Сам я всегда читаю в книгах предисловия, но никогда не думал, что придётся писать самому. Изначально "История Кейла-Йоа" планировалась как одна, но большая и подробная статья. Но ещё на подготовительной стадии я понял, что из-за слишком большого объёма необходима разбивка на несколько частей. Также в процессе сбора информации я обнаружил, что разные источники дают относительно одних и тех же событий очень противоречивую информацию. В этом предисловии я хочу рассказать, как и откуда я брал данные для своей "Истории Кейла-Йоа" и как выходил из ситуации с историческими противоречиями.
Всю информацию для этого цикла статей я брал в Интернете. Поверьте, на поиск, ознакомление и обработку ушли недели. Первой я написал часть о Второй мировой войне. С ней всё было достаточно просто, за исключением того, что в ряде материалов Кейла-Йоа писалось как "Кейла-Юа". Основная информация взята мною из книг "Спецслужбы Третьего Рейха: Книга 1" Сергея Геннадьевича Чуева и "Развороты судьбы: Книга 1: Абвер – СМЕРШ" Павла Петровича Стефановского. Последняя хоть и относится скорее к художественной литературе, всё же исторический интерес представляет.
Гораздо сложнее было с тем периодом, когда Кейла-Йоа принадлежал Бенкендорфам и Волконским. Статей на эту тему достаточно много, равно как и разногласий в них. Например, в некоторых материалах утверждается, что Александр Христофорович Бенкендорф случайно обнаружил водопад средь заросших дюн, в то время как доподлинно известно, что еще с давних времен на этом месте была мельница и другие постройки. Как бы то ни было, большинство статей о том времени основаны на двух источниках: мемуарах князя Сергея Михайловича Волконского "Мои воспоминания" и книге Сергея Игнатьевича Уманца "Воспоминания о князе Шаховском и балтийские очерки". Следует более подробно рассказать об этих книгах. "Мои воспоминания" Сергея Волконского писались им в преклонном возрасте. Сам князь никогда не был владельцем «Фалля», а только жил в нем время от времени на правах близкого родственника. Вдобавок это всё же больше художественное произведение, чем достоверный исторический материал. Например, князь пишет, что родился в замке «Фалль» в комнате над эркером. На всех изображениях замка со стороны реки видно, что над эркером находится балкон. В этой жизни бывает всякое, но очень сомнительно, что князь появился на свет на балконе. Подобных несоответствий в его книге много. Аналогичная ситуация и со второй книгой. Сергей Уманец, родившийся в 1857 году хоть и застал «Фалль» в его расцвете, о событиях там происходивших знает по чужим рассказам. В итоге, в своей книге автор связывает с «Фаллем» некоторые событиям на самом деле имеющими лишь касательное отношение к Кейла-Йоа. Более подробно об этом читайте во второй и третьей частях "Истории Кейла-Йоа".
С. И. Уманец
Воспоминания о князе Шаховском и балтийские очерки
Основываясь на этих двух книгах и, зачастую, не побывав в Кейла-Йоа и должным сбразом не проверив (быть может из-за отсутсвия возможности) фактов, некоторые современные авторы выдают не самую корректную информацию в своих трудах. Могу привести такой пример: во всех описаниях планировки замка говорится, что комната хозяйки находилась на втором этаже рядом с башней и из неё был выход в башенную комнату, а из той, в свою очередь, на смотровую площадку на верхушке башни. Достаточно взглянуть на любое изображение замка и несоответствие станет очевидным: комната хозяйки на втором этаже, смотровая площадка - на пятом. Где ещё два этажа башни?..
Отделить зёрна от плевел мне помог питерский историк Алексей Крайковский, профессионально занимавшийся сбором информации по «Фаллю» для компании National Heritage Foundation OÜ (нынешние владельцы усадьбы). Фактически он являлся моим консультантом на протяжении всего процесса работы. Всё это даёт мне право заявить, что "История Кейла-Йоа" является наиболее полным и достоверным материалом на данную тематику из всего, что доступно в Интернете. По крайней мере так было на момент написания этого материала.
Надеюсь, проделанная мной работа будет будет вам интересна и полезна.
Кейла-Йоа (Keila-Joa) - место достаточно известное. Вы могли никогда не слышать этого названия, но точно видели его. Красивейший парк, графская усадьба в неоготическом стиле и второй по величине водопад в Эстонии сделали Кейла-Йоа очень популярным среди киниматографов СССР. Сейчас фильмов там почти не снимают, но туристы ездят регулярно. Вдобавок у молодожёнов уже много лет практикуется поездка сразу после ЗАГСа в Кейла-Йоа с обязательной остановкой на мысе Гамлета (обрыв, на 30 метров поднимающийся над морем в 3 км от Кейла-Йоа. Получил своё название за то, что в начале 60-х годов XX века Ленфильм отстроил там макет замка «Эльсинор», для съёмок фильма "Гамлет" с Иннокентием Смоктуновским) и таким же обязательным вывешиванием замка (символизирующего крепость свежеобретённых брачных уз) на подвесном мосту в парке. Даже в шведском архиве имеется статья 300-летней давности, описывающая красоту водопада и водяной мельницы, находящейся рядом.
Кадр из кинофильма "Чёрная стрела"
Но помимо выдающихся красот, Кейла-Йоа представляет интерес и с исторической точки зрения. Знаете ли вы, что гимн Российской Империи "Боже, Царя храни" имеет непосредственное отношение к Кейла-Йоа? А что во время Второй мировой войны там находилась разведшкола Абвера? А что в советское время там находилась одна из передовых воинских частей ПВО? Об этом и многом другом я расскажу в цикле статей "История Кейла-Йоа".
Первые страницы истории Кейла-Йоа мало интересны, так как земля кочевала от хозяина к хозяину и постоянно закладывалась. Правда и тут стоит упомянуть, что ею владели и род Врангелей, и род Тизенгаузенов. Оба они хорошо известны в истории России и до самой революции состояли в сливках знати.
Кадр из кинофильма "Тайна королевы Анны, или Мушкетёры тридцать лет спустя"
Первые упоминания о Кейла-Йоа датированы 1555 годом. Местность тогда называлась мыза Йоа, а немцы и русские называли её мызой «Фалль» (от немецкого «wasserfall» – падающая вода или водопад). В то время там находилась только водяная мельница и несколко деревянных строений. Эту мельницу, а так же 5½ сох земли шведский король Эрик XIV (Erik XIV) особой санкцией подарил Иоганну Некерке (Johann Niekirchen (Neukirchen)) за заслуги. Мельничный бизнес Иоганна продолжили сыновья Ханс (Hans Niekirchen (Neukirchen)) и Хайнрих (Heinrich Niekirchen (Neukirchen)), унаследовавшие мельницу в 1586 году. Спустя полвека дочь одного из братьев Анна Некерке (Anna Niekirchen (Neukirchen)) вышла замуж за Юргена Врангеля (Jürgen von Wrangell), получившему «Фалль» в качестве приданного. После смерти мужа, мельница вновь перешла Анне, завещавшей её сыну генерал-лейтенанту Вильгельму Врангелю (Wilhelm von Wrangell). В 1680 году земля была редуцирована (редукция - изъятие земель у аристократов в XVI-XVII веках), но, после прихода в Эстляндию российской власти, возвращена наследнице Вильгельма дочери Катарине (Catharine Helene von Wrangell) и её супругу пастору Иоганну Вайсенеру (Johann Christoph Wiesener). Потомки Врангелей владели ею вплоть до второй половины XVIII века, пока 17 марта 1763 года (эта и последующие даты указаны по "старому" стилю) Иоганна Врангель (Johanna Margaretha von Wrangell) не продала мызу графу Беренду Тизенгаузену (Berend Heinrich von Tiesenhausen).
Вид на водопад и мельницу.
1790 г
Менее, чем через год (23 сентября 1764 года) новый владелец заложил землю советнику юстиции Арнольду Дену (Arnold von Dehn) за 8650 рублей серебром. Через 10 лет (12 декабря 1774 года) договор был аннулирован и «Фалль» вернулся Тизенгаузену. Ещё при жизни он поделил все свои владения между детьми и земля в Кейла-Йоа (так же как и мызы Херту и Саусти) досталась сыну Хансу (Hans Heinrich von Tiesenhausen). В его распоряжение они перешли 6 января 1789 года, после смерти папеньки. Вероятно, по каким-то причинам Ханс постоянно нуждался в деньгах, что толкнуло его в 1794 году заложить «Фалль» Карлу Врангелю (Karl Gustav von Wrangell) за 20000 рублей серебром и 10000 рублей ассигнациями, а затем в 1806 году, после выкупа закладной, Анне Похлман (Anna Christine von Pohlmann, урождённая баронесса Fersen) за 45000 рублей серебром. На этом "кредитная история" мызы «Фалль» не заканчивается и 15 марта 1809 года она оказывается заложенной основателю эстляндской кредитной кассы Якову Бергу (Jakob Georg von Berg) за 61000 рублей ассигнациями. Последний в свою очередь сначала уступил права залога на землю графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу (Konstantin Alexander Karl Wilhelm Christoph von Benckendorff), а затем полностью продаёт её. Договор был оформлен 14 июля 1827 года, а сумма сделки составила 65000 рублей ассигнациями.
Данная сделка является одной из ключевых точек в истории Кейла-Йоа, так как на этом заканчивается "хождение по рукам" мызы и начинается новый этап в её развитии. Именно Бенкендорф приведёт «Фалль» на пик его величия и отстроит там такой замок, который будут стремиться посетить известнейшие люди Российской Империи.
Портрет А. Х. Бенкендорфа в мундире Лейб Гвардейского Жандармейского полуэскадрона
копия Егора Ботмана с картины Франца Крюгера
Граф Александр Христофорович Бенкендорф (Konstantin Alexander Karl Wilhelm Christoph von Benckendorff, 1783-1844) вошёл в историю в первую очередь как шеф корпуса жандармов и начальник Третьего отделения. В советское время историки заклеймили его сатрапом, активно пропагандировавшим цензуру, и гонителем Пушкина. Меж тем это был весьма образованный и разносторонний человек. Именно он и стал владельцем «Фалля» (нынешнего Кейла-Йоа) в 1827 году. Бенкендорф изначально планировал сделать тут родовое именье с огромным парком и для этого он позднее "докупил" соседние мызы - Меремыйза и Кяэсалу.
