Старшинство – с 1756 г.
Права Старой гвардии – с 1831 г.
Прикладной цвет – синий.
Внешность – брюнеты (в роте Его Величества – с бородами).
Полковой храм – церковь Преображения Господня при лейб-гвардии Гренадерском полку (1840–1845 гг., арх. К. А. Тон; Инструментальная ул., 3).
Полковые праздники – 13 апреля, 18 декабря.
30 марта 1756 г. – 1-й Гренадерский полк в составе 2 батальонов по 5 рот с артиллерийской командой сформирован графом П. А. Румянцевым по повелению императрицы Елизаветы из третьих гренадерских рот Киевского, Казанского, Нижегородского, Черниговского, Суздальского, Углицкого, Муромского, Кексгольмского, Архангелогородского и Вологодского пехотных полков.
1756–1763 гг. – участвовал в Семилетней войне.
19 августа 1757 г. – участвовал в сражении при Гросс-Егерсдорфе.
1758 г. – отличился в сражении при Цорндорфе при отражении атаки авангарда противника. Сражение при Кунерсдорфе. Атака полка решила исход сражения.
Онлайн-курс «Аналитик данных» с нуля!
26 сентября 1760 г. – полк первым из русских частей вошел в Берлин, за что пожалован двумя серебряными трубами.
1769–1774 гг. – участвовал в Первой турецкой войне.
1769 г. – отличился при Хотине.
8 декабря 1769 г. – подполковник Федор Иванович Фабрициан стал первым Георгиевским кавалером, получившим эту награду за боевой подвиг.
21 июля 1770 г. – полк отличился при Кагуле (в критический момент сражения, находясь в каре генерала Олица, мощной штыковой контратакой спас положение русских войск).
1773 г. – отличился при Силистрии.
10 июля 1775 г. – переименован в Лейб-Гренадерский полк «в честь и уважение к пехоте армии Российской», и императрица Екатерина II приняла на себя звание его полковника, став шефом полка.
1788–1790 гг. – участвовал в Русско-шведской войне.
1805 г. – участвовал в сражении при Аустерлице.
1807 г. – участвовал в сражении при Фридланде.
1808–1809 гг. – участвовал в Русско-шведской войне.
1812 г. – участвовал в Отечественной войне в составе 1-й Западной армии (Бородино, Красный, Клястицы, Полоцк, Борисов).
7 августа 1812 г. – в сражении у Валутиной горы 1-й и 3-й батальоны полка в течение целого дня сдерживали противника.
26 августа 1812 г. – участвовал в Бородинском сражении, где защищал Утицкий курган, отбив все атаки кавалерии Понятовского.
1813 г. – участвовал в сражениях под Люценом, Бауценом, Дрезденом, Кульмом, Лейпцигом.
13 апреля 1813 г. – за храбрость и мужество, оказанные в Отечественную войну, Лейб-Гренадерский полк причислен к составу Молодой гвардии (с преимуществом обер-офицеров против армейских полков в один чин) и назван лейб-гвардии Гренадерским полком. Пожалованы три цветных Георгиевских знамени.
1814 г. – участвовал во взятии Парижа.
15 декабря 1815 г. – высочайше установлен новый полковой праздник, 13 апреля, в память дня причисления к полкам гвардии.
14 декабря 1825 г. – часть 2-го батальона с двумя офицерами примкнула к восставшим на Сенатской площади.
1826 г. – участвовал в Русско-персидской войне.
1828–1829 гг. – участвовал в Русско-турецкой войне.
1830–1831 гг. – участвовал в подавлении восстания в Польше.
6 декабря 1831 г. – полк отличился при штурме Варшавы, за что ему пожаловали права Старой гвардии.
1863–1864 гг. – участвовал в Польском походе.
1877–1878 гг. – участвовал в Русско-турецкой войне.
12 октября 1877 г. – отличился под Горным Дубняком (с огромными потерями овладел передовым редутом, а затем первым ворвался в большой редут).
1914–1918 гг. – участвовал в Первой мировой войне на Германском фронте.
