Русский Храм памятник в Лейпциге в 1930–1940 х гг.

Русский Храм памятник в Лейпциге в 1930–1940 х гг. (pdf)

В 1930-х гг. русский приход Лейпцига относился к благочинию герман­ских приходов Епархиального управления Западно-Европейского митро­поличьего округа. Оно в свою очередь входило в Епархиальное управление православных русских церквей в Западной Европе, которое возглавлял Пре­освященный Евлогий (Георгиевский). Подчинялся митрополиту Евлогию и русский Храм-памятник, посвященный погибшим в Битве народов воинам. Митрополит Евлогий являлся также председателем законного владельца этого храма — Строительного комитета. В конце 1920-х — начале 1930-х гг. в Восточной Европе усилилась новая церковная юрисдикция — Русская Пра­вославная Церковь за границей (РПЦЗ), однако ее церковная и обществен­ная деятельность у многих русских в Европе не вызывала одобрения.

Жизнь прихода Храма-памятника в конце 1920-х гг. его настоятель о. Алексий (Недошивин) описывает так: «Храм-памятник в Лейпциге слу­жит духовным потребностям всех проживающих в Лейпциге и в соседних го­родах — Веймаре, Галле, Ризе и др.— православных христиан, за исключени­ем греков, которые имеют свою церковь. Все службы проводятся для сербов, чехов, болгар, румын и других христиан бесплатно, не взимая приходских взносов, которые платят одни русские граждане. Но сама русская колония в Лейпциге малочисленна»^[3]. Во время служб в 1930-х гг. в храме пел хор бол­гарских студентов под управлением К. Х. Попова.

«В приходскую книгу Храма-памятника,— пишет в другом документе настоятель,— внесено 40 человек. Всего русских в Лейпциге, не считая большевиков, насчитывается 110-120 человек. В обыкновенные воскресные дни в храме на службе бывает до 20 человек. Также вокруг Лейпцига прожи­вает в соседних городах несколько русских семейств, которые время от вре­мени посещают храм. Состав прихода — трудовая интеллигенция, без выс­шего образования. Большинство имеют заработок в размере прожиточного минимума... Благотворительная помощь проходящим через Лейпциг русским беженцам осуществляется из специально собираемых сумм “на добрыя дела”... Детей всего 15 чел[овек]. Половина из них говорит по-русски. Время от вре­мени у меня обучается... Закону Божьему и русскому языку бесплатно... Лю­теране относятся к православным и настоятелю доброжелательно, материаль­ной помощи, конечно, не оказывают. Но многочисленные местные немецкие коммунисты не скрывают своего враждебного отношения и при встречах со священником над ним глумятся, узнавая его по внешнему виду. На храм нападений не было, но на Пасху готовилась враждебная демонстрация. Фи­нансовое положение прихода храма. неустойчивое. Однако до сих пор, милостью Божией, все потребности удовлетворялись без займов и долгов»^[4]. Преподавание русского языка детям в приходах того времени, которое вел о. Александр Недошивин (в монашестве Алексий) в 1931 г.— обычное за гра­ницей дело. Его преемник о. Мануил запомнился в Лейпциге преподаванием игры на балалайке. Однако о. Александр и о. Мануил ввели в Лейпциге со­вершение служб по-немецки, что особенно важно было для детей русских эмигрантов^[5].

Труднее всего обстояло дело с сохранением еще не принятого во владе­ние и не выкупленного храма. Вот как описывается состояние Храма-памят­ника в статье-воззвании Строительного комитета к русским людям: «Вели­чественный русский Храм-памятник. находится со времени войны и до сих пор в чужих руках, несмотря на то что еще в 1928 г. образован при Храме при­ход и совершаются постоянные богослужения. Квартира при Храме, предназ­наченная для священника, занята немецкой семьей, здание не ремонтируется и пришло в упадок, хотя еще недавно был произведен капитальный ремонт на средства одного благотворителя (Д. Цимдина, банкира из Дерпта). Водо­провод и канализация не действуют, крыша (из цинковых плиток) рассыпа­ется, и стены дают трещины. Фактический владелец Храма, банкир Бюль, обусловливает возврат здания уплатой ему нескольких тысяч марок, израс­ходованных на охрану и содержание Храма-памятника (точная цифра его издержек может быть установлена при расчете с ним), но русская местная колония не в состоянии без посторонней помощи собрать нужную сумму. Время не терпит, потому что г. Бюль грозит разными репрессивными мерами для взыскания своего долга, а Храм не может долее находиться в таком беспризорном состоянии. Ввиду этого, с благословения Высокопреосвя- щеннейшего Владыки Eвлогия, для выплаты долга Храма и сбора денег образован под его почетным председательством особый Комитет во главе с А. И. Mepтeнсом (коммерсант из Петербурга) из местных общественных деятелей, церковного старосты и настоятеля Храма»^[6].

После передачи в 1928 г. Храма-памятника Строительному комитету культурная сторона его жизни как привлекательного историко-культурного объекта возобновилась. Он вновь был открыт для посетителей. Комитет на­нял смотрителя, занялся популяризацией памятника среди немцев. В начале 1930-х гг. появились путеводители, открытки и частные фото с его видами. Строительный комитет активно искал новых членов, симпатизировавших памятнику. Результатом этой работы стал не только сравнительно быстрый сбор суммы для выкупа и рост популярности Храма-памятника, но и то, что сооружение уже в 1933 г. попало в список значимых памятников архитек­туры города.

Встал вопрос о субсидии Строительному комитету на ремонт и содер­жание храма. Для выкупа памятника в 1931 г. помимо Строительного ко­митета, были созваны Патронат Храма-памятника в Париже с отделением в Лейпциге, а также Комитет по выкупу Храма-памятника (председатель А. Ф. Мертенс). К 1934 г. Храм был полностью выкуплен из частных рук, а договор о выкупе отослан в Епархиальное управление в Париж^[7]. Состояние сооружения, однако, оставалось неудовлетворительным. Впрочем, А. Н. Фену, неоднократно посещавшему обер-бургомистра Лейпцига К. Ф. Герделлера, удалось достичь понимания: поскольку Храм являлся памятником погибшим в Битве народов воинам, городские власти обещали оказать ему посильную помощь. В 1935 г. Храм и его имущество взяло под опеку Управление по ох­ране памятников архитектуры города. Осенью 1936 г. газета «Lеiрzigеr Nеuеstе Nасhriсhtеn» сообщила о необходимых ремонтах в Храме-памятнике. Сред­ства на его осуществление выделили городские власти. К 1934 г. был урегу­лирован и вопрос о колоколах храма. Семь колоколов, реквизированных во время Первой мировой войны, оценены в 1300 марок. Взамен храму погасили задолженность по уплате городу земельного налога до февраля 1934 г.^[8]

Постепенно к Храму-памятнику пришло признание. В статье «Русский храм» 1934 г. говорится: «Среди достопримечательностей нашего города на­ходится замечательное по своей архитектуре здание — русский Храм-памят­ник. Эту достопримечательность Лейпцига в туристический сезон посещают не только люди из европейских стран, но и всех стран мира... Для Германии этот уникальный памятник истории имеет двойное значение: здесь сохрани­лось настоящее церковное искусство, тогда как в самой России многие куль­турно-исторические здания уничтожены, и еще потому, что этот памятник стоит на месте, где русско-немецкое боевое содружество привело к объеди­нению народов Европы»^[9]. Без сомнения, культурным событием стало и то, что несколько раз на богослужениях в храме пели казаки. Они же давали кон­церты^[10].