Развалины Меремыйза
фрагмент литографии Ф. Гельхаара (T. Gehlhaar)
1830-е гг
Усадьба Меремыйза (Meremõisa, нем. Merremois) находится всего в полукилометре западнее «Фалля» на противоположном (левом) берегу реки Кегель (Кейла). Она была основана в 1582 году Гансом Вартманном (Hans Wartmann) и впоследствии несколько раз меняла хозяина. Осенью 1837 года она была куплена Бенкендорфом за 135000 рублей серебром, причём главное здание мызы (трёхэтажное каменное строение на крутом берегу реки, посмотреть на карте) было недостроено. Так как графа интересовала в первую очередь земля мызы, он не стал его достраивать. Впоследствии в воспоминаниях правнука Бенкендорфа, князя Сергея Михайловича Волконского это здание фигурирует как "живописная «руина»".
Мыза Кяэсалу (Käesalu, Кэзаль) впервые упоминается в середине XVII века. Она находится в трёх километрах южнее «Фалля» (посмотреть на карте). Граф купил её одновременно с Меремыйза за 125000 рублей серебром.
Проектирование ансамбля усадьбы было начато в 1827 году. Руководил им молодой архитектор Андрей Иванович Штакеншнейдер, недавно окончивший петербургскую Академию Художеств. Его Бенкендорфу порекомендовал Огюст Монферран (Henri Louis Auguste Ricard de Montferrand, 1786-1858), великий зодчий, построивший Исаакиевский собор. В тот момент Штакеншнейдер числился простым рисовальщиком чертежей, хотя и имел опыт работы архитектора. Усадьба шефа жандармов была его первым крупным архитекторским проектом. Работа эта была сложной по нескольким причинам. Во-первых, именно в этот момент в России происходит некоторая переоценка ценностей и на смену героическому началу приходит повышенное внимание к личности. В архитектуре это выразилось в переходе от ампира к готике и эклектике, от больших дворцов к малым, камерным постройкам, в которых преобладала тема семьи, добрых отношений, уюта и комфорта. Во-вторых, имение было для графа благоприобретенным, а не родовым и поэтому было совершенно необходимо, чтобы оно полностью показывало историю рода Бенкендорфов и историю жизни семьи. Он поручил архитектору возвести некую "театрализованную усадебную среду". Место было выбрано на высоком берегу реки Кегель чуть ниже водопада. Во избежание дальнейшего оползания, берег был укреплён каменными плитами.
Андрей Иванович Штакеншнейдер
Для усадьбы был выбран неоготический (так же называемый новоготическим или байроновским) стиль, являющийся достаточно вольной вариацией на тему средневековья со всеми его атрибутами (расцвет христианства, рыцарские турниры и т.п.). Все строительные работы проводились с 1828 по 1831 года и в декабре 1831 года, по их завершении, замок был застрахован.
Главное здание «Фалля» было сделано ассиметричным, со стрельчатыми окнами и без каких-либо тяжелых внутренних опор. Внешний вид здания был уникальным и запоминающимся в первую очередь из-за восьмигранной, увенчанной зубцами башни. Она поднималась вверх на двадцать метров и служила опорой портику. Над башней развевался флаг с гербом Бенкендорфов – три красные розы на голубом с золотом поле и девизом "Perseverance" ("Настойчивость", а не "Постоянство", как указано в большинстве источников). Замок был выстроен из местного белого камня, выкрашен в розовый цвет с белыми полосами по краям. Западную сторону здания (со стороны реки) окаймляла большая терраса, расположившаяся на широком крыльце и украшенная беломраморными львами и вазонами с цветами. Согласно некоторым описаниям, она была закрыта от непогоды стеклом и чугунными решётками, но ни одно изображение замка этого не подтверждает. Русский учёный Степан Семенович Джунковский, посетив «Фалль», отметил в своей книге "Поездка в Ревель и Гельсингфорс в 1839 году", что "...западный фасад замка похож своими готическими рамами, ступенями и расположением цветов на одну из сторон Александрийского Дворца в Петергофе".
W. S. Stavenhagen
1866 - 1867 гг, гравюра на металле
С восточной стороны здания было 2 входа: господский (справа) и для слуг (слева). По центру висел полутораметровый термометр, а по бокам каждого из входов - щиты с гербами. Вокруг дома разбивались клумбы с георгинами, розами, резедой. В центре самой большой клумбы была поставлена статуя Венеры работы знаменитого итальянского ваятеля Антонио Кановы.
Внутри замок «Фалль» был небольшой, но уютный и комфортный. Вошедшего через господскую дверь встречала маленькая в одно окно передняя. Далее шла, так называемая «вазная комната» в три окна. Свое название она получила из-за стоявшей там огромной, весом 42 кг, яшмовой вазы, занимавшей весь центр комнаты. Ваза эта - плоская, на длинной массивной подставке, вышиною в человеческий рост и очень напоминает такую же вазу из темно-серого мрамора в одной из малых зал Императорского Эрмитажа. Эту вазу Бенкендорфу подарил сам император Николай I в знак благодарности за то, что тот спас её во время пожара в Зимнем дворце в 1837 году. Так же комната была украшена фамильными портретами и имела выход в парк (с северной стороны).
Яшмовая ваза из «вазной комнаты» замка
Из «вазной комнаты» можно было попасть либо в столовую (налево), либо в музыкальный салон (прямо). Стены столовой были отделаны ценными гобеленовыми обоями, а входную дверь отгораживала гобеленовая ширма. Окна столовой выходили на клумбу с Венерой. Вдоль стен стояли массивные буфеты со старинной посудой севрского и саксонского фарфора и фамильным серебром. Была там одна совершенно выдающаяся реликвия – маленькая чашечка с блюдцем "по темно-зеленому фону желтое плетение с цветами" - подарок королевы Франции Марии-Антуанетты матери Бенкендорфа. Последняя сопровождала великокняжескую чету (Павла Петровича (будущего российского императора Павла I) и Марию Федоровну) во время их известного заграничного путешествия 1781-1782 годов. Однажды, в Версале на приеме у Людовика XVI у Анны-Юлианы Бенкендорф сильно разболелась голова и королева прислала горячего шоколада с просьбой сохранить чашечку на память.
Музыкальный салон был центром дома во всех смыслах. Здесь висели портреты хозяев замка – графа и графини Бенкендорф, стояли их бюсты из белого мрамора. Тут же стояло фортепиано "с двойной репетицией" фирмы «Эрар» - главная музыкальная достопримечательность замка. В эркере располагалась «колонная комната». Слева от салона находилась длинная гостиная, всеми своими окнами выходившая на терассу. Стены её были увешаны большим количеством картин, среди которых были «Вид Тифлиса» и «Караван-сарай в Тифлисе» братьев Чернецовых, «Девушка с тамбурином» и «Портрет наследника Александра Николаевича в кавалергардском мундире» А. В. Тыранова, «Вид Московского Кремля. 1815 г.», «Вид Петербурга от Горного корпуса», «Вид города Смирны» и «Вид Иерусалима» М. Н. Воробьева. Дверь из гостиной вела к "винтовой деревянной лестнице", по которой можно было подняться на второй этаж. Пользовались ею только господа, так как у прислуги была своя лестница сразу возле служебного входа (сохранившаяся и по сей день).
Сразу за винтовой лестницей находился маленький кабинет хозяина (в советское время там был промтоварный магазин «Военторг»). Это было единственное помещение во всём замке, заставлявшее его обитателей испытывать благоговение своей строгостью. "В Фалльском замке, таком светлом, приветливом, есть одна комната, в которую мы, дети, входили с некоторым страхом, - мрачная, молчаливая, в которой никогда никто не сидел, - вспоминал князь Сергей Михайлович Волконский, - это был кабинет моего прадеда Бенкендорфа... В этой комнате все вещи как-то особенно молчали. Там пахло стариной, большей давностью, чем в остальном доме; там всегда хотелось спросить кого-то: «можно?» А между тем там никогда никого не было".
Вдоль стен кабинета располагались высокие шкафы с книгами, планами, чертежами, здесь же были разложены медали в память Отечественной войны 1812 г. работы Ф. П. Толстого. На стене висела акварель К. И. Кольмана «Восстание на Сенатской площади в Петербурге», мысленно возвращавшая Бенкендорфа к памятному ему событию. На стенке бюро были развешаны 53 медальона из слоновой кости, изображающие великих князей, царей и императоров от Рюрика до Павла I. На столе и на камине стояли бронзовые бюсты императоров Николая Павловича и Александра Павловича, родителей Бенкендорфа, маленькие модели пушек, памятники М. И. Кутузова и М. Б. Барклая-де-Толли. Так же на столе была пара реликвий, связанных с императором Александром I: частица от гроба императора, отделанная бронзой и увенчанная короной, служившая пресс-папье и увеличительное стекло Александра I в серебряной оправе. Из кабинета был выход на улицу. Наружная стена возле этой двери была украшена чугунным барельефом, изображающим взятие Амстердама с медали Ф. П. Толстого. Барельеф этот был подарен Бенкендорфу К. К. Сиверсом в 1833 году в 20-летний юбилей сражения. Так же из кабинета был вход в нижнюю башенную комнату, где хранилась коллекция оружия. Комната эта была маленькой и имела только один вход и одно окно, выходившее на терассу.
Барельеф
Позднее (приблизительно в 1880-х годах) слева от входа для слуг было пристроено небольшое прямоугольное деревянное помещение, выполнявшее роль кухни.
На втором этаже замка «Фалль», как раз над господским входом находилась «китайская комната». Тут же располагались «классная комната», спальни хозяина и двух младших князей, людские и туалет и ванная, выходившие окнами на клумбу. Над кабинетом Бенкендорфа была комната хозяйки с большим балконом и выходом к узенькой винтовой лестнице, ведущей в верхнюю комнату башни. Из последней можно было попасть на чётвёртый этаж башни (комната с тремя круглыми окнами), а оттуда - на смотровую площадку на верхушке башни. Со смотровой открывался прекрасный вид на парк, а через просеку виднелось море. Вдали виднелся Ревель с его шпилями.
Вот как описывал общее убранство замка адъютант начальника штаба корпуса жандармов и писатель Владимир Андреевич Владиславлев:
В замке нет ни позолоты, ни ярких красок. Кроме одной Китайской комнаты, все покои убраны готической мебелью от Гамбса, ничто особенно не бросается в глаза, от того, что всякая мебель, всякое украшение равно прекрасны. Это поражающее согласие в убранстве оставляет необыкновенную прелесть....
Из картин в особенности замечательны: Воробьева – виды Московского Кремля, С.Петербурга от Горного корпуса, г. Смирны, алтаря Св. Храма в Иерусалиме, Иерусалима; Чернецова – вид Тифлиса, базар в Тифлисе, копия Поль-Поттеровой коровы; Каналета (копии) – виды Венеции, развалины Сицилии и Рима, бракосочетание венецианского дожа с Адриатическим морем; Егорова – мальчики, играющие с сатиром; Кипренского – портреты трех дочерей графа А. Х. Бенкендорфа, писанные в их малолетстве; Венецианова – несколько прекрасных, верных картин из быта русского крестьянина; Басина – лошадь, испуганная громом; Тыранова – портрет Государя Наследника в кавалергардском мундире, и девушка с тамбурином, восхищавшая на последней Выставке всех любителей живописи.