1918 г. – полк расформирован.
В Добровольческой армии с самого начала в 1-м Кубанском походе участвовали 18 офицеров под своим знаменем во главе с командиром полковником Н. Н. Дорошевичем. Потом их было несколько десятков. Летом 1919 г. имел 3 роты, составляя батальон в 1-м Сводно-гвардейском полку (к августу 1919 г. – 3 роты по 50–70 штыков, 18 пулеметов), почти полностью погибший у д. Дремайловки 25 сентября 1919 г. и сведенный в роту; с 12 октября 1919 г. – в Сводном полку 2-й гвардейской пехотной дивизии. В Русской армии с августа 1920 г. составлял роту во 2-м батальоне Сводного гвардейского пехотного полка. Потерял в Белом движении 24 офицера (в том числе – 19 убиты в боях). Полковое объединение в эмиграции (Париж) к 1931 г. насчитывало 48 офицеров и 39 солдат, к 1951 г. – 25 человек.
Дислокация
1790 г. – Санкт-Петербург, Ямская слобода.
1800 г. – Санкт-Петербург, наб. р. Фонтанки у Семеновского моста.
1811 г. – Санкт-Петербург, Петровские (Гренадерские) казармы (Петроградская наб., 44, наб. р. Карповки, 2, Казарменный пер., 1, ул. Чапаева, 24–30).
Полк располагался в Петровских казармах, построенных в 1811 г. по проекту Л. Руска на Большой Невке; в них на 2-м этаже в южной части офицерского корпуса находилась полковая церковь мученика Севастиана. Через пять лет она получила название во имя священномученика Артемона Лаодикийского и преподобного Максима Проповедника; в день их памяти (13 апреля по ст. ст.) в 1813 г. полк стал Гвардейским.
Средневековая, допетровская Русь солдатчины не знала. Созданные Иваном Грозным стрелецкие полки считались служилым сословием. То есть родившийся в семье стрельца мальчик с пеленок знал, что будет воином. Он не испытывал унижения холопством от хозяйского произвола, потому что он – «человек государев». Разнообразные льготы и послабления убеждали его в собственной значимости, а постоянные войны закаляли и физически, и нравственно. Что касается быта, обычаев, пристрастий, то стрельцы, как особая часть русского городского населения, оставались вместилищем и народной поэзии, и музыки, и уклада, и речи… Все кончилось в одночасье мановением кнута и топора в петровской руке на плахе.
Полки иноземного строя возникли задолго до восшествия на престол Петра I и, ставшие привычными в Москве, равно со стрелецкими, теперь, вследствие особой изуверской свирепости указов царя, стали как бы полками оккупантов, полками «войска антихристова». Значительная часть русского народа считала, что император Петр – царь подменный, что истинного царя Петра Алексеевича подменил в Голландии кудесник Лефорт на антихриста. И вот в эту антихристову «страсть и ужасть» забирали крестьянского Петяшу или Ванечку, а он и портки-то начинал носить не раньше 14-летнего возраста, а бывало, что и до женитьбы мотался в рубашке до пят, не ведая этого скифского изобретения – штанов.
Многие старые солдатские песни начинаются с печального запева «Не дальний жребий мне достался», и тут требуются пояснения. Например, на данный призывной пункт имеется разнарядка призвать на действительную службу 100 человек. В списках А, Б и В числится 10 человек. Все эти 10 человек автоматически попадают в число новобранцев. А на оставшиеся 90 мест будут тянуть жребий те, кто числится в основном списке.
Скажем, их 200 человек. В новобранцы попадут те из них, кто вытянет жребий с номера 1 по номер 90. Остальные 110 человек попадают в категорию «запас жеребьевых». Из числа тех, кто попал в новобранцы (10 чел. из списков А, Б и В и плюс 90 человек по жребию), медики забраковали, например, 15 человек. Тогда 110 человек из категории «запас жеребьевых» вновь тянут жребий. И кому выпадут номера с 1 по 15, попадают в число новобранцев.
