюбили есмя и выбрали… в данные разрубные целовальники на нынешний… год с Семеня дни да до Семенова ж дни человека добра, душою пряма и животом прожиточна Томила Ананьева сына Дмитрова”.

Волость нанимала, а значит, и избирала “низший” аппарат управления – писца (земского дьяка) и других лиц. Так обстоит дело с первой функцией волостного схода. Он формирует волостной аппарат, он же принимает и отчет о деятельности выборных лиц (правда, документы говорят лишь о финансовых отчетах).

Второй важнейшей стороной деятельности волостного схода была раскладка налогов и различных волостных поборов. Раскладка в волости происходила, конечно, не без столкновения различных интересов. Само решение о принципе раскладки (по “головам”, по “животам”, по “земле”) принималось, вероятно, нелегко. По-разному обеспеченные дворохозяева могли предпочесть один способ раскладки и отвергнуть другой. Например, тот у кого много земли, мог добиваться поголовной раскладки. Даже правительство понимало опасность попыток богатой верхушки переложить тяжесть платежей на бедняков. Оно официально требовало (в грамотах, сотных, писцовых книгах), чтобы “промеж себя … во всяких государевых податях считатися, смотря по своим животам и по промыслам…, а класти им меж себя на лутчих людей побольшее, а на середних по середнему, а на молотчих поменьши, а лишка им на молотчих людей не класти, чтоб оттого молотчие люди не разошлися”. Демократический принцип раскладки платежей в волости гарантировал, видимо, от явных злоупотреблений. В частности, разверстка платежей шла все-таки или по “животам”, или по “землям”, хотя это было и невыгодно волостной богатой верхушке.

 

Волостное самоуправление осуществляло и важные хозяйственные функции: владея определенной территорией, волость через свои выборные органы вела общий надзор за ее использованием. Такие меры волости, как сдача запустевших земель на льготу (использование их  в течение определенного времени без налогообложения), припуск запустевших деревень к живущим, сдача пашни в одной деревне для пашни наездом из других деревень, наконец, продажа земли преследовали, в первую очередь, хозяйственные цели. Ликвидация пустоты улучшала землепользование, так как любая пустота в деревенских полях пагубно отражалась на обрабатываемых участках. На пустующих наделах вырастали сорняки, кустарник, лес, ухудшались дороги, дичали покосы, зарастали лесные угодья. Избегать негативных последствий пустоты для земледельческого хозяйства и стремилась волость, проводя мероприятия по ее оживлению.

По Судебнику 1589 г., по границам волости должны быть проложены осеки, которые отграничивали ее территорию от “вопчих лесов”, сооружены изгороди из жердей между деревнями и вокруг отхожих пашен. За всем эти должна была следить волость. Дороги на своей территории также строила и ремонтировала волость. На всех дорогах (по ст. 224 Судебника) зимой на открытых местах (“по рекам”) предписывалось ставить вехи, убирать в лесах сваленные деревья, расчищая дорогу на ширину в полторы сажени (3 метра), строить мосты той же ширины, устраивать проезды через изгороди. Если проезжающие несли урон, то он взыскивался с волости или с деревни, по чьей земле пролегала неисправная дорога.

Территориальная власть волости проявлялась не только в хозяйственной деятельности. Защита территории волости от посягательств на нее – важная задача выборных органов. Независимо от того, в чьих руках находилась земля (в руках отдельных крестьян или всей волости), волость выступала на ее защиту единым фронтом. Документы, возбуждающие дело, составлялись от имени выборных старост, сотских и большого количества рядовых крестьян. Представители волости выступали в суде в качестве свидетелей, старожильцев, оценщиков и т.д. Расходы по судебным искам волость несла тоже сообща.

Права волости в целом на землю признавало и правительство. Правительственное описание земель всегда проводилось в присутствии выборных представителей волости. От волости представлялись требующиеся документы, она предъявляла претензии и жалобы.

 

            Церковь. В 1626 г. на Черевковском погосте высилась деревянная шатровая “о пяти верхах” Никольская церковь. Здание Никольского храма включало также три придела: пророка Ильи, мучеников Фрола и Лавра и  Георгия Победоносца. Рядом находилась теплая зимняя церковь, освященная во имя архиепископов александрийских Афанасия Великого и Кирилла, в которой был также придел во имя  священномученика Власия Севастийского. “А в церквах образы и книги, и свечи, и ризы, и сосуды церковные, и колокола, и всякое церковное строение мирское”. Рядом располагалось кладбище, занимая участок 30 х 30 саженей (60 х 60 м).

            Приходская церковь являлась неотъемлемым элементом духовной и общественной жизни волости и пользовалась ее покровительством. Стоящий на волостном погосте храм символизировал не только идеологическое единство волости, но и служил материальным выражением общих забот. Каждый крестьянин волости знал, что построен он по инициативе его предков, воздвигнут миром, что утварь, иконы, книги в нем  – “все мирское”, что причт нанят волостью, что в трапезной, примыкающей к церкви, хранится волостной архив, происходят собрания, суды, дознания. Знал он и то, что земля, на которой стоит церковь, волостная, что церковный причт получил землю для пашни от волости и сам ее обрабатывает. Если церковь умножала свои владения через покупку, вклады, то и этими землями, как и всей хозяйственной стороной церкви, ведал церковный староста, выбранный волостью; он же представлял церковь как юридическое лицо. Все церковные поземельные акты совершались от имени волости. На имя церковного старосты и всю волость или приход писались порядные (договоры на аренду), а порядчики обязывались платить празгу (арендную плату) церкви и волости. Во всех этих формулах запечатлено сознание общности церковных земель с волостью.

            На церковь была возложена обязанность просвещения населения. Духовенство активно участвовало в обучении крестьянских детей грамоте. В решениях Стоглавого собора 1551 года содержалась специальная глава “О училищах книжных по всем градом”, которая предписывала “…протопопом и старейшим священником и со всеми священники и дьяконы, кийждо во своем граде, по благословению своего святителя избрати добрых духовных священников и дьяконов и дьяков наученых и благочестивых,  имущих в сердцах страх Божий, могущих  иных пользовати, и грамоте бы, и чести и писати, горазды были. И у тех священников и у дияконов учинити в домех училища, чтобы священники и дияконы и вси православные християне в коемждо граде предавали им своих детей в научение грамоте, и на научение книжнаго писания, и церковнаго пения, и псалтырнаго чтения налойнаго, и чтоб священники и дияконы и дьяки и выбранныя, учили своих учеников страху Божию и грамоте, и честь и петь, со всяким духовным наказанием… А учили бы есте своих учеников грамоте довольно, сколько сами умеют.”

В 1626 г. священниками Никольской церкви был  Григорий Дмитреев, проживавший в деревне Дмитровской, и  Федор Карамзин, который жил в деревне Леонтьевской. Кроме них, в церкви служили дьякон Михаил Михайлов, дьячок Аникей Трофимов, пономарь Бессон Федоров Чубаров, трапезник Федор Васильев и просвирница Авдотья. Церковным старостой являлся Некрас Федоров.

В 1688 г. в церкви служили священники Афанасий, Михаил Сергеев и дьякон Яков.

В 1693 г. архиепископ Великоустюжский и Тотемский Александр своей  перехожей грамотой благословил переход священника Уфтюжской волости Герасима Трофимова на службу в Черевковскую церковь.

Кроме того, в деревне Кухтеревской был небольшой Троицкий монастырь, подчинявшийся одной из известнейших на Севере Антониево-Сийской обители. В монастыре была  холодная Троицкая церковь и теплая – Благовещенская. В них служили  монахи Сийского монастыря священник Иона и старец Иннокентий.

Церкви и монастыри платили церковную дань и пошлину. О величине доходов Никольской церкви и Троицкого монастыря можно судить по записи в “Книге сбора церковной дани, десятины и пошлин с монастырей и церквей на Устюге и в Устюжском уезде” 1625 г.:

 “Из Черевкова никольские попы дани платят 150 бел, объезду 20 алтын, за корм десятилнику 5 бел, людям 2 белки, пошлин десятилнику 8 алтын 2 деньги, давотчику пошлин 4 алтына, объезду 4 алтына 2 деньги, писчая белка, за корм алтын; и всего 3 рубля 16 алтын 4 деньги.

Из Черевкова же троицкий поп дани платит за все пошлины оброком 6 алтын 4 деньги”.

В переводе на более понятную современную денежную систему Никольская церковь платила в архиерейскую казну 3 рубля 50 копеек, а Троицкий монастырь всего-навсего 20 копеек. И это не случайно, потому что Никольской церкви принадлежали, например, три торговые лавки и один амбар, который церковным старостой Некрасом Федоровым сдавался “приезжим людям”. Как торговые лавки, так и амбар приносили определенный доход храму, с которого тот и платил достаточно высокие пошлины.    

На погосте рядом с Никольской церковью стояли четыре “кельи”, где жили “нищие старицы, от церкви питаются”. В условиях приходской церкви это, конечно, не посторонние люди, а свои, которым таким образом предоставлялось какое-то обеспечение. Эти нищие отличались от бродячих нищих, которые “питаются меж двор”, “в миру”, “из кусов ходят”.

 Тут же стояли дома церковного пономаря, трапезника и просвирницы. 

            Писцовая книга 1626 г. дает нам картину процветающего села и волости, тогда как всего 13 лет назад, в январе 1613 г., Черевково подверглось опустошительному набегу польско-литовского отряда под началом атамана Яцкого, двигавшегося от Холмогор  вверх по Северной Двине. Тут было бы уместно вспомнить, что это событие имело в жизни села значительные последствия. На рубеже XVI-XVII вв. священником Никольской церкви был иерей Петр. В момент нападения на село банды Яцкого Петр служил божественную литургию.  “Он был захвачен злодеями,  в полном священническом облачении   привязан к конскому хвосту  и таким образом безжалостно влачимый по улицам, окончил  страдальческую  жизнь свою…”.

            В 1656 г., когда место погребения мученика Петра было забыто, на церковном кладбище близ храма святителя Николая по правую сторону от алтаря на поверхности земли показался уже не новый гроб. В то же время многим стал являться человек в священническом облачении, который приказывал передать священникам Черевковской церкви, чтобы они совершали панихиды над вышедшим из земли гробом. Стали также отмечаться случаи чудесного исцеления  над неведомым гробом.  Через год, 23 июня 1657 г., Никольская церковь сгорела от удара молнии, во время пожара одна из церковных стен упала на гроб и покрыла его горящими головнями. Когда же пожар погасили, то все присутствовавшие с удивлением увидели, что гроб нисколько не пострадал от пожара. Все это послужило толчком к тому, что  над уцелевшим гробом (а к этому моменту уже никто не сомневался, что гроб принадлежит мученически умершему иерею Петру) была воздвигнута часовня. Кроме того, стали тщательно записываться все случаи чудесного исцеления, происходившие от его гроба. Таких исцелений за 60 лет, последовавших за пожаром, было записано сорок восемь. Один из списков Есиповской летописи приводит 29 случаев чудесного исцеления во второй половине XVIIв.

 Русская православная церковь причислила иерея Петра к лику  местночтимых святых. День его памяти  в Черевкове отмечается 22 июля (нового стиля), а всей Русской православной церковью священномученик иерей Петр Черевковский Сольвычегодский вспоминается в день собора Вологодских святых (третье воскресенье по Пятидесятнице). В настоящее время над могилой иерея восстановлена часовня, закрытая в советское время.

После пожара 1657 г.  Никольская церковь была отстроена заново: “церковь Николая чудотворца холодная древяная шатровая о девяти главах”. Помимо девяти глав, вместо пяти у старой церкви, новый храм имел уже пять приделов: Богородицы Одигитрии, Вознесения Иисуса Христа, Ильи Пророка, Георгия Победоносца и великомучеников Флора и Лавра. На колокольне имелось восемь колоколов весом 110 пудов.

16 августа 1687 г. Черевковский погост вновь постигло несчастье. На этот раз сгорели обе церкви, как холодная Никольская, так  и теплая во имя Афанасия Великого и Кирилла Александрийских. Волостной сход обратился к архиепископу Устюжскому и Тотемскому Александру с челобитной, в которой содержалась просьба благословить на строительство новых церквей. 26 октября того же года архиепископ благословил черевковских крестьян “лес ронить, и всякий припас готовить, и рубить теплую божию церковь во имя Пресвятыя Богородицы Одигитрии”. При этом архиепископ указал, что “алтарь рубить круглый, а верх рубить не шатровый”, как того требовали новые нормы строительства церковных зданий. Кроме того, преосвященный потребовал поместить в иконостасе “по правую сторону дверей царских образ Всемилостиваго Спаса, подле него образ настоящий того храма …, а по левую сторону… образ Пресвятые Богородицы…”. .

Наступала зима – “приспела пора зимняя”, и быстро построить новый храм не представлялось возможным. Поэтому крестьяне вновь обратились к архиепископу с просьбой благословить их на срочное строительство малой церкви во имя святого пророка Ильи. Так как “ныне за зимним… студеным временем лесу взять негде”, они предложили использовать для быстрого строительства имевшийся в распоряжении церкви двойной избяной сруб и, прирубив к ней алтарь, таким образом разрешить создавшуюся ситуацию, отложив строительство большой церкви до лета. Так на Черевковском погосте появилась небольшая Ильинская церковь, простоявшая около 40 лет и, вероятно, сгоревшая в конце первой четверти XVIIIвека.   

Документов о том, как шло строительство, к сожалению, не сохранилось, но в 1691 г. была построена деревянная Успенская церковь, которая простояла 246 лет, пока не была разобрана в 1937 г. Церковь включала в себя “три отделения: алтарь, церковь, трапеза с притвором. В длину – двадцать саженей (40 м), в ширину – девять (18 м)”.  В 30-е гг. ХХ в. из лиственничных бревен церкви было сложено здание школы, частично сохранившееся до сегодняшнего дня. Успенская церковь поражала своей красотой: “она замечательна по своей древности, величественности и приличному благолепию… и по особенному благоговению к ней местных жителей” – такой отзыв о церкви содержится в “Церковно-историческом и статистическом описании церквей Сольвычегодского уезда” 1854 г. В церкви имелся резной позолоченный 2-ярусный иконостас, в составе которого были иконы известнейшего великоустюгского иконописца Стефана Соколова. Работы С.Соколова высоко ценились далеко за пределами Великого Устюга, вплоть до сибирских приходов. (Сейчас одна из  икон его письма находится в коллекции Государственной Третьяковской галереи.)

Нельзя не упомянуть, что и в самой волости существовали прочные традиции иконописания. В середине XVIIв. в Черевкове насчитывалось не менее трех иконописцев. Это Михаил Анисимов Карамзин, Иван Ефимов Попов и Федор Григорьев Иконник. Для сравнения необходимо упомянуть, что в Великом Устюге, известном центре иконописи, мастера которого нередко привлекались для работ по росписи Успенского собора московского Кремля, Грановитой палаты, царского дворца в Коломенском, в тот же период насчитывалось вместе с мастерами в уезде всего 12 иконников. Таким образом, черевковские “изографы” составляли четверть всех иконописцев Великоустюжского уезда. Черевковские мастера работали не только в пределах волости, но нередко выполняли заказы далеко от родных мест. Так, например, Михаил Карамзин и Иван Попов в 1650 г. писали иконы для четырехъярусного иконостаса деревянной церкви Иоанна Предтечи в Хаврогорском погосте Холмогорского уезда. 

Пока не установлено происхождение еще одного иконописца – Анисима Карамзина, который в 1652 г. по заказу сольвычегодского купца Ивана Ермолаева написал первую икону Прокопия Устьянского для Введенской приходской церкви с. Верюги (Бестужево), где хранились мощи святого. Можно лишь предполагать, что А. Карамзин тоже был черевковцем. На это наводит, во-первых,  его имя и фамилия – он мог быть отцом упомянутого выше Михаила Анисимова Карамзина, причем оба могли происходить из семьи черевковского священника Федора Карамзина; во-вторых, близость с. Верюги к Черевкову (около 80 верст) по тракту, связывавшему Черевково с Вельском (для написания иконы был привлечен мастер из ближайшего центра иконописи).

 

               

Раскол.   Одним из самых значительных событий второй половины XVIIстолетия был раскол в Русской православной церкви, ставший причиной религиозного раскола в самом обществе. Масштабы этого явления необычайны. Отрицательное отношение к церковной реформе привело к тому, что часть населения и духовенства отказались признать каноничность изменений. Этот отказ означал “бунт”, неподчинение церковным властям. Начавшись как догматические разногласия в среде единомышленников, спор вскоре стал носить характер внутрицерковного раскола, а затем был вынесен в общество, где приобрел еще одну, чрезвычайно важную черту: идеология и психология сторонников “старого обряда” вобрала в себя элементы социального протеста низов, аккумулировало растущее недовольство различных слоев и групп населения, которое с трудом приспосабливалось к многочисленным переменам. Именно это обстоятельство придало расколу масштаб и глубину.

            Чрезвычайно важен вопрос об истоках раскола: он таились в особенностях русской религиозности и в той духовно-религиозной напряженности, которая возникла во времена позднего средневековья. Сама эта напряженность – прямое следствие тех мессианских идей, которые в конце XVв. проникли в русское общество, особенно в его властную и интеллектуальную элиту. Московское царство считалось последним православным царством, законным преемником Первого и Второго Рима, а московский государь – единственным охранителем “большого православия”. Известна знаменитая “формула” монаха псковского Елизарова монастыря Филофея: “Два Рима пали, третий стоит, а четвертому – не бывать!”. Все эти идеи тяготели над правителями и их подданными, рождая ощущение избранности и особой ответственности за судьбы истинного христианства. События начала века преумножили и обострили это ощущение: Смута воспринималась как наказание за грехи, при этом особый смысл приобрела последняя часть высказывания Филофея: “Четвертому Риму не бывать”. В интерпретации книжников Бог, “понаказав” русских людей Смутой, простил их в своем великом милосердии. Но то было последнее прощение: новое умножение грехов должно было обернуться уже безвозвратным падением Третьего Рима; с падением же Москвы, единственного и последнего православного царства, должна была закончиться священная история и начаться царство Антихриста. Получали все большее распространение пророчества о скором конце света и наступлении Страшного суда, во время которого спасутся лишь истинные  праведники.

            Однако выводы из этого делались разные. Явились сторонники молитвенного ухода, полного разрыва с греховным “миром”. Это была крайняя модель спасения, связанная с именем одного из ее ревностных проповедников, старца Капитона. Капитон – основатель Колясниковской пустыни около  с. Данилова Ярославской епархии. Он, в частности, ввел пост в субботу и заложил основы учения о беспоповщине. В учении Капитона и в будущих старообрядческих “гарях” - актах “спасения огнем”, самосожжениях – исследователи справедливо видят духовную преемственность.    

            Другие подвижники видели возможность спасения в достижении религиозно-нравственного совершенства, в искоренении пороков, проникших в церковь и государство, в обретении благочестия и благочиния. В их проповеди уже ощутимы черты “нового времени”: спасение “греховного мира” видится не в бегстве от него, а в активном его исправлении. Цель таких ревнителей – не индивидуальное спасение “душеньки у Христа за пазухови”, а устроение для всех и во всем жизни по-божески, “во всяком благочестии и чистоте”, создание Православного царства. Формируется новый тип русского подвижника, ревнителя-проповедника, идущего к пастве с учительным словом.

            По мнению подвижников, для устроения такой жизни прежде всего полагалось навести порядок в самой церкви. К этому времени в обрядах и богослужебных книгах накопились значительные расхождения, самыми существенными из которых были признаны расхождения между московской и греческой церквами. Исторически они были вызваны тем, что к моменту падения Константинополя в русской митрополии не успел утвердиться Новоиерусалимский устав, вытеснивший в Византии прежний, Константинопольский, воспринятый восточными славянами в момент крещения. С течением времени русская церковь стала воспринимать свой обряд как более правильный, “не искаженный” никакими сомнительными новшествами. Подобная позиция вела к изоляции московских государей и русской церкви в православном мире. Однако парадоксальность ситуации заключалась в том, что она усиливала ощущение исключительности и давала возможность сохранить самобытность во враждебном иноверческом окружении.

            В 1653-56 гг. патриарх Никон с присущей ему энергией и властностью проводил церковно-обрядовую реформу. Под его давлением высшее духовенство признало необходимость исправления церковных обрядов “по греческим образцам”. Особенно большое волнение вызвала смена двуперстного знамения на триперстное, противоречившее постановлению Стоглавого собора: “Да будет проклят тот, кто крестится не двумя персты”. Чувства, охватившие всех ревнителей святорусской старины, очень образно выразил в своем “Житии” протопоп Аввакум: “Видим, что зима хочет быть: сердце озябло и ноги задрожали”.

            Наряду с реформой обряда началась “книжная справа” – сверка и исправление богослужебных книг по древним оригиналам. К участию в “справе” были привлечены греческие и киевские ученые монахи.

Реформа была активно поддержана царем Алексеем Михайловичем.  Его идеалом государя был Иван IV. Он живо интересовался историей царствования своего “прадеда”,  завидовал его “грозности” и с глубоким уважением относился к тем территориальным приобретениям, которые были осуществлены его суровым предшественником на царском троне. “Тишайший” государь видел свою задачу в продолжении имперской политики Русского государства, в завоевании новых территорий, выходе к теплым морям. Царская власть претендовала на создание Вселенского православного царства во главе с Романовыми. В это царство должны были входить помимо России Украина, Молдавия, Болгария, Греция и территория Константинополя (с контролем черноморских проливов). Амбиции Алексея Михайловича здесь совпадали с устремлениями патриарха Никона, который рассчитывал стать неким православным подобием католического папы. Но для того, чтобы политика присоединения южных земель не выглядела откровенно захватнической, нужно было придти в страны единоверцев с той же религиозной обрядностью, что и у последних. То есть не выглядеть “двоюродными” братьями по вере, а соответствовать их религиозным канонам как по духу, так и по букве. Именно в этом, в великодержавных интересах царя и его идейного “собинного друга”, заключается, на мой взгляд, трагедия русского раскола, воздействие которой определили весь ход русской истории на триста лет вперед.

Старообрядчество на Севере имело мощную базу. Восемь лет держал осаду Соловецкий монастырь, восставший против церковной реформы. Во многих селах и деревнях сторонники старого обряда уходили в леса, в раскольничьи скиты. Имели место многочисленные акты самосожжения целыми десятками, сотнями, а в отдельных случаях даже тысячами (!) человек. Преследования старообрядцев окружили их ореолом мученичества, ореолом страдания за истину, героизма, а эти проявления человеческого духа всегда возбуждали и будут возбуждать эмоции восторга, привлекали и будут привлекать человеческие сердца. Власть зажгла костер для мученика раскола – протопопа Аввакума, и этот костер целое столетие бушевал на русской земле, уже против воли государственной власти. До нас дошло мало документов, которые могли бы осветить отношение и участие населения Черевковской волости к расколу, но эти события не обошли Черевково стороной.

В Российском государственном архиве древних актов в фонде “Раскольничьи дела” хранится “Дело о самосожжении крестьян Черевковской волости”. Из него следует, что черевковцы были последовательны в отстаивании своих убеждений, избрав при этом  самую крайнюю, непримиримую форму протеста, свойственную людям прямым, твердым в своих жизненных принципах. По-видимому, проповеди протопопа Аввакума, проезжавшего через Черевково в ссылку на Мезень осенью 1664 г. и возвращавшегося в Москву тем же путем в 1666 г. нашли здесь благодатную почву. Аввакум ободрял самосожжения, убеждал не бояться смерти: “ Боисья пещи той? Дерзай, плюнь на нее – небось! До пещи страх-от, а егда в нея вошел, тогда и забыл вся”.

 Что же произошло в Черевкове весной 1690 года ?

В деревне Савинской на речке Лудонге, расположенной в пяти верстах от Черевковского погоста, в доме черносошного крестьянина Степана Афанасьевича Чайкина, 25 марта 1690 г. собралось 212 крестьян Черевковской и соседних с ней волостей, решительных сторонников старой веры. В третьем часу дня, закрывшись в доме, старообрядцы, подожгли избу, в которой  они и сгорели. (Примечательно, как долго хранит народная память следы трагических событий: даже в 1914 г. дер. Савинская упоминается в материалах земского статистического обследования Черевковской волости как Савинская-Погорелка; более того, сегодня она уже назывется просто Погорелка, а древнее название Савинская практически забыто. – В. Щ.). В числе погибших мужчин, женщин и детей 183 человека – крестьяне Черевковской волости,   13 чел. - из Пермогорья, 9 – из Лябельской волости, 6 – из Сидоровой Едомы и одна женщина из Ракулки. Имена большинства сгоревших неизвестны, но в документах Устюжского Троице-Гледенского монастыря сохранилась “Роспись сгоревшим 25 марта 1690 года крестьянам Черевковской волости”. В ней помимо Степана Чайкина упомянуты Василий и Афанасий Федоровы дети Медведниковы, крестьяне деревни Емельяновской, Иван Стефанов Спиридонов с братьями из деревни Трофимовская и сосед Чайкиных Борис Сергеев Смольников.

Нельзя категорически утверждать, что “гари” были самоцелью староверов. Как правило, самосожжения происходили тогда, когда старообрядцы оказывались в безвыходной ситуации, преследуемые или окруженные воинскими командами. О наличии вблизи Черевкова такой команды в 1690 г. в сохранившихся документах не говорится. Но, судя по свидетельству купца Максима Данилова Пивоварова, приведенному  Дмитрием Ростовским в книге “Розыск о раскольнической брынской вере”, и в этом случае старообрядцам угрожал захват со стороны карательной экспедиции, направленной Великоустюжским воеводой. “По изветам сотских волостей тех и крестьян известно было воеводе…, что живут в лесах (Черевковской волости – В.Щ.) раскольщики; и он, воевода, посылал к ним людей для взятья тех раскольщиков в город; и они, раскольщики, учинилися ослушны… Посланные же от воеводы егда хотели взять их, они раскольщики учинилися сильны и не дались; …и те свои храмины… обволокли соломою и зажгли, и сами в них сгорели…”.

Сразу же после трагических событий 25 марта началось расследование всех обстоятельств дела. По указу архиепископа Великоустюжского во все соседние с Черевковом волости уже 31 марта были направлены дознаватели, которые требовали от местных священников и волостных властей сведения о крестьянах, выезжавших 25 марта в Черевково и не вернувшихся к постоянному месту жительства.

Устюжский воевода Юрий Селиванов немедленно информировал о случившемся российских царей Ивана и Петра Алексеевичей:

“Великим Государям Царям и Великим князьям Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу всея Великия и Малыя и Белыя России. Самодержцам холоп Ваш Юшко Селиванов челом бьет. В нынешнем, Государи, во 198 году Марта в 28 день по писму из Розряду богомольца Вашего преосвященнаго Александра архиепископа Великоустюжскаго и Тотемскаго и по моей холопа Вашего посылке с посланными его архиерейскаго дому с игуменом Рафаилом и с иными его людьми Устюжскими стрельцы, пятьдесятник Ивашко Квашнин с товарыщи о церковных раскольниках подали мне холопу Вашему доезд за руками: в Устюжском де уезде в Черевковской волости в доме Стенки Чайкина Марта в 25 день в третьем часу дня церковные раскольники сожглись сами мужеска и женска полу и младенцев – Черевковской волости 183 человека, Ракулской волости – одна жонка, Сидоровой Едомы – 6 человек, Лябельской волости – 9 человек, Пермогорской волости – 13 человек, а сколко, Государи, иных волостей Устюжского же уезда, также иных городов и уездов пришлых людей в том доме згорело, для подлинного розыску послал я, холоп Ваш, в тое и в иные волости и для сыску церковных раскольников Приказной избы подьячего Дмитрея Шаврина: хто имяны той и  иных волостей крестьяне и которых деревень жители в том расколе сожглись и хто их такой прелести научал и в доме ж их хто владельцы остались и почему с деревенских их жеребьев Ваших  Государевых доходов в год сходило, да что, Государи, по сыску объявитца, и о том к Вам, к Великим Государям, к Москве, я, холоп Ваш, писать буду не замотчав. А сее, Государи, отписку велел я, холоп Ваш, подать в Устюжском приказе думному Вашему дьяку Емельяну Игнатьевичу Украинцову с товарыщи”.

