Судьба ХрамаВ начале 30-х годов прошлого столетия стали активно разрушать символы православия — церкви. Помню, как-то летом мы пасли коров, и с нашей, северной стороны речки, где мы жили, было хорошо видно, как на южной стороне стягивали канатами купол с колокольни.
Церковь была довольно скромной. С запада — центральный вход, по бокам тоже были двери, причем северный предел был Архангела Михаила. И, наконец, с восточной стороны размещался алтарь Внутри имелось также паникадило, а верх здания венчала колокольня.
После закрытия церкви в ней оборудовали кинозал, а по воскресеньям организовывали танцы. Но зал почему-то всегда был почти пуст. Во время Великой Отечественной войны, после отступления советских войск, наша территория вошла в состав Транснистрии под юрисдикцией Румынии. Местный житель Василий по прозвищу Маришикуци стал организовывать богослужения, которые вел военный священник. Василий подобрал подходящие по звуку 4 гильзы от артиллерийских снарядов — вышли импровизированные колокола. Ими он возвещал о начале службы, получалось довольно похоже. А на Пасху гильзами звонили трое суток. Так что даже и мы, пацаны, смогли попробовать себя в этом деле.
Старостой церковной свиты стал Трошин (это прозвище Трофима Стрецкула), и при нем уже стали восстанавливать церковь Архангела Михаила. Наиболее умелыми строителями в селе считались братья Будигаи (Ефрем и Савва) и австриец Зигмунд Франц. Он во время революционных событий остался на Одещине, где и повстречался с гандрабурянкой Ириной.
Ефрем и Савва взялись за восстановление новой церкви (именно так ее называли люди, потому как недавно была построена). А за нашу старую, Архангела Михаила, взялся Зигмунд Франц вместе с лучшим сельским специалистом по дереву Семеном Негрескулом. Посоветовавшись, решили собрать денег и откомандировать Франца в Киев, дабы он побывал в храмах и посмотрел на убранство церковное, чтобы лучшее воссоздать у себя
Гандрабуряне вскоре смог¬ли увидеть результаты поездки воочию. Оформление церкви, подбор цветов словно переносил прихожан в рай. В
этой палитре преобладали красные и зеленые цвета. Не менее трепетное чувство вызывало и убранство второй новой церкви. Цвета были более светлые, мягкие, словно в божественном саду.
Вот какие произведения искусства остались от давно забытых Саввы и Ефрема Будигаев, Зигмунда Франца и Семена Негрескула. Жаль, что они остаются неизвестными для потомков. Хоть бы раз в год священники вспоминали о них...
Уже знакомый нам Трофим Стрецкул руководил церковным хором. Решил он организовать и хор детский. Помню, как у нас, пятиклассников, он с помощью камертона проверял слух У меня оказался первый голос, как сказал Трофим, — дискант Но разве мы тогда понимали, что такое дискант, альт, баритон. .
Наш руководитель занимался с нами в сторожке около двух недель. На репетиции приходили послушать какие-то пожилые люди, особенно наше пение нравилось Зигмунду Францу.
И вот нам всем, а нас было шесть мальчиков и шесть девочек, как-то сказали завтра, в воскресенье, вы будете петь в церкви.
Помню, как сейчас: собрались мы у южных дверей церкви, на ступенях. Никто нас не встретил, а из-за робости и ложного стыда мы не решались напомнить о себе. Так и разошлись тогда, и был этот наш «дебют» первым и последним.
Судьба же самой церкви в дальнейшем была такой. В 60-е годы ее закрыли. На колхозном току из-за непрерывных дождей стал «гореть» подсолнух. Заведующий гарманом Степан Иванович Мунтян предложил сделать в помещении церкви склад для хранения и сушки семечек. Завез¬ли туда около 50-ти тонн с зерносушилкой, и люди стали работать в церкви.
После этого стены, потолок и окна почернели от испарений подсолнуха, и помещение было безнадежно испорчено. Тогда попытались приспособить здание под спортзал, но медики запретили детям заниматься в такой антисанитарии. Как раз в это время началось строительство сельской больницы, вот и решили разобрать церковь, а кирпич использовать для этих работ..
Иван Негрескул
с.Гандрабуры
