Дубровское с. (Дубровное) Моревская волость Курганский уезд Тобольской губернии.

Ветераны Великой Отечественной  войны с.ДубровноеПетр Кайгородцев  Николай Ерофеев  Павел Иванов  Фаина Селиверстова

 

                  Источник: http://mulittlehome.ucoz.ru/index/istorija_sela_dubrovnoe/0-29

Подкорытова Л.Г. Из писем отца

(Из сборника "Зауральская генеалогия I". Курган, 2000).

 

Георгий Георгиевич Подкорытов. Челябинск, 1954 год.

 

                                                                 Солнце -

                                                                                     малиновый шар,

                                                                 Как в детстве...

                                                                                       Бегу прикоснуться -

                                                                 Ранит ноги осока.              

 

Добрый день, Лида!

Посылаю тебе к юбилею небольшую часть  выполненного твоего заказа моих воспоминаний о нашей родословной. Меня вдохновил на это твой живой интерес к нашему далекому прошлому. Я сделал остановку перед описанием образа моей матери, нашей семьи и своего детства. Обо всем не напишешь, что помнишь. Выбрать бы самое  главное и самое характерное. Хотелось бы немного обрисовать жизнь и быт доколхозной  деревни, интересный   по своей самобытности и колориту. Всего этого теперь нет и в помине.

Я еще раз выражаю искреннее удовлетворение, что ты проявляешь интерес к корням нашего родового бытия. Это очень благородно. И по мере сил маленькими частями я буду делиться с тобой тем, что осталось в моей памяти.

Передо мной лежит одно стихотворение неизвестного мне  поэта. Возьмем его за эпиграф к нашей  беседе:

                        Горит очаг и пламя вьется

                        Подбросить дров не проворонь,

                        Из рода в род передается

                        Неугасающий огонь.

                        Хочу, чтоб все беречь умели

                                    Огонь, пришедший из веков,

                                    Чей отсвет лег на колыбели

                                    И на седины стариков.

Не знаю за что, но я очень любил свою деревню и даже считал, что она гораздо лучше всех остальных. Пусть нет в ней особых достопримечательностей, зато есть самая заветная тропинка, знакомые рощи и поля, дорогое сердцу место, где когда - то стоял отчий дом, и у порога этого дома начиналась моя судьба. Здесь, в родной среде крестьянского быта, рождались зачатки моего миропонимания, закладывались основы характера и первого жизненного опыта. Моя мать, мой отец, мой дедушка и дедушка моего дедушки жили на этой земле, кормились от этой земли, любили эту землю и нашли в ней свое последнее успокоение. Бесконечно длинна цепь сменившихся поколений. Память смогла удержать всего два – три звена, остальное оборвалось и кануло в Лету – реку Забвения.

 

Прилагаю к написанному рисунок нашей церкви. Память о ней мне очень дорога и священна. Здесь я не только часто бывал, но  и активно участвовал в церковном хоре и не только в хоре. Теперь, по фотографии вы можете судить, что от одного достопримечательного памятника нашего села осталось…

 

Замыслы у меня большие, а возможности, особенно по состоянию здоровья, очень ограничены.

10.02.1989 г.

 

Получил от тебя информацию о вашем с Димой паломничестве  в страну моего детства, в мое родное Дубровное. Рад за вас и очень благодарен вам за добрые чувства к нашим предкам, за благородное стремление познать,  что они были за люди, чем жили, что передали нам в наследство от своего характера, от своих поступков.

Конечно, Дубровное, которое вы видели – это не то Дубровное, которое осталось нам от дедов и отцов и в котором проходило мое детство. То было большое село в три улицы, опрятное, благопристойное, с зелеными палисадниками почти у каждого дома. Не все люди жили в одинаковом достатке. Были хоромы, были пятистенные домики и кое-где землянки, но все содержалось в полном порядке.

Вокруг села была поскотина, она была отгорожена от полей заборами, чтобы гуляющий скот не мог потравить посевы. По всей поскотине группами стояли старые березы они как-то оживляли весь ландшафт. Ветряные мельницы цепочкой окружали все село. Около десятка ветрянок стояло на перешейке между озерами Губино и Разгубино.

Но главным украшением села была белокаменная с позолоченными семью куполами наша Спасо-Преображенская церковь. Может быть, внешне она мало, чем отличалась от других церквей. Знаменита она была своим внутренним благолепием. Иконостас весь сиял в золоте. Художественная роспись икон была выполнена с отменным вкусом.  С них смотрели на тебя не застывшие лики святых, а будто бы живые люди. Нигде, даже в кремлевских соборах я не видел такого чуда. Колокола (их было 6, самый большой весом в 45 пудов, за ним 20-ти пудовый) имел какой-то мягкий, действительно малиновый звон. Под торжественный благовест наших сельских звонарей: Александра Конищева и Тютрина Ильи хоть пляши. Это была не  какофония, а какая-то бодрящая стройная мелодия.

