Актуальность написания данной работы обусловлена рядом причин. Темы спецпереселенчества прежде практически не затрагивались историками в силу того, что почти все архивные материалы, относящиеся к выселению и размещению раскулаченных семей в тридцатые - сороковые годы, были недоступны. Не касались этих тем и краеведы. В силу этих обстоятельств образовался большой пробел в изучении истории края, хотя прошедшее в 1930-1940 годах переселение на Север сотен раскулаченных семей из Украины, Белоруссии, южных областей России ощутимо повлияло на экономику, на освоение необжитых мест, на культуру, то есть практически на все стороны жизни района.
С другой стороны, рассматривая историю спецпереселенчества, мы должны отметить и то обстоятельство, что с родных мест высылались люди разных национальностей: русские, белорусы, украинцы, немцы, татары. Оказавшись в сложнейших условиях, они были вынуждены вместе строить дороги, поселки в лесу, разрабатывать поля в тайге, преодолевая при этом национальные, а порой и языковые барьеры. В исследованных мною архивных документах, в воспоминаниях бывших спецпереселенцев и очевидцев тех событий, не встречается фактов борьбы или даже ссор между людьми на национальной основе.
Сегодня, когда в России то и дело вспыхивают конфликты на национальной почве, важно выявить причины их возникновения и способы предотвращения. Опыт вынужденного проживания в масштабах одного лесного поселка людей десятка разных национальностей, со своими обычаями, особенностями национального характера, языком мог бы пригодиться в решении этих важных вопросов.
Есть и еще один важный аспект, благодаря которому изучение этой темы приобретает особенно значимый смысл. Процессы, происходящие сегодня в деревне, приводят к тому, что в среде бывшего крестьянства, уже в большинстве своем привыкшего к уравниловке в распределении заработанных коллективным характером труда, идет все более заметное расслоение. Из этой массы обедневших работников бывших совхозов и колхозов, которая выживает в основном только за счет своего личного хозяйства, в ряде мест начинают выделяться более предприимчивые хозяева. Они уже не только сумели создать крепкое хозяйство, но и начинают пользоваться наемной силой своих бывших товарищей по колхозу, а то и их земельными участками.
Конечно, о возрождении кулака и о начале классовой борьбы в деревне говорить рано. Однако невнимание к процессам, происходящим в деревне, и, самое главное, отсутствие материальной поддержки работающим на земле со стороны государства - все это может впоследствии привести к самым непредсказуемым результатам.
История раскулачивания, история спецпереселенчества со всем ее трагизмом и во всем ее масштабе должна послужить хорошим уроком и для тех, кто так стремится изменить жизнь российской деревни, поможет избежать страшных роковых ошибок. Поэтому цель моей дипломной работы заключается в том, чтобы осветить жизнь спецпереселенцев 1930-1940-х годов Ленского района, основываясь на их воспоминаниях, на воспоминаниях очевидцев тех лет. В своей работе я постаралась наиболее полно рассмотреть такие аспекты жизни семей спецпереселенцев, как прибытие первых этапов и условия, в которых они размещались здесь. Важным вопросом является и национальный состав переселенцев. В своих публикациях историки, которые занимаются изучением истории переселенчества, практически не касаются такого вопроса, как воспитание детей, работа школ и дошкольных учреждений, детских домов. Большинство из опрошенных мною людей и тех, на чьи воспоминания я опираюсь, в 1930-1940-е годы были детьми, поэтому накоплен большой материал по детскому вопросу. Ему я постаралась уделить особое внимание.
1 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования, 1991, № 10. В.Н.Земсков. Судьба «кулацкой ссылки». Отечественная история. 1994, № 1, с. 138. 2 Н.А.Иваницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов) Изд. 2-е. М.: Магистр, 1996. |
Тема переселения семей раскулаченных в малообжитые территории страны стала сравнительно недавно рассматриваться историками. С середины восьмидесятых годов, когда доступными стали многие архивные материалы по истории 1930-1940-х годов, начинается изучение этой темы. Заговорили о ней столичные исследователи, над этой темой активно работает такой историк, как В. Н. Земсков.1 Анализ процессов, происходящих в начале тридцатых годов в стране, дает в своей работе «Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов)» Н. А. Иваницкий.2
В своей работе я использую статистические данные из трудов В.Н.Земскова, Н.А.Иваницкого. Они осветили причины, которые привели Сталина к принятию решения о выселении семей раскулаченных на малообжитые территории, дали общую характеристику спецпереселенчества, показали, насколько велики были его масштабы.
Особую масштабность, и свои особенности (морозы, малообжитые лесные территории) приобрели вопросы спецпереселенчества в Северном крае, и, в частности, в Архангельской области. Этот пробел в изучении истории освоения переселенцами Севера восполняют работы историков и журналистов. Каждая работа раскрывает свою сторону в изучении темы. В документальном очерке «Невольники и бонзы» Р.А.Ханталина показано, как вопросы расселения раскулаченных семей решались властями Северкрайкома партии. В работах Н.Ф.Бугай, А.П.Воробей дается развернутая характеристика освоения Севера поселенцами.
Очень трудным был путь, которым большинство спецпереселенцев попадало на места своего жительства. Нередко он приводил к большим жертвам. Об истории двух этапов из Котласа в Яренск рассказывается в документальном очерке «Этап в никуда» В.П.Насонкина и П.Соколова.
Люди разных национальностей высылались на Север. О том, как попадали сюда немцы, поляки, белорусы, как расселялись и какие испытания им пришлось перенести, раскрывается в материалах «Поляки», «Этнические немцы на Севере» Т.Сабуровой, «Русские немцы польского происхождения» Л.Миронова, «Раскулаченные» минского журналиста Я.Чапли.
Немало нового по этой теме накоплено в районах области, где в 1930-1940-х годах были размещены спецпереселенцы. В Плесецком районе, где в тридцатые годы находилось наибольшее количество раскулаченных семей, в районной газете публиковались статьи «В тридцатые годы...» Н.Макарова, «Без вины виноватые» С.Сметанина, «О моем расскажите отце» А.Бородиной, рассказывающие о жизни этих людей, о строительстве поселков в тайге. В Пинежской районной газете о жизни спецпереселенцев рассказывается в материалах В.Кошиной, Н.Постникова, С.Доморощенова, в Красноборской - К.Загородского, П.Волкова, С.Тупицина, в Коношской - А.Чиркова. Каждый такой материал, рассказывая в целом о спецпереселенцах, условиях их жизни, вносит новые подробности этой жизни, раскрывая их на примерах судеб конкретных людей.
3 О.Угрюмов. Музыка на крови. Правда Севера, 2 сентября 1999 года. О.Угрюмов. Небесный извозчик. Правда Севера, 12 августа 1999 года. О.Угрюмов. Терпкая ягода калина. Правда Севера, 1 февраля 1996 года. О.Угрюмов. Немцы. Правда Севера, 13 мая 1999 года. О.Угрюмов. Нянда. Правда Севера, 5 октября 2000 года. О.Угрюмов, Ю.Угрюмова. Высланные дети. Правда Севера, 27 июня 2000 года. |
В Ленском районе первая публикация о спецпереселенцах появилась в книге директора Яренского краеведческого музея Б.А.Угрюмова «Крестьянский вопрос», которая вышла в 1991 году на правах рукописи. Одна из глав ее называется «Спецпереселенцы» и на основе документов областного архива рассказывает о прибытии в Ленский район первых этапов переселенцев, размещении их, о строительстве первых поселков. О жизни спецпереселенцев Ленского района рассказывалось на страницах областной газеты «Правда Севера» в материалах О.А.Угрюмова и Ю.О.Угрюмовой.3
Все эти работы, затрагивая разные стороны жизни спецпереселенцев, показывают как масштабность заселения малообжитых районов страны, так и условия жизни людей в самых отдаленных поселках. Авторы этих трудов уделяли большое внимание архивным материала.
Важным источником для написания и моей дипломной работы стали материалы Государственных архивов Архангельской области и Ленского района. В Государственном архиве Архангельской области материалы о спецпереселенцах представлены в основном протоколами решении Северного крайкома партии, статистическими данными и отчетами с мест о поступлении семей спецпереселенцев в Северный край и Ленский район, о строительстве поселков, о размещении семей. В Государственном архиве Ленского района хранятся протоколы решений Президиума райисполкома, на которых в течение 1930-1932 годов заслушивались отчеты уполномоченных о проведении строительных работ в поселках спецпереселенцев, о темпах строительства жилья и заготовки древесины.
В документах архивов имеется важная информация о подвозе продуктов питания в лесные поселки, об эпидемии тифа и других болезнях, об уровне смертности среди переселенцев, в частности, детей. Наглядно отражены в отчетах темпы строительства поселков в течение 1931-1932 годов и то, насколько сильно отставало оно от намеченных планов.
Все архивные материалы, составленные теми, кто по долгу службы был должен работать со спецпереселенцами, репрезентативны. Однако эти документы не могут в полной мере отражать всю картину освоения этих мест. Они не могут передать условий жизни, всего того, что пришлось испытать привезенным насильно в наши края людям. Дополнить эту картину могут только личные воспоминания самих переселенцев.
Большую работу по сбору материалов об истории спецпереселенчества проводят общественные организации общества «Мемориал». Уже в течение нескольких лет активно работает в этом направлении Котласское общество «Совесть». По инициативе его комитета на месте пересыльного лагеря Макариха, через который в начале тридцатых годов прошли тысячи переселенцев, было установлено несколько мемориальных памятников в память погибших здесь крестьян, поляков, священников.
У председателя общества «Совесть» И.А.Дубровиной накоплен большой архив переписки с переселенцами, живущими сейчас в Польше, записей воспоминаний очевидцев. Воспоминания, касающиеся жизни спецпереселенцев в Ленском районе, использованы в моей дипломной работе.
Группа участников поисковой работы на месте, где находился поселок спецпереселенцев Ледня, здесь был установлен памятный обелиск. Крайний слева - руководитель поискового клуба Николай Ильин. |
В 1995 году в Яренске по инициативе районного Совета ветеранов состоялась первая встреча бывших спецпереселеннцев. На ней было решено организовать школьный историко-поисковый клуб «Поиск» для изучения истории переселенчества в районе. В период с 1996 по 2000 год члены клуба под руководством яренского учителя Н.Е.Ильина и собственного корреспондента областной газеты «Правда Севера» О.А.Угрюмова совершили более десяти экспедиции в места, где располагались поселки спецпереселенцев, записали воспоминания бывших очевидцев тех событий. Часть этих воспоминаний были помещены в книге О.А.Угрюмова «Боль памяти», изданной в Яренске на правах рукописи.
В 1996 году на яренском кладбище с помощью очевидцев было обнаружено массовое захоронение спецпереселенцев, умерших в тридцатые годы от тифа. На этом месте был установлен памятник жертвам политических репрессий, у него каждую осень проходят митинги памяти. В 2000 году в Яренске было создано общество «Память», объединившее бывших спецпереселенцев, их детей и тех, кто интересуется историей. Одно из направлений его деятельности - сбор материалов, воспоминаний тех, кто был выслан сюда.
Начиная с 1998 года, я тоже в составе экспедиций клуба занималась сбором материалов. Вместе со школьниками мы ходили к тем, кто был в тридцатые годы выслан в Ленский район, и записывали их воспоминания на магнитофон. В настоящее время у меня создана своя фонотека записей воспоминаний очевидцев тех событий, я использовала их в данной работе.
Все эти материалы можно считать репрезентативными, поскольку о фактах жизни в спецпоселках Ледня, Пантый, Уктым и других говорилось в воспоминаниях нескольких очевидцев тех событий. Всего в ходе подготовки и написания дипломной работы мною было изучено более тридцати записанных воспоминаний бывших спецпереселенцев.
Сбор этих материалов, публикация их приобретают сегодня особую важность в связи с тем, что очевидцами событий 1930-1940-х годов являются люди пожилого возраста. С уходом этого поколения мы можем утратить ту живую картину жизни переселенцев, восполнить которую не смогут никакие архивы. Уже сегодня приходится с сожалением констатировать, что многие и тех, чьи воспоминания удалось записать, ушли из жизни. Их рассказы, магнитофонные записи с их голосами остаются бесценными свидетелями далекой эпохи.
Глава первая.
Строительство поселков.
4 Н.А.Иваницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). Изд. 2-е. М.: Магистр, 1996. С. 67. |
30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло печально известное постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации».4
«Кулаки» были разделены на три категории: 1-я - контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение; 2-я - наиболее богатые местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом антисоветского актива; 3-я - остальные кулаки. На практике выселению с конфискацией имущества подвергались не только кулаки, но и так называемые подкулачники, т.е. середняки, бедняки и даже батраки, уличенные в прокулацких и антиколхозных действиях. Главы кулацких семей первой категории арестовывались, и дела об их действиях передавались на рассмотрение «троек» в составе представителей ОГПУ, обкомов (крайкомов) ВКП (б) и прокуратуры. Кулаки, отнесенные к третьей категории, как правило, переселялись внутри области или края, т.е. не направлялись на спецпоселение. Раскулаченные крестьяне второй категории, а также семьи кулаков первой категории выселялись в отдаленные районы страны на спецпоселение, или трудпоселение (иначе это называлось «кулацкой ссылкой» или «трудссылкой»). В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ указывалось, что в 1930-1931 гг. было
5 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.3. |
выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026 семей общей численностью 1803392 человека. До 1934 г. крестьяне, направленные в «кулацкую ссылку», назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг. - трудпоселенцами, с 1944 г. - спецпоселенцами. В постановлении устанавливалось и ориентировочное количество кулаков 1-й и 2-й категории по регионам».5
Историки до сих пор ведут спор о масштабах начавшегося в 1930 году переселения, пытаясь ответить на вопрос «Сколько же было выслано так называемых «кулаков»?
