На левом берегу степной реки Койсуг, верстах в пятнадцати от её впадения в Дон, в конце XVIII века возникла большая одноимённая слобода. Сюда, на плодородные земли, пожелали переселиться сначала вольные крестьяне из центральных российских губерний, затем жители слободы Полуденки, на месте которой, согласно грамоте Екатерины II, армяне должны были основать город Нахичевань. Азовского губернатора В. А. Черткова, посетившего слободу в 1776 году, это устраивало: значит, развитие земледелия в Азовской губернии обеспечено, а через Койсуг ляжет дорога на Кубань [1, с. 226–227]. Посетив эти места через три года, Чертков распорядился переселить и в соседнюю Батайскую слободу на постоянное жительство «несколько семейств однодворцев – людей великороссийской нации» [1, с. 242].
Пройдёт много десятков лет, и обе слободы станут единым городом Батайском, и вырастут так называемые койсугские хутора [2, с. 63], основанные в 80-годы XVIII века по берегу многоводной реки Кагальник. Из них только один, Кочеванчик, останется хутором, остальные превратятся в сёла: Самарское, Новониколаевка и Высочино. Самарское ныне сильно разрослось, Кочеванчик выглядит как дачное место, Высочино – захудалое сельцо, каких много по России.
Со стороны железнодорожной ветки Ростов – Староминская его едва видно за полем: низкие деревца длинной полосой и какие-то ничтожные домишки, которые прижимаются к земле, давая понять постороннему: нечего сюда идти, нечего здесь искать. Но это неправда.
Хуторок у кагальницкого ерика Широкого, впоследствии село, был основан, как утверждает «Сборник статистических сведений по Екатеринославской губернии», в 1780-е годы крестьянином-чумаком из Койсуга (ныне часть Батайска), уроженцем Полтавской губернии Семёном Высочиным, которому здесь приглянулись луга и пашни [2, с. 65]. Подобно прочим чумацким поселениям койсужан, хуторок названия не имел, а в 1834 году ему присвоили имя Горбачёв. Позже в документах он не раз упоминается и как Средний (село Середнее), а ближние хутор Кочеванчик и Кирбыта (Новониколаевка) – Малый и Большой. Кто такой Горбачёв (или Горбач), пока неизвестно. Зато в «ревизских сказках» Койсуга за 1796 и 1811 года значится крестьянская семья Высочиных: её глава Семён Лаврентьевич, сыновья Моисей и два Семёна. Изредка хутор на Широком ерике величают «хутором Высочина», а с 1858 года так пишут уже постоянно [3, с. 38–9]. В 1879 году в хуторе, в окружении кованого забора, ставят церковь Рождества Богородицы; через три года он получает статус села, сохранив имя своего основателя, покинувшего мир в 1825 году в возрасте девяноста двух лет.
Частная школа в селе появилась в 1885 году, государственная, одноклассная, в 1898‑м. Через два года выстроили новую, кирпичную [3, с. 40, 42]. А в остальном село не обновлялось, оставалось таким же невзрачным: глинобитные, реже деревянные дома да камышовые берега ерика (а теперь так и вовсе – одни заросли!). И потому – до странности большой, не по-здешнему красивой, как из другой страны, из другого века, выглядела Рождественская церковь. Странно: повсюду в России насаждался тяжеловесный «византийский» стиль, а здесь – дворцовое, почти петербургское сооружение! В два яруса окна изящными полукруглыми завершениями, башенки на фронтоне, парадные лопатки – немного торжественная праздничность, как воспоминание об эпохе барокко… Карнизы козырьками нависают над всем объёмом церкви – нечастый приём в архитектуре! А вот скошенные углы трёхгранной апсиды, как обращение к XVIII веку, неуместны: тогда предпочитали округлые формы.
