Кузьмино д. Демидовская волость Касимовского уезда Рязанской губернии.

Кладбища д. Кузьмино Демидовская волость Касимовского уезда Рязанской губернии.

Кузьмино — деревня в Гусь-Хрустальном районе Владимирской области России. Входит в состав сельского поселения "Поселок Мезиновский".
Деревня расположена в 5 км на запад от центра поселения посёлка Мезиновский и в 30 км на юго-запад от Гусь-Хрустального. До с. Палищ — 8 км.
Численность населения в 2010 г. – 52 чел. (22 муж. и 30 жен.), хозяйств – 22.

По другому, иногда вполне официально, пишется — Козьмино. Это по-старому имя Кузьмы, Козьма и даже Косьма. Так, что ничего загадочного в названии нет, от имён происходили фамилии, если первопоселенец был «Кузьма», то его дети и внуки были «чьи?», конечно, — Кузьмины. Помимо нашего Кузьмино, в области есть ещё три населённых пункта с таким названием.
Кузьминское крестьянство было разделено на 3 общины: одна принадлежала помещику графу Орлову, другая помещику Юшкову, третья помещикам Ериным. Где проходила граница между общинами сказать трудно, это могли знать только старожилы, и то со слов своих родителей. Можно только отметить, что в общине бывшего помещика графа Орлова было около половины всех крестьян деревни.

Микротопонимика деревни Кузьмино

По способам ведения хозяйства и социальным характеристикам общины почти не отличались одна от другой и поэтому мы рассматриваем их как единое сельское общество.
Во всех трёх общинах землевладение после отмены крепостного права было общинным, собственной земли ни у кого не было. Последний передел земли был в третьей общине в 1869 году, в первой в 1884, а во второй в 1885. Нигде срок следующего передела не указывался. Все три общины в совокупности имели 262 десятины земли. Земля делилась по работникам во всех общинах, и на одного работника приходилось по 4, 9 десятины, почти в два раза меньше, чем в других деревнях прихода. Пастбище было общим для всей деревни.
Хотя на территории поселения лес и был, но принадлежал он бывшим помещикам, и крестьяне испытывали нужду в топливе. Дрова покупались, причём по сравнению с другими местами, очень дорого — по 6 рублей за кубическую сажень.

Все три общины, в совокупности в 1886 году имели: рабочих лошадей 41 и 11 жеребят. Такого количества молодняка не было ни в одной деревне прихода, и в этом отношении Кузьмино занимало 1 место. Достаточно велико было стадо крупного рогатого скота; коров было 53 и телят 8. Овец было мало всего 52 головы, а свиней 12. Распределение скота по домохозяйствам выглядело так: 8 хозяйств не имело лошадей, а 7 не имело коров. Ни лошади, ни коровы не имели 4 хозяйства.
Все избы селения, а их было 48, крылись деревом и железом и топились по-белому. Хозяйственные строения удовлетворяли все нужды крестьян, связанные с уборкой, обработкой и хранением урожая. Крестьяне не могли обойтись без риг, овинов и амбаров и строили их по необходимости. Амбаров и сараев в деревне было 30, риг и овинов — 21.
Источниками воды для разных нужд в селении было: 3 пруда и 19 колодцев. Это почти в два раза меньше, чем в любой деревне прихода. Во многих деревнях число колодцев, примерно, соответствовало числу домохозяйств. В Кузьмино же один колодец, приходился на два хозяина.
Жители деревни, как и везде, занимались и местными и отхожими промыслами. В местных промыслах было занято только 4 мужчины: 1 столяр, 2 портных, и 1 пастух. Большинство женщин занимались прядением льна и лишь немногие вязанием рыболовных сетей. В отход уходило 38 мужчин, из них 13 занимались корчеванием пней, было 11 пильщиков, 10 драньщиков, 4 лесоруба (дровосека по-старому). Все, дальше Рязанской губернии, не уходили. Любопытно, что в деревне никто не владел плотницким мастерством, и этим характер промыслов кузьминских крестьян резко отличался от всех деревень прихода. Зато деревня Кузьмино, славилась драньщиками.
Отдалённость деревни от Палищ сказывается во многих, на первый взгляд незначительных признаках, но особенно на учёбе детей. Ходить в школу было некуда. В отчёте 1890 года сказано, что дети нигде не учатся.
Однако, такое не могло долго продолжаться. Примерно в 1897-1900 годах в Кузьмино была построена церковно-приходская школа грамоты. Более основательное образование дети Кузьмино могли получить только в Палищах, но Палищи для детей были практически недосягаемы.
В 1870 году вся деревня была истреблена пожаром.
В XIX — начале XX века деревня входила в состав Демидовской волости Касимовского уезда Рязанской губернии.
С 1926 года — в составе Палищенской волости Гусевского уезда Владимирской губернии.
С 1929 года деревня являлась центром Кузьминского сельсовета Гусь-Хрустального района.
С 1935 года — в составе Курловского района.
С 1954 года — в составе Ильичевского сельсовета.
С 1963 года — в составе Гусь-Хрустального района.
С 2005 года — в составе Муниципального образования «Посёлок Мезиновский».
Численность населения: в 1859 г. – 170 чел. (22 двора), в 1905 г. - 423 чел. (56 дворов), в 1926 г. – 415 чел. (87 дворов), в 2002 г. – 47 чел., в 2010 г. – 52 чел.