6 А.И.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1989. Т. 1. С. 34. |
Александр Исаевич Солженицын на этот счет говорит так: «...был поток 29-30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков (а как-то и не поболее)».6
Н.А.Иваницкий в своей книге «Коллективизация и раскулачивание»7
7 Н.А.Иваницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов) Изд. 2-е. М.: Магистр, 1996. С. 96. |
приводит совсем иные цифры. По его данным на конец 1931 года общее количество высланных, проживающих на Урале, в Северном крае, в Западной и Восточной Сибири, в других регионах составило 1421380 человек. И тем не менее, даже эти цифры говорят о невиданных масштабах переселения столь большого количества народа. А ведь то, что происходило в 1930 году, было только первым этапом переселенчества. Позже будут и другие.
В конце января 1930 года бюро Северного крайкома ВКП(б) на внеочередном заседании приняло план расселения «кулаков» в крае (в него тогда входили теперешние Архангельская область, Коми республика и часть Вологодской области). Согласно этому плану здесь должно было расселиться 70000 семей - примерно 350000 человек.
8 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 88. |
Темпы переселения крестьян сразу же рванули вверх: уже на 15 марта 1930 года в Северный край выслали 45000 человек со всех районов страны.8
В резолюции бюро Крайкома от 1 апреля 1930 года указывалось, что «расселение должно носить характер сельскохозяйственной колонизации преимущественно необжитых, слабонаселенных районов, в частности, площадей, освобождаемых из-под леса, при условии пригодности почвы для сельского хозяйства».9
9 Государственный архив Архангельской области ф. 621, оп. 3, д. 25, л. 214. |
С экономической точки зрения освоение огромных территорий, занятых тайгой и отдаленных десятками километров от населенных пунктов, способствовало бы их промышленному развитию. К сожалению, освоение это проводилось насильственными методами, а реальная действительность опрокидывала намеченные планы.
Не миновали общесоюзные переселения и дальней северной окраины, издревле считавшейся местом ссылки. В первой половине 1930 года в Ленский район Архангельской области, представлявший собой малообжитый таежный край с населением немногим более пятнадцати тысяч человек, проживающих в основном вдоль реки Вычегды, стали поступать первые этапы спецпереселенцев. Процесс раскулачивания, «ликвидации кулачества как класса» развернулся в полную силу.
О масштабах этого процесса в рамках такого небольшого района, как Ленский, можно судить по хронике событий тех лет. Они приведены в книге Б.А.Угрюмова «Крестьянский вопрос».10
10 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 94. |
«29 мая 1930 года из Котласа в Яренск на барже отправлено 967 человек. 6 июня - 1050 человек, 12 июня - 1917, 20 июня - 843. Только в мае - июне 1930 года, меньше чем за месяц, в небольшой район было отправлено баржами по Вычегде свыше пяти тысяч человек». А до этого, не дожидаясь вскрытия реки, прямо по льду было пригнано пешком несколько первых этапов.
Подготовка к приему такой массы народа шла в очень трудных условиях. Размещение, переброска на поселки, строительство, снабжение людей питанием, обувью, одеждой - все это превращалось в неразрешимую для района проблему. Мужчин и женщин трудоспособного возраста сразу отправляли в тайгу строить поселки.
Участники поискового клуба слушают рассказ Марии Игнатьевны ПРИЛУЦКОЙ. |
Мария Игнатьевна Прилуцкая пришла в Ленский район пешком по льду реки Вычегды в марте 1930 года с этапом спецпереселенцев. «Шли парами прямо по льду, - вспоминает она, - этап растянулся на целый километр. Шли целую неделю, ночевать останавливались в деревнях у людей. Впереди ехал милиционер верхом и заезжая в каждую деревню говорил: «не пускайте к себе ночевать, не пускайте в деревни, это звери идут, убийцы». А мы как останемся ночевать, молодые были, с молодежью деревенской перезнакомимся, да так, что потом и не отпускают нас: оставайтесь. Кто молоко несет, кто что. Дорогой болели многие, мне тоже плохо стало. Так те, что со мной шли, под руки взяли, до деревни довели. Там молоком напоили кипяченым: как-нибудь крепись, где ты тут останешься. Так и дошли до Яренска.
В Яренск пришли первого апреля, здесь переночевали, вымылись в бане: по два ковшичка горячей воды на человека, а наутро погнали дальше в тайгу, строить Пантый.
11 Воспоминания М.И.Прилуцкой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 24 июля 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Хлеба дали на дорогу: пятьсот граммов на день. За день сорок пять километров прошли: ни деревень по пути не встретилось, ни поселков. Пришли к вечеру на место: конторка для начальства, а для нас шалаш из жердей и веток стоит. Переночевали в нем, а с утра принялись деревья валить, бараки строить...».11
Стариков, детей и женщин, привезенных летом по реке из Котласского пересылочного лагеря Макариха, размещали в помещениях, приспособленных на скорую руку: в церквях, в домах тех местных крестьян, кто к тому времени уже был раскулачен и сослан дальше на Север.
12 О.Александров. О чем напомнила старая церковь? Маяк, 27 июля 1991 года, стр. 3. |
Завезенные по Вычегде в деревню Урдома целый год, до лета 1931 года, жили в каменной неотапливаемой церкви. Как вспоминала Анастасия Федоровна Кистанова, «...нары поставили многоярусные, зимой печку топили, так и жили. Мы с детьми жили в церкви, а мужиков наших гоняли на строительство поселков».12
Этап, в котором находилась Прасковья Кирилловна Корж, в сентябре 1930 года был привезен в Яренск. Она рассказывает: «Поселили нас в старом двухэтажном доме. Готовить пищу ходили на болото, там, на кострах и варили, тут нам не разрешали варить.
13 Воспоминания П.К.Корж, собранные Ю.О.Угрюмовой. 8 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Сваришь, идешь, а дети детдомовские бегут и, если открытым несешь котелок, могут бросить туда что-нибудь. Кулаки! Мы все были для них кулаками. Никакого проходу нам, девчонкам не давали. Но были и хорошие люди, жалели нас. Мужиков из семей всех угнали в лес. В поселок Ягвель, который они строили, нас увезли уже, когда пошел снег»13
Встреча школьников с Прасковьей Кирилловной КОРЖ, жительницей села Яренск (фото 90-х годов). |
В докладе о результатах обследования положения детей спецпереселенцев, произведенном Корчуновым от 12 июля 1930 года говорилось:
14 Государственный архив Архангельской области. Ф. 621., оп. 3, д. 25, л. 29. |
«В Яренске и его окрестностях размещено около 2000 семей (около 8 000 человек) переселенцев, эвакуированных сюда для водворения их на постоянных колонизационных участках. Детей в этих семействах насчитывается до 40%, которые находятся в тяжелых жилищных условиях».14
Строительство поселков проходило в сложных условиях. В телеграмме из Яренска в «Северолес» в феврале 1930 года говорится об использовании 480 трудоспособных переселенцев для рубки леса и возки его на крестьянских лошадях. «Жилищами будут несколько стеснены», - говорится в той же телеграмме.15
15 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 93. |
Выражение это «несколько стеснены» звучит слишком мягко, потому что по плану распределения рабочей силы, прибывающей этапами из Котласа, предполагалось использовать для 850 трудоспособных переселенцев, которые будут заняты в лесу в Лумиче, Уктыме, Ягвеле, Кус и Тора-Очея, одиннадцать бараков на 600 мест и старые избушки. Предполагалось заготовку леса закончить в марте, с апреля приступить к постройке бараков, конюшен, бань, столовых, ларьков.
С апреля началось строительство поселков Ягвель (3 поселка), Уктым (4 поселка) и Пантый (4 поселка). Не хватало самого необходимого: продовольствия, строительных материалов, транспортных средств. «Среди переселенцев ощущается недостаток обуви, - сообщал в своей докладной прораб И.В.Чувашев 4 мая 1930 года, - и, главным образом, починочного кожевенного материала, также ощущается недостаток мануфактуры. Из-за неимения обуви часть переселенцев не работает, для изжития этого явления высланы на участок лапти.
16 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 93. |
Медленность темпов работ по строительству объясняется не только недостаточной квалификацией переселенцев, как строителей, но, главным образом, их нежеланием работать. Там, где нужно по ходу работы 2 - 3 человека, приходится ставить по 4 - 6. Из опросов переселенцев выяснилось, что основным мотивом медлительности работ является недостаточность норм питания, установленного для переселенцев. В частности, переселенцы, занятые на пилке лесоматериалов, рубке леса, на рубке стен и вообще на тяжелых работах, жалуются на недостаток норм хлеба».16
Языком документов и цифр трудно рассказать о том, как строились эти поселки. Спецколонизация осуществлялась на редкость бесчеловечно. Людей обычно привозили в какое-то безлюдное место, прямо в открытом поле, и здесь бросали. В зимнее время у тех, кто не догадался взять с собой топоры, пилы и лопаты, шансы на выживание были весьма призрачны. Обладатели же этих орудий немедленно рыли землянки, рубили дрова, пилили бревна, т.е. «активно обживались» и очень часто благодаря этому спасались от неминуемой смерти. Так и рождались спецпоселки (трудпоселки). В них постепенно увеличивалось число построенных домов, но еще быстрее росло количество могил на близлежащих кладбищах.
По состоянию на 1 июля 1938 г., на учете Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР числилось 997329 трудпоселенцев, которые проживали в 1741 трудпоселке.
17 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.4. |
Подавляющее большинство трудпоселенцев были крестьянами, раскулаченными и отправленными в «кулацкую ссылку» во время коллективизации сельского хозяйства в 1929-1933 гг. Сюда же входили десятки тысяч «неблагонадежных элементов», выселенных в 1933-1937 гг. из крупных городов и из погранзон...17
Без свидетелей того строительства цифры, даже самые красноречивые, так и останутся лишь цифрами. «Мой отец был среди тех, кто первыми прибыли в Ягвель, - рассказывает П.П.Корж, - лес один стоял, ни избушки, ни шалаша. Привели, говорят: берите лопаты, разбрасывайте снег. Разбросали, до земли докопали. Теперь, - говорят, - жерди рубите. Нарубили, наставили их как курни, лапками деревьев накрыли, костры посредине развели. Так первую ночь и спали, только часовых поставили: если на ком одежда задымится - чтоб тушили и будили. Так и жили, пока бараки не поставили.
18 Воспоминания П.П.Корж, собранные Ю.О.Угрюмовой. 8 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
А бараки ставили так: столбы в землю вкопают, с боков пазы выберут и в пазы эти - не бревна, а жерди вставляли. Мхом их обложат, вот и все. Когда семьи в Ягвель приехали, вот такие бараки из жердей стояли, в каждом таком по 400 человек. Посредине каждого двухэтажные нары, а по бокам - одинарные».18
По плану возведения переселенческих поселков к 1 сентября 1930 года для размещения 2500 семейств переселенцев было «... необходимо возвести 284 здания и прочих построек: школ, больниц, бань, а всего нужно построить 371 здание».19
19 Государственный архив Архангельской области. Ф. 1831, оп. 1, д. 291, л. 183. |
На самом же деле темпы строительства значительно отставали от планов. Как видно из отчетов о ходе строительства, для выполнения этой задачи требовалось ежедневно квалифицированной силы (плотников, столяров, стекольщиков, печников, пильщиков) около шести тысяч человек.
Интересно посмотреть, что же в профессиональном отношении представляли спецпереселенцы. В декабре 1930 года комендант одного из поселков представил райисполкому список спецпереселенцев, имеющих специальности.
20 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 100. |
«Всего таких оказалось 262 человека, среди них 29 сапожников, 64 портных, 21 слесарь-кузнец, 22 пчеловода, 23 плотника, 7 счетоводов. Были в этом списке и учителя, и бондари, жестянщики и даже 5 машинисток, 2 модистки, 2 сапера-подрывника и парикмахер».20
А кроме квалифицированных рабочих требовалась и рабочая сила для очистки мест под дома, для проведения дорог, для выделки кирпича. Всего же, по подсчетам специалистов на выполнение всего объема работ требовалось более семи тысяч человек ежедневно.21
21 Государственный архив Архангельской области. Ф. 1831, оп. 1, д. 291, л. 185. |
В начале же июля в переселенческих поселках возводилось 14 шестиквартирных и 4 девятиквартирных домов, то есть на 120 семей.
На строительстве не хватало стройматериалов и инструментов, причем, ощущалась нехватка самого необходимого: гвоздей скоб, петель. Таблица, приведенная в отчете о ходе строительства поселков, наглядно показывает всю картину со снабжением строителей инструментами.
22 Государственный архив Архангельской области. Ф. 1831, оп. 1, д. 291,л. 185. |
Так, к примеру, в поселках насчитывалось 1364 топора, а требовалось - 5000, было необходимо для проведения работ 670 продольных пил, а была в наличии 71 пила. Железных лопат было завезено 263, а требовалось почти в пять раз больше - 1237.22
Одной из проблем возведения поселков было отсутствие дорог, все строительные материалы за десятки километров доставлялись в основном по «зимнику». Дорожное строительство началось с 1 мая 1930 года, вся дорога была разбита на девять участков, во главе которых были поставлены десятники. По мере отдаления дороги от поселков строились опорные пункты - избы, где размещались переселенцы. Строительство дорог тоже велось медленно, несмотря на то, что на работах было занято, судя по отчетам, 450 человек, в среднем сдавалось по полкилометра в день. «...Строительные работы ничуть не двигаются.
23 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 97. |
Из числа направленных на строительство за все время 1500 человек в настоящее время по всему участку работает лишь 550 на всех видах работ, в том числе ряд людей совершенно малопригодны для строительства, в то время как тысячи бродят по Яренску».23 Так писали в докладной о ходе строительных работ заведующий учлеспромхозом Шишкин и ответственный руководитель строительства Старцев.
Такие стройматериалы, как дранка для покрытия крыш и кирпич, изготовлялись на местах. Драночные станки были оборудованы в поселках Уктым и Пантый. В Уктыме станок работал сравнительно хорошо, на 30 мая было заготовлено 20 кубометров дранки. В Пантые было произведено лишь 10 - 12 кубометров. В поселок Ягвель завезли ножи для станка, но они лежали, так как никто не знал, как оборудуется такой станок.