Церковь – оригинальный, поистине уникальный памятник старины нашего края – сохранилась, несмотря на то, что при советской власти она оказалась ни к чему этой глухомани. До Азова менее двух десятков километров; без собственной машины – связь с миром держалась до недавних пор только благодаря электричке (в последнее время пустили в ход маршрутки). И сегодня по-прежнему встречаются кое-где старые домики с камышовыми крышами, ухабистые дороги; те же, что и в соседней Новониколаевке, редкие акации, чахлые тополя. В центре, однако, акации погуще, ряд высоких серебристых тополей, ольховая аллея к памятнику героям; поодаль, за забором, узнаётся по ребристо выложенному кирпичом карнизу старинное здание: бывшая школа, теперь частное владение. На него похожа и церковная караулка по другую сторону сквера (после войны – детский сад, фельдшерский пункт). Но первое, что появляется за деревьями, на краю сквера – Рождественская церковь с новым деревянным крестом.
О дальнейшей её судьбе рассказывают материалы сельской библиотеки; кое-что несколько лет назад удалось узнать от местных старожилов: сегодня из тех стариков уже никого не осталось.
До войны она принадлежала местному колхозу и в ней работала школа. Тогда же разобрали купол. Летом 1943 года группа из десяти верующих обратилась в Азовский исполком с просьбой зарегистрировать их общину и отдать им церковь. На следующий год исполком ходатайство уважил. Однако приход был мал, а значит, малы и доходы: батюшке на них не прожить. Храм работал с перерывами (например, в 1946-м закрылся на целых два года); двенадцать священников сменилось, прежде чем в 1958 году заведующий Азовского районо Титов обратился в райсовет с письмом: здание церкви следует передать обратно школе, и после ремонта разместить в нём учебно-производственные мастерские, спортзал, кабинет машиноведения, мастерские по труду. Так началась борьба за закрытие церкви. Главный аргумент: кому она нужна, если в районе и так одиннадцать церквей и молитвенных домов? Необходимость снятия с учёта «молитвенного дома в селе Высочино» объяснялась так: будто небольшая группа верующих, захватив это здание, стала проводить в нём молитвенные собрания. Нашлись люди, которые решились написать письмо с просьбой о помощи на имя маршала Ворошилова. А Ростовский облисполком в июне 1959 года утвердил решение о закрытии храма. В акте изъятых предметов (копия хранится в новониколаевской библиотеке) я насчитал восемьдесят четыре иконы…
Из рассказа Лидии Васильевны Карпун, одной из тех, кто всё то время не оставлял церковное здание в беде: школу в нём не разместили – стали рушить его, да потом опомнились: ведь можно его приспособить под склад. Нашли место и зерну, и цементу. Однажды в алтарной части протекла крыша, намок цемент, прилип к полу, загубил зерно… И с 1993 года склад забросили.
Тогда же в Высочино заехал азовский благочинный, заметил сельчанам: как вы допустили такое кощунство?.. Некоторых это взяло за живое. Наиболее «боевого» из них, Валентина Григорьевича Чуйко, выбрали старостой. А дальше – ходили собирать деньги по селу, по окрестным сёлам и хуторам, затем – штукатурили, белили, латали полы; что сами не могли – делали наёмные плотники. Купили люстру, установили трёхрядный иконостас. Росписи, к счастью, кое-где сохранились чёткие – не все потрескались и облупились…
Возвращаясь мимо церкви, которую возродила всего какая-то горстка людей (к слову сказать, священник при ней не живёт – приезжает из Ростова), я думал, как уже не раз: говорят, чудес не бывает, но ведь на глазах многих – здесь свершалось самое настоящее чудо! И, глядя уже с платформы на еле заметные отдалённые хижины, притаившиеся за деревьями, понимал: чудеса – на то и чудеса, что являются не всем. Они скрыты от посторонних глаз.
* * *
Чтобы оценить местоположение соседней Новониколаевки, лучше ехать туда не автобусом, а электричкой Ростов – Кущёвка, и от платформы «1376‑й километр» пройти всего минут двадцать. Местная трасса, приподнимаясь, минует Кочеванчик, слева покажется кладбище. К нему съезжает грунтовка, стелется дальше, по складке пологого оврага, и с вершины его раскрываются поля и поворот реки, омывающей склоны соседнего бугра, населённого домиками. Новониколаевка особо ничем не примечательна: улицы, негусто обсаженные акациями, похожие друг на друга кирпичные дома со ставнями, серая «хрущёвка» Дома культуры, при нём – сквер (туи, клёны, берёзы, ольха, вишни). Чем ближе к речке, узнаваемой по камышовым зарослям и перевёрнутым лодкам, тем всё уютнее. И, как напоминание о XVIII веке, – деревянный домик с жалкими остатками резного карниза и с тростниковой крышей, ветхий сарай из тростника, обмазанного глиной (возможно, этим строениям на самом деле не более лет семидесяти).