Первая мировая война, революция и Гражданская война в России, каза­лось, были далеки от Храма-памятника в Лейпциге. Тем не менее они имели большое влияние на его жизнь и в 1913 г., и в 1920-1930-х гг., и в 1930­1940-х гг. Войны и революция, немецкий плен и эмиграция, радикальные по­литические идеи и стремления в эти годы волновали русских жителей Лейп­цига. Храм выступил не только как место молитвы, но и как место встречи многих русских беженцев и эмигрантов. Обманутые, зачастую ограбленные и изгнанные из России, они не имели больших шансов устроить достойную жизнь в Германии. Растерянные и безнадежные, они собирались в клубы, об­щества, военные и гражданские союзы. Многие приходили в храм: «Церковь в Лейпциге стала заполняться людьми даже тогда, когда не было службы. Эмигранты обращались к священнику в поисках утешения, обуреваемые ужа­сом и тревогой, не стоит ли им поискать убежище в иных краях?»^[11]

В 1930-х гг. в Лейпциге было основано отделение русского эмигрантского движения, Российского освободительного народного движения (РОНД), а затем — дружина Российского национал-социалистического движения (РНСД)^[12]. Продолжительное время, с лета 1933 г., Лейпцигская дружина РНСД собиралась в Храме-памятнике. Среди эмигрантов было немало тех, кто видел в идеологии Гитлера и в будущей войне освобождение. «Эмигранты образовали освободительную армию с сильным национал-социалистическим уклоном... Люди готовились ко дню, в который Гитлер свергнет коммунисти­ческий режим в Советском Союзе. Тогда, так они верили, эмигранты смогли бы вернуться на свою любимую Родину и получить обратно всю отнятую у них собственность»^[13].

В 1937 г. в Лейпциг переехал видный деятель русской эмиграции С. Н. Ро­мановский, герцог Лейхтенбергский. Он возглавил отделение РНСД и стал членом прихода и членом Строительного комитета Храма-памятника. Его близ­кий родственник герцог С. Г. Романовский по желанию немецких властей стал членом и, затем, председателем Строительного комитета Храма-памятника.

16 октября 1938 г. в Лейпциге состоялись торжества РНСД: в связи с 125-й го­довщиной Битвы народов при Лейпциге и 25-летием русского Храма-па­мятника.

В 1939 г. Германия и СССР заключили пакт, и РНСД, как и большин­ство русских эмигрантских организаций, было формально закрыто немецкими властями. Однако работа Движения продолжалась до 1943 г. Некоторые члены организации воевали в России на стороне Германии. Впрочем, с нача­лом войны идеи «русского нацизма» среди русских эмигрантов в Германии «потеряли привлекательность даже у самых ярых националистов. Люди, име­новавшиеся патриотами России, вынуждены были служить на низших ролях у гитлеровцев, которые на практике претворяли все то, что русские нацисты приписывали ненавистным им коммунистам»^[14].

В 1930-х гг. многие русские покинули Германию. 20 июля 1934 г. переехал во Францию архимандрит Алексий (Недошивин), настоятель храма. В но­ябре того же года прибыл новый настоятель — целибатный священник Ма- нуил Ессенский (служил здесь до 20 июля 1939 г.), позже епископ РПЦЗ Константин, явный сторонник нацистского режима. Строительный комитет храма, однако, остался на стороне митрополита Евлогия. В 1935 г. в состав Комитета в Париже были избраны новые члены: князь Гавриил Константи­нович; епископ Херсонесский Иоанн (Леончуков); донской атаман генерал граф М. Н. Граббе; начальник 2-го отдела РОВС генерал А. А. фон Лампе.

Атмосферу, окружавшую Храм-памятник и русских прихожан, описал Н. Гедда: «Осенью 1933 г., когда Гитлер был избран рейхсканцлером, он при­ехал в Лейпциг. Между нашим храмом и Немецкой библиотекой был тогда огромный луг. Там остановился грузовик Гитлера, и с прицепа фюрер произ­нес оглушительную пропагандистскую речь. Народ набежал со всех сторон... Мы наблюдали за этим спектаклем из окон квартиры в русском храме. Мои родители никогда не ходили слушать его, в этом не было нужды — громкого­ворители имелись в достатке. Никто, у кого были уши, не мог не слышать того, что кричал Гитлер восторженной массе, которая отвечала ему громким “Хайль Гитлер!”. Тогда я ходил в немецкую школу. Каждое утро нас выстраи­вали во дворе, мы приветствовали флаг поднятой рукой и пели фашистский гимн. Однажды, стоя в ряду, я засмеялся. Тотчас подошел учитель и крепко схватил меня за короткие волосы. Это было больно, и я больше никогда не от­важивался смеяться, когда мы приветствовали флаг со свастикой»^[15].

В мае 1936 г., на заседании Строительного комитета А. Н. Фену впервые доложил, что епархия епископа Тихона (РПЦЗ) признана юридически немец­кими властями и возможны притязаниях РПЦЗ на храм в Лейпциге^[16]. Влас­ти внимательно следили за жизнью прихода. В марте 1937 г. псаломщик и смотритель храма М. А. Деминов, член РОВС, напечатал в газете «Голос

России» статью об отношениях России и Германии, после чего был вынуж­ден оставить место службы в храме и покинуть страну. В июле 1936 г. свя­щенник М. Ессенский встречался в Берлине с епископом Тихоном и бывшим генералом В. В. Бискупским. Тема «бесед» — переход прихода и Храма-па­мятника в подчинение РПЦЗ. С той же целью Ессенский посетил и Импер­ское министерство культов в Берлине, и его сотрудника Гаугга. Ни в приходе, ни в Строительном комитете в Лейпциге, ни в епархии в Париже об этой ини­циативе Ессенского не знали. Безусловно, эту инициативу никто не одобрил. Однако летом 1937 г. М. Ессенского (и других священников) вновь «пригла­сили» в Берлин, в то же министерство. Ессенскому рекомендовали перевести приход в Лейпциге в подчинение РПЦЗ, отведя на размышление 3 месяца. Предполагалось, что храмом будет управлять комиссар того же министерства, а власти Третьего рейха храм финансово поддержат^[17].