В Уктыме действовал кирпичный завод, для обжига кирпича было заготовлено 35 сажен дров, заключен договор на изготовление 300.000 штук кирпича. В Пантые постройки такого завода не предполагалось из-за отсутствия природной глины в окружающих местах, поэтому кирпич для Пантыя вырабатывался в Ягвеле и доставлялся вниз по течению реки Яреньга на расстояние 35 - 40 километров.
О том, как велось производство кирпича в Ягвеле, вспоминает Мария Игнатьевна Прилуцкая:
«В середине лета 1930 года я работала на строительстве дороги от Пантыя до Яренска: прорубали трассу, ставили мосты. А потом меня отправили в Уктым на кирпичный завод, на самые трудные работы всех отправляли, у кого близких не было, заступиться было некому. А я одна в Пантые жила: ни близких, ни родных. Отправили в Уктым.
Работа тяжелая была: дрова заготовить, глину привести. Жить было негде, построили себе шалашик: угор был высокий, мы выкопали его немножко, палки поставили, накрыли сверху корой березовой, чтоб песок не сыпался. Так и жили в нем втроем: еще была одна девушка с матерью. Потом холода настали, а мы все кирпич делаем, дрова такие тяжелые носим обжигать. Морозы настали. Мы попросили железную бочку, сбоку выбили дырку, чтоб дрова можно было накладывать, сверху дырку, чтоб дым выходил. Затащили эту бочку в свой шалаш, сухого хворосту натаскаем и всю ночь подкладываем его в огонь, сидим у бочки и греемся. А мороз был уже сильный - под пятьдесят градусов! Вот так и грелись, сидели.
Хлеба давали по 500 граммов. Для того, чтобы с голоду не умереть, насобираем листьев смородины и такой густой навар сделаем - хоть чем-то надо было желудки заполнять.
24 Воспоминания М.И.Прилуцкой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 24 июля 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Или рябины наломаем, сидим у бочки своей и едим. В тот год зима суровая была, птиц много пало. Украинцы тех птиц подбирали, на палку наденут, на костре сварят и едят. А мы не ели, уж как голодно ни было».24
Таким образом, на основе мемуарных источников видно, что заселение лесных территорий Ленского района в начале 30-х годов проходило в условиях полной неподготовленности района к приему такого количества людей. Это, в свою очередь, приводило к тому, что семьям переселенцев не хватало самого необходимого: продуктов питания, теплой одежды и обуви, жилья. Во всех воспоминаниях очевидцев раскрывается картина голода, распространения эпидемических болезней, резко возросшей смертности, особенно среди стариков, женщин, детей. Было очевидно, что планы руководства страны резко расходились с действительностью. И хотя за 1930 - 1931 годы население района резко возросло, появились новые населенные пункты, резко возросли объемы заготовки древесины, преобразования эти происходили за счет жертв тысяч людей, насильно поселенных в этих местах.
Глава вторая.
Условия жизни спецпереселенцев.
С первых дней пребывания спецпереселенцев в этих краях и долгое время потом многие беды будет преследовать их: непривычные морозы, болезни, но главным бедствием будет кончено же голод, он будет причиной смертей для десятков и сотен попавших в эти края людей, фоном, на котором все это: размещение, болезни, бездорожье, теснота жилищ - выглядело особенно зловеще.
«В первые годы жизни в «кулацкой ссылке» положение спецпереселенцев было крайне тяжелым. Так, в докладной записке руководства ГУЛАГа от 3 июля 1933 г. в ЦКК ВКП (б) и РКИ отмечалось: «С момента передачи спецпереселенцев Наркомлесу СССР для трудового использования в лесной промышленности, т.е. с августа 1931 года, Правительством была установлена норма снабжения иждивенцев - с/переселенцев на лесе из расчета выдачи в месяц: муки 9 кг, крупы 9 кг, рыбы 1,5 кг, сахару 0,9 кг. С 1 января 1933 года по распоряжению Союзнаркомснаба нормы снабжения для иждивенцев были снижены до следующих размеров: муки 5 кг, крупы 0,5 кг, рыбы 0,8 кг, сахару 0,4 кг. Вследствие этого положение спецпереселенцев в лесной промышленности, в особенности в Уральской области и Северном крае, резко ухудшилось ... Повсеместно в леспромхозах Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедание кошек, собак и трупов падших животных ... На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди с/переселенцев. По Чердынскому району от голода заболело до 50% с/переселенцев ... На почве голода имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность ... Голодные с/переселенцы воруют хлеб и скот у окружающего населения, в частности у колхозников ... Вследствие недостаточного снабжения резко снизилась производительность труда, нормы выработки упали в отдельных ЛПХах до 25%.
25 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.11. |
Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ...».25
Аналогичная картина наблюдалась и в Ленском районе. 26 июля 1930 года переселенческий пункт сообщал райисполкому: «Положение с продуктовым снабжением переселенцев угрожающе. Примите меры воздействия...».26 Год спустя положение с продовольствием оставалось столь же критическим. Заброска грузов, в том числе и продовольствия, происходила по зимнику и заканчивалась обычно в апреле.
26,27 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 99. |
По состоянию на 23 марта 1931 года на поселки Ягвель, Уктым, Пантый на апрель-ноябрь «...из потребности для пропитания спецпереселенцев муки 455 тонн было завезено 46, крупы из 72 тонн - 11, рыбы из 115 тонн - 6, из 29, 4 тонн соли - 400 килограммов. В целом к началу бездорожья было завезено менее десятой части продовольствия, необходимого по скудным нормам переселенцев».27
Рассказывает Елена Ивановна ТОЛСТИК, жила в поселке Тесовая. |
Кто бы из спецпереселенцев ни вспоминал те годы, тему голода не мог обойти никто. Вспоминает Елена Павловна Толстик:
«Голодали страшно, некоторые через это и с ума сходили. Хлеба давали по 500 граммов тому, кто работал, да по 150 неработающим. Кроме хлеба давали иногда крупы. Дадут сорок граммов, в горсти ее несешь, пока идешь голодный - съешь всю крупу. Ходили пестики в лесу собирали. Мама их напарит - для нас это вроде как шоколад.
...Я помню, у меня такой платочек был. Увидела женщина из деревни: ты дай мне платочек, так я тебе ведро картошки дам. Сняла я платочек с головы и принесла ведро картошки в поселок. Мама говорит: а я уж и грядку вскопала, прямо в лесу, между елок. Посадим, и у нас к осени картошка будет. Саму-то картошку съели, а глазки посадили. Люди увидели, что меж деревьев картошка всходит, ночью залезли и чуть всю не выдрали.
Когда поняли, что картошки не дождаться, стали ягоды носить, хлеб за них давали. Потом с братом в лес отправили. Я лес возила на сплав на реку. День закончится, пока лошадь распрягу, в барак приду, брат и мой, и свой хлеб получит.
28 О.Александров. «Тот ярушник я помню и сейчас...» Маяк, 26 сентября 1997 года. Стр. 3. |
А голод был, вы не видали такого голоду... Он парень хороший был, а есть-то охота. До нар не успею дойти, бабы говорят: Володя и твой паек уже съел... Я терпеливая была, как-то раз семь суток ничего не ела. Все равно выжила...».28
Но особенно жестоко расправлялся голод с теми, кто из-за возраста или плохого здоровья оказался неподготовленным к тяжелым условиям труда. А таких в этом северном крае было немало, и самыми страшными были этапы из Котласа в Яренск в 1932-1933 годах, когда в число спецпереселенцев попали кубанцы и кавказцы. Вот только один характерный эпизод из хроники тех дней. 18 марта в Котлас прибыли 1465 кавказцев, их надо было разместить с тем, чтобы потом отправить в сторону Яренска по рекам, которые еще не освободились ото льда. Прибытие такого числа переселенцев поставило городские власти в тупик: достаточного запаса хлеба не было. Положение осложнилось и тем, что 24 марта в Котлас прибыло еще 1400 ссыльных.
Выход нашли простой: освободиться от забот и отправить по замерзшей Вычегде оба этапа в Ленский район. «Исходя из потребного времени следования до Яренска этапируемых (10 - 12 дней) на каждого в сутки выходило по двухсотграмовой пайке, между тем как по действующему положению в пути следования ссыльным полагалась 600 граммов хлеба. Оставшиеся после прибытия эшелонов в Котлас хлеб, крупы, сахар, консервы были «оприходованы» милицией и фактически прикарманены ее работниками».29
29 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть I. «Совершенно несекретно». 16 апреля 1991 г. Стр.3. |
Более того, когда этап отправился из Котласа в сторону Яренска, было видно, что в нем много людей больных и стариков, истощенных голодом. Им не под силу одолеть трудную дорогу. Значительная часть людей, несмотря на зимнее время не имела на ногах никакой обуви.
В результате весь путь от Котласа до Яренска был устлан трупами погибших.
30 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть II. «Совершенно несекретно». 16 июня 1991 г. Стр.3. |
«Только на территории одного Ленского сельсовета, доносил в своем рапорте уполномоченный Ленского райотдела ПП ОГПУ Куранов 12 апреля 1933 года, умерло 20 человек. Трупы лежали по пять-шесть дней неубранными...»30
История оказалась настолько скандальной, что получила не совсем привычное продолжение: под суд угодили порядка двадцати работников правоохранительных органов, в том числе и сотрудников всесильного ОГПУ. «Установить, хотя бы приблизительно, количество умерших в пути из обоих этапов не представляется возможным,
31 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть I. «Совершенно несекретно». 16 апреля 1991 г. Стр.3. |
- анализируя показания обвиняемых по этому делу, заключал следователь по особо важным делам при Прокуроре республики Лев Шейнин, - из прибывших в Котлас 2680 человек до с. Яренск дошло 880 и из направленных далее из Яренска до Устьвыи 724 человек к месту назначения прибыли примерно 400. Таковы итоги мартовских этапов».31
Не меньше ужасов выпало на долю тех спецпереселенцев, кто оказался в майском этапе того же 1933 года, когда их, прибывших в Яренск, поместили в местной церкви. Трудоспособных сразу же погнали на работу, в храме осталось примерно сто человек стариков и инвалидов. Снабжались они по норме 200 граммов хлеба в сутки. О том, какие нечеловеческие мучения пришлись на их долю, свидетельствует докладная прокурора Ленского района Котова на имя прокурора Северного края: «В помещении бывшего собора в с. Яренске, где разместили вновь прибывших адм. ссыльных, 11 мая обнаружен труп старика лет 50-60 с вырезанными мягкими частями тела. По заключению врача эта операция (!) произведена у только что умершего человека, так как кровь была свежая.
32 В.П.Насонкин, П.Соколов. Этап в никуда. Часть II. «Совершенно несекретно». 16 июня 1991 г. Стр.3. |
Прибывшим врачу и уполномоченному райуправления милиции живущие в соборе заявили: «А у нас уже трупы кушают...». Вырезанного мяса не обнаружено, но факт остается фактом: по Яренску молниеносно распространился слух: «Людей едят!» ОГПУ арестовало 8 человек, но результатов пока нет».32
Свидетельства о людоедстве встречаются и в воспоминаниях бывших спецпереселенцев нашего района. Связаны они в основном с прибытием в 1932-1933 годах кубанцев, в большинстве своем это были старики и женщины с детьми. По свидетельству очевидцев, разместили их в поселках Четвертый и Шестой.
Вспоминает Анастасия Федоровна Кистанова, попавшая в Ленский район в 1930 году: «После нас привезли кубанцев. Привезли их в январе. Морозы стоят, а они в зипунишках. Приехали они с теплых краев, к морозам таким не привыкли. Привезли их много. Прибыли на подводах, подвод десять было. Так почти все кубанцы и поумирали, не выдержали. Помню, мы жили в Нянде, нам уже за работу паек давали.
33 Воспоминания А.Ф.Кистановой, собранные О.А.Угрюмовым. 12 апреля 1988 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Женщина одна, кубанка, с двумя детьми убежала по реке с Шестого. Мы последние кусочки собрали, а она как вышла к людям, так и упала. Смотрим - умерла. А детей потом в детский дом забрали».33
Светлану Васильевну Якшевич с семьей привезли в поселок спецпереселенцев в 1935 году. Еще девчонкой ходила она за ягодами туда, где еще стояли пустые бараки поселка Четвертый, где жили кубанцы.
Вот что она рассказывает: «Мы на Четвертый ходили за черникой, места там ягодные были. Заходили и в бараки, после того, как кубанцев там угробили, в бараках этих никто не жил.
34 Воспоминания С.В.Якшевич, собранные О.А.Угрюмовым. 22 февраля 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Там валялись черепа, ребрышки, но все это было мелкое, детское. Наши мальчишки черепами этими, как в футбол мячами, играли. А взрослые говорили, что там людей ели».34
Марии Даниловне Альхимович довелось побывать в поселке Шестом еще когда там жили кубанцы. Вот как она вспоминает об этом:
«Их привезли зимой с 1932 на 1933 год. На Шестой, а с Шестого наших вывезли в Нянду всех, там оставили одних кубанцев. Они лежали, на работу не шли, пухли, голодали и ели человеческое тело. Да, это я глазами своими видела.
Мы тогда уже стали в лесу работать, мне тогда было пятнадцать лет, но все равно я пошла работать, надо что-то зарабатывать. Нам надо было заехать на Шестой, пошли по баракам. Заходим в один барак, глядим на нарах лежат четыре мужчины, опухшие. Мы спрашиваем:
- А чего вы лежите, на работу не идете?
А они говорят: Нас привезли сюда не работать, а помирать. Вот и лежим, помираем. Там был такой Пахомов, с нашего поселка, комендатура отправила несколько человек рыть могилы и хоронить, он и попал туда. Вот Пахомов и говорит:
- Каждый день по пять, по шесть гробов хороним. Хороним, так иной раз только кости. Повырезают все мягкое место и едят.
Не знаю, сколько времени прошло, но в то еще лето. Смотрим, едут какие-то уполномоченные на одной подводе, а на другой сидят два мужчины и две женщины. Ну, а что мы такие любопытные, ну что там с меня возьмешь, пятнадцать лет. А нам говорят: вот они ели людей, вот теперь их везут в Яренск.
И вот из этих кубанцев вот этих четверых вывезли, 25 детей отправили в детский дом.