В паре десятков метров севернее замка расположился «церковный дом». Это было двухэтажное здание с колокольней и стеклянным куполом (фонарём). На первом этаже была устроена православная церковь во имя Св. Захария и Елизаветы, антиминс был освящен в 1844 году. В церкви находился образ работы Майкова, изображающий Рождество Спасителя, а так же образ Божией Матери, вывезенный из Константинополя. Вход в неё, как и положено по канонам, находился с западной стороны. Второй вход, с южной стороны, вёл в удобные, уютные и изящно обставленные гостевые комнаты на втором этаже. Так же с северной стороны «церковного дома» была устроена восьмигранная водонапорная башня, очень похожая на башню на замке. В полусотне метров западнее «церковного дома» находился небольшой ледник.
С другой (южной) стороны замка находились хозяйственные постройки: в двадцати метрах простое на вид, но достаточно большое двухэтажное здание, где проживала прислуга, чуть далее располагалась кухня, украшенная изящной башенкой, затем мельница и пивоварня в духе крестьянских хижин. За ними в маленьком готическом домике размещался трактир «Село Сосновка», созданный специально для путешественников. Его название было дано в память родового имения Бенкендорфа в Тамбовской губернии. Наряду с другими яствами, клиентов потчевали лососем и сёмгой, выловленных тут же в реке. Кстати, «Фалль» уже с XVI века был известен в Эстляндии как крупный постовщик рыбы. По приказу Бенкендорфа на реке были сооружены запруды, где разводили сёмгу и лосося. Рыбы вылавливалось так много, что её возили в Ревель на продажу, выручая ежегодно до 400 рублей. Замыкала этот ряд зданий причудливого вида кузница с нижнебойным водяным колесом, снабжавшим водой парковые фонтанчики.
Вид на водопад
Х. Петерсен (H. L. Petersen), Й. Швабе (J. Schwabe)
1861 г, раскрашенная литография
Со стороны луга и Венеры была привратницкая (там находился въезд на территорию усадьбы), а по бокам от неё скотный двор и конюшня, обнесённые каменной стеной и стилизованные под средневековый замок с башенками по углам.
Чуть севернее располагались две оранжереи. В одной росли цветы для украшения замка и церкви, в другой различные тропические фрукты. Перед оранжереями своеобразный атракцион – большие русские качели. Здесь же, неподалеку, был мостик наподобие Царскосельской «трясучки» архитектора Стасова - "...едва только вступит на него незнакомый с его устройством путник, как этот висячий механизм начинает колебаться..."
Вид на замок «Фалль»
фрагмент литографии Ф. Гельхаара (T. Gehlhaar)
1830-е гг
На другом берегу реки Кегель примерно напротив замка располагались две «русские деревенские избы», построенные в 1836 году. По сохранившимся описаниям и немногочисленным гравюрам можно предположить, что эти избы являлись копией известного Сельского Никольского домика, возведенного Штакеншнейдером в 1835 году в Петергофе. Первая изба называлась «Пономарёвской», так как была подарком известного купца-мецената П. И. Пономарёва, находившегося в дружеских отношениях с Бенкендорфом. На первом этаже располагалась одна большая комната: белые скамьи по стенам, в углу киот с образами, полка для посуды, высокая кровать с занавесками. На втором этаже была устроена "уборная: там перед туалетом стоят креслы со спинкою из одного цельного оленьего рога". Эта изба либо сдавалась в наём как дача, либо использовалась как гостевой домик.
«Пономарёвский дом»
фрагмент литографии Ф. Гельхаара (T. Gehlhaar)
1830-е гг
Во второй избе располагалась купальня. Большая ванна занимала почти все пространство комнаты, стены которой были украшены зеркалами, а печка выложена изразцами с видами Фалля. Ещё одна дощатая "крестьянская постройка" была возведена на берегу моря и называлась «рыбацкий домик».
Кроме того, полторы версты не доезжая до «Фалля», по ревельской дороге, до самого недавнего времени стоял маленький красный готический домик, в котором курьеры переодевали дорожный костюм, прежде чем являться графу.
Почти все строения усадьбы были построены в период с 1831 по 1833 годы. Работа Штакеншнейдера настолько понравилась Бенкендорфу, что он порекомендовал его императору, а результате чего карьера архитектора стремительно взмыла ввысь. Позднее Штакеншнейдером были спроектированы и построены такие известные сооружения, как Мариинский дворец, Николаевский дворец и Ново-Михайловский дворец в Санкт-Петербурге, большое количество строений в Петергофе, дворец Ахиллеса Алфераки в Таганроге.
Впрочем, главным украшением усадьбы всё же был парк. Он был красив и уникален. Мосты, беседки, "именные" чугунные скамейки - всё это было в парке. "Блестящий алмаз, лежавший в своей грубой, первобытной коре, – писал, уже упоминавшийся выше, В. А. Владиславлев о «Фалле», – сделался предметом любопытства многочисленных путешественников и самоцветным камнем Эстонии в блестящей оправе. Известнейшие люди того времени, включая самого императора Николая I, почтили своим визитом усадьбу в Кейла-Йоа. Большинство достопримечательностей парка связано с этими гостями. Впрочем, это уже тема следующей части "Истории Кейла-Йоа".
... Вернёмся в Кейла-Йоа (или поместье «Фалль») времён графа Александра Христофоровича Бенкендорфа. Поговорив о строениях усадьбы, самое время обратить свой взор на парк. К тому же своей красотой он покорил многих известнейших людей того времени. Кстати, парк всё время был открыт для посетителей, а во время отсутствия хозяев можно было осмотреть и замок.
Парк был большой, а его планировка располагала к длительным прогулкам, во время которых можно было полюбоваться ландшафтом и осмотреть достопримечательности. Дорога позволяла доехать на экипаже до самого моря, являвшегося конечной целью гуляющих. Вот как описывает морской берег «Фалля» Сергей Игнатьевич Уманец:
Спокойно-величественный вид могучего моря производит сильное и неотразимое впечатление на путешественника, только что восхищавшегося удивительным соединением разнообразных красот природы с искусством человеческих рук, повинующихся прихотливой фантазии. Тихое однообразие, тишина и бесконечность морского ландшафта невольно направляют мысли на бессилие людских замыслов в сравнении с этой властной стихией, то нежной и ласкающей, то безжалостно поглощающей в своих недрах десятки и сотни человеческих жизней.
Многочисленные дорожки и тропинки вели к всевозможным "видовым местам", беседкам и семейным памятникам. Одной из главных особенностей парка являлись чугунные скамейки. Было своего рода традицией для друзей Бенкендорфа, после посещения «Фалля» подарить хозяину на память скамейку. "В Фалле привыкаешь надписи читать. Много в саду чугунных скамеек: знакомые, кто приезжал, дарили на память скамейку со своим гербом и просили поставить на любимое место. Читать девизы этих гербов, – какое развлеченье! – вспоминал свое детство в «Фалле» Князь Сергей Михайлович Волконский. Тут цветы и земляника, а тут же латинская надпись. "Pro fide et patria" ("За веру и Отечество") были мои первые латинские слова. Рано вливался романтизм в мое душевное настроение".
Памятник Христофору Ивановичу и Анне-Юлиане Бенкендорф
В укромных местах парка стояли семейные памятники. Такие, как готический мемориал, установленный на сложенном из камней возвышении, с бюстиками родителей Бенкендорфа или несколько поросших мхом камней на краю высокой скалы, огороженные чугунной решеткой. Камни эти были украшены бронзовыми мечём, щитом и шлемом, а так же табличкой с надписью: "Любезному брату моему Константину. Он был храбр, возвышен духом, исполненный любовью к Царю и Отечеству. Он кончил службу, кончив жизнь 5-го числа августа 1828 года в турецком городе Праводах". Посвящался этот памятник брату Александра Христофоровича Константину Христофоровичу Бенкендорфу, умершему в 1828 году от болезни лёгких на русско-персидской войне и похороненному в Штутгарте.
Второй (после скамеек) отличительной чертой парка «Фалля» являлись его мосты. Их было много, причём самых разных: висячие мосты, и цепные, и узенькие, как жердочка, и монументальные мраморные, украшенные вазонами, и мостики-руины. Они были переброшены не только через реку Кегель (Кейла), но и через многочисленные ручьи, которые "журчали отовсюду, на поворотах, из-под кустов, будили, звали, оглушали на каждом шагу". До наших дней сохранилась лишь небольшая их часть. Одними из главных достопримечательностей парка были, так называемый, «львовский мост» (к сожалению, сейчас не сохранившийся), речь о котором пойдёт немного позже, и семейное кладбище.
21 апреля 1844 года, накануне очередной поездки за границу для поправления здоровья, Бенкендорф составляет духовное завещание:
...Так как дочь моя, графиня Апоньи, вследствие выхода замуж за иностранца, теряет права на владение имуществом в пределах Российской Империи, и так как все права, переданные ей в первом моем завещании должны перейти на мою вторую дочь, княгиню Марию Волконскую, то пусть сия последняя делается владетельницею имений – Фалль, Мерремойз и Кэзаль, из состава коих Его Величество Государь Император Всемилостивейше дозволил мне образовать майорат. Ей, княгине Волконской, уступаю я этот майорат для исключительного владения, согласно условиям, приведенным в Высочайшем указе, данным Правительствующему Сенату 21-го Октября 1837 г., вместе с движимым и недвижимым имуществом, землями, водами, лесами, лугами и всем тем, что после моей кончины будет найдено по этим трем соединенным имениям, и в моих домах, начиная с серебряных вещей и кончая малейшими принадлежностями, с точным и обязательным для помянутой моей дочери условием, что она ничего из этих вещей не посмеет ни растратить, ни продать, ни вывезти; все, без исключения, должно оставаться там в неповрежденном виде сохраняемо и поддерживаемо, и никто не смеет простирать своих требований на это имущество.В случае смерти княгини Волконской майорат, на тех же самых условиях, переходит во владение ее сына, а после смерти последнего на детей его мужского и женского пола по праву первородства и таким образом имение постоянно будет считаться за их потомством.
