Шахри Казан, 23.10.1996 г.
Наверное, нет в Казани любителя туризма, который хотя бы раз не побывал в
«Марийке». Так ласково туристы называют марийские леса в районе рек Юшут
и Илеть. Садишься на поезд «Йошкар-Ола-Казань», воспетый казанским бардом
Бикчантаевым, и через несколько часов ты в туристской Мекке - на ст.
Суслонгер. Отсюда еще несколько часов по песчаной лесной дороге и ты уже в
раю - на берегу лесного озера или самого Юшута.
Что и говорить, места здесь чудные. Если раз побывал, тянет еще и еще.
Кто-то приезжает сюда, чтобы сплавиться по речке на байдарке, кто-то - за
грибами, а кто-то просто посидеть с друзьями и гитарой у костра. Тем
более, если заранее где-нибудь за бугорком припрятана срубленая в прошлом
сезоне земляночка с печкой и сосновыми нарами. Словом, рай, да и только.
Только все чаще у костра кроме туристских песен стали возникать
разговоры-слухи о захоронениях людей в этих лесах. И слухи эти нет-нет, да
подтвердит какой-нибудь знаток этих мест, натыкавшийся на подозрительные
ямы или человеческие останки.
Местные лесники утверждают, что были в этих лесах лагеря. Но не для
репрессированных, а для красноармейцев-курсантов - служивших в армии
«срочников». По данным ЦАМО РФ в районе ст. Суслонгер дислоцировались в
годы войны 31-я и 46-я запасные и 47-я учебная стрелковые дивизии, да плюс
к тому формировались здесь гаубично-артиллерийские бригады - 102 и 105-я.
Здесь, в лагерях обучались будущие командиры взводов ПТР, были обучены и
поставлены «под ружье» десятки тысяч бойцов. Боевые по-тери в марийских
лесах эти формирования не имели: воевать было здесь не с кем, да и
бомбардировщики немцев досюда не добирались. Но есть списки солдат,
умерших в марийских лесах от болезней. По данным редакции Книги Памяти
Татарстана в районе ст. Суслонгер официально числится умершим или
«пропавшим без вести» более 50 наших земляков. Призваны солдаты
практически из всех районов республики.
Стало быть, разговоры о массовых захоронениях всего лишь слухи? Неожиданно
ответ на этот вопрос был подсказан в письмах от родственников служивших
под Суслонгером солдат. Редакция получает тысячи писем с просьбой
установить место гибели того или иного защитника Отечества. В них рассказ
о том, как нелегко было семьям пропавших без вести, как они лишались
пособий, подвергались разного рода репрессиям. Но эти письма поражают.
«Мой отец Ибрагимов Ахмадулла Ибрагимович взят в армию из с.Аккузино
Кайбицкого р-на в августе 1941 г., мне было тогда 7 лет. - пишет Р.А.
Абдрахманова. - Кроме меня еще было четверо детей. Отца направили в
Суслонгер. Хорошо помню, как мать уже в зимнюю стужу ездила к отцу 3-4
раза, отвозила картошку и сухари. Потом мы получили известие о том, что
отец пропал без вести.»
Представьте ситуацию: мать зимой бросает пятерых детей, берет из дома
последние продукты и едет, чтобы накормить мужа, который служит в армии!
Это зимой 1941 г. Видимо, письма от него из Суслонгера были, несмотря на
военную цензуру, прежде всего о голоде. Подтверждается это предположение в
свидетельстве, присланном из Азнакаева Х.М. Газизуллиной.
«Отца моего - Газизуллина Фахрази Газизулловича Азнакаевский военкомат
призвал 2 января 1942 г. В последнем своем письме от 12 апреля 1942 г. он
писал, что они провели в Суслонгере мучительные дни. Голодные, оборванные
рубили лес в болотах. Письмо он передал через какого-то знакомого, когда
отправлялся на фронт.»
Н.Н. Хамитов из Балтасинского р-на пишет о том, что его отец, призванный в
армию, сообщал из Суслонгера о «невероятных муках, пережитых за несколько
месяцев.»
Жительница Казани Н.З. Фомина вспомнила о письмах изсуслонгерского лагеря
отца Ковылькова Захара Андреевича. До войны он был секретарем парткома в
Шемордане, клеветать на власть ему не было смысла. В феврале 1942 г. он
писал о том, что солдаты ходят в той же одежде в которой прибыли в лагерь,
некоторые даже в лаптях. Но главное - «народ мрет от голода».
А этим подробностям трудно не поверить: «Муж мой Галимов Назип Ганеевич в
армии с августа 1941 г. - рассказывает А.Г. Галимова из Лениногорска. -
Два месяца служил в Суслонгере. До сих пор помню, его письма о том, что
таскают тяжелые бревна на плечах, едят картофельные очистки, терпят
унижения. Когда он перед отправкой на фронт прислал домой вержнюю одежду,
она вся была завшивлена. Просил не бросать детей, говорил, что война скоро
закончится, и он обязательно вернется. Я его жду всю жизнь, умоляю
уточнить место его гибели. Даже письма его погибли при наводнении.»