Я рад, что земляки предпринимают меры, чтобы восстановить этот храм. Но восстановить все  как было, вряд ли удастся. Ну, хотя бы привести в порядок его внешний облик – и то ладно.

Теперь конкретно о наших земляках. Сначала пройдемся по сельскому кладбищу. Могилка Елизарова Григория – это не коренной житель села. При мне такого не было. Подкорытова Петра Ивановича помню. Он мне не родственник. Хороший работящий был парень. Если бы вы прошли левым краем кладбища, то наткнулись бы на оградку, где похоронен мой дядя Николай Алексеевич с женой Екатериной Павловной. И тут где-то рядом похоронены мои родители. Точно сейчас не укажешь место.

Пройдемся сейчас к памятнику погибшим: ты правильно определила, что Подкорытов Павел и Урванцев Григорий – это мои братья, родной и сродный.

И дальше: Подкорытов Андрей Николаевич, Подкорытов Петр Николаевич и Подкорытов Александр Николаевич – это мои сродные братья по отцу. С Андреем мы одногодки, с самого детства неразлучно дружим. Петя (1919 г.) и Саша (1923 г.) совсем юные ушли и не вернулись.

Рад, что мои земляки Александр Ефремович и его жена Дуся живы, что у вас состоялась душевная беседа, рад, что помнят меня и мою сестру Лану. Я ведь тоже тебе говорил, что ты на нее лицом похожа. Это вот и подтвердила Дуся.

Александр Ефремович немного спутал – это не баба Уля, а мама в гражданскую войну попала под обстрел и вынуждена была прятаться в подполе, прикрыв себя корытом. Как-нибудь я подробнее напишу тебе об  этом, чуть позднее.

Соседнюю деревню в полутора километрах от нашего села правильно надо называть не Богачево, а Бочагово или Бочаговка (там много проживало Бочаговых), в ходу было и такое  ее название, как Одина (т.е. спутник большого села).

Я доволен, что моя родина, несмотря на ее полную разорённость и убогость, произвела на вас яркое впечатление. Конечно, будь я с вами, мог бы на каждом шагу что-то рассказать больше. Будем надеяться на будущее... Было бы здоровье.

2.08.1990 г.

 

Дорогая Лида, по твоей просьбе я сделал пробу воспроизвести на память мои родные места. Дороже и ближе всего моему сердцу дом родной

Не претендую я здесь на соблюдение проекции и пропорции, а также на свет и тени, набросок сделал таким, каким подсказала память. Самое характерное здесь схвачено: покосившийся старый дом с палисадником и колодец с журавлем перед окнами, ограда из прясел равной высоты и ворота, выходящие на переулок – все это живо напоминает мне отчий дом.

 

Дорогая Лида!

Давай продолжим начатую нашу  беседу о днях минувших, о наших предках. Память о них – это мерило многих наших поступков. Образы бабушки и дедушки – самые теплые образы детства. А спросите сегодняшних молодых людей: до какого колена они помнят или знают своих родственников? Кто были их прадеды? Прапрадеды? Какова предыстория их семьи? Вряд ли многие ответят на такие вопросы.

В своем письме ты проявила большой интерес к бабе Уле. Я попробую обрисовать основные черты ее внешности и характера. Это была небольшого роста старушка, пухленькая, с приятным свежим лицом, с добрыми и ясными голубыми глазами, Она выглядела на много лет моложе своего возраста. Рано овдовела. На руках осталось пятеро детей. Старшей была моя мама – Дарья, за ней дядя Вася, потом тетки Евгения, Татьяна и Фекла.

Ульяна Терентьевна Урванцева (в девичестве Пьянкова). Село Дубровное, 1900г.

Оставшись вдовой, баба Уля не опустила безвольно руки. Тут как раз проявилась твердость ее характера, трудолюбие и завидная хозяйственная предприимчивость. Свои домашние дела она вела безупречно. Вот только одно было плохо, что слишком баловала своего единственного наследника дядю Васю, который не радел ни к работе, ни к учебе. К маме, как старшей среди детей, учинялся спрос за мужскую работу по уходу за лошадями и вообще за скотом. Она рано научилась пахать, косить, снопы вязать. Ездила в поле одна за сеном, за дровами. Соседи часто говаривали ей: “Тебе бы,  Даша, парнем родиться”. Но вместе с тем ей, как девушке, надо было обрести навык и к женскому труду – научиться выпекать хлеб, готовить пищу, прясть и ткать полотно. Бабушка за все строго спрашивала.