Трудностям храма и прихода были посвящены собрания 1937 г. Строи­тельного комитета в Париже и Лейпциге^[18]. На заседаниях говорилось о том что отныне храм курирует Имперское министерство культов и Управление по делам русской эмиграции в Германии, а также о том что, возможно, Храм- памятник отнимут у Строительного комитета. На заседании Строительного комитета в Париже 26 августа 1937 г. был заслушан доклад о том, что для управления Храмом-памятником Германское правительство действительно назначит своего комиссара. На заседании Комитета поэтому решили: «Не до­пускать вмешательства прихода в Лейпциге в управление Храма-памятника, так как они находятся в компетенции Строительного комитета. Уведомить свящ[енника] М. Ессенского, что... митрополит не дает ему... своего благо­словения на переход из его канонической юрисдикции в подчинение архи­епископу Тихону»^[19]. К тому же, согласно церковному уставу, ни приходской совет, ни приход таких вопросов решать не могли.

12 сентября 1937 г. было созвано экстренное собрание прихода в Лейп­циге. Священник М. Ессенский и Г. В. Кривенко предложили приходу перейти в подчинение РПЦЗ. На собрании присутствовал протоиерей С. Положен­ский, представитель митрополита Евлогия. Священник Ессенский зачитал письмо нацистского правительства о том, что последнее не вмешивается в дела прихода, но все же возражает против участия в собрании «постороннего священника» — С. Положенского^[20]. Однако единственным аргументом в пользу перехода Храма-памятника в юрисдицию РПЦЗ явилось желание мира среди русских людей в Германии и в Европе. В результате приход ос­тался в юрисдикции Русской Церкви.

18 октября 1937 г. состоялось новое заседание приходского совета, по той же теме, где священник М. Ессенский и Г. В. Кривенко вновь настаи­вали на подчинении прихода РПЦЗ. Представитель митрополита Евлогия, о. Иоанн (Шаховской) пытался удержать приход в единении с законной Цер­ковью^[21], однако ему заявили, что вопрос уже решен. 13 января 1938 г. приход в Лейпциге был подчинен РПЦЗ^[22]. 27 января 1938 г. на заседании Строитель­ного комитета в Париже священника М. Ессенского исключили из состава последнего, после чего М. Ессенский «переехал в Брюссель», а в Лейпциг при­был новый священник — Е. Ножин.

14 июля 1938 г. приход в Лейпциге посетил глава РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский). 18 октября 1938 г. в день празднования 25-летия храма и 125-летия Битвы народов в храме впервые возглавил службу Бер­линский епископ РПЦЗ Серафим (Ляде). В конце были провозглашены мно­голетия обоим митрополитам — Анастасию и Евлогию. Епископ Серафим присутствовал на заседании Строительного комитета и был принят в его со­став. По сообщению священника М. Ессенского, приход Лейпцига в 1938 г. составлял 50-58 человек^[23].

Таким образом, вопрос о присоединении Лейпцигского прихода к РПЦЗ был решен. С храмом, однако, дело обстояло сложнее. Несколько лет назад, в 1927 г. власти признали, что Храм-памятник принадлежит Строительному комитету в Париже во главе с митрополитом Евлогием. Тем не менее уже в 1935 г. представитель РПЦЗ справлялся в горсовете Лейпцига о его при­надлежности. Поэтому с переходом прихода в РПЦЗ борьба М. Ессенского не закончилась. Протокол № 39 октябрьского заседания Строительного ко­митета в Лейпциге — это спор Ессенского с А. Н. Фену о праве собственности на Храм-памятник. Ессенский не сомневался, что по новым законам Третьего рейха храм должен перейти в ведение Имперского министерства по делам культов. И при таком переходе Ессенскому обещали «субсидии из Берлина». Но министерство, по его словам, не устраивает состав комитета. В Комитете, да и в приходе, действительно было мало сочувствующих РПЦЗ и идеоло­гии Третьего рейха в целом. На заседании обнародовали письмо М. Ессен- ского в Париж, где он утверждал, что «большинство Лейпцигского прихода состоит в национальном движении (РНСД)... имеет инструкции на случай, если это дело (передача храма из рук Комитета другому собственнику) будет разбираться в собрании совета или прихода». Другими словами, члены РНСД в приходе должны голосовать за смену собственника храма. На это заявление член общегерманского РНСД и глава Лейпцигского отделения РНСД С. Н. Романовский заявил, что у РНСД «никакой инструкции по этому вопросу не имеется». Однако трудно сказать, кому можно в этом деле доверять больше: Кривенко и Ессенскому, открыто борющимся за передачу храма в другие руки, или тихому главе РНСД князю С. Н. Романовскому. По­тому что в аналогичной ситуации в собрании Строительного комитета 18 мая 1938 г. Романовский письменно просил А. Ф. Лютера голосовать вместо него в спорном деле именно «в духе постановлений РНСД»^[24]. Поэтому можно предположить, что и в данном спорном вопросе договор голосовать «в духе постановлений РНСД» все-таки существовал, о чем Ессенский нечаянно про- говорился^[25].

Правительство нацистской Германии пыталось насильно передавать рус­ские храмы и их приходы в Германии в руки РПЦЗ^[26]. 11 октября 1937 г. А. Н. Фену доложил Строительному комитету в Лейпциге о своей беседе по делу собственности храма с представителем Имперского министерства по церковным делам В. Гауггом. Последний тоже предложил ему передать пра­во собственника храма приходу РПЦЗ. Фену обещал доложить об этом митрополиту Евлогию^[27]. 23 декабря 1937 г. М. Ессенский вновь обратился в министерство с требованием: «Я готов сразу же перейти к митр[ополиту] Анастасию (главе РПЦЗ), даже без разрешения митр[ополита] Евлогия, если здание Храма-памятника будет передано приходу. Иначе Строительный ко­митет перестанет пускать прихожан в храм»^[28]. Правда это или вымысел со­ветника министерства, но 27 декабря 1937 г. Гаугг писал в Министерство народного просвещения Саксонской государственной канцелярии: «Лейпциг­ский православный приход, который состоит под духовным руководством свящ[енника] М. Ессенского и принадлежал до сих пор к евлогианскому на­правлению, теперь намеревается перейти... по моему распоряжению, в ново­образованную епархию. Я покорнейше прошу, на основании прилагаемой копии письма, предпринять со стороны государства все необходимые меры, чтобы реализация принятого при моем участии решения общины не имела препятствий, в частности — чтобы храм не был закрыт для богослужения об­щины свящ[енника] Ессенского. Копию данного письма я пересылаю в тай­ную государственную полицию»^[29].

В ответе обер-бургомистру Лейпцига уполномоченный Строительного комитета А. Н. Фену объяснил, что «проведение богослужений для пра­вославных верующих по договору от июля 1913 г... из-за вышеупомянутого перехода общины (в юрисдикцию еп[ископа] Тихона) никоим образом не от­меняется, т. е. богослужения могут проводиться общиной и в будущем безвозмездно. Однако все обязательства относительно содержания здания по-прежнему принадлежат компетенции законного собственника Храма-па­мятника, т. е. Строительного комитета, с местом пребывания в Париже»^[30]. Вследствие этого обер-бургомистр заявил в Саксонское министерство народ­ного образования, что «нет причин принимать какие-либо дополнительные меры для доступа в церковное здание и для богослужений упомянутой об- щины»^[31].