В случае, если она сама и все ее дети умрут, не оставив после себя потомства, то майорат по праву наследования переходит на дочь мою Софию, выходящую теперь замуж за Павла Демидова, и на их потомство, но если бы (чего Боже избави) всему нисходящему после меня роду суждено было прекратиться, то майорат достанется моему родному племяннику Константину Константиновичу Бенкендорфу, а за ним на всю нисходящую от него линию; но если бы и он также умер бездетным, то владение майоратом переходит на мою родную племянницу Марию Константиновну Толстую и её детей, а за смертью её и её детей, владельцами майората должны сделаться ближайшие мои родственники, а именно дети моего двоюродного брата Павла Бенкендорфа....
Через 5 месяцев, 23 сентября 1844 года, возвращаясь в Россию, Александр Христофорович скончался. Жизнь оставила его на корабле близ Ревеля. Вот что написал в своём дневнике видный государственный деятель Модест Андреевич Корф, лично знавший Бенкендорфа:
Граф Александр Христофорович Бенкендорф умер в полной памяти. Перед кончиной он завещал сопровождавшему его племяннику, своему флигель-адъютанту, графу Бенкендорфу испросить прощение у жены своей во всех нанесенных ей огорчениях и просит ее, в знак примирения и прощения, снять с его руки кольцо и носить на себе, что и было впоследствии исполнено. Весь гардероб свой он завещал камердинеру, но когда граф умер, то бессовестный отпустил для прикрытия его тела одну только разорванную простыню, в которой покойный и пролежал не только на пароходе, но и целые почти сутки в Ревельской Домкирхе, пока прибыла из Фалля вдова. Первую ночь, до ее прибытия, оставались при теле, лежавшем в этом рубище, всего два жандармских солдата, и вся церковь освещена была двумя сальными свечами! Это мне рассказывали очевидцы. Последний обряд происходил в Оранжерее, потому что в Фалль есть русская церковь, но нет лютеранской. Пастору передана была воля Государя упомянуть в проповеди, каким роковым считает он для себя нынешний год, соединением в нем потери дочери и друга! Покойный погребен в Фалль на избранном и назначенным еще им самим при жизни месте.
Хотя дневник Корфа и считается важным историческим источником, многие исследователи отмечают его недоброжелательность, доходящую до необъективности. Впрочем, один момент неоспорим: под конец жизни Александра Христофоровича в его отношениях с супругой наметился серьёзный разлад, так что ему действительно было за что просить у неё прощение. Так появилась первая могила на фамильном кладбище в Кейла-Йоа. Позднее там были похоронены:
немного в стороне от них расположены могилы:
Между этими двумя группами могил на земле лежит надгробная плита, ныне расколотая и истёршаяся настолько, что текста почти невидно. Это могила Павла Константиновича Бенкендорфа (1853 - 1921), доводившегося Александру Христофоровичу внучатым племянником. Павел Константинович принадлежал к ближайшему окружению Николая II и после революции он получил разрешение на выезд из Советской России, но в дороге заболел и умер в больнице возле эстонской границы. Своих детей у него не было.
Кладбище и по сей день находится более чем в километре от замка на противоположном берегу, но его состояние оставляет желать лучшего. Кстати, по некоторым данным (в частности так говорится в Википедии) в Кейла-Йоа так же похоронены родители Александра Христофоровича, Христофор Иванович и Анна-Юлиана Бенкендорф. Это никак не может быть правдой. Я сам неоднократно был на кладбище и совершенно точно могу сказать, что их могил там нет и не было. Вдобавок, оба родителя скончались ещё до того, как эта земля (кладбище находиться на землях поместья Меремыйза) была куплена их сыном.
Могила графа Александра Христофоровича Бенкендорф
Много известных людей приезжало погостить в «Фалле». Иногда гостей было столько, что не всем хватало места разместиться. Тогда хозяева снимали для гостей имение Лауласмаа (Laulasmaa) в пяти километрах от Кейла-Йоа. Если говорить о гостях, то в первую очередь стоит упомянуть императорскую чету. Известно, что Николай I и Александра Фёдоровна были здесь дважды, но вот со сроками ясности нет. По одной версии, августейшая пара гостила у Бенкендорфа в 1828 (когда замок ещё только проектировался) и 1833 годах, по другой - в 1833 и 1834. В любом случае, визит 1833 года зафиксирован в воспоминаниях очевидцев и прессе. В журнале философии, педагогии и изящной литературы «Радуга» в тот же год была опубликована хроника с обстоятельным наименованием "Пребывание Их Императорских Величеств в Ревеле 25, 26, 27 и 28 Маия, 1833 года", предположительно за авторством А. Бюргера. Ниже процитированы её фрагменты, касающиеся «Фалля»:
В исходе 1 часа по полудни Их Императорские Величества изволили отправиться на Фаль, дачу Генерал-Адъютанта Графа Бенкендорфа, к обеду... Фаль, в 30ти верстах от Ревеля, не далеко от Балтийспортской дороги, есть одно из прелестнейших мест Естляндии... Граф как истинно Русский Вельможа богато и с отличным вкусом украсил летнее сие жилище, и с истинно Русскою открытостью дозволяет любопытствующим проникать в самую внутренность дома. (Запомним и дождемся вселения новых хозяев. С какой открытостью будут жить они? - А.Б.). Внутри очень много любопытного, на пр. зала с прекрасными картинами все русской работы, портретная с изображениями предков Графа и стульями о превысоких старинных спинках, светленькая угольная с такими же стульями и разноцветными стеклами, в которой колонны из Естляндского камня, в политуре почти равняющегося мрамору, так понравились Государю, что Его Императорское Величество точно такие заказал для Александрийского Дворца, великолепная гостиная с изображениями царственных особ и с креслами, которые как и стулья напоминают рыцарский век. В этой гостиной вы видите в противуположных стенах по сторонам от канапе спокойно как бы из царства теней смотрящих друг на друга, кого же бы вы думали? Петра I и Карла XII. И что драгоценнее всего, оба портрета пренадлежат времени самих героев ... Обратят также ваше внимание изящно убранные кабинеты Графа и Графини, затейливая и вся пестрая Китайская комнатка и пр. и пр. и пр. В разных местах вы встретите герб Графа с надписью: Perseverence (постоянство), которая особенно ныне так оправдывается перед целым миром и потомством в особе нелицемерно-постоянного в верности Избранца Царя Русского.Между множеством отличных изящных картин и изваяний, все русской работы, вы особенно остановитесь с каким-то благоговейно торжествующим и вместе радостным чувством перед картиною работы Егорова, изображающую корабль «Императрица Мария», на котором находился Государь во время бури на Черном море ... Бессильны усилия стихий - корабль Цезаря несет, Надежу и Славу России! Торжественная минута! Государь стоит на палубе у борта и близ него - как скала непоколебимый в верности - Бенкендорф! Войдите на верхнем этаже в будуар Графини: тут другая одушевительная мысль проникнет вас. На столике у супруги одного из знаменитейших Вельмож Российских - что, вы думаете, найдете вы? Альманах новейший какой нибудь? ... Или что нибудь подобное? Нет! Супруга одного из величайших Вельможей Российских читает толковое Евангелие и молитвенник Киевопечерский. Торжествуйте, добрые сыны России! Пусть толпа литературная славит Викторов-Гюго, да Жюль-Жаненей, живописателей природы! Тверды столпы, на коих упирается святая мудрость в России это столпы престола Русского.
После стола Их Императорские Величества изволили с Графом и Графинею и другими гостьми гулять по саду, и в память посещения Своего собственноручно как Императрица так и Император посадили по березке подле тех трех березок, которые в прошедшем году посажены Их Высочествами Великими Княжнами. Государыня сама брала заступ в руки и зарывала дерево, Государь взял одной рукой дерево, посадил его и накидал на корень его 28 лопаток земли. Так, Высокая благословенная чета насаждаете Вы и в сердцах наших древа благодарности и любви к Вам!..
Стиль заметки, конечно, чересчур слащавый, но факт остаётся фактом: замок и парк очень впечатлили Николая Павловича. Именно поэтому, когда в 1834 году было решено расширить Петергофский Коттедж, он поручил это именно А. И. Штакеншнейдеру, архитектору «Фалля». Тот представил варианты проектов "...превращавшие скромный жилой дом-коттедж в фантастический средневековый замок со сложным планом, башнями и богатым готическим декором. Предложения зодчего оказались стилистически близки решению усадьбы «Фалль»". Правда, этот проект не был поддержан императором. Впоследствии идеи Фалльских башенок будут неоднократно просматриваться в проектах Штакеншнейдера.
«Кайзер-бельведер»
Бенкендорф, в благодарность императору за оказанную честь, решает увековечить его визит. На вершине холма на противоположном от замка берегу (смотреть на карте ориентировочное место) была воздвигнута беседка в честь визита Николая Павловича. Это был восьмиугольный чугунный павильон в готическом стиле, обращенный к морю. В центре беседки на металлическом постаменте был установлен бронзовый бюст Николая I, а над арками висела медная табличка с именами особ, сопровождавших императорскую чету:
Беседка эта получила имя «Кайзер-бельведер».
Помимо самого императора, гостили в «Фалле» и его дочери, великие княжны Мария, Ольга и Александра Николаевны. Они посадили в парке, немного севернее замка, три берёзки, дав тем самым начало традиции, по которой известные гости оставляли после себя след в виде собственноручно посаженного дерева. Спустя десятилетия этот своеобразный «зеленый островок памяти» вырос до размеров целой рощи, где каждое дерево было обнесено решеткой с надписью. Примечательно, что до этого, приезжая в Эстонию, многие известные люди сажали деревья в кадриоргском парке в Ревеле, но с лёгкой руки августейших детей (на момент визита старшей из них было 13 лет) этот обычай перекочевал в «Фалль».
Посадили там два каштана и цесаревич Александр Николаевич с супругой, приезжавшие в июне 1849 года на могилу Бенкендорфа. Ещё один каштан появился в 1871 году. Его посадила цесаревна Мария Федоровна (жена цесаревича Александра Александровича, будущего Александра III), причём, если верить воспоминаниям князя Сергея Михайловича Волконского, делала она это "лопатою, которой сажал свою березу Николай I".
В вышедшем в 1905 году в Ревеле путеводителе "Екатериненталь близ Ревеля и окрестности, как наилучшие и самые здоровые места для больных и здоровых" М. И. Медема, «Фалль» отмечается как место, в котором "на особой площади около замка растет много «исторических деревьев», посаженных многими высочайшими особами".