И все это проделывается на глазах всех, кто присутствует на призывном пункте. А там могут присутствовать, кроме тех, кого все это касается напрямую, все желающие. Думается, что в таких условиях едва ли возможно смухлевать, спасти от солдатчины своего человечка. Возможности махинаций хотя и не исключаются совсем, но затрудняются крайне. Так, для попадания в «негодяи» в ругательном смысле этого слова требовались особые усилия, и клеймо негодяя получалось вполне заслуженно.
На проводах в армию рекрутов «забривали», т. е. забривали лоб (в XVIII в. под солдатский парик), раздевали при людях, стыдно, догола, и наряжали в иноземное армейское платье, т. е. в чужую кожу, а «платишко хрестьянско выкидали родителям». И они, с голосьбой, везли это в свои избы. Проводы в солдаты равнялись отпеванию заживо. Гуляя год перед службой, рекрут и сам себя заживо отпевал и оплакивался всей родней. Уходил-то он из родного дома на долгие годы. В известной песне лейб-гвардии Гренадерского полка на стихи Петра Матвеевича Карабанова поется с непривычным для 1795 г. реализмом:
Ни из чести, ни из платы,
Не идет мужик в солдаты.
Пальцы рубит, зубы рвет,
В службу царскую нейдет.
А когда служить сберется,
То как с жизнью расстается,
Тут жена, и брат, и сват,
Гришка, Сидор и Кондрат,
Как по мертвым, зарыдают,
До кружала провожают.
Всей деревней заревут:
«Ваньку в рекруты сдают!»
Однако та «пропасть разверстая», куда падал отпетый домашними рекрут, при ближайшем рассмотрении оказывалась хоть и тяжелой, но все же жизнью, где были и свои достоинства.
Теперь солдат до конца службы забывал о добывании хлеба насущного. Как человек казенный, он все необходимое получал не от земли и трудов, а от казны.
Казарма, куда попадал крестьянский парень, была во много просторнее и лучше его деревенской избы, а если гвардейская, то дворец. Еда – много вкуснее, сытнее и полезней, чем в деревне. Одного хлеба, хоть ржаного, хоть пшеничного, – 3 фунта в день, в ежедневном рационе – полфунта мяса, 300 граммов крупы и многое другое. Физически здоровый и сильный, в самом расцвете лет (служба с 21 до 46 лет, но могли по прихоти барина забрить лоб и в 30), солдат быстро привыкал к воинскому труду и дальним походам. То, что армия с петровских времен была профессиональная, регулярная, заставляло ее пополняться новыми и новыми волнами разных сословий и даже народов (хотя народы Кавказа и Средней Азии в регулярную армию не призывались). И опять-таки, хотя армия была значительной, но до 1874 г., до «милютинской» реформы «о введении всеобщей воинской повинности», да и после нее, служили далеко не все годные к строю. Так, в 1812 г. под ружьем стоял только один из 43, годных к призыву. Мы-то воспринимаем тогдашние события как тотальную мобилизацию всего мужского населения, а это не так. Армейская служба, солдатчина, скорее, исключение, чем правило русской народной жизни.
Сама жизнь в армии нам мало известна, поскольку мы воспринимаем ее по негативу, оставленному в позднейшие времена революционными демократами, а подлинного армейского быта не знаем. И как только начинаем с ним знакомиться, обнаруживаем много удивительного.
Попадая в армию, крестьянский парень попадал в объятия солдатского братства, теперь сам назывался «братец служивый» и другого обращения к товарищам, иначе как «братцы», не знал. И первейшую заповедь «Сам погибай, а товарища выручай» исповедовал и исполнял задолго до того, как записал ее бывший рядовой Преображенского полка генералиссимус Суворов. Казарма становилась для солдата домом и семьей, но это отнюдь не означало, что у него не могло быть семьи в обычном, житейском смысле. Отслужившего десять лет солдата отпускали на родину на побывку сроком на один год именно с тем, чтобы жениться и вернуться на службу с женой. Семья поселялась в солдатской слободе при полку, где жена занималась хозяйством, огородом, скотиной, работала прачкой, держала мелочную торговлю и т. п. Солдатские дети – кантонисты – обучались в полковых школах и, вырастая, пополняли не только армейские ряды, но и ряды ученых, предпринимателей и пр., поскольку отец службою освобождал весь свой род от крепостной зависимости.