25 февраля 1938 г. вступил в силу «Закон о собственности Русской Пра­вославной Церкви в Германии», в соответствии с которым нацистское пра­вительство передавало храмы и имущество Российской империи или Русской Церкви в юрисдикцию РПЦЗ. Уже через 3 дня, 28 февраля, имперский министр по церковным делам распорядился передать Храм-памятник для пользования приходу или епархии РПЦЗ: «Правовые трудности устраняются законом от 25 февраля 1938 г.»,— писал министр^[32]. Однако письмо оказалось поспешным. «Правовая трудность» все-таки имелась: Храм-памятник, по при­знанию в 1927 г. самих немецких властей, находился не в собственности Рос­сийской империи или Церкви, а в собственности Строительного комитета, и поэтому не подпадал под имперский закон.

В тоже время аргументация Строительного комитета, изложенная еще 27 августа 1937 г. в письме Комитета А. Ф. Фену, была выверена: «1. Под­твердить, что имущество Лейпцигского храма... записано на имя Строитель­ного комитета. 2. Документально показать, что Строительный комитет заре­гистрирован законным образом в Париже, и, с т[очки] зр[ения] действующего германского гражданского права, обладает своими правами в Германии по­добно тому, как французские общества могут владеть собственностью в Гер­мании и германские общества могут владеть собственностью во Франции. 3. Документально показать, что Строительный комитет не был, так сказать, собственником лишь по имени и праву, а отечески осуществлял эти свои пра­ва, и продолжил их осуществлять после войны и революции. Действия ко­митета как собственника выразились в производстве затрат на храм, его ремонт, выкуп и содержание, в сумме 500 000 фр[анков]. Точная цифра должна быть установлена документально. Суммы, выплаченные кредитору Бюлю (около 100 000 фр[анцузских] фр[анков]) и на ремонт храма (около 300 000 фр[анцузских] фр[анков], пожертвованных В. Д. Цимдиным^[33]), и раз­личные другие более мелкие расходы»^[34].

Впрочем, тот факт, что митрополит Евлогий все еще оставался предсе­дателем Строительного комитета, а реально — желание денег, явились пово­дом для новых жалоб священника М. Ессенского. 31 мая он и представитель приходского совета на приеме у обер-бургомистра просили: «Желательно все же передать здание русского храма Строительным комитетом церковной об­щине поскорее... Хотя общине в проведении богослужений в храме препят­ствий нет, однако она не сможет содержать себя, если ей не пойдут доходы из посещений церковного здания»^[35]. Эти требования поддержали покровители Ессенского — Имперское министерство по церковным делам^[36].

Летом 1938 г. состоялась встреча в городском совете по поводу урегули­рования правового положения храма. Для беседы пригласили обе стороны: от прихода священника М. Ессенского, от Строительного комитета А. Н. Фе­ну; от немецких властей и как председателя на встрече Циммермана из Ми­нистерства народного просвещения Саксонии. Позже в городском совете Лей­пцига при обсуждении дела Фену заявил, что он охотно сложил бы с себя «обязанности уполномоченного Строительного комитета, если бы нашлась другая организация, которая заботилась бы о сохранении памятника надле­жащим образом. Это могло бы быть также и германское государство. Само собой разумеется, он выступил бы и за то, чтобы влияние Парижа полностью исключалось, и центр Строительного комитета был бы перенесен в Германию, и чтобы Строительный комитет образовался бы из приверженцев направле­ния митр[ополита] Анастасия, которого принимает правительство... Он, Фену, полагает, что и митр[ополит] Евлогий с этим согласится»^[37].

И действительно, уже 28 июля 1938 г. митрополит Евлогий заявил в сак­сонское министерство: «В осознании своей ответственности перед Русской Церковью, русской страной и народом, и с учетом дальнейшего существова­ния здания Комитет согласен с предложением переноса управления зданием в Германию при условии, что Комитет будет легализован немецким прави­тельством и будет признано его административное право на здание храма»^[38].

В итоге стороны пришли к соглашению, что правовое положение Лейпциг­ского храма останется прежним, однако Строительный комитет стал «немец­ким». Новым председателем Комитета власти предложили избрать «лицо из русской эмиграции, пользующееся доверием германского правительства»^[39]. В дальнейшем действительное членство допускалось из лиц, живущих в Гер­мании. Последний пункт, очевидно, должен был «нейтрализовать» самого влиятельного и деятельного члена Комитета, верного митрополиту Евлогию, А. Н. Фену, гражданина Финляндии.

Долгий процесс завершился летом 1939 г. Архиепископ Серафим подал в Имперское министерство по делам церквей просьбу о разрешении реорга­низации Строительного комитета. Это решение об изменении устава Коми­тета содержит согласованные с властями пункты: перенесение правления в Лейпциг; назначение председателем князя С. Г. Романовского, герцога Лейх­тенбергского^[40]; А. Н. Фену остается только товарищем (заместителем) пред­седателя. Кооптируются в Комитет архиепископ Серафим и П. А. Дамманн (член прихода храма). Допускается почетное членство лиц, живущих за пре­делами Германии. Утверждается подчинение Комитета общине и епархии РПЦЗ^[41].

По желанию нацистского правительства митрополит Евлогий сохранил пост председателя Строительного комитета до июля 1939 г.^[42] Новый Коми­тет был зарегистрирован как ферайн 16 июля 1940 г.^[43] Комитету следовало подписать с приходом договор о пользовании храмом, а его председателем был избран (по предложению Министерства) князь С. Г. Романовский. В 1942 г. Романовский навсегда уехал из Германии, и председателем Комитета был избран архиепископ Серафим (Ляде)^[44]. Второй член Комитета — князь С. Н. Ро­мановский, герцог Лейхтенбергский — проживал в Лейпциге вплоть до при­зыва на Восточный фронт.

Таким образом, режиму Третьего рейха не удалось изменить собствен­ника Храма-памятника в Лейпциге. В отличие от большинства русских хра­мов в Германии, которые перешли в собственность РПЦЗ, Храм-памятник остался в собственности Строительного комитета, т. е. в русских руках.

12 августа 1940 г. состоялось первое заседание «немецкого» Строитель­ного комитета в Лейпциге, на котором присутствовал архиепископ Серафим. В связи с отъездом князя С. Г. Романовского именно Владыка Серафим был избран председателем Комитета. По воле Министерства народного просве­щения Саксонии в члены Комитета принимались лица, прошедшие проверку органов нацистской партии НСДАП^[45]. Однако даже подчинение этим мерам ничего не гарантировало. Поэтому 25 октября 1941 г. имперский наместник в Саксонии предпринял инициативу «ввиду нынешних обстоятельств» рас­пустить Строительный комитет в Лейпциге и закрыть русские храмы в Лейп­циге и Дрездене. Инициативу эту, однако, не одобрили Министерства цер­ковных и иностранных дел Третьего рейха. Вовсе не из добрых побуждений, а ввиду конъюнктуры, т. е. «возможных неблагоприятных внешнеполитичес­ких последствий» для Германии^[46].

