Спецпереселенцы Ленского района в 1930-1940 годах в воспоминаниях очевидцев. Глава первая.

Строительство поселков.

30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло печально известное постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации».⁴

«Кулаки» были разделены на три категории: 1-я - контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение; 2-я - наиболее богатые местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом антисоветского актива; 3-я - остальные кулаки. На практике выселению с конфискацией имущества подвергались не только кулаки, но и так называемые подкулачники, т.е. середняки, бедняки и даже батраки, уличенные в прокулацких и антиколхозных действиях. Главы кулацких семей первой категории арестовывались, и дела об их действиях передавались на рассмотрение «троек» в составе представителей ОГПУ, обкомов (крайкомов) ВКП (б) и прокуратуры. Кулаки, отнесенные к третьей категории, как правило, переселялись внутри области или края, т.е. не направлялись на спецпоселение. Раскулаченные крестьяне второй категории, а также семьи кулаков первой категории выселялись в отдаленные районы страны на спецпоселение, или трудпоселение (иначе это называлось «кулацкой ссылкой» или «трудссылкой»). В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ указывалось, что в 1930-1931 гг. было

выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026 семей общей численностью 1803392 человека. До 1934 г. крестьяне, направленные в «кулацкую ссылку», назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг. - трудпоселенцами, с 1944 г. - спецпоселенцами. В постановлении устанавливалось и ориентировочное количество кулаков 1-й и 2-й категории по регионам».⁵

Историки до сих пор ведут спор о масштабах начавшегося в 1930 году переселения, пытаясь ответить на вопрос «Сколько же было выслано так называемых «кулаков»?

Александр Исаевич Солженицын на этот счет говорит так: «...был поток 29-30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков (а как-то и не поболее)».⁶

Н.А.Иваницкий в своей книге «Коллективизация и раскулачивание»⁷

приводит совсем иные цифры. По его данным на конец 1931 года общее количество высланных, проживающих на Урале, в Северном крае, в Западной и Восточной Сибири, в других регионах составило 1421380 человек. И тем не менее, даже эти цифры говорят о невиданных масштабах переселения столь большого количества народа. А ведь то, что происходило в 1930 году, было только первым этапом переселенчества. Позже будут и другие.

В конце января 1930 года бюро Северного крайкома ВКП(б) на внеочередном заседании приняло план расселения «кулаков» в крае (в него тогда входили теперешние Архангельская область, Коми республика и часть Вологодской области). Согласно этому плану здесь должно было расселиться 70000 семей - примерно 350000 человек.

Темпы переселения крестьян сразу же рванули вверх: уже на 15 марта 1930 года в Северный край выслали 45000 человек со всех районов страны.⁸

В резолюции бюро Крайкома от 1 апреля 1930 года указывалось, что «расселение должно носить характер сельскохозяйственной колонизации преимущественно необжитых, слабонаселенных районов, в частности, площадей, освобождаемых из-под леса, при условии пригодности почвы для сельского хозяйства».⁹

С экономической точки зрения освоение огромных территорий, занятых тайгой и отдаленных десятками километров от населенных пунктов, способствовало бы их промышленному развитию. К сожалению, освоение это проводилось насильственными методами, а реальная действительность опрокидывала намеченные планы.

Не миновали общесоюзные переселения и дальней северной окраины, издревле считавшейся местом ссылки. В первой половине 1930 года в Ленский район Архангельской области, представлявший собой малообжитый таежный край с населением немногим более пятнадцати тысяч человек, проживающих в основном вдоль реки Вычегды, стали поступать первые этапы спецпереселенцев. Процесс раскулачивания, «ликвидации кулачества как класса» развернулся в полную силу.

О масштабах этого процесса в рамках такого небольшого района, как Ленский, можно судить по хронике событий тех лет. Они приведены в книге Б.А.Угрюмова «Крестьянский вопрос».¹⁰

«29 мая 1930 года из Котласа в Яренск на барже отправлено 967 человек. 6 июня - 1050 человек, 12 июня - 1917, 20 июня - 843. Только в мае - июне 1930 года, меньше чем за месяц, в небольшой район было отправлено баржами по Вычегде свыше пяти тысяч человек». А до этого, не дожидаясь вскрытия реки, прямо по льду было пригнано пешком несколько первых этапов.

Подготовка к приему такой массы народа шла в очень трудных условиях. Размещение, переброска на поселки, строительство, снабжение людей питанием, обувью, одеждой - все это превращалось в неразрешимую для района проблему. Мужчин и женщин трудоспособного возраста сразу отправляли в тайгу строить поселки.