Примечательно, что царь Петр, будучи даже в молодости весьма прагматичным, совершенно иначе относился к старообрядцам, нежели его предшественница царевна Софья. Известно, что принятый Софьей в 1685 г. указ по борьбе со староверами предусматривал жесточайшие наказания “отступникам” от веры вплоть до сжигания на костре. Петр подходил к старообрядцам, прежде всего, как к налогоплательщикам. Поэтому в апреле 1690 г. появился следующий документ:

“Великие Государи, слушав сей отписки в Передней, указали, и бояре приговорили: послать свою Великих Государей грамоту на Устюг к воеводе, не велеть ему и иным в Устюжский уезд впредь до их Великих Государей указу посылать подьячих и приставов для проведывания про раскольщиков, потому что известно им Великим Государям учинилось, что от подьячих и от приставов в таких посылках чинятца крестьянам от их воровства и приметок многое разорение и убытки, а что впредь учнет чинитца и где явятца по изветам раскольщики и о том бы к ним Великим Государям писать; да и переписывать бы дворов беглых крестьян и которые де буде пожглись за раскол не велеть, для того чтобы он тою своею перепискою не учинил збору стрелецких денег остановки (выделено мной – В. Щ.) и не привел бы тех волостей крестьян к огурству в платеже тех стрелецких денег.

Грамота на Устюг с прописанием сей пометы столнику и воеводе Юрию Романовичу Селиванову от 24 апреля 7198 г. за приписью дьяка Бориса Михайлова”.

Но как водится и  сейчас на Руси: “до Бога высоко, а до царя далеко”. Видимо, Юрий Селиванов во ввереных ему владениях полагался только на себя и свое мнение, а царское слово было для него, наверное, важным, но отнюдь не решающим. Даже получив весьма недвусмысленные указания государя о том, что сторонников старой веры не следует преследовать, он  снарядил в мае в Черевково команду стрельцов с задачей изъятия хлебных запасов в хозяйствах сгоревших старообрядцев. Причем хлеб изымался не только в опустевших домах, но, главным образом, у оставшихся в живых членов семей погибших. Были реквизированы все запасы ржи и ячменя: “из дому мер по сороку, и по тридцати, и по двадцати, и по пяти”, после чего под вооруженной охраной хлеб был отправлен в Великий Устюг. Но и этого уездным властям показалось мало. В июле того же года воевода вновь направил карательную экспедицию в Черевково, теперь уже с целью конфискации всего домашнего скота в хозяйствах погибших. Тут уже взмолились все крестьяне волости и, собрав волостной сход, направили челобитную великоустюжскому преосвященному с жалобой на действия светских властей. Черевковские крестьяне писали, что в результате таких действий уцелевшие “крестьянишка те свои деревнишка хотят пометать впусте и брести врознь…И нам бы, осталым крестьянишкам, вконец не разориться…”.   

Несмотря на то, что “гарь” 1690 г. унесла наиболее стойких сторонников “старой веры”, с этой поры Черевковская волость стала одним из основных центров старообрядчества на Русском Севере и продолжала оставаться таковым вплоть до 30-х гг. ХХ в.

По поводу черевковской “гари”  1690 г. хотелось бы заметить еще следующее. В отечественной историографии с легкой руки таких известных дореволюционных исследователей как Х.М. Лопарев и Д.И. Сапожников прочно утвердилось мнение о том, что в конце XVIIв. в Черевкове имели место два самосожжения: одно – в 1688 или 1689 гг., второе – в 1690 г. Причем первое, якобы, унесло жизни 300 человек. Вслед за Лопаревым и Сапожниковым эта версия повторялась и в работах ряда современных историков, в частности Ю.В. Гагарина и А.В. Камкина.

 Следует пояснить, что дореволюционные историки механически объединили сведения об одном и том же событии, полученные из разных источников: из публикации 1882 г. Е. В. Барсова  архивного “Дела о самосожжении крестьян Черевковской волости” и книги Дмитрия Ростовского “О раскольнической брынской вере…”, достоверность которых явно не равнозначна: первый – строго документален, второй представляет собой публицистическое сочинение. Никто из исследователей не задумался, что, казалось бы, два разных самосожжения очень похожи друг на друга: произошли в одном месте, очень близки даты происшествий, похожи и цифры погибших – 212 и 300 чел. Ориентиром, вероятно, служили только даты: 1688-89 гг. и 1690 г.

  В пользу утверждения, что самосожжение в XVIIв. в Черевкове все-таки было одно, говорит тот факт, что Дмитрий Ростовский описывал, во-первых, только одну черевковскую гарь,  во-вторых, со слов прибывшего к нему купца из Устюга: “во 196 или во 197 годех (сказать де подлинно года не упомню)” и, в-третьих, спустя 19 лет после “гари” – в 1709 г. Если бы “гарей” (тем более таких крупных) было две, то наверняка рассказчик, житель Великого Устюга, должен был знать и о второй, о чем не преминул бы сообщить  архиепископу Дмитрию. Еще одним доказательством, пусть косвенным, служит и то, что в челобитной крестьян Черевкова от 24 июля 1690 г., которая цитировалась выше, совершенно не говорилось о том, что год-два назад в Черевкове произошла аналогичная драма. Представляется, что крестьяне, ссылаясь на трудности по выплате податей в связи с гибелью большого числа односельчан, должны были бы упомянуть о еще больших людских потерях волости в недавнем прошлом, чтобы подчеркнуть сложность своего положения.

 

 

            Сельское хозяйство. В XVIIв. волость была крупным поставщиком хлеба, в среднем на один двор здесь приходилось 7,35 десятин пахотной земли (около 7,5 гектаров) и  14,5 десятин сенокосных угодий.  В основном, сеяли рожь, ячмень, овес, в меньшей степени – пшеницу и горох. Значительными были посевы льна и конопли. На приусадебных землях, которые составляли в среднем от одной восьмой до четверти десятины, выращивали репу, капусту, лук, хмель. 

В XVIIв. система земледелия была трехпольной, измерялось одно поле, а в двух других (“а в дву по тому ж”) считалось столько же. Мерой площади являлась четь – половина десятины (десятина равняется 1,092 гектара), при этом учитывалось качество земли: “добрая”, “середняя”, “худая”, “добре худая”. В Черевковской волости практически все земли были “середними”. (В соседней волости Сидорова Едома все земли числились “худыми”). Всего за волостью по переписи 1626 г. числилось 6440 чети или 3220 десятин в трех полях. Трехпольная система подразумевала: одно поле  яровое, второе - озимое  и третье поле – под паром. Засевая озимое и яровое поля, паровое поле оставляли отдыхать. За паром ухаживали особенно тщательно, его трижды пахали и боронили. На все три поля в больших количествах вносился навоз. Как вспомогательная форма продолжало существовать  подсечное земледелие. С помощью подсеки в оборот вовлекались новые земельные площади, которые до очередной переписи не облагались налогом. Первые два года подсека-новина давала хорошие урожаи без внесения навоза, только за счет удобрения золой сожженных деревьев. Виды подсек зависели от возраста леса. Наибольшие урожаи получали после рубки и выжига 50-летнего леса (ржи – около 26 ц/га, овса – 57 ц/га); а после 200-летнего “подстоя”, который не вырубался, а лишь “очерчивался” отрезом или чертежом, - до 52-65 ц/га, однако это были одноразовые урожаи. Иногда после первого урожая подсека забрасывалась в залежь – на отдых и подыскивался новый участок.

Общий график полевых работ складывался следующим образом: в начале мая производилась весенняя вспашка ярового поля и весенняя бороньба, в конце мая – начале июня – обработка парового клина, в начале июня начиналась вывозка навоза под озимь, а по истечении некоторого времени (в середине июня) начиналась его запашка и бороньба, в конце июля пашня готовилась под озимь, а в конце июля – начале августа начиналась жатва озимых хлебов, в середине августа их свозили в скирды. В начале зимы хлеб возили в гумно, перед обмолотом снопы сажали в овин на жерди-колосники, колосьями вверх. Под полом овина была печь-каменка, ее топили березовыми дровами, чтобы не было искр; дым в овин проникал в отверстия-щели у стен. За ночь снопы высыхали, и зерно при обмолоте хорошо отделялось.

Урожай измерялся в так называемых “самах”: сам- 3, сам–4; то есть посеяв одну часть (сам), собрали 3 или 4 части. Средняя урожайность ячменя  составляла сам-4, ржи – сам-5, в хорошие годы урожайность ржи доходила до сам-10. Несложные расчеты при урожайности  сам-5 и норме высева 9 пудов на десятину показывают, что черевковские крестьяне с двух полей получали 96300 пудов (1541 тонна), за вычетом пятой части на семена – 77040 пудов (1233 тонны). В переводе на современные единицы средняя урожайность зерновых в Черевковской волости в XVIIв. составляла 7 центнеров с гектара. На хозяйство в среднем приходилось  177 пудов или около 3 тонн зерновых, которые шли на питание и на продажу. Для питания на семью из 6 человек в течение года было достаточно 1,5 тонн зерна, то есть половины от собранного, остальное черевковцы могли с выгодой для себя продать на рынке. “В 1637 г. крестьянин Черевковской волости Мысовой привез в Устюг 200 мер ржи и ячменя… Устюжанин Ходутин в июне 1637 г. повез в Холмогоры из Устюга 150 мер ржи,  в Черевкове взял новый груз: ржи 150 мер, ячменя 200 мер, пшеницы 15 мер.”.

 Наряду с полевой землей каждое крестьянское хозяйство имело в своем распоряжении сенокосные угодья. Единицей наделения сенокосами служила выть, на нее давалось 40 копен сена, копна считалась за 5 пудов. Выделенный крестьянскому хозяйству надел для сенокоса входил в общее тягловое обложение,  именовавшееся “в живущем”. Но иногда этот участок давал сена больше, чем это было предусмотрено при распределении угодий. В этом случае за лишнее скошенное сено дворовладелец был обязан заплатить дополнительный налог, составлявший полденьги за копну. Когда же участок не давал положенного на выть сена, то вместо него крестьянин наделялся переложной землей.

 Применялась также другая система измерения сенокосных угодий: считалось, например, что с одной  десятины в среднем собиралось 10 копен сена.  Таким образом, можно было подсчитать площадь сенокосов на неудобьях – “меж поль, по врагом”, как писалось в писцовых книгах.  За волостью числилось сенокосов на 14293 копны, что можно приравнять к 1430 десятинам.

Кроме того, каждая деревня располагала лесными угодьями. Лес делился на пашенный, то есть пригодный под пашню и сенокос, и непашенный, предназначенный, прежде всего, для заготовки “древяного” и “бревяного” леса. Черевковская волость располагала 481 десятиной пашенного леса и 980 десятинами непашенного леса.   

Каждая семья держала не менее 2 лошадей и 2-3 голов крупного рогатого скота, а также большое количество овец. Е.Н. Бакланова отметила прямо пропорциональную зависимость между величиной озимого посева и количеством рабочего, а также молочного скота: “С увеличением посева в 1,5 – 2  раза поголовье скота увеличивается во столько же раз. Следовательно, поголовье скота и прежде всего рабочего обусловливалось… размером посева, а в конечном счете величиной надела”. Такое количество скота  и сенокосов объясняется достаточно прозаично: для удобрения  пашни был крайне необходим навоз. “Навоз составляет альфу и омегу здешнего крестьянского хозяйства. Громадное количество крестьянских хозяйств… скорее останется без хлеба, который всегда можно добыть, чем без сена, которое в зимнее время продается иногда дорого и в ограниченном количестве”.  Хозяйство, располагающее меньшим количеством сельскохозяйственных угодий считалось бедным: “Крестьянин, имеющий 3 с лишним десятины пахоты говорит, что они, “на тех деревнях живучи, обнищали и обсиротали и скотишка отбыли”, а скота у него было 4 лошади тяглых да рогатого большого и малого - 20”. Следовало бы отметить, что навозом удобрялась не только пашня, но и сенокосные площади.

Торговля. Оживленная торговля имела место на Черевковском торжке по воскресным и праздничным дням. В 1626 г. на погосте числилось 15 торговых лавок и 4 амбара. Сохранилась таможенная книга Черевковской волости за 1671-1672 гг., которая свидетельствует о широких масштабах торговли в Черевкове. Скот сбывался также  в Устюге, Сольвычегодске и других городах. Так, в Устюге 25 мая 1635 г.  “Иван Емельянов … купил у черевковца Якова Аксенова 6 быков, цена 6 рублей”, 5 июля 1650 г. “черевковец Пьянко Худяков явил продать 10 скотин рогатых, цена 35 рублей”, 14 августа 1677 г.   “Черевковской волости крестьянин Антон Артемьев да Алексей Иванов явили скота рогатого 8 быков, цена 18 рублей”.  

  Существенную прибыль приносила продажа пушнины. Черевковцы промышляли “мягкую рухлядь” в далекой Сибири, ходили реками, через Урал, а также морским путем – Баренцевым и Карским морем. Представьте: расстояние - две-три  тысячи верст, вдали от родных мест в течение нескольких месяцев, а то и лет. Но игра стоила свеч:  25 ноября 1635 г. в Сольвычегодске “черевковец Афонасей Дмитреев явил товару 8 сороков 27 соболей, цена 200 рублей”, 30 октября 1651 г. в Великом Устюге “Черевковской волости Семен Сергеев вышел из Сибири, а к Устюгу пришел в лодке, гребцов 2 человека, явил продать мяхкие рухляди мелочи по оценке на 30 рублей …, того же дни Черевковской волости Парфен Аникиев вышел из Сибири, к Устюгу пришел в чужой лодке, явил продать 7 сороков пупков собольих и мелочи собольи и бобрового лоскутья, всего на 50 рублей”. Правда, иногда случалось, что, преодолев трехтысячеверстный путь Северным Ледовитым океаном из “златокипящей” Мангазеи, испытав в полной мере все опасности, подстерегавшие путешественника на этом тяжелейшем пути, отважный черевковец возвращался практически с пустыми руками:  4 октября 1634 г. “пришел на вобласе из Монгазеи черевковец Завьял Наумов, товару у него мелочи и пупков собольих на 4 рубля”.

Немалый доход энергичным и предприимчивым черевковцам давали рыбные промыслы. 27 февраля 1651 г. в Сольвычегодске “черевковец Богдашко Вахромиев явил продать 80 пудов рыбы соленой трески, 20 пудов рыбы семги, 3 бочки сала ворванья, бочка трескина, 10 пудов рыбы сухие палтусины, цена всему 56 рублей”. В июле 1679 г. в Великом Устюге “Черевковской волости крестьянин Максим Алексиев Сусоровых явил и продал на Андреевской ярманке бочку трески соленой, 3 пуда пикшуев соленых, 2 пуда сала трескина, цена всему проданному товару – 3 рубля”.

Лен и коноплю крестьяне производили в основном для себя, но небольшие партии шли и на рынок. “В 1646 г. Тимофей Иванов продал на посаде Устюга 18 пудов льна из Черевковской волости. Из льна и конопли изготовляли ткань, чаще всего холст: тонкий, толстый и “хрящ”, то есть грубый”. Из овечьей шерсти ткали сукно, валяли валенки, вязали рукавицы, из овчины шили шубы и кафтаны. Партии этих товаров сосредоточивались в Устюге, затем отправлялись в сибирские города.

В Черевкове многие жители, главным образом, так называемые бобыли, то есть не имеющие своего собственного земельного надела, занимались обслуживанием торговли: были носниками-лоцманами, кормщиками-рулевыми, судовыми ярыжками-бурлаками. Зажиточные крестьяне-черевковцы открывали лавки не только в родном селе, но и в Великом Устюге. Так, семья Сусоровых держала в мясном ряду рынка Великого Устюга два лавочных места, там же торговала другая семья черевковцев – Ходутины.

Крестьянские хозяйства не только поставляли продукты своего труда на рынок, но и покупали привозные товары. Из пищевых продуктов: соль, семгу, треску, палтус, сахар, мед; промышленные изделия: топоры, серпы, косы, котлы, железо, блюда, свечи; из одежды и обуви: сапоги, пуговицы и пр.

Состоятельные семьи покупали и заграничные товары: английское сукно, голландские кружева, китайский шелк, булавки, бисер,  слоновые гребни и т.д. Вот описание того, что имела семья Федора Фатьянова: “Коробья с одеждой: однорядка мужская, настафиль лазорев, цена однорядки 4 рубля; да кафтан теплой песцовой под сукном с пухом, цена кафтану 6 рублей; да шапка мужская черлена, изпод соболий с пухом, цена шапке 2 рубля; да однорядка женская, сукно аглицкое вишневое, пуговицы серебряны, цена однорядки 4 с половиной рубля; да шапка женска атласная, чревата, кружево жемчужное, цена шапке 5 рублей; да шубка женская теплая, киндашная, лазорева на песцах с пухом, пуговицы серебряные, цена шубке 6 рублей”. В другом коробе была посуда: “судов медных и оловянных, блюд и сковородок, и ендовок, и братин, и стаканов на пять рублей с полтиною”.

Ассортимент товаров на рынке был достаточно разнообразен.

 

                                                                                                                      Таблица 1.

          Перечень товаров и цен на них на рынке XVIIв.

 

Название продукта	Год	Место продажи	Единица измерения	Цена Руб.     Коп.
Соль	1615	Сольвычегодск	Пуд	-            11
Рожь	1612	Вологда	Четверть	-            30
Пшеница	“	“	“	-            52
Овес	1615	“	“	-            18
Горох	1605	“	“	-            54
Лук	1633	“	“	1           32
Свечи сальные	1605	“	500 штук	-            50
Масло коровье	1617	“	Пуд	1           03
Масло деревянное	“	“	“	2           00
Масло льняное	1621	“	“	1           80
Семга	1612	Вологда	Пуд	-            48
Треска	“	“	“	-            14
Палтус	1634	“	“	-            55
Ворвань	1655	“	“	-            20
Водка	1619	“	Ведро	-            90
Вино церковное	1637	“	“	1           00
Ладан	1605	“	Пуд	10          00
Воск	“	“	“	3          10
Мед	1617	“	“	-          75
Патока	“	“	“	-          90
Сахар	“	“	“	5         80
Лимоны	“	“	Сотня	1         80
Хмель	“	“	Пуд	96
Яйца	1607	“	Сотня	-          06
Огурцы	“	“	1000	-          28
Железо (прут, немецкое)	1628	“	Пуд	-          50
Медь	1621	“	“	4         00
Олово	1621	“	“	3         00
Свинец	1624	“	“	1         00
Слюда	1648	“	“	3         00
Порох	1612	“	Фунт	-          09
Сера горючая	1605	“	“	-          02
Бумага писчая	1612	“	Стопа	-          32
Дрова	1648	“	Сажень	-          20
Лапти липовые	1624	“	Сотня	-          50

 

            В “Уложении” царя Алексея Михайловича 1649 г. приводятся цены на лошадей, скот и домашнюю птицу:

           конь                                          -  8 рублей,

           кобыла ногайская                  - 6 рублей,

           кобыла русская                      - 3 рубля,

           корова                                      - 2 рубля,

           бык                                           – 2 рубля,

           теленок годовалый               – 60 копеек,

           свинья или боров                  – 60 копеек,

           поросенок однолетний         – 15 копеек,

           овца                                          – 20 копеек,

           баран                                        – 15 копеек,

           козел 4-5 лет                           – 50 копеек,

           коза                                           – 25 копеек,

           гусь живой                              – 10 копеек,

           гусь битый                                – 6 копеек,

           утка живая                                – 6 копеек,

          утка битая                                  – 4 копейки,

           индейка                                    – 20 копеек,

           курица                                        – 4 копейки.

 

            Все эти товары оплачивались серебряной монетой, о которой в середине XVIIв. интересно рассказал в своей книге немецкий дипломат, путешественник и ученый Адам Олеарий: “Царь имеет собственные свои деньги, которые он приказывает чеканить из чистого серебра…; все эти деньги небольшие, …поменьше немецких пфеннигов, частью круглые, частью же продолговатые. На одной стороне этих денег обыкновенно изображается всадник, поражающий копьем дракона, … на другой стороне русскими буквами означены имя великого князя и того города, в котором деньги вычеканены. Этот род денег называется “деньгами” и ”копейками”… У русских есть еще более мелкий род денег, половина и четверть копейки, которые они называют “полушками” и “московками”. Все эти мелкие деньги весьма неудобны при обращении во время торга, и так как они легко падают из рук сквозь пальцы, то русские для предотвращения этого, сделали привычку, осматривая или показывая товар и отмеривая его, брать деньги в рот, копеек по 50 разом, причем они продолжают разговаривать и торговаться так, что и не заметишь, что они изо рта поделали, так сказать, карманы себе. Они ведут счет на алтыны, гривны и рубли, хотя подобного рода денег в целых монетах не имеют, а считают их известным числом копеек; так, алтын заключает в себе 3 копейки, гривна – 10 и рубль – 100 копеек. Наши рейхсталеры также в ходу у русских; они называют их “ефимками”, охотно дают по 50 копеек за рейхсталер и тотчас же идут с ним на монетный двор и обменивают его там с выгодой для себя; ибо один рубль, или 100 копеек, весит на пол-лота меньше двух рейхсталеров. Золотых монет встречается там немного: великий князь приказывает чеканить их только по случаю какой-нибудь победы над врагом, чтобы награждать ими воинов или если иного, кого захочет он почтить этой своей милостью”.

 

            Вернемся все же в Черевковскую волость и посмотрим, как  жили крестьяне в  XVIIв.

            Жилище. Размеры изб северных районов России в XVI-XVII вв. в среднем не превышали размеры древнерусских жилищ.  Собственно крестьянские избы (без сеней и хлева) в плане имели форму, приближающуюся к квадрату, длина их стен составляла около 6 метров. Вместе с сенями и хлевом длина боковой стены крестьянского жилища могла иметь до 18-20 м. Как правило, основой избы служила рубленая в обло клеть. В некоторых случаях встречались пятистенки и даже так называемые избы-двойни: две клети, поставленные рядом, длина стен которых в отдельности также составляла примерно 6 м. Таким образом длина фасадной стены могла достигать 12 м.

Типичным примером крестьянских изб XVIIв. могут служить избы крестьян деревень Максимовской и Давыдовской Черевковской волости:

-       в дер. Максимовской Антип Бердников и Кузьма Щепин имели избы размером 6 х 18 м каждая, Иван Селезнев  - 12 х 18 м;

-       в дер. Давыдовской  Татьяна Щепина владела домом размерами 12 х 20 м, а ее сосед Фома Моросковых – 10 х 20 м.

 Нижние венцы сруба ставились в большинстве случаев не прямо на землю, а на разные подкладки, заменяющие фундамент: камни-валуны, деревянные столбы-стулья. Для предохранения нижних венцов от сырости и сохранения тепла внутри помещения вокруг срубов возводились завалинки из бревен, положенных на землю параллельно основному срубу. Пространство между бревнами завалинки и срубом заполнялось землей или глиной. В высоту стены возводились из 14-15 венцов бревнами диаметром 25-30 см. Пазы между бревнами промазывались глиной или прокладывались мхом. На нижние венцы и столбы-стулья шла лиственница, остальные изготовлялись из сосны, ель практически не использовалась.

            Окна были волоковые, то есть задвигающиеся изнутри специальными дощатыми задвижками, или косящатые (с косяком), затягивающиеся рыбьим или бычьим пузырем. Во многих случаях окна северных домов закрывались слюдой – “мусковитом”. Окна (два или три) располагались по фасаду, нередко два из них были косящатыми, а одно волоковым. Волоковые окна служили, главным образом, для проветривания избы после топки печи.

            Полы настилались из тщательно пригнанных друг к другу досок или горбылей. Материалом для кровли служил тес.

            Избы топились по-черному. Печи располагались, как правило, в углу, справа или (реже) слева от входа. Изба, в которой печь, располагалась слева от входной двери, называлась избой-непряхой. Такое странное, на первый взгляд, название на самом деле указывало, что женщине, которая садилась с прялкой на лавку в красном углу (то есть по диагонали от печи), было крайне неудобно работать, так как прялка закрывала свет, падавший из окна.

 После топки печи жилище проветривалось. Для этого открывали двери и волоковые окна. После достаточно быстрого проветривания, окна и двери закрывались, а разогретое тело печи отдавало аккумулированное тепло. Строились печи из глины, из камня или из глины и камня вместе. Часто глинобитные печи возводились на деревянном каркасе – опечке. Иногда глинобитные печи сооружались непосредственно на грунте. В таких случаях перед устьем печи выкапывалась предпечная яма, в которую хозяйка спускалась во время стряпни. Вдоль стен в избе сооружались лавки. Название помещения с печью – истьба, изба или истобка встречается в письменных источниках с X-XIвв. Эта истьба – древнерусская изба, по общему мнению лингвистов, - является не чем иным, как верхненемецкой stubeили скандинавской  stofa, которая была известна в Германии еще до Xв. в качестве помещения для бани, где находилась крытая печь, разогревавшаяся и поливавшаяся водой для получения горячего пара. Как и германцы, славяне впоследствии перенесли этот термин  на жилое отапливаемое помещение.

            Топка по-черному имела одно важное преимущество: она требовала значительно меньше дров, чем топка появившихся позже печей с дымоходом. Именно поэтому избы, топившиеся по-черному существовали в Черевковской волости вплоть до 60-х гг. XIXв.

            Непосредственно к клети-избе примыкали сени – холодное помещение для хранения различных припасов, которое в летнее время превращалось в дополнительное жилое помещение,  и, через сени (иногда их называют мостом), -  хлев, где  содержался скот. В целом, трехчленная планировка севернорусского дома, сложившаяся в XVIIв.: изба – сени – хлев под одной крышей,  сохранилась вплоть до наших дней.  Помещение хлева было двухэтажным: на первом этаже содержался скот, на втором хранились запасы сена. Это существенно утепляло помещение для скота. В зимнее время хлев дополнительно утеплялся с трех сторон снегом. Рядом с домом возводились задворные постройки: амбар-житница, овин с гумном, мякинница, баня.

    

Одежда. Наиболее древние формы местного костюма сохранялись в одежде крестьян верхнедвинских деревень и окрестностей Сольвычегодска вплоть до конца XIX– начала XXвв.

Материал. Наиболее простым видом материала были ткани домашнего производства – холсты, сукна. Холстом, холстиной назывались льняные, а также пеньковые и бумажные материи домашнего производства. Они могли быть белеными или окрашенными в различные цвета. Крашеный холст назывался крашениной.

