Осенью 41-го он попал в плен под Вязьмой через 10 дней бежал. Потом воевал до 44-го в артиллерии до тяжёлого ранения руки, после чего был комиссован.
"Нас было в группе 12 человек. Все из разных частей. Старшего не было. Старшей была военврач женщина лет 30-ти, но она не командовала. Вооружения было четыре винтовки и пистолет у врача.
Нас окружили утром в сарае, где мы ночевали. Немцев было человек 15. Взвод, наверное. Они крикнули <Рус, сдавайся!>. Мы начали стрелять. Но патронов было мало. Они много стреляли. Ранили двоих. Одного парня в руку. Другого в живот. Через час приехал мотоцикл, а на нём привезли пулемёт. Он дал очередь и сразу развалил дверь сарая. Немцы кинули гранату. Она упала у входа и взорвалась, но никого не зацепила. Только оглушила.
Мы решили сдаваться. Выхода всё равно не было. Осталось, может быть, десяток патронов. Женщина врач сказала: <Вы идите! Может быть, убежите.> А потом выстрелила себе из пистолета в голову. Но умерла не сразу, а минут через пять. Стонала. Но без сознания была.
Стали выходить.
Подошли немцы. Обыскивали, но не били. Старший у них офицер был. Не молодой, мордатый. Ленивые они были какие-то. Потом зашли в сарай. Вытащили доктора. Один немец штыком распорол на ней гимнастёрку и бельё, что бы груди показались. Они что-то обсуждали. Один прикладом как палкой двигал их, что-то показывал. С нами были раненые. Того, которого ранили в руку, они не тронули. А второго, которого ранили в живот, оттащили в сторону и по приказу офицера один немец застрелил его из <парабеллума> в голову.
Нас пригнали в какое-то село под Ново-Дугино. Было 10 октября. Загнали во двор школы, всех построили. Подошёл ещё один офицер. Старший, наверное. Ему отдали наши солдатские книжки и другие дакументы. Он подозвал одного из солдат. Это был переводчик. Тот осмотрел документы и несколько отдал командиру.
Тот скомандовал что-то охранникам и те тут же подскочили к нам. Из строя вытащили троих. Оказалось, что это коммунист и два комсомольца. У них нашли документы партийные. Переводчик говорил очень хорошо на русском. Без акцента.
Он сказал, что немцы будут вести безжалостную борьбу с <красной заразой> и что коммунистам, комиссарам и комсомольцам пощады не будет никакой.
Потом этих троих отвели к каменной стене дровяного сарая поставили лицом к стене и всё тот же немец, который убил раненного, застрелил их в затылок. Это были первые кого расстреляли у меня на глазах.
Пленных держали во дворе школы под открытым небом. Вбили колья, натянули колючую проволоку. Получился квадрат тридцать шагов на тридцать. На оправку не выводили. Просто в одном углу этого <плаца> вырыли пятиметровый ров глубиной до колена. В него и оправлялись. Днём охраняло двое часовых, ночью четверо. Нас вообще не кормили. Раз в сутки привозили бочку с отходами немецкой кухни. Картофельные очистки, пустые жестяные банки, вываренные кости. Всё это залито кипятком. Есть было не чем. Везло тем, кто банки жестяные успевал подобрать. Это была и миска и ложка. Никакой защиты от дождя и снега не было.
Местные жители к нам боялись подходить. Одна женщина пыталась передать нам варёную картошку и её прямо у проволоки застрелил часовой.
Никакого учёта людей в лагере не было. Только по отобранным документам, но они ведь не у всех были. Да и то, по-моему эти документы никому были не нужны. Потому, что когда нас погнали в другой лагерь, у охраны никаких документов сопровождения на нас не было.
Как я понял, что это были тылы какой-то немецкой части. Видимо полка. Возможно, это была комендантская рота. Потому, что по соседству стоял штаб и наши немцы его охраняли. Туда то и дело подъезжали машины с офицерами. Это точно были не СС. Обычный Вермахт.
Здесь мы пробыли десять дней.
Почти каждый день пригоняли новых пленных.
Иногда по одному . два человека. А иногда целыми взводами. Однажды пригнали человек 10 грузин кавалеристов. Они, помню, перед немцами заискивали, лебезили. Выслуживались. Один всё пытался перед немецким офицером лезгинку танцевать. Когда тот выходил во двор грузин подбегал к колючей проволоке и начинал плясать. Немец иногда останавливался, смотрел. Мог тому сигарету недокуренную кинуть.
Эти грузины почему-то считали, что немцы их скоро возьмут к себе на службу. Что им будут нужны проводники на Кавказе.
Обычно новичков строили и стразу следовала экзекуция. Расстреливали коммунистов, политработников, комсомольцев. В других местах комсомольцев вроде не расстреливали, но у нас всегда расстреливали.
Если приводили пленного офицера, то сразу вели в штаб на допрос. Обратно их не приводили. Может быть, сразу расстреливали, а может быть, увозили. Но у нас было несколько офицеров. Они были в солдатской форме. Переоделись в окружении. Потому их и не увели.
Часовые иногда убивали просто так. Особенно один подонок забавлялся. Он специально караулил тех, кто шёл к ровику оправляться по большому. И стрелял, целясь в яйца. Двоим он прострелил ноги, одного смертельно ранил через спину в живот. Разворотил мочевой пузырь. Страшно он умирал. При этом немце мы вообще боялись к яме подходить. Повезло, что дня через три его куда-то отправили.
Иногда нас выгоняли на работу. Разгружали грузовики. Однажды рыли могилы для немцев. В селе стоял ещё и госпиталь немецкий. Однажды несколько человек сбежало. Тогда немцы построили всех кто вместе с ними работал и расстреляли. Человек двадцать, не меньше.
Обычно расстреливали из пистолета у стенки каменного сарая в углу школы. Стреляли в затылок. Но иногда могли устроить показательную казнь.
Так через неделю после моего пленения устроили повешенье сбитого нашего лётчика.
На улице перед школой поставили виселицу. Пригнали местных жителей. Привезли в грузовике лётчика и повесили. Он перед смертью матом страшно ругался на немцев. Плевался.
Нам потом переводчик сказал, что повесили его за то, что он несколько дней охотился на машины. И расстрелял на дороге несколько машин. А потом его самого сбили зенитным пулемётом.
На следующий день повесили местную учительницу. Вроде за то, что отказалась идти преподавать в немецкую школу. Они так вместе и висели. Лётчик и учительница.
Убивали фактически каждый день. Кроме того, раненые умирали, больные. Наверное в день не меньше десяти человек гибло. Когда больше, когда меньше.
Дней через десять нас построили в колонну по три и погнали куда-то. Нас было человек двести. Сначала мы вообще думали, что на расстрел. Но, оказалось, гонят в Вязьму. На ночь останавливались в сёлах. Нас загоняли в какой-нибудь сарай и закрывали. Набивали как сельдей в бочку даже сидеть не могли. Спали стоя. Каждую ночь несколько человек умирало. Некоторые сами на себя руки накладывали. Обычно вешались. Из нательной рубахи делали верёвку и вешались"
Из одного такого сарая я на вторую ночь через крышу и сбежал."