Деревня Будевичи

Фрагмент карты Ягодинской волости. 1885 г.

Будевичи - небольшая деревня численностью в 15 человек (2010 г.) постоянных жителей в 41 километре от Гусь-Хрустального. Относится к муниципальному образованию "поселок Мезиновский". Ближайшие населенные пункты: деревня Кузьмино, поселок Ильичево. Рельеф преимущественно холмистый.
Название деревни — Будевичи, явно патронимического происхождения. Будевичи название скорее перенесённое из Белоруссии, там деревень с формантом «ичи» много.

В конце XIX — начале XX века деревня входила в состав Ягодинской волости Судогодского уезда.
«Медвежий уголок (Ягодинская вол., дер. Будевичи)
Никто о нашу деревню не заглядывает. Темнота матушка, хоть бы ячейка под шеф взяла нашу деревню. Взгляните поглубже, чем же занимаются многие? А вот чем.
Жгут казенный лес, выгоняют деготь, жгут угли и все бесплатно, без налогов, и потом торговать. Так надувают себе карманы. Живут многие хорошо, а беднота, о ней говорить трудно. А просвещения никакого.
Эх, медвежий угол!» (Козлов. «Призыв» 5 апреля 1923 г.).
«На Будевичском лесозаводе порядки совсем особые… Директор завода, т. Шабашов, мало смыслит в производстве, да ему и некогда следить за ним,- «выезжает» больше на других.
Он не знает даже, какой у него штат служащих и рабочих. Для получения сведения о штате пришлось раз ждать около часу, пока сходили за каким-то служащим.
Шабашов вечно спит, а просыпается только, чтобы поесть да выпить, или выругать кого-нибудь из рабочих. Ругаться он спец, особенно под пьяную руку.
Не хуже его и заведующий лесоразработками Бузунов. Он однажды так накачался, что на карачках объездил весь завод и в таком виде поехал осматривать делянки. Несколько раз сваливался он с саней, пока не положили эту 12-пудовую животину на сани и увезли, под насмешки видевших это рабочих и комсомольцев.
На заводе имеется уполномоченный профсоюза Подрезов. Он оригинально подходит к сбору членских взносов, вычисляя их как ему вздумается: с кого больше, а с кого меньше следуемого. Культурной работы он не ведет, но пьян бывает часто. На вызов ячейки РЛКСМ сделать доклад о проделанной работе (было послано официальное отношение) отказался:
- Секретарям-де делать нечего, ну вот они и пишут от безделья! – Захочу, так сделаю, а то мое дело…
Подрезов в свое время был исключен из РЛКСМ.
Вот каковы администраторы и профработники на Будевичском заводе!.. Необходимо это воронье гнездо поразогнать» («Призыв», 18 апреля 1925 г.).
С 1929 года деревня являлась центром Будевичского сельсовета Гусь-Хрустального района.
С 1935 года — в составе Ильичевского сельсовета Курловского района.
С 2005 года — в составе Муниципального образования «Посёлок Мезиновский».
Численность населения: в 1859 г. – 82 чел. (12 дворов), в 1905 г. – 106 чел. (25 дворов), в 1926 г. – 159 чел. (30 дворов), в 2002 г. – 17 чел., в 2010 г. – 15 чел.

Лагерь военнопленных у д. Будевичи

Используемая литература:
А.В. Головин, И.И. Кондратьева «Природа и люди Центральной Приозерной Мещеры. Приход Ильинской церкви села Палищ». 2016.