Шерстяная некрашеная ткань домашнего производства носила название сермяги, распространявшееся также на одежду, изготовленную из этой ткани. Шерстяная (в основном из шерсти овец) или полушерстяная (с льняной или пеньковой основой) толстая домашняя ткань называлась сукно, сукманина. Летчина, настрафиль – разновидности сукна.

Разнообразные шелковые ткани привозили на Русь в основном с Востока: камка – шелковая цветная ткань с узорами и разводами; атлас – шелковая глянцевитая гладкая ткань; объярь – плотная шелковая волнистая ткань с золотыми и серебряными струями и узорами; тафта, зендень, китайка – разновидности шелковой ткани; бархат – шелковая ткань с мягким, густым, низко стриженым ворсом на лицевой стороне. Трип – шерстяная ворсистая ткань, шерстяной бархат.

Привозили и хлопчатобумажные материи. Назовем наиболее распространенные: миткаль – толстая бумажная ткань; миткаль, крашеный в кубовую (синюю) или рудо-желтую (оранжевую) краску, назывался киндяком; бумажный миткаль, окрашенный в красный цвет, назывался кумач. Бумазея – бумажная ворсистая ткань.

На изготовление отдельных деталей костюмов шли шкуры животных: мерлушка – мех, выделанная шкурка молодой овцы; опойка – тонкая кожа, выделанная из шкур молодых телят; ровдуга – баранья, козья, оленья шкура, выделанная в замшу; сафьян – выделанная козловая кожа высокого качества.

Ткани, используемые для изготовления одежды, были самых различных цветов: червчатой (ярко-малиновый), вишневый, желтый, рудо-желтый, белый, лазоревый, зеленый и т.д. Наиболее популярными были червчатой, лазоревый и зеленый цвета.

Мужская одежда. Нательной одеждой мужчин служила туникообразная рубашка-сорочка. В XVIIв. мужчины носили, кроме сорочки, верхнюю рубашку – верхницу. Характерной особенностью мужской рубахи является подшивка в верхней ее части подкладки из холста, называемой подоплекой, которая спускается спереди и сзади чаще всего треугольным выступом. Мужскую рубаху носили навыпуск, поверх штанов и подпоясывали домотканым поясом.

Нательной одеждой мужчин были еще и порты, которые шили из холста, крашенины. Они были неширокими, довольно плотно облегали ногу. Пояс делали широкий, без разреза, на шнурке – гашнике, завязывавшемся вокруг талии. Порты были ниже колен и не достигали щиколоток. Обычно их носили заправленными в сапоги или онучи. Летом рубаха и порты могли составлять всю одежду крестьянина, но зимой поверх портов он надевал штаны. Традиционный покрой штанов однотипен с портами.

Мужской комнатной наплечной одеждой был зипун – облегающая довольно короткая куртка, надевавшаяся поверх рубахи, но под кафтан.

Легкой уличной верхней одеждой служил кафтан. В зависимости от назначения и моды кафтан шили длиннее или короче (до колен или до лодыжек), свободный или в талию, но всегда из плотной, относительно хорошей материи, на подкладке. Практически всегда кафтан шился распашной, причем правая пола заходила на левую.    Перед кафтана оформлялся на пуговицах или завязках. Кафтаны шили обычно с таким расчетом, чтобы полы не мешали шагу, спереди несколько короче, чем сзади. Воротник был небольшой, стоячий или отсутствовал вовсе. Материалом для изготовления кафтана служило сукно, холст, бумажная и шелковая ткани. Кафтан мог быть как верхней легкой уличной одеждй, так и зимней на мехах.

Излюбленной уличной одеждой мужчин и женщин, носимой весной и осенью, была однорядка. Однорядки шили из сукна или других шерстяных тканей “в один ряд”, что и обусловило само название. Это была распашная, длинная, широкая одежда без воротника с длинными откидными рукавами и прорехами для рук у пройм.

Теплой зимней верхней одеждой мужчин служила шуба и полушубок. Шубы различались по покрою и материалу, но обязательно были меховыми. Шуба имела отложной меховой воротник, начинавшийся от груди. Запахивалась она, как и прочие одежды, правой полой на левую и застегивалась на пуговицы или завязывалась длинными шнурками.  Вообще шубная, главным образом овчинная, одежда была очень распространена. Из овчины шили не только шубы, тулупы, рукавицы, шапки, но и одеяла. В большом ходу были мужские и женские овчинные жилеты, или душегреи с вересковыми палочками вместо пуговиц. Встречались и мужские шубные штаны, которые были незаменимы в жестокий мороз, особенно в дороге.

Мужской гардероб дополняла валяная шапка (осенью и весной) или зимой  шапка меховая.

Обувь. Летом превосходной рабочей обувью были липовые или берестяные лапти. Легкость и дешевизна уравновешивали их сравнительно быструю изнашиваемость. Зимой основной обувью служили валенки.  Универсальной обувью для всех сезонов были сапоги. А.Олеарий в 1634 г. писал, что “большей частью русские подобно полякам носят короткие, спереди заостряющиеся сапоги из юфти или персидского сафьяна. У женщин, особенно у девушек, сапоги с очень высокими каблуками, по всему нижнему краю подбиты гвоздиками”.

В XVIIв. продолжали носить дошедший из древности простейший вид кожаной обуви – поршни, по внешнему виду напоминавшие лапти. Простые поршни выкраивались из прямоугольного куска кожи. По бортам через поршень пропускался ремешок, стягивающий поршень на ноге. К голени поршни прикреплялись длинными кожаными ремешками – поворозами, перекрещивающимися по несколько раз поверх онучей.  Разновидностью поршней были уледи – поршни, утепленные войлоком..

Женская одежда. Основу женского костюма составляла рубаха – сорочка, исподка. Женскую нижнюю рубаху шили длиной до ступней. В XVIIв. женщины носили, кроме сорочки, еще и верхнюю рубаху – кошулю, верхницу, навершник. Сорочка при этом превратилась в собственно белье.

Поверх нательной рубахи надевался сарафан, который представлял собой цельное платье (с рукавами или чаще без рукавов). Это могла быть накладная (надеваемая через голову) или распашная (застегивающаяся спереди на пуговицы) одежда. Основными типами сарафана были шушун, сушпан, сукман – косоклинный глухой сарафан без шва спереди, большей частью с широкими проймами, иногда с откидными рукавами, или ферязь, саян, шубка – косоклинный распашной сарафан с разрезом спереди, вдоль которого расположен ряд пуговиц и петель. Ферязь могла быть холодной (на подкладке) и в этом случае являлась собственно сарафаном, но могла быть и теплой (на меху), тогда она служила как зимняя одежда. Поверх сорочки и сарафана мог надеваться летник – свободная, легкая, не слишком длинная (так что видны были стопы) одежда с широкими и длинными рукавами, которые назывались накапками и украшались вошвами-вставками из другого материала.

Как уже говорилось выше, весной и осенью женщины, как и мужчины носили однорядки. Женские однорядки украшались кружевом, нашивками. В качестве верхней одежды широко была распространена сукня – шерстяная одежда свободного покроя на подкладке.

К женской зимней одежде относились меховые шубки. Шубы могли значительно отличаться по покрою, материалу, но все они были меховыми. На женские шубы шли соболь, белка, овчина и др., покрывались они шелковой, бумажной тканями, перед одежды оформлялся на пуговицах и богато отделывался. Шуба попроще, на овчине или заячьем меху, крытая крашениной или другой недорогой тканью, называлась кошуля.

            Женские головные уборы. Необходимой частью женского костюма являлся головной убор, причем головные уборы девушек и замужних женщин значительно различались между собой. Девушки не закрывали волос, замужние тщательно их прятали. Об этом писал голландец Корнилий де Брюин: “Надо заметить, что открытая прическа обозначает девицу, потому что было бы бесчестием для замужней женщины, если б она явилась с непокрытой головой”. Издавна считалось, что замужняя женщина никому не должна показывать свои волосы, так как от этого может произойти вред для окружающих.

            Девушкам полагалось дома, а летом и на улице ходить с открытой головой. “Головной убор девиц, – писал Корнилий де Брюин,  – имеет вид короны и усеян жемчугом и брильянтами, называется перевязкою”. Женскими головными уборами были волосники и подубрусники. Подубрусник – это мягкий головной убор, сшитый в виде чепца или шапочки, облегающей голову. Волосник же – это сетка с околышем из золотных или вышитых золотом материй. Выходя на улицу в холодную погоду, поверх указанных головных уборов женщина надевала шапку. Шапки были меховыми, по большей части с матерчатым верхом.

 

---

              Островская М. Земельный быт сельского населения русского Севера в XVI-XVIII вв. СПб., 1913. С. 30.

              Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 1209. Оп. 1. Д. 507. Л. 47 об.

              Копанев А.И. Крестьянство Русского Севера в XVI в. Л., 1978. С. 230.

              Соколовский П. А. Очерк истории сельской общины на севере России. СПб. 1877. С. 62-63.

              См. Богословский М. М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в. Т. 1. М., 1909. С. 56; Горский А. Д. Очерки экономического положения крестьян Северо-Восточной Руси XIV-XV вв. М., 1960. С. 131-132, 135 и др. – Примечание Е. Н. Швейковской.

              Швейковская Е. Н. Государство и крестьяне России. Поморье в XVII в. М. 1997. С. 263- 264.

              Позже эта позиция предельно отчетливо выразилась в беспоповстве большинства северных старообрядцев (см. ниже раздел “Раскол” и  Щипин В. И. Старообрядчество в верхнем течении Северной Двины. М., 2003) . 

              Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Императорской Академии Наук (ААЭ). Т. I. № 250. С. 272.

              РГАДА. Ф. 1206. Оп. 1. Д. 633. Л. 5.

             Акты Холмогорской и Устюжской епархий//Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 12. СПб., 1894. С. 1000-1002.

             РГАДА. Ф. 1206. Оп. 1. Д. 633. Л. 5.

             РГАДА. Ф. 141. Оп. 1. Д. 70. Цит. по: Богословский М. М. Земское самоуправление на русском севере в XVII в. Т. 1. Приложение № 14.  М., 1909. 

             Сотная 1585/1586 г. на Яренский уезд. // Материалы по истории Европейского Севера СССР. Т.I. Вологда, 1970. С. 463.

             Копанев А. И. Крестьянство Русского Севера в XVIвеке. Л., 1978. С. 220-223.

             Копанев А.И. Крестьянство Русского Севера в XVI в. С. 328-331.

             Судебники XV-XVI вв. М., Л., 1952. С. 413, 556-557.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 507. Л. 1.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1.  Д. 15047. Л. 288.

             Стоглав, Собор Русской Православной Церкви, бывший в Москве в 1551 году. СПб., 2002. С. 75–76.

             Там же. Ф. 1206. Оп. 1. Д. 633. Л. 6 об.

             Там же. Д. 1312. Л. 1.

             Там же. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 15047.  Л. 47.

             Бела или белка – достаточно архаичная даже для XVII в. денежная единица, применявшаяся в Древней Руси. Ее происхождение восходит к тем временам, когда вместо денег использовались звериные шкурки. Равнялась трем деньгам, то есть полутора копейкам. – В.Щ. 

             Акты Холмогорской и Устюжской епархий. // РИБ. Т. 14. СПб., 1894. С. 898.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 507. Л. 51.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 507.  Л. 1.

             Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии. Вологда, 1880.   С. 629.

             Есиповская летопись.  Российская национальная библиотека (РНБ).  Рукописный отдел. Собрание Общества любителей древней письменности. Q 36. Л. 66.

             Там же. Л. 66-76 об.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 514. Л. 942.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 514. Л. 942.

 

             РГАДА. Ф. 1206. Оп. 1. Д. 633. Л. 6.

             Там же. Л. 3, 6 об.

             Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 496. Оп. 1. Д. 12596. Л. 107 об.

             Там же.  Л. 58 об.

             Там же. Л. 107.

               Брюсова В. Г. Русская живопись XVII в. М., 1984. С. 144.

               РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 15047. Л. 310.

             Словарь русских иконописцев XI–XVII веков. М., 2003. С. 627.

             Словарь русских иконописцев XI–XVII веков. М., 2003. С. 316.

             Кольцова Т. М. Северные иконописцы: опыт биобиблиографического словаря. Архангельск, 1998; Словарь русских иконописцев XI–XVII веков. М., 2003. С. 316.

 

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 507. Л. 31 об. См. приложение 1.

             Лопарев Х.М. Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. Вновь найденный старообрядческий трактат против самосожжения 1691 г. // Памятники древней письменности. Т. XVIII. СПб., 1895. С. 18.

               Публикуется по оригиналу: РГАДА. Ф. 163. Оп. 1. Д. 11. (Публикация  Е.В. Барсова в журнале “Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских”. Кн. 3. М., 1882. С. 34-35 содержит ряд  фактических неточностей. – В.Щ. )

            О том, что Аввакум по пути следования вел активную проповедническую работу, защищая идеалы “старой веры”, свидетельствуют  страницы его “Жития”:“И мне от царя выговор был: ”власти-де на тебя жалуются, церкви-де ты запустошил, поедь-де в ссылку опять”… Да и повезли на Мезень…А я по городам паки людей божиих учил, а их, пестрообразных зверей, обличал. И привезли на Мезень”.– В.Щ.     

 

             ГАВО. Ф. 34. Оп. 13. Д. 170. Л. 19.

             РГАДА. Ф. 163. Оп. 1. Д. 11.

             “198 году марта в 28 день роспись Черевковские волости крестьянам, кои згорели. 

                Василей да Афанасей Федоровы дети Медведниковых згорели, Василей з женою и з детми, у Афанасья осталась жена, а от роду у нея не осталось, а у них осталось две деревни, а у тех деревень сенных покосов и с нарею копен на тысячу. Да крестьяне Иван Стефанов Спиридоновых з братьями згорели, з женами и з детми, а остался у них брат Стефан Стефанов Спиридоновых же, а у них осталось три деревни да мелница. Деревня Стефана Афанасьева Чайкина и он, Стефан, з женою и з дети згорел, а от роду не осталось никого. Да деревня Бориса Смолникова и он, Борис, згорел з женою и з детми, и от роду не осталось никого”. РГАДА. Ф. 1187. Д. 3740. Л. 1. Благодарю В. В. Копыткова, указавшего этот документ. – В. Щ.

             Дмитрий Ростовский. Розыск о раскольнической брынской вере, о учении их, о делах их. М., 1824. С. 584-585.

             РГАДА. Ф. 1206. Оп. 1. Д. 1072. Л. 1.

             РГАДА. Ф. 163. Оп. 1. Д. 11.

             Цит. по: Барсов Е.В. Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. Кн. 3. М., 1882, С. 35.

             Акты Холмогорской и Устюжской епархий//РИБ. Т. 12. СПб., 1894. С. 1000-1002.

             Лопарев Х.М. Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. Вновь найденный старообрядческий трактат против самосожжения 1691 г. // Памятники древней письменности. Т. XVIII. СПб., 1895.

             Сапожников Д.И. Самосожжения в русском расколе. СПб., 1891.

             Гагарин Ю. В. История религии и атеизма народа коми. М., 1978.

             Камкин А.В. Общественная жизнь северной деревни XVIII в. Вологда, 1990.

             Иванов П. Северные писцовые книги как материал для истории обложения. М., 1900. С. 27.

             Четь – пространство, на котором можно посеять четверть бочки зерна. См.: Мерцалов А.Е. Вологодская старина. Материалы для истории Северной России. СПб., 1889. С. 96.

             Мерзон А.Ц. Писцовые и переписные книги ХV-XVII вв. М., 1956.

             Власова И.В. Русский Север: этническая история и народная культура. XII-XX вв. М., 2001. С. 149.

             Памятная книга Вологодской губернии на 1873 г. Вологда, 1873, С. 53.

             Земля Красноборская: страницы истории и культуры.  Архангельск, 1991.  С. 42.

             Иванов П. Северные писцовые книги… С. 42.

             Перелог – пахотное место, особенно в лесу, оставленное на несколько лет для естественного восстановления плодородия почвы. См.:  Беловинский Л.В. Российский историко-бытовой словарь. М., 1999.

             Мерзон. А.Ц. Писцовые  и переписные книги…

             Бакланова Е.Н. Крестьянский двор и община на Русском Севере. Конец XVII – начало XVIII в. М. 1976. С. 73.

             Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община // Отечественные записки. 1879, № 7- 8. С.

             П. Иванов. Северные писцовые книги… С. 26.

             П. Иванов. Северные писцовые книги…  С. 25.

             РГАДА. Ф. 137. Оп. 1. Д. 195а.

             Таможенные книги Московского государства XVII века.  Т. 1. М., 1950. С. 73.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 2. С. 111.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т.  3. С. 118.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 1. С. 385.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 2. С. 136.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 1. С. 73.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 2. С. 437.

             Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 3. С. 380.

             Земля Красноборская…  С. 42.

             Мерзон А.Ц. Рынок Великого Устюга. XVII век.  М., 1960.  С. 448.

             Земля красноборская…  С. 43-44.

             Романов М. История одного северного захолустья.  Великий Устюг, 1925.  С. 36-37.

             Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. Ч. 1. М., 1999.  С.  306-307.

               Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию.  М., 1906. С. 222-223.

             Чечулин Н.Д. Русские деревянные постройки в XVI в. // Записки Русского Археологического общества. Т. VI. М., 1893. С. 304.

             РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. Д. 514. Л. 1023 об.,  1027.

             Башенькин А.Н. , Кукушкин И. П. Древняя Вологда // Вологда. Историко-краеведческий альманах. Вып. I, Вологда, 1994. С. 38.

             Успенская А.В. Древнерусское крестьянское жилище по материалам селищ // Славяне и Русь. М., 1968. С. 198.

             Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. С. 280.

             Просужих С.Б. Одежда населения Великоустюжского края в XVII в. // Бысть на Устюзе… Историко-краеведческий сборник. Вологда, 1993. С. 88.

             Просужих С.Б. Одежда населения Великоустюжского края в XVII в…. С. 77-78.

             Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906. С. 177.

             Ганина Ю.В. Обувь жителей древней Вологды // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 81-82.

             Путешествие Корнилия де Брюина через Московию. ЧОИДР. М., 1872. Кн. II. С. 95–96.

             Путешествие Корнилия де Брюина через Московию. ЧОИДР. М., 1872. Кн. II. С. 95–96.

             Рабинович М. Г. Одежда русских XIII–XVII вв. // Древняя одежда народов Восточной Европы. М., 1986. С. 66.

             Одежда населения Великоустюжского края… С. 78-81.

Первая четверть XVIII века прошла под знаком петровских реформ. Российское государство полностью и навсегда изменило свой облик.

            Русский Север не остался в стороне от масштабных петровских преобразований, на его уезды и волости легло резко увеличившееся бремя государственных расходов. Значительно уменьшилось население северного региона. Основными причинами  ухудшения демографической ситуации были:

            - военные мобилизации (за 1700-1709 гг. из поморских волостей и уездов в действующую армию было взято не менее 20 тысяч рекрутов);

            -  мобилизации на строительство Санкт-Петербурга, Кронштадта, каналов (с 1707 по 1709 г. на различные стройки Санкт-Петербурга было отправлено более 10 тысяч крестьян, многие из которых погибли от непосильного труда в тяжелейших условиях);

- многочисленные бегства черносошных и дворцовых крестьян.

Существенно изменилась и экономическая ситуация. Постепенно стала падать роль Архангельска как крупнейшего порта, осуществлявшего основные внешнеторговые операции, а вместе с этим и значение Северной Двины как важной транспортной магистрали  России.  В 1710 г. было запрещено вывозить через Архангельск хлеб; указом 1713 г. русским купцам предписывалось привозить пеньку и юфть не в Архангельск, а в Петербург. Позднее этот указ распространился и на икру, клей, поташ, смолу, щетину, составлявшие государственную монополию. В 1722 г. вообще было запрещено возить товары в Архангельск, за исключением только подвоза их из ближайших к нему областей. Принимались и другие дискриминационные по отношению к северному порту меры. Так, товары, направлявшиеся в Петербург для экспорта, не облагались внутренними таможенными сборами, а вывозная пошлина с них была снижена в 1720 г. наполовину. В то же время в Архангельске сохранялась полная пошлина с обязательной уплатой ее ефимками.

Все эти меры принесли свои плоды, крайне негативно сказавшиеся на внешнеторговом обороте Архангельского порта. Если в 1716-1720 гг. в Архангельск прибывало ежегодно в среднем около 140-150 торговых судов, то уже в 1721-1725 гг. – лишь около 50.

Существенно выросли налоги, как изменилась и сама система налогообложения. Вместо подворного в ноябре 1718 г. введено подушное обложение. В целях выяснения численности податного населения стали проводиться переписи. Первый опыт такой переписи был проведен в 1717 г., но он дал такие результаты, что Петр вынужден был  их аннулировать и провести в 1719-1721 гг. ревизию переписи, что и привело к появлению специфического термина – ревизские сказки. Всего в течение XVIII-XIXвв. было проведено десять переписей, последняя из них, десятая,  проводилась накануне отмены крепостного права в 1857-1858 гг.

Результаты первой переписи по Черевковской волости дают следующие результаты:

“Всего в Черевковской волости церковных, причетнических, черносошных крестьянских, посадских монастырских и гостиной сотни Грудцына половничьих и приставных бобыльих и нищенских 310 дворов да мирская земская изба и богадельня”:                                                             

                                                                                                                     Таблица 2.

 

Во дворах людей	Мужеска	Женска
Малолетних до 5 лет	118	130
5 – 10 лет	115	99
10 – 15 лет	81	76
15 – 20 лет	73	95
20 – 25 лет	39	54
25 – 50 лет	299	343
50 лет и старше	100	93
Итого	825	890

 

Для сравнения стоит перевернуть страницу в цитируемой “Переписной книге черносошных крестьян Черевковской волости” 1717 г., и мы увидим, как резко изменилась картина за 40 лет, прошедших с момента последней переписи 1677 г. Далее в книге следует ссылка на количество населения волости в 1677 г.:

 

                                                                                                                      Таблица 3.

 

	Дворы	Мужчин	Женщин
Церковных причетников	7	20	Просвирница
На погосте дворов бобыльих	39	67
Для мирских советов и сборов мирская земская изба	1	2
Черносошных крестьянских тяглых	412	1241
Крестьянских половничьих	9	22
Устюжанина посадского человека половничьих	1	2
Гостиной сотни Грудцына половничьих	3	7
Монастырских половничьих	8	22
Церковных половничьих	2	8
Итого	482	1391	Просвирница

 

Количество дворов уменьшилось более чем на треть – на 36%: с 482 дворов в 1677 г. до 310 – в 1717 г.; количество мужского населения  - на 41%: с 1391 человека до 825 чел.

Выйти на уровень населения конца XVIIв. волость не смогла даже через 30 лет. По результатам 2-й ревизии  1748 г. в волости насчитывалось 1989 человек.

Тем не менее, несмотря на все трудности, Черевковская волость продолжала развиваться. Так, в 1727 г. в селе рядом с деревянной Успенской церковью было начато строительство каменного храма, который после окончания строительства в 1731 г. была освящен во имя Св. Троицы. В 1763 г. к церкви была пристроена колокольня. Церковь была холодной, но в 1765 г. к храму были пристроены два теплых придела: левый - Николая Чудотворца и правый - Ильи Пророка.  Косвенным образом  факт строительства нового храма и его расширения свидетельствует о росте доходов крестьян волости, на деньги которых он строился.

В 1731 г. в дер. Ляхово была построена часовня во имя Николая Чудотворца.  Ляховская часовня была последней, построенной в Черевковской волости в XVIII– XIX  вв. 10 июня 1734 г. последовал императорский указ, запрещавший строительство часовен “в городах, селениях и деревнях и других местах нигде, никому, на новых и на старых местах, вместо старых… отнюдь строить не велено”. Тем самым правительство хотело в корне пресечь любую попытку строительства старообрядческих культовых зданий, полагая, что часовни, особенно в удаленных от повседневного контроля властей местностях, могут стать опорными пунктами распространения старообрядчества.

Преследования сторонников “древлего благочестия” продолжались как в течение царствования Петра I, несмотря на сравнительно более веротерпимую политику самодержца (по сравнению с его предшественниками), так и его преемниками.  В особенности репрессии усилились после 1718 г., когда выяснилось, что староверы оказались замешанными в дело царевича Алексея. Поэтому старообрядцы уходили во все более глухие места, стараясь скрыться от преследования властей. Одним из таких мест стало Верхнее Подвинье (Черевковская и соседние с ней волости). С одной стороны таежная глушь на  стыке Великоустюжской и Архангелогородской епархий надежно защищала  староверов от посягательств духовных и светских властей на их свободу, с другой – благодаря близости Северной Двины, основной транспортной артерии Центрального Поморья, они не лишались свободы маневра и могли почти беспрепятственно поддерживать отношения со своими сторонниками практически по всей территории Русского Севера.

            Власти стремились действовать настойчиво и активно. В августе 1723 г. преосвященный Боголеп, архиепископ Великоустюжский и Тотемский, направил в Черевковскую волость воинскую команду для “сыску раскольников”. Прибыв на место и взяв в понятые местного священника, сотского и пятидесятских, команда обнаружила, что в одном из домов деревни Нестеровской заперлись, приготовившись к самосожжению 25 старообрядцев. На все увещевания и требования подчиниться, староверы ответили отказом. Как только воинская команда приблизилась к избе, старообрядцы оказали вооруженное сопротивление, открыв ружейный огонь, а затем подожгли избу. Спасти не удалось никого.

                        В начале 40-х гг. XVIIIв. в районы Верхнего Подвинья заметно увеличился приток старообрядцев из Выговской обители. Здесь в конце 30-х гг. XVIIIв. один из видных деятелей выговского Богоявленского общежительства старец Филипп столкнулся после смерти руководителя общины Андрея Денисова с его братом Семеном в борьбе за руководство общиной. В 1737 г. Филипп и группа его сторонников покинули общежительство и основали собственный скит. Год спустя, когда выговские лидеры пошли на принципиальную уступку властям и восстановили в своей церковной службе обязательную молитву за царя, Филипп решительно выступил против политики компромиссов. Так родилось наиболее радикальное направление беспоповства – филипповское согласие, стоявшее на ортодоксальных позициях раннего Выга. Разногласия с руководителями Выговской обители и  преследования со стороны властей вынудили филипповцев искать для себя другие прибежища. Одним из таких мест и стали верховья Северной Двины.

 26 октября 1742 г. в Устюжскую провинциальную канцелярию был доставлен задержанный старообрядец, 18-летний крестьянин дер. Нестеровская (той же Нестеровской, где за 20 лет до этого произошло самосожжение! – В.Щ.) Черевковской волости Ефим Никитин сын Засухин. Задержанный сообщил, что на притоке р.Сетры – речке Пойле (выше Уфтюжской волости) находится скит, где скрываются 25 старообрядцев. Тут же была снаряжена команда, которая прибыла в указанное место. Старообрядцы встретили прибывших неприветливо, заявив, что “за древнее благочестие, за старопечатныя книги и за двоеперстное сложение креста он готовы сжечься”. После короткой перестрелки староверы подожгли избу. Сгорел 21 человек, четверых удалось спасти, но один из спасенных, родной брат Ефима Засухина Терентий, заколол себя ножом и спустя четыре часа умер, “радуясь, что так над собою учинить ему удалось смертную язву”. Остальные спасенные показали, что наставником скита был выходец из  Выго-Лексинского старообрядческого общежительства, крестьянин Великоустюжского уезда Осип Сергеев Смиренников.