Р. Ф. Мертенс и А. Н. Фену попытались покинуть «немецкий» Строи­тельный комитет, но с первого раза сделать это удалось только Мертенсу. Фену остался до середины 1942 г. 27 августа 1942 г. он уехал в Финляндию, в свое имение в городе Борго. Члены Строительного комитета Дамман и Биа- гош уже в феврале 1941 г. ушли на фронт, и об их дальнейшей судьбе в Лейп­циге ничего не известно. Князь С. Н. Романовский попал на самый напря­женный участок Восточного фронта — подо Ржев. После войны он перебрался в США. Жизнь в Строительном комитете замерла, и, казалось бы, все пере­шло в руки настоятеля о. Кирилла. Последний был назначен настоятелем Храма-памятника в 1941 г., сменив на этом посту о. Дионисия.

Прихожане разделились на «карловчан» и «евлогиан». Настоятель хра­ма о. Кирилл в 1942 г. все еще произносил проповеди против «евлогиан»^[47]. С управлением ему было проще: будучи «германофилом» он «подружился с шефом местного гестапо». До войны о. Кирилл служил настоятелем рус­ского прихода в городе Шарлеруа (Бельгия). «В день захвата города Шар­леруа иером[онах] Кирилл (настоятель храма) приветствовал оккупантов, приплясывая на улице. Не скрывая своих германофильских симпатий, о. Ки­рилл самолично перевел приход в ведение Берлинского архиепископа Се­рафима, в проповедях неоднократно восторгался Гитлером. Люди перестали ходить в церковь, а в декабре 1940 года попытались открыть новый храм. Тогда о. Кирилл пожаловался оккупационным властям. Прихожан начали про­сеивать через гестапо. Самых активных “антигитлеровских подстрекателей” отправили в тюрьму. К счастью, в 1942 г. иеромонаха Кирилла перевели в Лейпциг»^[48]. Возможно, что при нем в Лейпциге действительно имели место отлучения от Причастия, на которые жаловалось духовенство Храма-па­мятника Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I в письме 1945 г.^[49]

После начала войны Германии против России в Лейпциг начали прибы­вать пленные и «остарбайтеры» из Советского Союза. Численность их в го­роде за первые 6 месяцев выросла до 3643 человек. Угнанные в Германию женщины были распределены как слуги в немецких семьях Лейпцига, «на не­ограниченное время». Первый настоятель Храма-памятника после войны про­тоиерей Феодор Соловьев также был из числа тех, кого в 1942 г. увезли на при­нудительные работы в Германию, второй настоятель Храма-памятника после войны протоиерей Георгий Романович находился в 1940-1941 гг. в лагере, на­стоятель архимандрит Мстислав Волонсевич, согласно его биографии, также находился в 1940-1942 гг. в лагере в Германии^[50]. На Храм возлагалась новая обязанность: духовная забота о пленных и «остарбайтерах», живших в соору­женных нацистами лагерях для «восточных» и «иностранных» рабочих»^[51].

Отношение к русским пленным и «рабочим» было жестким, посещать русский храм им разрешили не сразу. Многие послабления в отношении к русским произошли в 1943 г. в связи с поражением фашистской Германии под Сталинградом. Пленные в группах и «рабочие» стали посещать богослу­жения, крестили в церкви детей или венчались, имели знакомство с при­хожанами — хотя последнее было строго запрещено. Прихожане в Лейпциге проявляли участие и оказывали посильную поддержку своим, из «восточных рабочих» и пленных. Известно, что настоятель Храма-памятника о. Кирилл совершал службы у военнопленных уже 25 декабря 1941 г., одну из них — в городе Дессау.

«Когда вблизи Лейпцига возникли первые лагеря, в которых содержа­лись восточные рабочие — русские, украинцы, поляки и т. д.— то сперва им долгое время не разрешалось покидать их (лагеря). Позже они могли в со­провождении охраны заходить в храм при условии не искать никаких кон­тактов, не исповедоваться, не принимать продукты и одежду, не оставлять письма или записки и т. д. Но в тесноте не слишком просторного храма мы делали довольно многое возможным. Они приходили, жалкие, голодные и босые, даже зимой — в башмаках на деревянной подошве. На богослуже­нии многие душераздирающе рыдали. Под охраной они снова преодолевали путь до своих лагерей, превышавший 10 км... Примерно в 1943 г. получили мы нового священника, о. Кирилла Шимского, который загадочным для нас образом стал другом шефа Лейпцигского гестапо. Это принесло нам некото­рые облегчения. Священник получил возможность с хором и со мной в каче­стве регента по великим праздникам, таким как Рождество и Пасха, совер­шать богослужения в лагерях восточных рабочих»^[52].

В 1941 г. именно в Лейпциге, где с XVIII в. печатались русские книги, удалось осуществить издание Нового Завета и других книг, несмотря на то что нацистские власти не разрешали печатать Библию. Типография в Лейп­циге согласилась на это только при условии, что Имперское министерство по церковным делам выдаст справку о том, что книги нужны «для богослу­жебного употребления». Иеромонаху Иоанну (Шаховскому) такое разре­шение удалось раздобыть «по знакомству», и книги, предназначавшиеся для духовных нужд русских невольников, вскоре были напечатаны^[53]. Иоанн (Ша­ховской) вспоминает также, что производили и церковную утварь. В неболь­шом музее Храма-памятника доныне хранится полный «евхаристический набор»: чаша, ковшик, тарелочки той поры. Изготовлены эти предметы были из пластмассы, чего в мирное время делать для церкви, конечно, нельзя.

В октябре 1943 г. по случаю 30-летия Храма-памятника его посетил глава РПЦЗ митрополит Серафим. Торжества ограничились службами. Как вспоминает очевидец, во время торжественной процессии вокруг Храма-па­мятника наблюдавшие за шествием немцы «приветствовали нас традицион­ным немецким приветствием» (т. е. вытянутой рукой и соответствующим вос­клицанием).

Число венчаний и особенно крещений в Храме-памятнике в 1944 г. зна­чительно возросло. В числе 153 крещеных, конечно, были не столько русские эмигранты — жители Лейпцига — сколько находившиеся здесь пленные. Про­тив некоторых фамилий значится: «остарбайтер» или «арбайтер», т. е. ра­бочий, в некоторых случаях в качестве места жительства указан лагерь. Еще одна особенность военных лет — лица немецкого происхождения, перешед­шие в православие или крещеные в Храме-памятнике. Поскольку справки о крещении или формальные записи часто отсутствуют, можно судить о про­исхождении по типично немецким именам новых прихожан, например: Ма­рия Ильза Ингеборг Кох.

