Общие сведения: 192-й пехотный запасный полк.

192 пехотный запасный полк стоял на месте лагерной стоянки 2 гренадерского Ростовского полка на Ходынском поле. Тут же стояли запасные полки других дивизий. Всеми запасными частями командовал генерал Сила Новицкий. Бравый и строгий старик, наводивший панику на весь строевой состав своими приказами и требовательностью к службе. Одновременно со мною стали съезжаться кадровые офицеры из других полков нашей дивизии. Предположено было, что 1-ый баталион будет готовить пополнения для Эриванского полка, 2-ой — для Грузинского, 3-ий — для Тифлисского и 4-ый — для Мингрельского.

 

Сообразно с этим, офицеры дивизий и были распределены по баталионам. Мой командир баталиона, полковник Пильберг, был на излечении в Евпатории после тяжелого ранения в грудь, полученного под Влодавой, и на-днях ожидался его приезд. Помню, как сейчас, как, выйдя после обеда из офицерского собрания, я встретился с ним на главной аллее полкового парка. Помню потому, что, указывая на висевший у него на груди орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия, он произнес: "Поздравляю тебя с белым крестиком; твой Георгий, наконец, прошел, я сам читал приказ в штабе армии. Действительно, на другой день за обедом была получена телеграмма из полка от командира и офицеров, поздравлявших меня с высокой боевой наградой. Полковник Пильберг снял свой крест и, приколов его к моей груди, сказал, указывая на зеркало: "Пойди, посмотри на себя". Трудно передать всю гамму ощущений, переживаемую каждым офицером при волшебном прикосновении к груди маленького "беленького крестика", который был затаенной мечтой каждого офицера Российской Императорской Армии. Мечта сбылась.

Крест, за обладание которым безтрепетно умирали тысячи героев, был на моей груди. Какое счастье!

Формирование запасных полков по новому принципу, — каждая полевая часть имеет свой запасный баталион, в который она выделяет кадр для обучения поступающих пополнений; обученные контингенты направляются на фронт в ту часть, от которой выделялся кадр, нашло осуществление в средине 16-го года, продиктованное самой жизнью.

До тех пор только гвардия имела свои запасные баталионы, что давало ей громадное преимущество перед прочими армейскими частями. Разница была в следующем. Вышедшие на войну полки в подавляющем большинстве имели прекрасно обученный, а главное воспитанный контингент солдат. В то же время, когда все полки походили внешне друг на друга однообразной выучкой, дисциплиной и проч., каждый полк все же имел свою определенную физиономию в силу различных условий жизни на громадной территории Российской Империи и исторически сложившихся полковых традиций. Солдат за трехлетнее пребывание в полку научался любить свой полк, гордиться своими полковыми отличиями, знакомился с краткой историей полка, привыкал к своим начальникам и нередко... потом... в минуту грозной опасности преданность своему офицеру запечатлевал своею кровью. Таков был кадр армии, который на войне расценивался на вес золота. Чем больше в роте оставалось кадровых солдат, тем устойчивее была рота, тем увереннее был ротный командир.

Но современная война требовала громадных жертв людьми. Стоило только пехотному полку попасть в бой, как за одни сутки, иногда даже за несколько часов менялась физиономия полка. Уже в 14 году редко можно было встретить полк, не переменивший свой состав хотя бы раз.

На место кадрового состава, по мере его убыли, вливалось пополнение. Первое время полки пополнялись запасными, элементом, прошедшим ту же школу, но, будучи собранным из разных частей, приносившим и разную закваску, а главное, запасные были меньше дисциплинированы. Когда изсяк запас, а для нашего полка это случилось 20 Ноября, когда мы под Сохачевым получили последнее пополнение сибиряками, пополнения стали присылаться из вновь призванных под знамена. Последние представляли подчас прекрасный, но необработанный материал. Заниматься с ними было некогда. Шли бои. Узнать, а тем более изучить своих солдат было чрезвычайно трудно, лица менялись, как в калейдоскопе, да и солдатам трудно было привыкнуть к незнакомому офицеру.

 

Что касается кадрового состава, выбывавшего из строя, в силу ранений или болезней, то на возвращение их в полк по выздоровлении разсчитывать не приходилось, так как воинские начальники, составляя маршевые роты, отправляли их в ближайший район, не принимая вышеизложенных соображений во внимание. Благодаря такой ненормальности в реэвакуации, можно было наблюдать такие нежелательные явления: как только кадровый солдат узнавал, что по близости его часть, он исчезал и шел на свой страх и риск присоединяться к своим. Этим же пользовался и худший элемент для того, чтобы "поболтаться" якобы в поисках своей части и оттянуть время. А таких случаев были тысячи.