Своего лидерства в домашних делах баба Уля из рук не выпускала до конца жизни. Была она богомольной, строго соблюдала все праздники, посты и обряды. Регулярно посещала церковную службу. Имела тесные связи с местной сельской знатью. В гостях у ней бывали учителя, поповские семьи и даже просвирня. Добрососедские отношения у ней были с семьей волостного писаря Петра Гавриловича.

Наверно эти связи помогли ей очень прилежную и способную Феклу устроить на учебу в женское  учительское отделение при духовной семинарии в Кургане, после окончания которой,  она несколько лет учительствовала в селе Введенском недалеко от  Кургана.

Не сломило бабушку нежданно постигшее ее горе. Одна за другой умерли ее младшие дочери Фекла и Таня. В крестьянском деле нельзя надолго расслабляться. Не знаю когда и за счет каких средств баба Уля успешно развернула свои хозяйственные дела – построила пятистенный дом с тесовой крышей и резными наличниками. Внутри полы и двери были покрашены – все блистало чистотой. Во дворе поставила избушку-малуху, которую сдавала внаем приезжим пимокатам, готовила за определенную плату им обеды. Надо полагать, что и тетя  Фекла часть своего учительского жалования отдавала матери.

Бабушка Ульяна была большой  мастерицей по домоводству. Она искусно солила огурцы и грузди, пекла пышный ноздреватый хлеб, выпекала ароматную сдобу, печенья, хворосты. Славилась она изготовлением домашнего пива и кваса с добавкой разных специй и трав. Была она абсолютно неграмотной, но держала при себе большую поваренную книгу, подаренную ей тетей Феклой. При надобности заставляла кого-нибудь прочесть нужные рецепты.

Я очень смутно помню тетю Феклу. Приезжая на каникулы, она заходила к нам легкая, нежная, ласковая и какая-то воздушная, от нее приятно пахло духами. Помню одно утро. Я сидел на печи, а мама что-то делала в кути. Вдруг открылась дверь и в избу влетела тетя Фекла. Поздоровавшись с мамой, она заметила меня, подошла,  поцеловала, подарила конфетку, на обложке которой девочка с петушком. Потом она собрала нас всех ребят вместе, одела на каждого крестик и сказала при этом: “Не зовите меня больше тетей Феклой, а зовите Крёстинькой (т.е. крестной матерью)”. С той поры мы так ее и звали. Видимо, под влиянием Крёстиньки в домашней обстановке бабушки появлялись предметы городского быта.

Баба Уля часто навещала нашу семью. Мы  из окна ее видели и почти безошибочно угадывали в каком она идет настроении. Если идет спокойно – значит в хорошем настроении, а если идет быстро да еще руками малость что-то жестикулирует – значит не в духе. Когда она была в добром расположении, то угощала нас семечками или орешками, а когда в дурном настроении, то берегись, значит была у ней перепалка со своей снохой – теткой Соломией, которая в открытую ссору с бабушкой не вступала, играла в молчанку, вынуждая свекровь сдаться без боя. Так оно обычно и получалось. Запальчивая старушка не могла озлоблять сноху, помня, что между ними есть сироты от первой жены дяди Васи – Петька и Настя. Как бы после ссоры не взъелась на них мачеха. Ну, а куда девать запал  гнева? Где найти разрядку? Вот и спешит баба Уля к нашей маме давать разгон за какое-нибудь упущение. А в осиротевшем доме после смерти отца куда ни глянь, везде были прорехи. Мать покорно выслушивала бабушку, наперед зная, что гроза пройдет, старушка успокоится, посветлеет лицом и пойдет мирный разговор.

В горячую летнюю пору, когда все от мала до велика уезжали на пашню или сенокос и расторопная бабушка успевала управляться на два дома: варила щи, пекла картовницу и яичницу, а к вечеру к моменту возвращения работников с поля, ставила все это в печь для подогрева.

