До сих пор в Финляндии вызывает отклики решение российских властей «признать противоправными и утратившими силу все акты, принятые в 30-40-е годы в отношении российских финнов и послуживших основанием для политических репрессий против них». Такое решение дало повод местной прессе обратиться к истории.
Финляндия, напоминает газета «Илталехти», всячески пыталась помочь ингерманландцам, уберечь их от репрессий со стороны советской власти. Однако статус ингерманландцев в Советской России ухудшало то обстоятельство, что в 1928 году в Финляндии вступил в силу специальный закон, по которому большинство ингерманландцев утрачивали финское гражданство. Консульство Финляндии для них стало единственным каналом поддержания контактов с родиной. В его адрес приходило огромное количество писем с просьбой о воссоединении с родственниками на финской территории.
Но финляндское правительство не ограничивалось только дипломатическими каналами. В марте 1930 года оно заявило, что Суоми обязана раскрыть двери перед ингерманландцами, поручив министерству внутренних дел всесторонне изучить вопрос.
В начале 1931 года в СССР началась новая (после 1929 года) волна депортации ингерманландцев. Послу Финляндии в Москве было поручено заявить протест, рекомендовав сделать упор на принципы гуманности. Однако такие призывы в Москве успеха не имели.
Финляндия выступила с официальной нотой, выразив желание принять у себя всех сельских жителей финского происхождения, намеченных к выселению, а также всех депортированных финских граждан. Но через четыре дня ноту отозвали по причине невозможности с экономической точки зрения выполнить обещание.
С 1929 по 1936 годы из ленинградской области были выселены около 50 тысяч этнических финнов. По неофициальным данным в общей сложности репрессиям были подвергнуты около 150 тысяч финнов и ингерманландцев. В Финляндии удалось укрыться лишь 2 тысячам.
Процитирую письмо из Приозерска-на-Ладоге от старшего научного сотрудника историко-краеведческого музея Людмилы Пашкиной:
«... Уже в апреле 1935 года вышел циркуляр Главного управления милиции НКВД СССР «Об очистке 22-километровой погранполосы от кулацкого и антисоветского элемента». Только из ленинградской области в 24 часа выселили свыше 22 тысяч человек. 21 августа 1941 года появился приказ командующего Северным фронтом и начальника областного НКВД №0055/20262 «О выселении из Ленинграда и области социально опасных лиц». В тот же день его подкрепило постановление Военного совета фронта «Об обязательной эвакуации немецкого и финского населения из пригородных районов Ленинграда».
Этот же Военсовет 9 марта 1942 года издал постановление № ОО713 «О выселении из Ленинграда в административном порядке социально опасного элемента» Это были люди, принадлежащие к национальным меньшинствам. «Элемент» вывозили из Ленинграда 26 и 27 марта через Ладожское озеро. Судьба 56 тысяч человеческих душ и поныне никому не известна».
ПАВЕЛ ГРИШИН, газета «ЭП» № 40, 1993 г. Петрозаводск.
***
ОБМАН
В 1932 году, по воспоминаниям Сири Хямяляйнен, Европу поразил кризис. Тысячи беженцев из Финляндии, Польши, Болгарии, спасаясь от безработицы, устремились в СССР, где им обещали работу, счастливую жизнь и светлое будущее для детей.
- Мой отец с нашим соседом по ночам слушали радиопередачи из Ленинграда и поймались на удочку советской пропаганды – рассказывает мне Сири. Она реабилитирована, живет в Караганде, на скромную пенсию, одна в крошечной квартире. - 9 октября 1932 года наша семья перешла границу СССР. Обосновалась в Ленинградской области, в Сестрорецке. Однако долго на свободе не задержалась. Через короткое время попала в тюрьму там же в Сестрорецке, а чуть позже ее сменила Ленинградская тюрьма ГПУ.
Камеры были переполнены финнами – беженцами и местными. На допросы водили и ночью, и днем, добиваясь признания в причастности к иностранной разведке. К зиме сформировали этап – отправили в лагерь «Неудобстрой», кто- то попал в другой лагерь – «Северстрой». Условия каторжные.