            Репрессии продолжались и в следующем году. Так, 26 июля 1743 г. команда Великоустюжской канцелярии обнаружила на речке Авнюге, левом притоке Северной Двины, в 25 верстах от Черевкова новый старообрядческий скит. Когда команда подъехала к избе, из окна выглянул старец, который “с яростию стал… разными лаяниями бранить святую церковь и возводить хулу на святейшего патриарха Никона, преосвященного митрополита Дмитрия Ростовского и архиепископа Нижегородского Питирима…”. На вопрос начальника команды, кто он и сколько с ним человек в избе, тот ответил, что “родом он из Каргопольского уезда из Даниловского скита, что на Выге; собралось же с ним мужеска полу 7, а женска – 12 человек”. Несмотря на все уговоры, старец поджег избу, все девятнадцать человек погибли.

            Всего же карательной экспедиции удалось выявить 119 старообрядцев, из них в Черевковской волости – 16, в Пермогорской – 12, в Уфтюжском Верхнем приходе – 9 и в Нижнем – 82 чел. Кроме того, был обнаружен еще один скит в Черевковской волости – на речке Сунга.

            3 декабря того же года Устюжская провинциальная канцелярия заявила, что по сообщению крестьянина Кирилла Большакова на его оброчной рыбной ловле по р. Мотьма (левый приток р. Уфтюга) имеется староверческий скит, где проживают 7 сторонников “старой веры”. Кроме того, по его словам, “с Черевковской стороны бежит народ и съезжается зачем-то в Уфтюжскую волость…” Немедленно туда была направлена воинская команда, которая по прибытии 13 декабря на Уфтюгу установила: в дер. Огарковой, что в 5 верстах от церкви, в доме крестьянина Григория Киржина собралось 64 человека во главе со своим наставником, бобылем той же волости Насоном Масловым с целью самосожжения. Начальник воинской команды принял решение  взять дом приступом, но отложил выполнение до утра следующего дня. Всю ночь старообрядцы решали, что им следует предпринять в создавшейся ситуации. Вначале они хотели тайно выбраться из дома, ставшего для них западней, и уйти в скит на Мотьму, отстоящий от дер. Огарковой на расстоянии 115 верст. Но взвесив все возможности, старообрядцы поняли, что, даже вырвавшись из кольца, они  не смогут преодолеть такое расстояние не будучи настигнутыми по пути. Поэтому утром 14 декабря изба была подожжена,  и “солдаты и крестьяне, прибежавшие на помощь, увидали, что весь уже скит объят пламенем и нет возможности пробраться вовнутрь его”. Однако трех человек: “одного парня, бабу и девку” им все-таки удалось вытащить из огня.

 

 

Продолжали действовать торговые ярмарки; черевковцы сбывали кожи, говяжье сало, рыбу вяленую и соленую, рожь, ячмень, овес как на местном рынке, так и в соседнем Красноборске, а также в Великом Устюге и Архангельске.

                                                                                                         

                                                                                                                       Таблица 4.

           

Цены на основные товары в XVIIIвеке

 

Название продукта	Год	Ед.  измерения	Цена Руб.          коп.
Рожь	1761	Четверть	2                 25
Пшеница	1761	“	5                40
Овес	1761	“	1                20
Горох	1763	“	2                35
Свечи сальные	1765	Пуд	2                40
Масло коровье	1766	“	2               00
Масло деревянное	1705	“	6               00
Масло льняное	1766	“	1               80
Семга	1761	“	2               50
Треска	1702	“	30
Палтус	1711	“	60
Икра нельмы	1711	“	1               20
Икра сиговая	1711	“	1               60
Сало ворванье	1761	“	1               80
Вино горячее	1761	Ведро	90
Вино виноградное	1761	“	3               20
Ладан	1761	Пуд	14             40
Воск	1763	“	7               60
Мед	1761	“	1               90
Железо	1762	“	65
Медь	1762	“	8
Фунт	1705	Фунт	25
Сахар	1762	Пуд	5               80
Лимоны	1763	100 шт.	11             12
Яйца куриные	1766	“	40
Огурцы	1763	Тысяча шт.	1               10
Дрова	1766	Сажень	40
Лук	1705	Четверть	1               32
Лапти липовые	1702	100 шт.	60

           

Во второй половине XVIIIв. крестьяне, в том числе и Черевковской волости, все активнее втягивались в торговлю и предпринимательство. В общественной мысли страны обсуждался вопрос о возможности крестьянской собственности на землю, поднималась новая волна крестьянского движения. Еще рано было говорить, что эти явления угрожали устоям империи и всей системы, но в правящих кругах уже осознавалось, что ими нужно научиться управлять, ставить их в рамки закона. Назрел пересмотр устаревшего Соборного Уложения 1649 г., которое за сто с лишним лет обросло массой новых законоположений, подчас противоречивших друг другу. То, что не успел осуществить Петр I, сделала Екатерина II, созвав Комиссию по разработке проекта нового Уложения. Созыв и работа в 1767-1768 гг. Уложенной Комиссии стал по праву одним из наиболее ярких шагов начального этапа екатерининского царствования.

            Правительство проявило готовность услышать все оттенки общественного мнения – 564 депутата Комиссии от всех сословий империи опирались в своей законотворческой деятельности на полторы тысячи наказов. В этом грандиозном замысле нашлось место и голосу северного крестьянства: пять депутатов от государственных крестьян северных провинций прибыли в Москву для участия в работе Уложенной Комиссии. Среди них был и посланец Великоустюжской провинции – крестьянин  дер. Суслоновской  Черевковской волости Василий Васильевич Ключарев.

            В. Ключарев активно включился в работу Комиссии, а его выступление 18 октября 1767 г. в дискуссии о праве государственных крестьян на торговлю стало своего рода обвинением  купечества Великого Устюга, Яренска и некоторых других северных городов. Ключарев нарисовал яркую и конкретную картину вторжения купечества в государственную деревню и превращения его в земле- и душевладельцев. Он показал знание статей екатерининского наказа, нашел в них обоснование своим предложениям. В его выступлении прозвучала скрытая критика ряда законов и указов, позволяющих купцам покупать в уездах земли, в результате чего они “сделались настоящими владельцами над означенными крестьянами”. Выполняя наказ своих земляков, он предложил запретить купцам владеть землями, вернуть последние “к государственным волостям”, а половников “от их невольнического рабства освободить” и впредь не позволять купцам записывать за себя государственных крестьян в половники, а позволять им лишь вольный найм.

Реальная деятельность Василия Ключарева и других крестьянских депутатов от Русского  Севера позволила оказать непосредственное воздействие на осмысление проблем той эпохи различными направлениями общественной мысли России. Они сумели не только обобщить материал наказов, усилить некоторые их аспекты, но в ряде случаев выйти за рамки сословного мышления и осуществить свою, крестьянскую интерпретацию некоторых из ведущих идей Просвещения.

Необходимо отметить, что в последней четверти XVIIIвека, положение северного крестьянства существенно улучшилось. Как следствие, увеличилось население волости: по ревизии 1782 г. в волости числилось 3817 душ мужского и 4037 женского пола.

В Черевковской волости по материалам Генерального межевания 1783 г. имелось 18608 десятин земли, из них под усадьбами было занято 460 десятин, под пашней – 6994 десятин, сенных покосов – 4780 десятин, леса – 9350 десятин, неудобий – 1459 десятин.     

 

---

              Булатов В. Н. Русский Север. Кн. 3: Поморье. Архангельск, 1999. С. 243.

              Кондрескул А.М. Архангельский край и Северная война (1700-1721) // Памятные даты Архангельской области. Архангельск, 1996. С. 33.

              Огородников С. Очерк истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении. СПб., 1890. С. 148.

              РГАДА. Ф. 350. Оп. 1. Д. 437. Л. 67 об.

              Там же. Л. 68.

              РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Ч. II. Д. 3762. Л. 969 об.

              Тупицын С.И. Хроника земли Красноборской. Красноборск, 1998. С. 39.

              Черевковский филиал Красноборского историко-художественного музея. Архив семьи Мокеевых. Прошение о перестройке колокольни. 1836 г. Л. 1.

              Пономарев В.А. История Черевковской волости. Архангельск, 2002. С. 60.

             Там же.

             Собрание постановлений по части раскола. СПб., 1875. С. 1.

             Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 4. Д. 441.

             В 1742 г. Филипп и часть его сторонников погибли самосожжением, когда у стен их скита появилась воинская команда - В.Щ.

             РГАДА. Ф. 350.Оп. 2. Д. 3762. Л. 896 об.

             Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. СПб., 1911. Т. 23.  С. 64-65; Сапожников Д. И. Указ. соч. С. 91.

             По-видимому, речь идет о так называемом Завальском ските на р. Ухваж, притоке Авнюги - В.Щ.

             Описание документов и дел… Т. 23. С. 68; Сапожников Д.И. Указ. соч. С. 92.

             Описание документов и дел… Т. 23. С. 69-70.

             Описание документов и дел… Т. 23. С. 74-75; Сапожников Д.И. Указ. соч. С. 93.

             Вологодские епархиальные ведомости. 1894, № 24. С. 380-382.

 

             РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Ч. II. Д. 3762.  Л. 966.

             Камкин А.В. Общественная жизнь северной деревни XVIII в. Вологда, 1990. С. 76-77, 85-86.

 

             РГАДА. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 128, N по Генеральному плану  475.

Волость в XIX - начале XX века.

Вячеслав Румянцев

К началу XIXв. некоторые из идей, высказанные крестьянскими делегатами Уложенной Комиссии обрели практические очертания. Так, Генеральное межевание 1782 г.  закрепило все частные земли за владельцами, а правительственное распоряжение 1801 г. разрешило свободным людям владеть землями на правах полной собственности и приглашать на эти земли половников. Главными владельцами земельных участков на правах собственности в Черевковской волости были крестьянские сельские общества.

За сто лет население волости значительно выросло. Так,  в Черевковской волости насчитывалось:

-       в 1881 г.: 219 деревень, 1408 дворов и 9549 человек;

-       в 1893 г.: 223 деревни и 10701 человек.

В состав волости входило 4 сельских общества: Черевковское, Холмовское, Фоминское (бывшая волость Сидорова Едома) и Ляховское. В 1896 г. Ляховское сельское общество выделилось в самостоятельную волость.

В административном отношении волость возглавлялась волостным старшиной, избираемым волостным сходом из наиболее авторитетных и зажиточных крестьян сроком на три года. В состав волостного правления входил также волостной судья, разбиравший, главным образом, административные правонарушения, сборщик податей и волостной писарь, в обязанности которого входило все делопроизводство волостной избы. Сельские общества возглавлялись выборными сельскими старостами.

В конце 80-х годов XIX века старшиной Черевковской волости был избран Петр Шашков, должность волостного судьи занимал Афанасий Шиловский, сбором податей ведал Иван Алсуфьев. Делопроизводством волостной избы занимался писарь Андрей Шванев.

 

Церковь. В XIXв. на территории волости было два храма – деревянная Успенская и каменная Троицкая церкви, обе в селе Черевково, а также четыре часовни:

-       часовня “над могилой иерея Петра, убиенного ляхами” в Черевкове, построена в 1658 г., молебны проводились 2 раза в год, для “усердствующих” служились панихиды;

-    часовня на месте Троицкой обители в Черевкове во имя Св. Живоначальной Троицы и Св. благоверного князя Александра Невского, построена в 1891 г., молебны проводились 2 раза в год;

-       во имя Георгия Победоносца в дер. Сакулинской (Большое Пиликино), молебны проводились 4 раза в год;

-       во имя Николая Чудотворца в дер. Ляхово, построена в 1731 г., молебны проводились 4 раза в год.

Кроме того, в дер. Сакулинской рядом с Георгиевской часовней находилась еще одна,  более старая часовня. В 90-е гг. XIXв. она уже не использовалась по прямому назначению. В сенях этой старой, имевшей одно слюдяное оконце часовни хранились тенёта (веревочные сети) и рогатины, с помощью которых местные крестьяне устраивали в лугах облавы на волков.

            В 1838 г. в Троицкой церкви была перестроена каменная колокольня, так как колокольня, возведенная в XVIIIв. не могла вместить всех колоколов, приобретенных прихожанами в дар церкви. Так, самый большой колокол, весивший 306 пудов, с момента его приобретения в 1818 г. находился на земле и только в 1838 г. водружен на колокольню. Величественный колокольный звон был слышен за 15 км. Все строительство было проведено на деньги прихожан. (Колокола были сняты в начале 30-х гг. ХХ в. Сама колокольня разобрана в 1932 г.)

            В 1884 г. была отремонтирована, обшита досками и вновь освящена Успенская церковь. В 1894 г. известный русский художник В.В. Верещагин, посетив Черевково, так описывал эту церковь: “…большая, старая, очень интересная церковь, о которой я слышал еще в Москве – ревнители благолепия сломали древние украшения XVIIвека, заменивши их ярко раскрашенными, раззолоченными новыми; пробили новые окна затейливого вида и даже на диво толстый сосновый лес в трапезе церкви густо выкрасили белою масляною краской…Прихожане, между которыми много раскольников, пытались спасти старину, но причт, поклонник благолепия в новейшем вкусе, настоял на своем и привел старую постройку “в порядок”. Лавочник Пирогов – имя богача радетеля – может гордиться такою реставрациею – жаль, что ни с чьей стороны не наложили уздечки на его усердие, и памятник старины почти погиб под резьбою, масляными красками и сусальным золотом”.

            В разное время в черевковских храмах служили:

1797 – 1815 гг. – священник Георгий Кодратов,

1821 – 1842 гг. – священник Алексей Либеровский,

1823 – 1832 гг. – священник Григорий Попов,

1835 – 1847 гг. – священник Павел Поляков,

1843 – 1861 гг. – священник Прокопий Чурин,

1840-е гг. – священник Арсений Попов,

1847 – 1852 гг. – священник Арсений Кузнецов,

1850-е гг. – священник Иоанн Соколов,

1851 – 1861 гг. – священник  Аполлон Иванович Замараев,

1880 – 1900-е гг. – священник Иоанн Белоруссов,

1890-е – начало 1900-х гг. – священник Харлампий Пулькин, псаломщик Павел Щергин,

1890-е гг. – священник Степан Федорович Островский (умер 26 июня 1903 г.),

 1900-е гг. – священник Василий Степанович Островский, псаломщик Василий Кичанов.

            У Черевковской Успенской церкви имелась 141 десятина церковной земли, в том числе одна десятина под кладбищем, взамен которой церковь получила в 1884 г. от прихожан из их надельной земли одну десятину в виде пожни Пловодской. Владея землей на торговой площади села и несколькими торговыми лавками, церковь ежегодно получала немалый доход. К этому следовало бы присовокупить различные суммы, поступавшие от прихожан в виде пожертвований.

Так по клировой ведомости Успенской церкви выглядели ее доходы в 1889 г.:

-   от торговых лавок                                                                           до 500 руб. в год

-   от пожертвованной земли землевладельцем Чулковым              140 руб.

-   от землевладельца Шашкова                                                               15 руб.

-   в пользу приходской богадельни от землевладения Шашкова    10 руб           

-       на содержание церковного причта Высочайше

 утвержденный оклад жалованья                                                          341 руб. 04 коп.

-   в кружку                                                                                                  752 руб. 91 коп.

-       доходы от разных банковских процентных билетов

 на сумму 1867 руб., пожертвованных на поминовение

 родов Гусевых, Шашкова и др., в виде процентов                            87 руб. 69 коп.

- по вкладному билету                                                                              16 руб. 77 коп.

- от урожая на пахотной земле                                                                400 руб.

- от сенокоса (солома, 1600 волоковых копен сена на

прокорм скота)                                                                                            - 

- от скотоводства                                                                                        250 руб.

- от огородничества                                                                                      - 

- за празднование славы:

         в Рождество        зерна       100 пудов

                                деньгами         50 руб.

         в Пасху хлеба печеного на 40 руб.

                                деньгами       130 руб.,   всего                                  320 руб.,

                                                                а  всего   2171 руб. 64 коп. плюс 16 руб. 77 коп.

      На попечении церкви находилась местная богадельня, в которой в конце века находили приют 20 человек.

       Обеспечение церкви всем необходимым всегда считалось делом всей крестьянской общины. В этих целях крестьяне-прихожане устраивали церковные “помочи”. Так, например, ежегодно крестьяне заготавливали дрова для отопления церкви в зимний период и в назначенный день свозили их к церковному зданию, где дрова также сообща пилились и кололись. После совместной работы устраивалось угощение заблаговременно сваренным пивом. Продукты для варки пива собирались церковным старостой.

       В Ляховском сельском обществе Черевковской волости для содержания местной часовни, ее ремонта, украшения деньги собирались за счет сдачи обществом в аренду рыбных ловов на заливных водах отдельным крестьянам. Причем рыбные ловы выделялись на основе конкурса: кто из желающих заплатит больше.

       В волости широко отмечались  Рождество, Пасха, двунадесятые праздники: Никола летний – 22 мая и Никола зимний – 19 декабря, праздник Покрова Богородицы – 14 октября, Ильин день – 20 июля, Успение Богородицы – 15 августа.

      В тех деревнях, где были часовни, также проходили праздники в честь святых, во имя которых эти часовни были освящены. Например, в Холмове в часовне Георгия Победоносца трижды в году: в Егорьев день – 6 мая, Петров день – 12 июля и праздник Покрова проводились службы: священник и дьякон, приехавшие из Черевкова, служили в часовне молебен, затем шли к высокому крытому сверху помосту за речкой Ерихой, где молебен продолжался. К этим дням крестьяне Холмова сообща варили пиво (до 40 ушатов). Около часовни устраивался торжок – приезжали торговцы с разными товарами, главным образом, со сладостями.

          Следовало бы отметить, что небесными  покровителями деревень Холмовского сельского общества издавна считались Георгий Победоносец и апостол Петр.

 

          Старообрядчество. В XIXв. Черевковская волость продолжала оставаться главным оплотом старообрядчества в Сольвычегодском уезде. Старообрядцы Черевковской волости были так называемыми беспоповцами. Основанием для появления  примерно в 1685 г. беспоповского толка послужило учение об антихристе, который, по представлениям раскольников,  царствует на земле. “Раз это так, то православие утрачено; на земле нет и не может быть священства; для общения с Богом достаточно молитвы и духовных упражнений; посредничества церкви не нужно”. “Начатки учения о беспоповщине положил старец Капитон”. Распространению беспоповщины на Русском Севере и, в частности, в Черевковской волости способствовали давние традиции, приучившие местное население обходиться без официальных священников, выбирая священнослужителей из своей среды (см. выше раздел: XVIIвек. Церковь). В Черевкове получил распространение филипповский толк беспоповщины, который был наиболее почитаем среди местного населения за те высокие требования, которые “отцы духовные” предъявляли к себе и своей пастве. Учение филипповцев получило в народе наименование “высокая вера”,  оно появилось в 1730-х гг. “Филипп в миру назывался Фотием; служил в стрелецком полку, бежал во время сражения под Нарвой и поселился в Выгорецкой пустыни. Там он был сначала простым монахом, затем на него возложили обязанности духовного отца. В знак протеста против принуждения иноков Выгорецкой пустыни молиться за царя Филипп с несколькими единомышленниками ушел из монастыря и построил кельи на р. Умбе. В 1743 г. против него была направлена воинская команда, при приближении которой Филипп заперся в избе вместе с 70 своими приверженцами и сгорел. В 1747 г. сгорел вместе с 98 своими приверженцами  последователь Филиппа некто Терентий. В 1750 г. сжег себя с несколькими десятками лиц новый вожак, старец Матвей. С той поры самоубийство считается у филипповцев мученичеством за веру”.

          Центром движения филипповцев в Сольвычегодском уезде стало Черевково, где была жива память о самосожжениях  односельчан в XVII– XVIIIвв. Здесь сосредоточилось большое количество наставников и начетчиков, которые постоянно поддерживали связь с другими старообрядческими центрами: Москвой, Поморьем, Кокшеньгой (Тотемский уезд), Нижним Новгородом и Доном. Наставники и начетчики пользовались в среде старообрядцев огромным авторитетом. В основном это были люди грамотные, знатоки старинной книжности, нередко довольно богатые. В энциклопедическом словаре “Христианство” дано такое определение начетчикам: “начетчик – так называются у русских старообрядцев их богословы, высшее достоинство которых, со старообрядческой точки зрения, состоит в возможно большей начитанности в старопечатных (дониконовских) книгах, относящихся к богослужению и содержащих в себе творения св. отцов”.

          В Черевковской волости такими авторитетными руководителями старообрядческих общин были “ученый-раскольник”Иван Андреевич Шаньгин, Иван Гаврилович Квашнин, путешествующий “постоянно для пропаганды в Тотемский уезд…, в Архангельскую губернию, в Москву”и “живое звено между московскими и черевковскими раскольниками”Александра Никитична Морозова.

          Официальное число староверов в волости в 1897 г. составляло 185 человек, мужчин 61 человек, женщин 124. В рапорте особого благочинного по делам раскола 4-го округа Сольвычегодского уезда священника Черевковской Успенской церкви Х. Пулькина за 1897 г. говорилось, что во время проведения первой всероссийской переписи под влиянием высокого авторитета старообрядцев многие православные жители стали записывать  себя “христианами древле-греко-российского православного соловецко-поморского потомства”. В то же время их неофициальное количество было намного больше. По В.А. Пономареву, “они были чуть ли не в каждой деревне”.

          Старообрядцы имели в доме А.Н. Морозовой на речке Тядиме свою моленную, рядом располагались старообрядческие богадельня и кладбище. Моленная представляла собой большой дом с куполом и крестом, а богадельня состояла из нескольких маленьких двухкомнатных домиков, в которых размещалось не менее 60 стариков и старух. В доме А.Н. Морозовой  работала старообрядческая школа: “раскольники Черевковские, как более деятельные, сами устраивают у себя нечто вроде школы и учат попавших к ним детей по-своему”. Под руководством А.Н. Морозовой молодые девушки учились читать по-старославянски, осваивали древнюю крюковую нотную азбуку. Сборники, переписанные в этой общине, часто отправлялись в  Москву своим заказчикам.

           Для обучения пению  из Москвы специально приглашались старообрядческие специалисты: “выехавший из Москвы Степан Шарапов разъезжает по Двине, набирая учеников, и на месте знакомит их с певческим искусством. … Своим пением раскольники стараются блеснуть во время праздничных служб, при отпевании покойников, в поминальные дни. Благоустроенные хоры, например Черевковский, для отпевания умерших, для отправления праздничных богомолий и в других подобных случаях появляются в разных волостях, куда приглашает их своя братия, оплачивающая труды и поездку певцов”.

          Старообрядческие богослужения проводились  в домах наставников, которые зачастую сами и проводили службы. Комнаты моленной “украшаются по одной стене рядом или несколькими рядами икон, перед иконами ставится или устраивается род аналоя, на котором лежат книги необходимые, несколько лестовок, повешенных на гвоздике около икон или около окна, несколько подручников, лежащих на полке около стены или на особенных полках, подвешенных посреди комнаты, несколько прямых скамеечек под лавками и под иконами, кадильница с ручкой, помещенная около икон, щипчики и подносик – принадлежности снимания нагара со свечей… По направлению от иконостаса ко входу подвешивается занавеска, разделяющая во время молений мужчин и женщин… После молитвы обязательно бывает общая трапеза, для которой в общепоминальные дни богомольцами наносится столько пирогов, что они не могут быть поедены и служат предметом раздачи нуждающимся. А в дни поминовения частных лиц по заказу их родственников трапеза приготовляется хозяевами моленной, получающими за это немалую плату от заказчиков, поэтому содержать моленную дело довольно выгодное”.

          “На большие праздники и на Великий пост у раскольников бывает особенно продолжительное и торжественное богослужение. В эти дни они … зовут православных посмотреть на их моление. И многие из православных, особенно в деревнях, далеко отстоящих от храма Божия, посещают раскольнические моленные… Православный посетитель моленной  воочию видит благочестивое, строгое исполнение богослужения… Все молящиеся имеют смиренную позу и, смотря на наставника, исполняют все поклоны, положенные по уставу; черное однообразное одеяние; низкие поклоны, неторопливое и внятное чтение; печальное пение; истовое каждение; смиренная, тихая походка наставника”.  

          Борьба с расколом, даже по мнению самой Православной церкви, была малоэффективной. Тому был ряд как объективных, так и субъективных причин:

          1.“Крепко утвердившийся взгляд на аскетизм в сознании русского человека как на идеал жизни, веками воспитанная и в природе русского человека лежащая наклонность, желание подвига, посвящение себя Богу и отрешение от всего земного, мирского, имеет важное значение для живучести раскола. В расколе обычно состоят лица почтенного возраста, по крайней мере наружно хорошей жизни, удалившиеся от прелестей мира, похожие на иноков. В местностях, где силен раскольнический дух, население относится к расколу, как к вере людей, удалившихся от мира и предавшихся подвигам спасения души и богоугождению; оно хочет, мечтает, хотя бы в конце своей жизни отдаться такой жизни и переходит в раскол”.      

            2.“Должно признаться, что наше отправление богослужения бывает часто с отступками от устава, что служит предметом нареканий со стороны раскольников. Например, в будничные дни в иных храмах вечерни совершаются не с вечера, а утром, … ирмосы канона в иных церквах читаются, а в иных нет; … при совершении чина погребения, панихид и молебнов отправляется только половина положенного по уставу. Чтение и пение…бывает торопливое, невнятное… Раскольники, приверженные к букве, …совершают свое богослужение истово и с соблюдением устава. В этом заключается сила их”.

            3.“Моральная и, главное, материальная поддержка, идущая извне, придает нашему расколу характер особой стойкости и независимости от постороннего влияния. На поддержание благолепия в моленных получаются средства не только от принадлежащих моленной прихожан, но и со стороны почти всей матушки Руси. Так, в отчетном моленная Морозовой в Черевкове получила 300 рублей даже из Одессы”.

            2-4 июля 1903 г. в Черевкове “как центральном среди других двинских приходов пункте и видном гнезде старообрядчества”был проведен миссионерский съезд  по борьбе с расколом.  На нем присутствовало 25 священников, епархиальный миссионер и некоторые из местных учителей. Заседания съезда проходили в только что отстроенном здании церковно-приходской школы. Съезд подытожил работу по борьбе со старообрядчеством с момента создания в 1896 г. Стефано-Прокопьевского миссионерского братства и наметил пути его дальнейшей деятельности.     

 

Сельское хозяйство. В XIXв., по-прежнему, основным занятием крестьян волости  являлись земледелие и скотоводство.

Земледелие. “Местоположение по большей части ровное и лесистое, материк земли сероглинистый, хлеб сеется большею частию рожь, ячмень и овес… Под рожь пашут три раза: первый раз в мае, второй – на исходе июня, третий – на исходе июля или в начале августа и тогда сеют рожь. Под ячмень пашут дважды, сперва осенью и в другой раз весною перед самым посевом, а под овес так же, как и в других местах – однажды. Пашут сохами на лошадях, а землю удобряют навозом”.