У бабы Ули было немало внучат. Ко всем нам она была доброй и внимательной, но скуповатой на ласку. Я не видел,  чтобы кого из нас она чувственно обняла, посюсюкала и поцеловала. Нет, не в характере бабушки было сюсюкаться с нами. Она всегда была в работе и может потому строгая и взыскательная к нашим шалостям и озорству. Ее доброта к нам проявлялась в том, что она угощала нас вкусными обедами. Это каши: манная, рисовая, пшенная, кисель с урюком и черносливами. Все  это для нас, для внучат, а взрослые ели кашу из дробленной пшеницы. Иногда она доставала из сундука, оставшиеся от тети Феши стопки старых журналов “Нива” и позволяла нам смотреть в них картинки. С наступлением зимы она каждому из нас дарила варежки, связанные  ею на спицах. Иногда в зимние вечера бабушка уводила меня к себе домой с ночевкой. Там вместе с Гринькой, Аннушкой и Наташей мы приставали к бабе Уле с просьбой рассказать сказку. Она рассаживала нас в тесный кружок и начинала говорить про Бову-Королевича, Елену Прекрасную, про Змея-Горыныча. Но с особым наслаждением мы слушали ее сказку о Жихарке. Бабушка немного картавила и в ее произношении слово Жихарка приобретало какое-то мягкое звучание Жихарлко.

Особая дружба у нас началась с бабой Улей, когда я шестилетним ребенком научился уже бегло читать книги, хотя многое в них не понимал. Набожная бабушка, воспользовавшись этим, приходила к нам, усаживала меня за стол, вынимала из узелка книгу “Жития святых” и заставляла меня не торопясь читать. Почувствовав мою усталость, останавливала меня, угощала конфетой или пряником. “Молодец, - подбадривала она, - ты у нас ученым будешь. Вот такой же была и моя покойная Фекла”.

Шли годы. Я учился в сельской школе. Ученье мне давалось легко. Я везде успевал – участвовал в школьной самодеятельности, а по праздникам пел в церковном хоре, читал часы, а однажды на праздник Благовещенья мне доверили даже читать апостола. Бабушке это очень нравилось. Но однажды я неосторожно огорчил бабушку. Начитавшись антирелигиозной литературы, я спросил ее: “Баба Уля, вот у Адама с Евой было два сына Каин и Авель, а где они себе жен взяли? Ведь больше никого еще не было кроме них?” Бабушка задумалась, а потом резко сказала: “А твое какое дело, что ты в божьи дела суешься?”

Учился я уже в Макушинской школе. Шел 1927 год. Приехав домой на каникулы, я с горечью  узнал, что баба Уля скончалась. Я едва успел на ее сорокоуст. Отец Евдоким отслужил на дому панихиду. Перед образами теплились две восковые свечи. Садясь за стол,  все перекрестились. По привычке перекрестился и я. Кто-то из старушек мне заметил: “Ты, парень, наверное комсомолец, а пошто крестишься?”. Я смутился, а отец Евдоким за меня ответил: “Не осуждайте его. Он осенил себя крестом не перед иконой, а перед памятью о бабушке”. После обеда дядя Вася объявил завещание бабушки передать мне ее пуховую перинку и подушку. Меня это до слез тронуло. Я понял, что она любила меня и, умирая, помнила обо мне. Такова была наша баба Уля.

6.02.1991 г.

 

Давайте встретимся с тем, что сохранила моя память, что было давно когда-то и осталось теперь далеко за перевалом прошедших лет. Прошлый раз мы вели разговор о корнях нашего рода по материнской линии, теперь осталось поговорить о корнях по отцовской линии (см. схемы 2, 3, 4, 5).

Мой дед по отцу Алексей Мартемьянович, как и его два брата Степан и Федот, был рожден Ивановичем, но мать его рано умерла, и малолетнего Алексея взял из осиротевшей семьи на воспитание  родной дядя Мартемьян, а затем усыновил его. Подошло свое время, и наш будущий дед сосватал в соседней деревне Полой  себе невесту, Анну Федоровну. Про нашу бабушку говорили, что в молодости она  не обижена была своей внешностью. Веселая, приветливая и общительная, она в замужестве всем пришлась по нраву. Один за другим народились дети: Григорий, Николай, Георгий (по-деревенски – Егор)и Татьяна.

Георгий Алексеевич Подкорытов. Село Дубровное, 1900г.

Поженились Григорий и Николай и Татьяну выдали замуж в деревню Черное. Подошла очередь жениться и моему отцу, но встретились трудности. В пятистенном доме деда стало тесно, семья его теперь увеличилась втрое. Надо было прежде отделить дядю Гришу, а уж потом думать о женитьбе отца. Получилось же совсем по-другому. Вначале родители отца хотели отдать его “в дом” за соседку Настасью, единственную дочь Ивана Наумовича – закадычного друга дедушки Алексея. В свою очередь и к матери присватывались за Василия Кошелева – тоже единственного сына в семье. Казалось бы,  оба брака обещали выгодную перспективу с хозяйственной точки зрения, но этому воспротивились как отец, так и мать, и родители их вынуждены были с этим посчитаться. По настоянию отца срок его женитьбы на маме был ускорен.