Такие хибары ставили себе местные чумаки, которые доставляли на Кубань русским войскам, отражавшим набеги кочевников, фураж и продовольствие из Черкасска. У своих хуторов чумаки становились на ночлег: разводили костёр, варили в котле пшённую кашу со свиным салом, выбирали дозорного, чтобы следил за волами и обозами (в изнуряющую жару приходилось, напротив, стоянку устраивать днём, а двигаться ночью). Один из хуторов основал крестьянин Колесник, державший до сорока пар волов, которого, по роду его занятий, прозвали Чумаченко. Место для переселения выбрал удачное: прекрасные пастбища вокруг, удобные берега для водопоя. Хутор и получил имя Чумаченко; сюда понемногу переселялись из Койсуга другие чумаки. В 1812 году в хуторе насчитывалось десять дворов. В 1833-м здесь построили церковь во имя святого Николая, и хутор стал селом Новониколаевка (в Ростовском уезде одна Николаевка уже была), а память о первопоселенце долгое время жила в названии Левады Чумаченка [2, с. 63–64].
Селение получило новое название указом Правительствующего сената в 1836 году. Но нигде в документах начала XIX века будущая Новониколаевка не именуется «Чумаченко», она упоминается как хутор Кирбыта. Авторы «Сборника статистических сведений…», скорее всего, не просто повторили местное предание, но и что-то напутали, особенно если учесть: действительно, в архивах значится такой койсужанин – Кирбыт Трофим Ерофеевич, умерший в 1797 году в возрасте 64 лет. В старинных изданиях, увы, случаются ошибки; возможно, на самом деле основателем хутора и был Кирбыт, а не Колесник, имя которого в ревизских сказках соседствует с именем Кирбыт [3, с. 33–34].
В начале 1860-х годов Новониколаевка становится центром волости, в которую входят Кулешовка, Высочино, Самарское и Новобатайск; в 1867‑м в селе открывается земское училище, а в 1891‑м освящается каменная Николаевская церковь, взамен ветхой деревянной, возведённой в 1833 году.
Церковь в Новониколаевке есть и сейчас, но уже другая, и она занимает здание, построенное совсем не для богослужений.
А прежняя была высока, тонка, подтянута, с трёхъярусной колокольней, с намёком на поздний классицизм, и стояла в центре села, там, где сейчас парк.
В 1938 году в Новониколаевку приехали ответственные лица из района: поступило указание снести церковь, под решением должен подписаться председатель сельсовета! Тот в отпуске, а его заместительница грамоты не знала. Лица уехали, но через несколько дней вернулись: не умеете расписываться – ставьте закорючку. Тем и решили дело.
Только деревянный крест напоминает сегодня о церкви… И стоит по сию пору, глядя на парк, многооконное кирпичное строение – бывшая земская школа, в войну госпиталь, после войны средняя школа и, до недавнего времени, АТС. Если от него свернуть в проулок, на аллейку по краю футбольного поля, – издали глянет белёный кирпичный домик: ребристый карниз, лёгкие сандрики (козырьки над полукруглыми окнами), – сейчас так не строят, просто и со вкусом. По маленькому блестящему на солнце куполу и по кресту ясно: это новая Никольская церковь.
Здание церкви – ещё один памятник старины. В нём жила до революции богатая семья, здесь же держала магазин, а раскулачили хозяев – дом приспособили под сельсовет. В годы войны его, как и земскую школу, заняли под госпиталь, после войны устроили родильное отделение и, приблизительно в девяностые годы, магазин. Тогда и вспыхнул пожар: говорят, владелица магазина, спрятав у себя дома крупную партию дефицитного товара, магазин подожгла.