Особую роль играли чины и награды. После получения первого Георгия (правильно сказать: Знака отличия военного ордена Святого Георгия для нижних чинов) солдат пожизненно освобождался от телесных наказаний. «Кавалера не могли пороть». И вообще неизвестно, где более пороли, в армии или у барина на конюшне! Уместно заметить, что и к телесным наказаниям со времен Николая I приговаривали по решению роты. Так что, может быть, формально, но армейская демократия существовала.
При получении полного банта, т. е. Знака отличия военного ордена солдатского Георгия всех четырех степеней, получал и значительную пенсию. Ежели грамотен – первый офицерский чин, а с ним и личное дворянство. Полк был семьей солдата и офицера. Правда, соблюдались сословные границы, но ощущение полкового братства очень значительно. В армейских полках вокруг службы вертелась вся действительность. В полку деревенский парень мог выучиться грамоте, получал различные профессиональные навыки, так что совершенно правильно считалось, что солдат умеет все – даже щи из топора сварить! Выслуживший срок и уволенный «в чистую» солдат навсегда со всем своим потомством становился вольным, с наделом земли в три десятины, пенсией и доплатой за награды. Он становился на иную ступень сословной лестницы и свою возросшую социальную значимость осознавал.
А теперь – чего тужить,
Как с охотой не служить!
Слава Богу, есть отставка.
По два рублика прибавка.
Гренадеры молодцы!
Други, братья, удальцы!
Картинки мирной жизни лейб-гвардии Павловского полка***«Солдатский сундучок» (Военная быль, № 59. 1963 г.)
Солдатский сундучок. Видали ли вы его когда-нибудь, его и его содержимое? Ведь по нему можно безошибочно определить, откуда родом владелец. Для того чтобы далеко не ходить, подойдем к ближайшей койке.
«Оглоблин, покажи-ка, брат, твой сундучок».
«Извольте, Ваше Высокоблагородие», – и рослый солдат вытащил из-под койки сундучок, крепко скрепленный пазами из толстой кедровой доски, обитый снаружи цветистой жестью с замком «тагильского дела», который, имея внутри три пластинки, при повороте ключа играет на всю роту.
Крышка откинута, и внутри, на крышке, целая картинная галерея.
В центре – портрет Государя, чаще всего в полковой форме и гренадерке, но иногда царский портрет заменяет открытка со всей царской семьей, 2–3 открытки, содержанием своим напоминающие владельцу его родные места.
Вот старичок в тулупе, меховой шапке сидит над прорубью и ловит лучком рыбу. Морозный вечер и полузанесенная снегом изба, и прямо на нас бежит серый конь и тащит розвальни, в которых, завернувшись в тулуп, сидит мужик. Рядом картинки из иллюстрированного журнала. Этикетки от шампанской бутылки, полученные от приятеля, служителя в собрании, верх от бонбоньерки с ярким попугаем.
Все пестро, ярко и ласкает взгляд хозяина. Слева – закрытая полочка; там бритва, помазок, ремень и камень для правки бритвы, деревянный игольник с толстыми иглами, в мешочке – пуговицы и моток крепчайших деревенских ниток, клубком намотанных на кольцом свернутую гусиную шейку, а внутри шейки катаются и гремят 2–3 дробинки; пузырек с чернилами, ручка с пером, огрызок карандаша, несколько старых писем, наполненных поклонами от дядей, теток, сватов и прочей деревенской родни, и только в конце письма написано о деле или о деревенских новостях. На самом верху сундучка – полученная на днях пара подметок. Крепко пахнет сапожным товаром. Под ней рубаха, подштанники и портянки, выданные от казны, под ними цветная рубаха и холщевые исподники, принесенные из дома, толстые шерстяные чулки, пестрядевые штаны, в коих явился на службу. Полушубки, тулупы и кожухи, как вещи громоздкие, сохраняются в цейхгаузе. А сбоку – кулечки и мешочки, в которых плиточный чай, кусковой сахар, коржики и колбочки, привезенные из дома, либо присланные в посылке, «сибирские разговоры» – кедровые орешки. Хозяин этих драгоценных вещей – сибиряк.