Алексей Фёдорович Львов
Перейдём к следующему известному гостю «Фалля». Адьютантом Бенкендорфа в период с 1833 по 1842 годы был Алексей Фёдорович Львов. В историю он вошёл, в первую очередь, как автор музыки гимна Российской Империи «Боже, Царя храни!». Львов достаточно часто бывал в «Фалле» и существует несколько легенд, связанных с ним. Одна из них гласит, что сам гимн был написан тут. Это не соответствует действительности и вот почему: Бенкендорф, а следовательно и сам Львов, как правило бывал в «Фалле» летом, а «Боже, Царя храни!» был написан в ноябре 1833 года. Вдобавок, в своих "Записках" Львов совершенно однозначно пишет, что произошло это в Петербурге. Тем не менее, летом того же года император Николай I гостил у Бенкендорфа и вполне мог именно в «Фалле» попросить Львова о написании гимна.
Другая из легенд сообщает, что впервые «Боже, Царя храни!» прозвучал тоже в Кейла-Йоа. Гимн исполнила старшая дочь Бенкендорфа Анна (в замужестве Апоньи), а Львов аккомпонировал ей на скрипке. Более того, С. Уманец в книге "Воспоминания о князе Шаховском и балтийские очерки" (глава "Замок Фалль под Ревелем") пишет, что услышанное настолько впечатлило композитора, что он в порыве чувств выбросил смычок в пучину водопада. К сожалению, и это не соответствует действительности. Во-первых, всё та же неувязка с датами: гимн был представлен царю 23 ноября 1833 года (по новому стилю это начало декабря) и Львову пришлось бы кидать смычок в водопад, покрытый толстым слоем льда. Во-вторых, Алексей Фёдорович владел поистине уникальной скрипкой, доставшейся ему от отца. Это был инструмент, созданный самим Маджини (Giovanni Paolo Maggini) и скрипок таких насчитывалось всего 20 в мире, 7 из которых (включая Львовскую) находилось в России. Сами понимаете, что подобными инструментами не разбрасываются даже в самых исключительных ситуациях. Тем не менее, в одном Уманец был совершенно прав: Анна Бенкендорф действительно солировала при первом публичном исполнении гимна в Большом Театре 25 декабря 1833 года.
Между тем, Львов на долгие годы оставил свой след в Кейла-Йоа, причём самым неожиданным для музыканта способом: спроектировал мост для парка. Впрочем, что неожиданно для музыканта, весьма ожидаемо от инженера, которым в первую очередь и был Алексей Фёдорович. Вот что пишет он сам по этому поводу в своих "Записках":
...гуляя со мной в саду, он (А. Х. Бенкендорф) стал просить меня построить мост через реку, проходящую в его саду, шириною в 100 фут. Местоположение и быстрота реки требовали моста на цепях; но граф никак не хотел, чтобы на берегах были поставлены какие-либо возвышения, необходимые для цепей, говоря, что они скроют лучшие виды из дома... Я искал изобресть способ поместить цепи под мостом..., я решился сделать опыт в Петербурге, построив мост в натуральную величину на платформе. Мост я построил на чугунном заводе, чтобы иметь средство делать пробы силы железа, и с радостью увидел, что удачно привел в исполнение родившуюся во мне совершенно новую мысль цепных мостов. Модель моя была совершенно удовлетворительна, так что я за лучшее счел её собрать и отправить в Фалль, куда и сам поехал. В несколько дней мост был поставлен на месте, и когда, сняв подмостки, я увидел его на крутых берегах, как ленточку переброшенную с одного берега на другой, я был в восторге и какой-то необъяснимой боязни. На середине моста я прибил медную доску с надписью: «от преданного и благодарного Львова, 30 августа 1833 г. (т.е. день именин графа Александра Христофоровича)». В каком был восторге добрый мой начальник, когда он увидел мост! Он не знал как благодарить меня, всем рассказывал, что я сделал чудо, всех из Ревеля созывал смотреть мост. Император Николай Павлович, увидев мост, выразился: «Это Львов перекинул свой смычок через реку». В 1845 г. я построил такой же мост, но гораздо меньшего размера, на даче Е. В. Марии Николаевны, Сергиевской, что за Петергофом...
«Львовский мост»
«Львовский мост» (как его стали называть) и правда сделался главным мостом парка. Уникальность его конструкции заключалась в том, что сам мост представляет из себя лёгкую дугу без каких либо опор, только по краям касавшуюся берегов. В нижней части дуги был прут, как бы стягивавший оба конца. Это делало «львовский мост» не только очень похожим на смычок от скрипки, но и крайне лёгким и отзывчивым к движениям гуляющих. Вот как описывает его Уманец:
...мостик, сплетённый словно из проволоки, который тянется на 45 шагов и колеблется при малейшем прикосновении к нему ноги. Едва только вступит на него незнакомый с его устройством путник, как этот висячий механизм начинает колебаться; опасение за его прочность невольно прибавляет шагу у проходящего и тем самым увеличивает быстроту качанья, и перепугавшийся пешеход, добежав до другого берега, считает за счастье, что благополучно миновал опасность, существующую, конечно, только в его воображении...
Фёдор Иванович Тютчев
Бывал в «Фалле» и известный русский поэт Фёдор Иванович Тютчев. Он провёл тут 5 дней в конце августа - начале сентября 1843 года. Поэт познакомил Бенкендорфа со своим сочинением, адресованным Николаю I, и шеф жандармерии воспринял их крайне положительно. Вот что писал о нём Тютчев своей жене:
Отличный человек. Это, конечно, одна из лучших натур, которые я когда-либо встречал. Бенкендорф один из самых влиятельных, самых высоко стоящих в государстве людей, пользующихся по самому свойству своей должности неограниченной властью, почти такой же неограниченной, по крайней мере, как власть его повелителя. Я это знал и это, конечно, не могло меня расположить в его пользу. Тем более мне отрадно было убедиться в том, что это также вполне добрый и честный человек.
Как и другим гостям, Тютчеву была показана столь дорогая хозяевам роща. Возможно, именно она вдохновило поэта на следующие строки:
Так насаждаемое ныне
Здесь русское живое слово —
Расти — и глубже коренись.
Это был первый визит в Эстонию Тютчева, тогда ещё малоизвестного поэта и второстепенного дипломата. Впоследствии он неоднократно бывал в Эстонии и она достаточно часто упоминается в его переписках. Так же в «Фалле» бывали: декабрист Сергей Григорьевич Волконский, граф Пётр Андреевич Шувалов (тесть последнего владельца «Фалля» Григория Петровича Волконского и крупнейший государственный деятель), знаменитая певица Росси (графиня Зонтаг), английская художница Элизабет Риджби (Elizabeth Rigby), художники Воробьевы - отец и сын, Логин (Логгин) Христианович Фрикке, Михаил Иванович Лебедев и другие.
Вот как характеризует жизнь в «Фалле» князь Сергей Михайлович Волконский: "людно, разнообразно, можно сказать, на большой дороге, на европейской дороге. С Петербургом постоянное сообщение: курьеры, фельдъегеря, адъютанты; за полторы версты не доезжая до Фалля, по ревельской дороге, до самого недавнего времени стоял маленький домик – конечно, готический, – маленький красный домик, в котором курьеры, фельдъегеря и адъютанты переодевались, прежде чем являться графу. Гости постоянно..."
В 1844 году после смерти Александра Христофоровича Бенкендорфа имение перешло сначала жене, а затем (в 1869 году) средней дочери Марии Александровне. Та, в свою очередь завещала «Фалль», Кяэсалу и Меремыйза своему сыну Петру Григорьевичу Волконскому, а тот - своему. Григорий Петрович Волконский (1870 - 1940) и стал последним владельцем поместья. Согласно закону о земле от 10 октября 1919 года, Эстонская республика национализировала бОльшую часть земель (леса, пахотные поля), оставив хозяину все здания и парк. В 1923 году было реквизировано и это, причём владельцу оставили «церковный дом» и была выплачена компенсация в размере 9000 эстонских крон. После смерти Григория Петровича Волконского в 1940 году, «церковный дом» так же перешёл государству.
Революционные события 1917 года потрясли всю Российскую империю и, конечно, не обошли стороной «Фалль». Местное население и до это периодически "экспроприировало" что-либо из усадьбы. Например, в 1907 году было заведено крупное уголовное дело по факту кражи массивных бронзовых крестов с могил фамильного кладбища. В 1918 году всё обернулось совсем скверно, неизвестные погромщики полностью разграбили усадьбу. Вандалы уничтожили всё, что смогли. Даже статуя Венеры Антонио Кановы была расстреляна из винтовок. Из всей былой роскоши уцелела только яшмовая ваза, неподдавшаяся ни ногам, ни топорам.
Софья Алексеевна Волконская (урождённая Бобринская, 1888 - 1949) в 1918 году в Петрограде сочеталась браком с Петром Петровичем Волконским (братом последнего владельца «Фалля») и после этого впервые посетила «Фалль», застав его в разгромленном состоянии. По всей видимости увиденное произвело на неё сильное впечатление, вот, что писала она по этому поводу в своих воспоминаниях:
Неужели толпа, громившая его, бившая вещи, рвавшая книги, уничтожившая все в доме вплоть до последней фарфоровой безделушки, усыпавшая все полы сплошь, точно густым белым ковром, сотнями и сотнями вырванных из книг печатных страниц, – неужели эта толпа состояла не из горилл, а из людей, таких же людей, как мы с вами?
Бедный старый Фалль.
Изо всего, что было в доме, уцелел лишь один единственный предмет – огромная ваза из темного ясписа, вышиной больше человеческого роста, стоявшая когда-то в Зимнем Дворце и подаренная Императором Николаем Первому шефу жандармов графу Бенкендорфу, прадеду П. П. Ваза была опрокинута, сброшена с пьедестала на пол, – ее били, топтали, рубили топорами, но разбить все-таки не смогли. Царская ваза одна устояла против злобной ярости разнузданной толпы. Какая символика!..
Софья Алексеевна Волконская
Кстати, немного уходя в сторону от «Фалля», можно сказать пару слов о самой Софье Алексеевне, ибо личностью она была незаурядной и прожила яркую жизнь. Закончив в 1912 году Женский медицинский институт, много времени проводила в госпиталях в качестве врача-хирурга. Кроме того, она была одной из первых в России женщин-участниц авторалли, была членом Императорского Российского Автомобильного Общества (ИРАО) и участвовала в нескольких автопробегах. В 1911 году во Франции она закончила лётную школу Блерио (Bleriot) и впоследствии получила диплом ИВАК (Императорского Всероссийского Аэро-Клуба) и удостоверение лётчицы (или авиатриссы, как их тогда называли). Её ходатайство о назначении в военную авиацию было отклонено, тогда она yшла на фронт в отряд Красного Креста. Софья Алексеевна Волконская дважды была замужем (первым супругом был Пётр Александрович Долгоруков, вторым - Волконский) и в 1949 году умерла в Париже. Пётр Петрович Волконский пережил её на 7 лет и также скончался в Париже.