На протяжении всего столетия основными орудиями обработки почвы продолжали оставаться так называемые косули. “Они не имеют резака или ножа и приближаются более к сохе, вместо целого орала или сошника имеет два лемеха наподобие сохи, для отвала земли к переднему лемеху приделывается палица. Железные бороны не встречаются, а употребляется обыкновенная деревянная борона, на подсеках – борона суковатка. … полевые работы выполняются собственными силами, наем рабочей силы только в крайних случаях. Издревле в некоторых местах существует половничество”.

Как орудия труда, так и урожайность основных культур в XIXв. мало изменилась по сравнению с XVIIв. Так, средняя урожайность в Сольвычегодском уезде, в состав которого входила Черевковская волость, в 70-е годы девятнадцатого столетия составляла:

-       пшеница – 2,16 центнера с гектара (норма высева  - 2 ц /га),

-       рожь – 7 центнеров (норма высева – 1,3 ц /га), 

-       овес  – 8 центнеров  (норма высева – 3,8 ц /га),

-       ячмень -  7,7 центнеров  (норма высева – 2 ц /га),

-       лен – 3,5 центнера волокна (норма высева – 1,3 ц /га).

                                                                                                                                Таблица 5.

 

Размеры сельскохозяйственных угодий Черевковской волости в 1872 г.

 

 

	С е л ь с к и е           о б щ е с т в а				Волость в целом
	Черевковское	Холмовское	Ляховское	Фоминское
Общее кол-во земли в десятинах	3322	6242	7128	5085	21777
Усадьбы	31,5	44,5	73	7,5	156,5
Пашни	908,5	1106	865	256	3135,5
Сенокосы	1017	1103	2574	146	4840
Лес	428	1044	804	3042	5318
Всего удобной	2385	3298	4317	3451	13451

           

Как и прежде крестьянские хозяйства выращивали много репы. Культивировался лук, редька, кое-кто выращивал капусту.

            Примерно с 30-х гг. XIXв. в волости стали выращивать картофель. “По преданию первые посадки картофеля в Холмовском сельском обществе были произведены на поле около торгового тракта южнее границы деревни Большая Клецовская (около дома Д.М. Гусева). Поле это и теперь называется “картовным”.

            В 1844 г. участки под разведение картофеля существовали во всех сельских обществах Великосельской волости (так тогда именовалось объединение Черевковской и Пермогорской волостей): Холмовском, Алексеевском и Русановском. За проданный картофель Холмовское общество выручило 6 руб. 73 коп., Алексеевское – 7 руб., Русановское – 12 руб. 85 с половиной коп.

            В 80-е гг. крестьянин-опытник Федор Степанович Мокеев на своем опытном поле у деревни Мыс на речке Лудонге сеял кукурузу, озимую пшеницу, гречиху, листовой табак. Он же экспериментировал с травосеянием. Федор Степанович разбил большой сад, где росли яблони, груши, вишни, черная и красная смородина, крыжовник. На берегу Лудонги им была посажена кедровая роща, которая сохранилась до сих пор.  

Животноводство. Наличие в окрестностях Черевкова великолепных пойменных заливных лугов обусловило развитие в волости животноводства, преимущественно мясного направления. На заливных лугах крестьянские хозяйства заготавливали сено со значительным избытком, что позволяло не только держать несколько лошадей  и  коров, но и откармливать быков на продажу. Мясное животноводство существовало здеь исстари: в середине XVIIв. “устюжанин Усов держал зимой в Сидоровой Едоме на откорме 16 своих быков”. Высокое качество трав и длительный отбор наиболее продуктивных экземпляров способствовали появлению особой разновидности крупного рогатого скота – черевковской комолойпороды. Черевковские быки давали мяса в среднем 240-300 кг и сала – 30-50 кг, коровы были крупнее обыкновенной русской коровы, но уступали холмогоркам по величине и красоте. “Двинской скот по мясным качествам не уступит черкасскому”. В 1848 г. стоимость пуда соленой говядины колебалась от 70 копеек до 1 рубля (в зависимости от времени года), пуд свежей говядины стоил 75 коп. – 1 руб. 28 коп., пуд топленого коровьего масла – от 4 руб. до 4 руб. 40 коп.

В первой половине XIXв. крестьянские хозяйства выращивали быков  в течение 7-9 лет, причем период откармливания занимал 2-3 зимы. Такие быки давали большое количество как мяса, так и сала очень высоких вкусовых качеств, что резко выделяло черевковский скот среди других пород. К 80-м годам того же столетия период содержания по экономическим соображениям сократился до 3-4 лет, а период откармливания стал занимать всего 3-4 месяца, при этом в определенной степени ухудшилось и качество мяса.

Процесс откармливания быка в течение 5 лет иллюстрирует пример из деревни Смоленец Черевковской волости:

1-й год.

            В 1-е полугодие бычку давалось:

            молока снятого – 300 л, хлеба печеного – 32 кг.

            Во 2-е полугодие:

            сена – 450 кг, муки -  24 кг.

2-й год.

            Сена – 1000 кг, соломы – 660 кг.

3-й  и 4-й год.

            Сена – по 1000 кг, соломы – по 1000 кг. 

5-й год. Бык ставится на откорм:

           сена лучшего качества – 2000 кг, муки в заварку с сеном – 32 кг.

Стоимость годовалого быка в 1883 г. составляла – 6-8 руб.,

                    2-х летнего                                                 - 18-20 руб.

                    3-х летнего                                                 - 25-30 руб.

                    4-х летнего                                                 - 30-40 руб.

                    5-х летнего                                                 - 60-70 руб.

            Зажиточные крестьяне Черевкова широко практиковали скупку 3-4 летних еще неоткормленных быков у бедных крестьян. Обычно это делалось в ноябре-декабре, после чего скупщик откармливал быка в течение 3-4 месяцев и с выгодой для себя продавал его весной.

Технология содержания скота в течение года в Черевковской и соседних с ней волостях была такова (даты даются по новому стилю):

- с середины октября (обычно с Покрова) и до 22 мая (Николин день) – содержание в хлеву;

- с 22 мая по 12 июля скот пасся на выгоне (чтобы животные не страдали от оводов и слепней, выпас производился в ночное время, а днем скот находился в хлеву);

- с 12 июля (дата окончания сенокоса) скот перегонялся на луг, где пасся на отаве вплоть до Покрова.   

“В лугу каждая деревня имела свою избушку. Вокруг этой избушки из хвороста устраивались пригоны для содержания скота ночью. По вечерам из деревень в луга приходили женщины с туесами на дойку коров. После вечерней дойки они оставались в избушках на ночь, спали вповалку на нарах, застеленных сеном. После утренней дойки доярки возвращались в деревню. Эта пора называлась “красованье”.

                                                                                                                     Таблица 6.

 

        Количество сена и крупного рогатого скота в двух сельских обществах

                                     Черевковской волости в 1883 г.

 

Сельские общества	К-во сена на                душу	Быки	Коровы	Телята
Холмовское	60 копен	925	693	255
Черевковское	40 копен	345	645	168

 

Из сравнения отношения количества быков к коровам автор цитируемой работы делает вывод о том, что экономическое положение Холмовского сельского общества по сравнению с Черевковским обществом гораздо лучше. Этот вывод автор подтверждает количеством заготавливаемого сена в обоих обществах: в Холмовском его заготавливали на душу населения на 33% больше, чем в Черевковском. В среднем, по Черевковской волости, как и по Сольвычегодскому уезду на одно крестьянское хозяйство приходилось 1-2 лошади и 4 головы крупного рогатого скота.

Достаточно сложной задачей являлось распределение сенокосных угодий. Дело в том, что разные участки давали различное количество сена, которое также различалось по качеству. Чтобы создать примерно равные условия для каждого члена крестьянской общины, сенокосы  поочередно распределялись между отдельными деревнями и дворохозяевами. Существовало много способов распределения луговых земель, самым простым была обычная жеребьевка по количеству ревизских душ. Более рациональным выглядела так называемая “годóвка”. “Годоваться” значило по очереди из года в год пользоваться известными частями общинных земель. В Черевковской волости практически использовалось сразу несколько достаточно сложных, а иногда и вызывающих улыбку приемов разверстки сенокосов. О том, как это делалось в Черевкове в 70-е годы XIXв., рассказал в своей работе “Сольвычегодская земельная община” Ф. Щербина, революционер-народник, проведший в сольвычегодской ссылке несколько лет:

 “Но встречаются также порядки пользования сенокосами во многом отличные от всех тех, которые описаны выше. При этих порядках даже душевая разверстка сенокосов не всегда бывает ежегодной, а производится иногда ежегодно, а иногда раз в два и три года. Такие порядки встречаются в Холмовском и Ляховском обществах, отличаются своей крайней запутанностью и неразлучны с некоторыми злоупотреблениями. Порядки эти основываются на довольно странных и своеобразных крестьянских понятиях о так называемых “печишных” и “казенных”сенокосных землях.

Между “печишными” и “казенными” пожнями не существует никакой разницы как потому, что они составляют собственность всего общества, так и потому, что и те, и другие могут изменяться в своем размере и переходить частями во временное пользование от одной деревни к другой. Существуют, собственно, одни “печишные” пожни, и затем они переходят частями от одной деревни к другой в виде дополнения – “казенных”. Тут существенно важным оказывается собственно обычай, дающий каждой деревне право на пользование сенокосами прежде всего в “печишных” пожнях, то есть таких, какие издавна считались за нею.

Самый порядок подушной разверстки сенокосов обусловливается поэтому двоякого рода требованиями – равномерностью подушного дележа и возможностью пользоваться сенокосами в одном и том же месте из года в год. По принципу, дележ сенокосных угодий должен производиться при непременном соблюдении обоих этих условий. Для дележа на таких основаниях своих сенокосов крестьяне обыкновенно выбирают из среды своей несколько лиц, известных под именем “сеноразводчиков”. Осенью эти сеноразводчики ходят по отдельным пожням и определяют степень их доходности на основании урожая. Если окажется, например, что все сенокосные земли принесли около 81160 пятипудовых копен, то при 2029 душах ревизского населения на каждую “душу” должно приходиться, следовательно, по 40 копен. Цифра 40 и будет служить, таким образом, общей средней нормой душевого надела. Затем остается определить только доходность “печишных” сенокосов для каждой деревни и, прикинув их на количество “душ” этих деревень, убавить при избытке и пополнить при недостатке новыми пожнями из “печишных” сенокосов других деревень. Все это обыкновенно записывается  и вносится в особые реестры. Весной “сеноразводчики” снова уравнивают пожни между отдельными деревнями, смотря по видам на урожай каждой пожни и тем или другим повреждениям, которые причинила сенокосам вода. Затем выдаются уже отдельным домохозяевам самые “билеты” на пожни – небольшие клочки бумаги – за подписью двух–трех сеноразводчиков с пометкой названия пожни, количества сена и проч.”.

Но самым оригинальным способом делились сенокосы в Черевковском сельском обществе Черевковской волости:

Разверстка “производится не посредством метания жребия, а при помощи свободной конкуренции, вроде того, как это бывает на аукционных торгах. Так как все сенокосные земли Черевковского общества состоят из множества более или менее незначительных по размеру пожней, то весной, когда происходит общая душевая разверстка, дележ принимает такой вид. Собирается сход группы деревень. Какой-нибудь домохозяин, которому приглянулась известная пожня, заявляет сходу, что такую-то пожню он берет за один, два или полтора душевого надела, смотря по тому, сколько “душ” она может обеспечить на самом деле. Если при этом не окажется никаких других претендентов на объявленную пожню, то она остается с согласия схода за объявившим ее домохозяином; но если между другими домохозяевами находятся конкуренты, тогда происходит состязание. Положим, первый домохозяин объявляет, что он берет пожню, как обеспечивающую полный душевой надел. Тогда его конкурент объявляет со своей стороны сходу, что он берет ее за один душевой надел и “за полштофа водки”. Третий конкурент заявляет, что он берет пожню за один душевой надел и “за два штофа водки”. Начинается, таким образом, состязание между несколькими конкурентами, которое и выражается в постепенном увеличении числа штофов. Тот, кто насулит больше штофов, и получает с согласия схода пожню. Если он насулит столько косушек или штофов водки, что их общее количество составляет четверть ведра, то это означает, что он оставляет за собой пожню, как один полный душевой надел и четверть другого полного душевого надела. Полведра, следовательно, соответствует полудушевому ревизскому наделу, а ведро – полному. Излишки сверх четверти или недостающее до нее количество водки на самом деле покупаются общинниками, которые и распивают потом всем “опчеством” водку.

По-видимому, этот курьезный и сомнительный по своему характеру дележ должен бы вносить массу безобразий и злоупотреблений в среду общинников при ежегодных душевых разверстках сенокосов, но на самом деле ничего подобного не случается. Этого мало. Здесь даже не бывает тех злоупотреблений, которые встречаются в некоторых других обществах при других порядках разверстки. Черевковское общество считается самым богатым и образцовым в экономическом отношении во всем Сольвычегодском уезде. Мы приведем здесь, по возможности, подлинные слова лица, передавшего нам подробности своеобразного душевого дележа, употребляемого в Черевковском обществе, лица, при том состоящего членом того же общества, компетентного и вполне заслуживающего доверия: “Я сам думал сначала, что при таком дележе бывает много нехорошего, но на деле разубедился. Несмотря на то, что при дележе должна, по-видимому, играть значительную роль водка, крестьяне покупают ее весьма мало. Ее далеко не хватает даже для обыкновенной выпивки на всех членов схода. Она служит тут только условной меркой... Конечно, разумнее было бы вместо покупки водки, употребить те же деньги на общественные нужды, но...”. Впрочем, не все черевковские пожни верстаются вышеописанным способом. Известную часть их соответствующее ей число общинников, почему-либо не воспользовавшихся конкурентным дележом, верстает между собою с помощью обыкновенной душевой жеребьевки”.

В тех случаях, когда деление пожен оказывалось неудобным и невыгодным (главным образом на пойменных сенокосах), черевковцы косили сено сообща. Сообща его и сгребали, и метали в копны. Затем сено делилось по числу “душ” в семействе. Иногда крестьяне метали сообща даже зароды, то есть стяги, которые они потом делили, разрубая их на части или раскидывая на возы. На такие совместные сенокосы выходили целыми деревнями, от мала до велика. Все одевались в лучшую, праздничную одежду. Утром отправлялись на работу и возвращались вечером с песнями, под звуки гармоней. Такие шествия принимали торжественный, праздничный характер.

В целом экономическое положение крестьянства волости было значительно лучшим, чем в среднем по Сольвычегодскому уезду, в котором “недостаток в пище, одежде, ограниченность потребностей – общие черты экономической жизни сольвычегодских крестьян. Мясо, например, как пища, служит редкостью в крестьянском быту, рыба употребляется в пищу только тогда, когда ее нельзя продать на ближайшем базаре; теплая одежда, полушубок и тем более тулуп, составляет завидную мечту для целых сотен и даже тысяч крестьян…”.

Земство предпринимало значительные усилия по внедрению в хозяйственную жизнь местного крестьянства новейших агрономических знаний, современных агротехнических приемов и орудий сельскохозяйственного труда.

В начале ХХ в. в Черевкове было открыто отделение уездного земского склада земледельческих орудий, машин и семян, начал работу зерноочистительный пункт. Чтобы заинтересовать крестьян в новых орудиях они выдавались напрокат за символическую плату. Черевковские крестьяне могли взять напрокат сеялки, молотилки, косилки, корнерезки, льночистилки, клеверотерки, бороны “зиг-заг”. Семена трав: клевера, вики, а также кормовых корнеплодов: турнепса, свеклы выдавались бесплатно или за половину стоимости. Все это давало положительные результаты. Так, весной 1914 г. семян вики было продано уже около 500 пудов. Ставились опыты по применению минеральных удобрений.

В сентябре 1902 г. уездное земство провело в Черевкове выставку местного рогатого скота и лошадей.

В 1912 г. в волости был открыт агрономический пункт, который возглавил  квалифицированный агроном. При пункте было создано показательное поле и открыта показательная пасека. Появилась и ветеринарная лечебница, в штате которой был ветеринарный врач и фельдшер.

Результаты не замедлили сказаться. В 1912 г. средняя урожайность составила (центнеров с гектара):

– рожь            – 10,7

– овес              – 10

            –  ячмень        – 11,8

– пшеница      –  8,4

            – горох            –  7,6

– картофель  – 77,5.

Торговля. В 1896 г. на территории Черевковской волости было более 50 торговых заведений. На Становой горе насчитывалось 30 торговых лавок, 2 трактира, 3 винных и 1 пивная лавки. На Черевковском погосте было 20 торговых лавок. Кроме того, 1 винная лавка находилась в дер. Новинская, 1 – в дер. Марковская (Мыс).

В Черевковской волости исстари существовали хорошие традиции приготовления солонины. В 80-е гг. XIXв. центр мясосоления всей Вологодской губернии из Великого Устюга переместился в Черевково. Главными мясозаготовителями и поставщиками на экспорт в Англию, Голландию и Германию были братья М.С. и И.С. Гусевы, ими заготовлялось в год до тысячи голов скота. “Старожилы говорят, что Гусевы сначала жили скудно: двери в избу и ворота… были на деревянных “пятах”, а не навешены на железные крюки. Но они будто бы знались с местными разбойниками и от них разбогатели”.

Помимо братьев Гусевых еще ряд черевковцев относился к так называемым торговым крестьянам: В.Н. Алсуфьев, братья В.К. и И.К. Бушуевы, А.А. Дьячков, братья М.Т. и П.Т. Кобылины, отец и сын Пироговы, М. М. Рудаков, С. Ф. Чащин, братья В.С., И.С. и Я.С. Шадрины и др. держали в селе более 40 торговых лавок. На торговой площади Черевкова в конце XIXв. лавки и магазины располагались в четырех рядках. Помимо этого, торговля велась в домах братьев Гусевых на нынешней Первомайской улице, в каменном доме Пирогова на Октябрьской. В селе было 5 булочных, 3 чайных, казенное питейное заведение, магазин вин – ренсковый погреб,  пивная с торговлей пивом и лимонадом на вынос.

Размах и динамику развития торговли в Черевкове хорошо иллюстрирует нижеприведенная таблица, составленная по материалам “Журналов о поверке торговых и промышленных предприятий и личных промысловых занятий в Черевковской волости” за 1902 и 1908 гг.

                                                                                                                      Таблица 7.

 

№ пп	Владелец	Вид торговли	Приказчики	Оборот за 1901 г. (в руб.)	Оборот за 1907 г.(в руб.)
1.	Алсуфьев Василий Николаевич	Мануфактурный товар	Подойницын Василий	5600
2.	Алсуфьев Михаил Иванович	Морская рыба	Нет	100
3.	Алсуфьева Мария Николаевна	Мануфактура и галантерея	Бушуев, Подойницын и с помощью сына	Нет	17000
4.	Ануфриев Федор Николаевич	Скобяные товары, головные уборы	Нет	Нет	1300
5.	Антонова Анна Алексеевна	Чайная (распивочно)	Нет	160
6.	Белорукова Анастасия Егоровна	Бакалея	Нет	25
7.	Белорукова Наталья Егоровна	Бакалея, мануфактура, галантерея	Нет	Нет	4000
8.	Бушуев Иван Кузьмич	Бакалея, мучные товары, посуда	Нет	Нет	2500
9.	Бушуев Константин Иванович	Бакалея,  табачные изделия	Нет	2000
10.	Бушуев Василий Кузьмич	Бакалея, головные уборы	Нет	Открыта 3.07.1902 г.	900
11.	Грязных Платон Осипович	Чай, сахар	Нет	Нет	50
12.	Гуреев Петр Алексеевич	Бакалея, табачные изделия	Нет	500	2000
13.	Гусев Павел Михайлович	Бакалея, мучные товары, рыба	Нет	Нет	10000
14.	Гусев Василий Михайлович	Рыба	Нет	Нет	5000
15.	Гусев Иван Семенович	Рыба, соль; закупка и продажа хлеба, мяса	С помощью жены	19670	28000
16.	Гусев Иван Семенович	Ренсковый погреб (продажа вин), торговля колониальными товарами	Пулькин Николай Константинович	Нет	Открыт во 2-м полугодии 1907 г.
17.	Гусев Михаил Семенович	Жестяные, чугунные и медные изделия; закупка и продажа хлеба, мяса	Гусев Павел Михайлович (сын), Гусев Александр (член семьи)	27830	80000
18.	Гусев Семен Михайлович	Морская рыба,  соль	Нет	3150
19.	Дмитров Дмитрий Ефимович	Морская рыба, соль, мука	Нет	600
20.	Дьяконова Александра Моисеевна	Кожевенные товары	Нет	400
21.	Дьячков Александр Федорович	Бакалея, мучные продукты, рыба	Нет	нет	Открыта в марте 1908 г.
22.	Дьячков Александр Федорович	Чай, сахар, головные уборы	Его отец Дьячков Федор Александрович	Нет	Откры-та  17.07.1908 г.
23.	Дьячков Алексей Александрович	Мануфактурные товары	Бушуев Иван Кузьмич,  Грязных Платон Осипович(в 1902 г.)	8500	13000
24.	Заборский Михаил Васильевич	Морская рыба, соль, хлеб	Нет	1500	40000
25.	Залесский Николай Адамович	Чайная	Нет	Нет	1200
26.	Зебальд Георг Людвигович (владелец пивоваренного завода  в г. В. Устюг)	Продажа пива и лимонада на вынос	Подгородская Августа Ипполитовна (в 1908 г. – Карушев)	Открыта с 1.1.1902	3000
27.	Зиновьев Александр Андреевич	Хлеб, крендели, сельдь	Нет	Нет	Открыта 8.07.1908 г.
28.	Зиновьев Степан Иванович	Мелкая простонародная галантерея	Нет	30
29.	Зноев Николай Матвеевич	Мелкая галантерея	Нет	70
30.	Зубарев Михаил Прокопьевич	Бакалея, головные уборы, валяная обувь	Нет	500	1500
31.	Зубарев Прокопий Егорович	Бакалея и галантерея	Нет	Открыта 1.1.1902
32.	Зубарева Екатерина Васильевна	Чай, сахар, хлеб, крендели	Нет	Нет	50
33.	Калинин Иван Сергеевич	Кожевенные товары, обувь	Нет	800	3000
34.	Калинина Надежда Прокопьевна	Пошив кожаной обуви	4 рабочих	300
35.	Кобылин Василий Николаевич	Морская рыба, соль	Нет	300	1500
36.	Кобылин Василий Николаевич	Морская рыба, обувь	Нет	Нет	400
37.	Кобылин Максим Тимофеевич	Кожевенный товар, обувь	Нет	150	1700
38.	Кобылин Петр Тимофеевич	Кожевенные товары, обувь	Нет	500	2000
39.	Коржавин Михаил Алексеевич	Морская рыба и закупка хлебопродуктов	При помощи жены	10000
40.	Кузнецов Игнатий Иванович	Морская рыба, соль, мука	Нет	500	2500
41.	Кузнецов Федор Михайлович	Бакалея, посуда, головные уборы	Нет	Нет	1300
42.	Кузнецова Анна Ивановна	Бакалея, табачные изделия	Нет	300
43.	Леднев Прокопий Максимович	Чайная	Нет	Открыта 1.1.1902
44.	Мальцев Григорий Семенович	Бакалея, съестные припасы, табачные изделия	Нет	400
45.	Морозов Петр Афанасьевич	Кожевенный товар	Нет	300	2800
46.	Морозов Петр Афанасьевич	Кожаная обувь, морская рыба	Нет	Нет	300
47.	Морозов Федор Михайлович	Морская рыба, соль, хлеб	Нет	400
48.	Неустроев Александр Иванович	Бакалея, рыба, мучные товары	Нет	Нет	4500
49.	Панова Александра Михайловна	Бакалея, мучные товары, посуда	Нет	Открыта 18.07.1902 г.	3000
50.	Петров Александр Анфимович	Бакалея, мучные товары, рыба	Нет	Нет	1100
51.	Пиликина Анна Михайловна	Бакалея	Нет	50
52.	Пирогов Егор Иванович	Мелочные товары, закупка и продажа хлеба	Пирогов Иван  Андреевич, Пузырев Иван Яковлев	7200	19000
53.	Питухин Семен Николаевич	Бакалея, головные уборы	Нет	300	3000
54.	Подойницын Александр Васильевич	Кожевенные товары, обувь	Нет	300	1700
55.	Подойницын Федор Павлович	Бакалея	Нет	60	15
56.	Попов Иона Иванович	Бакалея, табачные изделия	Нет	300
57.	Поршнев Василий Васильевич	Морская рыба, соль, хлеб	Нет	100	700
58.	Поршнев Николай Федорович	Морская рыба, соль	Нет	300
59.	Поршнева Прасковья Егоровна	Продукты питания	Нет	нет	600
60.	Рудаков Андрей Михайлович	Бакалея, чай, сахар, табачные изделия	Его отец Рудаков Михаил	нет	150
61.	Рудаков Михаил Максимович	Морская рыба, соль, табачные изделия	Нет	500	6000
62.	Слудников Александр Григорьевич	Морская рыба и закупка хлебопродуктов	Нет	400
63.	Стуков Петр Иванович	Бакалея, чай, сахар, табачные изделия	Нет	750	4000
64.	Сырых Наталья Ивановна	Пекарня для выпечки кренделей	1 рабочий	300
65.	Худяков  Александр Прокопьевич	Морская рыба, съестные припасы	Нет	100	100
66.	Чащина Надежда Федоровна	Бакалея, табачные изделия	Нет	800
67.	Чащин Семен Федорович	Бакалея, мануфактура, галантерея	Нет	Нет	3000
68.	Шадрин Василий Семенович	Бакалея, посуда, головные уборы	Нет	Нет	1200
69.	Шадрин Иван Семенович	Галантерея	Нет	200
70.	Шадрин Яков Семенович	Галантерея	Нет	110	1300
71.	Шаньгин Никифор Герасимович	Галантерея	Нет	25
72.	Шарапов Егор Андреевич	Бакалея, мучные товары, рыба	Нет	Нет	3000
73.	Шарапов Егор Федорович	Бакалея	Нет	Нет	300
74.	Шарапов Михаил Андреевич	Морская рыба, соль, хлебопродукты	Нет	200
75.	Швецов Прохор Никифорович	Кожевенный товар	Нет	60
76.	Шестаков Василий Иванович	Кожевенный товар, обувь	Нет	400	2500
77.	Шаньгина Авдотья	Чайная	Нет	Нет	25
78.	Шестакова Виринея Ардалионовна	Чайная	Нет	120
79.	Шмырев Василий Хрисанфович	Бакалея, мучные продукты, рыба	Жена	Нет	1200
80.	Шмырев Василий Хрисанфович	Чайная	Нет	Нет	1000

 

Примечательно, что количество торговых заведений с 1902 по 1908 гг. увеличилось незначительно (с 51 до 54), но годовой оборот возрос почти в 3 раза и составил на 1.1.1908 г. 283 990 руб.

Торговля во многом велась по семейному принципу: вместе торговали братья, муж и жена, почти всегда родителям помогали дети. Это позволяло не привлекать наемных приказчиков или обходиться их минимальным количеством. Всего в 1908 г. в черевковских лавках работало 8 наемных продавцов. Постепенно кое-кто из приказчиков обзаводился собственным делом. Так, приказчики А.А. Дьячкова к 1908 г. открыли собственные лавки: И.К. Бушуев стал торговать бакалейными и мучными товарами, П.О. Грязных – чаем и сахаром. При этом торговля самого Дьячкова не пострадала, за 6 лет он увеличил годовой товарооборот с 8500 до 13000 руб.