Началось трудовое «перевоспитание капиталистического элемента». Взрослые работали от зари до зари за чашку баланды и пайку хлеба, а нас, детей, отправляли подметать вагоны, в которых перевозили муку, чтобы из наметенного можно было вечером сварить какую-нибудь похлебку или кашу. Если где-то пала истощения лошадь, значит, на другой день были мясные щи…
Первой в семье погибла самая младшая – маленькие дети умирали быстро, медицинской помощи не было никакой, холод, голод делали свое черное дело.
В начале 1933-го опять этап – товарные вагоны, нары в два ряда. Саровские лагеря в тамбовских лесах – гиблое место. Женщин и детей загнали в огромное холодное помещение, бывшие казармы царской армии. На стенах, на полу – лед. Как потом оказалось, казарма была карантином перед отправкой в лагерь. Позже всех перегнали в старый монастырь, за высокие железные ворота – опять тюрьма.
Там промаялись до конца 1933 года. В конце года, зимой, опять этап – в Магнитогорск.
Финнов поместили в бараки. Бараков было так много, что казалось – вся страна только из бараков и состоит. Родителей – в рабочие бригады. Для детей сделали школы с обучением на родном языке. Молодежь постарше – в школы ФЗО (школы фабрично-заводского обучения).
В следующем году опять этап – теперь в Челябинск. На Станкострой. Работали финны на совесть – трудолюбивы, основательны, исполнительны от природы. Да и дармовая рабочая сила – за кусок хлеба...
Здесь житье было такое, как на большинстве советских строек тех лет – полувоенное, полуголодное Да и остальная часть населения жила не лучше – ютились в коммуналках, бедствовали, довольствовались малым – лишь бы было, что съесть и где укрыться в холода.
На следующий год – опять этап, в Каменск-Уральский, строить алюминиевый комбинат.
Так подкрался 1937-й год...
Постепенно, сначала незаметно, а потом все с большей очевидностью стали исчезать люди. Дошла очередь и до нашей семьи Хямяляйнен. 25 октября арестовали отца. Однако, никто из нас не знал, что все тяготы, перенесенные за годы жизни в СССР, еще только прелюдия к самому страшному.
2 января 1938 года мы обратили внимание на странное скопление военных вблизи поселка, где жили финны. Вечером всех созвали в столовую на собрание. Матери оставили дома детей с уверенностью, что скоро вернутся. На собрании выступил человек в штатском и сказал, что недалеко от Кургана случилась авария, сошел с рельсов поезд, надо помочь людям. Все охотно согласились. Мужчины захотели взять с собой кое-какой инвентарь, но им сказали, что «там все дадут».
В это время вдруг открываются все двери, а за ними красноармейцы с винтовками на изготовку. Выходи по одному! И все раздетые, руки за спину, а мороз тридцать градусов, а дома дети...
Повели в тупик, стали вталкивать в товарные вагоны. Нары в два ряда, в полу дырка для оправки, стены вагона белые от наледи. Набили, как сельдей в бочку.
Никто не описал ужаса той ночи, потому что некому было описать – никого почти не осталось в живых из тех, кого повезли в Воркуту. Оттуда живой вышла только одна-единственная женщина, она была молода и работала поваром в лагере, но и она не раскрывала рта и ничего не говорила. Все было покрыто тайной. Убивать и мучить ни в чем не повинных людей – в этом и состояла государственная тайна.
Я попала в эшелон, который привез нас в Челябинск. В ГПУ вызвали на допрос. Устроили очную ставку: и вдруг я неожиданно увидела там ...своего отца! Когда его арестовали, ему было 46 лет. Но я увидела старика, измученного и замученного, избитого и не похожего на человека. От него добивались, чтобы он сказал, «кто нас завербовал». Меня тоже пытались сделать шпионкой. Но когда мои родители приехали в СССР, мне было только 12 лет. Какая же из меня могла быть шпионка?
И опять этап. Теперь в Казахстан, в Карлаг. Привезли в Карабас – ворота Карлага. Дальше – сам лагерь, общие работы, баланда из люцерны, наглость уголовников, свирепость конвоя. Я строила железную дорогу в Джезказган, работала в разных отделениях лагеря, научилась говорить по-русски. Выжила. Всех родственников потеряла...
P.S. Через год Сири Хямяляйнен вернулась в Финляндию, где скончалась через несколько лет.
Рассказ Сири Хямяляйнен записала ЕКАТЕРИНА КУЗНЕЦОВА. 1990 г.