После погрома Волконские немедленно начали ремонтно-восстановительные работы в «Фалле», но вернуть замку былое великолепие они не смогли.
Марина Цветаева под впечатлением воспоминаний С. М. Волконского пишет в своём эссе "Кедр": "Такие угодья, как «Фалль» и как «Павловка», не возникают в час, это работа поколений, как готические соборы. От предка к потомку, от зодчего к зодчему, владелец родового имения – преемник, на нем жестокая двойная ответственность: сохранить и довершить." Сложно сказать, читал ли Константин Пятс это эссе, но лучше всего "сохранить и довершить" получилось именно у него. Реквизированный в 1923 году усадебный комплекс (парк и все здания за исключением «церковного дома») правительство Эстонской Республики передало министерству иностранных дел. Последнее прекрасно понимало ценность усадьбы. Работы по реконструкции велись почти постоянно, а руководил ими Роман Кульмар, любимый архитектор К.Пятса. Парк Кейла-Йоа (вместе с парками Кадриорг и Тойла-Ору) был передан управлению Государственных парков Эстонской Республики, в ведении которого находилось большинство государственных резиденций. МИД Эстонии активно использовал «Фалль» для дипломатических встреч и здесь побывала бОльшая членов правительства того времени.
Один из дипломатических приёмов в «Фалле».
1930 г
В 1927 году часть территории усадьбы разделили на 17 участков и передали местным жителям. Ещё через 7 лет участок земли в 30 га, расположенный в устье реки Кейла, на противоположном от замка берегу, был отдан для строительства правительственных дач. Позднее это место стало отдельным посёлком под названием Меремыйза.
В 1928 году в здании мельницы (где к тому времени, помимо самой мельницы, располагалась ферма по разведению рыбы) были установлены генератор и турбина и в Кейла-Йоа официально появилось электричество. На самом деле «Фалль» был электрифицирован гораздо раньше. На фотографиях конца XIX века видны и электрические уличные фонари.
В 1940 году «Фалль» перешёл Красной Армии, а уже в 1941 - немецкой. В начале 1942 Абвер открыл в Эстонии три новые разведшколы: в Кумна (Kumna), Лайтсе (Laitse) и Кейла-Йоа (или Кейла-Юа, как тогда это место называлось). Абвер (нем. Abwehr — оборона, отражение, от Auslandnachrichten- und Abwehramt) — орган военной разведки и контрразведки Германии в 1919—1944 годах, в задачи которого входил сбор секретной информации, дезорганизация тыла противника и борьба с вражескими "коллегами по цеху". Школа в Кейла-Йоа была организована 6 марта 1942 года под условным наименованием «Лагерь №2» (школа в Кумна стала «Лагерем №1»). Она подчинялась разведоргану «Ревель» (нем. Abwehrnebenstelle Revel), который был создан в середине 1939 года в Хельсинки, а после захвата немцами Эстонии передислоцировался в Таллинн.
Начальником разведшколы «Лагерь №2» сначала был немецкий обер-лейтенант Грандт, а затем бывший капитан эстонской армии Казик. Комендантом и вербовщиком всех трёх школ был некто Халапсин, известный под кличкой Волков. Преподавательский состав состоял из сотрудников абвера, бывших офицеров эстонской армии и нескольких советских военнопленных. Будущие агенты вербовались из числа советских военнопленных-моряков в лагерях Таллинна, Хельсинки и Эбенроде. Им преподавались разведка, подрывное дело, топография, методы работы органов НКВД, морская сигнализация, силуэты военных кораблей, гребля и стрельба из различного оружия. Одновременно в школе обучалось 70–80 агентов, причём определённого срока обучения не существовало: некоторые агенты уже через 3 месяца направлялись в другие разведшколы (в том числе и в Кумна) для дополнительного обучения, некоторые задерживались в Кейла-Йоа значительно дольше. По окончании учёбы агенты, как правило, забрасывались в Архангельскую и Ленинградскую области и в Ленинград с целью захвата и подрыва маяков, береговых батарей и других объектов. Переброска осуществлялась группами по 3–5 человек на катерах и гидросамолетах. Связь с агентами поддерживалась по радио, а для возвращения им давали устный пароль «Либава».
На практике выпускники «Лагеря №2» так и не прославили свою школу. Уже через полгода после основания школы, в сентябре 1942, весь её агентурный состав (около 80 человек) был отправлен в Финляндию для первого задания. Группа предприняла попытку высадить морской десант в Шепелевском заливе для подрыва маяка, являвшегося единственным ориентиром на подходе к Кронштадту. Операцию разрабатывал лично Целлариус - фрегаттен-капитан, руководитель разведоргана «Ревель». Группа вместе с начальником школы Грандтом вышла ночью на десяти штурмботах, но непогода не позволила им даже добраться до места назначения. Следующей ночью была предпринята вторая попытка. На этот раз катер взял штурмботы на буксир. От резкого поворота катера несколько штурмботов перевернулось, люди выпали за борт. Пока их собрали, начало светать и попытка вновь не привела к успеху. Было решено отменить операцию.
Летом и осенью 1943 года Целлариус по указанию штаба «Валли» направлял одну за другой шпионские группы в распоряжение полевых органов абвера группы «Норд». Однако, почти все агенты, обученные во всех трёх разведшколах и переправленные на Ленинградский фронт в 1943 году и в первой половине 1944-го, приходили с повинной к советским властям.
Разумеется, уход агентов на советскую сторону не был случайным - это был результат работы Андрея Макаровича Добрянского. Бывший капитан-лейтенант советского ВМФ, командир отряда торпедных катеров, А. М. Добрянский был захвачен в плен 1 июня (по другим данным - 8 июля) 1942 года во время Сомерской операции. Он согласился сотрудничать с немецкой разведкой и вместе с двумя десятками других пленных был направлен в «Лагерь №2» под псевдонимом Дубровский. Он сразу решил вести тайную контрагитационную деятельность и создал подпольную группу, ядро которой составили лейтенант Николай Климов, матросы и старшины Семен Фоменко, Андрей Семенов, Алексей Малинин, Петр Собченко. Группа убеждала агентов переходить на сторону СССР. Несколько семей в Таллинне помогали перевербованным Добрянским агентам и отправляли с повинной в особые отделы СМЕРШа.
По окончании обучения Добрянскому, имеющему высшее военно-морское образование, было предложено остаться в школе инструктором военно-морского дела. Через некоторое время Добрянского вызвали в Берлин. Там его сначала держали в тюрьме, таскали на допросы в штаб немецкого флота, а потом освободили и пытались свести с белогвардейцами и власовцами. Но Добрянский попросил абверовцев отправить его обратно, мотивируя это тем, что в разведшколе он принесет больше пользы. В феврале 1943 года он вернулся в «Лагерь №2».
Летом 1943 года Целлариус отозвал Добрянского из Кейла-Йоа в Таллин и поручил ему готовить самоходную баржу под названием «Ферия» для диверсионных операций. Выполняя это задание, Андрей Макарович задумал организовать коллективный побег. Он подобрал в состав экипажа баржи членов подпольной группы. Параллельно с этим готовилась десантная операция на острове Лавенсари с целью уничтожения базы подлодок Балтийского флота, а также подрыва береговых батарей в районе Долгово-Корнево. Диверсионный отряд отправился на задание в ночь на 13 октября 1943 года из устья реки Спеты. Напутствовал его сам Целлариус, прибывший на фронт. Он обещал в случае успеха представить каждого из участников операции к награде, каждому выдать большую денежную сумму «на обзаведение» и разрешить поселиться в «любой части великой Германии». В море вышло десять штурмботов по три-четыре человека в каждом. Вскоре после отплытия, моторы некоторых штурмботов начали глохнуть. Как позднее выяснилось, опытный механик Дмитрий Гридинский, подсыпал сахару в баки с горючим на других катерах. Незаглохшие суда направились в сторону советского берега, где сразу сдались. Это был успех группы Добрянского.
Также его стараниями в феврале-марте 1944 года Красной Армии сдалась целая группа курсантов-выпускников «Лагеря №2», выброшенных на Курголовском полуострове, и передала ценные сведения о деятельности школы и работе Добрянского. Таким образом он пытался установить связь с Красной Армией. К сожалению, ещё до её установления, 18 марта 1944 года служба СД арестовала Андрея Добрянского и членов его группы: Владимира Чекалина, Алексея Малинина, Павлушу Демина, Петра Собченко, а также Нестерова и Павлова, настоящие фамилии которых неизвестны до сих пор. Немного раньше были арестованы Михаил Серебрянников и Назаров-Салмин за агитацию среди населения. Всех их поместили в центральную таллиннскую тюрьму на Тарту Маантее. Расследование шло медленно, а арестованных подвергали страшным пыткам. 9 августа их перевели в Батарейную тюрьму.
— В два часа ночи 15 августа, — вспоминает Добрянский, — к нам вошел надзиратель, он зачитал сорок фамилий. Нас вывели из камеры, провели по коридору и остановили у двери. Два охранника впускали по пять человек и закрывали дверь. Меня и моих товарищей втолкнули в комнату, где стояли ранее вошедшие туда люди со связанными назад руками и раздетые догола. Теперь все было предельно ясно: ведут на казнь. Мне стало на секунду плохо — не только от мысли о смерти, но и от вида собранных здесь обреченных людей. Нас тоже раздели, скрутили нам руки шпагатом, а потом по нескольку человек связали проводом и повели к выходу. У подъезда стояла грузовая машина, крытая брезентом, в которую нас погрузили. У женского корпуса тоже стоял грузовик, в который грузили женщин. Машины тронулись. Впереди и сзади шли открытые легковушки. В каждой был офицер-эсэсовец и четыре автоматчика. Колонна мчалась с большой скоростью. Вскоре она миновала город и свернула в лес. Здесь машины уменьшили ход. В это время один из эстонских товарищей, стоявших около меня, разорвал шпагат, которым были связаны его руки. Затем он развязал руки мне, я — другим. Так все мы освободились от пут, за исключением тех, которые стояли лицом к автоматчикам, сидевшим на задней стенке машины. Первыми прыгнули влево Собченко и Салмин, за ними остальные, я через разорванное в брезенте окошко выскочил на крышу кабины и прыгнул вправо. Задняя машина остановилась. Из нее стали стрелять по тем, кто прыгнул влево. В меня дал две автоматные очереди фашист, сидевший с шофером. К счастью, он не попал. Я бежал, падал, опять бежал и часа через два был, видимо, километрах в пятнадцати от места расстрела. Обессилев, забрался в стог сена. Просидел целый день. Сначала доносилась отдаленная стрельба, потом все затихло. Я решил уходить, но неожиданно услышал приглушенные голоса. Осторожно разгреб перед глазами сено и увидел трех, как и я, раздетых мужчин. Должно быть, это были товарищи по беде. Я выбрался к ним.