Как же могло такое случиться, что дедушка упустил возможность выгодно женить сына на девушке с такой домашностью? Ведь в ту пору в крестьянском быту во всю властвовали домостроевские порядки. Слово родителей было твердо и нерушимо, как закон. Попробуй, ослушайся! Но вышло так, как хотел отец.

В народе говорят, что самая лучшая страна – родина, самая красивая женщина - мать. Так казалось и мне. Мать действительно имела завидную внешность деревенской красавицы. Была она статной и ловкой в  любой работе. Только вот ее миловидное с тонкими чертами лицо немного портили чуть заметные следы от оспы. Но главное достоинство ее было – трудолюбие, что высоко ценилось в крестьянском быту. На таких работах, как сенокос, страда и молотьба, которые, как правило, проводились в складчину с соседями, молодежь старалась показать свою удаль и сноровку в труде и тем заслужить хорошую репутацию. Не знаю, была ли юношеская любовь между отцом и матерью до их женитьбы.  Наверное, была.  Как же без этого?  Видимо и родителям отца тоже по душе оказалась эта работящая и домовитая Даша. Ведь росла она по соседству, на глазах.

Мать часто вспоминала один случай на молотьбе. Это было в последнюю осень перед ее замужеством. Молотили хлеб в складчину несколько семей. Перед началом всех расставили по местам: кого к барабану снопы развязывать, несколько пар – трясти граблями солому, а мама с дедушкой оказались в паре носилки закатывать, т.е. укладывать граблями солому в копны, которые затем молодые парни уносили на носилках в скирды. Поработав некоторое время, дедушка похвалил маму и ушел ворошить зерно, а отец заменил его. Молодая пара до конца дня работала  без устали увлеченно. Не хотелось расходиться. Этот день еще крепче их сблизил и породнил. Мать догадывалась, что это были ее смотрины, и осталось довольна собой, что не ударила в грязь лицом. Она на всю жизнь сохранила в памяти этот день как один из самых счастливых. Бывало, услышит где-нибудь с улицы бытовавшую в то время вот эту частушку:

              Я  не стану к барабану

              Снопики развязывать.

              Стану с миленьким в рядок,

              Носилочки закатывать.

и задумается, потом грустно улыбнется и тихо скажет: “Это точь-в-точь про нас с Егором Алексеевичем поют. Господи, как время-то идет. Давно ли это было!”

Свадьба их состоялась в начале 1897 года недели за три до Великого поста. Семья дедушки теперь увеличилась до двенадцати человек. Нелегко было матери сразу вжиться в непривычную для нее обстановку, стать на равную ногу со старшими снохами, приноровиться к характеру свекрови и всему установленному порядку в доме. Какая бы ни была свекровь, но она оставалась ревностным хранителем вековых семейных традиций. Ослушаться – значит попасть в немилость, навлечь на себя осуждение всей семьи, гнев мужа. Ведь нередки были такие мужья, которые в угоду матушки “учили” непокорных жен уму-разуму кнутом да кулаком.

К счастью, бабушка наша имела добрый, уравновешенный характер. Не было у ней среди снох ни любимиц, ни золушек. Распределение обязанностей между ними и спрос за них были одинаковы.  Вся многочисленная семья питалась с общего котла. Снохи  понедельно, в порядке очереди, “стояли у квашни”, т.е. готовили тесто, выпекали хлеб и под присмотром свекрови готовили к семейному столу весь привар.

Позднее мать недобрым словом вспоминала эти страдные недели: “Кто ей, квашне-то рад был?  Бывало, как подходит твоя очередь, так будто гора на плечи наваливается. Шутка ли выпекать хлеб на такую ораву. А сколько переживаний? Заведешь квашню, да поставишь ее на печку, чтобы тесто поднялось, а за ночь сколько раз встанешь, чтобы помесить его. Потом надо не проворонить, снять квашню и перенести в куть, чтобы тесто не перекисало и не уплыло. А в квашне-то христовой ни много ни мало пуда полтора с гаком. Какой уж тут сон? Бывает еще вдобавок ребенок разъерепенится, убаюкивать его надо. С какими глазами ляжешь, с такими и встанешь. Не дай бог, выйдет неудача, подведут дрожжи, либо опара. За столом не знаешь, куда глаза прятать. Мужики-то наедятся и промолчат, а бабы разве упустят такой случай? Мол, пекла пирожки, а вышли покрышки на горшки. Будто нарочи так делается”.