35 Воспоминания М.Д.Альхимович, собранные О.А.Угрюмовым. 17 июля 1999 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Вот сколько их осталось. А сколько их было - не знаю. Бараков десять, а, может, пятнадцать было, точно не знаю. Барак, куда я заходила, был полон людьми. Возраст трудоспособный, но они не работали».35
Еще одна страшная беда, унесшая сотни жизней - болезни, и особенно тиф. Понятно, что при таких гигантских расхождениях планов размещения спецпереселенцев и той действительностью, с которой пришлось столкнуться при решении этой задачи, о создании условий жизни говорить трудно. На заседании президиума Ленского райисполкома 27 мая 1931 года намечается строительство жилых и хозпостроек, исходя из наличия спецпереселенцев и существующей нормы - 4 квадратных метра на человека.36
36,37 Государственный архив Ленского района, ф. 1, оп. 1, дело 18, л. 13. |
Хотя тут же отмечено, что «...необходимым количеством рабочей силы для выполнения плана в сроки участки не обеспечены».37
Скученность людей, отсутствие в поселках бань, столовых, сырость в бараках - все это приводило к вспышкам эпидемий.
38 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 96. |
«По состоянию на 10 - 16 февраля 1931 года в Ягвеле было 43 больных тифом, в Пантые - 30. И тем не менее вновь начинается уплотнение в поселках: Ягвель, где проживало 1045 человек, имел возможность, по мнению инспектора по переселению Н.Кузнецова, принять дополнительно 220 человек, Уктым (763) - 450, Пантый (1071) - до 300».38
Сами поселки никак не способствовали ликвидации тифа по своим антисанитарным условиям. В той же докладной инспектора Кузнецова говорится:
39 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр. 96. |
«Во всех домах сильная сырость, недостаток воздуха, помещения низкие, потолки непиленные, из тонких слег, быстро прогнивают. В помещениях в виду скученности и неряшливости грязно, даже в больнице и доме для детей в Уктыме нет скамеек, грязно, сплошные нары, пища готовится в котлах на улице».39 Остались и свидетели того, как проходили эпидемии тифа в поселках.
Вспоминает Мария Игнатьевна Прилуцкая:
«Когда тифом люди заболели, народу умирало много: и на дорогах трупы лежали, и в лесу, и в бараках, жутко. Я в лесу на возке работала. Наши вальщики, мужики пожилые, говорят мне: что ты, девка, да на тебе лица нет, иди к костру погрейся. Я подошла к костру, у меня рукавичка теплая с руки упала, а я и не чувствую: у меня рука аж блестит вся, так пальцы замерзли. Они как стали руку мне растирать, я и сознание потеряла. Что делать, им же нельзя работу бросить. Они взяли меня и на колоду, где бревно привязывают, привязали и лошадь отпустили. Лошадь прямо к конюшне пришла. Конюх потом рассказывает: я вышел, смотрю, женщина привязана. Думал, что мертвая, а она еще живая. Затащил в барак. А вечером в поселок приехал медик, даже не фельдшер, а ветеринар. Ко мне подошел, пульс пощупал, температуру померил. Говорит: сорок один, мортис, не выживет, значит. А я память тогда не теряла, тихонько и отвечаю: сам ты мортис.
40 Воспоминания М.И.Прилуцкой, собранные 24 июля 1998 года Ю.О.Угрюмовой. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Я духом никогда не падала, оттого и выжила. В бараке потом вместе со всеми больными лежала. Тут и лежали, тут и умирали. А кормили как? Санитарка паек получит, в ведре сварит пойло такое: рыбки кусочек да пшена немного бросит. Вот и все».40
В Яренске эпидемия тифа была столь распространена, что всех больных спецпереселенцев поместили в деревянную церковь. Для этого там были поставлены двухярусные нары. Умирало много, умерших хоронили по ночам в общей могиле на яренском кладбище. Несколько лет назад удалось отыскать несколько свидетелей, с помощью которых на территории кладбища было найдено место захоронения. В настоящее время здесь установлен памятник всем погибшим. Деревянная церковь, в которой лежали больные тифом, сгорела в 1933 - 1934 годах.
Как уже указывалось, в 1930 году к осени в район было завезено не менее 10 тысяч переселенцев.
41 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Изд-во газеты «Маяк» 1991 г. стр. 101. |
«На 1 января 1932 года число их составляло уже 6341, на 1 июня этого же года - 5699».41
Отчего же спустя полтора года число спецпереселенцев уменьшилось едва ли не наполовину?
Конечно, не все могли смириться со своим положением и совершали побеги. Более того, побеги в начальный период ссылки облегчались тем, что «... до июля 1931 года расселением, трудоустройством и другими вопросами, связанными со спецпереселенцами, ведали краевые и областные исполкомы.
42 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.11. |
И лишь постановлением СНК СССР от 1 июля 1931 года «Об устройстве спецпереселенцев» их административное управление, хозяйственное устройство и использование были поручены ОГПУ».42
Ядвига Брониславовна Кураго бежала из поселка Пантый, куда попала в 1930 году. Вот как она рассказывает о своем побеге:
«С нашего поселка многие бежали, и я бежала. Мне на эту просеку показали: пойдешь по ней и попадешь в деревню Черва. Страшно было, потому что палочники караулили, если поймают - отведет к коменданту, а он накажет. Был у нас комендант один очень жестокий: искупает человека в мерзлой воде, а потом на холодный чердак человека этого посадит. А я решилась. Что же, как мне дальше жить, я уже от голода и работы тяжелой вся черная стала. Я ж дома топора в руках не держала, а тут все топором приходилось работать. В бараках зеленых жили, еще солнце не встает - подъем! Ходили кто в тапках, кто в лаптях, всяко. А кормили как? Дадут 10 граммов сахару, 30 граммов рыбы, 75 граммов крупы, 500 граммов хлеба. Это в день на человека. А если проштрафишься - то на барачный паек - 300 граммов хлеба - посадят...
43 Воспоминания Я.Б.Кураго, собранные О.А.Угрюмовым. 6 октября 1995 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Народу в поселке гибло много, на просеках лежали покойники и не убирал никто.
Пойду, думаю, упаду так упаду, дойду, так дойду. И дошла до Червы. Там тогда лесопункт образовался, там и осталась».43
44 Воспоминания А.Ф.Тимошенко, из архива Котласского общества «Совесть». 45 Воспоминания А.Г.Рябчиковой, из архива Котласского общества «Совесть». |
И таких свидетельств немало. Анна Феликсовна Тимошенко ушла из поселка Уктым. Добралась до Яренска, а дальше до Котласа шла по деревням, на кусок хлеба зарабатывая тем, что служила нянькой, мыла полы.44 Анна Гавриловна Рябчикова из поселка Ледня сбежала в Котлас: пробралась на пароход и спряталась на нем в дровах.45
На поиски сбежавших переселенцев отправлялись работники комендатур, но в некоторых случаях в открывающихся лесопунктах беглецов скрывали.
46 Воспоминания А.Н.Мацуры, собранные О.А.Угрюмовым. 11 июня 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Анна Николаевна Мацура вспоминала, что когда в лесопункт приезжал комендант того поселка, откуда она сбежала, то ее заранее предупреждали об этом и она уходила прятаться в лес.46 Объяснялось такое поведение лесопунктовского руководства очень просто: на лесозаготовках требовалась рабочая сила, а спецпереселенцы, которые после побега попадали сюда, готовы были работать за 500 граммов хлеба. Но удачно совершить побег удавалось далеко не всем, судьбы большинства сбежавших закончились трагично: не зная окрестных мест, обессилевшие, они гибли в лесах.
И все же можно предположить, что не столько побеги причина того, что за полтора года столь сократилось число спецпереселенцев. Причина - в гибели сотен и сотен людей от голода, от непосильного труда, от болезней, на лесоповале.
Несмотря на голод, на свирепствовавший тиф, на непривычные для большинства спецпереселенцев морозы, поселки жили, отстраивались. 3 июля 1931 года президиум Ленского райисполкома отмечает, что в поселках спецпереселенцев «...организована... учебная часть в примитивных школах».47
47 Государственный архив Ленского района, оп. 1, дело 18, л. 17. |
Строились бани, пекарни, столовые и даже клубы. Основным занятием была заготовка леса, но вместе с тем на территориях, очищенных от леса, раскорчевывались пни (эту тяжелую работы, которая считалась второстепенной, в основном выполняли женщины).
Поля, отвоеванные у тайги, запахивались. Лесопункты постепенно преобразовывались в колхозы. В отличие от обычных колхозов тех лет, поселки спецпереселенцев назывались неуставными, так как Устав колхоза для них не существовал: здесь хоть и был свой председатель колхоза из числа спецпереселенцев, но по прежнему была и комендатура, председатель, ведающий хозяйственными делами, во всем подчинялся коменданту.
О том, каких результатов добились переселенцы за несколько лет тяжелого труда, можно говорить на примере поселка Ледня. Здесь уже к середине тридцатых годов сеяли зерновые, садили капусту, и даже одними из первых в районе начали выращивать огурцы и помидоры, семена для этих культур переселенцам присылали по почте их родственники. Первое время посадки помидоров и огурцов гибли от заморозков, однако потом были построены парники, в которых получали неплохие урожаи. Правда, даже леднинским детишкам от этих выращиваемых овощей ничего не доставалось, все увозилось в район.
Была в Ледне своя столярная мастерская, которая изделиями своими славилась по всему району, шкафы, парты, столы, табуретки, изготовленные здесь, продавались во многих населенных пунктах, имелся даже в райцентре магазин, где продавались изделия леднинцев. Кроме столярной, было налажено шорное производство и другие производства.
Как и во всей стране, на территории Ленского района семьи спецпереселенцев очутились в условиях, мало пригодных для жизни. Как вспоминают очевидцы тех событий, голод, болезни, отсутствие элементарных бытовых условий приводило к гибели десятки и сотни человек. Частыми были побеги из лесных поселков, но далеко не все они заканчивались удачно: непривычные к условиям Севера, не умея ориентироваться в тайге, многие погибали.
В таких условиях строились первые лесные поселки, создавалась лесная промышленность района, к этим годам относится создание одного из крупнейших предприятий Ленского района - Ленского леспромхоза.
Многие очевидцы отмечают, что уже к середине тридцатых годов жизнь в поселках налаживается, развивается сельское хозяйство, распахиваются новые площади, появляются новое производство: столярное, шорное и другие. Однако все это создавалось благодаря усилиям людей, насильно вывезенных в необжитые места и вынужденных их обживать.
Национальный состав.
Еще одно очень важное обстоятельство отличали поселки спецпереселенцев от обычных деревень, здесь в разговорах перемешивались самые разные языки: и русский, и украинский, и немецкий, и белорусский... Сейчас трудно сказать, каков именно был национальный состав поселков спецпереселенцев. Попытку представить себе этот состав делает Борис Александрович Угрюмов в своей книге «Крестьянский вопрос»:
48 Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991, стр.100. |
«Судя по спискам детей, которые должны были обучаться в 1931 году, из почти 700 в возрасте от 7 до 14 лет, проживающих в поселках Ягвель, Пантый, Уктым, Ледня, почти половина (45 процентов) были русские, треть - белорусы, восемнадцать процентов - украинцы, четырнадцать - немцы, по несколько человек - мордва, татары, киргизы, чуваши. Очевидно, что примерно таким был национальный состав и взрослых».48
В числе многих национальностей хотелось бы выделить немцев, в 1930 году они были в основном высланы из автономной республики Немцев Поволжья, Саратовской, Куйбышевской областей. Позже, в августе 1941 года на Севере появились другие переселенцы из числа немцев, когда была ликвидирована автономная республика Немцев Поволжья и выселяли из объявленных на военном положении местностей так называемых «социально опасных элементов». В 1942 - 1943 годах на спецпоселение поступали немцы, мобилизованные в трудовую армию и рабочие колонны, а в 1945 - 1946 годах - репатриированные из Германии и Австрии.
49 Сабурова Т. Этнические немцы на Севере Правда Севера. 21 октября 1999 года, с. 10. |
«Немцы жили в 94 специальных поселках, раскиданных по области, а также в девяти городах и районных центрах. Больше всего их оказалось в Приморском, Плесецком, Онежском, Котласском и Ленском (выделено мною. - Ю.У.) районах - раскулаченные, депортированные, трудармейцы, репатриированные».49
Немецкие спецпереселенцы находились на одинаковом положении со всеми другими, испытывая те же трудности, к ним применялись те же репрессии, как и ко всем остальным. В 1937 году, когда по стране прокатилась очередная, самая страшная по массовости своей война репрессий, она не могла не задеть и спецпереселенцев. Как вспоминают очевидцы, в поселках по ночам проходили аресты, людей забирали, и назад они больше не возвращались.
Бывший спецпереселенец Вильгельм Александрович ГАРДТ (из республики немцев Поволжья). Фото 1943 года. |
В материалах архивных следственных дел, хранящихся в архиве управления ФСБ по Архангельской области немало встречается материалов о репрессиях в отношении немцев. «В 1937 году были расстреляны девять немцев из спецпоселка Тесовая, а еще шестеро ушли в лагерь, имея в личных делах обведенные красным зловещие буквы «К. Р. А».
50 Т.Сабурова. Этнические немцы на Севере. Правда Севера. 21 октября 1999 года, с. 10. |
В действительности, как установлено позднее проверкой, никто из осужденных контрреволюционной деятельностью не занимался. Признательные показания были выбиты, как у осужденных, так и у свидетелей. А самый главный свидетель, уличивший всех, сотрудничал в тот период с органами НКВД».50
На поселках немцам приходилось не легче, если не труднее всех: многие из них даже не знали русского языка. И тем не менее многие выжили, сохранили семьи. В поселке Ледня председателем внеуставного колхоза долгое время был Андрей Александрович Гардт, под его руководством строился и этот поселок. Человек незаурядного характера, он сумел за несколько лет на пустом месте создать большой поселок, где выращивали зерно и овощи, производили мебель. Сыновья его выучились, получили к концу тридцатых годов специальное образование.