Братья Гусевы, отправляя в Архангельск свои баржи с мясом, кожами, маслом и прочим, завозили в Черевково из Архангельска морскую рыбу. Семейное дело развивалось быстро: за 6 лет (с 1901 по 1907 гг.) годовой оборот семьи вырос более чем в 2 раза – с 50 650 руб. до 123 000 руб. В 1908 г. оба сына Михаила Семеновича, которые ранее помогали отцу, занимая у него должности приказчиков, уже владели собственными торговыми заведениями.

Номенклатура товаров постоянно расширялась: М. С. Гусев к традиционной продаже мяса и зерна сначала добавил торговлю жестяными, чугунными и медными изделиями, затем открыл ренсковый погреб, где торговал винами и лимонадом. М.М. Рудаков, который начинал с морской рыбы, соли и табачных изделий, постепенно добавил к этому набору  посуду, бакалейные и скобяные товары.

И.С. Калинин вместе с женой владел сапожной мастерской, держал учеников и торговал сшитой в своем заведении обувью.

М. В. Заборский скупал мясо, зерно, пушнину, лен, льняное семя и отправлял в Великий Устюг и Архангельск. По росту годового товарооборота с 1901 по 1907 гг. его торговое заведение поставило абсолютный “рекорд”: оборот был увеличен в 27 раз (с 1500 до 40000 руб.)!

И.И. Алсуфьев и Казанков (в таблице не отмечены) скупали в деревнях откормленных быков и везли их в собственной работы повозках на продажу в Архангельск.

В.М. Бушуев торговал в Черевкове на рынке  мясом, бакалейными товарами и головными уборами. Когда в 1913 г. в мясном ряду черевковского рынка случился пожар и сгорела его лавка, злые языки поговаривали, что Бушуев сам поджег свою лавку, рассчитывая получить страховку, так как к этому времени его дела шли не очень удачно. С тех пор в народе его стали называть “теплым купцом”.

Торговля в богатом Черевкове привлекала сюда и выходцев из других мест. Из известных нам 80 владельцев черевковских торговых заведений 19 человек, т.е. почти одна четверть, были иногородними: 9 – мещане Красноборска, Великого Устюга, Барнаула; 3 – крестьяне Владимирской губернии, 7 – крестьяне близлежащих волостей.

Как, наверное, всегда в России, без злоупотреблений не обходилось. Но местные власти смотрели строго: 9 марта 1908 г. волостным старшиной был составлен протокол на крестьянина дер. Наумцево Александра Васильевича Подойницына за торговлю без промыслового свидетельства.3 августа 1911 г. исполняющий обязанности волостного старшины составил протокол о нарушении правил торговли крестьянином дер. Андреевской Андреем Васильевичем Питухиным, которое выразилось в скупке скота с целью дальнейшей перепродажи также  без промыслового свидетельства. Решением Казенной палаты Вологодской губернии от 30.09.1911 г. виновный был подвергнут штрафу в размере 10 руб., с него была взыскана стоимость промыслового свидетельства – 4 руб. и 10% земского сбора – 40 коп.

Торговыми днями в Черевкове были воскресенья и церковные праздники. Отдельные лавки торговали и по будним дням. Особенно оживленными торговыми днями были зимой так называемые Первый и Второй сбор (первые два воскресенья Великого поста), летом – Троица, Петров день (12 июля), Мольба – день памяти Петра Черевковского (22 июля), Ильин день (2 августа), Первый (14 августа) и Второй Спас (19 августа).

Кроме торговли в лавках, велась торговля с возов. Крестьяне-гончары продавали гончарные изделия (горшки, кринки), бондари – ушаты, шайки, сани, кошевки. Продавались сушеные и свежие грибы, ягоды и пр. В воскресенья Великого поста прямо с возов торговали гороховым киселем, горячими оладьями.

Бойкая торговля развертывалась на торжках вблизи церкви в Сидоровой Едоме и часовни в дер. Сакулинская (Холмовское сельское общество). У Введенской Едомской церкви: 29 июня, 1 октября и 21 ноября; у часовни Георгия Победоносца в дер. Сакулинская: 23 апреля и 1 октября (ст. стиля);

Промышленность. В 1848 г. в Черевкове существовал кожевенный завод И. М. Спиридонова. Это была скорее кустарная мастерская, где выделывалась юфть для пошива сапог, всего в год производилось 19 пудов юфти, стоимостью 85 рублей.

В Холмовском сельском обществе в том же 1848 г. насчитывалось три салотопенных завода (один из них находился в дер. Мышино):

-       крестьянина Кузнецова производительностью 85 пудов в год,

-       крестьянина Шашкова (работал сам хозяин и один работник) производительностью 65 пудов на общую сумму 195 рублей,

-       крестьянина Гусева (работал сам хозяин и его семейство без привлечения наемной силы) производительностью 45 пудов на общую сумму 135 рублей.

 

К концу XIXв. весь Сольвычегодский уезд оставался сельскохозяйственным. Промышленность была представлена только кустарными предприятиями Черевковской волости: спичечная фабрика, кирпичный завод, три кожевенных заводика и салотопенный завод.

В 1879 г. крестьянин Николай Спиридонов построил в двух верстах от Черевкова в дер. Верхнее Блешково спичечную фабрику. В начале XXв. предприятие возглавил его сын Николай Николаевич Спиридонов. Фабрика изготовляла фосфорные и серные спички. На фабрике работало до 15 рабочих. В 90-е гг.XIXв. на ней производилось до 2500 ящиков спичек в год на сумму до 3500 рублей.

В 1902 году на фабрике работало от 16 до 20 рабочих  (в возрасте от 17 до 55 лет) и 2 несовершеннолетних. Годовые расходы на жалованье и  содержание выразились  суммой в 1600 рублей. Было произведено 3108 ящиков спичек. Годовой оборот составил 15100 руб.

В 1908 г. в штате фабрики числилось 19 рабочих, чье годовое жалованье составило 3155 рублей. Было произведено 200 ящиков шведских и 3120 ящиков серных спичек. Годовой оборот – 24000 рублей.

Таким образом, за период с 1902 по 1908 гг. производство возросло незначительно: примерно на 7%. В то же время жалованье рабочих увеличилось примерно в два раза, а годовой оборот вырос на 60 %. Такое, на первый взгляд, странное соотношение основных показателей объясняется ростом инфляции после поражения России в русско-японской войне и революции 1905 г. Резкое увеличение жалованья рабочим тоже является следствием революции, когда предприниматели были вынуждены увеличивать зарплату наемным работникам, памятуя о недавних событиях, потрясших страну. 

 Фабрика обеспечивала надомной работой бедняцкие семьи ближайших деревень. Надомники получали на фабрике бумагу и стружку-щепу для изготовления коробок. Спичечные коробки клеились клейстером из ржаной муки или так называемым “бусом” – мучной пылью, собранной со стен в мельнице. Этой работой занимались в основном подростки, чаще девушки. Все выпускаемые фабрикой спички облагались акцизным сбором: каждая пачка из десяти коробок обертывалась специальной бумажной лентой - акцизной бандеролью,  процесс контролировал специальный акцизный контролер. В 1899-1901 гг. эту должность занимал Алексей Алексеевич Левитский.

Фабрика просуществовала до конца 20-х годов. В 1926 г. на ней работало 82 рабочих и 7 служащих, фабрикой заготовлялось 8005 ящиков спичечной соломки. Позже фабрика была закрыта, а ее оборудование вывезено в Вятскую губернию.

Рядом со спичечной фабрикой на берегу озера Ерилова Н.Н. Спиридонов построил кирпичный завод. Продукция завода шла в основном на строительство нового кирпичного здания спичечной фабрики.

Салотопенный завод в дер. Мышино в конце века производил продукции на 1000 рублей. 

В “Памятной книге Вологодской губернии” на 1893-1894 гг. говорится, что “в Черевковской волости выделывают сыромятную кожу и замшу, из которых приготовляют конскую упряжь, крестьянские рукавицы и перчатки”.

Промыслы отхожие и домашние. Многие крестьяне, особенно безлошадные, часто занимались отхожими промыслами. К числу таких промыслов, в частности, относились лесозаготовки, речной сплав леса, работа на судах и барках.

Плата за лесозаготовку: то есть за вырубку леса, возку его на катище (место на берегу речки, где заготовленный лес остается до весны), выгонку до большой реки и сплачивание в конце XIXв. полагалось по 60 копеек с дерева.

За сплав парома от Котласа до Архангельска (более 600 км) сплавщики получали (на своих харчах) 15-17 рублей в месяц. Время сплава зависело от погоды и различных случайностей. В среднем оно составляло около месяца, но иногда увеличивалось до двух месяцев, а в отдельных случаях плоты проходили этот путь всего за 11 дней.

Для работы на судах и баркахкрестьяне нередко отправлялись в Вологду, где нанимались для сплава вниз по Сухоне и Двине до Архангельска. Их обязанностями в первую очередь была загрузка товара, а затем во время сплава работа на веслах – гребках и рулях – поносных. Оплата зависела от опыта и сноровки рабочего. За весь путь от Вологды до Архангельска, который в среднем занимал около месяца, полагалось от 16 до 25 рублей при хозяйских харчах. За свой счет рабочие покупали только хлеб и масло. Пища от хозяина состояла в щах и ухе, пшенной и овсяной каше и мясе. Все продукты были свежими и хорошего качества, так как малейшее недовольство или обида рабочих могли повлечь за собой гибель судна и товара. Перед обедом и ужином выдавалось по стакану водки, а в праздники по три стакана в день. Непьющим выплачивалась компенсация: по 10 копеек за каждый стакан водки.

Охота. В Черевковской волости охотников-промысловиков было немного. К ним относились некоторые крестьяне из деревень по р. Лудонге и Фоминского сельского общества (Сидоровой Едомы). Охотились на белку, куницу, зайца, горностая, боровую дичь: тетерева и рябчика. Охота на водоплавающую птицу (уток) начиналась с Петрова дня (12 июля), на боровую дичь – как только птица станет на крыло. Основными периодами охоты или, как ее здесь называют, лесованья, считались осенний и зимний. Осеннее лесованье начиналось с исхода сентября и продолжалось до 6 декабря, зимнее – с 6 января до 25 марта (по ст. стилю).

Промысловики отправлялись, как правило, на берега Пинеги, иногда за 300-400 км от Черевкова. Каждая артель включала 4-5 человек. С запасами провизии: сухари, толокно, масло, сухая рыба, которые грузились летом на лодку, а зимой на нарты, охотники отправлялись к месту промысла. Зимой по тайге передвигались на лыжах, подбитых снизу оленьей шкурой, чтобы не скользить назад на подъемах. Нарты тянули за собой. В облюбованном месте ставился шалаш из жердей, покрытых еловым лапником. Рядом с шалашом сооружался пывзян, то есть лесная баня. Пывзян обшивался двумя рядами досок, пространство между которыми заполнялось берестой и пихтовой корой. Внутри выкладывалась печь-каменка, рядом с которой сооружалась лавка-полок, на которой и парились. Наконец, на четырех столбах, а иногда и на одном, возводился амбар для хранения припасов и заготовленного зверя.  

По окончании обустройства промысловики отправлялись на охоту. Один из них всегда оставался в лагере: топил баню, готовил пищу, сушил у костра шкуры добытых товарищами зверей. Вечером артель собиралась вместе, хотя часто случалось, что охотникам приходилось по нескольку ночей подряд ночевать вдали от лагеря под открытым небом, на снегу. Добыча в артели всегда делилась поровну, независимо от удачливости и ловкости отдельных ее членов. Все отношения между различными артелями также были основаны на строгой честности, споров и ссор в лесу никогда не было.

Интересен также рассказ В.В. Верещагина об  охотнике-промысловике с Пинеги, с которым художник встретился во время своего пребывания в Черевкове в 1894 г.: “Осенью он ловит рябчиков на петлю и бьет из ружья – добывает таким образом от 50 до 200 штук, продает скупщику, а зимой нанимается к этому скупщику везти дичину в Петербург. Скупщики платят охотникам от 20 до 50 копеек за пару, смотря по году. Один хозяин посылает обыкновенно от 5 до 10 возов, на каждом возу до 5000 рябчиков. В большом спросе хвосты глухарей, как известно имеющие форму лиры: за них платят по полтиннику за пару…

С товаром приезжают в Петербург, на Сенную площадь и продают только гуртом, так как жить и проедаться в Петербурге очень дорого. В прошлом году , например, отправитель дичины покупал по 35 копеек за пару, а продавал за 48 копеек. Глухари шли по 70 копеек за пару. Путь… в Петербург и назад берет около двух недель, а хозяин платит за доставку воза 30 рублей – плата небольшая, ибо на прокорм 4 лошадей от 4 возов и одного при них человека нужно истратить от 80 до 90 рублей. Сани, стоящие на месте 2 рубля, как широкие, неудобные, идут разве только на дрова за 40-50 копеек штука. Продажа лошадей, за исключением той, что нужна для обратного пути также в убыток.

Кроме рябчиков охотник убьет сотню или две белок, идущих средним числом по 20 копеек за штуку. Бьют куниц, хотя меньше. Есть лисицы, выдры, медведи, волки – этих последних сравнительно мало. Шкура медведя идет в Петербурге за 50 рублей. Бьют оленей и лосей”.

На протяжении всего XIXв. охотники пользовались кремневыми ружьями. Ружья изготавливались местными умельцами и представляли собой малокалиберное оружие – “малопульки”. Малопулька была самым распространенным оружием, так как требовала мало пороха и свинца. К середине века появляются пистонные или шомпольные ружья, а в конце века патронные – берданы. В 1850 г. капитан Генерального штаба Услар так описывал охотничье оружие крестьян Сольвычегодского уезда: “Главное оружие охотников есть винтовка, которой диаметр не более радиуса серебряного пятачка; пуля немного  крупнее дроби № 1, на заряд идет около одной четвертой золотника пороху. Пули никогда не льются: охотник носит вокруг плеча толстую свинцовую проволоку и беспрерывно жует ее, чтобы свинец сделался мягче; увидев дичь, он откусывает кончик, и пуля готова. Ствол смазывается сальной тряпкой, пуля кладется на дуло, придавливается, чтобы образовались на ней винты, потом вбивается деревянным прибойником не более как на вершок и, наконец, догоняется шомполом… Хорошая винтовка в 20 саженях попадает в четвертак”. 

На охоте по медведю вплоть до конца XIXв. пользовались рогатиной. В том случае, если на медведя шли с ружьем, использовались самодельные “фузеи” 10-го и 8-го калибра. Такая фузея применялась и для стрельбы по стае гусей. На волка ходили облавой с рогатинами и тенётами (сетями). На медведя и волка ставились также капканы.

Для ловли зверя и птицы широко применялись различные давящие ловушки: проскоки на зайцев, силки (пленицы и силье) на птицу.

Охотничьи припасы: порох, дробь, гильзы – в конце XIX– начале ХХ века продавались в Черевкове в лавке А. Рудакова.

Рыболовство. Каких-то определенных правил рыбной ловли и запретов на ловлю не существовало. Налоги государству не платились. Профессионалы-рыбаки лишь брали на себя обязательство перед общиной устраивать за пользование водоемами мосты и переходы через речки, ручьи и логовины и поддерживать их в порядке. В отдельных случаях, как,  например, в Ляховской волости, рыбаки платили определенный сбор, который шел на благоустройство и содержание местной часовни (об этом говорилось выше).

Главной порой для рыболовства была весна. Весной ловили щуку, язя, леща – фитилями, а по спаде воды - в езах, которые устраивались в речках Манихе, Неводнице и др.

Фитиль-  крупная рыболовная снасть, напоминающая невод, которая устанавливалась на дне реки или озера. Рыба ловилась в конусообразный язык, попадая в который, рыба уже не могла выбраться обратно. Фитиль был предназначен для ловли крупной рыбы и изготавливался из сетей с крупной ячеей.

Езпредставлял собой плотину, перегораживавшую речку или лог. Для изготовления плотины использовались бёрда – щиты, изготовленные из соломы или еловых лап, между которыми оставляли ворота – проходы, в которых устанавливались киньги или морды. Иногда езы устраивались как два ряда кольев, между которыми насыпалась земля.

Киньга– это ловушка из ивовых прутьев, а морда – та же ловушка, но из мелкоячеистой сети. Упрощенным вариантом ловли киньгой или мордой был лов сурпой. Сурпа выглядела как обычная ивовая корзинка и применялась только  в речках с быстрым течением, при этом рыба, попавшая в ловушку, удерживалась в ней силой напора воды.

Летом рыбу на Двине ловили неводами или бреднями. Широко использовались самоловы, главным образом для ловли стерляди. Неводы принадлежали обычно 3-4 владельцам и представляли собой сеть длиной 200, а в некоторых случаях – 300 метров, в середину которой вставлялся ячеистый мешок – матица, куда и попадала пойманная рыба. Бредень или бредник по-местному тоже имел матицу, но был намного меньше размерами – 30–40 метров в длину.

Темными осенними вечерами на Двине лучили рыбу, то есть били ее острогой, привлекая светом смоляных факелов. Лучили рыбу и по первому, прозрачному, ледку. В этом случае рыбаки шли по льду, не отходя недалеко от берега, и освещали себе дорогу горящим смольем. Увидев стоящую (спящую) подо льдом рыбу, били в этом месте  по льду деревянной киянкой или просто сковородой с ручкой, оглушая добычу. Затем быстро вырубали топором отверстие во льду и подхватывали оглушенную рыбу сачком. Только в 20-е гг. ХХ в. стали ловить миногу или по-местному семидырку, поднимавшуюся в верховья Двины на нерест. Прежде, если минога попадалась в улове, ее отдавали кошкам.

Зимой много ловили так называемой заморной рыбы в озерах; обычно в феврале-марте, когда рыба начинает задыхаться от недостатка кислорода в воде. В зимнее время на поводок хорошо ловился налим.

В начале ХХ в. знаменитым на всю Черевковскую волость рыбаком был Иван Шиловский из Холмова по прозвищу Ванька Паренка.

 

Здравоохранение. Организация здравоохранения в удаленных районах Сольвычегодского уезда, каким была Черевковская волость, стала возможной только после проведения в стране земской реформы 1864 г.

Земская медицина призвана была обеспечить подавляющему большинству населения России возможность получения медицинской помощи. Руководствуясь высокими идеями служения народу, земства, земские врачи принялись за создание стройной системы медицинского обслуживания населения. Нигде в мире не существовало тогда подобной системы. На смену разъездному пришло новое стационарное устройство медицинской помощи (в центре каждого участка, которые создавались в уездах, открывалась больница с амбулаторией). Так появилось одно из самых больших достижений земской медицины – участковое обслуживание населения. Земский врач, а впоследствии профессор гигиены Казанского университета М. Я. Капустин, противопоставляя организацию земской медицины постановке медицинского обслуживания населения за границей, писал, что Западная Европа “выработала медицинскую помощь в болезнях в виде личного дела больного и служащего ему врача на правах ремесла и торговли. Русская земская медицина явилась чисто общественным делом. Помощь врача в земстве не есть личная услуга за счет больного, не есть также и акт благотворения; она есть общественная служба”.

В 1888 г. в Черевкове была открыта земская лечебница (вторая после больницы уездного города Сольвычегодска).  Лечебницу возглавил молодой выпускник медицинского факультета Московского университета Александр Евлампиевич Богоявленский. Медицинский участок больницы поначалу был огромен: помимо Черевковской волости он включал еще 11 близлежащих волостей: Алексеевскую, Афанасьевскую, Великосельскую, Верхотоемскую, Вершинскую, Гавриловскую, Горковскую, Ляховскую, Тимошинскую, Федьковскую, Фоминскую.

 В 1895 г. под началом А.Е. Богоявленского было 12 фельдшеров: Иллювиев, Коковин, Курицын, Лежнев, Мокеев, Обнорский, Патрушев, Перцев, Петров, М.П. Попков, Симильянкин и  П.В. Цветков;

6 повивальных бабок: Анфимова, Венецкая, Малетина, Рухлова, Снегирева, Сумарокова;

2 ветеринарных фельдшера: Коловняков и Басалаев.

В условиях ограниченности числа врачей, особенно важной была универсальность медицинской помощи, оказываемой в земской больнице: здесь принимали страдавших острыми и хроническими заболеваниями, взрослых и детей, мужчин и женщин. В соответствии с этим сложился тип земского врача как врача-универсала, обладающего широким кругозором, глубокими теоретическими знаниями и практическими навыками.

Всего за 1895 г. Черевковской больницей и фельдшерскими пунктами было оказано амбулаторной медицинской помощи 27452 больным. В стационаре больницы в течение года лечилось 58 больных (42 мужчины и 16 женщин), из них с заразными формами – 14 чел., с незаразными – 44. Общее количество койко-дней – 1048. Амбулаторно при Черевковской больнице лечилось 8005 чел.

Акушерская помощь оказана в 208 случаях, живых детей принято – 185.

Прививка оспы была проведена 1344 детям.

Ветеринарная помощь оказана в 1334 случаях: лошадям – 993, крупному рогатому скоту – 321, мелкому – 20.

Годовое жалованье врача составляло 1500 рублей, фельдшера – 300 рублей, повивальной бабки – 180 рублей.

Крупнейшим достижением земской медицины было то, что, намного опередив свое время, она провозглашала необходимость и осуществила на практике сочетание лечебной и санитарно-профилактической деятельности. Именно земским врачам принадлежит инициатива развития санитарно-профилактической деятельности как приоритетного направления в охране здоровья.

При этом основополагающим в земской медицине был принцип доступности и бесплатности медицинской помощи. Принцип бесплатности означал: бесплатную амбулаторную помощь с бесплатной выдачей лекарств и лечебных пособий; бесплатное лечение в больницах – участковых, уездных, губернских; бесплатную хирургическую и специальную помощь и родовспоможение; бесплатное проведение всех мероприятий против инфекционных болезней и проведение различных санитарных мер. Основанием для введения бесплатной медицинской помощи были не только общегуманные соображения, но и практические наблюдения земских врачей о том, что установление какой бы то ни было, даже минимальной, платы за врачебный совет, за лекарства, за лечение в больнице снижает обращаемость за медицинской помощью, а это лишает, в частности, врачей возможности своевременно выявлять инфекционных больных и эффективно бороться с эпидемиями, то есть подрывает общественно-санитарное значение всей системы земской медицины. Поэтому-то бесплатность и стала общим правилом оказания всех видов медицинской помощи.

Несмотря на вполне удовлетворительное оборудование помещение Черевковской больницы не соответствовало своему предназначению: вместо положенных по штату 8 коек она могла разместить в одной палате только 4 больных. “Помещение приемного покоя не удовлетворяет гигиеническим требованиям, оно мало, ветхо, холодно, низко, неуютно, темно. Всего одна комната, при нужде разделяемая деревянными глухими ширмами на мужскую и женскую половину”.

В том же 1895 г. было принято решение о постройке нового здания Черевковской больницы. Черевковское и Холмовское сельские общества уступили “безвозмездно Сольвычегодскому земству под постройку лечебницы по четверти  десятины принадлежащей им надельной земли, находящейся смежно на правой стороне Архангельского коммерческого тракта на первой версте по направлению от с. Черевкова к гор. Красноборску, на самой границе полей Черевковского и Холмовского обществ”.

К концу 1890-х гг. новая больница была построена. По штату она была рассчитана на 12 койко-мест, хотя помещение позволяло разместить гораздо больше больных. Здание сохранилось до сих пор. Сейчас в нем расположен приемный покой Черевковской больницы.

В первые годы ХХ в. больницу возглавлял врач Леопольд Ипполитович Заливский.

В 1902 г. уездным земством для Черевковской больницы было выделено:

-       на медикаменты, перевязочные средства и аптечные принадлежности -  2150 рублей;

-       на инструменты – 300 рублей;

-       содержание врача – 1800 рублей;

-       двум фельдшерам – 800 рублей (по 400 руб.);

-       акушерке – 240 рублей;

-        сторожу – 120 рублей;

-       сиделке – 120 рублей;

-       прачке – 100 рублей;

-       кухарке – 100 рублей;

-       на наем лица для ведения хозяйства – 60 рублей;

-       довольствие больных (на 12 чел.) – 1102 рубля 68 коп.

-       одежда, обувь, белье, постели и стирка белья – 374 рубля 88 коп.;

-       отопление и освещение – 284 рубля.

Несколько позже Л.И. Заливского сменил врач Рафаил Викентьевич Гамбург. Вместе с ним трудились фельдшеры Семен Прокопьевич Струнин, Николай Петрович Смирнов и эпидемиологический фельдшер Иван Панфилович Пономарев.

С 1908 г. врачом был Виктор Александрович Гром. При нем фельдшерские должности занимали Текуса Александровна Голубцева, Иван Мильков; эпидемиологическим фельдшером оставался вышеупомянутый И.П. Пономарев.

В 1913 г. должность врача в Черевкове оставалась вакантной, а в 1914 г. ее занял доктор Илья Семенович Славин.Вскоре он перешел на работу в Сольвычегодскую лечебницу, поэтому в 1915 г. должность черевковского врача стала вновь вакантной.

С конца  1915 г. по май 1938 г. заведующим больницей и врачом-хирургом был Клавдий Алексеевич Попов (ранее он трудился в Красноборской лечебнице и в приемном покое Афанасьевской волости). При нем в 1916 г. было построено здание амбулатории. С 1897 г. около 30 лет в больнице проработала повивальной бабкой (“бабушка казенна”, как здесь называли акушерок) Софья Павловна Мякокина.

В 1902 г. в целях охраны здоровья крестьянских детей Вологодское губернское земство приняло решение в летний период открыть сеть бесплатных детских яслей. Вопрос об устройстве в летнее время яслей-приютов для детей в качестве одного из санитарных земских мероприятий был впервые поставлен съездом земских врачей Пермской губернии, и в 1896 г. они уже были открыты на средства губернского земства. В 1900-е гг. такие учреждения стали создаваться повсеместно, в том числе и в Вологодской губернии. Предполагалось, что в яслях могли найти надлежащий уход те дети, родители которых не могли обеспечить надзор за ними в связи с занятостью на полевых работах. При устройстве яслей, как правило, преследовались две цели: борьба с детской смертностью и уменьшение летних пожаров.

В 1902 году такие ясли были открыты в Черевкове.  В 1903 г. ясли действовали уже в двух местах Черевковской волости: в самом Черевкове и в дер. Таруново (Сергиевская).  На содержание яслей земством было выделено по 133 рубля, что за вычетом издержек на оборудование помещений составило 13 руб. 50 коп. на одного ребенка в день. Ясли открывались в середине июля, закрывались около 20 августа. Общий надзор за яслями возлагался на врача и фельдшера. В Черевкове ясли возглавляла жена местного фельдшера Цветкова, в Таруново была приглашена учительница церковно-приходской школы Вершинской волости А.А. Чупрова. Черевковские ясли в 1903 г. посещал 41 ребенок в возрасте от 2 месяцев до 8 лет, Таруновские – 35 детей от грудных до 12 лет. Расходы по устройству и содержанию яслей в Черевкове приведены в таблице 8.

                                                                                       

                                                                                                                           Таблица 8.

                       Расходы по содержанию яслей в с. Черевково в 1903 г.