Со временем удалось дедушке отделить старшего сына - дядю Гришу, а  затем и отца. Дядя Коля остался в родительском доме. Ему по жребию предстояло отбывать солдатчину. Дяде Грише поставили новый просторный дом через коридор на одном дворе с дедушкой, а отцу по сходной цене купили ветхий маленький домишко по соседству на другой улице. Ничего не поделаешь – пока не хватало средств  на лучшее. Здесь во многом сказалась скромность и уступчивость отца. Дед рассчитывал собраться с силами и сообща  переставить этот дом, сделать его просторнее, а также подправить надворные постройки. “Пятачок”, на котором размещалась эта усадьба, был настолько мал, что даже негде было выкроить место для крохотного  огорода. Дед решил так: “Огород наш общий большой, одного на все три семьи хватит”. Зато место бойкое, веселое, а главное – под рукой. Позднее дом пятистенный общими силами отцу построили, а надворные постройки пришлось возводить в одиночку.

К этому времени в семье народилось уже четверо детей: Коля, Лана, Павлуша и Алеха. Молодые родители впервые обрели свой собственный дом, свое хозяйство и, полные свежих сил, приводили в порядок запущенный двор, торопились до наступления зимы закончить  переустройство пригонов для скота. Отец, в свободные от полевых работ дни, запасал строительный лес. Вечерами перед сном обсуждались заманчивые планы на будущее...

Но вот нежданно-негаданно трагически все оборвалось. Случилось это в октябре 1910 года, за месяц до моего рождения. Мать об этом случае рассказывала так: “Осень в ту пору на редкость была  теплая и сухая. До праздника Покрова все отмолотились, бабы со льном управились. Уж так нам хотелось до Казанской собрать помощь, чтобы поставить пригоны, да до зимы скотину в тепло упрятать. Вроде все было на ладу, оставалось два столба из Ракитов по сухости домой переправить. Вот за ними поехал мой Егор Алексеевич, да прихватил с собой старшего-то парня. Первый столб хорошо подняли и уложили. Стали второй поднимать, тут  стяжок обломился, бревно покатилось, сшибло с ног  Егора Алексеевича и упало ему прямо на грудь.  Малой-то не растерялся, сумел стяжком приподнять бревно и ослобонить отца, а потом выбежал на дорогу и давай кричать. На ту пору погодились два парня Данила Петровича. Они подняли и уложили моего мужика в свой ходок и во весь дух айда домой. Привезли его, а он родненький еле дышит, грудь-то его вся помята, изо рта кровь сочится. Я вся перепугалась и как дурная реву. Увезли моего мужика в Моршихинскую больницу (это  20 верст от Дубровного), а на восьмой день пришла оттудова горькая весточка – “Ваш хозяин скончался”. Вот и закатилось мое ясное солнышко. Похоронила я навсегда свое счастье и радость свою короткую. Осталась я горемычная с малыми детушками одна-одинешенька, а они один другого меньше – старшему-то одиннадцать годиков, а с пятым осталась в тягостях. Теперь везде надо поспевать одной: и в поле, и дома. Когда они еще поднимутся. Вот так и живу, и бьюсь как рыба об лед”.

Р.S. На этом сделаем передышку. Позволит здоровье и время – продолжим нашу беседу. С приветом папа.

6.05.1991 г.

 

Получил от тебя письмо, большое спасибо. Очень рад, что твои настоятельные поиски в областном архиве увенчались успехом – нашлась историческая  запись, свидетельствующая о дате рождения моего отца, а твоего дедушки Георгия Алексеевича. Представляю твое душевное состояние при встрече с этой находкой. Ведь акт крещения состоялся 113 лет тому назад. И никто из потомков отца не прикасался к этому документу. Этой чести удостоилась ты.

О возрасте матери я имел представление по ее рассказам. Она говорила, что овдовела 33-х лет, а отец умер 10 октября 1910 г (по старому). Если мать и ошибалась, то наверно не более чем на год раньше или позднее.

Хорошо бы по найденному следу к отцу отыскать заросшую тропочку к матери моей, а твоей бабушке Дарье Андреевне. Имя ей дано было при крещении в честь Дарьи Великомученицы, что отмечалось 19-го марта. Как я уже говорил, что родился после смерти отца 22 ноября (по старому), поэтому личность его представляю по рассказам матери и старших родственников. Он был среднего роста, плотного телосложения. Отличительными чертами его характера были исключительная доброта и кротость. В общении с людьми, как говорили, он, и мухи не обидит. Был большой шутник и юморист.