Участники поискового клуба слушают рассказ Марии Игнатьевны ПРИЛУЦКОЙ.

Мария Игнатьевна Прилуцкая пришла в Ленский район пешком по льду реки Вычегды в марте 1930 года с этапом спецпереселенцев. «Шли парами прямо по льду, - вспоминает она, - этап растянулся на целый километр. Шли целую неделю, ночевать останавливались в деревнях у людей. Впереди ехал милиционер верхом и заезжая в каждую деревню говорил: «не пускайте к себе ночевать, не пускайте в деревни, это звери идут, убийцы». А мы как останемся ночевать, молодые были, с молодежью деревенской перезнакомимся, да так, что потом и не отпускают нас: оставайтесь. Кто молоко несет, кто что. Дорогой болели многие, мне тоже плохо стало. Так те, что со мной шли, под руки взяли, до деревни довели. Там молоком напоили кипяченым: как-нибудь крепись, где ты тут останешься. Так и дошли до Яренска.

В Яренск пришли первого апреля, здесь переночевали, вымылись в бане: по два ковшичка горячей воды на человека, а наутро погнали дальше в тайгу, строить Пантый.

Хлеба дали на дорогу: пятьсот граммов на день. За день сорок пять километров прошли: ни деревень по пути не встретилось, ни поселков. Пришли к вечеру на место: конторка для начальства, а для нас шалаш из жердей и веток стоит. Переночевали в нем, а с утра принялись деревья валить, бараки строить...».¹¹

Стариков, детей и женщин, привезенных летом по реке из Котласского пересылочного лагеря Макариха, размещали в помещениях, приспособленных на скорую руку: в церквях, в домах тех местных крестьян, кто к тому времени уже был раскулачен и сослан дальше на Север.

Завезенные по Вычегде в деревню Урдома целый год, до лета 1931 года, жили в каменной неотапливаемой церкви. Как вспоминала Анастасия Федоровна Кистанова, «...нары поставили многоярусные, зимой печку топили, так и жили. Мы с детьми жили в церкви, а мужиков наших гоняли на строительство поселков».¹²

Этап, в котором находилась Прасковья Кирилловна Корж, в сентябре 1930 года был привезен в Яренск. Она рассказывает: «Поселили нас в старом двухэтажном доме. Готовить пищу ходили на болото, там, на кострах и варили, тут нам не разрешали варить.

Сваришь, идешь, а дети детдомовские бегут и, если открытым несешь котелок, могут бросить туда что-нибудь. Кулаки! Мы все были для них кулаками. Никакого проходу нам, девчонкам не давали. Но были и хорошие люди, жалели нас. Мужиков из семей всех угнали в лес. В поселок Ягвель, который они строили, нас увезли уже, когда пошел снег»¹³

Встреча школьников с Прасковьей Кирилловной КОРЖ, жительницей села Яренск (фото 90-х годов).

В докладе о результатах обследования положения детей спецпереселенцев, произведенном Корчуновым от 12 июля 1930 года говорилось:

«В Яренске и его окрестностях размещено около 2000 семей (около 8 000 человек) переселенцев, эвакуированных сюда для водворения их на постоянных колонизационных участках. Детей в этих семействах насчитывается до 40%, которые находятся в тяжелых жилищных условиях».¹⁴

Строительство поселков проходило в сложных условиях. В телеграмме из Яренска в «Северолес» в феврале 1930 года говорится об использовании 480 трудоспособных переселенцев для рубки леса и возки его на крестьянских лошадях. «Жилищами будут несколько стеснены», - говорится в той же телеграмме.¹⁵

Выражение это «несколько стеснены» звучит слишком мягко, потому что по плану распределения рабочей силы, прибывающей этапами из Котласа, предполагалось использовать для 850 трудоспособных переселенцев, которые будут заняты в лесу в Лумиче, Уктыме, Ягвеле, Кус и Тора-Очея, одиннадцать бараков на 600 мест и старые избушки. Предполагалось заготовку леса закончить в марте, с апреля приступить к постройке бараков, конюшен, бань, столовых, ларьков.

С апреля началось строительство поселков Ягвель (3 поселка), Уктым (4 поселка) и Пантый (4 поселка). Не хватало самого необходимого: продовольствия, строительных материалов, транспортных средств. «Среди переселенцев ощущается недостаток обуви, - сообщал в своей докладной прораб И.В.Чувашев 4 мая 1930 года, - и, главным образом, починочного кожевенного материала, также ощущается недостаток мануфактуры. Из-за неимения обуви часть переселенцев не работает, для изжития этого явления высланы на участок лапти.