Затем он добрался до Таллинна, где около месяца скрывался у Зинаиды Эдуардовны Хаммер на чердаке одного из домов на ул. Татари. Абверовцами расстреляны Павел Демин-Вишневский, Владимир Чекалин-Голубев, Петр Собченко-Тронов, Алексей Малинин-Маслов, Нестеров, Павлов (в публикуемом нами архивном документе службы СД — списке вывезенных на расстрел все они, как и Добрянский-Дубровский, значатся под псевдонимами). Аркадию Салмину-Назарову и трем эстонским патриотам — Аугусту Мяги, Иохану Мягеру, Антсу Таммсаару — удалось спастись.
Репортёр эстонского радио Эрвин Мартенсон (слева) берёт интервью у Андрея Добрянского (справа).
1968 г
После войны Андрей Макарович Добрянский жил в Таганроге и работал на металлургическом заводе. Земляки знают его как отличного производственника. В 1966 году он приезжал в Таллинн и в студии эстонского телевидения встретился со спасшимся от расстрела Салминым, живущим сейчас в Астрахани, и товарищами Мяги, Мягером и Таммсааром. Навестил Андрей Макарович также свою спасительницу Зинаиду Эдуардовну Хаммер. О его работе и работе его группы можно прочитать в документальной книге "В поединке с абвером". В 1998 году Андрей Макарович Добрянский скончался.
Андрей Макарович Добрянский
Также в книге "В поединке с абвером" рассказывается и о дальнейшей судьбе бывшего инструктора «Лагеря №2» Бориса Александровича Соломахина, известного под псевдонимом Веселов. Как и Добрянский, он вёл контрагитационную деятельность, правда в одиночку. Он и Добрянский не доверяли друг другу. Срыв диверсии на Шепелевском маяке - его работа. После перехода на советскую сторону, он был отправлен с заданием в Таллинн, где занимался разведывательной деятельностью. Дальнейшая его судьба никак не связана с Кейла-Йоа.
Проходил в Кейла-Йоа обучение и ещё один человек - Павел Петрович Стефановский, получивший агентурный псевдоним Суздальский. В своей, хоть и автобиографичной, но всё же художественной книге "Развороты судьбы", он достаточно подробно описывает жизнь в разведшколе. Вот выдержки из текста, рассказывающие про распорядок дня в «Лагере №2»:
Жизнь школы начиналась с подъема в 6.00, затем оправка и очень активная физзарядка с порядочной пробежкой по дороге в лесу до Финского залива — 5 километров и обратно. После умывания — построение и подъем флага (трехцветного русского) под звуки «Варяга» — гимна школы. После подъема флага Волков (начальник школы, настоящее имя Григорий Сергеевич Халапсин) делал объявления, если что-то надо было довести до сведения курсантов, и желал приятного аппетита, отправляя всех на завтрак (в две смены).
В 8.00 начинались занятия. Первое, сдвоенное из двух 45-минутных уроков, называлось «общей беседой», которую проводил Григорий Сергеевич, проживающий в соседнем дачном поселке. «Беседа» начиналась с информации о военных действиях на фронтах, о развале Красной Армии и ее поражениях, о тяжелейшем положении русского народа в тылу России и об успешном развитии сельского хозяйства в областях, которые освобождены немецкой армией от Советской власти и колхозного рабства. Обязательно доводилась информация об особом благополучии в СССР евреев....
Следующими уроками, по 45 минут, были радиодело и работа на ключе Морзе (прием и передача).
В 12.00, как во всей немецкой армии, — обед, который по своему меню соответствовал солдатскому обеду.
С 13.00 до 14.00 — час сна. С 14.00 — продолжение занятий до 18.00....
Время с 18.00 до 19.00 называлось «часом самообслуживания»: каждый должен был все проверить в своем обмундировании, пришить оторвавшуюся пуговицу, починить у сапожника ботинки или, если невозможно быстро починить, заменить их в каптерке, почистить обувь и одежду, постирать подворотничок, платок, трусы и т. д.
В 19.00 — ужин. С 19.30 до 21.30 — разные хозяйственные работы по школе, участку и прилегающей территории (по две группы через день) под руководством помначшколы по теххозвопросам. У других двух групп — свободное время. В 21.30 — построение на площади перед главным зданием и флагштоком. Проверка всех присутствующих и спуск флага под ту же мелодию «Варяга» и пение этого школьного гимна. 22.00 — отбой.
Будни «Лагеря №2»
Вместе с четырьмя другими курсантами (Михаил Денисов-Дубравин, Владимир Фомин-Борисов, Петр Борин-Морозов, Алексей Федоров-Абрамов), Стафановский вошёл в специальный отряд, который готовился к операции по саботажу на ТЭЦ в Архангельске. На время подготовки операции, группу отделили от остальных агентов и поселили в здании, раньше служившее кухней. Вот как Стафановский описывает его:
В этом маленьком домике было три комнаты и кухня с настоящей русской печью. Кухня пустовала, а в комнатах стояли застеленные кровати. Скорее всего, этот домик служил гостиницей.
Через некоторое время вся группа из пяти агентов для продолжение обучения была переведена на мызу Кумна, ещё через месяц в деревню Вихула под Раквере, а потом в Палдиски.
В мае 1944 года «Лагерь №2» перешёл в распоряжение морской абверкоманды-166М (АК-166М), которая начала подготовку агентов-разведчиков и радистов для морской разведки и готовила их на оседание в Эстонии. В сентябре школа была переведена в замок Бальга (ныне - посёлок Веселое) недалеко от Калининграда, а в январе 1945 года в Гарнекопф (30км восточное Берлина), где объединилась с варшавской разведшколой. На этом и заканчивается история разведшколы Абвера в Кейла-Йоа.
Следует также упомянуть, что разведшкола в Кейла-Йоа упоминается и в литературе. Помимо книг "В поединке с абвером" и "Развороты судьбы", она упоминается в романе "Операция «Викинг»" Николая Ивановича Леонова и Юрия Васильевича Кострова. Книга основана на реальных событиях и рассказывает о действиях советской разведки в Таллинне, которые привели к тому, что Абвер полностью свернул тут свою работу и, кроме прочего, ликвидировал разведшколы «Лагерь №1» и «Лагерь №2». Примечательно, что Кейла-Йоа там названо как "Кейла-Юа".
Кадр из кинофильма "Операция «Викинг»"
Вот небольшой отрывок из романа, где главный герой Сергей Скорин расспрашивает курсанта об этой разведшколе:
Мне нужны данные о школе: где расположена, число курсантов, преподавательский состав.
— Я мало знаю. — Лапин оглянулся на преследующую их машину. — Школа расположена в мызе Кейла-Юа на берегу моря, в двухэтажном каменном доме. Начальник - обер-лейтенант Грандт. Подчиняется школа "бюро Целлариуса", что это такое, я не знаю. Курсанты в основном из военнопленных. Занятия проводятся по двенадцать часов в день. Топография, стрельба, методы сбора сведений, навигация, сигнализация, подрывное дело. Учат избегать провалов. Специалист по методам работы НКВД русский, фамилия Покровский. Нас, курсантов, человек сто двадцать, наверно. Люди разные...
— Как часто проводят заброску в советский тыл? — перебил Скорин. Нельзя, чтобы Лапин давал характеристики, он может назвать имена людей, желающих вернуться на Родину, а каждое слово, произнесенное в машине, конечно же, записывается на магнитофон.
— Раньше забрасывали довольно часто, я должен был уйти в конце мая. Неожиданно заброску отменили. Прошли слухи, что начальство недовольно результатами нашей работы, и срок обучения продлили. В школе есть хорошие ребята, они только и ждут, чтобы вернуться к своим.
В 1975 году по книге был снят пятисерийный фильм "Вариант «Омега»" с Олегом Далем в главной роли. Кейла-Йоа в фильме не появляется, но однажды упоминается. Кроме того, в первой серии нам показывают некую безымянную школу по подготовке диверсантов. Скорее всего это именно «Лагерь №2», потому что диверсантов обучали только там.
В своё время я отказался от идеи написания этой заключительной части серии статей по истории Кейла-Йоа. Отказался в первую очередь потому, что информации о посёлке времён ЭССР у меня было мало, а та что есть - сомнительна. В основном, она получена из интернета (источник сам по себе ненадёжный) и дополнена моими собственными воспоминаниями (но это только с 80-х, ибо мир до своего рождения я помню крайне смутно). В конечном итоге, я решил попробовать и посмотреть, что получится. Раз вы читаете этот материал, значит результат удовлетворил меня. Тем не менее подчеркну ещё раз, что информация может быть недостоверной. Ну а факт использования личных воспоминаний ещё сильнее снижает "историчность" данной статьи, но делает её немного автобиографичной.
Сложно сказать, проходили ли боевые действия во время Второй мировой войны неподалёку от «Фалля». И хотя в лесу есть некоторое количество окопов, скорее всего не проходили. А окопы эти могли быть сделаны либо курсантами разведшколы Абвера, либо уже в советское время.
После Второй мировой началась холодная война и СССР принялся активно укреплять свои рубежи. Количество воинских частей на территории ЭССР было очень большим. Забегая вперёд скажу, что в радиусе 30-40км от Кейла-Йоа находились ракетно-зенитная, танковая, авиационная, радио-техническая и пограничная воинские части, а так же база подводных лодок. Учитывая, что в 2км восточнее «Фалля» находился фактически готовый аэродром, нетрудно догадаться, какие именно войска заняли это место. Кстати, аэродром был создан ещё в 20-е годы МИД Эстонской республики. Был проект его развития, но что-то не "срослось". Во время войны этот аэродром использовался немцами. Он состоял из пары-тройки зданий (трёхэтажная башня управления полётами стоит и по сей день) и грунтовой (земляной) взлётно-посадочной полосы. Даже сейчас на снимках аэрофотосъёмки видны его очертания.
Расположение аэродрома в Кейла-Йоа
В 1953 году в Кейла-Йоа расположился 572-й истребительный авиационный полк 90-й истребительной авиационной дивизии. Есть информация, что и до этого в Кейла-Йоа базировалась морская авиация на "Каталинах" (Consolidated PBY Catalina). Подтверждения этому я пока не нашёл, хотя технически это действительно возможно.
Небольшая историческая справка:
90-я истребительная авиационная Новороссийская дважды Краснознаменная дивизия была создана в мае 1943 года как 11-я штурмовая авиационная бригада Черноморского флота, но вскоре была преобразована в 11-ю штурмовую авиационную дивизию. После завершения активной фазы боевых действий на Черном море, в июне 1944 дивизия была переброшена на Балтику, где действовала до конца Второй мировой войны. В начале 1951 года была переформирована в 90-ю истребительную дивизию.