Когда началась Великая Отечественная война, сын его Вильгельм закончил с отличием Лимендское училище, являлся членом Котласского городского комитета комсомола. Он несколько раз писал заявления в военкомат с просьбой взять его на фронт, однако вместо повестки у него, как и у всех немцев, забрали паспорт, лишив права передвижения.
А в феврале 1942 года всех немцев призывного возраста собрали в военкомате и отправили в Котлас, где в то время велось строительство железнодорожного моста через Северную Двину. «Народу на это строительство было нагнано немало. На левом берегу у заключенных зона проволокой колючей опутана, на правом - трудармейцы, в основном немцы.
51 О.Угрюмов. Немцы. Правда Севера, 13 мая 1999 года, с. 5. |
Тоже - зона, охрана, с той лишь разницей, что режим был посвободней. С родными переписывались, посылки получали. Но за пределы зоны не выйди».51
Попал туда же, на строительство моста и немецкий паренек из спецпоселка Ледня Эдуард Диль. К тому времени он уже поработал в лесу десятником, потому и поставили на работу не самую тяжелую - древесину принимать. «Народу там полегло немало, - вспоминает Эдуард Пиусович Диль, - если выжила половина из тех, кого нагнали туда - хорошо.
52 О.Угрюмов. Немцы. Правда Севера, 13 мая 1999 года, с. 5. |
Хоронили без гробов: возили покойников на телегах, копали братские могилы. Выкопают большую могилу, наложат ряд, потом наверх ветки, снова ряд... Такие похороны были. Особенно много умерли от дизентерии. Гибли от истощения, от других болезней».52
Встреча членов клуба «Поиск» с бывшим спецпереселенцем, жителем поселка Лысимо Эдуардом Пиусовичем ДИЛЕМ (фото 1996 года). |
Так погиб брат Диля. Потерял своего брата Эммануила и Гардт. После завершения строительства двинского моста (было это в 1943 году) бригаду его погнали дальше на Север. Назад он уже не вернулся.
Возникает закономерный вопрос: как при всей ненависти к начавшей войну Германии, к фашистам, которых в народе называли столь презрительно фрицами, здесь, в глубоком тылу относились к Эрнстам, Вильгельмам и даже Адольфам? «У меня и мать в поселке жила, и сестра потом за русского замуж вышла, - говорит Эдуард Пиусович Диль, - никакого презрительного отношения не было. И работали как весь народ, и победе потом радовались как все».53
53 О.Угрюмов. Немцы. Правда Севера, 13 мая 1999 года, с. 5. |
И так говорили все: и украинцы, и белорусы. И поляки, им тоже довелось попробовать черствый хлеб северного переселенчества.
Национальный состав спецпереселенчества в Ленском районе менялся на протяжении 1930 - 1940-х годов в зависимости от наиболее крупных партий новых переселенцев, попадавших в ссылку.
Здесь можно выделить несколько этапов. Первый, безусловно, относится к 1930 году, когда в районе началось массовое расселение переселенцев и в тайге началось строительство поселков. Прибывали этапы спецпереселенцев и в 1931 году, и в последующие годы, но они, как правило, продвигались дальше, в сторону республики Коми.
54 Игнатова Н. Спецпереселенцы в Республике Коми в 1930 - 1940 гг. Заселение и условия жизни. |
«На 1931 год на Коми АССР пришлось самое массовое переселение раскулаченных крестьян. В 1932 году численность спецпереселенцев достигла максимального уровня за весь период - 38902 человека».54
Несмотря на то, что и после 1931 года продолжались поступления в «кулацкую ссылку», численность спецпереселенцев (трудпоселенцев) была значительно ниже количества отправленных туда.
55 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.13. |
«Главными причинами являлись высокая смертность выселенных крестьян во время транспортировки, в первые годы жизни на спецпоселении и массовые побеги. В 1932 г. на учете состояло 1317022, в 1933 г. - 1142084, в 1934 г. - 1072546 спецпереселенцев».55
Из этапов 1932 - 1933 годов, насколько известно по свидетельствам очевидцев, в поселках были оставлены только кубанцы. Поэтому следующим этапом следует считать 1935 год, именно этот год прибытия в Ленский район называют многие спецпереселенцы.
Третий этап - 1940 год, когда во все лесные поселки были завезены спецпереселенцы из Польши. И, наконец, четвертый относится к концу 1944 - началу 1945 годов, когда в район прибыли два эшелона со спецпереселенцами с Западной Украины и Западной Белоруссии. У каждого из таких этапов свои особенности, свои трагические судьбы.
Те, кто прибывал в поселки позже, конечно же, были лишены трудностей, с которыми столкнулись первые поселенцы, им не надо было возводить в тайге первые бараки и жить в морозы в шалашах. Поселки к этому времени имели довольно обжитой вид. К 1935 г. раскулаченные крестьяне относительно обжились в местах высылки. Например, «на севере Западной Сибири в 1935 г. трудпоселенцы имели 16819 жилых домов и 295 утепленных бараков, однако 12% трудпоселенцев проживало еще в землянках и полуземлянках. С 1935 г. рождаемость в «кулацкой ссылке» стала выше смертности: за 1932-1934 гг. родилось 49168 и умерло 281367, за 1935-1937 гг. - соответственно 82775 и 59101 человек. В сентябре 1938 г. в трудпоселках имелось 1106 начальных, 370 неполных средних и 136 средних школ, а также 230 школ профтехобразования и 12 техникумов. Насчитывалось 8280 учителей, из них 1104 были трудпоселенцами. Всеми учебными заведениями трудпоселений было охвачено 217454 детей трудпоселенцев.
56 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.14. |
Сетью дошкольных учреждений было охвачено 22029 малолетних детей (с ними занимались 2749 воспитателей). 5472 ребенка, не имевшие родителей, размещались в поселковых детских домах. В трудпоселках имелись 813 клубов, 1202 избы-читальни и красных уголка, 440 кинопередвижек, 1149 библиотек».56
И тем не менее, немало трудностей довелось испытать и им: приспосабливаться к условиям жизни, к нелегкому труду, в основном на лесоповале, к непривычному климату. К тому времени спецпереселенцы, привезенные на Север, сумели прижиться, освоиться, у них было более обустроенное жилье. Новичкам доставались старые холодные бараки.
«Привезли нас. Ни кроватей, ни стола. Отец сколотил нары, спали на нарах. Было холодно, какими-то тряпками позатыкали дыры в стенах. Есть было нечего, а у нас за стеной немка жила, так она свеклы нам носила, киселя. Поддерживала нас и тетка. Она в Белоруссии осталась, посылки посылала нам. Так бывало, что посылку эту, как придет, в комендатуре ополовинят, да еще и отца оштрафуют на несколько трудодней за то, что эти посылки нам шлют. Первый год очень трудно жили, а потом разрешили нам участок леса под огород разделать.
57 Воспоминания С.В.Якшевич, собранные О.А.Угрюмовым. 22 февраля 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Так мы все, дети, как муравьи таскали коряги, раскапывали. Вещи ходили менять в деревни, так, бывало, нас еще там и выругают: "Минская вошь, куда ползешь?"» - так вспоминает о тех годах Светлана Васильевна Якшевич.57
О трудностях жизни более поздних спцпереселенцев, о сложности привыкания их к новым условиям говорит и статистика. «За 1932 г. в «кулацкой ссылке» умерло больше, чем родилось в 5 раз.
58 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.17. |
У вновь прибывавших в «кулацкую ссылку» показатели рождаемости и смертности всегда были значительно худшими, чем у относительных «старожилов»... Например, если у «старожилов» в течение 1933 года умерло больше, чем родилось, в 7,8 раз, то у «новоселов» - в 40 раз».58
Но постепенно привыкали к новым условиям жизни, к тяжелому труду и новички. К концу тридцатых годов поселки спецпереселенцев отстроились настолько, что по уровню жизни некоторые заметно превосходили по этому уровню и местные колхозы. И снова обратимся к цифрам: «За 1930-1937 гг. в «кулацкой ссылке» было раскорчевано 183416 га и расчищено от кустарника и мелкого леса 58800 га. Большая часть раскорчевки и расчистки была произведена в Архангельской обл. (14453 га), на севере Омской обл. (20150 га), в Вологодской обл. (7612 га), Коми АССР (4710 га), ...
Макариха, бывший пересылочный лагерь спецпереселенцев в городе Котлас. На месте захоронений спецпереселенцев-поляков установлен памятный крест. (фото 90-х годов) |
Силами спецпереселенцев (трудпоселенцев) проведена большая работа по постройке грунтовых дорог в бездорожных районах. Всего к 1 января 1938 г. закончилась постройка 7294 км дорог, из них - в лесных районах Архангельской области... В начале 1938 г. насчитывалось 1058 неуставных трудпоселенческих сельхозартелей с числом членов всех возрастов 429670 человек. Непосредственно в сельском хозяйстве этих артелей было занято 73654 взрослых трудоспособных трудпоселенцев. В «кулацкой ссылке» в начале 1938 г. существовала также 141 кустпромартель, объединявшая 8181 человека.
Поселенческие неуставные сельхозартели и кустпромартели были переведены на обычный колхозный и промартельный устав по постановлению СНК СССР от 9 сентября 1938 года «О переводе неуставных артелей трудпоселенцев на устав артелей».59 Такими были поселки спецпереселенцев, когда сюда были привезены поляки. В 1939 году по договору с Германией Советский Союз аннексировал восточную Польшу, земли которой включаются в состав СССР, как Западные Украина и Белоруссия.
59 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования. 1991, N10. С.22. 60 Т.Сабурова. Поляки на Архангельском Севере. Правда Севера, 14 октября 1999 года, с. 10. |
Во исполнение постановления СНК СССР НКВД в конце 1939 года директивным указанием предписывает выселять с направлением на спецпоселение польских панов, антисоветский элемент и граждан, получивших от властей Польши земли и леса на приграничных территориях. Их расселили в специальных поселках, раскиданных по всей территории области. «Каждый поселенец четко знал, что поселок - это место обязательного поселения, покидать которое строго запрещено под угрозой ареста и уголовной ответственности за побег. Да и работали они без всякого учета своих профессий и навыков, трудились там, где поставят. А ставили, как правило, на лесоповал».60
Ссыльные поляки жили во всех лесных поселках района. Большое поселение поляков было в поселке Нянда. Збигнев Недзведзкий был привезен сюда вместе со старшей сестрой и матерью, когда ему было всего шесть лет. Холод, голод, болезни - все это пришлось испытать в полной мере. Но жизнь в лесном поселке запомнилась настолько, что спустя много лет, уже став известным в Польше геологом, участником многих международных экспедиций, он захотел вновь посетить эти места и летом 1999 года приехал в Нянду.
Барак в бывшем поселке спецпереселенцев Нянда (фото 90-х годов). |
Как вспоминал Недзведзкий, привезли их зимой. О том, насколько силен был страх даже ребенка перед властью, хорошо говорят его слова:
61 О.Угрюмов. Нянда. Правда Севера, 5 октября 2000 года, с. 8. |
«Коменданта мы боялись, мимо комендатуры даже проходить боялись, уж лучше стороной ее обежишь. А вот местные к нам относились по-доброму. Благодаря им и выжили. У нас в семье из мужчин лишь один я - пацан. А вот как ни был мал, а уже думал вполне по-взрослому: где продукты достать, где дровами разжиться».61
По ночам ходил, промышлял дрова по соседским поленницам. Пожаловал однажды в дом сосед. Парнишка испугался, думая, что взбучку сейчас за дрова устроит. А тот с матерью поговорил, подбодрил ее как мог, а когда уходил, сказал, что вокруг их много соседей с хорошим запасом дров живут, мол, берите, но только не у меня одного. Помнит, как с мальчишками, тоже детьми спецпереселенцев, поклялись друг другу, как вырастут, убить Сталина.
62 Воспоминания З.Недзведзкого, собранные О.А.Угрюмовым. 7 июня 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
И до того велик был страх, что клятву эту произносили, уйдя далеко в лес. И после того, как вернулись из СССР назад в Польшу, дома долго еще по привычке боялись говорить громко, все оглядывались по сторонам: не слышит ли кто из посторонних их речи.62
Гражданин Польши Збигнев Недзведзки приехал в поселок Нянда, где в начале сороковых годов его семья отбывала ссылку. |
В конце 1941 года некоторым полякам неожиданно повезло: Советский Союз заключил с Польшей соглашение о совместной борьбе с Германией, в результате чего 12 августа 1941 года появился Указ об амнистии польских граждан, в том числе и политических. Однако сотрудники НКВД как могли, старались воспрепятствовать этому выезду. Гражданам Польши предлагались советские паспорта. Тем, кто настаивал на своем польском гражданстве, приходилось доказывать, что они поляки. Не всем это удавалось.
63 Воспоминания М.К.Буйко, собранные О.А.Угрюмовым. 27 мая 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Мечислав Каземирович Буйко из поселка Протока так и не смог доказать, что он житель Польши. Ему выдали советский паспорт, в котором в графе «национальность» вписали - «белорус». Так, «белорусом» он живет в поселке до сих пор.63
Матери Збигнева Недзведзкого повезло больше: у нее чудом сохранилось брачное свидетельство, благодаря которому удалось доказать, что они являются гражданами Польши, и выехать домой.
Четвертая и последняя волна спецпереселенчества относится к концу 1944 - началу 1945 года, когда в Ленский район прибыли по Печорской железной дороге два эшелона с семьями, высланными из Западных Украины и Белоруссии. Они обвинялись в том, что жили на территории, оккупированной Германией, и выступали подсобниками оккупантов.
Сейчас трудно говорить о степени вины этих людей, можно лишь предположить, что рассказ Василисы Ивановны Левчук о жизни в оккупации хорошо показывает, в каких условиях этим людям приходилось выживать:
«Сначала были немцы, потом пришли русские, потом снова немцы, потом партизаны... И такая суматоха была, не разобрать ничего. А потом, когда русские пришли, все вздохнули с облегчением, потому что при них свободнее жили. А в сорок меня с троими маленькими детьми выселили на Север. Нашлись такие люди, кто сказал, что мы немцам подчинялись.