Разумеется, что мы знакомы с материалами о Великой Отечественной войне из многотомных сочинений наших и зарубежных авторов. Эти знания до некоторой степени осложняют воспроизводство детских впечатлений, которые мы получали от встреч с «немцами» в тылу, в двухстах и более километров от линии фронта. Тогда у нас была другая доминанта: надо было выжить и победить, а сам факт нахождения лагеря военнопленных в десяти километрах от села, как-то вытеснялся на периферию нашего сознания, хотя этот факт, сам по себе сыграл большую роль в нашем развитии.
Первая встреча с немцами произошла так незаметно, что можно подробно рассказать о ней, хотя тогда мы не придавали ей особого значения. Моя мать, Наталья Тихоновна Куртукова в годы войны работала заведующей молочно-товарной фермой колхоза имени XVI партсъезда в нашем селе (село Палищи). Однажды, зайдя в избушку, где готовились корма для скотины, она увидела сидящего там человека, одетого в шинель серовато-зеленого цвета. Он улыбался, многократно повторяя одно слово по-русски «домой» с акцентом. Да это же немец, догадалась она, наверное, он бежал из лагеря в Будевичах, и, не зная, что предпринять, набрала из котла рассыпчатой картошки и предложила ему. Он просиял, развязал свой мешок, достал ножичек, соль и стал есть. Он сидел около часа, а мать думала, куда бы сплавить этого немца. Поодаль наш односельчанин кузнец-механик Власов Иван Сергеевич ладил телегу, и она обратилась к нему. Иван Сергеевич обругал этого немца, а заодно и всю немецкую нацию, но возиться с ним отказался. Тогда она пришла в избушку и пригласила его идти с ней. Он понял приглашение по-своему; мать была красивая, и немец был на седьмом небе от радости. То, что мать шла мимо дома с человеком в военной форме, мне было неудивительно. Тогда все ходили в шинелях и нам детям шили шинели вместо пальто, из старых солдатских и офицерских, которые мы покупали за бесценок в Москве. Уполномоченные и контролёры приезжали тоже в шинелях.
Около нашего дома встретилась Анна Иосифовна Богданова, мать моего друга Саши Богданова, чешка по национальности. Они остановились, поговорили и втроём пошли в сельсовет. Сельсовет оказался на замке и тогда все пошли домой к председателю Сорвину Михаилу Гавриловичу. У Сорвина сын Иван Михайлович работал кем-то в лагере военнопленных и случайно оказался в гостях у отца. Когда он вышел из соседней комнаты в военной форме немец, по словам матери, уронил свой мешок и чуть не упал в обморок.
Женщины, довольные тем, что удалось куда-то пристроить немца, тут же забыли этот эпизод и ушли по домам. О пойманном немце было сообщено куда следует, и на другой день пойманного немца Василий Афанасьевич Власов, человек, больной туберкулёзом, комиссованный из армии по этому заболеванию, в качестве конвоира повёл его в районный центр Курлово. Дорога дальняя, 20 километров по сплошному лесу и болотам. Случилось так, что подконвойный, обнаружив физическую слабость конвоира, отнял у него ружьё, избил его и убежал в лесок и расположился на островке среди болота. Ружьё с разбитой ложей бросил. Проезжавшие на машине мужики обнаружили избитого Василия и по его рассказу и по следам, оставшимся на сфагнумовом мхе, нашли преступника, который сидел в лесистом островке среди болота, недалеко от дороги.
Много позднее, история получила приятную концовку. Однажды ночью мать пригласили в сельский совет. Там была и Анна Иосифовна. Офицер из Облвоенкомата вручил обеим женщинам премию по 600 рублей за задержание немца. На другой день этими деньгами мы уплатили военный налог. По слухам, дошедшим до нас много позднее, беглец из плена был немецким офицером, подделывавшимся под венгра. Он знал венгерский и был в венгерских частях представителем немецкого руководства на фронте и вместе с ними попал в плен. Насколько это правда — сейчас сказать трудно.
Другого беглеца задержал Алексей Иванович Богданов, работавший военруком в Часлицкой школе, где мы учились. Он с моим двоюродным братом Головиным Николаем и Павловым Александром — учениками школы ходил за получением учебных винтовок в посёлок Мезиновский. Беглый военнопленный вышел из болота и шёл параллельно дороге, в двухстах метрах от неё, не скрываясь. Был замечен, остановлен и обыскан. Алексей Иванович — человек военный и знал, как поступать в данном случае. Немец был препровождён в лагерь, и история с ним не получила продолжения, поскольку, видимо, там ничего экстраординарного не было.
Читатель, вероятно, будет удивлён и разочарован заурядностью, как самого события, так и его описания, очень схематичного, можно сказать, даже скучного и не стоящего такого внимания, которое ему уделено. Мы тогда тоже оценивали его так, а потому не придавали всему этому большого значения и вспоминаем всё это здесь лишь потому, что у нас тогда вдруг изменился взгляд на немцев. Мы были смущены их действиями и поведением во время побега. Уму непостижимо, почему немец покорно подходил с женщинами к сельсовету, ведь было видно, что это не жилой дом, там же была вывеска, а он не реагировал на это. Так не бегают из плена. Они вели себя как дети, которые захотели домой. Мы бы бежали не так. Немцы сильны, решили мы, только в организации, в массе. Отдельные немцы напоминают муравья или пчелу, удалённых из муравейника или семьи. Они теряют волю и не ставят дерзких целей. Конечно, тогда мы не могли сформулировать такие выводы, это сделано сейчас, но суть представлений о тех событиях не изменилась.