 

Расходы	Количество	Руб.	Коп.
1.                            Помещение, отопление и проч. Плата за квартиру Приспособление, ремонт Отопление Освещение   2.                            Жалованье Надзирательнице 2-м нянькам Кухарке   3.                            Оборудование яслей Инвентарь для ухода за детьми Кухонная посуда Белье и одежда Игрушки                           4. Различные расходы Стирка белья  (мыло и пр.) Солома                           5. Продовольствие Мука: ржаная             Пшеничная             Крупитчатая Крупа: гречневая              манная              овсяная Рис Пшено Крендели Мясо Горох Рыба сухая Молоко Картофель Сельдь Конфеты Масло: коровье               Растительное Чай Сахар Соль Пряники    Всего на ясли израсходовано…………………	3 меры      3 фунта      5,5 фунта      4 фунта      5 фунтов     14 фунтов       4 фунта      63 фунта        2 фунта 2 пуда 11 ф.       15 фунтов       4,5 фунта 119 кружек         2 фунта       1 фунт       3 фунта       6,5 фунта       1,5 фунта       15 фунтов       19 фунтов ____________	6       1       3 ______      10        25      17        6      48          2        18 _______       22                         1         1          12          12                 2           6            3                  2        2        _______      48     133	25         12       37           50       34       84         50       94       52       40       36             84 ______       84         75       18       93       18       50       56       40       59       14       37       54       71       87       15       12       20       84       83       40       25       24       15       91       32

 

 

В отчете о работе яслей черевковский врач Л. Заливский сообщал, что отношение населения к яслям в целом было хорошее. Многие крестьяне приносили детям молоко и хлеб. В то же время он отметил негативное влияние пущенного кем-то слуха, что ясли предназначены для бедных: “были случаи, что мать приносила ребенка в ясли, а отец брал обратно, говоря, что он не потерпит такого срама, чтоб его ребенок на общественный счет питался, и упреков на сходе”.

В яслях обеспечивался тщательный уход. Детей регулярно осматривали врач и фельдшер. Несколько принятых детей на момент приема в ясли страдали чесоткой и расстройством желудка. Во всех случаях заболевания были излечены. Питание было 5-разовым. На завтрак в 7 часов дети получали манную или пшенную кашу, второй завтрак был в 11 часов: чай с булкой. Обед подавался в 14 часов, как правило, готовили щи с мясом. В 17 часов на полдник дети вновь получали чай с булкой. Ужинали в 19-20 часов оставшимися от обеда мясными щами или кашей.

Летние ясли действовали в Черевкове ежегодно. В 1905 г. их посещало 135 детей, в 1908 г. – 57.

В конце XIXв. земская медицина выдвинула идею создания санитарных попечительств как формы самодеятельности населения в отношении санитарного благоустройства и других санитарных нужд. Санитарные попечительства устраивалось на территории, обслуживаемой участковой больницей. Сами попечители выбирались уездным земским собранием из местных жителей, пользующихся  “добрым именем и доверием”, числом не менее 5 на каждый участок. У них были документы – открытые листы от земской управы, дававшие право беспрепятственного санитарного осмотра торговых и промышленных заведений и других мест, подлежащих санитарному надзору.

Деятельность попечительств регулировалась особыми уставами и правилами. В их задачи входило: следить за разного рода “вредными влияниями” на здоровье населения и принимать меры к их устранению; руководить санитарными попечителями в проведении санитарного благоустройства; всячески помогать земским медикам в борьбе с эпидемическими и другими болезнями; помогать в призрении бесприютных и хронических больных и беспризорных детей. Средства санитарных попечительств складывались из различных пожертвований, а иногда – сумм, ассигнованных земством. Следует отметить, что санитарные попечительства нередко занимались не только медицинскими проблемами, но и другими – такими как дороги, экономическая помощь, устройство начальных учебных заведений, библиотек и т. п.

В Черевковской волости санитарное попечительство было организовано в ноябре 1904 г. Санитарными попечителями были избраны М. Н. Зубарев, И. А. Коренев, Ф. С. Мокеев, Д. Д. Морозов, А. Г. Подойницын, А. Г. Цивилев. Районы деятельности попечителей были распределены следующим образом:

М. Н. Зубарев – местность от речки Пивковки 3-й вверх по Двине до границы Черевковской волости;

И. А. Коренев – от Пивковки 3-й до р. Ерихи;

А. Г. Цивилев – деревни Мышино  2-е, 3-е, Мышинская 1-я, Овсянниковская, Степановская, Козулинская, Рухлятинская, Кухтыревская, Завал 3-й, 4-й и Подгорье;

Ф. С. Мокеев – от Шангинского ручья до дер. Мыс за р. Лудонгой и по р. Лудонге до дер. Ермолинской; 

Д. Д. Морозов -  селения вдоль Вельского волока до дер. Завал 1-й и по большой дороге, включая дер. Свистуновскую;

А. Г. Подойницын – деревни Завал 1-й, 2-й и прочие селения по Вельскому волоку, а также населенные пункты в верховьях р. Лудонги.

Вышеперечисленные попечители не могли охватить своей деятельностью всей территории Черевковской волости. Поэтому на первом заседании санитарного попечительства было принято решение ходатайствовать перед Сольвычегодским уездным земским собранием пополнить состав попечительства еще пятью членами. Кандидатами были предложены: И. А. Шаньгин, крестьянин дер. Денисовской Черевковского общества; И. С. Пузырев, крестьянин дер. Вахневской Холмовского общества; И. В. Яковлев, крестьянин дер. Ермолинской Черевковского общества; И. Я. Лапин, крестьянин дер. Погорелки Черевковского общества; В. Н. Кобылин, крестьянин Черевковского общества.

С первых шагов своей деятельности санитарные попечители активно включились не только в дела, связанные непосредственно с санитарией, но и, как говорилось выше, стали затрагивать более широкий круг вопросов. Так, М. П. Зубарев был обеспокоен удаленностью Холмовского  земского училища от деревень его участка (5 и более верст). Школьники, преодолевая это расстояние, в ненастную погоду часто заболевали, а однажды он подобрал зимой на дороге окоченевшего мальчика, шедшего в школу. На основе предложения Зубарева попечительство вышло с ходатайством перед уездным земским собранием об открытии школы в районе его участка, в дер. Давыдовской-Ивановской. И. А. Коренев выступил с предложением о необходимости организации в школах волости бесплатного горячего питания. Попечительство обратило внимание уездного земского собрания на необходимость обустройства крутого подъема на участке дороги в 11 верстах от Черевковского волостного правления, преодоление которого часто приводит к травмам лошадей. На средства земства этот участок (между деревнями Истомино и Якушевской) был благоустроен: в овраге была сооружена высокая земляная насыпь с трубой для пропуска воды ручья.

В 1905 г. санитарные попечители Черевковской волости поставили вопрос перед уездным земским собранием о необходимости бесплатной выдачи стеклянных рожков и резиновых сосок каждому новорожденному, а также предложили обязать ямщиков земских станций бесплатно передавать вызовы повивальных бабок участковым врачам, когда акушерки не могли самостоятельно справиться с приемом родов. Оба предложения были удовлетворены Сольвычегодским земским собранием.

24 июля 1905 г. Черевковский волостной сход направил в Сольвычегодскую уездную земскую управу свой приговор, в котором содержалось ходатайство об учреждении в Черевковской волости должности ветеринарного врача с местожительством в Черевкове. Необходимость ветеринарного врача назрела уже давно. Возможностей, а главное, знаний  местных  ветеринарных фельдшеров уже не хватало. Очередная сессия Сольвычегодского уездного земского собрания рассмотрела ходатайство Черевковского волостного сходи и согласилась с предложением крестьян. Уже в 1906 г. земство выделило 1000 рублей на содержание ветврача и 100 рублей на оборудование ветеринарно-врачебного пункта. Дополнительно было принято решение об открытии в Черевкове случного пункта с двумя комплектными жеребцами и введении должности конюха по уходу за ними. Ветеринарно-врачебный пункт быстро завоевал популярность среди крестьян волости. Во многом этому способствовало введение принципа бесплатного лечения животных (с безвозмездной выдачей лекарств). Большим авторитетом пользовался ветеринарный врач Владимир Иванович Макаров, долгое время проработавший в Черевкове. 

 Образование и культура.

Образование. В 1827 г. в Черевкове побывал  великоустюгский земский исправник А. И. Дружинин, расследовавший здесь уголовное дело об убийстве крестьянина Козлова. Сохранился его дневник, где Черевкову посвящено несколько строк: “Народ в Черевковской волости малообразован, склонен к пьянству…”.

Собственно, образованным людям в 20-е гг. XIXв. в Черевковской волости взяться было неоткуда: учебных заведений здесь никогда не существовало, грамоте детей учили приходские священники и дьяконы, причем далеко не всех. Традиционно обучались дети из зажиточных семей и, кроме того, большое внимание обучению детей грамоте уделялось в старообрядческих семьях.

Обучением занимались также заштатные члены клира и случайные грамотеи. Они создали тип избяной, часто передвижной, школы. Школы помещались в церковной сторожке, в квартире самого учителя или в свободной крестьянской избе. Обучение было немудрящим. После обычной молитвы пророку Науму, “чтобы на ум наставил”, ученики “садились за азы”. Метод обучения был буквослагательный. Первоначально изучали начала церковнославянского языка и письменности. Учитель и ученики вооружались указками, которыми и подпирали  - указывали буквы, когда “ходили по азам”. Учитель читал: буки – аз – ба, ученики повторяли то же самое хором. Чтобы прочитать, например, слово блаженъ, нужно было проговорить названия всех букв и слогов: буки – люди – аз – бла; живете – есть – наш – ер – жен – блажен. Когда азы выучивались, “ходили по верхам”, читая сразу слоги. Затем шло изучение слов “подтителных”, писавшихся сокращенно: ангел, ангельский, архангел, богородица. Эти слова изучали около месяца. Потом ученики упражнялись в чтении часослова и псалтыри без объяснений, учили молитвы, различные изречения, знакомились с эпизодами из священной истории. Наконец приступали к изучению гражданской грамоты, письма и цифири. Обучение продолжалось от одного года до трех, в зависимости от способностей учеников, а также от степени познаний и умений самого учителя. Учебный год обычно начинался в ноябре и заканчивался в апреле.

Поэтому настоящим прорывом в деле народного образования стало открытие в Черевкове в 1844 г. первого казенного училища. Учителями в Черевковском училище стали семинарист и один из местных священников.

В 1865 г. на содержание училища выделялось 249 рублей, плата учителям составляла 175 рублей в год. В училище обучалось 54 мальчика и 8 девочек.

В то же время следует признать, что по-настоящему заслуга создания основ начальной школы принадлежит земству. Земские учреждения были открыты в северных уездах Вологодской губернии в 1870 г. и с первых шагов своей деятельности активно взялись за дело народного образования. Выдающийся русский педагог барон Н. А. Корф уже в 1888 г. писал: “Наша школа всецело обязана своему существованию земским учреждениям. Если была трудна деятельность земства вообще, то трудность эта по народному образованию была особенно велика. Нужно было начинать все сначала. Нужно было выработать тип начальной школы, создать руководителей, учителей, наблюдателей, даже сами учебники и руководства, найти денежные средства, выработать порядок участия губернии, уездов, сельских обществ, городов и т. п.”. 

Для облегчения знакомства учителей с лучшими приемами ведения школьного дела земствами устраивались показательные, так называемые образцовые, училища в городах и наиболее крупных сельских населенных пунктах. В эти учебные заведения приглашались опытные учителя со специальным педагогическим образованием, им давалось лучшее  обеспечение, они в достаточной степени снабжались учебными и наглядными пособиями, в них велось обучение ремеслам. Эти училища находились в ведении министерства народного просвещения и имели кроме казенных ассигнований ежегодные пособия земств в размере 500–1000 рублей. Первое во всей Вологодской губернии образцовое одноклассное училище министерства народного просвещения (с трехгодичным сроком обучения) было открыто в Черевкове 23 ноября 1870 г.

Открытие училища было описано первым учителем этого учебного заведения Павлом Александровичем Фалиным в газете “Вологодские губернские ведомости” от 23 декабря 1870 г. На открытии присутствовали инспектор народных училищ Вологодской губернии, председатель уездной земской управы и мировой посредник из Сольвычегодска.

Собственного здания у училища не было, его предоставил на три года бесплатно местный торговый крестьянин Иван Андреевич Пирогов. Он передал училищу квартиру из пяти комнат, кухни и сеней. Он же пожертвовал 6 венских стульев, два стола и комод для книг. В 1881 г. для училища было построено свое здание стоимостью 4000 рублей.

1 июля 1901 г. училище было преобразовано в двухклассное с пятью годами обучения. По окончании второго класса лучшие ученики училища могли продолжить обучение в учительских семинариях и  технических школах. Постепенно образование в начальных министерских училищах приближалось если не к классическим гимназиям, то к реальным училищам.

Во второй класс училища принимались дети из других школ Черевковской и близлежащих волостей: Холмова, Ракулки, Ляхова, Ягрыша, Тимошина. В 1909 г. число учащихся в училище составляло 137 человек. Штат преподавателей – 2 человека. К 1914 г., то есть к моменту предполагаемого введения всеобщего обязательного образования, планировалось принять 155 учеников при увеличении штата преподавателей до 3 человек.

В 1904 г. для 2-го класса (4-й и 5-й групп) по соседству было выстроено новое здание стоимостью 4450 рублей. С 1885 г. учителями в училище работали Константин Васильевич Попов, 1851 года рождения, сын дьякона, окончивший Тотемскую учительскую семинарию и его жена Анна Петровна, 1859 года рождения, окончившая училище при одном из вологодских женских монастырей. В училище с сентября 1901 г. работал также учитель Александр Григорьевич Цивилев, 1869 года рождения. С 1911 г. в училище стали дополнительно обучать сапожному делу и рукоделию.

В 80-е гг. XIXв. начальное образование стало широко проникать в жизнь российской деревни.  Наряду с училищами министерства народного просвещения существовали начальные  земские и церковно-приходские школы. Разновидностью церковно-приходских школ были школы грамоты. Земские школы отличались более высоким уровнем преподавания, светский аспект изучаемых предметов стоял на первом месте. Больший акцент в преподавании в земских школах уделялся практическим умениям и навыкам. Земские школы содержались на средства земств, но надзор за учебным процессом осуществлялся министерством народного просвещения. 

Церковно-приходские школы на первое место ставили изучение священной истории, церковно-славянской грамоты. Религиозно-нравственное воспитание учеников формально также стояло во главе угла всей деятельности школьно-церковных учреждений. Вместе с тем, церковно-приходские школы по уровню знаний учащихся до начала ХХ века существенно отставали от земских.

По законам 1884 г. и 1896 г. церковно-приходские школы находились под высшим управлением Синода, были подведомственны архиерею и епархиальному училищному совету, состоявшему из духовных и светских лиц. Обучение в них возлагалось на священников, а также на учителей и учительниц, преимущественно из получивших образование в духовных учебных заведениях. В одноклассных школах преподавались Закон Божий, церковная и гражданская грамота, письмо, начала арифметики, пение; в двухклассных помимо названных предметов – начальные сведения из церковной и русской истории.

 Самую низкую ступеньку в “иерархии” начальных учебных заведений занимали школы грамоты. Они давали только самые элементарные начатки грамотности. Вместе с тем, несмотря на сравнительно низкий образовательный уровень школы грамоты доходили до самых отдаленных деревень, позволяя впоследствии наиболее успешным ученикам продолжить образование в земских училищах и школах.

Начальные школы могли быть одноклассными (2 года обучения) и двухклассными (3 года обучения). В 1910-х гг. в двухклассных школах был введен  четырехгодичный срок обучения.

С декабря 1884 г. при Едомской Введенской церкви (Фоминское сельское общество) действовала одноклассная школа грамоты (срок обучения 2 года). Учитель – отставной унтер-офицер Егор Кошелев. Учащихся – 12 человек. В 1895 г. на ее базе была открыта церковно-приходская школа.

В 1888 г. была открыта Нагорская церковно-приходская школа. Учительницей в ней была Аполлинария Ивановна Баклановская, 1870 года рождения, окончившая епархиальное училище при Вологодском женском монастыре. А.И. Баклановская проработала в этой школе 32 года. В 1898-1899 учебном году в школе обучалось 44 человека.

Примерно в то же время, что и Едомская школа грамоты, такая же школа грамоты была открыта в дер. Холмовской (срок обучения – 2 года). Она помещалась в комнате второго этажа дома братьев крестьян Михаила и Афанасия Алсуфьевых. Учителем был отставной солдат из дер. Ракулка Дмитрий Семенович Сопляков, позднее он служил стражником в гор. Сольвычегодске. В школе в двух группах училось от 15 до 20 человек.

В 1895 г. в с. Черевково была открыта Успенская церковно-приходская школа со сроком обучения 3 года. С 1897 г. школой заведовал священник Успенской церкви Василий Степанович Островский. В 1903 г. для школы было построено специальное здание. В 1909 г. в школе работало 2 учителя при 40 учащихся.

В 1895 г. открылось первое Холмовское земское начальное училище. Вероятно, оно было открыто на базе Холмовской школы грамоты. Училище находилось в дер. Тарпово в доме крестьянина Кузьмы Макарова. Длительное время в нем работал учитель Александр Васильевич Копытов. Ему помогали его сестра Анна Васильевна Копытова и жена Елизавета Ивановна. Учителя Копытовы вели среди крестьян революционную пропаганду. Старожилы говорили, что у Копытова было много революционной литературы, которую он распространял среди крестьян. Когда литературу стало опасно хранить дома, он передал ее крестьянину дер. Медуницино  Михаилу Васильевичу Пиликину, которую тот закопал в землю у себя под овином.

20 сентября 1905 г. в дер. Холмовской было открыто второе Холмовское земское начальное училище. Оно разместилось в доме братьев Алсуфьевых, где прежде была школа грамоты. В первые годы братья сдавали под училище переднюю часть своего дома, в комнате второго этажа в половине Афанасия Алсуфьева жила учительница Мария Викторовна Одинцова, дочь священника. Михаил Алсуфьев часто дебоширил, устраивал скандалы, мешая тем самым учебным занятиям. Его брат Афанасий, заботясь об учениках, специально для училища сделал пристройку к своей половине дома и разместил оба класса у себя. В 1906-1907 учебном году в школе обучалось 35 мальчиков и 36 девочек. В 1910-1911 учебном году в училище был введен 4-летний срок обучения. Преподавание вели 2 учительницы. Обучалось 44 мальчика и 18 девочек.

В 1906 г. в дер. Фоминской Холмовского сельского общества было открыто Сергиевское земское начальное училище с трехлетним сроком обучения. В 1910-1911 учебном году в училище было 34 мальчика и 7 девочек. В школе в разное время преподавали Николай Иванович Уткин, Василий Дмитриевич Митин, Обнорский, Зинаида Константиновна Попова, Ольга Васильевна Попова.

В 1917 г. была открыта Сычевская начальная школа, которая размещалась в доме Николая Лапина в дер. Горелой.

Таким образом, к концу 1917 г. на территории Черевковской волости работало 8 начальных школ и училищ. Были созданы все предпосылки для введения всеобщего обязательного обучения, к чему в течение 50 лет стремилось российское земство: школы располагались в центре трехверстного радиуса обслуживаемых  селений, комплект учителей предусматривал наличие одного учителя на 50 человек учащихся. Для учеников их удаленных деревень предусматривались приюты с бесплатным питанием, но Первая мировая война, а затем революция и гражданская война затормозили этот планомерный поступательный процесс на несколько лет.

В начале ХХ в. с помощью земства самым талантливым и упорным крестьянским детям удавалось получить среднее и даже высшее образование. Так, после окончания Архангельской духовной семинарии, поработав некоторое время учителем Цивозерской церковно-приходской школы, на медицинский факультет Императорского Юрьевского университета (теперь Тартуского) в 1901 г. поступил крестьянин дер. Кухтыревской Черевковской волости Николай Аполлонович Мишуринский. В 1902 г. на его учебу Сольвычегодское земство выделило 300 рублей. После окончания учебы Николай Аполлонович работал врачом в Ильинско-Подомской лечебнице, а затем в Сольвычегодской больнице.

Культура. С 1896 г. в с. Черевково при волостном правлении действовала бесплатная народная библиотека-читальня. Уездное земство ежегодно выделяло библиотеке на приобретение книг и выписку газет и журналов 50 рублей. Ее попечителем был фельдшер М.П. Попков. Долгое время на общественных началах в библиотеке работал учитель К.В. Попов. В 1908 г. библиотекой-читальней заведовал священник Харлампий Пулькин. Библиотека располагалась в мезонине здания волостного правления и была открыта каждое воскресенье. В 1908 г. услугами библиотеки пользовалось 157 человек в возрасте от 11 до 73 лет. Кроме того каждый воскресный день библиотеку посещало еще 30-40 незарегистрированных читателей. Всего за год было выдано 612 книг. В 1908 г. библиотека выписывала следующие журналы: “Русский паломник”, “Нива”, “Природа и люди”, “Земледелец” с педагогическим приложением, а также газеты “Русское слово” и “Биржевые ведомости”.

К 1 января 1909 г. в библиотеке насчитывалось 533 названия книг в 640 экземплярах, из них:

книг религиозного содержания – 168 (207 экз.),

по истории – 52 (62 экз.),

по географии – 62 (63 экз.),

по естествознанию, медицине, гигиене и сельскому хозяйству – 86 (109 экз.),

художественной литературы – 95 (100 экз.),

биографий выдающихся людей – 19 (21 экз.),

по общественным и юридическим наукам 6 (6 экз.),

по ремеслам – 7 (7 экз.),

по педагогике, психологии и логике – 2 (2 экз.),

географических карт и картин – 5 (6 экз.),

журналов, газет и приложений к ним – 26 (51 экз.). 

С 1901 г. местная интеллигенция активно участвовала в народных чтениях Попечительства о народной трезвости. В фондах Вологодского губернского жандармского управления сохранился список лекторов Черевковской волости, представленных для проверки на политическую благонадежность. В списке значатся:

1. заштатный священник Степан Федорович Островский, 60 лет;

2. псаломщик Успенской церкви Василий Павлович Кичанов, 34 лет;

3. его жена Юлия Васильевна Кичанова, 30 лет; 

4. жена помощника акцизного надзирателя 3-го округа Мария Николаевна Лаврова,  26 лет;

5. контролер спичечной фабрики Алексей Алексеевич Левитский, 30 лет;

6. учитель Черевковского двухклассного министерского училища Константин Васильевич Попов, 50 лет;

7. помощница учителя того же училища Анна Петровна Попова, 42 лет;

8. учитель того же училища Александр Григорьевич Цивилев, 32 лет;

9. учитель Холмовского земского училища Александр Васильевич Копытов;

          10. жена контролера спичечной фабрики Екатерина Николаевна Левитская, 23 лет;

          11. фельдшер Черевковской земской лечебницы Петр Виссарионович Цветков, 25 лет;

          12. повивальная бабка Софья Павловна Мякокина, 30 лет.

            Чтения проводились безвозмездно. Как правило, они посвящались “злободневным” темам. Чтения не давали слушателям чего-то полного и цельного. Однако имели просветительное значение, открывая путь для более планомерных культурно-просветительных мероприятий. В 1907-1908 учебном году в Черевковской волости народные чтения проводились в помещении Холмовского 1-го земского училища, в Ляховской –  также в помещении местного земского училища. Чтения сопровождалось показом “туманных картин” (аналог современных слайдов) с помощью “волшебного фонаря” и пользовались огромной популярностью. За сезон 1907-1908 учебного года в Холмовском училище чтения были проведены 9 раз, на которых присутствовало 1200 человек. В Ляховском училище чтения за тот же период были проведены 13 раз, в них участвовало 500 человек.  С применением на чтениях “туманных картин” значительно расширились возможности чтений как с качественной так и с количественной стороны. Появилась возможность вести на практике чтения четырех типов:

– обычные чтения без наглядных пособий;

– чтения с “туманными картинами”;

– чтения с “туманными картинами” и другими наглядными пособиями;

– чтения с пособиями и опытами, но уже без “картин”.

Уездное и губернское земства активно способствовали проведению и популяризации народных чтений. Сольвычегодской уездной земской управой был создан специальный склад брошюр (сборников текстов) для проведения чтений и  “туманных картин”, иллюстрирующих текст. В 1908 г. на складе уездного земства имелось 107 брошюр и 768 “картин” к ним. Кроме того, Вологодская губернская земская управа выслала в том же году в Сольвычегодский уезд 36 брошюр и 408 “картин” разнообразной тематики.

            Жилище.

В XIXв. севернорусское крестьянское жилище существенно изменило свой облик. Сохраняя основные конструктивные элементы и трехчленную структуру, жилище северного крестьянина изменилось и, в первую очередь, за счет широкого использования сравнительно дешевого оконного стекла и внедрения дымоходов, то есть топки “по-белому”. Дом стал значительно чище и светлее.

           Развитие севернорусского жилища проходило в нескольких направлениях. Для запада региона характерно развитие жилого комплекса по продольной оси, когда позади сеней пристраивались жилые помещения: избы горницы, клети. На востоке и севере, в бассейнах рек Северной Двины, Вычегды, Пинеги, Мезени, эволюция крестьянского жилища шла за счет увеличения габаритов передней избы, деления внутреннего пространства на две части (пятистенок), на три части (шестистенок), то есть определялась поперечным развитием дома. Третий путь – увеличение жилой площади за счет пристройки к избе дополнительных срубов (зимние, боковые, “низкие”, “скотние” избы) – получили распространение по всему архангельскому Северу.

            Эволюция жилища в Черевковской волости определялась, преимущественно, поперечным развитием жилого комплекса,  широкое распространение наряду с четырехстенками получили пятистенки и даже различные варианты шестистенной избы.

Здесь, как в одном из важных пунктов экономически развитого торгового региона Русского Севера, еще в конце XVIIIв. стали возводить двухэтажные дома с большим количеством жилых помещений. Такие дома имели до 8-10 жилых помещений на двух этажах. В целом, жилище Черевковской волости отличается большими размерами, высотой, стройностью и пропорциональностью, скульптурностью и выразительностью архитектурных деталей.

Наиболее ранним приемом усложнения была пристройка к основному жилому помещению второго сруба – получалась изба-двойня. Такие избы, характерные для богатого лесом Севера, начали появляться по торговым путям, крупным судоходным рекам еще со ворой половины XVIIв. На архангельском Севере отмечена интересная эволюция избы-двойни: встречные концы бревен на передней и задней стенках выпускают несколько длиннее обычного, так что между двумя встроенными стенками получается заулок, который использовался как чулан, клеть. Заулок часто бывает небольшим, до 1 метра шириной, и освещается маленьким волоковым оконцем. Но иногда он расширяется до 2-х метров, и образуется отдельная комната с 1-2 окнами. Такую композицию называют “тройней”. Нередко можно встретить дома-шестистенки, более сложные по архитектурно-планировочному решению. Такие дома включают первый этаж – избу-двойню, состоящую из двух срубов, поставленных иногда впритык друг к другу, а иногда с образованием небольшого заулка. Второй этаж такого дома, как правило, представляет “тройню” - шестистенок с широким заулком. В этом случае в состав шестистенка входят три примерно равных по размерам жилых помещения.