Медленность темпов работ по строительству объясняется не только недостаточной квалификацией переселенцев, как строителей, но, главным образом, их нежеланием работать. Там, где нужно по ходу работы 2 - 3 человека, приходится ставить по 4 - 6. Из опросов переселенцев выяснилось, что основным мотивом медлительности работ является недостаточность норм питания, установленного для переселенцев. В частности, переселенцы, занятые на пилке лесоматериалов, рубке леса, на рубке стен и вообще на тяжелых работах, жалуются на недостаток норм хлеба».¹⁶

Языком документов и цифр трудно рассказать о том, как строились эти поселки. Спецколонизация осуществлялась на редкость бесчеловечно. Людей обычно привозили в какое-то безлюдное место, прямо в открытом поле, и здесь бросали. В зимнее время у тех, кто не догадался взять с собой топоры, пилы и лопаты, шансы на выживание были весьма призрачны. Обладатели же этих орудий немедленно рыли землянки, рубили дрова, пилили бревна, т.е. «активно обживались» и очень часто благодаря этому спасались от неминуемой смерти. Так и рождались спецпоселки (трудпоселки). В них постепенно увеличивалось число построенных домов, но еще быстрее росло количество могил на близлежащих кладбищах.

По состоянию на 1 июля 1938 г., на учете Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР числилось 997329 трудпоселенцев, которые проживали в 1741 трудпоселке.

Подавляющее большинство трудпоселенцев были крестьянами, раскулаченными и отправленными в «кулацкую ссылку» во время коллективизации сельского хозяйства в 1929-1933 гг. Сюда же входили десятки тысяч «неблагонадежных элементов», выселенных в 1933-1937 гг. из крупных городов и из погранзон...¹⁷

Без свидетелей того строительства цифры, даже самые красноречивые, так и останутся лишь цифрами. «Мой отец был среди тех, кто первыми прибыли в Ягвель, - рассказывает П.П.Корж, - лес один стоял, ни избушки, ни шалаша. Привели, говорят: берите лопаты, разбрасывайте снег. Разбросали, до земли докопали. Теперь, - говорят, - жерди рубите. Нарубили, наставили их как курни, лапками деревьев накрыли, костры посредине развели. Так первую ночь и спали, только часовых поставили: если на ком одежда задымится - чтоб тушили и будили. Так и жили, пока бараки не поставили.

А бараки ставили так: столбы в землю вкопают, с боков пазы выберут и в пазы эти - не бревна, а жерди вставляли. Мхом их обложат, вот и все. Когда семьи в Ягвель приехали, вот такие бараки из жердей стояли, в каждом таком по 400 человек. Посредине каждого двухэтажные нары, а по бокам - одинарные».¹⁸

По плану возведения переселенческих поселков к 1 сентября 1930 года для размещения 2500 семейств переселенцев было «... необходимо возвести 284 здания и прочих построек: школ, больниц, бань, а всего нужно построить 371 здание».¹⁹

На самом же деле темпы строительства значительно отставали от планов. Как видно из отчетов о ходе строительства, для выполнения этой задачи требовалось ежедневно квалифицированной силы (плотников, столяров, стекольщиков, печников, пильщиков) около шести тысяч человек.

Интересно посмотреть, что же в профессиональном отношении представляли спецпереселенцы. В декабре 1930 года комендант одного из поселков представил райисполкому список спецпереселенцев, имеющих специальности.

«Всего таких оказалось 262 человека, среди них 29 сапожников, 64 портных, 21 слесарь-кузнец, 22 пчеловода, 23 плотника, 7 счетоводов. Были в этом списке и учителя, и бондари, жестянщики и даже 5 машинисток, 2 модистки, 2 сапера-подрывника и парикмахер».²⁰

А кроме квалифицированных рабочих требовалась и рабочая сила для очистки мест под дома, для проведения дорог, для выделки кирпича. Всего же, по подсчетам специалистов на выполнение всего объема работ требовалось более семи тысяч человек ежедневно.²¹

В начале же июля в переселенческих поселках возводилось 14 шестиквартирных и 4 девятиквартирных домов, то есть на 120 семей.

На строительстве не хватало стройматериалов и инструментов, причем, ощущалась нехватка самого необходимого: гвоздей скоб, петель. Таблица, приведенная в отчете о ходе строительства поселков, наглядно показывает всю картину со снабжением строителей инструментами.