Стояло здание с пустыми окнами, без дверей, без крыши, пока пожилые сельчанки Ульяна Ивановна Усенко и Александра Харитоновна Толопченко не загорелись стремлением переделать его в церковь: чем в Ростов ездить молиться, лучше свою иметь! Ходили по начальству, никто не отказывал, но никто и не поддерживал. Неожиданно умерла Александра Харитоновна, и Ульяне Ивановне пришлось действовать самой. Пошла к председателю сельсовета в Самарском: «Павел Ефимович, помогите!» – На что тот ответил: «Пожалуйста! Только соберите инициативную группу: двадцать человек – двадцать подписей». – "Да мы сто соберём!" – и в тот же день собрала полсотни подписей. Дом отдали под церковь. Оставалось найти батюшку. В течение двух лет Ульяна Ивановна ездила в епархию; однажды не выдержала – и встала там на колени: ну помогите же нам!
Когда пришёл служить отец Виктор, домик выглядел прилично: всего за сезон починили полы, подлатали стены, вставили двери и рамы со стёклами, покрыли шифером. (Деньги собирали по селу: кто давал пятёрку, кто десятку, а кто и пятьсот – из богатых дачников; а кирпичом помог завод, что под селом Самарским.) Работа над благоустройством дома велась днём, а иногда и ночью (во всяком случае, шесть человек всегда оставались, по двое дежурили). Отец Виктор из Ростова привозил кирпич и железо на крышу (вместо шифера).
Роль звонницы в Николаевской церкви выполняют подвешенные на столбах пустые газовые баллоны. Внутри церковь напоминает жилую комнатку: низкий потолок, маленькая люстра, скромная лепнина. Входы в алтарь и в придел похожи на проломы в стене. Иконы – все новые (рисовал здешний дачник), кроме одной, сильно поблёкшей; есть новый иконостас; амвон с балюстрадой…
Ни история Рождественской церкви в Высочине, ни история Николаевской в Новониколаевке – а значит, и койсугских хуторов, – ещё не дописана. И потому – стоит приехать сюда ещё не раз.
Это письмо было передано его автором сотруднику «Донского временника» – с сетованием, что журнал совсем не затрагивает вопросы топонимики. С удовольствием печатаем рассказ, в котором краевед-любитель шутя пытается разобраться с происхождением названия хутора в дельте Дона.
ПЕРВЫЙ сказал: – Поговаривают, что в конце ХIХ века в наши места при переезде Варшавского университета прибыл некий поляк, носивший фамилию Рогож (или Рогоч?) (ударение на первом слоге). Иржи Рогож, ко всем своим достоинствам, имел образование европейское, обуреваем был страстью к новому тогда искусству – кинематографии. Пристрастия своего, как и желания «елико возможно» послужить России, он не скрывал, за что и удостоился Величайшего разрешения на организацию Кавказской киностудии. Место для строительства павильонов отвели в живописнейшем месте – в дельте Дона, где гирло Большая Кутерьма делает резкий поворот. Киностудию эту он назвал, как и было принято в те времена, «РОГОЖкино». Начались земляные работы. Вскоре подоспели и государевы деньги на приобретение необходимого оборудования и материалов, деньги, надо сказать, очень немаленькие. И вот неутомимый Иржи Рогож уже мчится, отягощённый безмерным доверием, то ли в Ригу, то ли в Париж. Только с тех пор его в наших краях более не видели. А видели его один раз в Варшаве, да два раза в Лондоне. Потом специально ездили за ним в Лондон, да так и не нашли.
Лишившись финансов, строительство постепенно зачахло, и с тех пор как чёрт нашептал: в нашей области кинопроизводство всё на том же месте. В Грузии, Армении, Одессе, Харькове, Донецке – пожалуйста, а у нас слепленная кое-как «из того, что было» Ростовская киностудия кинохроники за почти сто лет своей истории так и не смогла выдать на-гора ничего достойного хоть какого-нибудь внимания. Вот что значит – не задалось с самого начала! Зато хуторок и сросшийся с ним посёлок строителей киностудии унаследовали своё нынешнее название – Рогожкино.