А вот сундучок Бондаренко: по зеленому полю расписаны цветы и листья, замочек тихий, без звона, на внутренней стороне тоже портрет Государя или всей царской семьи и картинная галерея – открытки: Куинджи, Левитан, «Украинская ночь» – речонка и отара овец на берегу, «Малороссийская хата» вся в подсолнухах и маках. Парубок с дивчиной, словом, все то, что так дорого его хохлацкому сердцу.
После казенных вещей лежат шитая крестиками рубаха, широкие штаны, цветной пояс, а в мисочке с какой-нибудь деревенской ярмарки завернутый в чистую холстину кусок толстенного малороссийского сала, две сохранившиеся тараньки и мешочек с сушеной вишней.
У оренбуржцев все то же самое: и сундучок на манер сибирского, и замок со звоном, но продуктовая часть иная. Там кроме чая и сахара есть еще специальность местного деревенского кондитерского искусства: коржи на сале и татарская пастила. «Вы, Ваше высокоблагородие, сами знаете, какая у нас тимашевка».
Тимашевкой, по имени крупного стародавнего помещика Тимашева, называется род низкорослой, кустарниковой, дикорастущей вишни, ничем не уступающей садовой, до того полны, крупны, сочны и сладки ее ягоды.
«А как скосим траву, так все поле красное, до того много ягоды-земляники. Возами возим и тимашевку, и землянику – девать некуда. В Оренбург везти два дня надо – закиснет и помнется дорогой, вот наши бабы и варят их, приглядевшись к татарам. В корчагах надавят, да на рядно намажут толщиной, как тесто для пельменей, и на солнце. А как высохнет, скатают, как бумагу, и в кладовку. Зимой с ней чай пьем».
У солдат северных и северо-восточных губерний мешочков нет; если и есть, то мало, а все туесочки, искусно сплетенные из лыка и с узорчиками. У поляков и литовцев, рядом с царской семьей католические иконки: «Ченстоховской Божией Матери», или «Остробрамской», или «Сердца Иисусова». Содержимое сундучков победнее: нет там сала, нет коржей. Разве только у какого-нибудь шляхтича, попавшего по необразованию рядовым, от «ойтца», владевшего небольшим «майонтком» (фольварком), попадеутся литовская колбаса, копченое сало и варшавские «цукерки».
«Ах, зачем ты меня целовала!..»***(Солдатские песни)
Армейская служба без музыки и песен невозможна. Зародившиеся при Петре I хоры (оркестры) полковой музыки очень скоро стали неотъемлемой частью армейского повседневного быта. Под оркестр начинался утренний развод, пением труб заканчивался день. В полку служили выдающиеся музыканты, а кроме того, каждый полк в полном составе был церковным хором. Пели все. Песня под барабан и флейту была частью повседневных маршей.
Солдаты русской армии с песнями ходили даже на полевых смотрах и парадах. Ни в одной армии мира не пели так много, как в русской.
Что же пели? Солдатские песни исчисляются сотнями! Во-первых, песни, годные для строя, те, что ритмом помогали строевому шагу. И это, конечно же, новинки… но спетые по-солдатски. Так, знаменитый романс Е. Гребенки «Помню, я еще молодушкой была» с присвистом и гиканьем пела вся русская пехота, легко заменив слова «А когда уже я вдовушкой была, пятерых уж дочек замуж отдала…» на «семерых сынов в солдаты отдала». Строевыми песнями, особенно пришедшимися по вкусу юнкерам, стали поэма «О вещем Олеге» А. С. Пушкина, «Бородино» М. Ю. Лермонтова и сотни других классических произведений.