До этого 572 ИАП располагался в Пярну (в/ч №49334) и был в подчинении 19-й минно-торпедной авиадивизии ВВС 8-го ВМФ. Учитывая последний факт, хоть полк и был лётный, форму носили морскую.
МИГ-15бис
Полк летал только на истребителях МИГ-15бис, для которых грунтовое покрытие взлётно-посадочной полосы было заменено на металлическое. Обновлённая ВПП была около километра в длину и 50м в ширину. Воинская часть носила номер 60267, а неофициально аэродром назывался "Водопад". Офицерский состав части вместе с семьями жил в самом Кейла-Йоа, где для этих целей было построено несколько двухэтажек. Весь комплекс зданий «Фалля» тоже перешёл военным. В частности, в главном здании усадьбы расположился штаб (вероятно, тогда же башня здания лишилась зубцов, восстановленных только в конце 2012 года).
3–я эскадрилья 572 ИАП на фоне «Фалля».
1957г
В феврале 1958 года аэродром был расформирован и покинул Кейла-Йоа. Пару лет посёлок стоял пустым, пока в 1960-61 годах его не занял зенитно-ракетный полк №1142 14-й дивизии ПВО. Ещё одна историческая справка:
Таллинская дивизия ПВО была сформирована 30 января 1957 года на основании Приказа МО СССР. В её состав вошли: 95 зенитно-артиллерийская дивизия (517 гвардейский зенитно-артиллерийский полк, 925 и 1142 зенитно-артиллерийские полки), 90-я истребительная авиационная дивизия (18, 411 и 572 истребительные авиационные полки. Последний к тому времени уже не базировался в Кейла-Йоа), 1-й отдельный радиотехнический полк и 192-й узел связи. Регулярные организационные реформы привели к тому, что 1 августа 1960 года управление дивизии было переформировано в управление 14-й дивизии ПВО.
За воинской частью закрепился номер 56178. Летом 1968 года в результате очередной реорганизации зенитно-ракетный полк №1142 был переформирован в зенитно-ракетную бригаду №94.
Вооружение части составляли зенитно-ракетные комплексы С-75 «Десна» с ракетами 13Д (они же SA-2 Guideline по классификации НАТО. Позднее их сменили С-75М «Волхов» с ракетами 20Д) и С-125 «Нева» (SA-3 Goa), а так же 2 группы дивизионов С-200 «Ангара» (SA-5 Gammon). Про последние стоит рассказать подробнее. Всего в ЭССР было 4 группы С-200, причём появились они тут одними из первых в СССР. На первое боевое дежурство в 94 ЗРБ они заступили 20 августа 1967 года.
Воинская часть №56178 заняла всю территорию бывшего аэродрома, а так же некоторые дополнительные территории. В итоге её площадь составила 423га.
Разросся и посёлок Кейла-Йоа. Численность населения в начале 1989 года превышала 3000 человек (знаю потому, что мама моего детского товарища была переписчиком в переписи населения в январе 1989). Было построено 2 пятиэтажных дома, котельная и другие сооружения (в том числе множество щитовых "финнских" домиков). Военные перенесли все службы, куда не должна ступать нога гражданских, на территорию части, и «Фалль» подвергся очередной реконструкции. Бывший трактир «Село Сосновка» и кухня стали жилыми домами; конюшня, скотный двор и ледник - складами; «церковный дом» превратился в офицерскую столовую/буфет (для солдат была отдельная столовая на территории части), а по совместительству гостиницу для курсантов и приезжих офицеров; оранжерею поделили начальная школа (в среднюю школу детей возили в Клоога или Кейла) и детский сад; ну а главное здание усадьбы примерило вывеску "офицерский клуб". Какие функции исполняли прачечная и «Пономарёвский дом» я не знаю. Кстати, дом сгорел в самом начале 80-х, а прачечная была разрушена ещё раньше. Сейчас от обоих строений не осталось и следа.
Внутри новоиспечённого "офицерского клуба" реформы были значительными. Были убраны все печи и камины. На первом этаже в бывшей столовой сделали "дискотеку", а музыкальный салон и гостиную объединили в кинозал. Вход в него был через эркер, который стал своего рода билетной кассой и фойе кинозала. Проекционная была пристроена снаружи с северной стороны так, что балкончик в спальне хозяйки стал выходом на её крышу. Каждый день показывалось 2 фильма, а по выходным - 3. На многие сеансы группами водили солдат. В кабинете графа Александра Христофоровича Бенкендорфа сделали промтоварный "военторг", а в бывшей оружейной комнате - его подсобку. Вход в магазин был только с улицы.
Второй этаж подвергся ещё большей переделке. В бывшей спальне графини и комнате над эркером сделали библиотеку. Остальную площадь разделили на несколько небольших классных комнат, использовавшихся для различных целей (например, музыкального обучения). В подвале было оборудовано бомбоубежище, для чего пол в нём был залит слоем бетона в несколько десятков сантиметров.
Семей в посёлке жило достаточно много. Если с работой мужей всё было более чем понятно, то чем же занимались их супруги? В основном они работали в сфере обслуживания (продавцы, повара и т.д.). Некоторые занимали "прапорщицкие" должности в в/ч (чаще всего завскладами), а для остальных один из гигантов лёгкой промышленности ЭССР "Балтика" построила в Кейла-Йоа пошивочный цех.
Но было там одно предприятие, совершенно не связанное с военными и обороной - ферма по разведению форели. К сожалению, о ней мне почти ничего не известно. Знаю лишь, что располагалась она в здании мельницы/электростанции и уже функционировала в 30-е годы XX века (то есть до войны).
В 90-91 годах вооружение пополнилось 2 группами дивизионов С-300ПС «Волхов М-6» (всего в ЭССР их было 9), а уже в 1992 году часть начала переезд в Опочку из уже независимой (с лёгкой руки Горбачёва) Эстонии, где вошла в состав 54 корпуса ПВО и позднее (в 1998 году) расформирована.
Переезд части проходил в самый разгар "лихих 90-х", так что много чего воровалось и уходило "налево", причём зачастую по бросовым ценам. Тогда же и приключилась "медная лихорадка", продлившаяся несколько лет. Последнему способствовал и тот факт, что "уезжала" часть постепенно, сначала оставив дальние позиции пусковых установок, а лишь спустя год-полтора военный городок с казармами и штабом. Был период, когда бОльшая часть жителей посёлка жила только за счёт продажи цветного металла. Сам я тогда был мальчишкой и посильно вносил свою лепту в "общее дело". С одной стороны это приучило меня к тому, что "бесплатных" денег не бывает и для их получения надо совершать некоторые телодвижения. С другой стороны, тогда же у меня хватило мозга понять, что такой способ заработка "очень" временный и о дальнейшей жизни тоже думать надо.
Примерно в то же "шальное" время в/ч №56178 несколько раз попадала и в криминальную хронику. В ноябре 1993 года была ликвидирована банда братьев Ивницких, на счету которой было свыше 100 преступлений на территории России и Эстонии. Одним из первых их преступлений было хищение оружия из части в Кейла-Йоа.
В самом начале 90-х был момент обострения активности патриотов-националистов и перед КПП части был пикет, призывающий "оккупантов убираться". После этого случая на крыше соседнего с КПП здания было сооружено укрепление из мешков с песком и установлен муляж пулемёта. Также был ужесточён пропуск на территорию части. Учитывая, что военторги в самом посёлке на тот момент уже перестали работать, а государственный магазин закрылся на ремонт, маленький магазинчик на территории части (именно на нём и стояло "устрашающее" укрепление) являлся единственной на тот момент работающей торговой точкой. это заметно осложняло жизнь. Благо дырок в заборе части хватало...
Позднее были и другие "инциденты". Например, в середине 90-х, когда "медная лихорадка" уже почти угасла, мой отчим с напарником по "меди" обнаружили на территории бывшей в/ч последствия "разборок" в виде трупа молодого короткостриженного человека в кожанной куртке.
Немного ранее (ещё до окончательного ухода военных) некие "деятели", чтобы освободить ёмкости из представляющего "матерьяльную" ценность металла, вылили на землю несколько тонн ракетного окислителя. Вряд ли он был "чистым", но того что было, хватило, чтоб изрядно загрязнить грунтовые воды. Ликвидация последствий (если верить официальной информации) стоила Эстонской Республике "кругленькую" сумму, правда часть этих денег пожертвовали некоторые европейские страны.
В 8км севернее Кейла-Йоа (недалеко от полёлка Хумала) находилась ещё одна воинская часть, офицеры которой тоже жили в Кейла-Йоа - радиотехнический батальон №2310. Там же находился подземный резервный командный пункт 94 ЗРБ. Он был построен на основе старого фортификационного сооружения, входившего в состав "Крепости имени Петра Великого". Последнее представляло собой гигантское подземное сооружение, выходившее "наружу" только одной небольшой стеной с аркой. К ней по специальному рву (около 5м глубиной и 10-15м в ширину, полностью скрывавшему поезд), выбитому в бутовом камне, подходила железная дорога. Советские военные построили свой КП в сотне метров от этой арки, использовав лишь самый верхний этаж фортификации. Вход на нижние этажи был забетонирован. Неизвестно откуда ещё есть ходы к этому сооружению, так что незванные "гости снизу" на таком важном объекте были никому не нужны. На КП было оборудовано спальное помещение для рядового состава на 30-40 человек, каптерка, бытовая комната и туалет. По сути, это была подземная казарма. Там также находился большой оперативный зал (в 1972 году в связи в перевооружением он был значительно расширен под новое оборудование), радиоцентр и обязательная "ленинская комната". КП имел полную систему жизнеобеспечения.
Сейчас он затоплен.
Кроме части ПВО, в устье реки Кейла находилась 10-я пограничная застава Таллинского пограничного отряда. И солдаты и офицеры с семьями жили на территории заставы и в посёлок приходили только в магазин. Гарнизон заставы вообще держался обособленно от жителей Кейла-Йоа. По некоторой информации застава была организована КГБ, дабы "ракетчики" на баловали.
С уходом военных, посёлок Кейла-Йоа опустел, но далеко не так эпически, как, например, Эмари. Все каменные дома остались заселёнными, а деревянные достоточно быстро были разобраны на дрова и стройматериалы. Усадьба почти 10 лет простояла никому ненужной. Зрелище не самое приятное: заколоченные окна, осыпающаяся штукатурка, кустарник на отмостке. Лишь главное здание усадьбы несколько раз на лето превращалось в подмостки для Эстонского Драматического Театра.