Ходят тихие сплетни, что никуда не делся этот Иржи Рогож, нашли его большевики в 20-х годах прошлого столетия где-то в Филадельфии. Только деньги у него к тому времени закончились. На всякий случай направили его дипгрузом в Советскую республику, хотели расстрелять. Но выяснилось, что он обобрал царя-батюшку, и выходит, что он с большевиками заодно. Помыкались с ним чекисты, поняли, что вреда от него может произойти более, чем от Врангеля с Деникиным. Признали его врагом народа на всякий случай, и отправили на вечное поселение в Казахстан, на целинные земли. Шепчут также, что будто бы на самой заре перестройки появился в хуторе, из той земли казахской, его потомок, парень-хват, и взялся продолжить дедово дело… Так что кино ещё будет.
ВТОРОЙ сказал: – Нет, всё было совсем не так. И было это при царе-батюшке Петре Алексеевиче, уже после Азовского осадного сидения, когда места эти вновь вернулись Российской короне. Сюда, в низовья Дона, на дикие, труднодоступные острова, спасаясь от преследований живодёров патриарха Никона, устремились раскольники – последователи сожжённого на костре протопопа Аввакума. Бежали сюда в спешке, порой не имея при себе ничего, кроме ветхой одежды. Строили скиты. Жили простой жизнью, трудом добывая пропитание. И ещё многие погибли бы, уже добравшись сюда, если бы не замечательное растение – рогоз, в изобилии произраставшее по берегам ериков и мелководных лиманов. Именно рогоз одел, обул и накормил хранителей старой веры. Из сушёных его корней они приготовляли муку, добывали крахмал и патоку. Корни сушили, солили, варили, жарили, мариновали. Молодые сладкие побеги служили отменным лакомством весной. Стебли шли на строительство куреней, ими топили печь. Из листьев добывали тонкие и нежные, но чрезвычайно прочные волокна, которые шли на изготовление верёвок, канатов и тканей. Эти ткани назывались рогожами. А ещё из рогожьего пуха изготовляли подушки и перины, ткали чудесную ткань – рогожку. Она обладала необыкновенными свойствами: из неё шили одежду, поддеваемую под доспехи, которая впитывала пот и не мешала в бою и которая, будучи почти невесомой, зимой согревала лучше любой шубы, а летом дарила прохладу. Собираясь в дальний поход, под седло стелили рогожку – только она была способна предохранить спину коня от растирания. И ещё, по преданию, не всякая тогдашняя пуля или холодный металл при рубящем ударе мог пробить одежду из специальным способом сотканной рогожи. Здесь жили подлинные мастера этого дела! Кстати, рогожане поголовно носили одежды из рогожки, и оказалось, неспроста. Под всей дельтовой частью Дона происходят масштабные биохимические процессы. Сквозь землю постоянно сочится радиоактивный газ радон. Кто не носил рогожки, вскорости погибал: ничего не поделаешь – онкология. Современные исследования привели к ошеломляющему выводу: рогоз – единственное растение, не накапливающее в себе радионуклиды, а ткань из его пуха практически не пропускает проникающую радиацию. Вот так!
ТРЕТИЙ сказал: – А может, и не так. Может, вы не там ищете. Много тайн и секретов запретных хранится в этой земле. Писаны в древности лет про эти края слова, не понятые до сих пор: «Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовый ключ от княжева терема». И ещё: «Там же есть бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый, под тем камнем сокрыта сила могучая, а силы нет конца». Или: «Двадцать старцев, не скованных и не связанных…» Не много ли внимания столь неприметному месту? А вот ещё загадка. Совсем неподалёку находится город Таганрог. Таган – это, понятно, большой котёл. А рог – это что, какое отношение имеет он к котлу? Теперь Рогожкино. Опять же рог… кстати, рядом с Рогожкином в заповедном месте нашли местные люди два тагана, вросших в землю. Один, медный, диаметром под три метра, выдрали трактором, сдали в утиль. Второй, чугунный, около пяти метров в диаметре, рвали бульдозером – ни на сантиметр! Так и торчит краем из земли среди камышей и рогозов… Или вспомним всё тот же радиоактивный газ – радон. «РА»-«ДОН». «Д-О-Н», понимаете? Так что не всё просто!
…А над ночным Доном бесшумно гасли звёзды, огромное чёрное Ничто проглатывало их одну за другой…
хутор Лагутник Азовского района
ПРИМЕЧАНИЯ
Источник: http://www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m1/1/art.aspx?art_id=1298