Каждый полк имел свою песню, часто на мелодию полкового марша. В каждом полку был обязательно свой. Полковым маршем, например, лейб-гвардии Атманского казачьего полка являлся марш Мендельсона. Тот, что мы знаем как «Свадебный». Почему? Сильно шефу полка Великому князю понравился!
Проходившие через город полки гремели песнями, сквозь лавинный грохот подков по мостовой доносилось:
Под драгуном лошадь ходит,
Как дает ей шенкеля…
Словно пляшет в хороводе
И кусает трензеля…
А там по травянистой обочине, сберегая копыта даренных отцами коней, шли гвардейские казаки с песней «на грани» приличия…
Девица красная, щуку я ловила…
И сотня подхватывала, с присвистом, бубном и медными тарелками:
Щуку я! Щуку я! Щуку я… ловила…
Завесив чубом наглый глаз, запевала выкрикивал:
Девица красная, уху я варила…
Обыватели прыскали по дворам, затыкая детям уши… А во всю ширину мостовой – единственные ходившие не тройками, а на длину пики поперек улицы «уланы, в звеньях по четыре»…
Пошли девки покупаться!
Иии-ех! Пошли девки покупаться!
Матушка-пчелушка, это ж Лушка!
Чудо, чудо, чудовушка, правда, Лушка!
При проходе мимо штабных колясок или губернаторского дома, приосанившись и пустив бороды по ветру, казаки бухали «официальную»…
Грянул внезапно гром над Москвою,
Выступил с шумом Дон из брегов!
Ай, донцы – молодцы! Ай, донцы – молодцы!
Ай да, донцы! Донцы – молодцы!
Сталь беспощадна! Пика ужасна!
Войска Российского сила крепка!
Ай, донцы – молодцы, Ай, донцы – молодцы…
Когда является безграничное море русской военной музыки вообще и солдатских песен в частности, то первая мысль: армия всеядна! Казалось, нет такого рифмованного произведения, какого она не смогла бы приспособить к своим нуждам.
И упомянутая «Дуня», популярнейшая маршевая песня русской пехоты, безусловно, городской романс.
Ах, настанет осеннее время, Дуня!
Дождик частый зачнет моросить,
Ты услышишь печальное пенье – что ты!
Это меня понесут хоронить!
И тогда ты поймешь, дорогая Дуня!
Отчего я так сильно страдал!
Да какое горячее сердце – что ты!
Под шинелью солдатской скрывал.
(Ну просто Грушницкий! – Б. А.)
Ах, упади! Упади поскорее, Дуня,
На мою исхудалую грудь!
Ой, да не вейтися, буйные кудри! Что ты!
Над моею больной головой!
Следуя традиции казачьих песен, где нет деления на веселые и грустные по содержанию, а есть только различие по характеру исполнения «на долгие и частые», здесь душераздирающая история поется на манер плясовой.
И это не единственный случай превращения романса в строевую песню. Так, романс «Белой акации гроздья душистые» подарил мелодию и белогвардейской, и революционной песне «Смело мы в бой пойдем» с оптимистическим финалом «И как один умрем!», правда, одни пели «За Русь Святую», а другие – «За власть Советов!».
Однако при внимательном исследовании невозможно не заметить характерные особенности того, что солдатской массой отбиралось из «тонн стихотворной руды» и становилось народной культурой, что позволяет и поэзию солдатских песен отнести к жанру городского романса. Кто же писал песни для солдат? По крайней мере об одном популярнейшем авторе стоит рассказать подробно.