М.Н. Газизова из Казани рассказала, что в том злополучном лагере был ее
брат - Гай-нуллин Закиулла Нуруллович, 1926 г. рождения, уроженец с.Нижние
Салманы. Напра-вили его туда из Алькеевского РВК, хотя война уже шла
третий год. Вскоре получили от него письмо, содержание которого забыть
невозможно: «Едим картофельную кожуру из помойки, умираю от голода».
Мачеха сразу собрала картошки, хлеба и поехала в Суслонгер. Там она его не
узнала - брат был высохшим как скелет. Правда, сообщил, что в лагерь
приезжал с проверкой сам Ворошилов, кого-то приказал расстрелять и
положение с питанием улучшилось. И все же позднее семья получила
загадочное извещение: «Гайнуллин Закиулла Нуруллович пропал без вести в
марте 1945 г.» Было ли это в марийском лесу или он все-таки успел попасть
на фронт - неизвестно.
Предположение о том, что порядки в лагерях Суслонгера были не уставные,
подтвер-ждает и жительница Казани Ф.Х. Залялиева. Ее брат - Хакимов Мансур
- был в одном из суслонгерских лагерей писарем. В письмах называл эти
места «сушилкой», потому что солдаты быстро становились изнеможденными
скелетами. Мать ездила к нему 4 раза, возила продукты. По ее словам
Мансур отдавал часть привезенного умирающим от голода солдатам. Она
присутствовала на страшной казни. Молоденький рядовой, не выдержав голода,
попытался сбежать домой. Его поймали, вернули в лагерь. Перед строем
товарищей заставили рыть яму и застрелили. Брат был уверен, что все эти
ужасы - преступления вредителей. Сам Мансур уцелел до отправки на фронт и
погиб в Польше.
Версию о вредительстве поддерживает казанец Ю.И. Корнеев, отец которого -
Иван Терентьевич - умер в Суслонгере 18 ноября 1942 г. Мать похоронила
мужа сама. И тоже со слезами рассказывала, что солдат до смерти доводил
голод и непосильный труд: однополчане отца успели ей передать, что их
заставляют на плечах таскать тяжелые бревна по 5 километров.
Еще одно свидетельство - В.И. Насекиной из Казани:
- Когда я уже после войны спрашивала дядю Киреева Николая Алексеевича о
Суслонгере, он признал, что не может мне сказать всей правды, но
впечатление о том месте у него страшное. Не рассказал он подробностей и в
70-е годы, когда уже стал кандидатом военно-математических наук. Но
кое-что сохранилось в памяти детства.
В Суслонгере на курсах учился с сентября 1943 по июль 1944 г. мой отец -
старший лейтенант Насекин Иван Ксенофонтович. Мы с мамой ездили туда и
даже жили в одной из землянок. Мама поехала, когда узнала из писем от
отца, что в лагере цинга. Мы повезли продукты. Уже позднее мама рассказала
мне, что положение солдат и офицеров в лагере было ужасным, один из
товарищей отца - офицер - застрелился. Отец - уроженец Пензенской обл.,
из семьи раскулаченных. Может быть, именно поэтому он попал в тот лагерь?
О пропавших без вести в годы войны в Суслонгере родственниках пишут Г.М.
Рахман-кулова из Набережных Челнов, Я.А. Камалов из Перми, Н.Хамидуллин и
М.Д. Шитова из Казани, десятки жителей нашей республики. У многих на руках
похоронки с указанием места «пропажи» - ст. Суслонгер. Они спрашивают: как
могли солдаты пропасть без вести в марийских лесах, и где могилы погибших
на той загадочно-трагической станции?
Проверили - да, есть братские могилы времен войны на ст. Суслонгер. Но
упомянутых выше солдат в списках захороненных нет. Могилы появились
позднее, когда на станции стали хоронить умерших от ран госпиталях. Но это
совсем другие люди.
Стало быть, слухи о том, что в лесах, где располагались военные лагеря,
захоронения есть - имеют вполне реальное основание. Свидетельства
поразительно похожи, как будто жители разных районов и даже из других
областей сговорились.
Похоже и в других учебных лагерях было не лучше
Про УчЛагерь на Урале
"Потом нас посадили на машины и отправили в Горький, из Горького в Миасс, это на Урале, доучиваться. А там минус 40—50 градусов. И вот в такой мороз — огневая подготовка. А одеты мы были — шинель, брюки, гимнастерка, шапка-ушанка. Закаляли нас так. Ну дурак был начальник училища Чернышев, просто гаденыш какой-то, и закалка такая смахивала на издевательство." Из воспоминаний командира батареи Иванихина М