64 Воспоминания В.И.Левчук, собранные Ю.О.Угрюмовой. 21 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
А как не подчиняться, если кто бы ни пришел к власти: немцы ли, партизаны ли, русские ли, все берут. Масло есть - масло заберут. Хлеб есть - так и хлеб. И отдашь, только живыми нас с детьми оставьте. Было, что нас и к стенке уже ставили».64
Оба этих эшелона были выгружены на железнодорожной станции Светик, семьи спецпереселенцев были помещены в поселки Одиннадцатый километр и Лупья. То, как проходило расселение, очень напоминает события и 1935 года, и 1939-го, когда стариков, женщин и детей после долгой и трудной дороги бросают в переполненные мерзлые бараки, практически на выживание.
Вспоминает В.И.Левчук:
«Привезли нас в Лупью, поместили девять семей в один барак. Кровати стоят вплотную, только дорожка оставлена, чтобы к печке пройти. Кушать нечего. Карточки на хлеб нам давали: 500 граммов тому, кто работает и 300 - иждивенцу. А что с этих граммов. Вечером буханку купим, принесем, а что та буханка: мы с мужем да трое детей. Муж сразу работал, а я с маленьким ребенком сидела. Ясли были, супчик жидкий детям давали.
Зиму кое-как пережили, весна пришла. Услышали мы, что за Вычегдой картошка в поле оказалась некопана, перевез нас за реку перевозчик, вот и принялись мы ту картошку копать. Привезли ее домой, дома нарежешь, как репу, в миску, дети так сырой и едят. А то осенью колоски ходили собирать. Много ли наберешь по колоску! А бригадир идет, увидит нас - ругается, гонит. Мы в кусты спрячемся, переждем, и снова на поле выходим.
65 Воспоминания В.И.Левчук, собранные Ю.О.Угрюмовой. 21 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Ходили к местным менять все то, что привезли из дому. Там у нас семена были привезены, одежду тоже ходили менять на картошку. А потом и менять стало нечего, зайдешь в дом: дайте ради Христа. Скажешь «ради Христа», дадут. Отщипнут маленький кусочек».65
Трудно было обживаться людям из южных краев на морозном Севере, трудно было зарабатывать на хлеб. Но еще тяжелее давило понимание того, что больше никогда не вернутся в родные края. В первый год всех спецпереселенцев вызвали в комендатуру и заставили подписать «добровольные» заявления о том, что все они согласны остаться в этих северных краях навечно. Кто отказывался подписывать такое, сажали в «холодную» и держали, пока не подпишет.
Вспоминает В.И.Левчук:
66 Воспоминания В.И.Левчук, собранные Ю.О.Угрюмовой. 21 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
«Я заплакала: сказано, что оставляют нас навечно. А солдатик молоденький говорит мне: не плачь, мамаша, ничего вечного не бывает. И точно, в пятидесятых годах разрешили уезжать домой. Кто уехал, а кто и тут остался: на родине-то кто нас ждет, ни дома не осталось, ни двора...».66
Ничуть не легче было положение и у тех, кто оказался в поселке Одиннадцатый километр. Как вспоминает большинство переселенцев, приехавших в эти края в 1930-е годы, местные народ к ним относился в большинстве своем с большим сочувствием, помогали и одеждой, и продуктами, и добрым словом поддержки. Иное отношение встречали те, кто был завезен в эти края в 1944-1945 годах. Еще шла война, еще несли в семьи похоронки. Из-за этого на привезенных «западников», «врагов народа» даже некоторые из спецпереселенцев 30-х годов смотрели с враждебностью.
Рассказывает Михаил Дмитриевич Венгран:
«Ненавидели, старики еще ничего, а молодые - лучше и не попадайся. Был в поселке такой парень, хромой, старше меня гораздо, так он мне проходу совершенно не давал. Кирпичный заводик в поселке был, а я работал, лошадь по кругу водил.
67 Воспоминания М.Д.Венграна, собранные О.А.Угрюмовым. 11 июня 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
На конюшню лошадь отвожу, а он сидит за стеной и в лошадь и в меня камнями швыряет. Лыжи из березы я сделал, так он поймал, лыжи те отобрал и поломал. Мать пойдет к его матери жаловаться, так он и на нее накидывается: ты бандера!»67
Рассказывать о той поре спецпоселенцы не могут без слез. Семье Венгран пришлось очень нелегко еще и потому, что приехали они сюда только с матерью, без отца, а без мужской силы было трудно.
Вспоминает Екатерина Дмитриевна Беднягина (Венгран):
«Норма хлеба на детей была 300 граммов, а на иждивенцев - 250. Мама наша в лес пошла работать, работающим давали по 500 граммов. Две зимы она отработала, лес валила лучковой пилой. А потом заболела, водянка - ноги у нее распухли, идти не может. Пошла один день, работать не может, легла возле пня. Начальник подходит: почему не работаешь? Она отвечает: вы посмотрите, какие ноги у меня. Он отправил ее домой: и не приходи больше. Вечером прибежали и рабочую карточку отобрали. Дома есть совсем нечего было. Мама нас забрала, и меня, и брата, и пошла на реку топиться. Сидим на берегу, плачем. Тут женщина одна проходи: ты что, Анна, плачешь? А мама: утоплюсь, и их утоплю. А та говорит: пойдем домой, я тебе картошки дам. Стали потом щавель собирать, ягоды. Там поле было, картошка росла, морковь. Выкопают, потом перекапывали люди, что-то попадалось, и то не давали людям брать.
Потом мама стала в деревни ходить вещи менять. Бабушка из дому какие-нибудь вещи пришлет, мама идет их менять. Весной за реку прямо на бревнах перебиралась, чуть не утонула. Ушла один раз в деревню Вандыш за картошкой.
68 Воспоминания Е.Д.Беднягиной (Венгран), собранные О.А.Угрюмовым. 11 июня 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Должна уже придти, а ее все нет, один день, второй, третий... Мы сидим, ревем. Люди идут, говорят: она сзади идет. У нее силы от голода кончились, а надо было мешок картошки по грязной дороге тащить. Вымокла вся, устала. А ехал тракторист с санями и ее не взял. Он потом так в нашем поселке и жил. Как напьется, так и плачет: я такой бестолковый дурак был...»68
Бывшие спецпоселенцы не любят вспоминать те годы, но когда память возвращает их туда, она редко бывает без слез. Вспоминает Надежда Александровна Позднякова:
«Жили в бараках по десять семей. Комнат не было, кровати в ряд, одна печка на весь барак. Сильно болели, особенно чесоткой, но даже если заболел, надо идти на работу. Мечтали о болезни, как о победе: хоть бы палец заболел или рука, а лучше - нога. Но я однажды заболела и месяца три не вставала с постели. А как стало получше, пришли надсмотрщики и выгнали на работу.
69 Воспоминания Н.А.Поздняковой, из архива Лупьинской школы. |
Работала я с отцом и братом, пилила лес лучковой пилой. А мама ходила в деревню Вандыш и меняла вещи на картошку...»69
Как свидетельствуют документы, национальный состав спецпереселенцев был разнородным. Из высланных в Ленский район примерно половина были русскими, треть - белорусы, были также украинцы, татары, немцы, чуваши, мордва и другие. В 1940 году в район были привезены семьи поляков, которые были расселены по лесным поселкам. В 1944-1945 годах в район поступило два эшелона с семьями переселенцев из Западной Украины и Западной Белоруссии.
Вся тяготы переселенческой жизни делились в равной степени между людьми разных национальностей, ни одна из них не пользовалась никакими привилегиями. Плечом к плечу работали на лесоповале, на строительстве бараков белорусы, чуваши, русские, так же, как и в годы войны, призванные на фронт, погибали как обычные солдаты.
Особо следует отметить положение немцев. Если в тридцатые годы они ни в чем не отличались от остальных переселенцев, то с началом Великой Отечественной войны отношение к ним изменилось. Их не брали на фронт, как белорусов или русских, а направляли в трудовой лагерь под Котласом на строительство моста через Двину.
Люди, вывезенные силой со своих родных мест, старались сохранять свои традиции, язык. И хотя в поселках жили люди разных национальностей, как вспоминают очевидцы, между ними не существовало никакой вражды. В большинстве случаев, судя по воспоминаниям спецпереселенцев, местное население относилось к ним с сочувствием, не раз случалось, что спасали от голодной смерти.
Иное отношение почувствовали на себе со стороны местного населения семьи спецпереселенцев 1944-1945-х годов. Это объяснялось тем, что еще шла война, и на привезенных из зоны оккупации людей нередко смотрели как на врагов, за ними надолго сохранились обидные клички «западники» и «власовцы».
Глава четвертая.
Детские учреждения в поселках.
Высылке из родных мест на Север вместе с взрослыми и стариками подлежали и дети, им труднее всего приходилось привыкать к новым условиям жизни, они в большей мере страдали от болезней, голода и холода. Страдали от того, что их, неповинных ни в чем, тоже считали «врагами народа», «кулацкими детьми», это позорное клеймо многие из них ощущали на себе долгие годы.
И особенно много гибло детей. В книге Р.Ханталина «Невольники и бонзы» приводится документ, характеризующий положение спецпереселенцев в тот 1930 год. «В общей сложности в северный край доставлено около 45 000 кулацких семей, т.е. около 158 тысяч человек отправлено в разные места на работу, остальные, т.е. 122 тысячи человек, женщины, дети и др. нетрудоспособные.
70 Р.Ханталин. «Невольники и бонзы», Архангельск, 1998, стр.62. |
С наступлением полной весны земля в бараках растает, сверху потечет, и все население их слипнется в грязный заживо гниющий комок. По Архангельску за март и 10 дней апреля из восьми тысяч детей заболело 6007 (скарлатина, корь, грипп, воспаление легких, дифтерит). Умерло - 587, общий процент заболеваемости детей - 85».70
Многие дети оставались сиротами. Правда, в первый год проблема размещения детей-сирот остро в районе не стоит, 27 мая 1931 года Президиум Ленского райисполкома даже рассматривает вопрос о расформировании Яренского детского дома «...путем распределения местных детей по колхозам и посылки других детей по колхозам. Детей из других районов в Сольвычегодский детский дом по указанию райОНО».71
71,72 Государственный архив Ленского района. Ф.1, оп.1, д.18, л.13. |
Такое решение было принято не единогласно, в Примечании отмечено, что «Член Президиума РИК Поспеловский остался при особом мнении расформирования детского дома, считая вопрос о расформировании преждевременным».72 И действительно, через два года Президиуму Ленского районного исполнительного комитета пришлось вновь возвращаться к вопросу детского дома, но в этот раз речь уже шла о его расширении. Причин тому было несколько, но одна самая главная - тиф.
14 ноября 1933 года на заседании президиума райисполкома обсуждается вопрос о детях-сиротах спецпереселенцах. К этому времени существующий детский дом в Яренске уже не в состоянии принять всех детей-сирот: в детдоме воспитывается 53 ребенка, из них раньше были приняты 29 детей спецпереселенцев из других районов (в частности, Черевковского), находятся в пути 18 детей из Верхнетоемского района и 10 - из Вологодского распределителя.
73 Государственный архив Ленского района. Ф.1, оп. 1, д. 33, л. 180. |
Райисполком принял решение о приеме в Яренский детский дом детей-сирот спецпереселенцев в количестве девяти человек, временно в поселке Пантый организовать детский сад на 35 человек, где объединить детей-сирот из поселков Уктым, Ягвель и Пантый, а также ходатайствовать об увеличении контингента Яренского детского дома до 70 мест.73
Как показала жизнь, и этого впоследствии оказалось недостаточно. Как вспоминала К.М.Чувашева, она пришла работать в Яренский детский дом в начале сороковых годов, к этому времени в пяти зданиях детдома находилось уже более двухсот детей. Вот как она рассказывает об условиях жизни их:
«Теснота была страшная, была и завшилость, и клопы были, и тараканы. Была своя баня в детском доме, но она была такая, что и на баню не похожа, полуразвалившаяся. Девочек и мальчиков стригли под машинку, каждое воскресенье все кроватки детские, они у нас все были самодельные, вытаскивали на площадку, летом еще и кипятком шпарили, чтобы избавиться от клопов. Малышей было очень много, приходилось сдвигать по две кровати и на них укладывать по три человека. Во время войны питание было очень скудное. Давали ребятам по пятьсот граммов хлеба. Каждый кусочек на счету, каждый грамм: 200 граммов утром, 100 - в обед, потому что в обед еще каша какая-нибудь была, и вечером 200 граммов. Трудно было и с питанием, трудно и с одеждой, ребята ходили полураздетые. В детском доме в то время действовало указание из Министерства: исполнилось воспитаннику училища четырнадцать лет, хоть ты пять классов окончил, хоть десять - выпускают из детского дома. Но десять классов при мне тогда только Веня Митрошин и Галя Земляник закончили, другие кто семь классов прошел, кто шесть. И что дадут при выходе? Вот только оденут его и дадут запас белья, которое в нашей же мастерской девочками было пошито. Десять рублей выходное пособие, и больше ничего он здесь не получал.
74 Воспоминания К.М.Чувашевой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 13 марта 1999 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
В основном наших детей увозили в Северодвинск, он тогда назывался Молотовск, учились в ФЗО. Туда увозили многих. Но ведь увозят в четырнадцать лет, детей еще. Очень жалели их, я помню, что сама не могла переносить, всегда плакала. При ребятах еще стараешься виду не показывать, а как останешься одна, слезы так и бегут из глаз».74
Для того чтобы выжить, сами выращивали скот, были в детском доме и сенокосные угодья, и огороды. «Сенокос был далеко, - вспоминает К.М.Чувашева, - за рекой.
