23 февраля текущего 1889 года умер заштатный священник села Устья, Сычевского уезда, Михаил Георгиевич Соколов, на 71 году от рождения. По своим внутренним качествам, энергии и преданности делу служения у престола Божия покойный принадлежал к числу наиболее выдающихся лиц среди духовенства. Сын беднейшего причетника села Куршева, Гжатского уезда, он еще в училище и семинарии выказал редкие дарования своей богатой натуры и энергию, которою потом отличался в продолжении всей своей жизни. Рано лишившись матери, он рано прошел и суровую школу жизни, одних заедающую и обезличивающую, а других, напротив, закаляющую и укрепляющую. Покойный принадлежал к числу последних. Ему часто приходилось ходить босиком в училище, ночевать под открытым небом, потому что там только квартирная хозяйка не попрекала его бедностью и неаккуратным платежом отца за квартиру. Перешедши в семинарию, покойный должен был вынести еще большие лишения. Едва он кончил «философию», как отец совершенно отказался содержать его. Приходилось бросить семинарию и, скрепя сердцем, Михаил Георгиевич решился на это. Он даже подал прошение тогдашнему преосвященному Тимофею об определение его в какое то село га причетническое место. Но владыка, собрав сведения об его усердии, трудолюбии и более чем удовлетворительных успехах, не позволил ему оставить семинарию. Что было делать? Приходилось с титулом семинариста голодать, и голодать до печального конца. К счастью нашлась добрая душа, и нашлась там, где всего менее можно было ожидать ее. Причетник Покровской церкви, сам бедный и обремененный большим семейством, известный в то время всему Смоленску, Гермоген приютил у себя голодного богослова. Покойный часто со слезами на глазах рассказывал об этом. «Тяжело было мне тогда, говаривал он; отказ Владыки и приятно было слушать, потому что в нем заключалось милостивое внимание к моим успехам, и грустно, потому что не лень гнала меня из семинарии, а нужда крайняя, положение безвыходное. Задумчиво брел я от покоев архипастыря, усердно ломая голову, как тут быть. В это время зазвонили к вечерне. Я зашел в Покровскую церковь, где раньше часто упражнялся в чтении шестопсалмия, часов и кафизм. Священник (о.Илия) уже был в церкви, а причетника (Гермогена) все - еще не было. Я предложил свои услуги о.Илии и стал исполнять обязанности причетника. К половине вечерни пришел и Гермоген и чрезвычайно обрадовался тому, что я заменил его. Тогда меня внезапно осенила мысль, которую после вечерни я и привел в исполнение. То была соломинка, за которую я хватался, как утопающий, но, по милости Божией, она сделалась для меня крепче всякого якоря. Должно быть в самом тоне моего голоса и в том выражении, с которым я читал в этот раз псалмы, было что-то особенное, потому что Гермоген сам завел речь о моем положении. Я чистосердечно рассказал ему все и в заключении просил приютить меня, перекрестившись перед св. иконами и поклявшись заплатить ему за это, по окончании курса в семинарии, а пока обещался помогать ему в чтении и пении в церкви. И горемыка понял горемыку – беднейший из смолян протянул один мне руку и приютил меня». Но нам положительно известно, что он честно рассчитался с добрым человеком и все таки постоянно считал нравственно в долгу у него.
По окончании курса семинарии в 1841г., покойный в ноябре уже был замещен на священническое место в село Архангельское, Сычевского уезда. Там его глубокое знание свящ. Писания и уставов церковных нашло широкое применение. В том приходе было много раскольников и молодой пастырь обратил на них самое усердное внимание. Он разъяснял их ошибки везде, где мог : с церковной кафедры и в частных беседах. Раскольники нередко вступали с ним в состязание, но всегда были побеждаемы, ибо покойный так прекрасно знал церковный устав, что самые сектанты называли его «законником». Эти состязания покойного скоро принесли добрый плод. В клировых ведомостях за то время читаем, что уже в 1844 году 24 сентября покойному было объявлено архипастырское благословение за обращение 4-х душ из раскола; в 1847 году 7 апреля – объявлены ему архипастырские благословение и признательность за обращение 8-ми душ из раскола; в 1849 году 8 марта – тоже за обращение 4-х душ; в том же году преподано ему архипастырское благословение за обращение 3-х душ и т.д. Наконец в 1850 году за такое ревностное прохождение священнической должности он награжден набедренником; в 1851 году открыл школу и 12 лет состоял при ней наставником и законоучителем. В том же году за новое обращение 7-ми раскольников объявлено ему архи пастырское благословение. В 1858 году 19 апреля –награжден скуфьею; в 1863 году получил бронзовый крест «в память события минувших войн». В том же году, во внимание к его ревностной службе, Владыка переместил его в лучший соседний приход села Устья, того же уезда. Там не было раскольников и ревностный пастырь сосредоточил свою деятельность на просвещении и возвышении нравственности своей православной паствы. То было время трудное – переходное время, когда осуществлялась крестьянская реформа, когда священник стоял между озлобленным барином и потерявшим голову от радости крестьянином, благотворно влияя на того и на другого – сдерживая их крайние порывы. И покойный свято исполнил свой пастырский долг. Реформа совершилась в селе Устье при полном спокойствии населения и лишь пламенная молитва последнего на многочисленных благодарственных молебствиях свидетельствовала о величайшем событии, как уже факте. Для крестьян покойный немедленно открыл школу и учил в ней безвозмездно; открыл попечительство и был избран председателем оного. Его старанием и усердием нравственность прихода постепенно очищалась, притупляющее влияние крепостничества постепенно уничтожалось. Чтение священных книг и любовь к этому чтению – увеличивались. Каким влиянием пользовался достойный пастырь среди своих прихожан – видно из следующего факта. В 80-х годах в двух соседних селах сгорели деревянные храмы. В селе Устье второй, деревянный кладбищенский храм к тому времени обветшал и покачнулся. Тогда у крестьян возникла мысль продать его погорельцам, как это сделали в соседнем селе (Ильинском). Но покойный взглянул на дело иначе и не посоветовал прихожанам лишать кости предков соседства храма Божия. Мало того, по его влиянию ветхая церковь была перестроена, возобновлена и освещена в 1885 году. За усердие к храму Божию, он награжден был камилавкою. Ревностное служение и сопряженное с ним тяжелые труды надломили на конец здоровье о.Михаила Георгиевича. В последние три года он чувствовал себя чрезвычайно слабым и вынужден был выйти за штат. Печальные семейные обстоятельства еще более усилили его недуг. Скончался он тихо, безмятежно, в полном сознании, предварительно сам распорядившись, чтобы над ним читали отходную.
Мир праху твоему ревностный пастырь, честно исполнивший свой долг! В «мале» был ты верен – над многим будешь поставлен.
В семействе покойного остались жена, дочь-девица и сын, окончивший курс семинарии. Остальные его дети все на местах.
Соколинский.