В конце войны начались бомбардировки жилых кварталов Лейпцига. 18 апреля 1945 г. в город вступили американские войска. По ранним догово­рам 1944 г. между союзниками по антигитлеровской коалиции, Саксония и Лейпциг должны были войти в советскую зону оккупации. 13 мая 1945 г. внезапно уехал настоятель Храма-памятника архимандрит Кирилл, а также кассир храма вместе с кассой. 17 июня 1945 г. уехали протоиерей Н. Мих- ненко и казначей Храма-памятника А. В. Лукьянов, также забрав с собой все имеющиеся храмовые деньги (19 791 марок) и церковные печати. Остались священники Ф. Соловьев, Г. Романович и диакон В. Москаленко. В эти дни из Лейпцига уезжали и простые прихожане: «К сожалению, и наш хор, кото­рый недавно составлял 13 человек, сократился до четырех, иногда пяти пев­чих. Никого из прежних певчих не осталось»,— пишет сотрудница Храма-па­мятника^[54]. 2 июля 1945 г. после американцев в Лейпциг вступили советские войска. Начиналась новая страница жизни храма.

Следует отметить несколько фактов, имеющих только косвенное отно­шение к истории русских или Храма-памятника в Лейпциге. Город в годы вой­ны, безусловно, занимал особое положение. Здесь из русских эмигрантов быв­ших военных и из советских пленных формировались команды для борьбы с Россией (об этом вспоминают и воевавший за немцев М. Стахович^[55], и не воевавшие против России советские узники лагерей^[56]). Здесь же, в Лейп­циге, работал так называемый Русский лекторат (RuBland-Lektorat) — орган цензуры и контроля за изданиями для русских, подчиненный Отделу прес­сы Главного управления имперской безопасности Третьего рейха. Сотрудни­ками его являлись в том числе русские эмигранты, в частности А. Ф. Лютер из правления Строительного комитета Храма-памятника. Лютер сотрудничал по части пропаганды для русских пленных с немецкими властями и во время Первой мировой войны^[57]. Членами РОНД и РОВС были и другие видные члены общины и члены Строительного комитета: Кривенко, С. Н. и С. Г. Ро­мановские, А. Н. Фену и генерал А. А. фон Лампе.

Тема русской эмиграции, в частности вопрос о бывших военных, пере­везенных во время войны с Россией в Лейпциг и в округ, на территорию Третьего рейха, изучены мало. Сложно сказать, как попадали в лагеря Третьего рейха русские эмигранты стран Западной Европы. Содержали их, конечно, отдельно от русских пленных и рабочих из СССР. Но как эми­грантов, так и советских пленных здесь склоняли сотрудничать с властями. Кто-то из них действительно уходил на фронт, другие оставались в лагерях на правах невольников. Насельников лагерей в округе Лейпцига — русских пленных и рабочих — настоятель Храма-памятника о. Кирилл записывал как прихожан.

Необходимо отметить деятельность «Интернационального антифа­шистского комитета», организованного в Лейпциге пленным Н. Румянцевым. Группа Румянцева состояла из советских пленных, немцев — лейпцигских антифашистов и коммунистов, и антифашистов из Франции, Бельгии, Чехо­словакии и Голландии. Готовилось восстание, но провокатор выдал группу, и трое организаторов, в том числе Румянцев, были отправлены в Освенцим, где погибли. Имя Румянцева носит одна из улиц Лейпцига. На ней распола­гается и мемориальный памятник русским героям сопротивления^[58].

Таким образом, перед войной и особенно во время войны община и Храм- памятник в Лейпциге испытали на себе сильное воздействие в вопросах внут­рицерковного устройства и права владения храмом. Если вопрос владения храмом можно считать правовым (хотя для верующих храм — это сакраль­ное место, а не предмет имущества), то вопрос канонической принадлежности (юрисдикции) — сакральный, вопрос принятия или непринятия Святых Та­инств в Церкви, веры и верности Церкви и родине.

Исследователи приводят документальные примеры сочувствия на­цистскому режиму со стороны русских эмигрантов, в том числе духовенства и иерархии. Однако из настоящей статьи следует, что симпатии к режиму не имели широкого распространения среди русских даже на территории Третьего рейха, тем более за его пределами. Одобрение вызывала часто как раз борьба против фашистов. Сочувствие же режиму Третьего рейха части русского на­селения было вызвано желанием спасти Россию от большевизма^[59].

Русская община сохранила Храм-памятник в Лейпциге и весь его инвен­тарь (около 150 единиц хранения) от серьезных утрат или хищений, почти неизбежных во время войны. Храм неукоснительно исполнял свою пря­мую обязанность: проявлял духовную заботу о русских пленных и «остар- байтерах».

Литература

Гедда Н. Дар не дается бесплатно. М., 1983.

Журнал Московской Патриархии. 1978. № 7.

Издательская деятельность политических организаций русской эмигра­ции, 1917-1988 гг. СПб., 2005.

Мищенко Л. Г. Пока я помню... М., 2006.

Назаров М. В. Русская Зарубежная Церковь в годы «второй гражданской войны» // Вестник Германской епархии РПЦЗ (Мюнхен). 1994. № 6.

Православные русские приходы в Германии // Журнал Московской Пат­риархии. 1945. № 12.

Родионов А. Частица веры нашей, русской // Трибуна. 2004. 28 декабря.

Руль. 1928. 16 мая, № 2270.

Русский Храм // Neueste Leipziger Nachrichten. 1934. 30. 12. Dezember.

Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории Белого дви­жения М., 2002.

Стахович М. Я ни разу не стрелял в русских солдат и офицеров (Элект­ронный ресурс: www.lipetskmedia.ru).

Томюк А., прот. Русский Храм-памятник в Лейпциге в 1913 — начале 1930-х гг. // Вестник церковной истории. 2016. №1/2(41/42). С. 220-230.

Харер К. Тройные почести: А. Ф. Лютер и его «Воспоминания» / Пер. М. Кореневой // Звезда. 2004. № 9.

Царский путь архимандрита Афанасия Нечаева. Петрозаводск, 1997.

Часовой. 1930. 15 июня, № 33.

Шкаровский М. В. Германская епархия во время Второй мировой войны (III): Деятельность православной Церкви на территории «Великого рейха» // Вестник РПЦЗ (Мюнхен). 2000. № 1.

Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь. М., 2002.

 

Ein Symbol der Freundschaft. Russische Gedachtniskirche // LVZ. 1963. 23. September.

Gaede K. Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der 1. Halfte des 20. Jahrhunderts; Koln, 1989.

Leipziger Zeitung. 1940. 17. Juli.

УДК 94(47).084 ББК 63.3(2)6

Аннотация. Статья продолжает начатую в предыдущем номере «Вестника цер­ковной истории» публикацию истории Храма-памятника Русской Славы в Лейпциге (освящен в 1913 г.). В настоящей статье показана история Храма-памятника в 1930­1940-х гг. Предвоенная и военная атмосфера в обществе и во властных структурах Гер­мании сильно повлияла и на русскую диаспору, и на судьбу общины Храма-памятника. Статья написана на основании архивных материалов и личных свидетельств. Ключе­вые слова: Русский Храм-памятник, Лейпциг, Русская Православная Церковь, Русская Православная Церковь за границей, Вторая мировая война, Российское освободи­тельное народное движение, Российское национал-социалистическое движение, Тре­тий рейх.