Мать по характеру была более волевая и, судя по рассказам современников, занимала лидерство в семье. Она была абсолютно неграмотной, но одарена исключительной памятью. У ней  какое-то было особое восприятие мира. Окружающая нас природа сотворена богом, ее надо беречь. Каждая березка, каждая былинка в поле чувствует так же радость и боль, как живой человек. Вообще образ матери – это большая тема для разговора. Она меня любила. Может быть потому, что я был меньший в семье и наречен был именем отца. Был я мальчишкой, а она вела со мной беседы как со взрослым. Будто бы в беседах со мной она отводила свою душу от всего тяжкого, что легло на ее долю.

5.10.1991 г.

Лана, Лана, Ланушка…

Как и все мои земляки, я любил частушки, знал их очень много и пел с удовольствием. Бывало едешь на свою пашню за пять, шесть верст и запаса  моих частушек (все разных) с избытком хватало на всю дорогу. Конечно, многое со временем забылось, но и  теперь в свои восемьдесят лет не менее сотни частушек храню в своей памяти.

Особым даром исполнения частушек славилась моя старшая сестра Евлампия, на селе все звали ее просто Лана.

                        Лана, Лана, Ланушка,

                        Веселая головушка

                        Песню звонкую пропой,

                        Мое сердечко успокой.

Так певали о ней деревенские парни. Далеко в поля летел ее озорной, чистый  голос:

                            Кукареку-петушок

                                                Залетел на ставешок,

                                                У миленка нет портянок

                                                Доведется драть мешок.

                        Завивала Паше кудри

                        На его головушке,

                        Чтобы девушки любили

                        На чужой сторонушке.

                                                Рекрута – рекруточки,

                                                Ломали в поле прутички.

                                                Вдоль дорожки ставили,

                                                Любили, да оставили.

                        С неба звездочка упала

                        Прямо милому в штаны.

                        Пусть горит там, что попало,

                        Лишь бы не было войны.

                                                Знаю, знаю, где ведерочки,

                                                Не знаю, где вода.

                                               Знаю, знаю, где миленочек,

                                               Не знаю, где судьба.

Очень жаль, мало пожила Ланушка. Сохранился лишь единственный, любительский фотоснимок, выполненный незадолго до ее ухода из жизни. Умерла она на  тридцать пятом году от крупозного воспаления легких. Брак ее был несчастливым. Не оставила деток. Единственный ребенок умер еще при ее жизни в младенчестве.

Приветливая, редкой доброты и щедрости женщина – Лана в моем сиротстве заменила мне мать. Ты, Лида, обликом своим мне очень напоминаешь ее.

Всю жизнь бережно храню память о ней. В душе звучит ее чистый голос, наполненный радостью:

                        Песня звонкая моя,

                        Сегодня тихая заря,

                        Сегодня тиха зоренька,

                        Услышит чернобровенький.

Послесловие

Воспоминания о сестре Лане взяты с магнитофонной ленты – последней записи голоса моего отца 17 ноября 1991 года. Через два года – 6 мая 1993 года на 83-м году угасла его жизнь. За две недели до этого печального события – 23 апреля того же года в семье его внука, моего сына Дмитрия Подкорытова, загорелось солнышко новой жизни – жизни правнука Максима.

Письма отца пробудили интерес к роду Подкорытовых, Урванцевых, привели меня в областной архив. Там, в записях метрических книг Спасо-Преображенской церкви сел Дубровного, Сретенской церкви Моршихинского села – судьба моих предков по линии отца. Найдена, изучена пока только малая часть:

10 января 1803 года – Исход моей пра-пра-пра-пра-прабабушки Татьяны  Шанауровой. ГАКО, ф.235, оп.6, д.6, л.243.4 сентября 1806 года – Бракосочетание моего пра-пра-пра-прадеда Андрея Пьянкова  с Параскевой Еремеевой Шанауровой. ГАКО, ф.235, оп.6, д.6, л.281.5 января 1807 года – Рождение моего пра-пра-прадеда Василия Андреевича Пьянкова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.10, л.271.19 февраля 1815 года – Бракосочетание моего пра-пра-прадеда Герасима Подкорытова с Татьяной Комогорцевой. ГАКО, ф.235, оп.6, д.18, л.224.17 августа 1818 года – Исход моего пра-пра-пра-прадеда Георгия Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.21, л.227.26 марта 1818 года – Рождение моего пра-прадекда Ивана Герасимовича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.21, л.209.13 февраля 1823 года – Исход моего пра-пра-пра-прадеда Афанасия Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.26, л.216.27 августа 1826 года – Бракосочетание моего пра-пра-прадеда Василия Андреевича Пьянкова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.29, л.236.13 апреля 1836 года – Бракосочетание моего пра-прадеда Ивана Герасимовича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.37, л.432.