75 Воспоминания К.М.Чувашевой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 13 марта 1999 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Ни одной лошади у нас не было, не было в детском доме даже ни одного мужчины. Директором детского дома до войны был Парыгин, его взяли на фронт. Работали мы, девчонки и ребята постарше. Сено носили на носилках. А сколько картошки садили, во время войны весь луг у Яренска был раскопан под огороды, мы садили там не только картошку, но и капусту, брюкву, морковь».75
Особенно трудно приходилось зимой. Отопление во всех пяти зданиях детского дома было только печное. Для того, чтобы обеспечить все печи дровами, этим же ребятам приходилось за зиму заготавливать около тысячи кубометров дров. И все равно даже этого количества дров не хватало, здания были старые. Дрова старшие воспитанники детского дома вместе с работниками детдома заготовляли в районе деревни Черепановская, возили его на лошадях. Пилить и колоть заготовленный лес приходилось все лето. Позднее, когда уже закончилась война и в детский дом вернулся с фронта его директор Парыгин, он соорудил механический колун, который значительно облегчил работу.
Многие дети поступали в детский дом еще в младенческом возрасте, из-за царящей неразберихи документы во многих случаях оказывались потерянными. Очень часто в документах, оформленных в детском доме, значилось только «дочь раскулаченных» или «дочь кулака», поэтому многие из детей ничего не знали о своих родителях. К.М.Чувашева привела один случай, который хорошо характеризует существовавшее тогда положение.
76 Воспоминания К.М.Чувашевой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 13 марта 1999 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Свидетельств о рождении у многих воспитанников детского дома не было, их приходилось оформлять прямо в детдоме. Когда подошла пора выпускать Павла Кромаренко, и когда стали оформлять на него документы, то выяснилось, что все эти годы, когда он жил в детском доме, рядом с ним жила и его родная младшая сестра. Просто так получилось, что при составлении документов его в спешке записали на фамилию отца, а ее на фамилию матери.76
По национальному признаку состав детского дома сороковых годов был очень разнообразен. Однако никакого разделения именно по этому признаку не было, не было никакой вражды. «Даже в годы войны, - вспоминала К.М.Чувашева, - немцев не обижали, может только втихомолку кого и обзовут фашистом, но чтобы при воспитателях - никогда. А детский дом у нас был такой многонациональный, тут и украинцы, и белорусы, и русские... Стасик Старукас - из Белоруссии, Лео Мерлинг - из Германии.
77 Воспоминания К.М.Чувашевой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 13 марта 1999 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
Были из Польши, помню, было пятеро поляков из одной семьи. Дети разные были, но те, что из переселенцев, больше дорожили тем, что попали в детский дом, с их стороны меньше было всяких конфликтов».77
В таких условиях велась воспитательная работа с детьми, которые в жизни своей познали уже и голод, и холод, и смерть близких людей. Были и праздники, и концерты, поставленные своими силами, но большую часть времени отнимал труд на огороде, на сенокосе, на заготовке дров. И, пожалуй, самым важным воспитательным моментом было то, что все работницы детского дома работали наравне со всеми, так же как воспитанники, голодали, так же мерзли. И вовсе не случайно, что память о благородном труде этих людей не угасает. До сих пор получают старые работники Яренского детского дома добрые письма из самых разных уголков страны.
79 Государственный архив Ленского района. Ф.1, оп. 1, д. 13. л. 34. |
По данным отдела народного просвещения в августе 1933 года в районе насчитывалось 36 школ первой ступени, из них пять находились в поселках спецпереселенцев: в Пантые (на 105 учеников), в Уктыме (135), в Ягвеле (104), в Лупье (248) и Ледне.79
Поселок спецпереселенцев Пантый, школа. Фото 1935-1938 годов. |
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
||||||
|
«Школа в поселке Ледня представляла собой самый обычный барак, часть которого была отдана под классы, - вспоминает В.А.Гардт, - первой моей учительницей была Наталья Петровна Софьина, она потом была директором школы. Учителя были разные, сначала все больше из числа самих спецпереселенцев. Так, например, учительницей была здесь Мария Васильевна Георгиевская, она сама была из Астрахани, окончила гимназию.
80 Воспоминания В.А.Гардта, собранные О.А.Угрюмовым. 30 января 1994 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Еще из числа переселенцев была Дунаева. Был учитель Владимир Ильич Шаньгин, преподаватель по трудовому воспитанию и физвоспитанию, он уже был из местных».80
С.В.Якшевич вместе с семьей была привезена в поселок Ледню летом 1935 года. Вот как она вспоминает школу той поры:
«Школа располагалась в половине барака. Парты были настоящие, черные, такие же, как в обычных школах. Учительница Надежда Львовна Абраменко была строгой. Все четыре класса начальной школы занимались в одном помещении: один ряд - ученики четвертого класса, другой ряд - третий класс, так по колонке на класс. Сначала одному классу она дает задание, те сидят и пишут.
81 Воспоминания С.В.Якшевич, собранные О.А.Угрюмовым. 13 марта 1999 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Потом к другим переходит, их начинает спрашивать. Учебники, тетрадки - это все нам выдавали. Хоть и приходилось учиться так, в одном помещении четыре класса, а знания, видимо давали неплохие, потому что когда мы в Козьминскую семилетнюю школу пошли учиться, нам никто не мог сказать, что мало знаем».81
Учиться приходилось в трудных условиях. Многие из бывших учеников школы в поселке Ледня вспоминают, что в школу, особенно зимой, даже ходить было не в чем.
82 Воспоминания К.М.Чувашевой, собранные Ю.О.Угрюмовой. 13 марта 1999 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. |
«Валенок не было, в ботиночках в сорокаградусный мороз, - рассказывает С.В.Якшевич, - одежды теплой тоже не было. Но зато в школе у нас было горячее питание: зеленый капустный супчик, иногда картошечки туда добавляли немножко, вот и все. Подмерзшей картошки, я помню, сладкая еще была, но мы и этому были очень рады. Хлеба нам не давали».82
83 Государственный архив Ленского района. Ф.1, оп. 1, д. 13. л. 34. |
В таком важном деле, как поддержание здоровья детей, а нередко и спасение их от голодной смерти, сыграли свою роль детские сады. По данным на август 1933 года в поселках Пантый, Уктым, Ягвель, Лупья и Ледня действовали детсады численностью по 25 человек каждый.83
Были у детей спецпереселенцев, хоть и редкие, праздники. Учителя начальной школы в поселке Ледня устраивали утренники, ставилась елка, учителя с детьми сами лепили из бумаги цепочки, водили с малышами хороводы. Никаких подарков, конечно же, не было.
С ранних лет дети, росшие в поселках спецпереселенцев, привлекались к труду, это регулировалось и документами контролирующих органов. 27 мая 1931 года президиум Ленского райисполкома рассмотрел вопрос «О работе переселенческого участка Ягвель». Один из пунктов постановления непосредственно касался детского труда: «Выполнить с превышением контрольные цифры по сбору грибов, ягод, ивовой коры и лекарственных растений, для обеспечения выполнения чего сделать правильную расстановку сил, использовав детей, подростков и стариков».84
84 Государственный архив Ленского района. Ф. 1, оп. 1, д. 18. л. 14. 85 Государственный архив Ленского района. Ф. 1, оп. 1, д. 18. л. 17. |
3 июля того же года президиум райисполкома рассматривает вопрос «О состоянии переселенческого участка Пантый». Президиум отмечает, что в поселке «...организован детский труд на производстве и учебная часть в примитивных школах».85
У Вильгельма Александровича Гардта отец был председателем неуставного колхоза в поселке спецпереселенцев Ледне. Вспоминает В.А.Гардт:
86 Воспоминания В.А.Гардта, собранные О.А.Угрюмовым. 30 января 1994 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
«Во время летних каникул отец спать никому не давал. И хоть ты сын председателя колхоза, поднимает чуть свет: все дети должны работать. Каждому дело находилось. Были в колхозе специальные соломорезки, лошади ходили кругами и приводили ее в движение. Вот здесь мы работали с ребятами. Те, кто помладше, шли колоски собирать».86
По-разному складывались судьбы детей спецпереселенцев после окончания своей начальной школы. Не всем удавалось продолжить образование.
87 Воспоминания Э.П.Диля, собранные О.А.Угрюмовым. 23 февраля 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Так, например, Э.П.Диль так и не смог продолжить образования: на валке леса погиб отец, остались вдвоем с матерью, для того, чтобы прокормить себя и мать, приходилось даже ходить с сумкой по деревням и просить подаяние.87
Тем же, кто собирался учить своих детей дальше, путь был один - отправлять в поселок Пантый. Пантыйская семилетняя школа была предназначена как раз для детей спецпереселенцев, обслуживала она не только поселки Ленского района, здесь учились дети спецпереселенцев из Вилегодского, из бывших Черевковского и Сольвычегодского районов.
Вспоминает В.А.Гардт:
«Ту школу я всегда вспоминаю с большой теплотой к преподавателям, к директору. Мой старший брат там учился с пятого по седьмой класс, а я только в пятом. Школа была особая, там были сосредоточены только так называемые дети кулаков, потому что в такие, обычные школы нас не брали, чтобы не было дурного влияния. Директором был Степан Тимофеевич Воробьев, во время войны он ушел на фронт и не вернулся. Учила нас Мария Прокопьевна Чукичева, это любимая учительница была, учила Валентина Ивановна Булавина. Я учился хорошо, был круглым отличником. От нашего поселка Ледни до Пантыя далеко, порядка ста - ста десяти километров. Жили мы все, приезжие, в интернате. По осени нас завозили туда, в колхозе для этого выделяли подводы, завозили продукты. А на каникулы до дому добирались пешком.
88 Воспоминания В.А.Гардта, собранные О.А.Угрюмовым. 30 января 1994 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Выходили вечером большой группой, с фонарями «Летучая мышь», впереди и сзади мальчишки, а в середине девчонки. Волков тогда много было, страшно, а идем. Родители беспокоиться начнут, выходят на дорогу встречать. Две ночи ночевали в деревнях. Только на третью добирались до дома».88
К сороковым годам в школе поселка Пантый сложился хороший, очень творческий коллектив. Педагоги старались сделать все для того, чтобы ученики не чувствовали своей оторванности от района: часто выезжали с концертами и постановками в деревни и другие поселки, вывозили лучших учеников в Яренск на школьные олимпиады.
Л.Ф.Епова (Чайковская) была привезена в Пантый вместе с семьей в 1935 году еще в дошкольном возрасте. Здесь она пошла в первый класс. Вот что она вспоминает:
«В нашей школе учились только дети спецпереселенцев, Мария Прокопьевна Чукичева была у нас директором, русскому языку учила Антонина Алексеевна Капустина. В школе к нам относились одинаково, ничем не унижали. Жили мы с бабушкой, было очень голодно, все время хотелось есть. Меня заставляли питаться в школе, а я стеснялась, не ходила в столовую. Были у нас в школе и пионерская, и комсомольская организации, когда я училась в седьмом классе, меня приняли в комсомол, в этом никаких ограничений не было.
89 Воспоминания Л.П.Еповой, собранные О.А.Угрюмовым. 3 мая 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Помню, как я радовалась, когда меня принимали в пионеры, когда нам на линейке школьной завязывали пионерские галстуки. Хоть и трудно приходилось тогда, а жили очень весело».89
Правило о недопущении детей спецпереселенцев учиться в школах других населенных пунктов строго соблюдалось до середины тридцатых годов. Так, например, после того, как семью Гардт в поселке Ледня за хорошую работу восстановили в правах, В.А.Гардт продолжил свою учебу в школах селах Козьмино и Лена, расположенных ближе к Ледне.
«Самое большое впечатление осталось после Ленской школы, - вспоминает В.А.Гардт, - прямо скажу, что отношение к нам было самое хорошее, старались и мы учиться только на пятерки. Сначала директором у нас был Ядрихинский, потом его перевели в Литвино, а у нас директором школы стал наш классный руководитель Петр Михайлович Проскуряков, сам он вел у нас уроки химии.
90 Воспоминания В.А.Гардта, собранные О.А.Угрюмовым. 30 января 1994 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Часто ездили на экскурсии в Яренск, ходили с походами по местам, где в 1919 году шли бои Красной Армии с отрядом белогвардейцев капитана Орлова».90
В сороковые годы Пантыйская школа уже ничем особым от других школ района не отличалась. Проработала она до конца шестидесятых годов, после того, как лесной поселок Пантый был закрыт, а жители его переехали в другие поселки района, была закрыта и школа.
Трудности, выпавшие на долю семей спецпереселенцев, больнее всего отразились на самых слабых - на детях. Существовавшая в 1930 - 1940 годах система детских учреждений в поселках спецпереселенцев сыграла положительную роль в воспитании и образовании детей. Огромное значение для спасения детей - сирот от голода и холода имела работа Яренского детского дома, и, как бы ни были трудны условия жизни здесь, тем не менее он спас десятки и сотни детских жизней.
Начальные школы в спецпоселках располагались в приспособленных помещениях бараков. В одной комнате нередко занимались одновременно четыре класса.
Занятия в первые годы вели в них сами спецпереселенцы, однако благодаря этим школам, дети, живущие в поселках, оторванные от всего остального мира, получали здесь первые знания. Нельзя не отметить и то, что с первых дней работы в таких примитивных школах был, несмотря на все трудности жизни в поселках, решен вопрос питания детей.
Большую роль в воспитании детей играла Пантыйская семилетняя школа, которой пришлось в тридцатые и сороковые годы решать очень сложную задачу: как в царивших в стране условиях недоверия и подозрительности к детям «кулаков» не только дать им знания, но и воспитать их. С этой задачей школа справилась, и в этом огромная заслуга учителей школы.
Глава пятая.
Реабилитация.
Восстановление в правах шло со многими оговорками и тормозилось местными властями.
91 Н.Игнатова. Спецпереселенцы в Республике Коми в 1930 - 1940 гг. Заселение и условия жизни. |
«Для возбуждения ходатайства о восстановлении в правах гражданства необходимо было представить характеристику, подписанную представителями администрации, партийной и профсоюзной администрации и комендантом РОУ НКВД. Затем вопрос рассматривался Президиумом РИКа. И только при положительном решении соответствующие документы направлялись на оформление».91
И все-таки лед тронулся. Постановлением ЦИК от 25 января 1935 года все бывшие кулаки были восстановлены в избирательных правах наравне с другими гражданами СССР.