Мы знали, по слухам, что зимой 1944 года наши военнопленные угнали немецкий бомбардировщик и таким образом бежали из немецкого плена. Это событие вызывало беспредельное восхищение. Но только в 1969 году мы познакомились с подробностями этого подвига. Десять военнопленных, захватили двухмоторный модернизированный самолёт «Хейнкель 111». Без навигационных приборов и карт, они пролетели над линией фронта, чудом преодолели заградительный огонь наших зениток и благополучно совершили посадку на вспаханном поле. Пилотировал самолёт летчик-истребитель, впоследствии Герой Советского Союза, М. П. Девятаев.
Из художественной литературы, а впоследствии в фильмах о войне и в художественных произведениях классика военной прозы Василя Быкова, и особенно в его «Альпийской балладе», мы находили подтверждение героического поведения наших бойцов в плену.
Теперь об изменившихся взглядах на эти же события с точки зрения современных знаний об этих событиях. Во-первых. Лагерь военнопленных за Будевичами был не только для немецких военнопленных. В нём были пленные союзных немцам государств, которые насильно были втянуты в эту войну, — венгры, хорваты и другие европейские народы. Во-вторых. Немцы очень дисциплинированны и законопослушны. Это положительное качество было использовано фашистским руководством в военное время во вред самому немецкому народу. Зверства и жестокость поразившее весь цивилизованный мир, которое немцы проявляли на оккупированных территориях, во многом объясняются этими качествами немецкого солдата. Из документов, фигурирующих на Нюрнбергском процессе, есть и такие, в которых немецкий командир, отчитывается, о выполнении задания перед вышестоящей инстанцией письменно, и там фигурирует: количество сожжённых домов в деревне, количество расстрелянных «пособников» партизанам, количество реквизированного продовольствия и фуража (к примеру, один мешок овса), а также денег (несколько рублей с копейками). По свидетельству очевидцев, участников войны, попавшие в плен немцы, оказавшись в сфере действия законов другой воюющей стороны, также пунктуально выполняли все правила поведения. Им скажут стоять здесь, и они будут стоять, хотя рядом лежит их же оружие, а конвой вдалеке занят более важными делами. Военнопленным всё осточертело, и служба в немецкой армии, и жизнь в плену, и работа в плену, а главное — оторванность от своей родины, от своей семьи. Они даже не бежали, а уходили из лагеря и брели, куда глаза глядят, и это называлось «бежать из плена домой».
Вообще-то с пленными в наших лагерях обращались хорошо, насколько это слово применимо к такой ситуации. Во всяком случае, управление лагеря и конвой не унижали человеческого достоинства, а когда война кончилась, им разрешалось многое.
Один из жителей деревни Будевмчи рассказывал, что пленные занимались портняжным делом, вне обязательной работы по заданию. А это задание было не из лёгких, — добывать торф карьерным способом. Что это такое, мы хорошо знаем не понаслышке.
Потом их использовали на лесоповале, на прокладке кабелей связи и других работах. Рассказывают, что они научили наших делать «ковры» путём применения трафаретов из картона по принципу многоцветной печати. Питались они, конечно, не лучше нас, собирали крапиву, но и мы тоже делали это, они выпрашивали у населения яйца, чтобы варить щи. То, что пленные жили неважно, мы знали. Но ведь мы их к себе не звали. Они ведь вторглись не помогать нам, а порабощать нас.
К немцам ни венгры, ни хорваты симпатий не питали, поскольку те были виноваты в их страданиях; к представителям других народов немцы в армии относились свысока, считая их плохими солдатами и никудышними вояками. Немецкие генералы, сами находящиеся в плену, охаивали своих союзников такими выражениями: «Чтобы заменить венгров и румын и пр. немцами, необходимо было снять немцев с других участков Восточного фронта», или выражались — «ненадёжные армии наших союзников», и др. Все сочинения немецких генералов пронизаны идеей превосходства немцев над всеми другими.
Почитайте эти сочинения и убедитесь сами. Мы приведём маленькую цитату из одного труда: «Румынский фронт, — пишет Курт Цейтцлер, начальник Генштаба Гитлера, — представлял собой печальную картину полного хаоса и беспорядка». «Танковому корпусу «X», — продолжает он, — мешали действовать толпы бегущих румын».
Несмотря на наши заблуждения, относительно национальной принадлежности беглецов, положительным было то, что у нас исчезал страх перед немцами, ведь мы всех пленных считали немцами, всех кто напал на нас, нашими злейшими врагами и отождествляли всю немецкую армию с немцами. Нам тогда было не до тонкостей национальных и этнических различий, да к тому же мы были ещё слишком юными.