10. 2 августа 1836 года – Исход моего пра-пра-прадеда Афанасия Матвеевича Жовлакова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.37, л.439.

11. 1841 год – Бороздины в духовных росписях Арлагульской Вознесенской церкви села Менщикова. ГАКО, ф.159, оп.1, ед.хр.2, л.327.

12. 22 сентября 1841 года – Бракосочетание моего пра-прадеда Терентия Васильевича Пьянкова с Еленой Ивановной Бороздиной. ГАКО, ф.235, оп.6, д.45, л.129-130.

13. 10 марта 1843 года - Рождение моего прадеда Алексея Ивановича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.49, л.296-297.

14. 25 декабря 1849 года - Рождение Стефана, родного  брата  моего прадеда Алексея Ивановича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.6, д.6, л.385;  Сын Степана Ивановича Подкорытова – Иван в 1909 году в селе Дубровном Могилевской волости Курганского уезда был ямщиком (28, с.151-152).

15. 20 декабря 1853 года – Рождение моей прабабушки Ульяны Терентьевны Урванцевой, урожденной Пьянковой. ГАКО, ф.235, оп.6, д.77, л.13-14.

16. 19 мая 1861 года – Бракосочетание моего прадеда Алексея Ивановича Подкорытова  с  Анной Федоровной Першиной. ГАКО, ф.235, оп.6, д.102, л.1103-1104.

17. 10 января 1877 года – Рождение моего деда Георгия Алексеевича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.2, д.189, л.507-508.

18. 23 января 1877 года – Бракосочетание моего прадеда Андрея Захаровича Урванцева с Ульяной Терентьевной Пьянковой. ГАКО, ф.235, оп.2, д.189, л.537-538.

19. 15 февраля 1878 года – Рождение моей бабушки Дарьи Андреевны Подкорытовой (урожденной Урванцевой). ГАКО, ф.235, оп.2, д.198, л.216-217.

20. 3 июня 1887 года – Рождение Феклы – родной сестры моей бабушки Дарьи Андреевны Урванцевой в замужестве Подкорытовой. ГАКО, ф.235, оп.3, д.82, л.17-18. Фекла Андреевна Урванцева была очень одаренной:“...старательную и очень способную девочку отправили на учебу в Курган за казенный счет, т.е. на стипендию. В то время были такие случаи, хотя и редкие, когда сельские учителя и духовенство продвигали своих воспитанников продолжать их учение. Конечно, это касалось исключительно способных учеников”. ( из письма моего отца Г.Г.Подкорытова от 16.05.1989 г.) После окончания второклассной женской школы она работала учительницей в д.Балакульская Елошанской волости (28, с.129). В 1913 году она уже работает учительницей в селе Головинском, Падеринского прихода, Кривинской волости (30,  с.20).

21. 25 января 1898 года – Бракосочетание моего деда Георгия Алексеевича Подкорытова с Дарьей Андреевной Урванцевой. ГАКО. ф.235, оп.3, д.207, л.36-37.

22. 4 декабря 1898 года – Рождение родного брата Николая моего отца Георгия Георгиевича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.3, д.207, л.29-30.

23. 8 октября 1900 года – Рождение родной сестры Евлампии (Ланы) моего отца Георгия Георгиевича Подкорытова. ГАКО. ф.235, оп.3, д.244, л.31-32.

24. 17 февраля 1907 года – Рождение родного брата Алексея моего отца Георгия Георгиевича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.3, д.349, л.584-585.

25. февраль 1910 год – Исход годовалой сестры отца Анечки.  ГАКО, ф.235, оп.4, д.86, л.617-618.

26. 9 октября 1910 года – Исход моего деда Георгия Алексеевича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.4, д.86, л.636-637.

27. 22 ноября 1910 года – Рождение моего отца Георгия Георгиевича Подкорытова. ГАКО, ф.235, оп.4, д.86, л.596-597.

28. Адрес-календарь и справочная книга торгово-промышленных фирм    г.Кургана и его уезда Тобольской губернии.- Курган, 1909. С.129.

29. Там же. С.151-152.

30. Справочная книга Тобольской епархии к 1 сентября 1913 года.- Тобольск. 1913. С.20.

Источник: http://www.kurgangen.ru/History%20of%20Kurga/Lebyagie%20region/Dubrovnoe/Iz%20pisem/