Summary. The article continues publication of the history of the memorial church of the Russian glory in Leipzig (sanctified in 1913), started in the previous edition.This article shows the memorial church history in 1930-1940 years. Pre-war and military atmosphere in society and in the government of Germany strongly influenced the Russian diaspora and the fate of the memorial church community. The article was written on the basis of archival materials and personal testimonies. Keywords: Russian memorial church, Leipzig, Russian Orthodoxy church, Russian Orthodoxy church abroad, World War II, Russian Liberation People’s movement, Russian national socialist movement, Third Reich.

---

© Томюк А., прот., 2016

^[2]      Начальную историю Храма-памятника в Лейпциге см.: Томюк А., прот. Русский Храм- памятник в Лейпциге в 1913 — начале 1930-х гг. // Вестник церковной истории. 2016. № 1/2(41/42). С. 220-230.

^[3]      Архив Храма-памятника. Состав прихода, согласно клировой ведомости Лейпцига от 1 ап­реля 1934 г.: мужчин — 55, женщин — 45, детей — 11, итого: 111 человек.

^[4]      Ответы иеромонаха Алексия (Александра Михайловича Недошивина) на анкету парижской епархии, с вопросами о приходе Храма-памятника в Лейпциге от 20 августа 1930 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[5]      «Немцы мирно нас довоевывают в молодом поколении, которое не только славянского языка не знает, но русский ломает. Вот, чтобы воспрепятствовать протестантизации наших детей, я сейчас обращаю внимание на службу с немецким языком» — письмо на Валаам о. М. Есенского 1935 г. (Царский путь архимандрита Афанасия Нечаева. Петрозаводск, 1997). См. также: Православное богослужение на немецком языке // Руль (Берлин). 1931. 19 мая, № 3183. С. 6.

^[6]      «Помогите выкупить Храм. Письмо из Лейпцига». Август 1930 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[7]      Протокол Строительного комитета № 19, от 7 марта 1934 г. (Там же).

^[8]      Протокол Строительного комитета № 17, от 15 февраля 1934 г. (Там же).

^[9]     Русский Храм // Neueste Leipziger Nachrichten. 1934. 30. 12. Dezember.

^[10]    Среди прочих, 7 мая 1928 г. в Лейпциге состоялся концерт, а 13 мая — «Казачья панихида» по генералу П. Н. Врангелю (Руль. 1928. 16 мая, № 2270. С. 6).

^[11]    Гедда Н. Дар не дается бесплатно. М., 1983. С. 43-44.

^[12]     С 1930-х гг. в Лейпциге существовали и русские национал-социалистические эмигрантские организаций: например, отдел Русского национального управления (РНУ) в Германии. Его уполномоченным в Лейпциге был Г. В. Кривенко (см.: Издательская деятельность полити­ческих организаций русской эмиграции, 1917-1988 гг. СПб., 2005).

^[13]    Гедда Н. Указ. соч. С. 43-44.

^[14]     Издательская деятельность политических организаций. С. 50.

^[15]    Гедда Н. «Дар не дается бесплатно. М., 1983. С. 64.

^[16]      Протоколы Строительного комитета № 34 от 12 мая 1936 г.; № 35 от 19 июня 1936 г. (Архив Храма-памятника).

^[17]     Протокол Строительного комитета № 32 от 30 августа 1937 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге). Уже с 1935 г. такой комиссар работал при Окружном управлении в Висбадене. Он управлял имуществом и самим храмом св. Елизаветы, а также следил за лояльностью русских и их духовенства по отношению к властям ( Gaede K. Kate Gaede, Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der 1. Halfte des 20. Jahrhunderts; Koln, 1989. S. 204-207, 226 ff. Ср.: Шкаровский М. В. Германская епархия во время Второй мировой войны (III): Деятельность православной Церкви на территории «Великого рейха» // Вестник РПЦЗ (Мюнхен). 2000. № 1).

^[18]     Протоколы Строительного комитета № 36, 37 от лета 1937 г. (Архив Храма-памятника в Лейп­циге).

^[19]     Журнал заседаний Строительного комитета в Париже от 26 августа 1937 г. (Архив Храма- памятника в Лейпциге).

^[20]     Протокол приходского собрания от 6 января 1937 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[21]     Протокол приходского совета от 18 октября 1937 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[22]     Об этом 13 января 1938 г. вышел указ епископа Берлинского Тихона. См. также: Протокол приходского совета в Лейпциге № 34 от 19 января 1938 г. (Архив Храма-памятника в Лейп­циге).

^[23]      Gaede K. Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der 1. Halfte des 20. Jahrhunderts. Koln, 1989. S. 138.

^[24]     См. записку С. Н. Романовского А. Ф. Лютеру (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[25]     Протокол Строительного комитета № 39 от 1 октября 1937 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[26]      См. письмо экзархата в Лейпцигский комитет от 27 августа 1937 г. (Архив Храма-памят­ника в Лейпциге).

^[27]      Протокол Строительного комитета № 40 от 11 октября 1937 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[28]     Stadtarchiv Leipzig, Кар. 42 0, N 2. Bd. 2. S. 79.

^[29]      Stadtarchiv Dresden, 13 058/44. Bl. 60; Stadtarchiv Leipzig, Кар. 42 0, N 2. Bd. 2. S. 77, 78. См.: Gaede К. Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der 1. Halfte des 20. Jahrhunderts. S. 178.

^[30]     Fenoult an Oberburgermeister, am 23. 01. 1938; StADr 13 058/44. Bl. 64.

^[31] Stadtarchiv Dresden, 13 058/44. Bl. 63. См. Gaede К. Op. cit. S. 231.

^[32] Stadtarchiv Leipzig, Кар. 42 0, N 2. Bd. 2. S. 84.

^[33]     Вильям Цимдин (1880-1951 гг.), главный жертвователь на ремонт храма в 1927 г., богатый коммерсант русско-еврейского происхождения, владелец недвижимости, отелей и казино, обладавший состоянием в Европе и США.

^[34]     Письмо Строительного комитета А. Ф. Фену от 27 августа 1937 г., № 1104 (Архив Храма- памятника в Лейпциге).

^[35]     Mitteilung des Oberburgermeisters an Ministerium des Volksbildung, uber das Gesprach am 31. 05. 1938, a. a. O. Bl. 77.

^[36]      Aktennotiz des Ministerium des Volksbildung, 28. Juni 1938, a. a. O. Bl. 87f; см.: Gaede К. Op. cit. S. 231-232.

^[37]     Stadtarchiv Dresden, 13 058/44, Bl. 92; см. Gaede К. Op. cit. S. 232.

^[38]     An sachsisches Ministerium des Volksbildung, 28. Juni, Stadtarchiv Dresden, 13 058/44. Bl. 122. См.: Gaede К. Op. cit. S. 232.

^[39]     См.: Gaede К. Op. cit. S. 231.