92 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования, 1991, № 10, с.14. |
Однако это не давало им права покинуть установленное место жительства.92 Молодежь могли направить на учебу в средние технические школы, так, например, В.А.Гардт в 1936 году после окончания Пантыйской школы, предназначенной только на детей спецпереселенцев, уже учился в Ленской средней школе, наравне со всеми, а после этого закончил Лимендское речное училище.
93 В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования, 1991, № 10, с.14. |
С 1941 года правовой статус спецпереселенцев был определен следующим образом: «Трудпоселенцы не являются свободными гражданами СССР, а являются гражданами СССР без права выезда с мест поселения, наблюдение за которыми возложено на органы НКВД».93
Постановление Совнаркома СССР от 8 января 1945 года «О правовом положении спецпереселенцев» гласило: «За нарушение трудовой дисциплины спецпереселенцы привлекаются к ответственности в соответствии с существующими законами.
94 Н.Игнатова. Спецпереселенцы в Республике Коми в 1930 - 1940 гг. Заселение и условия жизни. |
Спецпереселенцы не имеют права без разрешения коменданта спецкомендатуры НКВД отлучаться за пределы района, обслуживаемого данной комендатурой. Отлучку рассматривать как побег, влечет за собой уголовную ответственность».94
В октябре 1942 года было принято решение, что призванных в ряды РККА трудпоселенцев и членов их семей следует снимать с учета сразу же. С этого времени многие поселки спецпереселенцев начинают пустеть: мужчины уходят на фронт, семьи их или уезжают на родину, откуда были высланы, или переезжают в другие места в пределах района. Так, к окончанию войны практически закрылся поселок Ледня, опустели поселки Пантый, Уктым, Ягвель.
Массовое освобождение бывших кулаков началось после окончания войны.
95 В.Н.Земсков. Судьба «кулацкой ссылки». Отечественная история. 1994, № 1, с. 138. |
«Хотя предложение МВД СССР осуществить в конце 1947 года полное освобождение этого контингента и не было поддержано руководством страны, фактически численность кулаков-спецпереселенцев стремительно сокращалась. Так, на 1 апреля 1947 года их состояло на учете 481186 человек, на 1 января 1948 года - 210556, на 1 июля 1949 года - 124585, а на 1 июля 1952 года - 28009 человек».95
Последние оставшиеся на поселении кулаки были освобождены Постановлением Совета Министров СССР от 13 августа 1954 года
96 В.Н.Земсков. Судьба «кулацкой ссылки». Отечественная история. 1994, № 1, с. 143. |
«О снятии ограничений по спецпоселению с бывших кулаков и других лиц».96
Однако далеко не все спецпереселенцы, получив долгожданную возможность передвигаться по стране, сразу же вернулись на родину. К тому времени все обжились на севере, многие связывали семейные узы с местным населением. «Куда было возвращаться, - говорит Елена Игнатьевна Пшенко, - если там, на родине, у нас ничего не осталось, ни дома нет, ничего...».97
97 Воспоминания Е.И.Пшенко, собранные Ю.О.Угрюмовой. 17 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой. 98 Воспоминания М.Д.Альхимович, собранные О.А.Угрюмовым. 17 июля 1999 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
Мария Даниловна Альхимович в середине пятидесятых годов побывала на своей родине, она вспоминает о том, насколько бедно живут люди в колхозе. Они же к тому времени в леспромхозе имели возможность вполне прилично зарабатывать.98
Из числа бывших спецпереселенцев выдвинулось немало руководителей предприятий и организаций, известных работников, которые пользовались большим авторитетом в районе. Так, например, Вильгельм Александрович Гардт долгое время возглавлял крупнейшую в районе строительную организацию - Урдомский прорабский участок, неоднократно избирался депутатом районного Совета. Хорошо знают до сих пор в районе и Эдуарда Пиусовича Диля - он был директором лучшего в округе подсобного хозяйства Ленского леспромхоза.
99 Воспоминания Я.К.Виташкевича, собранные О.А.Угрюмовым. 23 июля 1996 года. Из архива О.А.Угрюмова. |
А Яков Кириллович Виташкевич, благодаря своему труду и вовсе добился, казалось бы, невозможного: в середине тридцатых годов, работая машинистом мотовоза на Сендугской подвесной дороге, он по примеру Стаханова выполнил за один рейс двойную норму, после чего ему (спецпереселенцу!) одним из первых в районе было присвоено звание стахановца. Так он и жил долгое время в двух ипостасях: с одной стороны - «враг народа», с другой - стахановец.99
Случалось и так, что кто-то из бывших спецпереселенцев, уже уехав к себе на родину, вскоре возвращался на Север, так как не смог прижиться в своих родных местах.
По-разному относятся бывшие спецпереселенцы и их дети к процессу реабилитации, который проходит сейчас. Есть и такие, что не желает вспоминать о прошлом, слишком тяжелые эти воспоминания. Нам не нужны никакие льготы, - говорят они, - мы не хотим вспоминать то, что было. У других затруднения в оформлении необходимых для реабилитации документов вызывает отсутствие каких-либо свидетельств о пребывании их в местах ссылки. В таком случае приходится искать свидетелей из числа самих спецпереселенцев.
Много вопросов вызывает тема компенсации конфискованного при высылке имущества: дома, построек, домашнего имущества. Проблема осложняется тем, что многие спецпереселенцы были сосланы из Украины, Белоруссии, которые сегодня являются самостоятельными государствами. Но даже когда вопрос компенсации решается положительно, размеры ее вряд ли могут кого-то удовлетворить. Так, например, С.В.Якшевич после долголетнего оформления документов получила компенсацию за конфискованное имущество в размере ста с небольшим рублей.
Если проследить весь поток документов по спецпереселенцам, то можно сделать один вывод: государство не спешило освобождать тех, кого оно «для исправления» силой выдворило из родных мест, отобрав при этом все имущество, и поместило в необжитые места. Когда же, наконец, осознав свою вину, государство заговорило о реабилитации и компенсации, до этого дня дожили далеко не все.
Заключение.
Заселение в 30-40-х годах малообжитых территорий Ленского района сыграло большую роль в развитии экономики этого края. Если прежде заготовка древесины в лесах района проводилась в основном силами крестьян и только в зимний период, то с 30-х годов началась круглогодовая заготовка.
100 В.В.Политов. Яренск. Л.: Наука, 1978, с. 85. |
Для сравнения можно привести такие цифры: в 1928 году в районе было заготовлено 63,3 тысячи кубометров древесины, зимой 1931-1932 года 391 тысяча, то есть в шесть раз больше.100
На основании постановления СНК РСФСР от 24 июня 1929 года была проведена реорганизация управления лесной промышленностью и лесным хозяйством.
101 В.В.Политов. Яренск. Л.: Наука, 1978, с. 89. |
«Согласно этому постановлению создавались производственные предприятия - леспромхозы. В 1930 году в Ленском районе был организован первый такой леспромхоз - Ленский. Создавались лесопункты в поселках Пантый, Ледне, Уктыме, Нянде».101
Первыми лесопунктами первого леспромхоза стали именно поселки спецпереселенцев. Можно сказать, что с них началось развитие всей лесной промышленности в Ленском районе. В середине тридцатых годов были образованы Речкинская, Малокижмальская и Вандышская тракторные базы, Сендугская подвесная дорога. Кадры рабочих, и особенно механизаторов в них формировались первоначально из числа местных жителей, но очень скоро трактористами, машинистами мотовозов становились и спецпереселенцы.
Немало нового внесли спецпереселенцы в экономику района и в других сферах жизни. Так, например, в поселке Ледня, получив с родины семена, стали строить парники и первыми в районе выращивать в северных условиях помидоры, огурцы и другие овощи, по своей технологии выращивали капусту. В Ледне было организовано шорное производство, здесь гнали деготь, была столярная мастерская. Мастерству жителей этого поселка, новым ремеслам учились и местные жители.
Однако все это создавалось благодаря усилиям сотен и сотен людей, насильно вывезенных в необжитые места и вынужденных их обживать. Многим это стоило жизни. Административно-командные методы решения проблем страны путем насильственной высылки сотен и сотен семей привели к тяжким последствиям.
Заселение малообжитых территорий Ленского района в начале 30-х годов осуществлялось быстрыми темпами, в короткие сроки сюда было завезено более десяти тысяч человек. Район оказался не готов к расселению такой массы народа; как результат, семьи переселенцев встретили первую зиму без самого необходимого. Не хватало продуктов питания, теплой одежды и обуви, жилья. В воспоминаниях очевидцев предстают ужасные картины голода, распространения эпидемических болезней, резко возросшей смертности, особенно среди стариков, детей и женщин. Часто голод и безысходность толкали на побег из лесных поселков. Далеко не все они заканчивались удачно: непривычные к условиям Севера, не умея ориентироваться в тайге, многие находили в ней свою смерть.
Со временем поселки отстраивались. Многие очевидцы отмечают, что уже к середине тридцатых годов жизнь в поселках налаживается, развивается сельское хозяйство, распахиваются новые площади, появляется новое производство: столярное, шорное и другие. Появлялись в поселках начальные школы, бани, столовые и даже клубы, но еще долго испытывали жители и голод, и холод. Привыкали к этим условиям одни, постепенно втягивались в тяжелый труд в лесу, а потом в поселки прибывали новые поселенцы, им эти испытания приходилось испытывать на себе.
Приток такого количества народу с разных областей и республик, разных национальностей, сказался и на демографическом развитии глухого района Севера. Спецпереселенцы, а потом и их дети завязывали семейные отношения с местными жителями, поэтому сейчас так часто почти во всех населенных пунктах района звучат, кроме привычных русских, и немецкие, и белорусские, и украинские фамилии.
Оказали влияние спецпереселенцы и на культурную жизнь района. В Пантые Мария Игнатьевна Прилуцкая организовала струнный оркестр на пятнадцать человек, в основном состоял он из спецпереселенцев, живших в Яренске. Оркестр выступал в Яренске в дни праздников. Спецпереселенцы поселка Пантый в своем клубе часто выступали с концертами и небольшими театральными постановками.
Но есть в этом и иная сторона: поступление в небольшой по численности населения район такого количества спецпереселенцев из разных областей страны послужило размыванию традиционной северной культуры (песенного творчества, ремесел, обычаев, народных праздников и т.д.).
Источники:
Воспоминания М.Д.Альхимович, собранные О.А.Угрюмовым 17 июля 1999 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания Я.К.Виташкевича, собранные О.А.Угрюмовым 23 июля 1996 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания В.А.Гардта, собранные О.А.Угрюмовым 30 января 1994 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания Э.П.Диля, собранные О.А.Угрюмовым 23 февраля 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания Л.П.Еповой, собранные О.А.Угрюмовым 3 мая 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания А.Ф.Кистановой, собранные О.А.Угрюмовым 12 апреля 1988 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания П.К.Корж, собранные Ю.О.Угрюмовой 8 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой
Воспоминания П.П.Корж, собранные Ю.О.Угрюмовой 8 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой
Воспоминания Я.Б.Кураго, собранные О.А.Угрюмовым 6 октября 1995 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания А.Н.Мацуры, собранные О.А.Угрюмовым 11 июня 1997 года. Из архива О.А.Угрюмова
Из воспоминаний З.Недзведзкого, собранных О.А.Угрюмовым 12 июня 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова
Воспоминания Н.А.Поздняковой из архива Лупьинской школы.
Воспоминания М.И.Прилуцкой, собранные Ю.О.Угрюмовой 24 июля 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой
Воспоминания Е.И.Пшенко, собранные Ю.О.Угрюмовой 17 августа 1998 года. Из архива Ю.О.Угрюмовой.
Воспоминания А.Г.Рябчиковой из архива общества «Совесть» (Котлас)
Воспоминания А.Ф.Тимошенко из архива общества «Совесть» (Котлас)
Воспоминания С.В.Якшевич, собранные О.А.Угрюмовым 22 февраля 1998 года. Из архива О.А.Угрюмова
Государственный архив Архангельской области, ф. 621, оп. 3, д. 25, л. 214.
Государственный архив Архангельской области, ф. 621, оп. 3, д. 25, л. 29.
Государственный архив Архангельской области, ф. 1831, оп. 1, д. 291, л. 183.
Государственный архив Архангельской области, ф. 1831, оп. 1, д. 291,л. 185.
Государственный архив Ленского района, ф. 1, оп. 1, д. 18, л. 13
Государственный архив Ленского района, ф. 1, оп. 1, д. 18. л. 17.
Литература:
О.Александров. «Тот ярушник я помню и сейчас...» Маяк, 26 сентября 1997 года.
О.Александров. О чем напомнила старая церковь? Маяк, 27 июля 1991 года.
Н.А.Иваницкий. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). Изд. 2-е. М.: Магистр, 1996.
Н.Игнатова. Спецпереселенцы в Республике Коми в 1930 - 1940 гг. Заселение и условия жизни.
В.Н.Земсков. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы. Социологические исследования 1991, № 10.
В.Н.Земсков. Судьба «кулацкой ссылки». Отечественная история. 1994, № 1 С. 138.
Насонкин В., Соколов П. Этап в никуда. «Совершенно несекретно». 16 июня 1991 г.
В.В.Политов. Яренск. Л.: Наука, 1978.
Т.Сабурова. Поляки на Архангельском Севере. Правда Севера, 14 октября 1999 года.
Т.Сабурова. Этнические немцы на Севере. Правда Севера. 21 октября 1999 года.
А.И.Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1. М., 1989.
Б.А.Угрюмов. Крестьянский вопрос. Издательство газеты «Маяк», 1991.
Ю.Угрюмова, О.Угрюмов. Высланные дети. Правда Севера, 27 июня 2000 года.
О.Угрюмов. Музыка на крови. Правда Севера, 2 сентября 1999 года.
О.Угрюмов. Небесный извозчик. Правда Севера, 12 августа 1999 года.
О.Угрюмов. Терпкая ягода калина. Правда Севера, 1 февраля 1996 года.
О.Угрюмов. Немцы. Правда Севера, 13 мая 1999 года.
О.Угрюмов. Нянда. Правда Севера, 5 октября 2000 года.
Р.Ханталин. «Невольники и бонзы», Архангельск, 1998
Приложение.
Поселки спецпереселенцев на карте Ленского района