Так, к примеру, в поселках насчитывалось 1364 топора, а требовалось - 5000, было необходимо для проведения работ 670 продольных пил, а была в наличии 71 пила. Железных лопат было завезено 263, а требовалось почти в пять раз больше - 1237.²²

Одной из проблем возведения поселков было отсутствие дорог, все строительные материалы за десятки километров доставлялись в основном по «зимнику». Дорожное строительство началось с 1 мая 1930 года, вся дорога была разбита на девять участков, во главе которых были поставлены десятники. По мере отдаления дороги от поселков строились опорные пункты - избы, где размещались переселенцы. Строительство дорог тоже велось медленно, несмотря на то, что на работах было занято, судя по отчетам, 450 человек, в среднем сдавалось по полкилометра в день. «...Строительные работы ничуть не двигаются.

Из числа направленных на строительство за все время 1500 человек в настоящее время по всему участку работает лишь 550 на всех видах работ, в том числе ряд людей совершенно малопригодны для строительства, в то время как тысячи бродят по Яренску».²³ Так писали в докладной о ходе строительных работ заведующий учлеспромхозом Шишкин и ответственный руководитель строительства Старцев.

Такие стройматериалы, как дранка для покрытия крыш и кирпич, изготовлялись на местах. Драночные станки были оборудованы в поселках Уктым и Пантый. В Уктыме станок работал сравнительно хорошо, на 30 мая было заготовлено 20 кубометров дранки. В Пантые было произведено лишь 10 - 12 кубометров. В поселок Ягвель завезли ножи для станка, но они лежали, так как никто не знал, как оборудуется такой станок.

В Уктыме действовал кирпичный завод, для обжига кирпича было заготовлено 35 сажен дров, заключен договор на изготовление 300.000 штук кирпича. В Пантые постройки такого завода не предполагалось из-за отсутствия природной глины в окружающих местах, поэтому кирпич для Пантыя вырабатывался в Ягвеле и доставлялся вниз по течению реки Яреньга на расстояние 35 - 40 километров.

О том, как велось производство кирпича в Ягвеле, вспоминает Мария Игнатьевна Прилуцкая:

«В середине лета 1930 года я работала на строительстве дороги от Пантыя до Яренска: прорубали трассу, ставили мосты. А потом меня отправили в Уктым на кирпичный завод, на самые трудные работы всех отправляли, у кого близких не было, заступиться было некому. А я одна в Пантые жила: ни близких, ни родных. Отправили в Уктым.

Работа тяжелая была: дрова заготовить, глину привести. Жить было негде, построили себе шалашик: угор был высокий, мы выкопали его немножко, палки поставили, накрыли сверху корой березовой, чтоб песок не сыпался. Так и жили в нем втроем: еще была одна девушка с матерью. Потом холода настали, а мы все кирпич делаем, дрова такие тяжелые носим обжигать. Морозы настали. Мы попросили железную бочку, сбоку выбили дырку, чтоб дрова можно было накладывать, сверху дырку, чтоб дым выходил. Затащили эту бочку в свой шалаш, сухого хворосту натаскаем и всю ночь подкладываем его в огонь, сидим у бочки и греемся. А мороз был уже сильный - под пятьдесят градусов! Вот так и грелись, сидели.

Хлеба давали по 500 граммов. Для того, чтобы с голоду не умереть, насобираем листьев смородины и такой густой навар сделаем - хоть чем-то надо было желудки заполнять.

Или рябины наломаем, сидим у бочки своей и едим. В тот год зима суровая была, птиц много пало. Украинцы тех птиц подбирали, на палку наденут, на костре сварят и едят. А мы не ели, уж как голодно ни было».²⁴

Таким образом, на основе мемуарных источников видно, что заселение лесных территорий Ленского района в начале 30-х годов проходило в условиях полной неподготовленности района к приему такого количества людей. Это, в свою очередь, приводило к тому, что семьям переселенцев не хватало самого необходимого: продуктов питания, теплой одежды и обуви, жилья. Во всех воспоминаниях очевидцев раскрывается картина голода, распространения эпидемических болезней, резко возросшей смертности, особенно среди стариков, женщин, детей. Было очевидно, что планы руководства страны резко расходились с действительностью. И хотя за 1930 - 1931 годы население района резко возросло, появились новые населенные пункты, резко возросли объемы заготовки древесины, преобразования эти происходили за счет жертв тысяч людей, насильно поселенных в этих местах.

http://yarensk.narod.ru/diplom/p1.html