^[40]     Сергей Георгиевич Романовский (4/16 июля 1890 — 7 января 1974 г.), князь, VIII герцог Лейхтенбергский, член Российского императорского дома, флигель-адъютант. Сын Георгия Максимилиановича, герцога Лейхтенбергского, внук великой княгини Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Капитан 2-го ранга, участник Первой мировой вой­ны и Белого движения. Состоял при главнокомандующем Черноморским флотом адмирале А. А. Эбергарде. В эмиграции проживал в Риме, возглавлял Русское собрание, помогавшее неимущим русским эмигрантам. Будучи по матери двоюродным братом короля Италии Ум­берто, после Второй мировой войны помогал русским, не пожелавшим вернуться в СССР. Почетный председатель Русского национального объединения. Скончался и похоронен в Риме. (Часовой. 1930. 15 июня, № 33; Рутыч Н. Биографический справочник высших чи­нов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории Бе­лого движения. М., 2002).

^[41]     Регистрация «немецкого» комитета состоялась 16 июля 1940 г.: «Komitee zur Erbauung und Erhaltung der Russischen Orthodoxen Gedachtniskirche zu Leipzig, eingetragener Verein» («Leipziger Zeitung», 17.7.1940. S. 3., Vorsitzender Furst Sergej Georgievitsch Romanovski, wohnend in Berlin und in Rom (1940); Mitglied Herzog Sergej Nikolajewitsch Romanovski). С. Г. Романовский только в январе 1942 г. прислал письмо о сложении с себя полномочий, в связи с невозможностью для него «проживать в Германии» (Протокол комитета № 4, от 27 января 1942 г.— Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[42]     Первое собрание «немецкого» Строительного комитета состоялось 12 августа 1940 г. На нем председательствовал А. Н. Фену, присутствовали священник Е. Ножин, князь С. Н. Рома­новский и другие члены комитета (Протокол № 1, 12 августа 1940 г. (Архив Храма-памят­ника в Лейпциге).

^[43]      Leipziger Zeitung. 1940. 17. Juli. S. 3. Комитет зарегистрирован в реестре с № 2131 16 июля 1940 г.: «Komitee zur Erbauung und Erhaltung der russischen orthodoxen Gedachtniskirche zu Leipzig e. V.».

^[44]     Протокол Строительного комитета от 6 января 1939 г. (Архив Храма-памятника в Лейпциге).

^[45]     См. письменные характеристики на членов Строительного комитета, поданные Отделом кадров НСДАП на имя обер-бургомистра Лейпцига 18 августа 1941 г. (Stadtarchiv Leipzig, Kap. 42.0, N 2. Bl. 130).

^[46]     Письмо саксонского чиновника министру церковных дел Германии, и дальнейшую переписку см.: BA, R901/69300. Bl. 228-232.

^[47]     См. письмо митрополита Серафима (Ляде) А. Н. Фену от 23 июля 1942 г. (Архив Храма- памятника в Лейпциге).

^[48]     Родионов А. Частица веры нашей, русской // Трибуна. 2004. 28 декабря. С. 7.

^[49]     Письмо Патриарху Алексию через протопресвитера Н. Колчицкого и протоиерея Ф. Казан­ского передали 11 октября 1945 г. священник Ф. Соловьев, протоиерей Г. Романович и про­фессор К. Д. Илич (Православные русские приходы в Германии // Журнал Московской Пат­риархии. 1945. № 12. С. 7-8).

^[50]     См. автобиографии священников в архиве Храма-памятника. Биографию архиепископа Мсти­слава (Волонсевича) см.: Журнал Московской Патриархии. 1978. № 7. С. 14-15.

^[51]     «Храм, наряду с его предназначением памятника, стал также духовным центром для русско­православных христиан в Лейпциге и его следующей окрестности живущим. Особенно много людей посещали богослужения во время Второй мировой войны. Сюда приходили угнан­ные нацистами “восточные рабочие”, если они могли получить увольнение: они черпали здесь новые силы, новую надежду на освобождение» (Ein Symbol der Freundschaft. Russische Gedachtniskirche // LVZ. 1963. 23. September).

^[52]     Шкаровский М. В. Нацистская Германия и православная Церковь. М., 2002. С. 308.

^[53]     Там же. С. 272.

^[54]     Письмо сотрудницы храма И. Финк некоему Й. Римеру 1945 г., Лейпциг (Из личного ар­хива историка-любителя К.-Х. Кречмара).

^[55]     Стахович М. Я ни разу не стрелял в русских солдат и офицеров (Электронный ресурс: www. lipetskmedia.ru).

^[56]     Мищенко Л. Г. Пока я помню... М., 2006.

^[57]     «Эрих Бёме, преподаватель русского языка в Берлинской Торговой школе, привлек его (А. Ф. Лютера.— А. Т.) к одному деликатному начинанию. В Германии в 1915 г. создается организация, призванная опекать русских пленных и формировать “лагерные библиотеки”. Лютеру предложили составить простые брошюры, которые “неназойливым образом оказы­вали бы на пленных нужное влияние”. Литература должна была подчеркивать социальное и культурное превосходство Германии над Россией. В этой серии под названием “Родная речь”, с местом издания в “Москве”, в Берлине к 1918 г. напечатано 120 брошюр пропаганды. Печатались произведения русских авторов, которые критически освещали русскую действи­тельность. А также — брошюры о политике и общественной жизни. Лютер редактировал серию и писал и лично — под псевдонимами Артемьев, Дроздов, Кабанов, Никольский, Ор­ловский, Силин. К “Родной речи” присоединилась и газ[ета] “Русский вестник” для русских пленных. Ее издавал в Берлине на русском М. В. Мейер-Хайденхаген, бывш[ий] член ред­коллегии “St. Petersburger Zeitung”. Лютер опубликовал здесь в 1915-1918 гг., также под псевдонимами, много статей» (Харер К. Тройные почести: А. Ф. Лютер и его «Воспомина­ния» / Пер. М. Кореневой // Звезда. 2004. № 9).

^[58]   В Лейпциге на углу улицы Николая Румянцева (Nikolai-Rumjanzew-StraBe in Leipzig-Kleinz- schocher) в 1960 г. установлен памятник из гранита; надпись на нем напоминает о трех рус­ских участниках сопротивления и их товарищах по борьбе против фашизма (1942-1944 гг.): Nikolai-Rumjanzew-StraBe in Leipzig Kleinzschocher, Nikolai-Rumjanzew-StraBe wurde nach N. W. Rumjanzew benannt. In Ecklage Brunner StraBe findet man auch ein Denkmal aus Granit, eingesetzt 1960. Das Innschrift Erinnert an drei russischen Widerstandskampfer und Ihre Kammeraden im Kampf gegen Faschismus (1942-1944). Nikolai-Rumjanzew-Oberschule — 1968­1992 Name der 55. Polytechnischen Oberschule im Schulgebaude RatzelstraBe 26 (Meyersdorf), nach N. W. Rumjanzew benannt.

^[59]    Назаров М. В. Русская Зарубежная Церковь в годы «второй гражданской войны» // Вестник Германской епархии РПЦЗ (Мюнхен). 1994. № 6.