            Двухэтажные дома возводили преимущественно зажиточные крестьяне. Они возводились для того, чтобы большие семьи, разделившись, могли долгое время оставаться под одной крышей. Построить новый дом одному хозяину было намного труднее, чем приспособить готовый сруб или холодную горницу, уже стоявшую под крышей, для круглогодичного жилья. Часто северный двухэтажный дом отстраивался постепенно на протяжении 10-30 лет.

Двухэтажные избы не представляют собой самостоятельного типа жилых построек. В их ярусах обычно повторяется планировка одноэтажного крестьянского жилища со всеми обычными конструктивными и декоративными особенностями.  Поэтому для понимания архитектурных особенностей севернорусского дома,  его внутренней планировки и убранства достаточно разобраться в особенностях самого простого варианта – четырехстенной одноэтажной избы. Такую возможность дает уже цитировавшаяся работа этнографа Н. Иваницкого “Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и деятельность”, где он рассматривает процесс строительства подобного дома в Метлинской волости Сольвычегодского уезда (80 км южнее Черевкова):      

 “Домом вообще зовется постройка, в которой находятся жилое помещение, поветь и стая; изба же – одна только жилая комната.

Лес ронится то есть рубится в великоговение - великим постом и тотчас вывозится в деревню. Если лес пролежит на улице все лето до осени, он зовется виснодильным, из такого сухого леса можно рубить дом, когда угодно. Сруб, по-местному, стопа, рубится на месте или где-нибудь вдали, после разбирается и перевозится. В этом случае мох не кладется, и пазы мшатся тогда, когда стопа сложена.

Выбрав место для дома, крестьянин прежде всего кладет на землю окладники, то есть четыре лиственничных бревна, соединенных между собой в венец, причем в местах соединения в рубыши кладется мох и таковой же расстилается по всей поверхности четырех нижних бревен, затем кладется следующий венец, уже из сосновых бревен.

Когда это сделано, служится молебен, называемый на подъеме.

Два первых венца определят место для подстолбков. Это сосновые или лиственничные чурки, вкапываемые в землю под углы окладников; на них будет держаться весь дом. На верхних срезах подстолбков вырубают предварительно топором фигуру креста. Камней же под углы зданий никогда не кладут. Под домом выкапывается яма, зовущаяся голбцем, в нее опускается сруб – ряда два бревен, песок же, вынутый из ямы, приваливается к внутренней поверхности стен дома и зовется завалиной. Впоследствии из избы делается в голбец особый ход.

На окладники кладутся следующие ряды бревен с мохом между ними. Мох берется или из речек, так называемый золезняк, или на бору на сырых местах и его сушат дома. Всех рядов, то есть венцов в срубе бывает 15-17. На пятом ряду кладется пол. Концы половых тесин входят в черепа – вырубки в стенах избы; под пол посредине укладывается матица, круглое бревно, служащее для того, чтобы он не прогибался. Для матицы в стенах вырубаются гнезда, в которые она и входит своими концами.

На седьмом ряду начинают вырубать окна, причем в седьмом бревне делается вырубка, называемая подоконником, такая же вырубка в верхнем бревне (по высоте окна) зовется пролётом. У двери вырубка внизу зовется порогом, а верхняя тоже пролет.

В углах бревна скрепляются обычным способом, то есть в каждом дереве вырубаются по два рубыша, вершков по 7-8, кроме того вынимается паз для мху; концы бревен, торчащие на улицу, зовутся зауголками, они потом выравниваются пилою.

На втором бревне сверху стопы в двух противоположных стопах вынимаются черепа. Особо от черепов в бревнах вырубаются подматки, то есть отверстия, в которые входят концы матицы, поддерживающей потолок. Для большей прочности, кроме главной матицы, кладутся еще побочные, называемые тоже подматками. Поперек матиц укладывается потолок из круглых бревен. Когда бревна накачены, их прижимают начерёпком, то есть самым верхним венцом бревен и конопатят мохом.

Затем рубится повал, то есть ряд бревен, скрепленных друг с другом шипами. Нижнее бревно повала по длине равно поперечной стене дома, следующие постепенно суживаются и образуют треугольник. Боковые стёсы повала зовутся слюзами. Повал не всегда бывает бревенчатый, иногда его делают и тесовым. Стропила укрепляются своими нижними концами в гнездах, выдолбленных в стене.

Поперек  стропил, параллельно стенам, кладутся слеги из бревен вершка два в отрубе. Слег всего 13 штук, по 6 на стороне и 13-я наверху – князёвая. Для укрепления стропила связываются прибитыми к ним крест-накрест досками (“крестовые штуки”). Затем крыша кроется тесом. Тесины кладутся поперек слег, внизу они входят в водопуски, а водопуски лежат на курочках, деревянных крючках, которые вкладываются в нижнюю, лежащую на стене, слегу. Верхние концы тесин прижимаются охлупнем.  Это выдолбленное желобом бревно, вогнутою стороною оно кладется на князёвую слегу. Спереди под углом крыши прикрепляется дуга из тонких досок, называемая кузовком, она служит единственно для украшения.

С задней стороны к избе примыкает мос (т. е. мост). На шести столбах, вкопанных в землю, кладутся перекладины, а поперек их настилается самый мост из тесу или из половиншика, то есть распиленных надвое бревен, которые укладываются горбом книзу. Над мостом, на перекладинах, настилается тесовый потолок – подволока.

К мосту по ту или другую сторону избы пристраивается крыльцо. Это площадка, обыкновенно с крышей и перилами, с нее спускается лестница на землю.

Непосредственно к мосту примыкает стая, то есть хлев. Сруб для стаи делается так же, как и для избы, и крыша у избы, моста и стаи общая. Внизу в стае, “на назьму”, помещается скот, вверху же находится повить (поветь); тут “мечется” сено и солома, тут же хранят сани, тарантасы и т. п. От моста поветь отделяется стеной, в которой на мост прорублена дверь. На той же (или на другой) стороне, где находится крыльцо, в стене повети делаются ворота в два полотна и от них спуск вниз – звоз. Звоз держится на перекладинах, положенных на столбы; на перекладины набираются звозины – бревна, по которым въезжают на поветь или спускаются с нее.

В скотской стае устраиваются весли (ясли) и отделяется помещение для лошади и свиней. К стае пристраивается сбоку саник; в него ведут ворота с улицы, другие из него ведут в стаю. Саник служит для защиты скотного двора от заноса снегом и для хранения соломы, дровней, саней, телег, как и поветь”.

 

Одежда.

Как и в предшествующее время, в домашнем хозяйстве производились ткани и другие материалы, которые шли на изготовление одежды. Помимо холста, сукна и полусукна собственного производства крестьяне со второй половины XIXв. широко использовали фабричные ситец, сатин, сукно, батист, миткаль, китайку, кисею, гризет. Они покупали не только ткани, но и фабричную пряжу и применяли ее в домашнем производстве праздничной одежды и нарядных поясов.

Помимо производства тканей в Черевковской и соседних с ней волостях существовали различные ремесла по изготовлению украшений для костюма. К таким ремеслам можно отнести само узорное ткачество, а также широко распространенный в соседнем Красноборске кушачий промысел. Наряду с ними, широко бытовала вышивка на различных изделиях. Ткачество и вышивание являлись постоянными занятиями женщин и девушек в зимний период. Для Черевковской волости было характерно вышивание золотыми нитками – золотое шитье. Золотыми нитками вышивались украшения для одежды,  женские головные уборы и перчатки.

Мужская одежда.  Мужской костюм повсеместно у русских отличался сравнительным единством. Нивелировка и выработка общих форм мужской одежды протекала довольно быстро в связи с большой подвижностью мужского населения (уход на заработки, отходничество и т. п.). Костюм мужчин составляли, как и в XVII–XVIIIвв., рубахи, штаны, различного вида головные уборы, нагрудная одежда. Рубахи, которые в прошлом были туникообразного покроя, сменились рубахами-косоворотками прямого покроя со стоячим воротом с застежкой пуговицами на левой стороне груди (в старину – на шнурке). Их шили из белого холста, первоначально с перегибом центрального полотнища на плечах, позднее со срезом на них, со скошенными бочками, округлыми проймами для рукавов. Рубахи XIXв. были менее длинные, чем в предшествующее время, к рукавам пришивали обшлага с пуговицами, использовали ситцы, кумач, цветной кашемир; подолы рубах выпускались поверх штанов и подпоясывались поясом.

Штаны, или  порты, к XIXв. “потеряли” свой широкий шаг. Они шились из холста (летние) и из овечьей шерсти – сукманины (зимние) – и имели две трапециевидные вставки в шагу, на теле удерживались шнурком или застегивались на пуговицы, а в середине XIXв. к ним пришивали пояса с застежкой. В конце XIX–XXвв. для шитья штанов стали использовать фабричные ткани.

Уже с середины XIXв. и молодые, и мужчины старших возрастов носили городского вида пиджаки, а иногда и жилеты, поддевки с рукавами и без них.

Мужские головные уборы обладали большой устойчивостью. Еще в XVIIIв. были известны грешневики – валяные из шерсти высокие цилиндрические шапки, изготовленные ремесленниками. Зимой надевали шапки из овчины– треухи, малахаи, летом – полотняные головные уборы для лесных и полевых работ, а в конце XIXв. появились городские фуражки, кепи, с середины XIXв. были в употреблении и картузы.

Женская одежда. Комплекс женской одежды составляли рубахи, сарафаны, передники, высокие головные уборы, нагрудная одежда (душегреи). Нательная рубаха из белого холста – исподка  состояла из двух частей: верхней – рукавов и нижней – становины. Если ранние формы рубахи, известные с XVI–XVIIвв., имели туникообразный покрой, прямые рукава со скошенными клиньями и прямоугольными  вставками-ластовицами, то в XIXв. стан рубахи сшивали из нескольких продольных полотнищ, она имела прямые наплечники, пришитые по утку, или цельный безполиковый рукав, а также сборки у ворота. Еще более поздний вариант рубахи имел так называемые слитные полики, выкраиваемые вместе с рукавами. Но это уже достигалось путем кроя из широкой покупной ткани, а не из домашнего холста. Девичьи рубахи конца XIX– начала ХХ в. могли иметь кокетку без прорези спереди. Этот вариант рубахи “пришел” в деревню из города. Обычно рубахи богато украшались. Вышивку, а иногда и тканый узор наносили на наплечники, подолы, кокетки. Рукава у запястья собирали в сборку, рукава с обшлагами оставались у рубах пожилых женщин. В начале ХХ в. рукава нередко шились из ситца, а станина – из домотканины.

Рубаху с прямыми наплечниками, пришитыми по утку, носили с сарафаном. В XIXв. еще встречался архаический вид сарафана – глухой, сшитый из шерстяной домотканины белого или темного цвета, с цельным центральным полотнищем, перегнутым на плечах.

Глухой сарафан уступил место косоклинному, широкому, распашному, просуществовавшему до середины XIXв., когда он стал вытесняться круглым, или московским, сарафаном, прямого покроя из нескольких полотнищ на лямках или с лифом. Если повседневные сарафаны были шерстяными или холщовыми, то праздничные шились из дорогих шелковых или ситцевых тканей и богато украшались парчовыми лентами, позументами.

Поверх сарафана надевался передник. Ранний его вид – на завязках – крепился выше груди, иногда к нему пришивалась грудка с тесемками, завязывавшимися на шее. С конца XIX– начала ХХ в. существовали передники новых покроев, закрывавшие перед сарафана от талии вниз.

На сарафаны надевали нагрудную одежду – душегреи. По покрю душегреи напоминали куртку, шились из дорогих тканей, расшивались золотом, выстегивались на вате или кудели. Носили их в основном зажиточные крестьянки.

Принадлежностью сарафанного комплекса являлись головные уборы – кокошники. Они делались из твердой основы, украшались вышивками, парчой и особенно речным жемчугом.

Все эти уборы со второй половины XIXв. стали заменяться платками, шалями, косынками.

Во второй половине XIXв. одежда с сарафаном стала вытесняться новым видом – юбкой с кофтой, распространившимся под влиянием городского костюма. Юбки и кофты начали носить наряду с сарафаном. Сначала это была принадлежность девичьего костюма. Юбки шили из однотонной или пестрой домотканины, но чаще из клетчатой. Первые юбки по покрою были прямыми, позднее их начали шить с косыми клиньями, нашитыми по подолу под углом. Подолы юбок могли украшаться лентами. Существовали и шерстяные полосатые юбки-сукманки, происхождение которых в Черевкове и прилегающих волостях до сих пор окончательно не выяснено, но преобладает мнение об их западном происхождении из Белоруссии, Смоленщины.

 

Верхняя одежда, как мужская, так и женская, мало различались между собой, так как одинаковым в основном являлись набор и покрой многих вещей, носимых на улице. Повседневной верхней одеждй являлись зипуны и понитки из домашнего сукна и легкие холщовые шабуры. Они шились двубортными, в талию с перехватом и боковыми клиньями. Носили также кафтаны (казачины),  сибирки.

У женщин еще имелись покупные кофты на вате, длинные до колен. Зимой носили полупальто на вате или на меху, сшитые без талии, овчинные шубы со сборками по талии, длинные до колен, крытые материаломи называвшиеся казакином, а также шубы, крытые бархатом или сукном.

У мужчин, кроме общих с женщинами предметов верхней одежды, имелись рядовки, сшитые без пол, как рубахи, надевавшиеся через голову; педжаки, крытые сукном; поддевки-оболочки; пальто-визитки из сукманины. Мужские шубы и тулупы были одинакового покроя с женскими.

Рабочей одеждой служили холщовые или суконные армяки (азямы); рабочими являлись и заимствованные у коми-зырян совики, малицы, лузаны. Совик из оленьей шкуры надевали поверх полушубка, сшит он был шерстью вверх, без талии, без застежек, к воротнику пришивалась шапка, а рукавицы являлись продолжением рукавов. Малицы шились мехом внутрь, без талии, длиной ниже колен. Защитой от дождя служили лузаны (лазы), бывшие одеждой лесовиков. Они напоминали плащи, шились из грубого сукна, без рукавов с отверстиями для головы, иногда их шили из кожи или нашивали кожу на плечи, за спиной приделывали петлю для топора.

Определенным своеобразием отличалась одежда крестьян-старообрядцев. В целом старообрядческую одежду конца XIX– начала ХХ в. составляли те же предметы, что и обычную крестьянскую: армяк, тулуп, по праздникам синий суконный кафтан, из обуви – кожаные сапоги, коты-калоши, из головных уборов – поярковые шапки, меховые треухи. Женщины-старообрядки на моление одевались в черное, в повседневной жизни носили сарафаны из крашенины (праздничные с золотыми или серебряными позументами), шушуны из кумача, китайки или шелка, на голове – сборники или повойники, по праздникам кокошники, зимой треухи и чебаки. Яркие костюмы и особенно платья старообрядцы не носили. Покрой их одежды сохранял много архаичных черт (туникообразные рубахи, глухие сарафаны), темные цвета (“честное платье”), старые конструкции головных уборов (шапки без козырька). Не прижилась у них застежка на левой или правой стороне одежды.

 

---

              Врачебно-санитарный обзор Вологодской губернии. Вологда, 1903. № 9-10. С. 82.

 

              Сольвычегодское уездное земское собрание. Очередная сессия 1908 г. Сольвычегодск. 1909. С. 612.

              Мирский М. Б. Медицина России XVI – XIX веков. М., 1996. С. 330-331.

              Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания за 1905 г. Сольвычегодск, 1906. С. 505-508.

              Пономарев В. А. История Черевковской волости… С. 88.

              Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания за 1905 г. Сольвычегодск, 1906. С. 508-510.

              Сольвычегодское уездное земское собрание. Очередная сессия 1905 г. Великий Устюг, 1906. С. 21, 74.

              Памятная книжка Вологодской губернии на 1914 г. Вологда, 1914. С. 127; Памятная книжка Вологодской губернии на 1915 г. Вологда, 1915. С. 177.

              Дневник А.И. Дружинина // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 628.

             Народное образование в Северо-Двинской губернии. Великий Устюг. 1922. С. 13-14.

             Тупицын С.И. Хроника Земли Красноборской. Красноборск, 1998. С. 52.

             Памятная книга Вологодской губернии на 1865-1866 гг. Вологда, 1866. С. 107.

             Корф Н. А. Ближайшие нужды местного самоуправления. СПб., 1888. С. 54.

             Вологодские губернские ведомости. Вологда. 23.11.1870.

             Школьная сеть Сольвычегодского уезда Вологодской губернии.  Сольвычегодск, 1909.

             Школьная сеть Сольвычегодского уезда Вологодской губернии.  Сольвычегодск, 1909. С. 79.

             Пономарев В.А.  История Черевковской волости… С. 99.

             Колтакова К.П. Из истории народного образования в уезде и в селе Черевково… С. 2-3;

             Колтакова К.П. Из истрии народного образования… С. 3.

             Вологодские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 487.

             Школьная сеть Сольвычегодского уезда Вологодской губернии. Сольвычегодск, 1909.

             Колтакова К. П. Из истории народного образования… С. 3-4.

             ГАВО. Ф. 108. Оп. 1. Д. 377. Л. 269.

             Отчет о суммах, состоящих в ведении Сольвычегодской уездной земской управы за 1896 г. Вологда, 1897. С. 158.

             Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания за 1896 г. Вологда, 1897.

             Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания за 1909 г. Великий Устюг. 1909. С. 915-916.

             ГАВО. Ф. 108. Оп. 1. Д. 377. Ч. 2. Л. 312.

             Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания за 1908 г. Великий Устюг. 1908. С. 400-401.

             Абрамов В. Ф. Российское земство: экономика, финансы и культура. М., 1996. С. 132-133.

             Журнал Сольвычегодского уездного земского собрания за 1908 г. Великий Устюг. 1908. С. 401.

 

             Пермиловская А.Б. Красноборские хоромы // Земля Красноборская… С. 67- 70.

             Маковецкий И.В. Архитектура русского народного жилища. М., 1962. С. 127.

             Повал – фронтон – В.Щ.

             Мостом на Севере называют сени – В.Щ.

             Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин… С. 5 – 17.

             Власова И. В. Севернорусский костюм XIX– начала ХХ в. // Русский Север: этническая история и народная культура. XII–XXвека. М., 2001. С. 322–325.

             См. например, армяковый азям, азям синего сукна, оленья малица в описи имущества С. А. Мокеева (Приложение 11).

 

---

              Тупицын С.И. Хроника земли Красноборской… С. 82-83.

              Лощилов. О том, как муж жену продал. //Правда Севера, 15.02.2001.

              ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Д. 18136. Л. 573.

              Тупицын С.И. Хроника земли Красноборской… С. 106-107.

              Тупицын С.И. Хроника земли Красноборской… С. 106.

              Черевковский филиал Красноборского историко-мемориального  и художественного музея. Архив семьи Мокеевых.

              Верещагин В.В. По Северной Двине. По деревянным церквам. М., 1896. С. 53-54.

              Памятная книга Вологодской губернии на 1860 г. Вологда, 1860. С. 60.

              Вологодские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 487.

             Вологодские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 487.

             Цит. по: Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 79-80.

             Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община // Отечественные записки. 1879. № 7-8. С. 187.

             Там же. С. 76.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 79.

             В свою очередь, по числу старообрядцев Сольвычегодский уезд занимал первое место в Вологодской губернии: в 1897 г. в уезде официально числилось старообрядцев - 2863 чел. (963 мужчины и 1900 женщин), что составляло 2,5% от всего населения уезда. См.: Вологодская губерния. Первая всеобщая перепись населения 1897 г. Тетрадь 2-я. СПб., 1904. С. 74-84.

             Христианство. Энциклопедический словарь.  М., 1995, т. 2. С. 441-442.

             Лопарев Х. Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. СПб., 1895. С. 18.

             Христианство. Энциклопедический словарь… С. 442.

             Христианство. Энциклопедический словарь… С. 190.

             ВУФ ГАВО. Ф. 265 Оп. 1. Д. 88. Л. 27.

             ВУФ ГАВО. Ф. 265 Оп. 1. Д. 46. Л. 78.

             ВУФ ГАВО. Ф. 265 Оп. 1. Д. 46. Л. 83.

             Вологодские епархиальные ведомости. 1903, № 17.

             ВУФ ГАВО. Ф. 265.  Оп. 1. Д.  46. Л. 4.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 109.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 109.

             Карпов И.С. По волнам житейского моря // Новый мир. 1992, № 1. С. 31.

             Отчет о деятельности Великоустюжского православного Стефано-Прокопьевского братства за 1903-1904 г. // Вологодские епархиальные ведомости. 1904, № 20. С. 13.

             ВУФ ГАВО. Ф. 265.  Оп. 1. Д. 88. Л. 21.

             Отчет о состоянии и деятельности Вологодского православного братства во имя Всемилостивого Спаса за 1902-1903 г. // Вологодские епархиальные ведомости. 1904, № 5. Прибавления. С. 115.

             Лестовка – у старообрядцев четки в виде кожаной, бархатной или плетеной из шерсти петли, с нашитыми на ней поперечными валиками и бусинами, заканчивавшейся двойным, иногда расшитым бисером треугольником. – В.Щ.

             Отчет о деятельности Великоустюжского православного Стефано-Прокопьевского братства за 1903-1904 г. // Вологодские епархиальные ведомости, 1904, № 20. С. 7-8.

             Об уставности и истовости богослужения и однообразии обрядов при отправлении богослужения и треб. Доклад Черевковскому пастырско-миссионерскому съезду священника Павла Чевского //  Вологодские епархиальные ведомости. 1904, № 17. С. 473-475.

             Отчет епархиального миссионера о состоянии раскола в Вологодской епархии за 1898 г. // Вологодские епархиальные ведомости. 1899, № 23. С. 587.

             Об уставности и истовости богослужения и однообразии обрядов при отправлении богослужения и треб. Доклад Черевковскому пастырско-миссионерскому съезду священника Павла Чевского //  Вологодские епархиальные ведомости. 1904. № 17. С. 473-475.

             Отчет о деятельности Великоустюжского православного Стефано-Прокопьевского братства за 1903-1904 г. // Вологодские епархиальные ведомости. 1904. № 20. С. 8.

             Вологодские епархиальные ведомости. 1903. № 17. С. 487.

             Щекатов А.М. Словарь географический Российского государства.Ч. III.  СПб., 1804. Ст. Красноборск.

             Памятная книга Вологодской губернии на 1873 г. Вологда, 1873. С. 26.

             Памятная книга Вологодской губернии на 1873 г.  Вологда, 1873. С.11.

             Памятная книга Вологодской губернии на 1873 г.  Вологда, 1873. С.11.

 

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 89.

             Расписка исполняющего обязанности волостного головы  Назара Якутова. 31 мая 1845 г. ЧФ КИМХМ. Архив семьи Мокеевых.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 66.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 48.

             Комолый – безрогий – В. Щ.

             Тер-Мосесянц И. Заметки о скотоводстве в верховьях Северной Двины // Сельское хозяйство и лесоводство. 1885, № 5-8. С.10.

             Тер-Мосесянц И. Заметки о скотоводстве в верховьях Северной Двины // Сельское хозяйство и лесоводство. 1885, № 5-8. С. 7.

             Услар П. К. Вологодская губерния…Табл. 10.

             Тер-Мосесянц И. Заметки о скотоводстве… С. 12.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 92.

             Тер-Мосесянц И. Заметки о скотоводстве… С. 16.

             В Сольвычегодском уезде за единицу измерения сена и сенокосов издревле была принята так называемая  малая волоковая копна – 5 пудов или 80 кг. – В. Щ.

             Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община…С. 200

             Слова “казенный” и “казна” употребляются крестьянами в разных случаях. “Казною” крестьяне называют и государственную казну, и общественную кассу, и церковные доходы. Название же “печишных” происходит, очевидно, от слова “печь” или “печище” и означает, по-видимому, первоначальные, основные по времени заимки земли. (Прим. Ф. Щербины)

             Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община…С. 176-177.

             Сольвычегодская земельная община…С. 172-173.

             Стяг – местное стог - В.Щ.

             Щербина Ф. Сольвычегодская земельная община… С. 207.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 124.

             Экономический совет при Сольвычегодской уездной земской управе. Журналы заседаний. 1902 г. С. 18.

             Итоги районирования Северо-Двинской губернии. В. Устюг, 1924. С. 34. См. также раздел “Здравоохранение”.

             Итоги районирования Северо-Двинской губернии …С. IV.

             РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 536.

             Тер-Мосесянц И. Заметки о скотоводстве… С. 11.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 115.

             ГАВО. Ф. 388. Оп. 4. Д. 2432. Л. 2-18; Д. 3473. Л. 2-21.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 116-117.

             ГАВО. Ф. 388. Оп. 4. Д. 2432. Л. 2-18; Д. 3473. Л. 2-21.

             ГАВО. Ф. 388. Оп. 4.  Д. 3473. Л. 9.

             ГАВО. Ф. 388. Оп. 3. Д. 9873. Л. 1.

             Услар П.К. Вологодская губерния…Табл. 11.

             Услар П.К. Вологодская губерния…Табл. 11.

 

             ГАВО. Ф. 388. Оп. 4. Д. 2432. Л. 16; Д.  3473. Л. 12.

             В.А. Пономарев. История Черевковской волости… С. 136.

             ГАВО.  Ф. 108. Оп. 1. Д. 377.  Ч. II. Л. 312.

             Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин, его обстановка, жизнь и деятельность // Живая старина. № 1. 1898. С. 41.

             Барка – судно длиной 32-36 метров. Служила для сплава различных товаров в Архангельск. Назад не возвращалась, а продавалась в Архангельске на дрова или для постройки деревянных тротуаров и заборов. Строились главным образом в Устюге. - В.Щ.

             Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин… С. 42.

             Услар П. К.Вологодская губерния… С. 330.

             Верещагин В.В. На Северной Двине… С. 67.

             Услар П.К. Вологодская губерния…С. 331.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости…С. 93, 128;  Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин…С. 51-52.

             Пономарев В. А. История Черевковской волости…С. 93, 127;  Иваницкий Н. Сольвычегодский крестьянин…С. 43-50.

             Капустин М. Я. Основные вопросы земской медицины. М., 1882. С. 29.

             Абрамов В. Ф. Российское земство: экономика, финансы и культура. М., 1996. С. 145-146.

             Отчет по 2-му медицинскому участку Сольвычегодского уезда за 1894-1895 г. // Журнал Сольвычегодских уездных земских собраний за 1895 г. Ч.III. Вологда, 1896. С. 56-58.

             Отчет по 2-му медицинскому участку Сольвычегодского уезда за 1894-1895 г. // Журнал Сольвычегодских уездных земских собраний за 1895 г. Ч.III. Вологда, 1896. С. 124.

             Отчет о суммах Сольвычегодского уездного земства за 1902 г. Вологда, 1903. С. 178, 194, 202.

             Календарь-справочник Вологодской губернии на 1912 г. Вологда, 1911.

             Пономарев В.А. История Черевковской волости… С. 91, 92.

             Памятная книжка Вологодской губернии на 1914 г. Вологда, 1914.

             Памятная книжка Вологодской губернии на 1915 г. Вологда, 1915. С. 176.

             Абрамов В. Ф. Российское земство: экономика, финансы и культура. М., 1996. С. 124.

             Врачебно-санитарный обзор Вологодской губернии. Вологда, 1903. № 9-10. С. 85.

             Мера – мера объема жидких и сыпучих тел, равная 26,24 литра.

             Кружка – мера объема жидкостей, равная 1,23 литра.