Нужно заметить, что офицерство весьма снисходительно относилось к таким "перелетам", не редко отпуская отличных солдат в их части, и тому были свои причины. Для яркости приведу два особенно характерных примера.

Однажды, обходя окопы, я прислушался к солдатскому разговору. Разсказывал гренадер-пулеметчик, и я сразу понял, что разсказ его относится к какому то другому полку, в котором он служил раньше. Разсказ был безхитростно простой, но хватал за душу. Вот что примерно он говорил: "то было еще в самом начале войны, когда мы пришли на германский фронт целым полком. Ну, и жестоко тогда дрались; мы лежим цепью и он лежит, мы стрельнем и он, никому нельзя подняться. Наш поручик залез на халупу с пулеметом. Глядь, а тут же за цепью его батарея- совсем близко, каждого человека прислуги видать. Уже мы установили пулемет и доску стали одну выламывать, чтобы удобнее, значит, резануть, да германец нас заметил, да как даст по ха-лупе картечью, так мы и скатились оттуда с пулеметом. А нашего поручика на месте убило, так ему все это место разворотило". При этом он, повидимому, указал на какую-то часть тела. "Ну, а что же дальше, чья взяла", раздались вопросы. "Так пролежали мы до вечера", продолжал разсказчик, "вдруг наши подхватили: "ура!", да "ура!" и прямо на немца... Ну, где там... так и смяли, и батарею ихнюю забрали, а потом, подумав немного, добавил: "а да и люди какие все были, — "действительные". А другой раз довелось мне выйти германцу во фланг. Я тогда с двумя пулеметами за старшего был. Ползем мы потихоньку на горку и пулеметы и катушки за собой тянем, и как вылезли на ту самую горку — смотрим, а под леском его батарея, все полностью четыре орудия. У меня аж сердце забилось — во как. Страсть захотелось орудия те забрать.

Приказал я наводить и прицел взял. Открыли мы, значит, огонь, а он на нас орудия тоже стал поворачивать, да как жарнет, как жарнет. Второй очередью прямо во второй пулемет мой... Людей и пулемета как не бывало. Тогда ухватил пулемет я сам и пошел их косить, я режу, а они за щиты прячутся и стрелять перестали. А тут наша пехота из лесу выходит, и забрали мы батарею. За это дело получил я сразу третьей степени".

Помню, я пришел в восторг, вызвал его из землянки, спросил, в каком это было полку и его фамилию. И то и другое он мне назвал, но к великому сожалению, записав его фамилию, я не только не сохранил его имя, так как книжка погибла со всеми моими вещами на перегоне "Екатетеринодар-Новороссийск" в 20 году, но постепенно забыл я название полка; и если мне не изменяет память, эти блестящие эпизоды должны были украсить страницы истории "96 Красноярского" полка.

Когда, недели через две, мне передали, что доблестный пулеметчик бежал в свой полк, я нисколько не удивился; мне было понятно, что его тянет в свою семью, где у него уже есть имя; такие солдаты в каждом полку держатся в почете, а в новом полку еще нужно себя показать; а когда представится случай? Да, и для полка важно, не выпускать солдата, вписавшего такую красивую страницу в его историю.