В конце сороковых годов, в годы учёбы в сельхозтехникуме, мы ходили всю весну и лето в наш Учхоз на практику. Каждое утро на строительство Владимирского тракторного завода (см. Лагерь военнопленных в городе Владимире), по шоссе вместе с нами, параллельно нашему маршруту шла колонна пленных. В каком году, скорее всего в 1948, а может и в 1949, точно сказать затрудняюсь, мы бегали на вокзал города Владимира смотреть, как уезжают немцы из русского плена. Они были одеты в новенькую униформу из чёрной ткани. Головной убор — чёрная фуражечка немецкого фасона, непривычная нашему глазу. У каждого был новенький небольшой чемоданчик. Былой ненависти к ним мы уже не испытывали. Время лечит, и лечит хорошо. В наших душах была поставлена точка военным событиям Великой Отечественной войны.

Теперь, на ровном сухом месте за Будевичами только кустики чернобыльника, крапивы и татарника, небольшие неровности рельефа, да разный цвет куртин травы, напоминают о том, что здесь был лагерь военнопленных.

Кладбище военнопленных

И, наконец, рядом в лесу, близ просёлочной дороги обозначилось место захоронения бывших солдат и офицеров фашистской армии. Это напоминание о самом трагическом событии XX века долго не изгладится в памяти народов воевавших стран. Оно не изгладится до тех пор, пока не разрушатся от времени эти надмогильные камни.

Военная страница истории «Мещеры»

В марте 1943 года, после поворотной в истории второй мировой Сталинградской битвы, лагерь военнопленных из Можайска был переведен во Владимирскую область. В результате было создано 12 новых лагерей: 3 – во Владимире и 9 – по территории нынешней Владимирской области (тогда еще относившейся к Ивановской). Национальный состав военнопленных был разным: помимо немцев, в лагерях трудились венгры, румыны и итальянцы.
В Гусь-Хрустальном районе было создано 3 лагеря: в поселках Гусевский, Анопино и Мезиновский. На территории национального парка «Мещера» действовал Мезиновский лагерь, в котором пребывало 50 человек, в основном венгры и румыны. Жили военнопленные в д. Будевичи и работали на торфоразработках.
У пленных были контакты с местным населением. Каждый день они шли по деревне, а жители передавали им продукты. Такое отношение к врагу – в традиции русского народа. У нас всегда считалось: кем бы ни был человек, он заслуживает сострадания. И, следуя генетической памяти, полуголодные, замученные горем и нуждой жители Будевичей, поселков Гусевский и Анопино подкармливали тех, кто еще совсем недавно был злейшим врагом.
Хлебная пайка военнопленного составляла 800 г. Для сравнения: норма хлеба в блокадном Ленинграде для работающего населения была 250 г. Кроме того, мезиновских военнопленных ежедневно кормили горячим питанием. Интересный факт: в Мезиновском лагере между военнопленными немцами и румынами возник конфликт из-за дежурства на кухне. Решили эту проблему, установив пропорциональное представительство каждой нации на кухне.

В истории сохранилось имя человека, возглавлявшего актив военнопленных. Это некто Фриц Ш. – бывший офицер нацистской армии, попавший в плен во время битвы за Сталинград. Впоследствии он стал инструктором в других лагерях, а после освобождения 7 лет представлял ГДР в Ленинграде в качестве консула.
В 1949 году все лагеря военнопленных во Владимирской области былизакрыты. Из Гусь-Хрустального немцев, венгров, румын отправляли по железной дороге с оркестром; все бывшие военнопленные были одеты в новую форму, у всех были ранцы с едой и предметами первой необходимости.
Так была перевернута и эта страница истории нашего края. Свидетельством ее является памятник пленным венграм, установленный в д. Будевичи. Особый интерес этот объект представляет для иностранных туристов.

Татьяна МАРКОВА, пресс-секретарь НП «Мещера»