«Царственный песельник»
Внук Николая I. Его отец Великий князь Константин Николаевич – второй сын императора, последняя должность до выхода в почетную отставку с чином генерал-адмирала председатель Государственного совета, до того – наместник царства Польского. Женат на принцессе Фредерике-Генриетте-Паулине-Марианне-Елизавете Саксен-Альтенбургской. Пишу об этом подробно, чтобы стало ясно: это такой высший свет, что дальше некуда. А для радетелей за чистоту крови напомню, что «солнце русской поэзии» был «квартеронец», т. е. на четверть негр. Подчеркиваю, что мама замечательно русского поэта, писавшего под псевдонимом «К. Р.», – немка, а бабушка – датчанка, что нисколько не мешало ему писать русские, по-настоящему народные песни (это значит, распевали их повсюду, народ не знал имени автора).
Великий князь Константин Константинович (1854–1915) – командир самого привилегированного лейб-гвардии Преображенского полка, при этом с 1889 г. – президент Академии наук, и смею уверить, вполне заслуженно.
Он тяготился и титулами, и государственной службой, хотя «тянул лямку» безропотно – чины получал за службу, а не за титулы. Себя же считал поэтом, ученым, переводчиком, и имел на это полное право. Его трехтомный перевод Шекспира «Трагедии Гамлета» с научными комментариями до сих пор считается классическим, его драма «Царь Иудейский» с успехом шла на многих европейских сценах. Выпущенные им при жизни три сборника стихотворений по праву поставили его псевдоним «К. Р.» (Константин Романов) в ряд известных русских поэтов.
Вопреки нашим представлениям о том, «что поэт в России больше, чем поэт», в кругу Великого князя профессиональное занятие поэзией не одобрялось, что и вынуждало его скрываться под псевдонимом.
Была и еще одна страница в его творчестве. Именно великий князь Константин Константинович положил начало изучению и почитанию творчества А. С. Пушкина. Он дружил с сыном Пушкина, генерал-лейтенантом от кавалерии, Александром и многие бесценные рукописи и вещи поэта сохранил, возглавлял Пушкинский юбилейный комитет и победил в закрытом конкурсе на лучшее стихотворение памяти поэта. Стихотворения подавались под девизами, и то, что первым из сорока конкурсантов станет «К. Р.», явилось для жюри неожиданностью. Великий Глазунов написал на эти стихи кантату, но более всех на стихи Великого князя писал романсы Чайковский – целый цикл из 6 романсов.
Вообще достойно простого перечисления сухим языком статистики творчества «К. Р.». На музыку положено 60 стихотворений. Многие неоднократно. «Озеро чистое, озеро светлое…» – 12 композиторов, «Плыви моя гондола» – 14 композиторов, «Задремали волны» – 18 композиторов, в том числе Ц. Кюи и С. Рахманинов, «Повеяло черемухой, проснулся соловей» – 18 композиторов. На его стихи писали музыку А. Гречанинов, Р. Глиэр, Э. Направник, М. Ипполитов-Иванов, А. Рубинштейн…
А при чем тут авторская песня и солдатские песни? Да притом, что «К. Р.» – самый популярный их автор. Не было трактира, не было шарманщика в России начала века, который бы не пел «Умер бедняга в больнице военной, долго несчастный страдал…». И это тоже «К. Р.».
Откуда это в царственном отпрыске? Во-первых, от знания культуры, поскольку цари наши и великие князья – люди образованные. Отец «К. Р.» пригласил на работу в Морское министерство виднейших писателей того времени Гончарова (вот вам и «Фрегат „Паллада“» явился), Григоровича, Писемского, Максимова… Потому-то русский морской офицерский корпус по праву считался лучшим в мире, и равного ему до сих пор нет. А во-вторых, сильно Родину и народ свой любил Великий князь.
Но пусть не тем, что знатного я роду,
Что царская во мне струится кровь,
Родного православного народа
Я заслужу доверье и любовь, —
Но тем, что песни русские, родные
Я буду петь немолчно до конца
И что во славу матушки России
Священный подвиг совершу певца.
1888 г.
Что же касается солдатских песен – лучшие поэты их писали! Цари не гнушались… Перечислить авторов? Так, только некоторых, чтобы показать уровень: офицеры Г. Державин, М. Лермонтов, А. Полежаев, А. Бестужев-Марлинский, Д. Давыдов и многие, многие другие…