Другой случай произошел с гренадером моей роты, Афониным. Афонин не был кадровый солдат. В глуши Новгородской губернии вырос этот русский богатырь. С маршевой ротой он пришел в полдень достопамятного дня 9 Декабра 14 года и уже ночью участвовал в печальной памяти атаке переправившихся через Бзуру немцев. Партия ополченцев, с которой пришел Афонин, была совершенно не обучена, но никого из них это не смущало. Они только спрашивали меня: "А Псковские за нас". "Ну, и прислали же людей", думал я, что буду я с ними делать". Ночью, в тот же день я вел их в атаку и... половина их легла. Тогда же в голову был ранен и Афонин, но категорически отказался оставить строй и получил Георгия Это его так подбодрило, что он скоро стал выдающимся гренадером. Их было в роте два гиганта-кавалера. Он и сибиряк доброволец Дерендяев, эта пара была везде первой. У них между собой шло соревнование, когда, бывало, на поход подходили к реке или болоту, каждый старался первый меня подхватить, чтобы перенести, не дав ступить в воду. Когда был ранен я, Дерендяев перенес свое отеческое попечение на моего брата и был тяжело ранен той же пулей, которая сразила моего брата в бою 3 Августа 15 года под Влодавой. Много раньше был ранен вновь, но уже серьезно и Афонин и как в воду канул. И только когда я вернулся в полк уже без руки и принял 5 роту, я вновь встретился с этим героем. Вот что разсказал он: "Как я выписался из лазарета, попал я на пополнение в 16 Сибирский стрелковый полк. В это время наш полк находился в отступлении. Каждый день все идем да идем. А германец все напирает. Один раз совсем наш полк сбили. Один я в окопе остался; я все лежу и стреляю, все равно не убежать, совсем близко германцы, и офицер их на меня шашкой машет. А я все одно стреляю, даже интересно, как прицелишься — он и падает, не знаю попадал я, или они нарочно падали, только вдруг и меня что то сильно ударило в шею; я только подумал: ну, и моя смерть пришла. Когда я пришел в себя, смотрю никого нет, они значит решили, что я мертвый, а я весь в крови и так меня мутит и глаза слипаются... Посмотрел я, и их лежит тоже масса, я и пошел понемногу... понемногу... и зашел в лес; до вечера просидел там, я ночью еле-еле до своих добрался, а как и сам не знаю. Бог помог... Наверное и у них беспорядок бывает, что меня пропустили. Только и до сих пор у меня голова побаливает и шею повернуть совсем не могу.

При этом Афонин снял с головы папаху и я увидел рубленую рану на голове, шея же была прострелена пулей. Очевидно, когда он свалился от раны, полученной в шею, его старались мимоходом добить.

Но такого богатыря "мало убить, его надо еще свалить", а на это у немцев не было времени.

"Ну, а когда ты опять вернулся в роту?", спросил я. "Так что, Ваше Благородие, я попал в 8-ой Эстляндский полк, а там узнал, что и наш полк тут, — я и убег. Да, уж нет старых солдат совсем, повыбило верно", закончил свой рассказ Афонин.

Когда же война приняла затяжной характер и ни офицерских, ни солдатских кадров не хватало, когда в запасных батальонах появились необученные, вновь испеченные, прапорщики и "необученный народ", пополнения стали приходить в полки невооруженными. Тут сказалось все: безразличие и отсталость командного состава запасных частей, ибо в большинстве случаев запасными баталионами командовали или отставные, или устроившиеся в тылу — "убоявшиеся боевой действительности", а потому не имевшие необходимого опыта для ведения сложного современного боя.

Полная безграмотность в военной деле вновь испеченные прапорщики, которые не могли ничему научить солдата, даже если бы и хотели, а самое главное, не умели к нему подойти. И наконец, самое главное, катастрофическое, отсутствие винтовок как для обучения, так и для вооружения маршевых рот. Все вышеперечисленное заставило власть имущих согласиться на организацию гвардейских запасных баталионов. А там был порядок следующий все раненые офицеры и солдаты из госпиталей прибывшие в свои запасные гвардейские баталионы.

Действующие полки вели учет всем офицерским и солдатским кадрам, назначая тех и других по степени ранения или по иным соображениям в кадр или переменный состав, соблюдая во всем очередь и последовательность. Офицеры и солдаты гвардейских запасных частей знали, что они готовят людей для своего родного полка, а потому вкладывали максимум энергии, весь приобретенный опыт и свои знания для наилучшей подготовки пополнений. В этом отношении все гвардейские запасные части вели между собой соревнование.

И в результате достаточно было взглянуть на маршевую роту гвардейского запасного батальона и на такую же из обыкновенного армейского, чтобы увидеть равно бросающуюся в глаза разницу решительно во всем. Благодаря своим запасным батальонам, наша гвардия имела всю войну однообразно обученных солдат, поддерживала в своей среде старые традиции и дух и несли со своими знаменами решительный успех там, где появлялась.

Потому нам, армейцам, такое нововведение нельзя было не приветствовать, и хотя оно пришло с большим запозданием, но время еще было, и многое можно было улучшить и исправить.

Означенное событие совпало с знаменитым наступлением армий Юго-Западного фронта генерала Брусилова на нашем театре и славной обороной Вердена на французском. Оба эти фактора показывали, что перелом в войне уже наступил явно в нашу пользу, придавая нам еще большие силы и уверенность в победе.

В такой обстановке в средине лета 1916 года закипела интенсивнейшая работа на пользу Армии и родного полка. Все сознавали, что грядущая весна положит конец войне, были уверены в победе и деятельно к ней готовились. Но как ни сильны были побудительные причины, заставлявшие энергичней работать, все же на каждом шагу приходилось встречать много препятствий, тормозивших дело: наш 1-ый баталион имел только на двух ротах своих кадровых офицеров, двумя другими командовали офицеры чужих частей; 3-х линейных винтовок было до смешного мало, напр., у меня в роте на 360 человек их было всего 18, остальные были или французской системы "Гра", или какой-то итальянской допотопной системы, к тому же без затворов, Бог весть какими судьбами попавшими в наши арсеналы. Не было ни ручных гранат, ни ракет, чтобы каждый мог наглядно познакомиться с их употреблением и действием. Вместо ручных гранат бросали колотушки, имевшие форму гранат "Новицкого"; что же касается остального, то оно объяснялось на словах.

Долгое время не было даже "городка". Наконец в Сентябре построили маленький "городок", но самого примитивного устройства, напоминавшего наши окопы начала 15-го года. Ни блиндажей от тяжелых снарядов, ни лисьих нор, ни даже щелей -последней новости фортификации — для укрытия накапливающихся частей, предназначенных для атаки современной укрепленной позиции, не было. Благодаря отсутствию последних, обучение атаке волнами не было столь показательно. Все эти шероховатости объяснялись отсутствием материальных средств, но для Москвы и того громадного количества людей, проходившего курс обучения, какое находилось на Ходынском поле, все вышепоименованные пособия были буквально необходимы, хотя бы на весь лагерь в единственном числе. Тогда войска, прошедшие предварительную подготовку, могли бы попеременно ознакомиться с современной "атакой и обороной" в том виде, в каком она применялась на фронте.

Не взирая на все трудности, встречавшиеся в работе, мы все же не могли быть уверены, что наши маршевые роты, над которыми мы так работали, попадут в наши полки. Два раза наши маршевые роты попали в совершенно другие дивизии. И почти все попадали на какой-то промежуточный пункт, где они долго обыкновенно держались и успевали разбалтываться к моменту прибытия в полк.

Что касается личного состава отправлявшихся маршевых рот, то офицерская его часть лучше всего характеризовалась тем, что по прибытии в действующие части всех молодых прапорщиков отправляли на дополнительные армейские курсы, где их основательно доучивали; солдаты тоже не попа-дали сразу на позицию, а отшлифовывались в 4-м баталионе каждого полка, находившемся обыкновенно в ближайшем тылу и имевшем свой постоянный кадр. В полках 4 баталион назывался запасным.

В 16 году уже начинало бросаться в глаза, что на укомплектование частей приходит все более и более слабый элемент. Если приходил молодой возраст, то это были те что по слабости здоровья имели разные отсрочки и их внешний вид говорил сам за себя. На занятиях многие падали, не вынося долгой непривычной работы. Если приходили здоровые люди физически, то лета их значительно превышали средний возрастной коэффициент военно-служащих- и им тоже было тяжело, а с ними еще тяжелее ротным командирам, ибо в большинстве это все были тяжкодумы. Пока это ему втолкуешь. Каждая маршевая рота обыкновенно имела взвод еще из третьей категории лиц, обыкновенно вполне здоровых, побывавших уже на фронте и по тем или иным причинам эвакуированным. Это был самый безпокойный элемент. Занималися они неохотно.., мы уже все это проходили", отвечали они обыкновенно учителям, и с ними буквально приходилось вести борьбу.

Целые шеренги этой категории стаивали под ружьем за антидисциплинарные поступки, а наиболее упорные сидели и по карцерам. Что же касается политических настроений, то с уверенностью могу сказать, что общая масса была к ним вполне инертна, но мира желали все и совершенно безразлично на каких условиях, ибо в понятии большинства было: до нас не дойдут, мы Пермские, другие же — Подольские, Киевские, Рязанские, Тамбовские- считали: "повоевали и буде".

Такой то материал после 6-ти недельной подготовки одевался в малюскиновую шинель, под которую неизменно поддевалась стеганная безрукавка, получал папаху, пару сапог, 2 смены белья, а из снаряжения — брезентовые подсумки, сухарный и "богомольский" мешок..... и, глядя на серую массу маршевой роты, без винтовок, не имевшую уже былого воинского вида, невольно думалось: Армии уже нет. Вот он Русский вооруженный народ.